АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава четвертая.

Гнев.

Тень.

Над кроватью висел небольшой набросок цветной тушью. Перекрестье множества линий образовывало четыре лица в ряд. Если смотреть слева направо, то первый персонаж явно мучился. Его рот был приоткрыт в беззвучном крике, а взгляд бессмысленно устремлен вверх. В то же время чья-то рука гладила его по щеке, еле касаясь костяшками согнутого указательного пальцем то ли в случайном жесте, то ли пытаясь принести утешение.

Следующее лицо было худощавым, выпученные огромные глаза походили на рыбьи и не выражали совершенно ничего, и только губы кривились то ли в усмешке, то ли в высокомерной гримасе.

Третьим персонажем была женщина с белокурыми волосами. Лицо ее было нарисовано в профиль - среди множества линий различить возможно было закрытый глаз с зелеными тенями на веке, маленький ровный носик и немного приоткрытый рот с выкрашенными алой помадой губами.

Последнее лицо виднелось лишь на одну треть. Этот мужчина явно уже уходил с общей сцены, виднелась лишь правая часть его жесткого лица, обрамленного пеной волос.

Эта картина сопровождала Зою всю жизнь, перекочевывая из квартиры в квартиру. Зная каждую линию наизусть она, впрочем, по сей день не могла до конца понять замысла художника. Что это за сцена, почему среди трех мужчин находится одна женщина и образы двоих почти ускользают, становятся смутными под сеткой линий? Кому принадлежит рука с тонкими узловатыми пальцами? Каждый раз, когда девушка всматривалась в картину, ей чудилась некая тень, словно бельмо на глазу, или таинственный знак, разглядев который можно было сразу понять всю суть произведения. Однако сколько бы она не смотрела, уловить это не удавалось.

Кристина невероятно злилась вот уже больше месяца. Со стороны могло показаться, что в их небольшой семье все хорошо и отношения отлажены до той степени, когда и спорить-то становится не о чем. Но Зоя слишком хорошо знала этот упрямый и твердый взгляд из-под ровно отрезанной черной челки. Достаточно было наткнуться на него - и мертвело все изнутри. Можно не сомневаться - именно с таким взглядом бык смотрит прямо в глаза тореадора перед решающим рывком.

Девушка понимала - их споры перешли ту самую грань, когда любимые люди вдруг становятся врагами и стараются укусить друг друга побольнее. В самом начале под этим кроется надежда, что оппонент испугается происходящего, отступит и скажет что-то вроде: “Эй, это же мы, посмотри, все будет хорошо, давай сделаем, как ты хочешь, мои принципы мне важны куда меньше, чем наши отношения”. Но каждая продолжала “тянуть одеяло на себя,” и жуткая горечь добавляла всему происходящему оттенок трагедии. И чем больше времени проходило, тем сложнее начинал казаться шаг к примирению.

Последняя их ссора была грязной и жестокой по отношению к обеим, и такие непростительные слова были произнесены, что теперь в доме повисла напряженная тишина, как тяжелый смрад разлагающегося тела, и девушки нарушали ее только в случае крайней необходимости, да и то старались ограничиваться строгими рубленными фразами.

Они продолжали вместе ужинать после работы, но теперь у каждой перед носом был свой ноутбук. К друзьям они тоже приходили парой, улыбаясь как ни в чем ни бывало, вот только совместных диалогов не вели и общались исключительно с другими людьми.

После ссоры ни одна не стала перебираться с кровати на диван, соблюдая негласное правило, что именно виноватому нечего делать на семейном лежбище. И теперь два одеяла проводили незримую черту строго посередине койки, раскалывая ее напополам.

Зоя подолгу лежала в ночной тишине, осознавая, что и Крис тоже не спит, нанизывает темноту на свой взгляд, но упорно выравнивает дыхание, пытаясь не выдать своей тревожной бессонницы. Все это время до самого рассвета на самом деле каждая из них ждала, что другая заговорит, и затянувшаяся ссора наконец найдет свой выход, плавно перетечет в секс, и утро застанет их переплетенные влажные тела, как то было в самом начале их совместной жизни.

Однако время шло, и ожидание все больше превращалась в обоюдное раздражение и злобу.

Порой Зоя задумывалось - как незначительные в общем-то ссоры испортили их отношения до такой степени, что теперь при взгляде на любимую каждый раз появлялось чувство, будто пьешь из чашки с длинной продольной трещиной, слегка надрезая себе губы острым фарфоровым сколом. И, самое главное, она никак не могла понять, с чего это все началось.

Зоя работала в известном на всю столицу модельном агентстве “Modus Vivendis”, и ее узкое лицо с узкими лисьими глазами часто мелькало на разворотах глянца или рекламных баннерах. Можно назвать это везением - андрогинная внешность как раз была на пике моды, так что заказы от крупных компаний не давали ей заскучать, а суммы ежемесячных начислений позволяли ни в чем не стеснять себя.

С Кристиной она познакомилась еще до переезда, когда блестящая карьера в Москве могла только сниться. Работая в захолустной редакции местного Fashion Collection, Зоя пописывала небольшие статейки, да участвовала в фотосессиях по заказам рекламодателей, не забывая, впрочем, составлять свое портфолио из полученных снимков.

Если бы не сломавшийся внезапно ноготь, Зоя бы никогда не зашла в тот салон красоты: уж больно дешево он выглядел со стороны. Но она опаздывала на фотосессию и выхода не было.

Любовь накрыла девушку совершенно внезапно, будто оглушающий бит рока, стоило Кристине взять ее за руку для маникюра. Это было тем самым затмением, которое приходит к человеку едва ли не единожды за жизнь и остается внутри навсегда, врастая корнями в саму суть. Зои была настолько потрясена этим нагрянувшим чувством, что сидела во время всей процедуры не шелохнувшись, пока мастер сосредоточенно подпиливала ей острые коготки. А потом совершенно не к месту выпалила: “Пойдем, пообедаем?” Кристина ошарашено подняла голову, посмотрела недоверчиво, но затем рассмеялась так тепло, словно знакомы они были всю жизнь. Не прошло и пары месяцев, и Крис деловито заявила:

- Я думаю, нам пора жить вместе.

Зое такое решение даже не казалось спорным. А через полгода они вместе переехали в Москву.

Когда они впервые приехали в этот город на пару дней, у них в кармане было всего три тысячи рублей на двоих. Зоя ходила на кастинги рекламных агентств, но в перерывах они с Кристиной могли просто гулять по узким шумным улицам.

Столица распахнулась им навстречу теплой майской весной, шумела зеленью в парках, ворковала голубями. Зоя ощущала себя пьяной и нежной, порывалась повалить Кристину на газон под старыми крючковатыми кустами сирени, только чтобы не выпускать ее, такую хрупкую, из своих объятий. А потом они спустились в метро, чтобы доехать до самой знаменитой и самой кровавой площади, и Зоя раз и навсегда полюбила подземку, даже не замечая ее грязи и приторного запаха сырости и испражнений. Здесь, именно в этой кишащей толпе, внезапно стала ощутимой невероятная свобода, метрополитен дышал ей, пел скрипачами в переходах, вспыхивал яркими костюмами киберпанков или тонконогих эмо, кое-где можно было наткнуться на девчонок, что целовались, не внимая фырканью православных старушек в выцветших косынках.

Кристина ненавидела Москву, говорила, что у нее связаны не самые лучшие воспоминания с этим городом, и первое время шарахалась от людей в метро, словно каждый нес ей невиданную угрозу. Даже в вагоне она заняла быстро свободное место и затаилась, как та мышка в норе. Двое андрогинных парней нависли над ней, держась за поручень, и Крис ничего не оставалось, кроме как наблюдать за ними. Они стояли молча и казались совершенно чужими друг другу. А потом вдруг тот, что выглядел постарше, пристально посмотрел на расслабленную кисть другого, внезапно протянул руку и погладил самыми кончиками пальцев вздутые вены, корнями уходящие в основание пальцев. Они улыбнулись друг другу, как улыбаются все влюбленные, и ничего не произошло. Не разверзлись небеса и никто не сказал ни слова.

Кристина потянулась вся к Зое, испытывая облегчение, будто какие-то невидимые путы, наконец, распустились в ней. Зоя в ответ подмигнула.

Они потратили последние свободные деньги на экскурсию, поняли, что их обвели вокруг пальца, и в здание Кремля они все равно не попадут, но долго подбадривали друг друга, мол, зато посмотрели на дедушку Ленина и тетю Ваню (так они окрестили престарелого трансвестита, который и рассказывал им сто и один исторический факт о Красной площади, то и дело оскаливаясь хищными ровными зубками).

На каменном мосту Зоя скинула свои босоножки от Chester, пошла босиком, и внутри у нее стало легко и чисто, как будто кто-то только что вымел всю пыль прожитых лет из нее, и она снова предстала перед этим миром младенцем с розовыми пятками.

С севера на город надвигалась тяжелая чернильная туча, Зоя вдруг схватила Кристину за плечи и, пытаясь перекричать шум машин, заорала: “Я счастлива!” Крис замотала головой, мол: “Не слышу!”, но Зоя просто смотрела на любимую и улыбалась. В этот момент, как рассыпчатый рис из порванного мешка, с неба на них обрушился дождь.

Кажется, это был самый прекрасный день в их жизни. Эта поездка решила все - сразу два крупных агентства предложили выгодные контракты, и Зоя оказалась на мушке у самых лучших фотографов. Теперь у нее появился стильный псевдоним: Зои Люмен, плакаты в городе глянцево поблескивали ее породистым лицом, девушкам даже не пришлось возвращаться в родной город, Кристина только съездила за вещами. Зоя работала без устали в студиях и на подиуме. Их скромную комнату на окраине постепенно заменила хорошая однушка с евроремонтом в центре. Они снимали ее за бешеные деньги, но Зоя настаивала - пока не поверишь в удачу и счастье, их и не будет, так что не стоит экономить. “Мы свободные люди, - сказала она Кристине, - подумай только, мы абсолютно вольны в том, какая реальность нас будет окружать. Нет больше никаких ограничений, давай просто будем делать то, что хотим”.

- Я ухожу. Что-нибудь купить по дороге домой? - Зоя обувалась, опустив лицо как можно ниже. Электрический свет потянул ее тень через весь коридор, обостряя короткие пряди волос до длинных игл дикообраза. Девушка затаила дыхание, ожидая ответа. С некоторых пор даже простые вопросы стали настоящей пыткой.

- Сигарет, - отрезала Кристина по пути из кухни в комнату.

- С каких это пор ты снова куришь? - Зоя резко подняла голову, изумленно глядя в спину любимой. Как бы все не было у них плохо, она не могла не залюбоваться: по белоснежной идеальной коже между хрупких лопаток струилась прядь волос, выпавшая из прически. Зое нестерпимо захотелось вдруг провести самыми кончиками пальцев вдоль позвоночника, натолкнуться на эту прядь, намотать ее на палец и, как прежде, спросить, мол, что это ты “дорогу” оставила, куда-то собралась сбежать от меня? А после они посмеются вместе и поцелуются, конечно…

Кристина замерла, немного ссутулилась, словно принимая спиной удар вопроса, оттого лопатки заострились, будто два намеченных крыла, готовых вот-вот распахнуться. Затем, с явным усилием, девушка снова разгладила напряженные мышцы и, чеканя слоги, ответила:

- Теперь так.

- Зашибись. То есть полгода усилий, пластырей, таблеток - все псу под хвост?..

- Тебя курить никто не заставляет, вот и ты не лезь к моему личному выбору, ясно?! - Кристина обернулась, встала, слегка расставив ноги и сложила руки на груди, будто готовясь к атаке и снова глядя жестким взглядом исподлобья. Столько в ней было вызова вперемешку с ненавистью, что Зое стало окончательно и бесповоротно ясно, что вот-вот начнется новая ссора, спровоцированная специально. Девушка вздохнула и наклонилась, чтобы зашнуровать второй сапог, ничего не отвечая.

- Во сколько ты сегодня вернешься? - спросила Кристина еще более раздраженно.

- Не знаю. После съемок надо еще успеть на выставку заскочить, я обещала Стиву там засветиться.

- Господи, ты хоть один день можешь провести дома? Или вечер без камер считается прожитым зря? - едко отметила Крис.

- Ну хочешь, пошли со мной?

- Нет, - как отрезала девушка, поджимая пухлые губки.

Зоя выпрямилась, оправила кожаную курточку, жалобно протянула:

- Зай. Ну что ты от меня вообще хочешь?

- Ничего. Иди развлекайся, живи своей насыщенной жизнью, - Кристина демонстративно отвернулась и ушла в спальню, хлопнув дверью.

Зоя вздохнула. Все чаще на нее накатывало вот это ощущение отрешенности от происходящего. Более того — стало приходить жуткое раздражение, с которым сладить было особенно сложно. Вот и теперь она еле сдерживала растущее чувство злости. Ее поставили перед выбором — можно уйти из дома и еще больше углубить разлад, или остаться, но даже тогда Кристина не уймет свою демонстративную злость и весь их вечер пройдет в тягостном молчании.

В общем-то идти на выставку не было никакой необходимости, дело в том, что с некоторых пор Зоя просто не хотела возвращаться домой, в эту прессующую тишину или едкие, желчные ссоры, и именно потому находила любые отговорки, чтобы только сбежать подальше.

- …Знаешь, я практически уверена, что нет ни ада, ни рая там, куда мы попадаем после смерти, - сказала Кристина и замолчала, устремляя взгляд куда-то дальше потолка, будто ей было под силу разглядеть и небо, и звезды за бетонными перекрытиями. За окном давно стемнело, но они зажгли люстру в приглушенном режиме, и теперь она излучала холодный фиолетовый свет, искрясь хрусталем. Из огромных колонок чуть слышно Theodor Bastard выводил загадочные напевы “Сэльвы”. Зоя внимательно разглядывала профиль любимой. В этом свете ее лицо казалось совсем неживым, будто застывшая маска, и на секунду представилось, что Кристина лежит рядом мертвая. Зоя вздрогнула и спросила не из интереса, а желания как-то сдвинуть застывшую картинку:

- А что тогда там? - Кристина легла на бок, все так же не касаясь Зои, и, глядя ей в глаза, ответила:

- Я думаю, что там пустой эфир. В том смысле, что душе без тела не нужно ничего - ни садов Эдема, ни облаков, ни Бога. Она просто воплощается бесчисленное количество раз, чтобы извлекать уроки, совершенствоваться, стремиться к гармонии. И вот, когда наступает апогей развития, душа просто остается где-то там и больше не перерождается, растворяясь в собственном ощущении любви и красоты. Все эти совершенные души и следят за нами, сливаясь в одно божественное единство.

- Хм, интересно, а что же тогда с теми, кто творит зло в таком случае?

Кристина закрыла глаза, прислушиваясь к своим мыслям. Это продолжалось несколько минут, Зоя даже решила, что любимая попросту заснула. Но ресницы вновь взмыли вверх, открывая черные в этом свете глаза, и Кристина продолжила, понизив голос до еле различимого шепота:

- Я думаю, что души состоят из чувства любви, и каждый жестокий или ужасный поступок просто убивает часть этой любви в человеке… И поэтому его душа уменьшается… Рано или поздно ее может совсем не стать, она попросту исчезнет…

- Ничего себе, то есть такие, как Гитлер, к примеру, или Чикатило… Они просто исчезнут? Это и все наказание?!

- А ты представляешь, какие муки испытывает душа, когда она отмирает по кускам? Не думаю, что это незначительное наказание.

Они еще какое-то время помолчали, погруженные в размышления об этой теории. И тут Зою осенило:

- Погоди, так по твоей теории, “злые” души умирают, ну, если утрированно говорить. Так?

- Угу.

- Ну так они же должны вымереть по сути. Что ж их меньше-то не становится?

- Думаю, каждая душа в каждом перерождении сталкивается с необходимостью постоянно выбирать между добром и злом. Рано или поздно все ошибаются.

- Значит, все же мы тихо скатываемся к полному уничтожению?

- Не думаю. По-моему, ошибка сама по себе не страшна, важнее, какой вывод после нее сделаешь - пойдешь ли дальше по ошибочному пути, который зачастую легче и проще, или все же развернешься и снова потянешься к свету.

Кристина вдруг прыгнула на Зои, разрушая их общее оцепенение, и начала щекотать любимую. Та завизжала от неожиданности, задергалась, пытаясь скинуть с себя хрупкую девушку, но в итоге они так и упали на пол единым трепыхающимся комком, да так и замерли на ворсе ковра, глядя друг на друга. Зоя ждала еще несколько секунд, пока лицо Кристины не начало плавиться этим знакомым взглядом, в котором столько чувств перемешивались, словно ингредиенты крепкого Лонг-Айленда в руках виртуоза-бармена. Несколько черных прядей упало на лицо девушке, и на секунду Зою поглотил невероятный страх - ей снова показалось, что на нее смотрит совершенно неживое лицо какой-то человекоподобной фарфоровой куклы с черными впадинами глаз, одной из тех, что показывают в японских ужастиках. Но через мгновение Кристина прикоснулась самыми кончиками пальцев к щеке любимой, разбивая это наваждение, и они занялись сексом; совершенно необузданным и диким, будто два животных, и это все напоминало Зое фильм “Город грехов” своей атмосферностью, где главным все же была не страсть, не красота и даже не привкус крови, а вот эта фатальность, примораживающая самые кончики ресниц главных героев изморозью при каждом поцелуе.

Зоя резко вынырнула из сна, тяжело дыша от неожиданного раската грома. За окном бушевала весенняя гроза, молниями разрезая небо. Пластиковое окно было открыто на проветривание, и порывистый ветер играл легкой сетью тюля, швыряя охапки дождевой воды на ткань.

Кристина лежала рядом на кровати, завернувшись в свое одеяло, словно в кокон. Дыхание ее было ровным и глубоким, и невозможно было понять, спит она или снова притворяется.

Зоя посмотрела на потолок, пытаясь различить в быстрых вспышках света люстру на потолке, словно бы та была невидимой связью с этим приснившимся ей воспоминанием. По низу живота все пульсировало от бурлящего возбуждения. Девушка постаралась вздохнуть поглубже, но дыхание перехватило. Воображение продолжало рисовать картины секса, услужливо возрождая воспоминания о теле Кристины: ощущение гладких волос под ладонями, запах дыхания, вкус кожи, немного влажной на изгибах… И, что важнее, мозг разрывали картины их счастливого единения, взаимной нежности, от которой на глаза наворачивались едко-кислые слезы, а любые прикосновения струились прохладным шелком.

Очередная молния на мгновение осветила комнату, а затем раздался оглушительный взрыв грома. Душа девушки словно вздрогнула и потянулась к той, что лежала рядом; потянулась накопленным вожделением, выходящим горлом с дыханием, как если бы гроза вошла внутрь хрупкого девичьего тела. Ступни мгновенно намокли и заледенели, спину заломило, будто любовь прорывалась наружу, разрывая обиду изнутри с влажным хрустом, вспарывая напряженным позвоночником кожу. Жажда тепла, нечеловеческая страсть ширились, заполняя все существо девушки пока, наконец, она не протянула руку и не коснулась бедра Кристины, плотно укутанного одеялом. И под толстым покрывалом она ощутила легкое шевеление в ответ.

Как дикари сдергивают шкуру с убитого животного, задыхаясь от голода, и впиваясь зубами в кровоточащую плоть, так и Зоя кинулась сдирать с любимой плед, хаотично целуя всю оголенную кожу, пока не добралась, наконец, до губ. Никогда она еще не ощущала столь немыслимой жажды. Сдержанная обычно, она вдруг стала с наслаждением пить слюну Кристины, еле сдерживая свое желание прокусить ей язык или губы, чтобы выпить и кровь тоже, лихорадочно обшаривала руками каждый изгиб тела, пытаясь оплести его целиком, принимая в себя. В какой-то момент шум в ушах от пульсирующего сердца стал настолько громким, что Зои выпала в абсолютное ничто, будто та самая пресловутая душа вынырнула из тела, перерастая в огромный горящий комок любви. Вспыхнул свет от очередной молнии и она увидела, как Кристина подалась навстречу, приоткрывая пухлые губы в неразличимом стоне, и реальность порвалась клочками для них, опускаясь темнотой.

Утро застало их, лежащих в тесных объятиях посреди совершенно голой кровати. Подушки, одеяла, простынь - все это валялось на полу скомканной кучей. Утренний ветерок еле еле касался их кожи, высушивая влагу до легкого налета соли. Зои поглаживала плечо Кристины, то впадая в легкую дремоту, то тревожно просыпаясь в испуге: вдруг ночное безумство ей привиделось.

Дотянувшись до тумбочки, она легким нажатием оживила дисплей телефона, посмотрела на время и стала аккуратно высвобождаться от объятий, стараясь не разбудить Кристину.

- Куда ты? - сонно пробормотала та, приоткрывая глаза. Зоя склонилась и еще раз зарылась носом в спутанные черные пряди, что змеями извивались по светлой ткани пружинного матраса. Потом отстранилась и, с нежностью разглядывая лицо любимой, ответила шутливо:

- Миледи, разве от вас можно уйти по своей воле?

Кристина улыбнулась и снова уткнулась носом Зое куда-то чуть ниже ребер, притягивая руками к себе. Они замерли так еще на несколько минут, и слышно было, как во дворе дети играют, выкрикивая что-то радостно-беззаботное. Пора было собираться на фотосессию и Зоя нехотя снова попыталась высвободиться.

- Куда ты? - уже другим, резким тоном спросила Кристина.

- Заичка, поспи, мне надо на работу.

Кристина резко дернулась, отстранилась, а затем и вовсе почти бегом встала с кровати, натягивая на ходу халат. Зоя кинулась следом, кое-как успела встать перед дверью.

- Так, что случилось?

- Ничего. Уходи, вперед.

- Да что такое?!

- Я же сказала - ничего.

- Зай, я не могу понять - да что происходит-то?! Будто бы я ухожу к любовнице какой-то, я же работать! - Кристина отступила на шаг, не давая к себе прикоснуться, но Зоя вдруг почувствовала невиданно упрямство, и схватила таки тонкие кисти девушки, не оставляя возможности для побега. Крис попыталась вырваться, но вдруг вскрикнула:

- Прекрати, ты делаешь мне больно!

- Мне надоел весь этот концерт, - зашипела Зоя, пытаясь унять растущее раздражение изнутри, - я хочу, чтобы ты немедленно объяснила мне, что опять случилось?

Кристина замотала головой в каком-то отчаянии, и из глаз ее быстро-быстро закапали слезы. Зою переполнила жалость, ей захотелось прижать к себе любимую так, как только мать может прижимать к себе смертельно больного ребенка. Она попыталась притянуть Кристину к себе, но тут перехватила этот самый взгляд исподлобья, полный нескрываемой ненависти и злости и в отчаянии отступила, приговаривая шепотом:

- Боже мой, детка… Ну что, что я такого сделала, за что ты так меня ненавидишь? Что я тебе сделала?

И тут внезапно Кристина начала кричать:

- Ты такая же! Такая же как он, как они все! Я не нужна тебе вовсе, твоя жизнь полна до самых краев, все эти твои фотосессии, выставки, журналы, в том числе и “Максим”, на который половина покупателей-мужиков дрочат! Ты понимаешь, они дрочат на тебя, а ты и рада стараться, пока я тут сижу совсем одна и никому, никому нет дела! Ты бросила меня, как и он, я не нужна тебе, не нужна…

У Зои зашумело в ушах, черное склизкое раздражение вдруг начало подниматься у нее из самого желудка, залепляя горло горечью. Чувство было таким, как если бы в область кишок ей вонзили нож с тупым лезвием, да потянули вверх через всю требуху с таким усилием, что явно различим стал хруст разрываемой кожи на животе и ощутим пол под ногами, на который нутро упало кроваво-грязными потрохами. Ей вдруг открылась совершенно ясная неприглядная картина, и она очень тихо спросила:

- Кто - он?!

- Ты хоть раз за последнее время позвонила мне спросить, как я тут? Что я делаю? Ты вообще хоть раз задумалась, каково мне в незнакомом городе?.. - продолжала кричать Кристина.

- Кто - он?! - сорвалась на истошный визг Зоя. Кристина пошатнулась, замолчала, и уронив голову на грудь, зашлась отчаянным ревом. Она всхлипывала и вытирала хлюпающий нос рукавом с такой нарочитой печалью, что Зою просто скрутило от раздражения. Гнев вдруг породил в ней состояние, схожее с родовой ненавистью, что была так развита в древние времена. От этого состояния каждый натянутый нерв вдруг напряженно задрожал лезвием отточенного меча. Казалось, вот-вот все нутро перекрутит в фарш от одного лишь желания - немедленно исхлестать это опущенное лицо, бить его кулаками, пока Кристина не прекратит эту истерику или не замолчит уже навсегда.

- Я последний раз спрашиваю - кто он?! - с яростью в голосе сказала Зоя.

- Да кто еще?! - снова закричала Кристина, - Паша, конечно!

- Да?! И как давно ты его видела?!

- Не помню, месяц назад наверное, может, больше!

Зоя не выдержала, будто какой-то внутренний резерв терпения истощился в ней и она с размаху ударила Кристину прямо по лицу, так, что из носа у нее тут же потекла струйка крови. Девушка в ответ взвизгнула, но тут же замолчала, пытаясь зажать ноздри и глядя испуганными глазами на Зою. Кровь, похожая на застарелый томатный сок, быстро залила тонкие пальцы девушки. Стало совершенно тихо и Зоя почувствовала странную опустошенность, нездоровое расслабление, похожее на пьяную апатию. Она очень медленно опустилась в рядом стоящее кресло. Кристина зажала нос полой халата и вдруг начала говорить через ткань приглушенно, но очень торопливо, словно бы могла не успеть себя оправдать:

- Мне было так одиноко… Я чувствовала себя совершенно лишней… Знаешь, тогда, еще зимой, мы ехали с тобой на какой-то очередной показ глубоким вечером, ты была за рулем и мы остановились на перекрестке. Твое лицо как раз осветила неоном проезжающая мимо тачка… Помнишь? - Зоя слушала ее, внимательно разглядывая витиеватый рисунок на линолеуме. - Я спросила у тебя: “Где ты?”, потому что видела, как сведены у тебя желваки, чувствовала, что ты не со мной, совсем не со мной, ты где-то там, в своем мире, и меня нет рядом с тобой. Ты ответила: “Здесь”, но не повернулась ко мне и даже не улыбнулась. Я даже сейчас вижу это твое отрешенное лицо с красным бликом на лбу от сигнала светофора. Потом пятно перетекло на нос, поблекло до оранжево-желтого. В эту минуту я ощутила полное одиночество, словно бы осталась в машине совершенно одна. Ты взяла мою руку с коленей и положила на рычаг, включила первую скорость, но твоя отрешенность была такой сильной, что и моя рука стала мне чужой, будто ампутированной. Пятно на твоем лице переместилось на шею, стало зеленым и тогда ты улыбнулась и подмигнула мне, это вернуло мир на круги своя. Но с тех пор я постоянно ощущаю безысходность, будто это минутное одиночество обморозило меня, понимаешь? Что-то стало не так…

- И поэтому ты решила встретиться с ним?! - тихим голосом без эмоций спросила Зоя.

- Мне было очень одиноко и мы постоянно ссорились. А тут он позвонил, у него была обычная командировка...

- И вы как обычно спаривались в гостинице, - брезгливо сморщилась Зоя. Кристина молчала, - А потом он уехал, снова оставил тебя, как и раньше… А ты, ты решила обвинить во всем меня?!

Кристина заплакала беззвучно и отчаянно, Зоя увидела, как на линолеум закапали слезы вперемешку с кровью, а затем Крис медленно опустилась на колени.

- Прости меня, пожалуйста, прости…

Зоя подняла глаза и поняла вдруг: женщина, стоящая перед ней на коленях, больше ничего не значит. Ее душил гнев, отчаянный и злобный, переполняющий все ее тело бессильной ненавистью и жестокостью. Вся ее любовь вдруг вывернулась наизнанку, как оборотень, стала чудовищной ненавистью. Что-то ушло так быстро, как взбитая морская вода отходит в отливе, обнажая уродливые кости рифов. Кристина на коленях медленно поползла Зое навстречу:

- Зая… прошу тебя… Не смотри так на меня. Мне было очень, очень плохо, я сделала ошибку… Прости меня…

Кристина протянула руки, чтобы обнять Зою, но тут же наткнулась на жесткий, почти металлический взгляд и испуганно замерла, сжавшись в комочек.

Зоя еще какое-то время смотрела на нее, а потом перенесла свой замерший взгляд на картину, висящую над кроватью.

Она смотрела еще несколько минут на профиль дамы, ее закрытые глаза, подведенные зелеными тенями; разлетающиеся, будто крылья, пряди белых волос и приоткрытые губы - то ли в полуулыбке, то ли в вожделении.

Девушка еще какое-то время разглядывала действующих лиц, пока не поняла, наконец, что это женщина касается страдающего мужчины, а он мучается именно от этого. Но не только болью искажено его лицо. Невероятное наслаждение пронизывало насквозь этого персонажа.

Лицо женщины целиком обращено к касанию, одним этим жестом она давала клятву и проклинала, как может поступать женщина только своей единственной любовью. Более того, присмотревшись, можно было увидеть, что перекрестье тысячи тонких линий рождало размытый образ яблока, видный на этой протянутой ладони где-то на границе воображения и яви. Именно это было той самой еле ощутимой тенью.

Тайна, наконец, раскрылась перед Зоей. Секрет картины был во лжи всех присутствующих на ней.

Женщина лгала, что любит, и лгала, прежде всего, себе, пряча в спутанности линий других мужчин. Мучимый ею в свою очередь лгал, ведь ему на самом деле его боль давно уже стала наркотиком.

Зоя вдруг поняла, что она стоит на той самой развилке, о которой когда-то они говорили с Кристиной. Она с удивлением прислушалась к ощущениям, но не услышала ни стона, ни жалобы от своей души. “Странно, - подумалось ей, - ведь она должна мучиться, умирая”. Какая-то странная апатия захлестнула ее всю, лишая даже желания двинуться с места. Прошло еще несколько минут или часов - время будто утеряло свою обычную пластичность, осыпалось вокруг недвижимыми кусочками лего. Кристина подползла ближе и обняла колени Зои, прижимаясь лицом. Та ощутила отвращение, но ничего не сказала и даже не шелохнулась.

Кристина шепотом сказала:

- Я люблю тебя.

- Я тебя тоже, - механически и невыразительно ответила Зоя, внимательно глядя на картину и тень холодом накрыла ее со спины.

Глава пятая.

Чревоугодие.

Дата добавления: 2015-11-28 | Просмотры: 349 | Нарушение авторских прав