АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

БЫЛ ЛИ СИМУЛЯНТОМ ГЕНЕРАЛ СУДОПЛАТОВ?

Исторические факты свидетельствуют о том, что преступники, стремившиеся избежать тюремного заключения или каторжных работ, во время следствия или суда пытались демонстрировать свою психическую ненормальность. Как правило, к этому приему прибегали субъекты, совершившие преступления против человечества, конкретной личности, морально опустошенные.

Удача сопутствовала только тем, кто пользовался поддержкой по самым различным поводам (родственные, любовные связи и т. п.) со стороны врачей-психиатров, членов судебно-психиатрических комиссий. Кому-то удавалось выкрутиться благодаря низкой квалификации психиатров-экспертов.

В справке главного врача психоневрологической городской больницы № 5 (Москва) Ю. Розинского, направленной им в КПК при ЦК КПСС 25 января 1956 года, приводятся примеры как вопиющей профессиональной безграмотности экспертов Института им. Сербского при определении психического состояния подследственных заключенных, так и, возможно, умышленного увода от суда некоторых испытуемых, определенных ими как невменяемые личности²⁰.

Следует подчеркнуть, что по какому-то удивительному стечению обстоятельств “враги советской власти” в число таких “счастливчиков” не попадали.

Зафиксирован, пожалуй, только один факт, когда осужденный по статье 58 УК РСФСР человек был признан невменяемым не по классическим канонам чекистов и направлен на принудительное лечение в тюремную психиатрическую больницу МВД СССР. Случай этот уникален и загадочен. И “героем” его был знаменитый русский “Скорценни” — бывший генерал КГБ СССР Павел Судоплатов.

О причинах и деталях ареста П. А. Судоплатова, ходе следствия общественности ничего не известно и, видимо, еще многие годы известно не будет. Роль генерала во внешнеполитических и внутренних акциях была слишком весома с точки зрения государственных интересов и устремлений, чтобы о них широко распространяться. Личность талантливого чекиста Судоплатова зловеща и трагична одновременно. Несомненны его заслуги в разгроме немецко-фашистских захватчиков в период Великой Отечественной войны. Недаром после его ареста 21 июля 1953 года и во время пребывания в местах заключения за помилование и оправдание Судоплатова постоянно выступали его коллеги по смелым боевым операциям против немцев. Но велики были и его преступления против собственного народа, хотя можно предположить, что он усердно и с выдумкой исполнял директивы высшего руководства страны и, в частности, указания своего непосредственного шефа — Л. Берия.

1953 год завершился личной трагедией верхушки органов государственной безопасности, виновной в бесчисленных кровавых репрессиях против миллионов советских и иностранных граждан. Были расстреляны Берия, Абакумов, Гоглидзе и многие другие. Под “горячую руку” мог попасть и П. Судоплатов. Полагаем, что в недрах некоторых кругов государственной власти созрел план увода немало сделавшего для разгрома немецкой военной машины чекиста от возможной “вышки”. Для этого Судоплатов должен был во время следствия разыграть состояние душевного разлада В этот план были посвящены только “свои” люди. Специалисты Института им. Сербского на пушечный выстрел не были допущены к этому щепетильному делу, хотя и похвалялись тесными связями с органами безопасности.

Наблюдение и “лечение” Судоплатова было проведено стационарно в отделении судебно-психиатрической экспертизы Ленинградской тюремной психиатрической больницы МВД СССР с 7 мая 1955 года по 17 января 1957 года согласно предписанию начальника тюремного отдела МВД СССР полковника Буланова по указанию Генерального прокурора страны — легендарного Руденко.

Павел Анатольевич во время следствия стал себя неправильно вести (в акте — “в связи с неправильностями поведения”), за что незамедлительно был подвергнут освидетельствованию комиссией психиатров. Случилось это 3 декабря 1954 года в Бутырской тюрьме.

Вот что засвидетельствовала тогда комиссия санчасти тюрьмы: “Судоплатов П. А. обнаруживает признаки легкого реактивного состояния, с чертами установочного поведения, в отношении инкриминируемых ему деяний — “вменяем”. Комиссией рекомендовано было лишь изменение режима. Допущен был к следствию, однако с июля 1954 г. стал обнаруживать своеобразное поведение, с отказом от пищи, в силу чего он был переведен из тюрьмы в психиатрическое отделение Бутырской тюрьмы”.

Почти через полгода, 7 мая 1955 года, заключенного следственного П. А. Судоплатова доставили в стационар ленинградской тюремной психиатрической больницы, где его неоднократно представляли комиссии психиатров на очередное освидетельствование психики и для консультативного указания вида лечения.

Наконец, после многолетней активной терапии Судоплатова 17 января 1957 года представляют психиатрам на заключительное суждение о его состоянии. В комиссии были все “свои”: главврач ЛТПБ майор медицинской службы психиатр П. В. Блинов, заведующий отделением принудительного лечения ЛТПБ МВД СССР майор м/с психиатр А. П. Дементьев, заведующий судебно-психиатрическим экспертным отделением ЛТПБ МВД СССР майор м/с психиатр Р. М. Кельчевская и заведующий кафедрой психиатрии ГИДУВ профессор-психиатр И. Ф. Случевский.

Из акта от 17 января 1957 года:

“Психическое состояние з/ксл. СУДОПЛАТОВА П. А. выражалось долгое время однотипно, клинически скудной симптоматикой, глубокого торможения (ступор). Внешне находился в согбенной позе, с низко опущенной головой, закрытыми глазами, складкой сосредоточения на лбу. На вопросы словесно не отвечал, на обращения давал однотипную реакцию — вздрагивал, глубоко вздыхал, иногда со слезами на глазах.

На фоне ступора, однако, пассивного подчинения не отмечалось, также не было и восковой гибкости, т. е. застывания приданной позиции рук или общей позы. Наоборот, сопротивлялся изменению позы, противодействовал обследованию, кормлению, проявляя таким образом негативизм. На фоне такой симптоматики были замечены активные проявления, примерно: настороженно поглядывая в очко наблюдения, делал гимнастические движения, к чему прибегал, видимо, с потребностью отдыха от вынужденной однообразной позы.

Все время был опрятен, пользовался самостоятельно судном без напоминания; однако, после провоцирующего замечания врача на обходе об удивительной опрятности, несвойственной глубоко психически расстроенным, допустил моченедержание в постель.

Проведено лечение: сонная терапия с целью углубления его защитно-охранительной реакции, что осталось без эффекта; после этого применено растормаживание разнообразными средствами наряду с психотерапией, но оно не дало результатов.

В течение марта и июня 1956 г. применена электрошоковая терапия в сочетании с психотерапией. После третьего сеанса з/к сл. Судоплатов сразу, без промежуточных стадий и состояний перешел на поведение нормального типа, вступил в речевой контакт, обнаружив сохранность интеллекта, цельность личности, способность суждений, с использованием представлений житейского опыта, общественно-политической ориентации, особенно конспирации службы.

Держался вообще корректно, с навыками изысканной культурности. Самоанализом, под ведущими вопросами врача, никакого бреда не вскрыл ни до ареста, ни в период следствия. Эмоционально явно был депрессивен, с чертами раздражительной слабости — легко приходил в волнение и сильно плакал.

По существу инкриминируемых ему деяний соблюдал должную конспирацию, но в обобщенных выводах отводил себе пассивную роль исполнителя, беспощадно порицал себя в своеобразном понимании служебной дисциплины и абсолютной подчиняемости.

Из бесед с врачом: оставаясь в палате, был задумчив и стремился в индифферентных разговорах с дежурным медицинским персоналом отвлекаться от депрессирующих переживаний, концентрируя внимание на любви к семье.

В отношении своей ситуации был активен, с врачом выяснял свои перспективы; исходя из болезненного перенесенного состояния и после трехдневного нормального поведения вновь впал в состояние оцепенения (ступора), с отказом от пищи. Так же держится в согбенной позе, с опущенной головой, полуоткрытым ртом, без мимических движений, с застывшей мимикой скорби. На обращения не реагирует внешне, требований не выполняет, во время психотерапевтических приемов плачет слезами, вздыхает, стискивает голову руками. Однако при таком торможении соблюдает элементарную чистоплотность — полощет рот, пользуется сам судном, промывает после себя унитаз.

Кормится через зонд, дополнительно к чему из рук персонала кормится фруктами, овощами, молочными изделиями (сырками и др.).

Из анамнеза: в период речевого контакта дал краткие сведения — развивался по нормальному типу, в характере рано определившиеся черты активности, настойчивости, самоуверенности, целенаправленности и трудолюбия.

В 1921 г. при падении с лошади подвергся тяжелому ушибу головы, после чего будто бы были судорожные припадки в течение одного года, которые больше не повторялись.

Комиссия психиатров на основании вышеизложенного пришла к заключению:

з/к сл. Судоплатов Павел Анатольевич продолжает находиться в состоянии реактивного психоза, с элементами депрессии. В связи с тем что заболевание приняло упорно затяжное течение, целесообразно перевести его на принудительное лечение с изоляцией и содержанием на общем лечебном режиме, с терапевтическими целями” ²¹.

Вот такой удивительный документ, из которого даже дилетанту от психиатрии становится очевидной вопиющая неадекватность “меры наказания больного следственного Судоплатова” его “интеллигентному” поведению — “принудительное лечение с изоляцией”.

Сугубо медицинский документ, каковым является акт судебной психиатрической экспертизы, наводит на множество невольных размышлений.

В Советском Союзе судебная психиатрия в лице “психиатров” тюремных психиатрических больниц МВД СССР и Института им. Сербского была содержанкой всемогущих органов безопасности и их политических боссов. Нам уже известно, что политическим противникам советского строя диагнозы ставились исходя из необходимости изоляции их от общества. Отправной точкой самых невероятных по своей лживости диагнозов и заключений становились какие-то общие психопатические проявления личности испытуемых.

Практически все акты психиатрической экспертизы “политических”, данные Институтом им. Сербского, вызывают несомненное недоверие по двум причинам: элементарная беспринципность, “верность долгу” или личная трусость психиатров-экспертов, состоявших на службе КГБ СССР, и изолированность от чужого глаза действа экспертизы, когда можно было в заключении записать такие категории расстройства души, какие испытуемому вовек не были присущи.

Характерным в этом отношении является “психиатрическая” одиссея П. А. Судоплатова. Преследовалась цель не расправы с идейным противником, а, напротив, спасения любезного властям человека, которому в силу причудливости исторического хода событий в СССР (смерть Сталина, разоблачение Берия, желание руководящей верхушки страны отмежеваться от кровавого прошлого, приписанного ею Сталину и органам безопасности) угрожала смертная казнь.

И посему умышленно он был арестован по статье 58 (вот обидно-то настоящим антисоветчикам за такого “духовного” соратника!). А далее, несомненно, по какому-то устно разыгранному сценарию, он изображал роль душевнобольного до той поры, пока в стране не улеглись страсти, связанные с разоблачениями беззаконий Берия и его присных.

Заметим, не каждому государственному преступнику из сталинских органов безопасности была представлена привилегия разыграть роль психически больного и избежать суда и смертного приговора. Что бы в этом отношении ни предпринял бы, например, Лаврентий Берия, ему не удалось бы достичь вожделенной гавани по имени “тюремная психиатрическая больница МВД СССР”.

Можно только гадать, сам ли Судоплатов “вышивал” канву своего сумасшествия, чередуя, как это явствует из вышеприведенного акта, то белые, то черные цвета своего душевного состояния, позволявшие “своим” экспертам считать, что больной “продолжает находиться в состоянии реактивного психоза с элементами депрессии”, или “верные” ходы ему подсказывали профессионалы-психиатры в синих погонах, но это оградило Судоплатова от всяких возможных притязаний кого-либо из могущественных кругов власти в порыве “искренности” или в политически шкурных интересах публично наказать преступника Судоплатова.

И даже в 1957 году на всякий случай (береженого Бог бережет) ему назначают принудительное лечение с изоляцией (в котором он, как это следует из акта, уже не нуждался), что сулило Судоплатову спокойное существование столько времени, сколько требовалось.

Мы не располагаем данными ни следственного, ни медицинского дела Судоплатова, дабы проверить соответствие нашей версии действительности. Во всяком случае, Судоплатов в отличие от других больных, осужденных по статье 58, в тюремной больнице не бедствовал. Ему разрешалось вести приятные философские неторопливые беседы с лечащим врачом; он питался фруктами, овощами, разнообразными молочными продуктами, о чем все остальные узники могли только мечтать. И все для Судоплатова закончилось благополучно. Он, “возвратясь” в полное душевное здравие, был осужден, отбыл положенный срок в ГУЛАГе, а затем отправился, как принято у нас говорить, на заслуженный покой, как, впрочем, и многие его коллеги по ремеслу.

История с Судоплатовым еще раз показывает пагубность государственного тоталитаризма для нации, общества, ибо он, используя власть и силу, калечит нравственную сущность практически всякой созидательной человеческой деятельности и, что прискорбнее всего, такой деятельности, каковой является психиатрия, призванная библейским наставлением чрезвычайно осторожно обращаться с сосудом Божьим — душой Человека.

ДАНИИЛ РОМАНОВИЧ ЛУНЦ ОПРАВДЫВАЕТСЯ…

Как было уже упомянуто, комиссия КПК при ЦК КПСС обследовала деятельность ЦНИИСП и ознакомила временно исполняющего обязанности директора института Д. Лунца со своими наблюдениями. Лунц обязан был по заведенному порядку объясниться. Но “знаток” человеческой души не так был прост, чтобы добровольно положить на плаху повинную голову. Он составил ответ, полный псевдонаучных выражений, защищающий занимаемую институтом позицию социального заказа.

Из ответа Д. Лунца в КПК при ЦК КПСС от 18 сентября 1956 года:

“Применение принудительного лечения в соединении с изоляцией в отношении особо опасных психически больных, впервые было официально рекомендовано в инструкции “О порядке применения принудительного лечения и других мер медицинского характера в отношении психически больных, совершивших преступление” от 25 марта 1948 г. Эта инструкция была утверждена Минздравом СССР, Минюстом СССР, МВД СССР и Генеральным прокурором СССР. В пунктах 8а и 12 указанной инструкции предлагалось принудительное лечение в соединении с изоляцией применять в отношении всех психически больных, совершивших контрреволюционные преступления. Естественно, что в своей практической деятельности институт должен был руководствоваться этой официальной инструкцией, с которой коллектив института был ознакомлен уже после ее утверждения.

Само понятие “принудительное лечение в соединении с изоляцией” авторы инструкции заимствовали из ст. 24 УК РСФСР, гласящей, что мерами медицинского характера являются: а) принудительное лечение; б) помещение в лечебное заведение в соединении с изоляцией. Необходимо отметить, что трактовка этих положений в ст. 24 УК до настоящего времени вызывает разногласия. В дальнейшем коллектив института разработал проект новой инструкции о применении мер медицинского характера; эта инструкция была утверждена 31 июля 1954 г. В новой инструкции была отменена медицинская мера — “принудительное лечение в соединении с изоляцией”; согласно этой инструкции принудительное лечение осуществляется либо в общих психоневрологических больницах, либо в специальных больницах системы МВД.

Необходимость направления особо опасных психически больных в специальные психиатрические больницы обусловлена тем, что среди психически больных имеется небольшой процент лиц, которые по своему психическому состоянию (наличие бредовых идей, психопатизация личности и т. п.) представляют большую опасность для окружающих. Опасность этих лиц для общества обусловлена либо их некритическими высказываниями и поступками, либо тяжкими агрессивными действиями.

Как показала практика, принудительное лечение в общих больницах для этого контингента психически больных, в смысле обеспечения безопасности общества, является пока еще неэффективным. Однако в отличие от инструкции 1948 г. предусмотрено, что в специальные психиатрические больницы направляются лишь те больные, совершившие контрреволюционные и другие особо опасные преступления, которые по своему психическому состоянию “представляют значительную общественную опасность”. Этим самым был значительно сокращен контингент лиц, направляемых на принудительное лечение в специальные психиатрические больницы”.

Даниил Романович столь же уверенно и безапелляционно объяснился по поводу экспертизы ставших притчей во языцех больных С. П. Писарева и А. Г. Гойхбарга:

“Писарев на экспертизу был направлен мл. следователем Следственного отдела управления МВД Московской области Шпитоновым в связи с тем, что в декабре 1925 г. — феврале 1926 г. он находился на лечении в психиатрической больнице, где был установлен диагноз конституциональной неврастении, а поведение его на следствии вызывало сомнения в психической полноценности.

Из сведений, которые сообщал о себе сам Писарев, можно было установить присущие ему медлительность, инертность и позднее появившуюся склонность к схематическим мыслительным построениям (выписки отдельных выражений для приобретения житейской мудрости, установление приемного дня для друзей, вывешивание в своей комнате лозунгов с воспитательной целью и т. п.) и стремление к борьбе и разоблачениям различного рода непорядков и преступлений, при этом к своим действиям относился с переоценкой, всегда считая их правильными. Кроме того, ему было присуще эмоционально холодное отношение к семье, с которой он вместе не жил. Воспитанию своих детей предпочитал “воспитание людей”, равнодушно относился к упрекам жены. К числу его странностей относится чрезмерная пунктуальность (многолетний учет расходов до мелочей, хранение на протяжении лет квитанций и копий всей отправленной корреспонденции) и патологическая бережливость, сказывавшаяся в собирании обмылков и старых газет.

В период стационарного наблюдения в институте в психическом состоянии Писарева был отмечен целый ряд болезненных уклонений. При недостаточно критическом осмыслении своего положения и состояния отмечались эмоциональная уплощенность, монотонность аффективных проявлений при резко выраженной склонности к резонерству, замедленном темпе мышления и чрезмерной обстоятельности.

Подобные анамнестические сведения и данные психиатрического обследования дали основания для установления хронического болезненного расстройства психической деятельности и признания его невменяемым. В соответствии с действовавшей в тот период времени общесоюзной инструкцией о мерах медицинского характера было дано заключение, что Писарев нуждается в направлении в психиатрическую больницу на принудительное лечение с изоляцией.

А. Г. Гойхбарг привлекался к ответственности по ст. 58¹⁰, ч. 1 УК РСФСР. На экспертизу был направлен следователем 6-го отделения 5-го управления МГБ СССР подполковником Копыловым в связи с тем, что Гойхбарг состоял на учете в психоневрологическом диспансере.

По сведениям, сообщенным Гойхбаргом о себе, можно установить, что болезненные симптомы у него стали проявляться примерно с 1943 - 1945 гг., когда он работал в Институте права АН СССР. У него стали возникать конфликты, он считал, что к нему относятся неправильно, не продвигают его работы, хотят от него избавиться. Появилась повышенная самооценка, свои работы расценивал как заслуживающие особого внимания. Он оставил работу в институте, в знак протеста отказался от пенсии, продовольственных карточек и лимитов. С мая 1947г. появились повышенные активность и настроение, болтливость.

Анализ анамнестических данных и психического состояния Гойхбарга позволил комиссии института расценить его состояние как болезненное, установить диагноз психопатии с параноидным развитием, осложненным артериосклерозом головного мозга, и признать его невменяемым в отношении инкриминируемого ему деяния. В силу имеющихся у Гойхбарга психических изменений комиссией было рекомендовано направить его в психиатрическую больницу для принудительного лечения. В заключении комиссии не указано о необходимости направления его на лечение ни с изоляцией, ни в специальную тюремную психиатрическую больницу МВД СССР. По-видимому, в психиатрическую больницу МВД он был направлен судебной или следственной инстанцией” ²².

Чтение этой записки вызывает такое странное ощущение, будто присутствуешь на шабаше ведьм. Если нормального дилетанта пробирает дрожь от зловещих диагнозов комиссии всесоюзного психиатрического заведения, основанием для которых стали обычные для миллионов людей привычки и черты характера, неопасные ни для кого по своей сути, то что должен испытывать в данном случае честный врач-психиатр? Заметьте, что в лексиконе врачей карательной психиатрии напрочь отсутствовали такие важные для определения психической сути людей понятия, как “холерик”, “сангвиник”, “флегматик” и т. п.

Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 773 | Нарушение авторских прав