АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Золотой махаон.

На крылышках твоих

зрачки, ресницы -

красавицы ли, птицы -

обрывки чьих,

скажи мне, это лиц,

портрет летучий?

Каких, скажи, твой случай

частиц, крупиц

являет натюрморт..

И. Бродский “Бабочка”.

Грех Чревоугодия по сути своей

не осуждение самого процесса принятия пищи,

но потери контроля духа над телом, когда

еда становится самым важным в жизни человека,

затмевая собой любую духовность.

(с) Православный форум.

Неокл тяжело открыл глаза, приподнялся. Вчера вино было очень молодым, кислым, самым дешевым, и теперь от него нестерпимо болела голова. Он потер крупными пальцами переносицу, словно бы задумавшись, а потом неожиданно со всего размаха ударил ладонью по вытертой столешнице, на которой только что спал. Его глиняная кружка упала на бок, жалобно и глухо звякнув, из нее на светлое дерево потекла багровая струйка, перекатывась через маленькие трещинки. Неокл наблюдал за этой струйкой с каким-то оцепенением, пока она не пересекла весь стол, и аккуратные крохотные капельки, похожие на бусинки рубинов, не посыпались с края на каменный пол.

Зажав лицо руками, этот огромный мужчина-буйвол вдруг зарыдал, и это было бы позорно и страшно наблюдать со стороны, но он был совершенно один.

Если бы Агата была сейчас с ним, если бы вчера ее кровь такими же рубиновыми кристаллами не расплескивалась на выжженный песок близ их жилища, она бы положила свои тонкие прохладные руки ему на лоб, как делала всегда, и умиротворение воцарилось в душе кузнеца, а боль быстро покинула его огромную курчавую голову.

Но Агаты больше не было, и именно потому он так отчаянно рыдал, как младенец.

Неокл любил ее, сколько помнил себя. Еще молодой девушкой она была тонка и прекрасна; приготовленные ею яства покоряли любых гостей; поговаривали, что сам Дионис мечтал взять ее в жены, но она сделала выбор в пользу Неокла, простого кузнеца, который робко поглядывал в ее сторону на каждом пиру.

Поговаривали также, что оскорбленная сестра Диониса, Ата, богиня бед и голода, поклялась замучить несчастную Агату за слезы брата.

Сегодня ее омоют и запеленают, предварительно положив последнюю монету в рот, чтобы Харон перевез ее, такую хрупкую и маленькую, в царство теней. Тело ее пронесут через весь город, и наемные плакальщицы будут стенать и кричать, как страшные падальщики-грифы[21]. Потом ее положат на погребальный костер, и первым начнет дымиться саван, но затем языки пламени проникнут глубже, к ее коже, и ветер разнесет по узким улочкам невыносимый и тошнотворный запах горящего человеческого тела.

Неокл выпил залпом все оставшееся вино в кувшине, будто бы опьянение могло избавить его от нещадной боли внутри, затем встал и вышел из дома, чтобы свершить похоронный обряд.

По пути затуманенный разум снова и снова возвращал его во вчерашний день, когда Агата протянула ему свою тонкую руку с несколькими монетами и сказала, что этого должно хватить на достойный обряд. Она сама решила не ждать, и сама попросила его помощи, но от того кузнецу не становилось легче, и мысль, что кинжал, испивший кровь Агаты, сейчас находится в его ножнах, мучила его особенно сильно.

Во всех своих предчувствиях относительно похорон он оказался прав, кроме того, что во время церемонии пошел дождь - не сильный, но, тем не менее, он помешал заняться костру, тело Агаты очень долго не хотело загораться, и это становилось для Неокла все большей пыткой с каждой минутой.

Когда, наконец, огонь запылал, набирая силу и вытягивая оранжево-желтые лисьи хвосты к небу, кузнец упал на колени прямо в пыль и закричал, зажимая лицо ручищами в мозолях.

Был поздний вечер, когда Неокл ворвался в дом Господ, расшвыривая охранников, будто новорожденных котят. Открытый просторный зал с внушительными колоннами по периметру таинственно мерцал в сумерках свечами. Плиты из белого камня были начищены так, что казались заледеневшей поверхностью озера. За длинным массивным столом, щедро уставленным яствами, восседали самые известные и богатые люди города, поднимая золотые кубки в приветственных речах.

Во главе восседала Луция - госпожа этих мест, присланная из Рима своим мужем, полководцем Крассом, для ведения дел. Дородная и белокожая, она как раз поедала поджаристую курицу, вытирая пальцы тонким белым полотном с вышитыми золотой нитью бабочками - родовым знаком.

Увидев это, кузнец рассвирепел еще больше и опрокинул стол так, что многих знатных гостей придавило тяжелой столешницей к полу, дробя кости ног. Поднялся визг, и в этой неразберихе кузнец смог подойти вплотную к Луцие, которая неуклюже попыталась встать со своего резного кресла, но запуталась в просторной тунике.

- Ты! - прорычал кузнец устрашающе, и этот его вопль, отразившись от стен, напомнил рев раненого льва. - Это ты виновата! Ты забрала всю нашу еду и все наши деньги, и мне пришлось убить свою жену, чтобы она не умирала мучительно от голода, пока ты устраиваешь пиры!

Луция задрожала, и по всему ее рыхлому полному телу пошла рябь; в испуге она искривила губы, лоснящиеся от куриного жира, и попыталась закрыть лицо пухлыми ручками, так, словно бы этот жест мог спасти ее от ярости несчастного кузнеца.

- Будь ты проклята! - прокричал Неокл, приближаясь медленно и неотвратимо. - Пусть Боги даруют тебе самый страшный голод, страшнее того, на который ты облекла нас всех!

В этот момент кузнец даже не понял, что произошло - весь мир внезапно закрутился перед ним. Это охранник, подкравшись сзади, отрубил ему голову и она, с хрустом отделившись от тела, покатилась по мраморному полу, подпрыгивая на неровных плитах. Последнее, что успел ухватить угасающим сознанием Неокл, была вышитая золотая бабочка на полотне, которым прикрыли его голову. Впрочем, теперь он точно знал, что боги накажут виновницу, пусть не сейчас, но в следующей жизни.

Яна внимательно смотрела в зеркало, зрительно практически ощупывая собственные ноги. Сначала ей даже показалось, что она достигла хороших результатов за последнюю неделю, и можно себя похвалить, но чем пристальнее она вглядывалась в собственное отражение, тем более отвратительной казалась себе.

Несмотря на удвоенную нагрузку в спортзале и переход на жидкую пищу, на ногах по-прежнему проглядывали складочки жирка, а живот уродливо топорщился “кармашком” чуть выше ширинки джинсов.

Электронные весы, высчитывающие массу с точностью до сотой грамма, безжалостно показывали результат, не оправдывающий ожидания.

Яна с размаху села на постель и написала в своем маленьком карманном дневничке: “20 сентября 2012 года. Вес: 40 килограмм, за неделю сбросила всего 2”, задумчиво погрызла кончик карандаша и дописала: “Все из-за кусочка чизкейка в среду, я безвольная жирная свинья”.

Яна в общем-то осознавала, что у нее проблемы, и уже не раз слышала в свою сторону диагноз: “анорексия”, однако ее не особенно это пугало. Напротив, она предпочитала думать об этом, как о личном достижении.

Она вспоминала с ужасом, как всего пару лет назад часто приходила из школы, рыдая, оттого что ее называли “жиртрестом” и “коровой”, ведь в свои 15 лет она весила все 70 килограмм. Мама обычно старалась утешить ее, кривила рот, вымазанный кроваво-красной помадой, прижимала к своей теплой полной груди и предлагала: “Ну хочешь, пойдем в Макдональдс, купим тебе хэппи мил... Ты соберешь еще одну игрушку в коллекцию... Не плачь, моя девочка, у тебя просто широкая кость. Мэрлин Монро тоже не была худышкой, но стала эталоном красоты для половины мира... И у тебя все будет хорошо, найдется парень, который полюбит тебя такой, какая ты есть... У меня же есть твой папа”.

Яна постепенно успокаивалась под этот баюкающий голос и думала о том, что все ее родственники действительно никогда не отличались худобой. И добродушный дядя Женя с округлым брюшком, и улыбчивая бабушка, на которой еле сходились трикотажные пестрые халаты, и все ее статные двоюродные сестры, меж тем совершенно не подходящие под эталоны красоты; ее собственные родители, наконец - все они были невероятно милыми и добрыми людьми, но никогда не обладали легкостью и изяществом. Наверное, это просто наследственность? Кому-то быть худым, а кому-то полным...

Так бы и продолжалось - Яна утешалась бы гамбургерами и сладкой колой, но что-то внутри нее окончательно и бесповоротно рухнуло, словно ненадежные строительные леса, когда прямо на уроке учитель литературы проверял присутствие учеников в классе, перечисляя фамилии и назвал ее:

- Боровикова!

Яна в этот момент о чем-то оживленно шепотом болтала со своей соседкой по парте и не слышала, что ее окликнули. И тогда учитель повторил:

- Боровикова в классе?

Мальчишеский голос бодро выкрикнул с задней парты:

- А разве борова можно не заметить?

Весь класс грянул хохотом, даже соседка по парте рассмеялась прямо Яне в лицо, и тогда она выбежала из класса, оскорбленная, посреди урока и решила уже никогда не возвращаться. Она прибежала домой и забилась в платяной шкаф в своей комнате, где и просидела, стеная от ненависти к самой себе до самого вечера, пока мама не пришла.

Она открыла дверцы и снова обняла девочку, утопив в запахе сладких духов, котлет из столовой и тяжелого рабочего дня.

- Ну, не плачь, моя хорошая, - утешала она Яну, - я колбаски твоей любимой принесла, давай, бутерброд тебе сделаю, да и курочку поставлю в духовку с чесночком и майонезом, мы сейчас покушаем, ты успокоишься, а завтра мы пойдем вместе в школу и я поговорю с учителями, чтобы они следили получше за поведением твоих одноклассников...

Внезапно Яне сделались противными и запах маминой кожи, и бутерброды, и ее одноклассники, но самое главное - она испытала невозможное отвращение к самой себе, так жалобно и жалко рыдающей в материнскую пухлую грудь.

- Не трогай меня, - вдруг набросилась она на маму, - это все ты виновата, из-за тебя я такая толстая, посмотри на себя! Ты только и делаешь, что жрешь свое “вкусненькое”, готовишь “жирненькое” и толстеешь. Если бы отец не был таким же, он просто бросил тебя из-за какой-нибудь красивой девушки, и я бы его поняла...

Мама тогда вздрогнула, как от резкого скрипа пенопласта по стеклу - так невыносимо ей было слышать то, что говорила ее дочь. Она не уходила, пристально и отстраненно наблюдая за своим ребенком, которого не узнавала в этой ярости и ненависти к себе и всему миру вокруг. А потом вдруг внезапно ужасно разозлилась и хлестко отвесила ей пощечину.

- Не смей так разговаривать со мной, - железным тоном заявила она. Помолчала несколько секунд и закончила:

- Я пойду готовить, а ты придешь и поужинаешь со всей семьей, как и заведено. И, надеюсь, к этому времени твоя истерика прекратится.

После этого она встала и ушла, а Яна еще долго всхлипывала, свернувшись калачиком на жестком дне шкафа.

На следующее утро она притворилась больной и отказалась идти в школу, мама не сильно настаивала. Яна дотащилась до кухни сразу же после ее ухода, взяла чай со сладким и тут же вернулась в постель, прощелкивая каналы. Кусочек торта подходил к концу, когда после очередного переключения ее зацепил случайный кадр какого-то ток-шоу. Прибавив громкость, девочка с интересом всматривалась в главную героиню - на мягком светло-бежевом диване горделиво восседала красавица с удивительными лисьими глазами.

- Итак, у нас в студии Зои Люмен, известная супермодель, участница проекта “Топ-модель по-русски”, одна из самых востребованных моделей в мире. Расскажите, какая из последних ваших работ вызывает у вас гордость?

- Я только вернулась после недели высокой моды в Париже, где мне посчастливилось демонстрировать одежду таких известных марок, как Louis Vuitton, Chanel, Emmanuel Ungaro. Такая работа сама по себе уже награда и большая честь.

- Вы в великолепной форме и пользуетесь огромным успехом, несмотря на уверенность многих, что после двадцати четырех невозможно пробиться на вершину успеха. Как вам удается сохранять молодость и красоту?

- Ну, это мое тайное средство. Не только чтобы выглядеть молодо, но и не набирать вес. Весь секрет в том, чтобы хотя бы раз в месяц всю неделю кушать только зеленые яблоки.

Яна залюбовалась, глядя на Зои, модель казалась тоньше ветки, изломанной каждым суставом. Хитрые лисьи глаза, очерченные темным карандашом, особенно выделялись на ее лице - так бывает, когда человек слишком худ. Губы превращаются в бесцветные тонкие края рта, а нос оставляет только остренький осколок, но вот глаза... Они сияют особым блеском. Зои была так прекрасна в каждом своем повороте головы, в каждом движении худощавого тела без видимых признаков женских округлостей, что походила на тонконогую бабочку и даже зрительно была так легка, что, казалось, одно лишь движение, и она улетит в небесный эфир.

Взгляд Яны вдруг упал на зеркало. Она увидела толстую девочку с оплывшими щеками, губами, измазанными кремом, в майке, которая особенно хорошо обтягивала огромный живот и намечающуюся грудь. К коктейлю чувств вдруг примешалось омерзение от вида собственного тела, такое сильное, что только что съеденное подкатило комком к горлу, и Яна была вынуждена бежать до туалета, чтобы долго и с каким-то моральным наслаждением извергать из себя все до тех пор, пока желудок не опустел, и рвотные позывы стали приносить только боль. Тогда обессиленная девочка села на пол, привалилась к стене и поклялась, что больше никогда не будет выглядеть как сейчас.

Яна ненавидела свой класс несмотря на то, что теперь, когда она похудела, многие парни мечтали встречаться с ней, а девушки отчаянно пытались добиться ее рецептов похудения. Каждый раз, когда она заходила в кабинет, ей казалось, что она окунается в клубок змей, и оттого нервы начинали ходить у нее под кожей, как лопнувшие провода.[22] Перед тем, как переступить порог, ей ужасно захотелось снова убежать в туалет и проверить в зеркале, не выдает ли ее одежда те неровности и отложения, которые она заметила с утра, но прозвенел звонок, предупреждая о начале урока, и ей пришлось отложить осмотр на потом.

Сначала в классе ее осмеивали, когда она перестала ходить в столовую и ела только яблочко вместо обеда.

- Худеть что ли решила? - нарочно как можно громче усмехнулась самая привлекательная в классе девочка. - Давно пора, Боровикова. А то даже смотреть стыдно на тебя.

Яна крепилась и молчала.

После первых скинутых пятнадцати килограммов мальчишки стали задирать ее еще больше, отвешивая совершенно детские комментарии, вроде:

- А Боровикова у нас влюбииилась, вот и жопу свою решила уменьшить, чтобы жениха не придавить, если сядет на коленки.

Девочки обсуждали, что после резкого похудения почти всегда набирают в два раза больше.

- Я точно знаю, у моей мамы подруга похудела сначала на 20 килограмм, а потом поправилась на 30, выглядела просто ужасно, еще эти растяжки по всему телу, фу! - заявляла одна из отличниц, с недоверием и отвращением косясь на Яну.

Та, в свою очередь, с невозмутимым видом тщательно пережевывала крохотное яблочко.

“Ну-ну, - думала она, - зависть тебя взяла, ты-то и килограмма сбросить не можешь, занимаешься своей гимнастикой, а тренер постоянно говорит, что тебе нельзя столько есть, иначе на соревнования не возьмут. Но ты в столовой обязательно берешь что-нибудь сладкое, обжора. И кто из нас еще поправится на 30 килограмм...”

Тогда же она попросила маму записать ее на плавание, потому что вычитала на просторах интернета, что ничто так не помогает похудеть, как занятия в бассейне. Мама испугалась:

- Ты и так худеешь очень сильно, может, не стоит?

- Ну послушай, если я буду ходить в бассейн, мне не надо будет сидеть на диете, понимаешь?

Этот аргумент быстро сломил маму, и всех все устроило. Родители были довольны, что их дочь ужинает вместе с ними, поглощая калорийную картошку, макароны и мясо, Яна же получила дополнительные физические тренировки, хотя и вынуждена была заставлять себя отрыгивать всю еду каждый день.

Спустя полгода она подумала: ”Зачем я прикладываю столько усилий в бассейне и трачу все карманные деньги на спортзал, а потом снова набираю эти самые калории с едой?” И тогда она решила питаться только бульонами, кефиром и чаем.

Нет, Яна была вполне разумной девочкой. Она понимала, что необходимо восполнять витамины и микроэлементы, чтобы кожа сохраняла здоровый цвет и не появлялись пигментные пятна. Поэтому каждый день она обязательно принимала горсти витаминов и пила много минеральной воды. Однако достигнуть своего идеального веса - 33 килограмма - оказалось сложной задачей. Порой от ежевечерних приступов булимии у нее на горле образовывалась язва, которая невыносимо саднила и жгла ей гортань. Но, если боль становилась совсем нестерпимой и она решалась оставить пищу в себе, то уже через час не могла найти себе место от грызущих ее мук совести. Она пыталась вызвать рвоту, но часть еды уже успевала усвоится организмом, и это тревожило ее больше, чем боль в гортани или желудке, она ложилась спать и не могла впасть в забытье, ее слишком сильно мучило ощущение сытости. Если на утро весы показывали прибавку в весе хотя бы на десятки граммов, она впадала в невиданную истерику и расшвыривала все свои вещи от жуткой ярости внутри. В такие дни она кричала зеркалу:

- Ненавижу, ненавижу тебя, жирная свинья! В тебе нет ни капли достоинства, ты ничтожество, ничтожество, ничтожество!

В классе было очень холодно, впрочем, теперь холод Яна ощущала всегда, и даже дома старалась кутаться в теплую мамину шаль. Вот и сейчас ручка в ее руках буквально ходуном ходила от озноба, который пробирал до костей. Девочка натянула рукава до самых костяшек пальцев и поежилась. Надо отсидеть еще один урок, а потом она пойдет в кино со своим парнем, Лешей.

Когда Яна начала приближаться к заветным 40 килограммам, родители пытались кормить ее с удвоенной силой, мама охала: “Боже мой, какой же худой ты стала, посмотри на себя...” Яна покорно улыбалась, делала вид, что съедает все, что они накладывают ей в тарелку, но на деле ее тошнило от одного вида еды. Когда родители пожирали очередную курицу или обжаренные куски мяса, обильно смазанные каким-нибудь соусом, ей казалось, что ее собственный желудок вот-вот поднимется в рот вместе с рвотой.

“Какая гадость”, - думала она и думала про них, а не про еду. С каждым днем ненависть и презрение росло в девушке, мешая вздохнуть, распирая изнутри и пенисто выходя горлом, словно пепси или кока-кола в перегретой бутылке.[23]

Она старалась не смотреть на то, как они едят, как лоснятся жиром ярко накрашенные губы матери, а у отца в полуседой бороде застревают остатки пищи.

Яна с сарказмом писала на форуме, посвященном диетам: “Для меня лучший способ перебить аппетит - это посмотреть на моих вечно жрущих родителей. Кажется, это все, что составляет их дни. Они жрут, как только просыпаются, обязательно перекусывают на работе, даже их отдых - будь то поход в кино или вылазка на природу - неминуемо приводит к обжорству. Мне противно думать, что и моя жизнь могла бы быть такой”.

- Зайка, ты чего так дрожишь? - ласково спросил Леша, встречая ее на крыльце.

- Да сидела у открытого окна, вот и продуло немного, - не замешкавшись ни на секунду, соврала Яна.

- Накинь мою куртку тогда.

Они встречались уже полгода - Леша подошел познакомиться к ней прямо на улице и с того момента явно души не чаял в своей девушке. Каждый свой день он только и ждал, когда закончатся ее уроки или занятия в тренажерном зале, и они смогут побыть вдвоем, и не важно, чем заниматься. Пусть это будет просто прогулка или кино, важно только то, что он будет смотреть на ее тонкое бледное лицо, и каждый раз внутри ощущать, как что-то обрывается, и земля под его ногами перестает существовать, вообще вся вселенная перестает существовать, все растворяется вокруг, кроме этого бледного лица и тепла губ.

И, конечно, он не знал. В какой-то момент ему показалось странным, что Яна наотрез отказывалась пойти с ним в любое кафе, говорила, что с большим удовольствием погуляет, да и вообще за все полгода он не видел, чтобы хоть раз она кушала при нем. Однако Яна как-то постоянно уходила от этой темы, а ему казалось это все незначительными и мелким. Ну хочется ей сидеть на диете - пусть сидит, все девушки сходят из-за этого с ума, их не убедишь, что для любви не так уж и важно, сколько сантиметров у тебя на талии.

Фильм уже начался, когда Леша понял, что с Яной что-то не так. Слышно было, как неровно она дышит, ее всю трясло от озноба.

- Милая, что с тобой? - испугался не на шутку Леша.

- Все хорошо, говорю же, чуть-чуть простыла, - с улыбкой ответила ему девушка.

Наверное, Леша бы поверил ей, но уже через несколько минут Яна внезапно сорвалась с места и поспешила без всяких объяснений в туалет.

Из-за двери слышались влажные хлюпающие звуки, какие бывают, когда человека безудержно рвет. Леша толкнул дверь и без предупреждения зашел внутрь. Какое-то время он стоял в оцепенении, и его сознание выдергивало какие-то незначительные детали - тонкие пальцы правой руки, которыми Яна придерживала длинные волосы на затылке, задравшийся на спине темно-синий пиджак, обнажающий тонкую полоску белесой кожи, кровь...

Лешу будто сильно толкнули в грудь. Откуда у Яны кровь на левой руке, которой она держится за ободок унитаза? Только потом он заметил, что весь унитаз заляпан кровавыми следами - девушку не просто рвало, а рвало кровью.

- Детка, что с тобой, малышка?! - Леша в панике начал метаться, не понимая даже, что можно сделать.

Яну перестало рвать, она устало повалилась прямо на пол, вытянув худые ноги вдоль всей кабинки.

- Выйди, - сказала она, вытирая рот ладонью.

- Что с тобой?!

- Да ничего, - раздраженно ответила девушка, - просто отравилась.

- Кровью?! - с паническим ужасом закричал Леша.

- Нет, свеклой, - снова соврала Яна. На самом деле она и сама была напугана не меньше его, но сказать правду не могла никак.

- Маленькая, - он сел рядом, попытался взять ее за руку, но она выдернула влажную грязную ладонь, - послушай, мы можем справится со всеми проблемами вместе, ты просто скажи, что случилось? Я же вижу, что это не свекла...

На секунду Яна почувствовала к нему тепло и нежность... Может, и вправду, рассказать ему? И все будет здорово... Он будет ее любить, она сможет кушать, как все нормальные люди, как все девушки... Может, даже тортик или любимые гамбургеры... Но тут же она осекла себя - никто не любит жирных. Никто. И Леша не будет.

- Просто, выйди и дай мне пять минут, это действительно свекла из столовой - отрезала она и больше уже не смотрела ему в глаза.

С того дня Лешу начали одолевать сомнения. Что-то происходило с Яной, что-то страшное овладевало ей безвозвратно, его мучило это ощущение надвигающейся грозы. Он стал понимать, что все это время знал только одну ее сторону - то, как она шутит, улыбается, веселится, говорит; все это только здесь, на поверхности, рядом с ним. Но что-то глубже, словно затаенный ужас, жило под этой маской беспечной веселой девчонки. Ему стало казаться, что изнутри Яна сдавлена до такой степени, что вот-вот хрустко лопнет, как перезревший орех. Вместе с этим ощущением и в нем самом поселился страх и ожидание того дня, когда это все-таки произойдет.

- Я люблю тебя, - говорил он тихо ее волосам, ее ладоням, в надежде, что его услышит то, что скрыто в ней глубоко. Услышит и... отступит перед этой любовью. А Яна только переспрашивала:

- Ты что-то сказал?

Но Леша грустно мотал головой.

А потом Яна начала принимать флоурекситин. Описание лекарства она нашла в сети совершенно случайно, изучая группы о похудение в контакте. Это был дешевый аналог прозака, подавляющий аппетит. Еще один замечательный эффект - после него улучшалось настроение и просыпалась жажда бурной деятельности. И Леше начало казаться, что она даже пошла на поправку, и эта черная склизкая паника отступила, наконец, от них. Он с воодушевлением рассказывал ей, как через год они обязательно начнут жить вместе, и он будет встречать ее из института, а она радостно и счастливо улыбалась этим его незатейливым мечтам.

- А ты будешь мне готовить борщ? - спросил он ее тогда.

Яна вздрогнула, и на секунду на нее снова наползла та тень, которой Леша так боялся.

- Обязательно научусь, - попыталась весело пообещать Яна, но это было слишком наигранным.

Если бы Леша заглянул в ее маленький дневничок, который она постоянно носила при себе, он бы прочитал: “17 ноября 2012 года. Вес - 36 килограмм”, и понял бы все. Но она слишком берегла свою книжицу.

Чтобы Леша не заметил, Яна пыталась подпилить расслаивающиеся до мяса ногти, но это слабо помогало. В общем-то она не сильно расстраивалась, понимая - это всего лишь следствие быстрой потери веса, ничего страшного, надо просто поделать специальные ванночки. Это как с волосами - пару месяцев назад она заметила, что концы прядей ужасно секутся, и оперативно решила проблему короткой стрижкой. Леша сокрушался, мол, зачем ты отрезала свои шикарные волосы? Но Яна весело отвечала, что без них удобно и прохладно.

К декабрю у Яны уже не оставалось сил ни на прогулки, ни на встречи с Лешей. Он все больше обращал внимание на ее худобу, проступающие сквозь одежду кости, и Яна нашла самый безопасный путь, чтобы избежать расспросов. Она просто рассталась с ним.

- Почему? - спросил он так тихо, словно бы не мог больше вдохнуть достаточно воздуха.

- Я просто тебя не люблю, - хлестко ответила Яна. После этих слов она увидела, как может умирать человек, когда его тело все еще живет. Казалось, Леша мгновенно стал серым, словно персонаж черно-белого фильма, из него разом ушла вся его внутренняя сила, все его тепло. Даже глаза поблекли, девушка вспомнила, что именно так быстро и беспощадно выцветали глаза ее покойного дедушки, когда он перестал дышать. Леша протянул ей руку, будто бы последнюю свою надежду, но она резко повернулась и пошла домой, не в силах видеть результат своих же слов.

Уже несколько дней Яна вовсе не могла встать с постели. Чтобы хорошо выглядеть к Новому году, она решила просто голодать, подкрепляясь горстями витаминов и флуоксетином, иногда сбивая чувство голода стаканом воды с несколькими каплями лимонного сока. Еще в понедельник она попыталась пойти в школу, но сердце в груди билось словно вязнущий в болоте зверь, а ноги подкашивались от слабости. Яна на четвереньках доползла до кухни и заставила себя съесть кусочек яблочка, этот путь отнял у нее последние силы, несколько раз она едва удерживала угасающее сознание и отдыхала по несколько минут, привалившись к стене. Девушка не стала пытаться ползти обратно в свою комнату и уснула снова прямо на диване, чтобы прийти в себя. Через несколько часов она очнулась от тревожной дремы. Тахикардия отпустила, но ноги по-прежнему ее не держали, она с трудом добралась до своей постели и с тех пор не вставала. Маме она сказала, что сильно отравилась, и та регулярно приносила ей наваристый куриный бульон, который Яна тут же выливала в горшок комнатного плюща, стоящий у изголовья ее кровати.

- Они с Лешей расстались, - шептала в коридоре мать отцу, - вот она страдает и худеет... Как и все подростки... Пройдет...

К концу недели головокружение перестало беспокоить, и Яна даже сделала пару неуверенных шагов по комнате.

“Ну вот, - облегченно подумала девушка, - мне просто надо было привыкнуть к голоду. Теперь я смогу пойти на Новогодний маскарад и буду самой худой среди всех этих заносчивых дур, на которых не посмотрит ни один нормальный парень”.

Она встала на весы, а потом тщательно записала в дневник: “27 декабря 2012 года. Вес - 30 килограмм, 400 грамм”.

Успокоенная, она легла спать, и сначала ей приснился тот самый маскарад. Только вот праздник проходил не в школьном зале. Первое, что она увидела - это собственное отражение в огромном зеркале. На ней был костюм средневековой дамы, и черные кружева прекрасно оттеняли бледные худые плечи, а декольте обнажало хрупкие ключицы. На руках у нее были черные перчатки до локтей, чтобы скрыть посиневшие ногти. Вокруг нее кружились в танце пары, одетые в пестрые наряды, какие были приняты еще в прошлых веках[24]. Да и весь зал будто отдавал стариной - витиеватые позолоченные узоры на стенах, натертый до блеска паркет, а над самым центром комнаты висела огромная люстра, вспыхивающая тысячью радуг в брызгах хрустальных сережек. Какой-то парень в костюме Зорро подхватил Яну на руки, и она захохотала, ощущая непередаваемую легкость во всем теле. В прорезях маски промелькнули знакомые глаза, и девушка поняла, что это Леша, и прижалась к нему всем телом, счастливая. В руке ее оказалась душистая виноградная кисть с крупными фиолетовыми ягодами, девушка вонзила зубы в одну из них, вдруг не испытывая угрызений совести, за то, что снова ест. Терпкий сладкий сок полился ей в горло и стекал крупными каплями по губам, она закрыла глаза от наслаждения, пока Зорро все кружил и кружил ее...

Но через мгновение сон поменялся, Яна оказалась перед огромной дверью, и вокруг сгустился сумрак. На ней было все то же платье, но кружева оказались ободраны и свисали клочьями. Девушка услышала странный звук - похожий на тот, что обычно бывает в осеннем лесу при ветреной погоде, когда все деревья раскачиваются из стороны в стороны, и их листва так и шуршит, опадая.

Яна толкнула дверь и звук стал громче и ясней, однако сумрак поначалу помешал ей разглядеть то, что находилось в комнате. Постепенно глаза ее привыкли к полутьме, и она поняла, что стоит на пороге своей собственной кухни. За столом сидели ее родители; точнее то, что от них осталось. Бесформенной массой растекаясь по стульям, над тарелками склонились две гигантские гусеницы. Яна поняла, что этот монотонный шелестящий звук издавали именно эти существа, пожирая свой ужин с тарелок.

Полупрозрачное белесое тело гусеницы-матери, перетянутое по сегментам, тяжело колыхалось, можно было разглядеть, как по внутренностям перетекает полупереваренная пища. Голова ее пламенела красным, будто бы выпачканная в пошлой помаде, она старательно перебирала кусочки еды тонкими черными лапками в мелких волосках, прежде чем целиком заглотить. [25]

Тело второй гусеницы отдавало зеленцой, на кожице проступали черные пятнышки, похожие на отцовские веснушки и родинки, изо рта личинки явственно виднелись жвалы, которыми она ощупывала содержимое своей тарелки и отправляла в пасть.

Яна отвернулась и ее неудержимо стошнило прямо на порог, казалось, она вот-вот выплюнет не только содержимое своего желудка, но и несколько внутренних органов. Когда, наконец, тошнота отступила, она попыталась вытереть рот, но ее ручки внезапно стали совсем маленькими, она испуганно посмотрела в зеркало рядом на стене и, холодея, увидела в отражении только огромную пушистую гусеницу, игольчатые волоски которой топорщились во все стороны.

Яна отчаянно закричала и от этого проснулась в своей постели, мокрой от холодного пота. С неожиданной прытью она встала и, не внимая слабости, пошла к трюмо, в ужасе разглядывая свое отражение в ночной темноте. Зеркало бликовало лунным светом, и на нем, как на свежей фотографии, медленно проявилась белесая фигура девушки, напоминающей скелет - обтянутые кожей ребра, более похожие на каркас разрушенного здания, тонкие ноги, разбухающие лишь на коленных суставах, позвоночник, гребнем поднимающийся между лопаток - казалось, это тень заглянула из зеркала в мир живых. На секунду девушке привиделся смутной тенью кузнец по ту сторону амальгамы, но, скорее всего, это была просто игра ночного сумрака.

Яна успокоилась, удовлетворенно осмотрела себя, прежде чем снова забраться под одеяло. Ее трясло от холода и выворачивало ноги судорогой, она постаралась заснуть. Сердце еще несколько раз ударило по ребрам, но затем затихло. В эту последнюю секунду ей успело присниться, что тело ее, покрытое гусеничной щетиной, вдруг вывернулось наизнанку с нечеловеческой болью, которая мгновенно охватила все изнутри, будто жидкий огонь. Но через мгновение девушка вскинула свои тонкие бледные руки, и теплое весеннее солнце укутало ее лучами. Больше не было ни боли, ни голода, ни озноба. Яна потянулась к небесной синеве, и ветер легко подхватил ее тельце в ладони, унес выше, и она захохотала легко и радостно, делая взмахи новообретенными кружевными крыльями. На секунду ей показалось, что ей как-то особенно знаком золотистый узор, проступающий на чешуйках, будто то были письмена проклятия, некогда посланного ей. Может, то был еще один сон? Или другая жизнь? Яна не знала, да и теперь это было совершенно неважно.[26]

Дата добавления: 2015-11-28 | Просмотры: 299 | Нарушение авторских прав