АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Круглый стол

4-5 октября 2014 года в Тольятти прошел Второй фестиваль поэзии Поволжья. На нем прошло множество мероприятий: презентации журналов и отдельных изданий, лекция, читки, показ видеоарта, музыкальный концерт, межгородской слэм и т.д. Также на фестивале прошел круглый стол на тему «Региональная литература: Возрождение?». Участвовали критики и поэты Саратова, Самары, Кирова, Казани, Тольятти, Челябинска, Димитровграда, Москвы, Перми. Предлагаем читателям запись беседы.

Сергей Сумин (Тольятти), поэт, редактор

Эдуард Учаров (Казань), поэт, редактор

Айвенго (Тольятти), поэт, музыкант

Георгий Квантришвили (Самара), поэт, исследователь

Марина Волкова (Челябинск), культуртрегер, издатель

Андрей Сергеев (Саратов), поэт, журналист

Борис Кутенков (Москва), поэт, критик

Алексей Александров (Саратов), поэт, редактор

Андрей Пермяков (Пермь, Москва, Петушки), поэт, критик

Александр Коровкин (Димитровград), поэт, музыкант

Сергей Сумин: Что ж, давайте попробуем обсудить вопрос, который заранее был вывешен на афише фестиваля: региональная литература – в каком она сейчас состоянии? Это возрождение? Упадок?

Айвенго: Если б у нас были до сих пор диалекты, можно было бы говорить об особенностях региональной поэзии. Но, в принципе, мы все уже люди-то русские не в смысле национальности, а по языку. Есть поэзия на русском языке. А где она написана – в Самаре, на Колыме, в Петербурге или в Москве – как раз не особенно важно. Конечно, есть особенности местные: кто-то про ларек родной пишет, а кто-то про АБВГДЕйку. Но с учетом Интернета, мне кажется, это все нивелировалось давно, хотя местечковые группы, конечно, существуют.

Сергей Сумин: То есть ты географически принципы вообще исключаешь?

Айвенго: Не исключаю, потому что есть так называемая Уральская школа поэзии или Питерский вопрос. Но, в основном, такого деления нет. Все же мы не через стенку живем.

Сергей Сумин: Понятно, что мир глобализации не предусматривает каких-то границ, но мы говорим не о местечковости, мы говорим не о желании отгородиться от всего мира и делать какую-то местную литературу. Мы говорим о возможной самобытности, самодостаточности, о том, что в регионах возможностей знакомить публику со своими стихами: меньше или больше? Вопрос спорный. Я помню, как в Москве меня поразило, что на каком-то литературном вечере из 20 присутствующих 15 были поэты. Ведь в провинции такого явления все-таки не наблюдается. Если мы делаем литературный вечер, к нам послушать стихи пяти поэтов проходит 20, 30, 40 человек! Не кажется ли вам, что в провинции интерес к поэзии сохранился в гораздо большей степени, чем в урбанизированных Москве и Петербурге?

Марина Волкова: Я сначала поделюсь некоторыми выводами. Начну с Виталия Кальпиди: по его убеждению, в закрытом пространстве развитие поэзии идет более ускоренными темпами и качество получается выше. Но это нормальный процесс развития – чтобы что-то вырастить, надо сначала закрыть. Тогда будет лучше. На недавней конференции один из докладов был Марка Липовецкого (российского профессора, сейчас он преподает и живет в Америке), он рассуждал о провинциальной поэзии не по географическому принципу, а по содержанию. Называя отличительные черты: большую человечность, размеренность, внимание к слову, неспешность, выключенность из машинности, присущей столичным городам. В содержательном аспекте. Не по географическому принципу и, естественно, не по прописке в паспорте. Ввел еще понятие «малая литература», и эта малая литература, не по количеству строк, а по приписке к какому-то месту, имеет возможность стать собственно школой, тенденцией, направлением, отличными от других каких-то школ, в других местах. Просто удобнее работать, качественнее работать. Это второе. И третье, наблюдение самой конференции – если раньше уральская поэтическая школа постоянно развивалась в растяжке Центр–Урал, то сейчас слово «Центр» пропало. Она стала настолько самодостаточной, не потому, что против Москвы, это не важно, а потому что настолько глубоко выросли корни и интенсивно идет внутренняя литературная и читательская жизнь, что здесь не важно, есть Москва, нет Москвы. Это не принципиально. Был один доклад, который касался поэзии, как контекста конкретного места, и это был один из самых спорных докладов, а все остальные доклады рассматривали именно как школу,

безотносительно к этой вот оппозиции. То есть, оппозиция перестала быть существенной. Причем, не в душе оторвалась от Москвы, а как вот Москва сама отвалилась.

Сергей Сумин: У меня было ощущение, что вы настолько дружно и самодостаточно живете, что даже презентация в Москве не более престижна, чем презентация внутри УПШ.

Марина Волкова: У большинства поэтов УПШ стало считаться дурным вкусом равняться на презентации где-то в Москве. Более того, имеет смысл говорить о степени живости жизни, ощущении живого процесса. То, что происходит в Москве, судя по сайтам, по журналам, по статьям – мертвечина. Ощущение формальной красоты, формы есть, а ощущений внутри – не хватает остроты, мысли, напряга. Так в литературной жизни. Открываешь центральные журналы – кошмар. При этом на Урале картина другая.

Георгий Квантришвили: Я хочу совершить небольшой исторический экскурс. В городе, где мы сейчас находимся, во времена Татищева он был основан, но я хочу напомнить, что в 30-е, если не ошибаюсь, годы еще прошлого века город Ставрополь, предшественник нынешнего Тольятти, вообще потерял статус города. То есть, он стал селом снова. Просто-напросто так мало людей в этом населенном пункте было, что городом его стало называть как-то не очень прилично. И вплоть до строительства плотины и АвтоВАЗа существовало село! О какой литературе в селе можно говорить?

Айвенго: О сельской.

Георг Квантришвили: О сельской, да, ха-ха, о сельских пенатах.

Из зала: Например, Сергей Есенин.

Георгий Квантришвили: В Самаре во времена декабристов сколько было жителей? Порядка 12000. Это совсем недавно. Наши недалекие предки застали, по большому счету, деревню. Если посмотреть население наших городов, в которых мы живем, подавляющее большинство – горожане во втором, в третьем поколении. Поэтому, на самом деле, литература только-только начинается. Мы еще только учимся быть, по большому счету, грамотными людьми. У нас бабки-прабабки неграмотные еще были, они даже почитать не могли. Это по поводу региональной литературы. Она относительно недавно

появилась и не могла раньше появиться, ей неоткуда было появиться. Ну, кроме дворян, которые у себя в усадьбах сидели, читали Вольтера в подлиннике. Интересная сценка вспоминается. Приезжает в одну из национальных республик в советские времена комиссия из Москвы. И начинают представлять местных писателей москвичам. Значит, говорят, «а это наш Алексей Толстой, это – наш Владимир Маяковский», ну и другие такие сопоставления.

Айвенго: Марсель Пруст.

Георгий Квантришвили: Ну, Марселя Пруста, конечно, не могло быть в советские времена. А потом спрашивают того, кто представляет: «А вы-то сами кто?» «Я Максим Горький, однако». Это к понятию региональной литературы. Город-то вот в том виде, как мы его знаем, относительно недавно появился. Вот и литераторы в провинциальных городах недавно появились и сначала проходили вполне нормальный период ученичества. Они просто учились. И в провинциях были именно свои Максимы Горькие, потом появились относительно недавно свои Бродские, свои Алексеи Цветковы, свои Приговы. И на самом деле, для того, чтобы появилась региональная литература, то, что можно назвать полноценной литературой, должен быть пройден период ученичества. Когда на дрожжах этих провинциальных Бродских, провинциальных Приговых, провинциальных Верочек Полозковых, появляются люди, которых уже нельзя назвать «а это вот наш Максим Горький, а это наш Бродский». А появляются абсолютно самостоятельные литературные величины. Вот именно это и есть точка отсчета. Да. Когда появляются самостоятельные величины. Я исследую региональную литературу, литературу моего региона. Я хочу сказать, что литература, в первую очередь, это не поэты, это не прозаики, это не драматурги, нет. Литература стоит на трех китах: литературоведение, критика, библиография. Если есть литературоведение, если есть критика, если есть библиография – всё! От этого литература и идет. Если этого нет, то есть отдельные люди, которые пишут, есть какие-то группы, даже есть какие-то издательства, выходят какие-то книги и еще что-то такое – если нет этих трех китов – то нельзя говорить о литературе в полном смысле этого слова. И поэтому я призываю собравшихся, если у кого-то возникают, кто-то сможет выделить часть своего времени на занятие литературоведением, либо критикой, либо библиографией, это гораздо лучше, вы принесете гораздо больше пользы и своему региону и в целом культуре, если вы просто, например, возьмете какое-нибудь литературное издание, которое, допустим, выходило в 20-е годы. Журнал «Понизовье» выходил в Самаре. До сих пор нет библиографического описания этого журнала, хотя он считался одним из

лучших литературных журналов 20-х годов в России! Мы не знаем, кто там писал, мы даже список авторов не знаем, кто в нем принимал участие. Просто найдите и составьте библиографическое описание, выложите его в Интернет. Вы сделаете для региональной литературы гораздо больше, нежели вы написали бы несколько книг стихов.

Марина Волкова: (пожимая руку Квантришвили) Я вас буду цитировать.

Айвенго: Поняли, друзья – чем меньше пишешь, тем лучше дышишь (играет на флейте).

Сергей Сумин: Урал, я знаю, работает активно, и там литературоведение и составление библиографических вещей ведется достаточно неплохо. А вот Андрей Сергеев, как представитель Саратова. Можно ли говорить всерьез о саратовской литературе? Если в городе появляется серьезное литературное издание, таковым уже на протяжении больше 50 лет является журнал «Волга», не является ли это одновременно концентрацией сил данного региона? На «Волгу» можно опереться, как некое основание саратовской литературы?

Андрей Сергеев: Дело в том, что «Волга» - это журнал, который издается в Саратове, но там ведь печатаются не только саратовские авторы. То есть журнал выходит на федеральный уровень, а федеральный уровень, он всегда подминает региональный.

Сергей Сумин: Саратовцам не остается места на страницах «Волги»?

Андрей Сергеев: Остается. Дело в том, что общее всегда подминает частное.

Сергей Сумин: А не стоит ли тогда издавать отдельные издания, посвященные саратовской литературе?

Алексей Александров: Они есть, на самом деле. Есть «Саратов литературный». Есть даже «Литературный Саратов». В одно время два конкурирующих между собой издания.

Сергей Сумин: В чем минусы этих изданий?

Алексей Александров: В том, что они ориентированы исключительно на местных.

Сергей Сумин: «Ничего не вижу, печатаю своих, не знаю, что происходит в мире».

Алексей Александров: Если по правде, мы (журнал «Волга») не на федеральном уровне, мы, вполне себе на мировом. (Смех в зале) Последний номер: Цветков, переводы Алена Бешича, ну и так далее. Много перечислять можно, в каждом номере это есть.

Сергей Сумин: Если не журнал является основанием консолидации региональных сил, то что может быть этим основанием?

Алексей Александров: Гений места. То есть некий человек, вокруг которого существуют.

Сергей Сумин: Гений – как творческая единица, как движущая единица!?

Алексей Александров: Которая создает некое поле вокруг себя. Да. Плюс те самые институты, которые аккумулируют вокруг себя некий процесс. Музеи, библиотеки, ВУЗы, в которых ведется на первичном или на каком-то другом уровне литературный процесс. Если литературные объединения есть, клубы, просто люди, которые, допустим, устраивают читки в тяжелые времена. У себя на квартирах, не важно, они как-то связаны, входят в письменную некую среду, студенческую или общекультурную.

Сергей Сумин: Насколько я тебя понимаю, вот всякое самоограничение в региональном плане - это неизбежная деградация литературы.

Алексей Александров: Как и любая замкнутая система обречена на поражение.

Андрей Сергеев: У нас месяца два назад начала издаваться газета «Литературный Саратов». Ее издает ассоциация саратовских писателей. Формально они не против того, чтобы им присылали материалы. Но, тем не менее, получается, что это орган ассоциации саратовских писателей. И такая группировочность, так или иначе, сохраняется даже на совсем низовом уровне, когда какой-нибудь творческий вечер или, условно говоря, свободный микрофон, как все это обычно выглядит: приходит автор, и на него приходят люди. То есть, человек привел с собой группу товарищей, они его послушали... Но что самое отвратительное – то, что человека поставили предпоследним

выступать. То есть вам оставалось, грубо говоря, после этого сидеть еще 5 минут. Но все взяли и вышли. А толпа была огромная, клуб маленький – было очень заметно. Такое проявляется сильно и часто.

Алексей Александров: Есть еще некий фактор, помимо человека или группы лиц, помимо институций, которые ведут эту работу, есть еще третий фактор, как ни странно, это амбиции города. Есть целый ряд городов, которые себя считают второй или третьей столицей. Культурной, или не важно какой. И это порождает такую волну, что ли.

Сергей Сумин: То есть некая энергетика, подъем города, к примеру, сейчас Екатеринбург на подъеме экономическом…

Алексей Александров: Уральские города, Нижний Новгород, Самара, Саратов. Это тоже не дает умереть.

Сергей Сумин: Есть ли в Казани литературная амбиция настолько большая, чтобы заявить: можно не зависеть от московских авторов, не коррелировать с ними?

Эдуард Учаров: Нет, у нас в этом плане, если о журналах говорить, вполне бесконфликтная ситуация. У нас два центральных журнала: «Казанский альманах», который, в основном, ориентируется на местных авторов. Он имеет поддержку из федерального бюджета. Естественно, он ориентируется на местных авторов. У нас также существует другой литературный журнал «Аргонавт Татарстан». Он ориентируется как раз на и столичных авторов, то есть если в процентном отношении брать. Где-то у «Аргонавта» 20 на 80 авторов (то есть 20 местных, 80 он пытается собрать по всей России), то «Казанский альманах», наоборот, идет 80 на 20. У нас в понятие «столица» вкладывается только Москва. На мой взгляд, столичная литература охватывает собой все областные центры. То есть Казань можно причислить как раз к столичной литературе. Конкретный пример. Собираются какие-то вечера литературные. Приходят пять человек. Пять поэтов слушают друг друга. Приезжаешь в Елабугу. Приезжает один человек, один поэт – собирается целый зал, сто человек. И слушают с раскрытыми ртами. У них благоговейное отношение к поэзии, слушают, не расходятся. То есть, Казань у нас практически столичный город получается. Но у отдаленной провинции из регионов все еще осталось священное отношение к поэзии.

Сергей Сумин: Наша задача в общем продлить это состояние, интерес к литературе и даже не то что продлить, а попытаться новую волну, новое дыхание в это вдохнуть, да?

Борис Кутенков: Я сразу предложил бы избавиться от деления на провинциальную литературу и столичную литературу. Мне кажется, провинциальность может присутствовать абсолютно везде. Это зависит от культурного уровня, от образованности конкретных людей. И в Екатеринбурге, и в Саратове, и в Москве присутствует провинциальность. Прежде всего, я это понимаю, как агрессивное нежелание выходить за предел своего мирка. Как ту самую замкнутость, о которой говорил Алексей. Любая система обречена на поражение, если она не хочет выходить куда-то вовне. Абсолютно с этим согласен. Я в свое время ходил на такую литературную студию профсоюза писателей России. Формально московское учреждение, но там абсолютно замкнутый мирок присутствовал. Абсолютное нежелание знать, что творится вокруг, хотя бы в той же самой Москве. Я понимаю это как дурную провинциальность, которая может присутствовать в любом городе. Гораздо корректнее использовать термин «региональная литература», который здесь уже активно используется. Вот «региональная литература» – термин абсолютно безоценочный. К примеру, когда «Волгу» или «Урал» назовешь провинциальным журналом, естественно, это звучит обидно, поскольку слово «провинциальность» несет какой-то семантически негативный оттенок. Понятно, что это региональные журналы очень высокого уровня. «Волга» не хуже, чем «Знамя» или «Новый мир». И мне кажется, что очень важно что-то противопоставлять вообще любой замкнутой жизни, как в своем регионе, так и в столице, поскольку и в Москве есть негативная тенденция, есть некоторая кастовость, есть официальные площадки, вернее, которые считаются таковыми, кураторы. И любой человек может свою просветительскую деятельность этому противопоставить, если ему что-то не нравится в существующих тенденциях, регион или столица, не важно. Но все это зависит исключительно от его харизмы, его энергетики и просто от культурного уровня.

Алексей Александров: А как вы относитесь к таким проектам, как УПШ или та же Нижегородская волна, которая сейчас развивается?

Борис Кутенков: Положительно отношусь, не зря Екатеринбург часто называют второй поэтической столицей. Во-первых, это огромная концентрация поэтов, во-вторых, это желание конкретных людей (Виталия Кальпиди, Марины Волковой, и т.д.) делать что-то в просветительском

отношении. Это уже не позволяет говорить о провинциальности. Формально – региональный проект, поскольку затевается в регионе, то есть слово «региональность» здесь употребляется абсолютно безоценочно. Но усилиями организаторов, широтой охвата они выходят уже на некий федеральный уровень, то есть в отношении общероссийской поэзии это явление абсолютно нерегиональное. Явление, которое имеет отношение к поэзии, как к таковой, не может быть региональной. Это либо поэзия, либо нет.

Алексей Александров: Но УПШ – изначально имеет некие границы, да, географические.

Борис Кутенков: Она имеет границы, да, из-за определения Урал. Урал – конкретный регион, но если мы говорим о конкретных участниках, поэтах, то абсолютно не важно, где они проживают.

Андрей Пермяков: Я ничего не понял, что вы хотите сказать, честно говоря. (Смех в зале). Такое ощущение, что вы говорите о пересекающихся вещах, кто-то говорит о географическом поле литературы, а кто-то – о качестве литературы. О чем мы сейчас говорим вообще? Что вы вкладывает в понятие «провинциальная литература», «столичная литература»? Это хорошо, плохо? Как это по качеству? Кто-то горд своим маленьким болотцем, это очень приятно, хорошо. Это провинциалы такие вот нормальные, все из себя гордые провинциалы. Но «столичная литература», это тоже не знак качества. Она разная.

А «региональная» - это еще какой-то кентаврическое такое понятие. Она что из себя, скажите мне, вот эта региональная? Что это за кентавр такой?

Если перестать защищать регионализм, деление идет все-таки скорее по течениям, а не по терминам «провинция», «столица» и т.д. Интернет доступен всем, в конце концов. А деление по течениям очень благотворно. Хвала журналу «Волга», который не смотрит, какое течение. Хорошо – печатаем, вкусовщина вроде бы, человек решает один, но вкус у человека прекрасен, печатает и то и это, такая демонстративная антипровинциальность.

О чем хотелось бы поговорить, так это о том, чем отличается поэзия в Саратове, в Нижнем, Перми, и как эти люди должны между собой перемешиваться. Мы примерно знаем, как выглядит поэзия в Питере и в Москве, но, условно говоря, как выглядит поэзия в Тольятти, любители поэзии в Перми не знают ничего. И наоборот, соответственно.

Сергей Сумин: Проблема межрегиональных связей. Считается, что мы оглядываемся на Москву, а наши с вами соседи, я говорю про Самарскую область, Ульяновскую, Кировскую – мы не знаем, что происходит в Волгограде, в Саратове. Так, может быть, лучики протянуть не через Москву, обходным путем, а просто наладить некие прямые контакты?

Из зала: Несколько месяцев назад мы встречали Виталия Кальпиди, Марину Волкову здесь с большим удовольствием. Но вопрос, каким образом Кальпиди и Волковой удается собрать большое количество людей на своих ведущих поэтов? Что мы делаем не так, почему у нас этого не происходит? Тебе, как организатору одного из местных фестивалей, я думаю, тоже любопытно было бы узнать – в чем стратегия? В чем особенность?

Сергей Сумин: Ну, хорошо. Андрей Пермяков сказал, что мы не знаем, чем, например, саратовская поэзия отличается от казанской. Я спрошу его как известного автостопщика, который проехал страну вдоль и поперек. Ты сам чувствуешь эту разницу, когда читаешь казанских поэтов и с ними общаешься много, саратовских, нижегородских, челябинских?

Андрей Пермяков: Вы говорите об успехах Кальпиди и Волковой. Но на последней презентации антологии Кальпиди в культурном городе Перми с насыщенными традициями и входящем в орбиту уральской поэзии было ровно 18 человек – вот такое явление.

Из зала: Это было отторжение?

Андрей Пермяков: Да, потому что на Кальпиди обида, Кальпиди уехал из Перми в Екатеринбург, Челябинск. А теперь Пермь не приняла. В Перми вместо культурной интенсивной деятельности, условно говоря, остались некие вершинки. Но не вершины российского уровня. Важно, как в регионе сделано. Тут присутствует Илья Дацкевич. Вот ниже-городскую нотку я могу ухом уловить при всем огромном разнообразии, при всем том, что там делает Рощин. Да, такая нотка, вот это Волга, Ока, ну, безусловно, упор на филологию. Допустим, приезжаешь в Вологду, где замечательные поэты Маша Маркова, Ната Сучкова, Антон Черный – они абсолютно разные, то есть они присутствуют в русской поэзии, которая огромна и обширна. Мы в наших регионах не знаем о соседних регионах. В этом беда. А как-то это все идет через Москву, как через фильтр, пусть даже прекрасный, замечательный фильтр. Возьми родниковую воду, пропусти через фильтр, получится

дистиллированная вода. Не тот вкус. То есть не хватает в России именно межрегионального общения, что абсурдно при нынешнем развитии технологии и возможностей общения.

Марина Волкова: Можно говорить о соответствии уровня развития поэзии уровню раз-вития места. К примеру, у Яниса Грантса в камерном театре Челябинска проходит авторский вечер, аншлаг, мест не хватает. Янис Грантс приезжает в качестве детского поэта в поселок Новая Пристань в Саткинском районе, там его обожают. Мы приезжаем туда же с ним, как со взрослым поэтом, библиотекарь мне говорит, что народ в шоке, как это Марина Волкова, то есть они меня сразу перевели из разряда положительных героев в отрицательные, как она это издает? Я отвечаю: «Вот есть колыбельная песня. Когда ее ребенку поют, все умиляются, но если эту же колыбельную поют человеку, который умирает, это уже кощунство». Когда поэзия идет на взлет и в каком-то месте возникает, она должна соответствовать степени развития географического места. Челябинск в этом плане у нас дыра. Он в этом плане культурно пустое место, и Кальпиди там проще жить. У нас еще миф создается такой, что в Питере трудно быть поэтом, поскольку там уже такой культурный слой, что не прорваться, а тут что хочешь, то и делай, поскольку под тобой всего лишь каких-то триста лет жизни ссыльных, каторжных, бедных без всяких мифов. Куда ни посмотришь – там ничего нет, сочиняй все по новой.

Сергей Сумин: Я хочу вернуться к тому вопросу – может актуальней и ближе мне, как редактору, как издателю. А что нам мешает осуществлять эти прямые межрегиональные связи. Есть потребность, есть люди, есть желание вообще? Есть желание устраивать совместные презентации, приглашать одних поэтов в другие города и обмениваться творческим опытом? Делать совместные издательские проекты? Это только личная связь, встретились два издателя, скажут, а давай что-нибудь вместе сделаем, или можно миновать чисто личные, дружеские отношения, поискать поддержку чиновников?

Из зала: Надо объединиться, чтобы взять у государства деньги на все это дело, чтобы в каждом регионе были такие мероприятия за их деньги, и люди не приезжали за свои.

Сергей Сумин: Поэты, которые приехали на фестиваль поэзии Поволжья, приехали за свои деньги. Это их личная инициатива, действительно. Ну, вот я как раз и спрашиваю - насколько чиновничество в нашей стране может помочь

вот этим связям и нужно ли нам привлекать этих людей? Волкова считает, не надо. Есть другое мнение?

Андрей Сергеев: В Саратове есть два поэтических фестиваля: «Центр весны» и «На Соколовой горе». Вот это правительственный фестиваль. В чем его особенности? 500 человек собираются. Я не знаю, где они набирают. Но всё упирается не столько в деньги, потому что деньги можно найти, сколько в компетентность чиновников. А чиновники этими делами не занимаются, а если занимаются, то начинается некая тусовка.

Недавно у нас был первый Поволжский фестиваль современного искусства. На мой взгляд, не однозначный фестиваль, что-то получилось лучше, что-то хуже, но номинация поэзия, меня лично она не особо удовлетворила, потому что там обратились к областной библиотеке – наберите нам авторов. А у областной библиотеки свой ареал. Например, я вообще не знал, что идет набор. Хотя как раз этим занимаюсь. Дело в том, что работа с чиновниками строится либо на связях, либо на таком культурном явлении, как, бывший саратовский губернатор, Дмитрий Федорович Аяцков, который сам по себе был культурным явлением. Он в свое время взял и просто захотел сделать музей Кузнецова. Без него бы его не сделали. Одного желания культуртрегеров мало.

Чиновников привлекать… Вопрос в том, чего мы хотим добиться. Если у нас задача популяризировать мероприятия, то да, но мы же должны понимать, что там, где нам дают деньги, там с нас и спрашивают. А спросить могут совсем не то.

Сергей Сумин: (Александру Коровкину) Кстати, Александр, ты же в Димитровграде пытался поднять, я помню, рок тему.

Александр Коровкин: Ну на хардкорном уровне официальности вообще никакой не подразумевается. Но город маленький, там все равно приходится связываться, потому что даже не то, что играть, нет клуба даже, приходится в детской библиотеке какой-нибудь играть. Ну, вообще, где попало, где можно, в подвале. Мне кажется, что чиновников не нужно привлекать, они, как правило, не разбираются, только напакостить и могут.

Дарья Муранова: Мне кажется, это в негативном свете глубоком представляется. У нас был региональный Поволжский фестиваль «SQUAT» трёхдневный, на котором была и поэзия, и рок, и картины художников Поволжья современного искусства. Мы привлекали чиновников для того, чтобы была спонсорская поддержка. Спонсорская поддержка была, фестиваль

прошел, естественно нам пришлось очень многое делать самим, вплоть до отмывания помещений. Это нам дал наш замечательный город. Это была прачечная 60х годов, которая не работала все это время. Это все почистили за счет волонтеров, людей, которые активно хотели, чтобы этот фестиваль был. Если есть желание, чиновников можно привлечь, но естественно 50% работы придется делать, это не значит, что вы привлекли чиновников, к вам пришли люди.

Борис Кутенков: В той же Москве абсолютно вавилонское смешение языков. Да, там много разнонаправленных тусовок, которые не взаимодействуют между собой, поэтому я не понимаю выражения «ориентироваться на Москву». На что в Москве?

Андрей Пермяков: Насколько вменяемы союзы писателей России в Перми? Их там два, они такие амбициозные. Приходишь к ним с идеей, говоришь «Есть помещение, надо от вас участие, кто?» Там, допустим, есть замечательный, на мой взгляд, Павел Чечеткин. Молодой парень, руководитель СПР. Вот помещение, вот союзничество, то есть, ну если ты не устраиваешь конфликта, договориться можно. Есть город Саратов, там договориться нельзя. Это особенности региона. Где-то нормальные люди чиновники, где-то…

Алексей Александров: Беда-то не в том, что в таком-то городе можно, в таком-то нельзя, беда в том, что системы нет.

Эдуард Учаров: Существует еще проблема, о которой не сказано здесь. На примере Казани. Казань – столица национальной республики. Приоритет, соответственно, кому отдаётся? Пишущим на татарском языке. Да, у нас есть три союза. Но естественно, самый сильный, тоже понятно, какой. Книгу на русском языке официально ты можешь издать лет через 5-10, если включишь переводы. Поработай на татарскую литературу – издавай свою книгу. Существует около 20 премий республиканских. И только одна для людей, пишущих на русском языке. Национальная республика поддерживает, это логично.

Георгий Квантришвили: Равно и обратная проблема. мы сейчас говорим о литературе на русском языке, ну, например, Самара – бывший Куйбышев. Куйбышев когда-то был столицей средне-Волжского края, в Куйбышеве издавались газеты и журналы на чувашском, на двух мордовских языках(мокша и эрзян), издавались и на татарском, кстати. В некотором смысле, это даже

такой центр татаро-мишарской культуры. Многие татары-мишари, они в Куйбышеве тогда публиковались. Ну, где все это? Исчезло. Меня кстати, резануло, когда сказали, о том, что на Урале никакой традиции, господи, Пермь великая и вообще связанные с этим культурные ассоциации. На самом деле это очень древняя, глубокая культура, но она иноязычная. Культура угро-финских народов.

Я вот здесь вот в Тольятти рассказывал об эпосе, как об эпосе заволжской степи, то есть это вот в Татарстане его гораздо лучше знают, чем у нас. Сказание об Эдигее. Эпос очень высокого качества, если можно вообще говорить о качестве эпоса. Да, это эпос, в котором описываются события, происходящие здесь вот, где мы сейчас находимся, в Заволжской степи, но он изначально не русскоязычен. И никакой традиции, скажем так, никакого сопоставления нас, живущих здесь, с этой культурой, которая многие столетия на самом деле насчитывает, практически не существует. Проблема региональной литературы в том, что здесь создаются традиции.

Марина Волкова: Наш литературный проект состоит из трех пластов, УПШ как результат, то есть поэты, тексты, книги. УПШ как литературный процесс. УПШ как возможность. Так вот про первую проблему, там очень простая задача стоит, создание Уральского поэтического кластера. То есть формирование сообщества людей, каким-то образом относящихся к поэзии. Проблема звучит так: «Поэты есть, читателей – нет». То есть «Поэт-читатель и не поэт». Задача у нас была проста, и я хочу, чтобы она стала у вас массовой. Первое: те, кто живут в этом месте, должны знать имена своих поэтов. Как минимум. Вторая задача – должны слышать ушами, третья – по общество читателей должно книги покупать. Я считаю, что мы задачи эти решаем – на Урале. По Поволжью, я думаю, тоже.

Сергей Сумин: И что нам надо делать, чтобы, минуя ориентацию на Москву, попробовать осуществить прямые межкультурные связи литературные?

Алексей Александров: Налаживать связи, вести просветительскую работу.

Марина Волкова: Сесть на машину и приехать в Челябинск, в Екатеринбург, Саратов.

Борис Кутенков: Просто нужно делать. Если ты чувствуешь, что жизнь в твоём регионе бедна, что читатели недостаточно знакомы с поэзией, нужно приглашать людей, искать где-то деньги. В общем, обращаться к той самой

просветительской деятельности. И к преодолению препятствий многочисленных, которые на пути возникают.

Андрей Сергеев: Может, с помощью массовых средств, вот начиная от просто информирования в прессе, заканчивая тем, например, просто заходить в общественный транспорт, открывать сборник, читать, особенно лучше перед каким-нибудь фестивалем.

Сергей Сумин: Заходишь в автобус и читаешь стихи?

Марина Волкова: А Грантса теперь гоняют по радио каждый час –15 минут, на городских улицах, в парках читают наши поэты.

Янис Грантс: Там не только мои стихи гоняют, но и многих других поэтов.

Сергей Сумин: Ну что, мне кажется, беседа получилась. Поэтому остается только продолжить этот разговор уже в теплой обстановке, и нужно не просто беседовать, а действительно что-то делать.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 653 | Нарушение авторских прав