АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Виды эмоциональных переживаний

В многообразных проявлениях эмоциональной Виды эмоциональных сферы личности можно различать три основных уровня. Первый — это уровень органичес­кой аффективно-эмоциональной чувствительности. Сюда относятся элементарные так называемые физические чувствования — удоволь­ствия, неудовольствия, связанные по преимуществу с органическими потребностями. Чувствования такого рода могут носить более или менее специализированный местный характер, выступая в качестве эмоциональной окраски или тона отдельного процесса ощущения. Они могут приобрести и более общий, разлитой характер; выражая общее более или менее разлитое органическое самочувствие инди­вида, эти эмоциональные состояния носят неопредмеченный характер. Примером может служить чувство беспредметной тоски, такой же беспредметной тревоги или радости. Каждое такое чувство отражает объективное состояние индивида, находящегося в определенных взаимоотношениях с окружающим миром. И «беспредметная» тре­вога может быть вызвана каким-нибудь предметом; но хотя его присутствие вызвало чувство тревоги, это чувство может не быть направлено на него, и связь чувства с предметом, который объективно вызвал его, может не быть осознана.

Классификация эмоций, намеченная М. И. Аствацатуровым, которая исходит из патологического состояния органов и рассматривает различные чувства как результат нарушения их деятельности (тревогу как результат нарушения сердечной деятельности и т. д.), может, очевидно, относиться лишь к этому уровню эмоционально-эффективных процессов, да и их она охватывает лишь отчасти, преимущес1венно в патологических формах. Беспредметный страх или тоска, вообще говоря, патологическое явление.

Следующий, более высокий, уровень эмоциональных проявлений составляют предметные чувства, соответствующие предметному вос­приятию и предметному действию. Опредмеченность чувства озна­чает более высокий уровень его осознания. На смену беспредметной тревоге приходит страх перед чем-нибудь. Человеку может быть «вообще» тревожно, но боятся люди всегда чего-то, точно так же удивляются чему-то и любят кого-то. На предыдущем уровне — органической аффективно-эмоциональной чувствительности — чув­ство непосредственно выражало состояние организма, хотя, конечно, организма не изолированного, а находящегося в определенных отношениях с окружающей действительностью. Однако само отноше­ние не было осознанным содержанием чувства. На втором уровне чувство является уже не чем иным, как выражением в осознанном переживании отношения человека к миру.

Так же как восприятие не является суммой отдельных ощущений, эмоции — чувства — не представляют собой простую сумму или агре­гат чувственных возбуждений, исходящих от отдельных висцераль­ных реакций. Чувства человека — это сложные целостные образова­ния, которые организуются вокруг определенных объектов, лиц или

даже предметных областей (например, искусство) и определенных сфер деятельности... Отдельные чувственные компоненты эмоций воз­никают внутри целостных чувств, обусловленные и опосредованные ими, а значит, и тем отношением к объектам, которое выражается в чувстве. Таким образом, даже элементарные компоненты чувства у человека представляют собой нечто большее и нечто иное, чем простое выражение происходящих в индивиде органических про­цессов.

Опредмеченность чувств находит высшее выражение в том, что сами чувства дифференцируются в зависимости от предметной сферы, к которой относятся. Эти чувства обычно называются предметными чувствами и подразделяются на интеллектуальные, эстетические и моральные. Ценность, качественный уровень этих чувств зависит от их содержания, от того, какое отношение и к какому объекту они выражают. Это отношение всегда имеет идеологический смысл. Идеологическое содержание чувства, представленное в виде пережи­вания, и определяет его ценность.

В центре моральных чувств — человек; моральные чувства в ко­нечном счете выражают — в форме переживания — отношения чело­века к человеку, к обществу; их многообразие отражает много­образие человеческих отношений. Моральные чувства уходят своими корнями в общественное бытие людей. Общественные межличност­ные отношения служат не только «базисом», предпосылкой возник­новения человеческих чувств, но и определяют их содержание. Всякое чувство как переживание является отражением чего-то значимого для индивида; в моральных чувствах нечто объектив­но-общественно-значимое переживается вместе с тем как личностно значимое.

Существование интеллектуальных чувств — удивления, с кото­рого, по Платону, начинается всякое познание, любопытства и любознательности, чувства сомнения и уверенности в суждении и т. п. — является ярким доказательством взаимопроникновения интеллектуальных и эмоциональных моментов.

Связь чувства с предметом, который его вызывает и на который оно направлено, выступает особенно ярко в эстетических пережива­ниях. Это заставляло некоторых говорить применительно к эстети­ческому чувству, что оно является «вчувствованием» в предмет. Чувство уже не просто вызывается предметом, оно не только направ­ляется на него, оно как бы входит, проникает в него, оно по-своему познает его сущность, а не только как бы извне относится к нему, и притом познает с какой-то интимной проник­новенностью. Когда произведение искусства, картина природы или человек вызывает у меня эстетическое чувство, то это означает не просто, что они мне нравятся, что мне приятно на них смотреть, что вид их доставляет мне удовольствие; в эстетическом чувстве, которое они у меня вызывают, я познаю специфически эстети­ческое качество — их красоту. Это их специфическое качество,

собственно говоря, может быть познано только через посред­ство чувства. Чувства, таким образом, в своеобразных и совершенно специфических формах выполняют и познавательную функцию, которая на высших уровнях приобретает осознанно объективирован­ный характер.

Познавательный аспект эмоций в их высших проявлениях явля­ется завершающим звеном в сложных взаимоотношениях эмоцио­нальной и интеллектуальной сферы у человека. На всем протяжении своего развития они образуют противоречивое единство. На самых ранних стадиях предметно-познавательные и аффективные моменты не отдифференцированы. По мере того как они дифференцируют­ся, между ними создается антагонизм, противоречие, которое, однако, не упраздняет их единства. Вся история развития аффективно-эмо­циональной сферы, переход от примитивных аффектов и ощущений к высшим чувствам, связана с развитием интеллектуальной сферы и взаимопроникновением интеллектуального и эмоционального. Сна­чала чувства вызываются ощущениями, восприятиями непосредст­венно наличных предметов; затем, с развитием воспроизведения, представления, также начинают вызывать чувства; воображение движется ими и, в свою очередь, их питает: наконец, и отвлечен­ные мысли начинают вызывать иногда весьма сильные чувства.

Сначала эмоции полонят познание: человек в состоянии понять в действиях других людей только то, что сам чувствует Затем позна­ние освобождается от чувства; человек может понять и то, что соб­ственному ему чувству чуждо: он может, как учит Б. Спиноза, не любить и не ненавидеть, а только понимать человеческие поступ­ки так, как если бы речь шла о теоремах. И, наконец, чувство, кото­рое прежде подчиняло познание, которое затем отделилось от него, начинает следовать за познанием. Углубленное понимание об­щественной значимости знания направляет чувство человека. Он не только понимает, какое дело правое; его любовь и его ненависть распределяются в соответствии с этим пониманием.

В процессе развития эмоциональные и предметно-познаватель­ные моменты все более дифференцируются. Отделившись от них, чув­ства начинают направляться на предметы, выражать отношение к ним субъекта. И, наконец, на высших ступенях развития чувства возможно, как мы видели на примере эстетических чувств, восстанов­ление на высшей основе более тесного единства и взаимопроник­новения эмоционального и предметного. В этих высших предметных чувствах особенно непосредственно и ярко проявляется обусловлен­ность их развития общественно-историческим развитием. Порождая предметное бытие различных областей культуры, общественная практика отчасти порождает, отчасти развивает чувства человека как подлинно человеческие чувства. Каждая новая предметная об­ласть, которая создается в общественной практике и отражается в человеческом сознании, порождает новые чувства, и в новых чувствах устанавливается новое отношение человека к миру.

Наконец, над предметными чувствами (восхищения одним пред-

метом и отвращения к другому, любви или ненависти к определен­ному лицу, возмущения каким-либо поступком или событием и т. п.) поднимаются более обобщенные чувства (аналогичные по уровню обобщенности отвлеченному мышлению), как-то: чувство юмора, иро­нии, чувство возвышенного, трагического и т. п. Эти чувства тоже мо­гут иногда выступать как более или менее частные состояния, приуроченные к определенному случаю, но по большей части они вы­ражают общие более или менее устойчивые мировоззренческие уста­новки личности. Мы бы назвали их мировоззренческими чувствами.

Уже чувство комического, с которым нельзя смешивать ни юмор, ни иронию, заключает в себе интеллектуальный момент как сущест­венный компонент. Чувство комического возникает в результате вне­запно обнаруживающегося несоответствия между кажущейся значи­тельностью действующего лица и ничтожностью, неуклюжестью, вообще несуразностью его поведения, между поведением, рассчитан­ным на более или менее значительную ситуацию, и пустяковым характером ситуации, в которой оно совершается. Комическим, смеш­ным кажется то, что выступает сперва с видимостью превосход­ства и затем обнаруживает свою несостоятельность. Несоответствие или несуразность, обычно заключенные в комическом, сами по себе еще не создают этого впечатления. Для возникновения чувства комизма необходимо совершающееся на глазах у человека разобла­чение неосновательной претензии.

Чувство комического предполагает, таким образом, понимание не­соответствия. Но иногда, когда речь идет о несоответствии поведения в какой-нибудь более или менее обыденной житейской ситуации, соз­нание этого несоответствия легко доступно и потому очень рано наблюдается у детей (как показало, в частности, исследование Жу­ковской).

Значительно сложнее, чем чувство комического, собственно юмор и ирония. Юмор предполагает, что за смешным, за вызывающими смех недостатками чувствуется что-то положительное, привлекатель­ное. С юмором смеются над недостатками любимого. В юморе, смех сочетается с симпатией к тому, на что он направляется. Английский писатель Дж. Мередит прямо определяет юмор как способность смеяться над тем, что любишь. С юмором относятся к смешным маленьким слабостям или не очень существенным и во всяком случае безобидным недостаткам, когда чувствуется, что за ними скрыты реальные достоинства. Чувство юмора предполагает, таким образом, наличие в одном явлении или лице и отрицательных и положи­тельных сторон. Юмористическое отношение к этому факту, очевид­но, возможно, пока в нашей оценке положительные моменты пере­вешивают отрицательные. По мере того как это соотношение в наших глазах сдвигается и отрицательные стороны получают перевес над положительными, чувство юмора начинает переходить в чувство трагического или во всяком случае проникаться трагическими нотками; в добродушный смех юмора включается боль и горечь. Таким не лишенным трагизма юмором был юмор Н. В. Гоголя:

недаром Гоголь характеризовал свой юмор как видимый миру смех сквозь невидимые миру слезы.

Чистый юмор означает реалистическое «приятие мира» со всеми его слабостями и недостатками, которых не лишено в реальной действительности даже самое лучшее, но и со всем тем ценным, что за этими недостатками и слабостями скрывается. Чистый юмор отно­сится к миру, как к любимому существу, над смешными сторонами и милыми маленькими слабостями которого приятно посмеяться, что­бы почувствовать особенно остро его бесспорные достоинства. Даже тогда, когда юмор серьезно относится к тем недостаткам, которые вызывают смех, он всегда воспринимает их как сторону, как момент положительной в своей основе действительности.

Ирония расщепляет то единство, из которого исходит юмор. Она противопоставляет положительное отрицательному, идеал — дейст­вительности, возвышенное — смешному, бесконечное — конечному. Смешное, безобразное воспринимается уже не как бболочка и не как момент, включенный в ценное и прекрасное, и тем более не как естественная и закономерная форма его проявления, а только как его противоположность, на которую направляется острие ирони­ческого смеха. Ирония разит несовершенства мира с позиций возвышающегося над ними идеала. Поэтому ирония, а не более реалистический по своему духу юмор, была основным мотивом романтиков.

Ирония, как, впрочем, и юмор, но ирония особенно, невозможна без чувства возвышенного. В чистом виде ирония предполагает, что человек чувствует свое превосходство над предметом, вызывающим у него ироническое отношение. Когда предмет этот или лицо высту­пает как торжествующая сила, ирония, становясь бичующей, гнев­ной, негодующей, иногда проникаясь горечью, переходит в сарказм. Вместо того чтобы спокойно и несколько высокомерно разить свер­ху, она начинает биться со своим противником — хлестать и биче­вать его.

Истинная ирония всегда направляется на свой объект с каких-то вышестоящих позиций; она отрицает то, во что метит, во имя чего-то лучшего. Она может быть высокомерной, но не мелочной, не злобной. Становясь злобной, она переходит в насмешку, в издевку. И хотя между подлинной иронией и насмешкой или издевкой как будто едва уловимая грань, в действительности они — противополож­ности. Злобная насмешка и издевка не говорят о превосход­стве, а, наоборот, выдают скрывающееся за ними чувство озлоб­ления ничтожного и мелкого существа против всего, что выше и лучше его. Если за иронией стоит идеал, в своей возвышен­ности иногда слишком абстрактный внешне, может быть, слишком высокомерно противопоставляющий себя действительности, то за насмешкой и издевкой, которые некоторые люди склонны распростра­нять на все, скрывается чаще всего цинизм, не признающий ничего ценного.

Чувства комического, юмора, иронии, сарказма — все это разно­видности смешного. Все эти чувства отражаются на человеческом лице, в улыбке и находят себе отзвук в смехе. Улыбка и смех,

будучи первоначально выражением — сначала рефлекторным — элементарного удовольствия, органического благополучия, вбирают в себя, в конце концов, все высоты и глубины, доступные фило­софии человеческого духа; оставаясь внешне почти тем же, чем они были, улыбка и смех в ходе исторического развития человека приоб­ретают все более глубокое и-тонкое психологическое содержание.

В то время как чувство иронии, ироническое отношение к действительности расщепляет и внешне противопоставляет позитив­ное и отрицательное, добро и зло, трагическое чувство, так же как и чувство юмористическое, исходит из их реального единства. Высший трагизм заключается в осознании того, что в сложном противо­речивом ходе жизни добро и зло переплетаются, так что путь к добру слишком часто неизбежно проходит через зло и осуществление благой цели в силу внешней логики событий и ситуации влечет за собой прискорбные последствия. Трагическое чувство рождается из осознания этой фактической взаимосвязи и взаимозависимости добра и зла. Юмористическое отношение к этому положению возможно только, поскольку зло рассматривается лишь как несущественный момент благой в своей основе действительности, как преходящий эпизод в ходе событий, который в конечном счете закономерно ведет к благим результатам. Но когда зло начинает воспринимать­ся как существенная сторона действительности, как заключающееся в самой основе и закономерном ходе ее, юмористическое чувство неизбежно переходит в чувство трагическое. При этом трагическое чувство, констатируя фактическую взаимосвязь добра и зла, остро переживает их принципиальную несовместимость.

Трагическое чувство тоже, хотя и совсем по-иному, чем ирония, связано с чувством возвышенного. Если в иронии возвышенное внеш­не противостоит злу, низменной действительности, то для траги­ческого чувства возвышенное вступает в схватку, в борьбу со злом, с тем, что есть в действительности низменного.

Из трагического чувства рождается особое восприятие героичес­кого — чувство трагического героя, который, остро чувствуя роковую силу зла, борется за благо и, борясь за правое дело, чувствует себя вынужденным неумолимой логикой событий иногда идти к добру через зло.

Чувства юмора, иронии, трагизма — это чувства, выражающие весьма обобщенное отношение к действительности. Превращаясь в господствующее, более или менее устойчивое, характерное для того или иного человека общее чувство, они выражают мировоззренческие установки человека. Не служа специальным побуждением для како­го-нибудь частного действия как, например, связанное с влечением к какому-нибудь предмету чувство удовольствия или неудовольствия от какого-нибудь чувственного раздражителя, чувство трагического, юмор, ирония, выражая обобщенное отношение человека к миру, опосредованно сказываются на всем его поведении, на самых различ­ных его действиях и поступках, во всем образе его жизни.

В развитии эмоций можно, таким образом, наметить следующие ступени: 1) элементарные чувствования как проявления органической аффективной чувствительности, играющие у человека подчиненную роль общего эмоционального фона, окраски, тона или же компонента более сложных чувств; 2) разнообразные предметные чувства в виде специфических эмоциональных процессов и состояний; 3) обобщен­ные мировоззренческие чувства; все они образуют основные проявле­ния эмоциональной сферы, органически включенной в жизнь лич­ности. Наряду с ними нужно выделить отличные от них, но родственные им аффекты, а также страсти.

Аффекты. Аффект — это стремительно и бурно протекающий эмо­циональный процесс взрывного характера, который может дать не подчиненную сознательному волевому контролю разрядку в действии. Именно аффекты по преимуществу связаны с шоками — потрясе­ниями, выражающимися в дезорганизации деятельности. Дезорга­низующая роль аффекта может отразиться на моторике, выразить­ся в дезорганизации моторного аспекта деятельности в силу того, что в аффективном состоянии в нее вклиниваются непроизвольные, ор­ганически детерминированные, реакции. «Выразительные» движения подменяют действие или, входя в него как часть, как компонент, дезорганизуют его. Эмоциональные процессы по отношению к предметным действиям нормально выполняют лишь «тонические» функции, определяя готовность к действию, его темпы и т. п. В аффекте эмоциональное возбуждение, получая непосредственный доступ к моторике, может дезорганизовать нормальные пути ее регулирования.

Аффективные процессы могут представлять собой дезорганиза­цию деятельности и в другом, более высоком плане, в плане не моторики, а собственно действия. Аффективное состояние выражается в заторможенности сознательной деятельности. В состоянии аффекта человек теряет голову. Поэтому в аффективном действии в той или иной мере может быть нарушен сознательный контроль в выборе дей­ствия. Действие в состоянии аффекта, т. е. аффективное действие, как бы вырывается у человека, а не вполне регулируется им. Поэтому аффект, «сильное душевное волнение» (говоря словами нашего кодекса), рассматривается как смягчающее вину обстоятельст­во. <...>.

Аффективные взрывы вызываются обычно конфликтом противопо­ложно направленных тенденций, сверхтрудным торможением — за­держкой какой-нибудь навязчивой тенденции или вообще сверхсиль­ным эмоциональным возбуждением. Роль конфликта противопо­ложно направленных тенденций или задержки какой-нибудь навяз­чивой тенденции в качестве механизма аффекта выявило на обшир­ном и разнообразном экспериментальном материале посвященное аффектам исследование А. Р. Лурия⁶. По данным этого исследова-

⁶ Лурия А. Р. К анализу аффективных процессов: Дис....докт. психол. наук. М., 1937.

ния, конфликт вызывает тем более резкое аффективное состояние, чем ближе к моторной сфере он разыгрывается: здесь в аффектив­ном состоянии нарушаются прежде всего высшие автоматизмы, утрачиваются обобщенные схемы действий. По мере того как конфликт переносится в интеллектуальную сферу, его патогенное влияние обычно ослабляется, и аффект легче поддается преодолению.

Конфликтная, напряженная ситуация, в которой образуется аффект, определяет вместе с тем и стадию, в которой он может — и, значит, должен — быть преодолен. Если часто говорят, что человек в состоянии аффекта теряет голову и потому совершает безответст­венные поступки, то в известном смысле правильно обратно: человек потому теряет голову, что, отдавши себя во власть аффекта, предается безответственному действию — выключает мысль о послед­ствиях того, что он делает, сосредоточивается лишь на том, что его к этому действию толкает; именно процесс напряженного бездумного действия без мысли о последствиях, но с острым переживанием порыва, который тебя подхватывает и несет, он-то именно дурманит и пьянит. Законченно аффективный характер эмоциональная вспыш­ка приобретает лишь тогда, когда прорывается в действии. Поэтому вопрос должен ставиться не так: преодолевайте — неизвестно каким образом — уже овладевший вами аффект, и вы не допустите безот­ветственного аффективного поступка как внешнего выражения внут­ри уже в законченном виде оформившегося аффекта; а скорее так: не давайте зародившемуся аффекту прорваться в сферу дейст­вия, и вы преодолеете свой аффект, снимете с нарождающегося в вас эмоционального состояния его аффективный характер. Чувство не только проявляется в действии, в котором оно выражается, оно и формируется в нем — развивается, изменяется и преобразуется.

Страсти. С аффектами в психологической литературе часто сбли­жают страсти. Между тем общим для них собственно является лишь количественный момент интенсивности эмоционального возбуж­дения. По существу же они глубоко различны.

Страсть — это сильное, стойкое, длительное чувство, которое, пустив корни в человеке, захватывает его и владеет им. Харак­терным для страсти является сила чувства, выражающаяся в соответствующей направленности всех помыслов личности, и его устойчивость; страсть может давать вспышки, но сама не является вспышкой. Страсть всегда выражается в сосредоточенности, собран­ности помыслов и сил, их направленности на единую цель. В страсти, таким образом, ярко выражен волевой момент стремления; страсть представляет собой единство эмоциональных и волевых мо­ментов; стремление в нем преобладает над чувствованием. Вместе с тем характерным для страсти является своеобразное сочетание ак­тивности с пассивностью. Страсть полонит, захватывает человека; испытывая страсть, человек является как бы страдающим, пассив­ным существом, находящимся во власти какой-то силы, но эта сила, которая им владеет, вместе с тем от него же и исходит.

Это объективное раздвоение, заключающееся в природе страсти, служит отправной точкой для двух различных и даже диаметраль­но противоположных ее трактовок; притом в трактовке этой частной проблемы находят себе яркое выражение две различные общефило­софские мировоззренческие установки. Было даже время, время Р. Декарта и Б. Спинозы, когда эта проблема — вопрос о природе страстей — стали одной из основных философских, мировоззрен­ческих проблем. На ней стоические тенденции столкнулись с христианскими традициями.

Для христианской концепции всякая страсть является темной фатальной силой, которая ослепляет и полонит человека. В ней сказывается роковая власть низшей телесной природы человека над ее высшими духовными проявлениями. Она поэтому в своей основе всегда зло. «Страсти души» («Passions de 1'ame») Декарта и «Этика» Спинозы, половина которой составляет трактат о страстях, противо­поставили этой трактовке, которая и после них продолжает держаться (на ней построены, в частности, классицистские трагедии Ж. Расина), принципиально от нее отличную (нашедшую себе отражение у П. Корнеля).

В противоположность христианской традиции, для которой страсть — это всегда злые влечения чувственной природы, проявле­ние низших инстинктов, для Декарта разум и страсть перестают быть исключающими друг друга противоположностями. Его идеал — это человек большой страсти. Страсть, любовь не может быть для Декар­та слишком большой: в великой душе всё велико; с ростом разума растет и страсть, которая, требуя деятельной жизни, вопло­щается в делах и подвигах.

Сохраняя исходную тенденцию Декарта, Спиноза, однако, острее чувствует двойственную природу страсти. Он выделяет в качестве по­ложительного ее ядра стремление, желание, самоутверждение как основу, как сущность индивидуальности. Эта активность души для Спинозы, как и для Декарта, никогда не может быть чрез­мерной; она всегда благо, всегда источник самоутверждающейся радостной действенности. Но собственно страсти, как состояния страдательные, означают все же пленение души чуждой силой, рабство ее, и задача разума — в освобождении человека от этого рабства страстей. Таким образом, в «Этике» Спинозы отчасти снова восстанавливается противопоставление, антагонизм разума и страсти.

Французские материалисты-просветители воспринимают и под­держивают этот нехристианский взгляд на страсть. К. А. Гельвеций в своей книге «Об уме» посвящает особую главу вопросу о «превосходстве ума у людей страстных сравнительно с людьми рас­судочными»⁷. Эта точка зрения получает отражение во французском романе. О. Бальзак, в частности, начинающий с открыто деклари-

⁷ Гельвеций К. А. Об уме. М.; Пг., 1917. Рассуждение III Гл. VII.

руемых им традиционных взглядов на страсть, затем радикально меняет позицию. «Я изображаю действительность,— пишет он,— какова она есть, со страстью, которая является основной составной ее частью» (из предисловия к «Человеческой комедии»). И в другом месте: «Страсть — это все человечество». К. Маркс и Ф. Энгельс в ряде высказываний сформулировали точку зрения, преодолеваю­щую противопоставление страсти и разума, как внешних, друг друга исключающих противоположностей. «Страсть,— пишет Маркс,— это энергично стремящаяся к своему предмету сущностная сила человека»⁸.

Страсть — большая сила, поэтому так важно, на что она направ­ляется. Увлечение страсти может исходить из неосознанных телес­ных влечений, и оно может быть проникнуто величайшей созна­тельностью и идейностью. Страсть означает, по существу, порыв, увлечение, ориентацию всех устремлений и сил личности в едином направлении, сосредоточение их на единой цели. Именно потому, что страсть собирает, поглощает и бросает все силы на что-то одно, она может быть пагубной и даже роковой, но именно поэтому же она может быть и великой. Ничто великое на свете еще никогда не совершалось без великой страсти.

Говоря о различных видах эмоциональных образований и состоя­ний нужно выделить настроение.

Настроения. Под настроением разумеют общее эмоциональное состояние личности, выражающееся в «строе» всех ее проявлений. Две основные черты характеризуют настроение в отличие от других эмоциональных образований. Эмоции, чувства связаны с каким-ни­будь объектом и направлены на него: мы радуемся чему-то, огор­чаемся чем-то, тревожимся из-за чего-то; но когда у человека радост­ное настроение, он не просто рад чему-то, а ему радостно — иногда, особенно в молодости, так, что все на свете представ­ляется радостным и прекрасным. Настроение не предметно, а личностно — это, во-первых, и, во-вторых, оно не специальное пережи­вание, приуроченное к какому-то частному событию, а разлитое общее состояние.

Порождаясь как бы диффузной иррадиацией или «обобщением» какого-нибудь эмоционального впечатления, настроение часто харак­теризуется как радостное или грустное, унылое или бодрое, насмеш­ливое или ироническое — по тому эмоциональному состоянию, ко­торое является в нем господствующим. Но настроение отчасти более сложно и, главное, более переливчато-многообразно и по боль­шей части расплывчато, более богато мало уловимыми оттенками, чем более четко очерченное чувство. Оно поэтому иногда харак­теризуется, например, как праздничное или будничное — своим соответствием определенной ситуации, или как поэтическое — своим соответствием определенной области творчества. В настроении отра-

⁸ Маркс К; Энгельс Ф. Соч. Т. 42, С. 164.

жаются также интеллектуальные, волевые проявления: мы говорим, например, о задумчивом и о решительном настроении. Вследствие своей «беспредметности» настроение возникает часто вне сознатель­ного контроля: мы далеко не всегда в состоянии сказать, отчего у нас то или иное настроение.

В возникновении настроения участвует обычно множество факто­ров. Чувственную основу его часто образуют органическое само­чувствие, тонус жизнедеятельности организма и те разлитые, слабо-локализованные органические ощущения (интроцептивной чувствительности), которые исходят от внутренних органов. Однако это лишь чувственный фон, который у человека редко имеет само­довлеющее значение. Скорее даже и само органическое, физическое самочувствие человека зависит, за исключением резко выраженных патологических случаев, в значительной мере от того, как скла­дываются взаимоотношения человека с окружающим, как он осоз­нает и расценивает происходящее в его личной и общественной жизни. Поэтому то положение, что настроение часто возникает вне контроля сознания — бессознательно, не означает, конечно, что наст­роение человека не зависит от его сознательной деятельности, от того, что и как он осознает; оно означает лишь, что он часто не осознает этой зависимости, она как раз не попадает в поле его сознания. Настроение — в этом смысле бессознательная, эмоцио­нальная «оценка» личностью того, как на данный момент скла­дываются для нее обстоятельства.

То или иное настроение может как будто иногда возникнуть у человека под влиянием отдельного впечатления (от яркого солнеч­ного дня, унылого пейзажа и т. д.); его может вызвать неожидан­но всплывшее из прошлого воспоминание, внезапно мелькнувшая мысль. Но все это обычно лишь повод, лишь толчок. Для того чтобы это единичное впечатление, воспоминание, мысль определили наст­роение, нужно, чтобы их эмоциональный эффект нашел подго­товленную почву и созвучные мотивы и распространился, чтобы он «обобщился».

Мотивация настроения, ее характер и глубина у разных людей бывает весьма различной. «Обобщение» эмоционального впечатления в настроении приобретает различный и даже почти противопо­ложный характер в зависимости от общего строения личности. У маленьких детей и у некоторых взрослых — больших детей — чуть ли не каждое эмоциональное впечатление, не встречая собственно никакой устойчивой организации и иерархии мотивов, никаких барьеров, беспрепятственно иррадиирует и диффузно распространя­ется, порождая чрезвычайно неустойчивые, переменчивые, каприз­ные настроения, которые быстро сменяют друг друга; и каждый раз субъект легко поддается этой смене настроения, не способ­ный совладать с первым падающим на него впечатлением и как бы локализовать его эмоциональный эффект.

По мере того как складываются и оформляются взаимоотно-

шения личности с окружающими и в связи с этим, в самой личности выделяются определенные сферы особой значимости и устойчи­вости. Уже не всякое впечатление оказывается властным изменить общее настроение личности; оно должно для этого иметь отноше­ние к особо значимой для личности сфере. Проникая в личность, впечатление подвергается как бы определенной фильтровке; об­ласть, в которой происходит формирование настроения, таким обра­зом ограничивается; человек становится менее зависимым от случай­ных впечатлений; вследствие этого настроение его становится зна­чительно более устойчивым.

Настроение в конечном счете оказывается теснейшим образом связанным с тем, как складываются для личности жизненно важ­ные отношения с окружающими и с ходом собственной деятельности. Проявляясь в «строе» этой деятельности, вплетенной в действенные взаимоотношения с окружающими, настроение в ней же и формирует­ся. При этом существенным для настроения является, конечно, не сам по себе объективный ход событий, независимо от отношения к нему личности, а также и то, как человек расценивает проис­ходящее и относится к нему. Поэтому настроение человека сущест­венно зависит от его индивидуальных характерологических особен­ностей, в частности от того, как он относится к трудностям — скло­нен ли он их переоценивать и падать духом, легко демобилизуясь, либо перед лицом трудностей он, не предаваясь беспечности, умеет сохранить уверенность в том, что с ними справится.

Дата добавления: 2015-01-18 | Просмотры: 768 | Нарушение авторских прав