АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Эффективность. Как долго длится прививочный иммунитет?

Как долго длится прививочный иммунитет? Приятно говорить о том, что «курс вакцинации обеспечивает формирование специфического иммунитета против дифтерии более чем у 95%»[427], но данная цифра ничего не стоит, если через краткий срок этого иммунитета уже не обнаруживается.

Напомню, что этот «курс вакцинации» — три прививки, каждая с ртутью, формальдегидом и алюминием и с отсроченными эффектами, которые никогда не изучались. Ответить на вопрос о длительности вакцинального иммунитета недавно пробовали в тщательно прививаемой Швеции, где был изучен уровень антитоксина в сыворотке крови у 457 детей в возрасте 6,10 и 16 лет.

Все эти дети получили три дозы анатоксина в младенческом возрасте, а шестнадцатилетние — еще одну дозу в возрасте 10 лет, вместе со столбнячным токсоидом. Уровень ниже считающегося защитным 0,01 МЕ/мл имели 15% шестилетних детей, 48% (!) десятилетних и 24% шестнадцатилетних. После того как все дети получили дополнительную прививку, «защитным» уровень стал у 97%. «Системные реакции были малочисленными и умеренными. Местные реакции почти не имели клинического значения»[428].

Таким образом, каждый шестой-седьмой шестилетний и почти каждый второй десятилетний не были, по прививочным меркам, защищены. Это подтверждают и российские прививатели: «По данным одного исследования, иммунитет утрачивается через 1 год у 10% детей, через 3-13 лет — у 67% и через 14-23 года — у 83%. В других исследованиях было показано, что через 1 год после введения трех доз АКДС-вакцины иммунитет утрачивали от 25 до 37% детей или титры антител снижались в 4-5 раз»[429].

Значит, прививки требуются снова и снова... Но сколько же их на самом деле требуется, чтобы считать себя защищенным? Да и эффективны ли прививки вообще — не в образовании антител, а в реальной защите от дифтерии?

Хотя в СССР иммунизация детей дифтерийным анатоксином, включавшая в себя три прививки, была объявлена обязательной еще в 1940 г., не похоже, судя по данным российских авторов, чтобы это привело хоть к сколько-нибудь существенным результатам.

Мало того: «Повторные ревакцинации в 4 и 8 лет в СССР были введены в 1947 г., однако эти меры существенно не повлияли на заболеваемость, так как прививки проводились не повсеместно»[430].

Если бы авторы здесь уточнили, что это не повлияло на заболеваемость в тех местах, где прививки не проводились, то в этом была бы логика.

Однако если ни вакцинации, ни ревакцинации никак не влияют на заболеваемость во всей стране до тех пор, пока прививки не становятся «повсеместными», то единственный возможный здесь логичный вывод, что прививки не обеспечивают никакой защиты, а тогда и нет никакого смысла добиваться их “повсеместности”[431].

Заболеваемость дифтерией составляла в СССР в 1939-1940 гг. 114-117 человек на 100 000 населения. В 1955 г. этот показатель равнялся 93».

Сравните это с показателем 30 (!) в большинстве северных и центрально-европейских стран в 1938 г. без прививок и с показателем 3 в США, при, лишь 50%-м «охвате» детей прививками от дифтерии[432]. Само собой разумеется, единственно возможный вывод вакцинаторов:

«Основная причина этого заключалась в недостаточном охвате прививками детского населения...»[433]

Однако когда «охват» оказывался достаточным и даже более чем достаточным, и при этом привитые все равно заболевали, на помощь приходили всякие вредоносные факторы, мешавшие прививкам выполнять их благородное предназначение.

Вот, например, что повествуется о вспышке дифтерии в Керчи, продолжавшейся с октября 1959 по конец марта 1960 г. Сообщив, что было зарегистрировано 200 заболевших и 381 бактерионоситель (двое заболевших в самом начале вспышки умерли), авторы начинают выкручиваться:

«Анализ качества противодифтерийных прививок у 143 заболевших детей показал, что больше половины из них были привиты неполноценно»[434].

Итак, из 200 заболевших как минимум 143 были привиты (как минимум — потому что не указывается, все ли 200 заболевших были дети; возможно, было 20-30 привитых взрослых?). Недурной же показатель эффективности! Но что такое «неполноценно», кто это определил и как? Это недополученные прививки? Это неправильно проведенные прививки — например, просроченной вакциной? Нет, это совсем другое! Самому сметливому читателю ни за что не догадаться, как связаны «качество противодифтерийных прививок» и те объяснения, что следуют дальше: «Для выявления причин, которые могли бы оказать влияние на снижение прививочного иммунитета, нами была проанализирована заболеваемость детского населения города различными другими инфекциями на протяжении последнего года. При этом оказалось, что вспышке дифтерии предшествовало начало подъема заболеваемости корью, скарлатиной и ангинами. Клиническое течение дифтерии характеризовалось большим количеством токсических и субтоксических форм на протяжении всей вспышки (свыше 30%). Кроме того, обращал на себя внимание значительный процент ранних осложнений в виде миокардитов, в том числе у больных катаральной и локализованной формами дифтерии. Учитывая, что среди заболевших преобладали дети, привитые против дифтерии, столь тяжелое клиническое течение заболевания, с одной стороны, по-видимому, следует объяснить, особенностями возбудителя, с другой стороны, возможно, это было результатом проявления гиперергической реакции организма заболевших. В этом отношении обращает на себя внимание значительное распространение во время вспышки стрептококковых инфекций (скарлатины и ангин), которые, по данным ряда авторов... могут обладать выраженными сенсибилизирующими свойствами. Кроме того, необходимо иметь в виду возможность синергизма возбудителей...»[435]

Конечно, вся эта пустая наукообразная болтовня об «особенностях возбудителя» и «синергизме возбудителей» (прямо-таки заговор против вакцинаций! Жаль, к ответственности привлечь некого...) призвана была скрыть факт позорного провала прививок. В самом деле: если ты был привит, а потом переболел чем бы то ни было, хоть черной оспой, но впоследствии не заразился дифтерией, то все ясно: тебя привили правильно. Если же после прививки тебя угораздило заболеть дифтерией, то на помощь вакци-наторам своевременно приходят «синергисты» — разные ангины-скарлатины, которые превращают прививки в «неправильные», а с таковых законно и спросу нет. Вот более позднее сообщение, упорно гнущее ту самую универсальную линию «правильных» и «неправильных» прививок (читатели помнят ложную и истинную оспы Дженнера?): «Летальные исходы чаще отмечались у детей, которым не была сделана прививка или сделана неправильно. По данным Т. В. Дурасовой, за последние 12 лет показатели летальности составили у детей с правильной прививкой 1,9%, не имевших прививки — 5,2%, а с незаконченными прививками — 5,8%»[436].

Однако оставим пока что прививочную «неправильность» со всеми ее очень свободными толкованиями в стороне. Если эти цифры верны, то напрашивается вывод, что лучше вообще не делать прививок, чем делать их, а потом «не закончить». И что такое, интересно, «незаконченные»? Что помешало их закончить? Сама случившаяся дифтерия? Болезни, которые ребенок получил после первых прививок? Быть может, этих детей вообще нельзя было прививать — они изначально были слабыми и больными, а их начали прививать и довели до такого состояния, что закончить нельзя было уже при всем желании, не рискуя немедленно отправить ребенка в могилу? И именно вследствие сенсибилизации «незаконченными» прививками к дифтерийному токсину дети стали более подверженными этой болезни? Ответов на эти вопросы нет, а без них все рассуждения о большей или меньшей заболеваемости и смертности у привитых или непривитых не стоят и выеденного яйца. Могу также высказать предположение относительно меньшей смертности у «правильно» привитых — дети оставались здоровыми, несмотря на полученные дозы вакцин, что и позволило закончить курс прививок. Скорее всего, эти же самые дети остались бы здоровыми и не заболели бы дифтерией и без всяких прививок, как это традиционно было в большинстве эпидемий в допрививочную эру.

«При изучении причин заболеваемости детей, имеющих прививку, отмечено, что перенесенные после прививок различные инфекционные заболевания снижают иммунитет к дифтерии. Следует подчеркнуть, что причиной летальных исходов у детей, получавших прививку, является перенесение каких-либо из инфекционных заболеваний. Поэтому изучение напряженности противодифтерийного иммунитета должно проводиться у каждого привитого после перенесения инфекционного заболевания, особенно кори, гриппа и т.д.»[437]

Известно, что сами прививки подавляют на немалый срок функции иммунитета (об этом я писал в главе «Прививки: основные проблемы»). Значит, получив прививку, ребенок рискует теми «различными инфекционными заболеваниями», которые сделают ее неэффективной. Получается замкнутый круг. Без прививок, согласно заявлениям их адвокатов, невозможно защититься от дифтерии, а сами прививки увеличивает шанс заболевания, которое сведет на нет все прививочные блага и сделает дифтерию потенциально смертельной, не говоря уже о возможности заражения, на фоне серьезно расстроенного иммуннитета, другими, более «приятными» болезнями, нежели дифтерия. Что же касается необходимости изучения «напряженности иммунитета» привитого после перенесения любого инфекционного заболевания, то ясно, что с экономической точки зрения это утопия, если не сказать откровенная чушь, не заслуживающая даже обсуждения. Весь бюджет здравоохранения должен был бы уходить на одни серологические анализы. Единственным приемлемым методом массового скрининга является проба Шика, известная своей неточностью «в каждом отдельном случае» и сама по себе лишний раз сенсибилизирующая к дифтерийному токсину.

Но это далеко не единственные проблемы, связанные с прививочной борьбой против дифтерии. Вот, например, что заявлял работник Минздрава УССР в то самое время, когда власти торжествовали по поводу значительного снижения заболеваемости дифтерией: «Постановка вопроса о ликвидации ее (дифтерии. -А.К.) возможна только при почти 100%-ном охвате детского населения в возрасте до 12 лет профилактическими прививками»[438].

Ему вторили коллеги, вновь и вновь повторяющие беспроигрышный тезис о «неправильных» прививках: «В городах с низкими показателями заболеваемости (Харьков, Донецк, Макеевка, Полтава и др.) доведение дифтерии до единичных случаев может быть достигнуто только после того, как каждый ребенок будет своевременно и полноценно привит в первый год жизни, если в дальнейшем он будет своевременно ревакцинироваться не только в положенные для ревакцинации сроки, но и с учетом причин, снижающих его иммунитет. Имеющиеся в нашем распоряжении данные свидетельствуют о том, что, хотя большая часть заболевших дифтерией в крупных городах числится полноценно привитой, все они к моменту заболевания потеряли иммунитет. Значительная часть из них потеряла иммунитет в результате перенесенных заболеваний, таких, как корь, коклюш, частые катары верхних дыхательных путей. Нередко ребенок считается полноценно привитым, следовательно иммунным, хотя прививался вскоре после перенесенных заболеваний, препятствующих полноценной выработке иммунитета»[439].

Понятно, что «почти 100%» и «каждый ребенок» может существовать только в воспаленном воображении и победных реляциях вакцинаторов, потому что всегда были, есть и будут разумные родители, отказывающиеся от прививок[440].

Точно так же были, есть и будут врачи и медсестры, оформляющие — по доброте душевной или небескорыстно — фиктивные документы о сделанных прививках своим и чужим детям, но самое главное — всегда были, есть и будут дети, имеющие бесспорное право на отвод от прививок по медицинским показаниям, а множащиеся из года в год прививки вкупе с низким уровнем жизни населения увеличивают их число. Значит, «вопрос о ликвидации» не может быть поставлен никогда? Правда, чиновник тут же уточнил: «Опыт медработников Ленинграда показал, что радикальное воздействие на эпидемический процесс может быть достигнуто при создании иммунитета у 95% детей прививаемых возрастов»[441].

Что ж, если не ликвидация, так пусть будет хоть «радикальное воздействие». Но как это увязать с утверждением в том же докладе на следующей странице: «Известно, что даже при правильно проводимых прививках мы не можем создать иммунитет у 10 -12% прививаемых»?[442]

Откуда тогда могут взяться 95% «иммунных» детей, если даже при выглядящем совершенно фантастическим соблюдении абсолютно всех условий (будут прививаться все дети; решительно все без исключения прививки будут «правильными» — никто из детей, как заговоренный, не заболеет никакой инфекционной болезнью, способной свести на нет пользу прививки; не будет никаких проблем с качеством вакцин) эта цифра не может быть достигнута по определению, лишь в силу биологических законов? У взрослых же, согласно данным недавнего российского исследования, иммунитет и по прививочным меркам невозможно создать у 19,1% прививаемых (т.е. почти у каждого пятого) — у них образуются «дефектные», неспособные к защите от дифтерийного токсина антитела[443].

Кроме того, уже через год или два (какие там десять лет!) 7-8% привитых вновь становятся «незащищенными»[444].

Так в чем смысл массового прививания и борьбы за создание несуществующего коллективного иммунитета, когда в среднем каждый шестой-седьмой прививаемый, кроме вреда, от прививки ничего не получает, а вполне ощутимый процент привитых уже через год-другой возвращается к status quo ante?

Нет смысла говорить об эффективности прививок в тех странах, где дифтерия давно уже стала казуистикой. Хотя процент имеющих прививочный иммунитет взрослых в западноевропейских странах традиционно был не слишком велик — даже при самых щедрых допущениях ниже не только «защитных» ВОЗовских 95%, но даже 80%[445], дифтерия туда не перекинулась, притом что границы никто не закрывал и санитарных карантинов не устраивал. За 1990-е годы финны, неравнодушные к тем благам, которые запрещены или дороги у них на родине, не убоялись совершить 6 млн. поездок в страдающую от дифтерии Россию, в основном в Санкт-Петербург. В результате дифтерией заболело... аж 10 человек, причем двое, вернувшись домой, заразили двоих детей (вероятнее всего, привитых). Из этих десяти четверо заболели дифтерией в тяжелой форме, двое скончались. «Все заболевшие тяжелой формой дифтерии имели в России непосредственный контакт со слюной» (пусть читатели сами догадаются, что это означает). Кроме того, 91 финский медик контактировал с больными дифтерией. Никто из медиков даже не инфицировался (определено бактериологическим анализом)[446].

Это, разумеется, не считая визитеров в Финляндию из России. Так отчего же дифтерии избежали нормальные, сытые страны? Ведь и там лишенные прививочной зашиты взрослые должны были стать ее жертвой? Вопрос скорее риторический — ответ ясен.

Давайте теперь посмотрим на то, как прививки спасали россиян. Хотя публике усердно промывали мозги рассказами о том, что всему виной вредители из СМИ, давшие трибуну борцам с прививками, которые и настроили народ против парентерального счастья и этим спровоцировали наступление дифтерии, специалисты на своих совещаниях признавали, что проблема как минимум не только в нежелании прививаться. Сам прививочный божок в очередной раз дал маху. Вот, например, такое признание: «Высокий удельный вес (70%) заболевших привитых детей ставит под сомнение качество применяемых вакцин и схем иммунизации...»[447]

Или: «Из 19 больных, зарегистрированных за последние 2,5 года, было 9 детей (в том числе 7 детей, получивших полный курс профилактических прививок) и 10 взрослых (среди последних вакцинированы были только двое)»[448].

Другое сообщение: «Каждый третий ребенок, заболевший дифтерией, не был вакцинирован. Наиболее высокие показатели заболеваемости (4,1 на 100 тыс. детей) были зарегистрированы в возрастной группе 7-10 лет, что свидетельствует о наибольшей интенсивности эпидпроцесса у детей этого возраста... Число непривитых детей среди всех заболевших детей варьировало от 20% в группе 7-10 лет до 62% в возрасте до 3 лет»[449].

Значит, две трети заболевших были привиты, а наибольший процент заболевших привитых (80%) был именно в той группе, в которой эпидпроцесс был особенно интенсивен, не так ли?

А вот что сообщали из Беларуси: «Из общего числа детей, заболевших в 1992 — 1993 гг. (36 человек), ранее привиты против дифтерии были 24 человека, а из 12 непривитых две трети (8 человек) были непривиты по медпоказаниям. Из 67 заболевших взрослых ранее привиты были лишь 19 человек, то есть 28,4%»[450].

Сходная картина была и на Украине:»... эпидемиологические наблюдения выявили довольно высокую частоту заболеваний у взрослых, привитых однократно и двукратно. Серологические исследования в более отдаленные сроки после прививок показали, что защитных титров антител не имели 57% привитых однократно и 66% двукратно привитых. В связи с тем, что при проведении иммунизации взрослых использовались препараты многочисленных серий и при повторном введении вакцины четкой схемы интервалов не соблюдалось, дать объяснение столь неэффективного результата вакцинации взрослых невозможно»[451].

Кстати, на Украине дотошно проверили свои вакцины и прививочную историю заболевших. В1992 г. были изучены такие истории у 262 заболевших с января по октябрь в возрасте младше 15 лет.

На основании изучения титра антител оказалось, что прививки вакциной, привезенной из России, были эффективны у 98,2% (!) заболевших, а в контрольной группе — лишь у 84,2%. На основании этих данных были отвергнуты 5 гипотез о причине эпидемии, как то:

1) появление нового токсигенного штамма возбудителя;

2) низкая эффективность российской вакцины;

3) низкое качество существующей «холодовой цепи»;

4) недостаточная восприимчивость прививаемых к вакцинам вследствие чернобыльской радиации;

5) малый прививочный «охват» детей (выделено мной. — А.К.)[452].

Но честное обсуждение всех этих трудностей в объяснении того, что было вполне очевидно для непредубежденного наблюдателя, оставили для закрытых совещаний и последующих публикаций в периодике для специалистов. В прессе же, на радио и на телевидении объяснение было, там кричали: всему виной — отсутствие прививок! нам надо больше прививок! даешь прививки!

И прививки действительно раздавались щедрой рукой, всем, кому нужно и не нужно (повторюсь: примерно у каждого десятого ребенка и у каждого пятого взрослого прививка от дифтерии совершенно бесполезна даже по меркам вакцинаторов, оставляя в стороне все другие соображения).

«Согласно постановлению Главного государственного санитарного врача... с целью снижения заболеваемости органами практического здравоохранения проведена большая работа по иммунизации взрослого населения. В1996 г. были привиты более 5 млн. взрослых; охват прививками взрослого населения России составил 82%»[453].

На графике, приведенном в недавней книге российского авторского коллектива, показаны «заболеваемость и своевременность охвата прививками населения Российской Федерации».

Заболеваемость на 100 000 населения, согласно графику, была следующей: 1992 г. — 2,6; 1993 г. - 10,3; 1994 г. — 26,8; 1995 г. — 24,1; 1996 г. — 9,3; 1997 г. — 2,7; 1998 г. — 1,0. Последние годы заболеваемость держится на уровне 0,5-0,6.

«Своевременность» начинается лишь с 1995 г. — сколько было привито до того, остаётся неизвестным. Выглядит своевременность в процентах следующим образом: 1995 г. — 77,8; 1996 г. — 83,7; 1997 г. — 87,5; 1998 г. — 91,3... 2001 г. - 95,4.

Если учесть, что до начала эпидемии «охват», как было указано выше, равнялся 73%, то 77,8% в 1995 году, в котором началось снижение заболеваемости, не выглядят очень впечатляющими. Равно как и 83,7% в 1996 г., когда заболеваемость упала уже до 9,3% — скорее всего, просто в результате естественного спада эпидемии, о чем будет сказано ниже.

Обратимся к странам СНГ и Балтии, на которые дифтерия распространилась из России. Нет необходимости утомлять читателя цитатами из написанных словно под копирку статей, опубликованных в одном европейском журнале, в которых излагается стандартная схема: недостаточный прививочный «охват» > эпидемия дифтерии > героические усилия по прививанию всего населения > ликвидация дифтерии. Посмотрим на продолжительность эпидемий.

Азербайджан — 1991-1996 гг.[454], Армения — 1994-1996[455], Беларусь - 1992-1997[456], Грузия - 1993-1997[457], Казахстан - 1992-1996[458], Киргизия - 1994-1998[459], Латвия - 1994-1997[460], Литва - 1992-1996[461], Молдова - 1994-1996[462], Россия - 1992-1996[463], Таджикистан - 1993-1997[464], Узбекистан - 1993-1996[465], Украина — 1991-1997[466], Эстония - 1992-1996[467].

Я не претендую на абсолютную точность в определении сроков эпидемии во всех республиках бывшего СССР, поскольку подчас даже сами авторы статей не могли сказать, какие цифры заболевших следовало считать эпидемическими, а какие «нормальными» и, следовательно, когда именно эпидемия началась, а когда закончилась. Однако хочу обратить внимание читателей на следующее. Во всех странах СНГ и Балтии эпидемия длилась не менее трех лет в самом лучшем случае, при этом вне всякой зависимости от того, насколько интенсивно с ней боролись с помощью прививок, а в среднем продолжалась примерно четыре-пять лет. То есть длилась примерно столько же, сколько длились и заурядные дифтерийные эпидемии в допрививочную эру. Вот если бы где-то покончили с дифтерией за год благодаря тотальному прививанию всего живого, то можно было бы подумать, что вакцинации на самом деле сыграли какую-то роль. Но при нормальной длительности эпидемии — за что же кланяться прививкам? За то, что, как всегда, «без них было бы хуже?» Прививки от дифтерии, как известно, не предотвращают ни циркуляции возбудителя, ни инфицирования им. Максимум, на что они способны, даже по прививочным теориям — это защитить организм привитого от дифтерийного токсина. А судя по длительности эпидемий в упомянутых выше странах, они и с этим не справились. Иначе эпидемии прекратились бы значительно раньше и не заболевали бы привитые.

Как показывают данные Минздрава СССР, ситуация с дифтерией во второй половине 1980-х годов в РФ была вполне спокойной и не вызывающей серьезных опасений — даже если мы поверим в то, что уровень «охвата» постоянно снижался. Вполне благодушным настроение властей оставалось и в начале 1990-х годов. В своей книге Г.П. Червонская цитирует официальный циркуляр, именуемый «Об эпидемиологической обстановке по дифтерии в Москве и мерах по ее стабилизации» (письмо № 7-41/95 от 17 декабря 1991 г.), разосланный всем главным санитарным врачам округов Москвы, в котором заявляется, что «рост заболеваемости среди детей эпидемиологически закономерен и не является на сегодня неблагоприятным прогностическим признаком... Поздняя диагностика и поздняя госпитализация заболевших являются причинами распространения инфекции и формирования групповых очагов: в первые два дня за помощью обращаются 75,5% детей, а госпитализируются в эти же сроки 28,8% обратившихся (выделено мной. - А.К.)[468].

Чтобы читателей не смутило упоминание о «групповых очагах» (может, это и есть эпидемия?), то на той же странице Г. Червонская приводит сообщение президента РАМН В.И. Покровского, датированное благополучным 1986 годом: «Несмотря на массовое проведение профилактических прививок... формируются очаги групповых заболеваний... отмечаются и летальные исходы»[469].

Итак, случаи заболевания дифтерией, вероятно, укладывались в эпидемический цикл этой болезни и не вызывали ни в 1990 г., ни до самого конца 1991 г. какой-либо тревоги. Тревогу скорее могла вызвать неспособность врачей вовремя поставить диагноз и госпитализировать ребенка, предотвращая тем самым распространение инфекции. Так на каком основании вакцинаторы подсовывают нам вывод о том, что эпидемиологическая обстановка по дифтерии «вследствие беспрецедентной кампании против прививок» стремительно ухудшалась до самой эпидемии и та стала-де лишь вопросом времени?[470]

Думаю, я не сильно ошибусь, сказав, что причиной эпидемии дифтерии стало вовсе не отсутствие прививок, а обыкновенная безграмотность некоторых врачей, неспособных вовремя различить болезнь, и вопиющая неспособность российских властей в изменившихся условиях направить должные силы и средства на изменение санитарно-эпидемиологической обстановки.

В результате рядовые случаи дифтерии, которые были и ранее, разожгли пожар эпидемии, перекинувшейся на соседние страны. Итогом стали 150 тыс. заболевших и 5 тыс. скончавшихся (из них 115 тыс. заболевших и 3 тыс. смертей в России)[471].

Показательно, что эпидемиологическая безграмотность и совершенное непонимание происходящего, помноженные на слепую веру в прививки и неспособность примириться с тем, что ушли старые добрые советские времена судебных и психиатрических расправ с инако-, мыслящими, приводили к таким вполне серьезным предложениям, как «обязательная немедленная реакция официальных представителей Министерства здравоохранения на безответственные выступления в органах массовой информации против прививок (вплоть до привлечения авторов таких материалов к уголовной ответственности)»[472].

Вот, оказывается, как надо бороться за свою точку зрения! Помимо всего прочего, за такими инициативами стояло вполне естественное желание найти того, на кого надо было переложить ответственность за разошедшуюся дифтерию...

Так нужны прививки от дифтерии или нет? Прочитав немало на тему дифтерии и прививок от нее, я пришел к следующему умозаключению. Прививки от дифтерии бесполезны так же, как и остальные профилактические прививки. Больные, ослабленные, страдающие от иммунодефицита (в том числе и благодаря усердному прививанию) дети были, есть и будут склонны к заболеванию дифтерией как со сделанными прививками против дифтерии, так и без них, в куда большей степени, чем их крепкие и здоровые сверстники. И никакой плетью статистического очковтирательства, хитроумными объяснениями «неправильности» прививок и прочими стандартными прививочными подлогами обуха фактов и биологических законов перешибить не удастся. Как не удавалось никогда!

Выводы

Заболеваемость дифтерией, бывшей в XIX и начале XX в. одной из главных причин детской смертности, значительно снизилась к началу Второй мировой войны благодаря улучшению жизненного уровня населения; при этом практически во всех европейских странах — без всяких прививок.

Как и прочие инфекционные болезни, дифтерия прежде всего болезнь грязи, скученности проживания и недоедания. Важным современным фактором риска заболеваемости дифтерией и особенно смертности от нее является алкоголизм.

Дифтерийный анатоксин не способен предотвратить ни циркуляцию возбудителя в обществе, ни инфицирование им, ни выработку токсина, становящегося причиной болезни.

Судя по длительности последних эпидемий в странах СНГ и Балтии и по имеющимся литературным данным, его эффективность очень сомнительна и в выработке реальной невосприимчивости к токсину.

Кроме того, у значительного процента прививаемых детей и взрослых прививочный иммунитет не вырабатывается вообще.

Неразборчивое массовое использование антибиотиков и прививки детям изменили эпидемиологические характеристики болезни, резко снизив возможности приобретения и поддержания естественного иммунитета к дифтерии за счет постоянного контакта с возбудителем.

Дифтерия стала опасной для взрослых, а также для младенцев, не получающих антитела от матерей.

Причинами эпидемической вспышки дифтерии в 1990-х годах стали резкое снижение уровня жизни населения республик бывшего СССР и неспособность российских властей вовремя оценить ситуацию и принять должные меры.

Существуют интересные и многообещающие методы профилактики и лечения дифтерии, которые игнорируются медицинскими властями.

Коклюш

Болезнь

Коклюш относится к той категории заболеваний, которые ранее традиционно считались детскими и все повышающуюся заболеваемость которыми мы наблюдаем у подростков и взрослых сегодня[473].

Как долго этой болезнью страдает человечество, точно неизвестно; первое ее детальное описание было дано французским врачом Гийеном де Байоном во время парижской эпидемии коклюша в 1538 г.

Возбудителем является нестойкая во внешней среде (вне человеческого тела гибнет в течение нескольких минут) бактерия Bordetella pertussis, а симптомы самой болезни вызывает вырабатываемый ею токсин, отрицательные эффекты которого при воздействии на человеческий организм многообразны: например, он увеличивает проницаемость гематоэнцефалического барьера мозга (вследствие чего этот барьер могут преодолеть другие бактерии и вирусы), ведет к увеличению секреции инсулина (результатом может стать недостаточное поступление глюкозы в мозг), повышает чувствительность (сенсибилизирует) к гистамину. Источником заражения служит только больной человек, путь передачи инфекции — воздушно-капельный.

Хроническое бактерионосительство встречается исключительно редко. Инкубационный период длится от двух дней до двух, максимум трех недель, его сменяет катаральный (насморк, чиханье, общее недомогание, отсутствие аппетита, легкий кашель) той же длительности, неотличимый от обычной простуды. Постепенно кашель, особенно в ночное время, усиливается, что указывает на начало периода всем известного и характерного для этой болезни спастического кашля, который еще называют лающим (после глубокого свистящего, вследствие прохождения воздуха через суженные дыхательные пути, вдоха, называемого репризом, следует серия коротких кашлевых толчков, напоминающих лай собаки).

Приступ, во время которого у больного краснеет или синеет лицо и возможны носовое кровотечение либо кровоизлияния в глаза, заканчивается выделением прозрачной мокроты, иногда- рвотой. Обычно приступы происходят вечером или ночью, в теплом и душном помещении (именно по этой причине больным коклюшем рекомендуется спать с открытыми окнами), реже днем. В течение суток в среднем происходит 10-15 таких приступов. Этот период обычно длится около месяца или немного дольше (хотя может длиться и всего одну неделю), после чего наступает период выздоровления, начинающийся с уменьшения количества приступов кашля; затем улучшаются сон и аппетит. Процесс выздоровления, как правило, растягивается на несколько месяцев, что точно отражается в китайском и японском названии коклюша- «стодневный кашель».

Нередким осложнением, особенно у младенцев, является воспаление среднего уха (отит). Наиболее частым и опасным среди тяжелых осложнений коклюша является воспаление легких вследствие присоединения вторичной инфекции. У самых маленьких возможна асфиксия (удушье). Среди тяжелых осложнений со стороны нервной системы следует отметить коклюшный энцефалит и кровоизлияния в мозг. Частота таких осложнений в США колеблется и, по разным оценкам, составляет около 0,7-0,8% от числа заболевших[474].

В целом же летальность при коклюше низка, и жертвами коклюша чаще всего являются дети в возрасте до 6 месяцев (по оценке американского Центра контроля заболеваний — 0,5% всех случаев заболевания в этом возрасте), значительно реже до 12 месяцев. Случаи смерти от коклюша детей старше 12 месяцев относятся скорее к казуистике. Раз перенесенное заболевание обеспечивает стойкий, пожизненный иммунитет[475].

Никакого специфического лечения при неосложненной форме этой болезни не требуется. Отдых в чистом, проветриваемом помещении, витамин А и витамины группы В, обильное питье (чистая вода, небольшое количество фруктовых соков) и пост на несколько дней в самом остром периоде — это все, что нужно. Совершенно необходимо продолжать грудное вскармливание, если речь идет о заболевшем младенце — это самое важное в лечении болезни и в профилактике ее осложнений. Антибиотики бесполезны для лечения коклюша при уже развившейся клинической картине, но могут предотвратить передачу инфекции и осложнения в виде вторичных инфекций. Однако для их назначения нужны четкие показания. Назначение антибиотиков «на всякий случай» и исключительно ради личной перестраховки педиатра может только создать дополнительные проблемы и затянуть выздоровление.

Для профилактики коклюша может быть рекомендован гомеопатический нозод коклюша Pertussinum 30 для еженедельного приема во время вспышки коклюша и трехразового приема в течение недели после контакта с заболевшим. Этот метод показал свою эффективность в одном исследовании[476].

Гомеопатия вполне эффективна и в лечении уже развившегося коклюша, однако здесь требуется консультация врача[477].

Попутно можно отметить и старую публикацию в «Журнале Американской медицинской ассоциации», сообщавшую, что 90 заболевших коклюшем детей получали в течение недели лечение 500 мг витамина С, после чего доза снизилась до 100 мг раз в два дня до выздоровления.

Все дети, которые получали витамин С внутривенно, полностью выздоровели к 15-му дню, а те, кто получал его орально, — к 20-му. В трех четвертях случаев, когда лечение витамином С начиналось на катаральной стадии болезни, наступление стадии спастического кашля удавалось полностью предотвратить[478].

Показательно, что ни эта, ни другие публикации об эффективности применения витамина С при лечении инфекционных заболеваний (о которых говорится в других главах данной книги) ни малейшего интереса у тех, кто должен был за них ухватиться просто по долгу службы, не вызвали. Ведь лечение витаминами нельзя запатентовать, да и цена такого лечения — копейки. То ли дело высокодоходные вакцины и сыворотки!

Предварительный диагноз коклюша ставится на основании клинической картины. Окончательный диагноз коклюша требует лабораторного подтверждения, однако с этим есть серьезные проблемы. Бактерия высевается из мокроты (при этом отнюдь не в 100% случаев) лишь в катаральном периоде (когда родителям обычно и в голову не приходит обращаться к врачу, а тому — заказывать этот анализ) и в начале периода кашля. Потом бактерия уже не высевается. Не высевается она и после того, как начато лечение антибиотиками и частое тех заболевших, что были ранее привиты. Очень важно здесь это подчеркнуть, потому что непосредственное обнаружение возбудителя остается и по сей день самым распространенным методом лабораторной диагностики коклюша, а потому на основании отрицательного результата посева диагноз коклюша может быть не поставлен ранее привитому ребенку, даже если клиническая картина не вызывает никаких сомнений.

Это - одна из причин, почему статистические данные могут интерпретироваться как говорящие в пользу эффективности прививки. Существуют методы серологической диагностики (определения антител), но на практике они применяются очень редко. Кроме того, «среди серологических методов пока нет достаточно специфичных и чувствительных тестов на определение иммунитета против коклюша. Реакция агглютинации остается наиболее часто используемой. Вместе с тем вакцинация и перенесение заболевания коклюшем не всегда приводят к образованию агглютининов, а некоторые лица, в сыворотке крови которых не определяются антитела, остаются защищенными»[479].

У подростков и взрослых болезнь протекает легче, обычно в форме упорного бронхита. По данным одного американского исследования, у 12% взрослых с упорным кашлем после тщательных анализов был обнаружен коклюш[480].

Как было указано выше, это тот путь, которым привитые в детстве и потерявшие позднее иммунитет заражают сегодня детей.

Судя по историческим данным, коклюш в свое время действительно представлял серьезную угрозу для детей, особенно для младенцев, как в Старом, так и в Новом Свете. Известно о длившейся чуть ли не 15 лет эпидемии коклюша в середине XVIII в. в скандинавских странах, ежегодно уносившей по 3 тыс. жизней. С1858 по 1865 г. в Англии от него скончалось 120 тыс. человек[481].

Кроме высокой смертности, немало детей оставались инвалидами вследствие коклюшного энцефалита и мозговых кровоизлияний, происходивших на пике приступов тяжелого, беспрерывного кашля и связанных с ними остановок дыхания.

Пика своей свирепости коклюш достиг во второй половине XIX в. в перенаселенных районах обитания рабочего класса, где бедность, недоедание и скверные санитарные условия традиционно были прекрасной почвой для всех встречавшихся тогда инфекционных болезней, среди которых коклюш не был исключением.

Российские авторы подтверждают это: «Показатели заболеваемости и летальности были неодинаковы в различных слоях населения. Чрезвычайно большое значение имели социальные факторы: материальная обеспеченность, условия быта, жилищные условия. Значение социального фактора в эпидемиологии коклюша красноречиво иллюстрируется следующими статистическими данными дореволюционного периода. В Петербурге в 1881-1890 гг. в частях города, заселенных рабочим людом, показатели смертности от коклюша были в 5 — б раз выше, чем в аристократических кварталах. Смертность от коклюша детей, проживающих в подвалах, была в 19 раз, а проживающих на чердаках в 8 раз выше, чем среди жителей вторых этажей. Сходные с этим факты приведены и Berthilion по Вене, Парижу и Берлину... Б. Е. Каушанская (1948), сравнивая смертность от четырех капельных инфекций по Санкт-Петербургу за 1900 -1941 гг., приводит следующие данные о снижении смертности за этот период: при дифтерии — более чем в 7 раз, при скарлатине — в 4 раза, при кори — в 2-3 раза, а при коклюше — в 1,8 раза. Смертность от коклюша обусловливалась не только уровнем заболеваемости различных контин-гентов, но и высокой летальностью, которая была неодинаковой в различных слоях населения с различной материальной обеспеченностью. В тяжелых бытовых условиях, в бедных кварталах дети заболевали в более раннем возрасте, в котором коклюш представлял особую опасность»[482].

С другой стороны, «классические» врачи тогда не только не имели никакого представления о природе этой болезни (возбудитель был выделен Жюлем Борде и Октавом Жангу из Института Пастера в Брюсселе лишь в 1906 г.), но, в отличие от гомеопатов, своими методами лечения лишь ухудшали прогноз. Широко использовались кровопускания и пиявки, рвотные («для удаления общей слизи»), препараты ртути, опиум. Вряд ли можно сомневаться, что ужасающая статистика смертности от коклюша того времени по меньшей мере отчасти была обязана такому лечению, бывшему едва ли не хуже самой болезни. Сегодня коклюш все еще остается серьезной проблемой в развивающихся странах[483].

И после открытия природы болезни врачи долго еще не имели средств ее «научного» лечения-до самого появления в годы Второй мировой войны антибиотиков, резко сокративших смертность от такого осложнения коклюша, как пневмония. Однако смертность от коклюша снизилась со второй половины XIX до середины XX в., когда только и появились соответствующие прививки, на 90% в США, Англии и Швеции[484].

Такое резкое снижение, впрочем, не было привилегией одного лишь коклюша. Резко снизилась смертность от скарлатины, кори, гриппа, туберкулеза и тифа, вне всякой связи с наличием или отсутствием прививок. Связано это было в первую очередь со значительным улучшением санитарно-гигиенического состояния мест проживания людей и со значительно улучшившимся питанием. Более здоровые дети и взрослые могли лучше сопротивляться болезни. Кроме того, не исключено, что свою роль сыграл и накапливающийся в поколениях иммунитет к постоянно присутствовавшей болезни[485].

Снижение смертности от коклюша было примечательно еще и тем, что, в отличие от других инфекционных болезней, при которых заболеваемость и смертность снижались почти пропорционально, во многих европейских странах снижение смертности от коклюша значительно опережало снижение заболеваемости. В СССР, по данным российских авторов, к началу прививок снизились и заболеваемость, и летальность. «К началу активной иммунизации в 1959 г общая летальность составляла в Ленинграде 0,07%, в Москве — 0,098%, а по СССР в целом была равна 0,7%. Больничная летальность уменьшилась до десятых долей процента, а среди детей старше 3 лет она была практически ликвидирована...»[486]

После снижения заболеваемости коклюшем, приписываемого прививке, сейчас вновь регистрируется повышение заболеваемости. Наименьшее количество заболеваний коклюшем в США отмечалось в 1976 г. — 1010 (по некоторым данным — в 1964 г., но речь идет о сходных цифрах).

В 2000 г. было зарегистрировано 7800 случаев, из которых 17 закончились смертью. В 2002 г. число заболевших коклюшем уже превысило 9700[487]. Российский авторский коллектив также подтверждает, что после бури восторгов, связанных с коклюшной вакциной и уменьшившейся (якобы, благодаря ей) заболеваемостью коклюшем, постепенно всё возвращается на круги своя:

«С конца 80-х начала 90-х годов в США, Канаде, Германии, Японии, Испании, Польше, Финляндии и других странах с уровнем иммунной прослойки до 85-95%, а также в России (на всей территории страны) был отмечен значительный рост заболеваемости коклюшем...

Самые высокие показатели регистрировались среди детского населения. Так, у детей до 2 лет они составляли в среднем 134,8-147,3 на 100 тыс. детей этой возрастной группы. Наибольшие показатели имели место в Москве — 360,6 и Санкт-Петербурге — 830,3 на 100 тыс. детей, что было характерно для допрививочного периода»[488].

Увы. И 85-95% «иммунной прослойки», оплаченных тысячами случаев постпрививочных осложнений и смертей, оказались совершенно бесполезными...

Вакцина

Безопасность и эффективность

В этой главе я хотел бы отступить от установленного порядка изложения подразделов, поскольку рассмотрение безопасности и эффективности коклюшной вакцины в отрыве друг от друга могло бы разорвать рассказ об этой вакцине и затруднить читателю понимание связанных с ней проблем. Вряд ли существует иная современная вакцина, которая могла бы сравниться с коклюшной по количеству тяжелейших осложнений и смертей у ею «спасаемых» по весьма сомнительной эффективности, а также по сложностям с пониманием механизма ее действия в целом. Помимо нерешенных вопросов, связанных с производством вакцины как таковой (наличие в ее составе токсичных веществ, низкая степень очистки, контаминанты), существует немалое количество белых пятен в понимании природы самой болезни. Дело в том, что до сих пор неизвестен механизм возникновения и поддержания иммунитета при коклюше, что в изрядной степени обесценивает все усилия по созданию вакцины. Очевидно, что степень защиты от коклюша не связана вообще или связана лишь в очень незначительной степени с выработкой антител; иммунитет против коклюша основан на клеточном, а не на гуморальном механизме[489].

Такое положение вещей вкупе с особенностями болезни (большое количество стертых форм, трудности лабораторной диагностики) оставляет непозволительно большой простор для спекуляций о реальной защитной силе прививки.

Первая вакцина против коклюша была создана в 1912 г. уже упоминавшимися выше Борде иЖангу, выделившими возбудителя болезни. Вакцина, основанная на убитых высокой температурой бактериях, была в высшей степени грубой, вызывавшей немыслимое количество побочных эффектов (методов выделения антигенов тогда еще не существовало, поэтом в вакцину попадало все, нужное и ненужное) и малоэффективной (хотя бы потому, что не использовались адъюванты). Идея создания вакцины против коклюша особенно понравилась американцам, у которых уже к 1914 г. шесть компаний производили такую вакцину. Доказать какую-либо эффективность этих вакцин так и не удалось, широкого практического применения они не нашли, а потому в 1931 г. их производство было прекращено. В 1925 и 1929 гг. датчанин Торвальд Мадсен из Датского государственного института сывороток в Копенгагене применил свою вакцину при двух вспышках коклюша на Фарерских островах в Северном море. В первой из них, когда вакцина начала применяться уже во время активного распространения болезни, она очевидно не предотвращала заболевания коклюшем но, согласно Мадсену, делала болезнъмягче (о, это неизменное прививочное «мягче», когда предупредить болезнь прививкой не удается!). Во втором случае результат был лучше — Мадсен сообщил, что заболеваемость коклюшем привитых была на 20% ниже, чем у непривитых. Мадсен же опиcaн два случая смерти новорожденных в течение 48 часов после прививки против коклюша в Дании. Кроме того, он сообщил, что многие его коллеги «видят серьезное недомогание, следующее за прививкой»[490].

В 1930-х годах были предприняты новые попытки создания надежной и эффективной вакцины, но все они закончились неудачей. Лишь в 1940-х годах удалось получить вакцину, эффект от применения которой мог быть сочтен ощутимым. Произошло это благодаря работе пионера американских разработок цельноклеточной коклюшной вакцины Перл Кендрик, обнаружившей, что после добавления алюминия усиливается защитный эффект вакцины и для ее производства требуется меньшее количество бактерий. Именно Кендрик предложила объединить вакцины от коклюша, дифтерии и столбняка. По ее словам, «с увеличением количества проведенных иммунизационных мероприятий для детей логично было бы изучить подходящую комбинацию антигенов для активной иммунизации, чтобы уменьшить количество необходимых уколов, снижая тем самым дискомфорт для ребенка и его родителей и упрощая административные процедуры»[491].

Усиление защитных свойств вакцины позволило выпустить ее во второй половине 1940-х годов на рынок США В1947 г. Комитет по инфекционным болезням при Американской академии педиатрии рекомендовал планово прививать детей от коклюша и делать это в комбинации с вакцинами против дифтерии и столбняка. В 1948 г. уже около десятка фармком-паний производило вакцину DPT (АКДС). Сообщения о побочных эффектах вакцины, впрочем, также не замедлили появиться. В 1948 г. Рэндольф Байере и Фредерик Молл с медицинского факультета Гарвардского университета первыми сообщили о детях, получивших тяжелое поражение мозга в результате использования разных коклюшных вакцин[492].

За 10 лет они наблюдали 15 случаев госпитализации в Детский госпиталь Бостона (все у детей в возрасте от 5 до 18 месяцев). Никто из них не имел никаких судорог до получения прививки. Реакции случались после любой по счету прививки (первой, второй или третьей) и возникали в промежутке от 20 минут до 72 часов после нее. Ведущим симптомом были судороги, длившиеся от нескольких минут до нескольких дней. Наблюдались изменения в активности (от сонливости до глубокой комы). Из этих 15 детей двое умерли от пневмонии, у пяти развился паралич (гемиплегия), у двоих -фактическая децеребрация (полная утрата высших мозговых функций), пять стали умственно неполноценными и всего лишь один полностью выздоровел. Публикация данных Байерса и Молла лишний раз напомнила о существовании серьезнейшей проблемы безопасности вакцин, известной еще со времен «благодетеля» Дженнера.

Но эта статья была лишь началом[493].

После нее начали регулярно появляться все новые сообщения о смертях и тяжелых увечьях, ставших следствием использования коклюшной вакцины. Е. Кёнг в 1953 г. собрал из литературы сообщения о 82 ставших известными случаях мозговых реакций после прививки против коклюша. Итог: 11 смертей, 24 стойких поражения нервной системы в виде эпилептиформных припадков, спастических параличей, умственной отсталости, изменений характера. В15 случаях было полное выздоровление; информация о том, чем закончились 32 оставшихся случая, отсутствовала[494].

В Англии и Уэльсе за 1958-1965 гг. было зафиксировано 7 смертей в результате энцефалита, менингоэнце-фалита или энцефалопатии после прививок, включавших в себя коклюшный компонент[495].

Кроме того, в Англии же выяснилось, что коклюшная вакцина если и эффективна, то лишь тогда, когда нет настоящей угрозы коклюша. Когда же на горизонте появляется вспышка или эпидемия, то прививка вообщем-то бесполезна для предупреждения дальнейшего распространения болезни, что следовало из статьи Вильсона, опубликованной в 1965 г.[496]

Позднее это было вполне подтверждено данными Миллера и Флетчера, которые в 1976 г. сообщили о вспышке коклюша, охватившей 8 тыс. детей в возрасте примерно от пяти месяцев до пяти лет. Из 775 поступивших в госпитали детей 39 были привиты полностью, 41 — частично, 616 не были привиты и история полученных прививок еще 79 была неизвестна. Из не нуждавшихся в госпитализации полностью привитыми оказались 2901, частично привитыми — 590, непривитыми - 1808 и еще у 2028 не удалось выяснить, были ли сделаны ранее прививки[497].

Хотя поступивших в больницу привитых оказалось намного меньше, чем непривитых, данные в целом (особенно большое количество заболевших) вряд ли могут свидетельствовать в пользу значительной защитной силы прививки. Весьма вероятно (и это мы знаем на примерах аналогичных случаев), что многие непривитые не были привиты по причине имевшихся у них серьезных болезней и изначально имели большую предрасположенность ко всем инфекционным болезням. Именно такой контингент детей дает наибольшее количество осложнений в ответ на введение вакцины, и именно среди таких детей обнаруживается максимальное количество заболевших, в том числе и серьезно, причем «привитость-непривитость» играет здесь весьма незначительную роль. Несмотря на то что каждая вспышка коклюша в очередной раз доказывает, что привитые заболевают ничуть не меньше непривитых, некоторые вполне престижные учебные пособия продолжают заявлять, что коклюш встречается исключительно унепривитых[498].

Стоит ли после этого удивляться, что вчерашние студенты, выучившие, что коклюша у привитых не может быть так же, как не может быть вечного двигателя, став докторами, уверенно ставят диагнозы бронхита, ларингита, ОРВИ — чего угодно, но не коклюша, ведь его не может быть по причине «привитости» пациента?

С 1954 по 1955 г. в США были разработаны специальные тесты, используемые и по сей день, призванные определить потенциальную токсичность серии вакцины и предотвратить побочные реакции. Тесты были основаны на том* продолжает ли некоторое количество мышей набирать вес после сделанной инъекции вакцины. Если нужное количество мышей не погибает и продолжает набирать вес, то делается вывод, что эта вакцина подходит для ее применения у детей. Как легко могут догадаться читатели, эти тесты оказались очень и очень ненадежными. Вакцины, включающие в себя коклюшный компонент, продолжали и продолжают убивать и калечить детей, даже пройдя все мышиные опыты[499], и в свое время отсутствие связи между тестами на токсичность такого рода и истинной реак-тогенностью вакцин показал д-р Кристенсен из фармацевтической компании «Эли Лилли». Результаты своего исследования он доложил на международном симпозиуме по коклюшу в 1963 г. Кристенсен заявил: «Не вызывает сомнений, что тяжелые неврологические реакции случаются у детей, иммунизированных коклюшными вакцинами, которые прошли существующие ныне тесты на токсичность... Стало ясно, что нет связи между результатами тестов на токсичность на мышах и количеством, реакций на вакцину у детей»[500].

Каков риск необратимого поражения нервной системы ребенка коклюшной вакциной? Российский вакцинатор пишет: «Поствакцинальный энцефалит развивается в редких случаях (1 случай на 250000 — 500000 инъекций) на третьи-четвертые сутки после вакцинации; при этом наблюдаются судороги, часто повторные, парезы конечностей»[501].

Американские авторы, сообщая об оценке риска поражения ЦНС, равного 1:320000 прививок, который был получен в Великобритании в конце 1970-х годов, добавляют: «Надо отметить, что в США большинство детей получают пять доз. Таким образом, на основе этих цифр можно оценить, что 1 из 60000 американских детей получил серьезное стойкое повреждение мозга от цельноклеточ-ной коклюшной вакцины. Вдобавок к этой редкому серьезному поражению есть вероятность того, что крайне нейротоксичная коклюшная вакцина может вызвать менее заметное поражение мозга у гораздо большего числа получивших вакцину. Это поражение может выражаться в снижении интеллекта, проблемах с чтением, затруднениях с речью или аутизме. Так как эти виды мозговых нарушений становятся видны через годы после вакцинации, мы можем никогда не узнать, кто на самом деле пострадал от цельноклеточной коклюшной вакцины»[502].

Говоря о самых тяжелых реакциях на коклюшную вакцину в виде необратимого поражения нервной системы, не следует, разумеется, забывать и об иных, куда более частых и также достаточно неприятных реакциях, хотя и не ведущих к столь тяжелым последствиям. Высокая реакто-генность этой вакцины никогда не была секретом. Так, даже в советские времена в сборнике работ по дифтерии отмечалась следующая частота реакций на дифтеритно-коклюшную вакцину: после введения вакцины в первый раз местные реакции (гиперемия и инфильтрат) наблюдались у 19,5% привитых; общие реакции различной степени выраженности — у 34,6%. Кроме того, у 1,1% были отмечены дисфункция кишечника, рвота, судороги и другие системные реакции. После второй прививки общие реакции встречались в 25,4% случаев, после третьей — в 22,0%[503].

И в течение 1970-х, и в течение 1980-х годов продолжали публиковаться материалы исследователей, показывающие, что коклюшная вакцина может стать причиной тяжелых неврологических осложнений, включая и смерть[504].

После 37 смертей младенцев и 57 других «совпавших по времени» тяжелых заболеваний, случившихся в Японии в 1970-1974 гг., и начавшегося бойкота вакцинации со стороны родителей и врачей прививка DPT была сначала прекращена, а потом возобновлена с двухлетнего возраста. Япония, бывшая на 170-м от конца месте по детской смертности в мире, немедленно стала страной с самой низкой детской смертностью на планете. Так продолжалось до начала 1980-х годов, когда на рынке появилась новая бесклеточная коклюшная вакцина (о ней см. ниже), которая была преподнесена не только как высокоэффективная, но и как совершенно безопасная. Родителям предложили выбирать, когда они хотят привить ребенка — в возрасте от 3 до 48 месяцев. За 12 лет (с 1981 по 1992 г.) частота синдрома внезапной детской смерти (СВДС) возросла в Японии с 0,07 до 0,3%-в 4,7 раза. Опыт Японии не остался без внимания исследователей. В начале 1980-х годов появились первые серьезные публикации, связывающие вакцину DPT и синдром внезапной детской смерти[505].

Читателям, думаю, будет небезынтересно узнать об уловках, которые предпринимали производители вакцин, чтобы избежать ответственности за увечья и смерти детей. Например, в Теннесси в начале 1979 г. четверо младенцев в возрасте от 2 до 3 месяцев скончались в течение 24 часов после получения вакцины одной и той же серии, произведенной компанией «Виетт». Как только об этом стало известно, заместитель директора отделения вакцин Управления контроля пищевых продуктов и лекарств (FDA) д-р Тэд Кэннон приказал отозвать всю серию. Сам директор, д-р Джон Петриччани, был в этот момент в отъезде. По возвращении он имел в высшей степени откровенную и нелицеприятную беседу с производителями вакцины, после чего серия вакцины, убившая четверых малышей... была незамедлительно возвращена для дальнейшего беспрепятственного использования. Кроме того, угодливый д-р Петриччани извинился за этот досадный казус и торжественно пообещал производителям вакцин, что такого больше не повторится. Но урок был хорошо усвоен, и никогда после этого ни в один штат США серии больше не посылались целиком — наоборот, их старались максимально «рассеивать» по всей стране, чтобы ни у кого не возникло ощущения, что определенная серия вызывает неприемлемо большое количество побочных эффектов[506].

А вот история об одном из прививочных «экспертов», профессоре Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе д-ре Джеймсе Черри. В 1979 г. он выступал на симпозиуме, финансировавшемся прививочной компанией «Коннот», и отметил, что всем врачам-де хорошо известно, что цельноклеточная вакцина способна иногда вызывать тяжелые реакции, а те могут быть связаны с необратимым поражением мозга или даже со смертью. Спустя некоторое время в отношении Черри к проблеме прививки коклюшной вакциной и последующего поражения мозга начались чудесные метаморфозы. В 1980-х годах Черри был принят на работу консультантом и экспертом в ряде фармацевтических компаний и стал использовать свои научные титулы для защиты интересов производителей вакцин в судах, заявляя, что никто и никогда не доказал еще связи цельноклеточной вакцины и необратимого поражения мозга.

Он начал публиковать отрицающие такую связь статьи в научных журналах, а в 1988 г. возглавил экспертный комитет по коклюшной вакцине, выводы которого должны были стать определяющими для Американской академии педиатрии. Позднее в архивах академии обнаружились непредусмотрительно сохранившиеся письма о назначении членов комитета, в которых тех предупреждали, что не должна быть обнаружена какая-либо связь коклюшной вакцины и поражения мозга. Точка зрения Черри была весьма охотно принята Американской академией педиатрии и Американской академией неврологии в качестве официальной позиции.

В 1990 г. Черри опубликовал в «Журнале Американской медицинской ассоциации» статью под заголовком: «Энцефалопатия, связанная с коклюшной вакциной: пришло время признать это мифом». В декларации, поданной вместе со статьей, Черри заявил, что нет никакого «конфликта интересов», связанного с этой публикацией. Однако шила в мешке утаить не удалось, и сам «Журнал Американской медицинской ассоциации» впоследствии вынужден был признать, что Черри был не вполне честен, говоря об отсутствии «конфликта интересов».

Подлинные размеры «независимости» Черри, как эксперта вскрылись позднее, когда стало известно, что он получил, в качестве грантов, от «Ледерле», производителя вакцины DPT, свыше полутора миллиона долларов. Кроме того, он выступал представителем «Виетт», «Ледерле» и «Коннот» в 85 судебных процессах, связанных с исками по вакцине DPT, так что, в совокупности, тот «интерес», в отсутствии которого клялся «специалист по прививкам», оценивался в круглую сумму около — 2 млн. долларов[507].

Будь неприглядные истории, аналогичные этой, исключением из правила, они бы не заслуживали даже упоминания, поскольку характеризовали бы поведение лишь одного человека. Но беда именно в том и заключается, что такие случаи не исключение, а норма в мире вакцин. Практически из каждого исследования, в очередной раз доказывающего «эффективность и безопасность» вакцин, из каждого очередного «опровержения» неугодных выводов о связи прививок и болезней, из каждого «аналитического обзора», публикуемого в престижном научном журнале, торчат ослиные уши фармацевтических компаний, не мытьем, так катаньем находящих способ расплатиться со своим наемным работником за выполненный заказ, причем таким образом, чтобы ни у кого не возникли подозрения.

Рафаэлла Моро-Горвин и Майкл Горвин, родители двухлетнего Александра, скончавшегося от опухоли мозга (в развитии которой они подозревают полученные ребенком прививки), писали в своем письме конгрессмену Дану Бёртону, инициировавшему слушания по вопросам прививок: «В «Журнале Американской медицинской ассоциации» в марте 1990 г. Черри объявил «мифом» связь между коклюшем и энцефалитом. Такое заявление — оскорбление искалеченных и погибших в течение 50 лет детей и их скорбящих родителей. Но если вы разберетесь, кто такой Черри, его позиция становится вполне разумной. Он получает финансирование от одного из крупнейших производителей вакцин. За что ему деньги платят?.. Вот ведь какая возникает проблема: он считается, как врач, «независимым» и «заслуживающим доверия». Его исследования, анализы и выводы считаются «объективными».

Он полноправный рецензент «Журнала Американской медицинской ассоциации». Это значит, что он имеет влияние на решение, что публиковать, а что — нет; что следует сообщать детским врачам, а что — нет. Его статьи в «Журнале Американской медицинской ассоциации» и в иных крупных медицинских журналах читают тысячи врачей. Когда д-р Черри говорит, что энцефалопатия как следствие вакцин — «миф», этим словам верят. Детям делают прививки. После того как Александр получил прививку DPT, у него были конвульсии. Мы вызвали педиатра, и он сказал нам, что беспокоиться не о чем: «Иногда у маленьких детей бывает такое возбуждение».

Педиатр не принял во внимание энцефалопатию. Вероятно, наш педиатр знал, что была полемика относительно коклюшной вакцины, а согласия ученых по этому вопросу не было достигнуто... С одной стороны, были искалеченные и умершие за 50 лет дети, а также педиатры и детские невропатологи, которые знали об энцефалопатии, потому что видели ее. С другой стороны, был такой выдающийся врач, как Черри. Обе стороны, казалось, имели равноправно объективные точки зрения. Врачи с каждой стороны разумно обсуждали вопрос, в то время как на карту были поставлены человеческие жизни. Но эта «полемика» — фикция. С одной стороны, у вас опыт, наблюдения и клинические навыки. С другой стороны, фармацевтическая компания, защищающая свои громадные прибыли. Люди вроде Черри — не врачи, если вы определяете врачей как истинно объективных и разумных профессионалов, ищущих правду. Люди вроде Черри — наемные обладатели степени «доктор медицины».

Их позиция и аргументы зависят от того, кто за них платит. К сожалению, есть много, очень много обладателей степеней докторов, подобных Черри. Люди хотят, чтобы им платили, а некоторым хочется, чтобы им платили больше, чем другим. Как уже говорилось ранее, есть два крупных работодателя от науки — фармацевтические компании и правительство США. Так как тот, кто платит, тот и заказывает музыку, преобладающей точкой зрения в медицинской литературе является точка зрения фармацевтических компаний и правительства. При всем уважении к прививкам трудно понять, где заканчиваются фармацевтические компании и начинается правительство. Правительство навязывает прививки, а корпорации, подобные «Ледерле», их производят.

Есть ли причина для тех или других допустить, что прививки могут вредить? Допустить это значило бы сделать правительство предметом жесточайшей критики, а фармацевтические компании потеряли бы миллионы долларов. Другой пример продажности науки- «ученые», подобные Черри, определяют частоту побочных осложнений и сообщают о них. Как часто аутизм, СВДС, энцефалит, постоянные неврологические дефекты и рак возникают вследствие прививок? Это решают производители вакцин через своих карманных ученых. Считается ли внезапная смерть новорожденного, последовавшая двадцать дней спустя после прививки связанной с прививкой, или таковой она может быть лишь спустя семь дней, три дня или 24 часа? Кто это устанавливает?

Если вы внимательно изучите данные о частоте побочных реакций, то вы увидите, что фармацевтические корпорации финансировали большинство исследований по этому вопросу. Другими словами, производители вакцин сами установили, что им нужно для своих собственных целей. Они выбрали такие цифры, которые гарантировали бы, что большинство связанных с вакцинами смертей и увечий не считались таковыми. Ваш ребенок умер семь дней спустя после прививки? Извините, он должен был умереть в течение 24 часов, чтобы была доказана связь с прививкой. В противном случае причина смерти неизвестна. Большинство самых влиятельных врачей в США связаны с фармацевтическими компаниями. Влияние фармацевтических компаний так велико, что повестка дня производителей лекарств стала повесткой дня основного течения медицины и правительства США»[508].

Увы, не только США, но и всего мира! Не будь прививочный мир насквозь пропитан самой отвратительной коррупцией, миф о «безопасных и эффективных прививках» давно бы лопнул как мыльный пузырь. А на основании заказных исследований таких «экспертов», как Черри, и российские вакцинаторы преподносят читателям похожие «научные» выводы: «Раньше считалось, что под влиянием коклюшного компонента АКДС развивается энцефалит. В настоящее время доказана ошибочность такого мнения.

В редких случаях возникновения симптоматики энцефалита в поствакцинальном периоде речь обычно идет о разнообразных заболеваниях (инфекционные менингоэнцефалиты, наследственные лейкодист-рофии и др.), начальные проявления которых совпали по времени с вакцинацией (выделено мной. - А.К.)»[509].

Или вот что пишут те же авторы о пронзительном, в течение долгих часов, крике ребенка, которого «спасли от коклюша» прививкой АКДС (этот крик — многократно доказанное свидетельство раздражения мозговых оболочек при развивающемся отеке мозга): «Непрерывный пронзительный крик (визг), продолжающийся в течение нескольких часов после прививки, раньше связывали с повышением внутричерепного давления и относили к осложнениям. Сейчас все более склоняются к мнению, что такой крик — результат болевой реакции на введение; в любом случае эта реакция не оставляет последствий»[510].

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 489 | Нарушение авторских прав