АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Выразительные движения

Широко разлитые периферические изменения, охватывающие при эмоциях весь организм, распространяясь на систему мышц лица и всего тела, проявляются в так называемых выразительных движениях (мимике — выразительные движения лица; пантомимике — вырази­тельные движения всего тела и «вокальной мимике»— выражение эмоций в интонации и тембре голоса). <...>.

В повседневной жизни мы по выразительным движениям, по тон-

чайшим изменениям в выражении лица, в интонации и т. д. чувствуем иногда малейшие сдвиги в эмоциональном состоянии, в «настроении» окружающих нас людей, особенно близких нам. Ряд американ­ских исследователей (А. Фелеки, Г. С. Лэнгфелд, К- Лэндис, М. Шерманн) пришли к выводу, что суждения об эмоциональном состоянии на основании выражения лица оказываются по большей части сбивчивыми и ненадежными. Если смех, улыбка обычно не вызывают сомнений и расхождения в суждениях; если относительно легко опознается выражение презрения, то уже удивление и подоз­рение и даже страх и гнев, а тем паче более тонкие оттенки чувств труднее дифференцировать по выражению лица.

В специальных опытах некоторые из исследователей (К. Лэн­дис, М. Шерманн) в лабораторных условиях вызывали у людей различные эмоциональные состояния. Испытуемые, не будучи осведомленными об эмоциональных состояниях этих людей, должны были их определить по выражению лиц.

Иногда исследователи подменяли живое человеческое лицо фо­тографией, на которой либо сам исследователь (А. Фелеки), либо актер специально изображал ту или иную эмоцию (Г. С. Лэнгфелд, К. Лэндис). При этом старания исследователей были направлены на то, чтобы определить для каждой эмоции, какую в точности группу мышц лица она включает и какое в точности движение каждой из этих мышц для нее специфично. Оказалось, что в игре мышц при различных эмоциях наблюдаются значительные индивидуальные раз­личия и для более тонких оттенков чувств трудно установить какой-либо единый набор мышц.

Результаты, к которым привели эти исследования, можно от­части объяснить отличием тех экспериментальных условий, при которых наблюдались эмоции в лабораторных исследованиях, от реальных условий, в которых мы в жизни или даже на сцене, наблюдая игру актеров, судим об эмоциях. В частности, на фотографиях дано лишь статическое, застывшее выражение, меж­ду тем как в жизни мы наблюдаем динамику, переход от одного выражения к другому, изменение выражения, и именно в этом изменении, собственно, и заключается выражение. В одном, изоли­рованно взятом, выражении лица, естественно, не всегда можно расч­ленить его общее характерологическое выражение и специальное выражение того или иного эмоционального состояния, лишь в игре этого лица, в переходе от одного выражения к другому проявляются изменяющиеся эмоциональные состояния; между тем в этих опытах одно выражение лица рассматривается вне соотноше­ния с другими. Далее, само лицо рассматривается в отрыве от человека и вне его конкретных отношений к той ситуации, из которой возникает и к которой относится эмоция.

При такой постановке вопроса вскрываются принципиальные теоретические предпосылки этих исследований — бихевиористское представление о том, будто эмоция — это интраорганическая реак-

ция, реакция, ограниченная поверхностью организма, хотя в дейст­вительности органические реакции - это не эмоция, а лишь компо­нент эмоции, конкретный смысл которого определяется из целого;

значение эмоции раскрывается из отношения человека к окружаю­щему, к другим людям. В изолированно взятом выражении лица напрасно ищут раскрытие существа эмоции; но из того, что по изолированно взятому выражению лица, без знания ситуации, не всегда удается определить эмоцию, напрасно заключают, что мы уз­наем эмоцию не по выражению лица, а по ситуации, которая ее вызывает. В действительности из этого можно заключить только то, что для распознания эмоций, особенно сложных и тонких, выражение лица служит не само по себе, не изолированно, а в соотношении со всеми конкретными взаимоотношениями человека с окружающим. Выразительные движения — это выразительный «подтекст» (см. гла­ву о речи) к некоторому тексту, который необходимо знать, чтобы правильно раскрыть смысл подтекста. <...>

Но и тут распознавать индивидуально своеобразные вырази­тельные движения каждого человека и по ним улавливать все от­тенки его чувств, правильно интерпретируя его выразительные движения, мы научаемся лишь в процессе более или менее длитель­ного и близкого общения с ним. Поэтому также малоплодотворно (как это делает К. Дунлап и др.) в абстрактной форме ставить вопрос о том, какова относительная значимость в общем выра­жении лица верхней и нижней его части, в частности глаз (точнее, глазных мышц) и рта (точнее, мышц рта).

Вопрос в конечном счете упирается в общую теорию выра­зительных движений, неразрывно связанную с общей теорией эмоций. Лишь в свете такой теории можно осмыслить и истолковать экспериментальные факты. Для представителей традиционной психо­логии, интерпретирующих сознание как замкнутый внутренний мир переживаний, выразительные движения — это внешний коррелят или спутник переживания. Эта точка зрения была развита в теории выразительные движений В. Вундта. «Аффекты, - пишет он,—это та сторона душевной жизни, по отношению к которой выразитель­ные движения и порождающие их процессы иннервации должны рассматриваться как их физические корреляты»⁴. Вундт при этом исходит из того, что «с каждым изменением психических состоя­ний одновременно связаны изменения им соответствующих (коррелятивных) физических явлений»⁵. В основе этой теории выра­зительных движений ^1ежит, таким образом, принцип психофизи­ческого параллелизма. Она извне соотносит движение с пережи­ванием; называя это движение выразительным, она трактует его как сопутствующее, сопроводительное; реальная связь у выразительного движения имеется лишь с порождающими его процессами иннерва-

ции. Эта психофизиологическая точка зрения связывает выразитель­ные движения с внутренними органическими процессами и лишь внешне соотносит их с внутренними душевными переживаниями. Точ­ка зрения психолога-идеалиста — интероспекциониста, параллелиста — и точка зрения физиолога, который ищет конечного объясне­ния выразительных движений лишь во внутриорганических процессах иннервации и т. п., совпадают потому, что как одна, так и другая пытаются понять выразительные движения лишь из соотношений внутри индивида. При таких условиях движение и психическое содержание неизбежно распадаются, и выразительное движение пе­рестает что-либо выражать; из выражения в собственном смысле слова оно превращается лишь в сопровождение, в лишенную всякого психического содержания физиологическую реакцию, сопут­ствующую лишенному всякой действенной связи с внешним миром внутреннему переживанию.

Для того чтобы понять выразительные движения, так же как и са­мо переживание, надо перейти от абстрактного индивида, только переживающего, к реальному индивиду. В отличие от точки зрения имманентно-психологической (феноменологической) и физиологи­ческой, эта точка зрения — биологическая и социальная. С биологи­ческой точки зрения подходил к выразительным движениям, в частности, Ч. Дарвин. Согласно первому началу, которое Дарвин вводит для объяснения выразительных движений, они являются рудиментарными обрывками прежде целесообразных действий.

Точка зрения, рассматривающая выразительное движение как на­чало намечающегося, но невыполненного, заторможенного действия, принимается поведенческой психологией, которая превращает, таким образом, выразительное движение в отрывок поведения, в соответ­ствующую тому или иному поведению установку или «позу» (Дж. Уотсон). Однако если рассматривать поведение — с точки зрения бихевиориста — лишь как внешнюю реакцию организма, лишенную внут­реннего содержания, то от выразительного движения, как связан­ного с внутренним содержанием личности, ничего не остается, так же как ничего не остается и от самого внутреннего содержания. Для того чтобы подход к выразительному движению от действия, от поведения был плодотворен, необходимо, чтобы в самом действии раскрывалось внутреннее содержание действующего лица. Нужно учесть при этом, что выразительным может быть не только движение, но и действие, не только его намечающееся начало. но и дальнейшее течение. Так же как в логическую ткань живой человеческой речи вплетаются выразительные моменты, отражающие личность говорящего, его отношение к тому, что он говорит, и к тому, к кому он обращается, так и в практический конспект человеческих действий непрерывно вплетаются такие же выразительные моменты; в том, как человек делает то или иное дело, выражается его личность, его отношение к тому, что он де­лает, и к другим людям. В трудовых действиях людей эти

выразительные движения характеризуют стиль работы, свойствен­ный данному человеку, его «туше» и играют определенную роль как бы настроя в организации и протекании работы.

Так же как вообще действие не исчерпывается внешней своей стороной, а имеет и свое внутреннее содержание и, выражая отно­шения человека к окружающему, является внешней формой суще­ствования внутреннего духовного содержания личности, так же и вы­разительные движения не просто лишь сопровождение эмоций, а внешняя форма их существования или проявления.

Выразительное движение (или действие) не только выражает уже сформированное переживание, но и само, включаясь, форми­рует сто; так же как, формулируя свою мысль, мы тем самым формируем ее, мы формируем наше чувство, выражая его. Когда У. Джеме утверждал, что не страх порождает бегство, а бегство порождает панику и страх, не уныние вызывает унылую позу, а унылая поза (когда человек начинает волочить ноги, мина у него делается кислой и весь он как-то опускается) порождает у него уныние, ошибка Джемса заключалась только в том, что, перевора­чивая традиционную точку зрения, он также недиалектично взял лишь одну сторону. Но отмеченная им зависимость не менее реальна, чем та, которую обычно односторонне подчеркивает тра­диционная теория. Жизнь на каждом шагу учит тому, как. давая волю проявлениям своих чувств, мы этим их поддерживаем, как внешнее проявление чувства само воздействует на него. Таким образом, выразительное движение (или действие) и переживание взаимопроникают друг в друга, образуя подлинное единство- Объяс­нение выразительных движений можно дать не на основе психофи­зического параллелизма, а лишь на основе психофизического един­ства. Выразительное движение, в котором внутреннее содержание раскрывается вовне,— это не внешний лишь спутник или сопровожде­ние, а компонент эмоций. Поэтому выразительные движения и выра­зительные действия создают — как это имеет место в игре актера — образ действующего лица, раскрывая его внутреннее содержание во внешнем действии. В игре актера подлинная сущность выразитель­ного движения и выразительного действия выступает особенно от­четливо (и здесь его и нужно бы изучать). Через выразительность своих движений и действий актер не только раскрывает чувства зри­телю, через них он сам входит в чувства своего героя и. действуя на сцене, начинает жить ими и их переживать.

Как сами эмоции, или чувства, человека, так и выразитель­ные движения, которыми они сопровождаются, согласно мысли Дарвина, являются только пережитками или рудиментами прежде целесообразных инстинктивных движений. Не подлежит сомнению, что эмоции в прошлом генетически были связаны с инстинктами, и частично происхождение выразительных движений может быть объяснено на основании дарвиновского принципа; однако это объ­яснение только частичное. (...)

Но существо вопроса в том, что как бы сначала ни возникли выразительные движения и какова бы ни была первоначальная функ­ция этих движений, они во всяком случае не просто рудиментарные образования, потому что они выполняют определенную актуальную функцию, а именно функцию общения; они — средство сообщения и воздействия, они — речь, лишенная слова, но исполненная экспрес­сии. Эта реальная функция выразительных движений в настоящем, конечно, не менее существенна для их понимания, чем гипотетическая функция их в прошлом. Исключительно тонко дифференцированная мимика человеческого лица никогда не достигла бы современного уровня выразительности, если бы в ней лишь откладывались и запечатлевались ставшие бесцельными движения. Но менее всего можно говорить о выразительных движениях как о мертвых рудиментах, не выполняющих никакой актуальной функции. Иногда едва уловимая улыбка, на мгновение осветившая лицо человека, может стать событием, способным определить всю личную жизнь дру­гого человека, чуть заметно сдвинутые брови могут оказаться более эффективным средством для предотвращения какого-либо чреватого последствиями поступка, чем иные пространные рассуждения и соп­ряженные с большой затратой сил меры воздействия.

Социальная функция, выполняемая выразительными движе­ниями, оказывает на них определяющее влияние. Поскольку они слу­жат средствами выражения и воздействия, они приобретают харак­тер, необходимый для выполнения этих функций. Символическое значение, которое выразительное движение приобретает для других людей в процессе общения, начинает регулировать употребление его индивидом. Форма и употребление наших выразительных движений преобразовываются и фиксируются той общественной средой, к которой мы принадлежим, в соответствии со значением, присвоенным ею нашим выразительным движением. Общественная фиксация этих форм и их значения создает возможность чисто конвенциональ­ных выразительных движений (конвенциональная улыбка), за ко­торыми нет чувства, ими выражаемого. Но и подлинное выраже­ние действительных чувств получает обычно установленную, стили­зованную, как бы кодифицированную социальными обычаями форму. Нигде нельзя провести грани между тем, что в наших выразитель­ных движениях природно и что в них социально; природное и социальное, естественное и историческое здесь, как и повсюду у человека, образуют одно неразложимое единство. Нельзя понять вы­разительных движений человека, если отвлечься от того, что он — об­щественное существо.

Чтобы до конца понять выразительные движения людей, нужно подойти к ним, исходя из того действия или воздействия, которое они оказывают на других людей. Наши выразительные движения, воспринимаясь и истолковываясь другими людьми из контекста нашего поведения, приобретают для них определенное значение. Значение, которое они приобретают для окружающих, придает им

новое значение для нас самих. Первоначально рефлекторная реак­ция превращается в семантический акт. Мы сплошь и рядом произво­дим то или иное выразительное движение именно потому, что, как мы знаем, оно имеет определенное значение для других. Выра­жение и воздействие взаимосвязаны и взаимообусловлены. Черпая свое значение из общения, они в известной степени заменяют речь. Природная основа непроизвольных рефлекторных вырази­тельных реакций дифференцируется, преобразуется, развивается и превращается в тот исполненный тончайших нюансов язык взглядов, улыбок, игры лица, жестов, поз, движений, посредством которого и тогда, когда мы молчим, мы так много говорим друг другу. Поль­зуясь этим «языком», большой артист может, не вымолвив ни одного слова, выразить больше, чем слово может вместить.

Этот язык располагает утонченнейшими средствами речи. Наши выразительные движения — это сплошь и рядом метафоры. Когда человек горделиво выпрямляется, стараясь возвыситься над осталь­ными, либо наоборот, почтительно, униженно или подобострастно склоняется перед другими людьми и т. п., он собственной персо­ной изображает образ, которому придается переносное значение. Выразительное движение перестает быть просто органической реак­цией; в процессе общения оно само становится действием и притом общественным действием, существеннейшим актом воздействия на людей.

Если таким образом выразительные движения, насыщаясь своеоб­разной семантикой, переходят в речь, лишенную слов, но испол­ненную экспрессии, то, с другой стороны, собственно речь человека, звуковая сторона слов сама включает в себя «мимику»— вокаль­ную, и в значительной мере из этой мимики черпает она свою выра­зительность. В речи каждого человека эмоциональное возбуждение сказывается в целой гамме' выразительных моментов — в интона­циях, ритме, темпе, паузах, повышениях и понижениях голоса, усили­вающих построений, разрывов и т. п. Вокальная мимика выражается и в так называемом вибрато — в ритмической пульсации частоты и интенсивности человеческого голоса (при пении в среднем 6—7 пуль­саций в секунду). Вибрато связано с эмоциональным состоянием и оказывает эмоциональное воздействие. Волнующее действие, которое часто производит скрипка, связано, по-видимому, с значительной ролью в скрипичной игре вибрато (К. Сишор). При пении также вибрато придает голосу особую прелесть. У некоторых (по данным специальных исследований, среди взрослых примерно у 20 %) встречается непроизвольное вибрато и в речи.

Зарождаясь в виде непроизвольного проявления эмоционального состояния говорящего, выразительные моменты речи перерабаты­ваются соответственно тому воздействию, которое они оказывают на других; таким образом, они превращаются в искусно разработан­ные средства более или менее сознательного воздействия на людей. Так, у больших мастеров слова из непроизвольных сначала

эмоционально-выразительных проявлений речи вырабатываются утонченнейшие стилистические приемы выразительности, так же как из непроизвольных выразительных движений в творчестве большого актера вырабатывается жест, которым он как бы лепит скуль­птурно-четкий образ человека, волнуемого страстями. Так вырази­тельное движение у человека проходит длинный путь развития, в ре­зультате которого оно оказывается преображенным; сначала очаровательное, но порой необузданное, еще дикое дитя природы пре­вращается в прекрасное произведение искусства.

Дата добавления: 2015-01-18 | Просмотры: 805 | Нарушение авторских прав