АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ЗАВОД «РОСТОК»

В Зоне было жарко, зелено, привольно. Парило. Припекало солнце, скакавшее в мокрой листве тысячами солнечных зайчиков. Совершенно не верилось, что жизнерадостный пейзаж впереди смертельно опасен. Хотелось скинуть плотную куртку и перебросить ее через плечо, только сделать это мешали пластиковые наручники, туго затянутые у меня на запястьях.

— Дурак ты, Хемуль… — в сотый раз протянул Космонавт, шедший у меня за спиной.

— Веди давай, организм, — огрызнулся я. — Достал уже.

— Воистину дурак.

Космонавт тяжело вздохнул. Похоже, он один тут хоть немного сочувствовал мне, невзирая на мой подлый удар. Сотовый, возглавлявший колонну, угрюмо молчал. Ковригин, шедший в середине, время от времени сердито покрикивал на моих туристов, чтобы не сходили с тропы: это было смертельно опасно. Тюремщики в старину даже не мечтали о такой славной узкой тропинке, петляющей между аномалий: шаг влево, шаг вправо — и расстрела уже не понадобится…

Попетляв среди глинистых откосов и высоких мусорных завалов, из которых торчали ржавые обломки труб и покореженные остатки брошенного фабричного оборудования, мы выбрались наконец к воротам завода «Росток». Точнее, это был лишь один из бывших корпусов огромного промышленного предприятия, мертвого уже много лет. Всем телом прильнув к высоким, в два человеческих роста, металлическим воротам, Сотовый н'е‑которое время напряженно вслушивался в происходящее на территории завода. Не услышав, видимо, ничего подозрительного, он раскрыл укрепленную на заборе насквозь проржавевшую пультовую коробку и нажал какую‑то кнопку. Загремела где‑то внизу цепная передача. Дрогнув, ворота со страшным скрипом поползли по направляющим. Когда проем стал достаточным, чтобы едва‑едва протиснуться взрослому человеку, Ковригин с Сотовым остановили ворота, сняли с Сэма наручники и пропихнули его на ту сторону. Ту же операцию они проделали со всеми моими туристами, напоследок переправив через ограждение меня. Едва я оказался на территории завода, ворота снова заскрипели, отсекая нас от темных сталкеров.

— Я вернусь за своим снаряжением, — произнес я в сужающуюся щель ворот, старательно растирая затекшие запястья с глубокими багрово‑фиолетовыми следами от полимерных наручников. — Не дай боже чего‑нибудь недосчитаюсь.

— Твое снаряжение в оружейке, — сказал Ковригин. — Я лично пригляжу. Сможешь вернуться и получить все назад.

Я не сумел различить издевки в его голосе. То ли плохо вслушивался, то ли ее там не было.

— Береги хорошенько, урод, — проговорил я. — Спрошу за все.

Ковригин смачно плюнул на закрывшиеся за мной ворота.

— Стрельбу открываем черезпять минут, — бесстрастно сказал он. — Рекомендую поспешать.

Заводской забор был высоким, но темные сталкеры, забравшись по прислоненным с той стороны металлическим трубам с приваренными поперек железными прутьями‑ступеньками и положив стволы автомата на верхний срез забора, взяли нас на прицел.

Я пожал плечами.

— Успеем перекурить, — рассудительно заметил я, извлекая из нагрудного кармана пачку сигарет, которую машинально сунул туда, прежде чем идти разбираться с Клещом. Профессиональная сталкерская привычка: не оставлять ничего на точке, если не уверен на сто процентов, что вернешься.

Я роздал сигареты туристам. В отличие от охотников, меня не стали обыскивать и отбирать последнее, прежде чем надеть наручники: видимо, нестандартная ситуация, которую я создал, несколько ошеломила темных. В результате я сохранил почти полную пачку курева и зажигалку. Некурящий Пустельга отказался от своей сигареты, а Донахью только махнул рукой. Ему сейчас было не до того.

— Они будут стрелять? — осторожно спросил он, рыская глазами по сторонам. Во дворе завода валялось много всякого мусора, но все эти проржавелые металлические бидоны, засыпанные землей трубы и полусожранные жгучими волосами остовы промышленных агрегатов непонятного назначения, разукомплектованных пару десятков лет назад, вряд ли могли служить хорошим укрытием от плотного автоматного огня.

— Будут, — сказал я, — если мы не войдем в заводской корпус.

— Там очень опасно, да? — сразу сообразил Камачо.

— Хуже не бывает, — устало подтвердил я. — Там у них живет кровосос. Вы же хотели поохотиться на кровососа? Ну, вот. Его зовут Стронглав.

Сэм с сомнением покосился на меня, услышав странное английское словосочетание. Потом снова перевел взгляд на нацеленные на нас стволы темных сталкеров, решив, что ослышался.

— Только голыми руками его не возьмешь, — пояснил я тем, кто владел русским языком. — Видали небось кровососов по телевизору? Двухметрового роста жгут из мышц и жил, стремительный, почти всегда голодный и умеющий становиться невидимым.

— Видали, — сосредоточенно подтвердил Мартин Донахью. Теперь он не отрываясь смотрел на гостеприимно распахнутую дверь в воротах промышленного корпуса, за которой царила густая тень, отсюда, с залитого ярким солнцем заводского двора, казавшаяся непроглядно черной. — Это что… — Он пощелкал пальцами в поисках подходящего русского слова, беспомощно посмотрел на Мишу, но тот непонимающе пожал плечами. — Казнь? — наконец вспомнил Донахью.

— Практически, — кивнул я. — На самом деле это называется Большое Испытание. Если сталкеры, обреченные темными на смерть, требуют справедливости, особенно если темные сами не уверены в правильности того, что им приказывают Хозяева Зоны, обреченных на смерть привозят сюда и доверяют правосудие Стронглаву. Говорят, он жил тут всегда, с самого возникновения Зоны, и его уважают даже Хозяева. Чтобы выдержать Испытание, тем самым сняв все претензии темных, и выйти наружу, надо пройти этот корпус насквозь. В общем‑то, для опытного сталкера ничего сложного, если бы не Стронглав.

— А попробуем, — криво усмехнулся Стеценко. — Мы вроде ребята ничего, крепкие. Отобьемся в крайнем случае. А, начальник?

— Только на это и рассчитываю, — невесело фыркнул я. — На самом деле без автоматрв нам тут ловить нечего… Ладно, когда пойдем, держитесь рядом. Поменьше шумите. В сложных ситуациях делайте, как я. Если кровосос меня схватит, прорывайтесь вперед. Назад ни в коем случае — нет шансов.

Пустельга вполголоса переводил мои слова для Сэма.

— А если нам пойти всем по отдельности? — предложил Стеценко. — Растянуться цепью. Даже если монстр атакует кого‑нибудь из нас, у остальных будет больше шансов уйти.

Донахью нахмурился.

— Это плохая идея, Андрей, — произнес он. — Мне она не нравится.

— Точно, — подтвердил я. — Тогда шансов не будет вообще. Плотной группой у нас есть возможность проскользнуть незамеченными. Может быть, кровосос сейчас спит. Если же пойдем широкой цепью, кто‑нибудь непременно привлечет внимание Стронглава, и тогда труба всем. Даже если броситься врассыпную, кровосос успеет догнать всех по очереди. Он слишком быстро двигается. Кроме того, не забывайте про аномалии. В помещении они опаснее втройне: плеши никак не выделяются на бетонном полу, мясорубки не искрят в сухом воздухе. Вы не сумеете их распознать. Нет, будем прорываться все вместе. Ботинками не грюкать, пижоны, там наверняка железо кругом…

По ушам ударил грохот одиночного выстрела, отсекший окончание фразы. Пуля расплескала грязную лужицу возле моих ног.

— Осталась минута, — прокомментировал с забора Ковригин, описав дымящимся стволом автомата короткую дугу в направлении резиденции Стронглава.

— Все, Саша! — заверил я, бычкуя свою сигарету о забор. — Уже выдвигаемся. Молись, сука, чтобы я не выжил. Я ведь вернусь в «Сталкер» и поговорю с тобой по‑мужски. То есть я вернусь в любом случае, даже если не выживу, понимаешь, организм? По‑любому.

— Шагай, радиоактивное мясо, — безразлично скомандовал Ковригин.

Туристы побросали окурки в жидкую грязь. Я окинул свою команду внимательным взглядом: нахохленные, встопорщенные, угрюмые. Специально не стал им ничего рассказывать про Испытание, пока нас вели сюда, — перегорели бы еще по дороге. Теперь же ребята шокированы и напуганы, однако адреналин начал поступать в кровь вовремя, а не за полчаса до драки. Один Стеценко деловит и собран, словно парашютист перед прыжком. А ведь приходилось тебе уже умирать, Андрю‑ша, и не раз, не впервой тебе это. Наверняка ты у себя в Киеве не только мясом торгуешь, а ворочаешь делами поинтереснее. Славное приключение, верно?..

Я перевел взгляд на ворота заводского корпуса, дверь которых слегка раскачивалась на прохладном ветру. Вот уж не думал, что придется побывать там. Столько слышал об этом месте, и на тебе. Какого черта я вообще влез в эту историю? Меня же отпускали, лично Клещ отпускал, я мог валить на все четыре стороны. Для чего я пошел с обреченными на смерть туристами?

А сам не знаю. Вот такой я кретин.

Нет, без меня, конечно, шансов у них было бы ноль целых одна десятая процента. Со мной процент увеличивался, скажем, до десяти. Все равно мало. Пройти между контактной парой, чтобы не долбануло разрядом, и то больше шансов. Русская рулетка. Точнее, украинская.

На черта я пошел на верную смерть?

Ребята, спросите что‑нибудь попроще.

Может быть, из сталкерской гордости. Это были мои клиенты, я обещал обеспечить им безопасность, и когда их на моих глазах увели, а я вынужден был стоять, сгорбившись, за этим дурацким столом с брошенными стаканами и бутербродами и ничего не мог сделать… Во мне словно что‑то замкнуло. Так было, когда я лежал в экскаваторном ковше, придавленном многотонной тушей «Бизона»: ощущение абсолютной беспомощности, позорное, едкое, совершенно невыносимое. Ненавижу это чувство. Мерзость. Лучше уж регулярно дергать смерть за усы, чем всю жизнь потом стыдиться своего отражения в зеркале.

— Пошли, — бросил я сердито. Сердился я, впрочем, не на туристов, а на свою непроходимую романтическую глупость.

Мы двинулись к заводскому корпусу. Огороженный бетонным забором двор по старой славянской традиции был завален мусором, железным профилем, трубами и деталями непонятного назначения, за прошедшие десятилетия проржавевшими до основания и теперь понемногу рассыпавшимися на ветру рыжей чешуйчатой пылью. Громоздились под открытым небом огромные деревянные катушки, обмотанные кабелем в прекрасно сохранившейся изоляции, почерневшие от времени и непогоды деревянные ящики, кучи огромных фаянсовых изоляторов. За все это хозяйство цеплялись там и сям птичьи карусели и мясорубки, легко различимые невооруженным глазом.

За разинутой пастью двери слепо колыхалась полумгла.

— Мартин, — сказал я, — заходи внутрь и сделай шаг влево, чтобы не светиться в дверном проеме. Старайся поменьше шуметь. Стой, пока глаза не привыкнут к полумраку. Когда снова сможешь видеть отчетливо, махнешь рукой в проем, вот так. Давай, пошел.

Думаю, Донахью понимал, что я использую его в качестве отмычки, но не сказал ни слова. Он осознавал еще кроме этого, что мы все находимся в равном положении — кроме меня, конечно, — и качать права сейчас не время. Я же с гораздо большим удовольствием отправил бы вперед Пустельгу или Стеценко, но теперь была очередь Донахью. Надо было соблюдать хоть какую‑то видимость справедливости, чтобы не рассердить Черного Сталкера.

Мистер бизнесмен скользнул в приоткрытый дверной проем и сразу споткнулся обо что‑то, приглушенно выругавшись по‑английски. Я досадливо поморщился. Через некоторое время он помахал рукой, и я отправил внутрь Галлахера. Когда и тот благополучно адаптировался после яркого солнечного света снаружи, я еще немного выждал, но, не дождавшись шума борьбы и предсмертных криков, пошел за ворота сам, предупредив оставшихся, чтобы действовали так же и не лезли внутрь скопом, а дожидались сигнала от ранее вошедшего.

Шагнув через ворота, я обнаружил, обо что споткнулся Донахью. Это был старый, полуразложившийся труп сталкера в черной бандане. Раскачивавшаяся на ветру железная дверь стукалась о каблук его сапога и не могла закрыться до конца.

Глаза быстро привыкли к полумраку. Я оглядел открывшееся перед нами помещение. Мы стояли на пороге просторного полуразрушенного цеха, захламленного непроходимыми нагромождениями металлического мусора и покореженного оборудования. Короче говоря, цех представлял собой одну сплошную свалку; кое‑где слой хлама достигал полутора человеческих ростов, поэтому увидеть от наших ворот двери в противоположном конце цеха было невозможно. В одном месте я даже разглядел выглядывавший из кучи железного лома проржавевший корпус древней «Волги», попавший сюда совершенно необъяснимым образом. В принципе, через ворота цеха мог свободно пройти грузовик, вот только ворота эти были заперты с момента первого взрыва на АЭС и давным‑давно вросли в почву.

Бродяги в основной массе полагали, что завод оказывает загадочное магнитное воздействие на металлические предметы. Впрочем, никто ни разу не видел, как эти самые предметы сползаются к заводским корпусам: они просто оказывались внутри, и все тут. Я полагаю, что на самом деле их стаскивал Стронглав. Хотя как он пропихивал через узкие двери довольно габаритные предметы вроде того же автомобильного остова или огромной железной трубы, в которой я запросто мог поместиться, сидя на корточках, оставалось загадкой даже для меня.

Вдоль стен на уровне второго этажа шли решетчатые металлические пандусы, с которых свисали длинные перепутанные бороды ржавых волос, чуть покачивавшиеся на сквозняке. Окна под потолком были большей частью выбиты, плитка со стен за прошедшие десятилетия осыпалась и раскрошилась, лишь кое‑где оставив на стенах небольшие островки грязно‑голубого цвета. Плафоны на потолке не работали, и цех освещался только мутным рассеянным светом, проникавшим через окна, залепленные жгучим пухом.

Вскоре вся моя команда оказалась внутри. Вот теперь начиналась главная сложность. Между высокими грудами железного лома оставались неширокие проходы, ближе к центру цеха даже виднелись островки чистого пространства. Однако все вместе это напоминало сложный лабиринт. Я уже слышал об этом от тех уникумов, которых пощадил Стронглав, но увиденное мне не понравилось еще больше, чем рассказы. Лабиринт выглядел искусственным. Мы могли перемещаться только по проходам, и никак иначе. Вон там, казалось бы, можно было бы перелезть через невысокий бортик, образованный краем опрокинувшегося набок автопогрузчика, однако от одного края до другого он как бы невзначай увит невесть откуда взявшейся спиралью Бруно. Вот здесь, скажем, я взялся бы пробить изъеденную ржавыми волосами станину и перелезть на другую сторону, однако на ней балансирует, опасно накренившись, внушительный стальной шкаф: малейшее сотрясение, и он размажет меня по полу.

И еще одно. Чтобы не влететь в аномалию, мне необходимо активно использовать болты. Но среди металлических листов и оборудования они станут грохотать так, что поднимут на ноги даже мертвого, не говоря уже о спящем кровососе.

Ощущаю озадаченность, близкую к озабоченности, как говорит в таких случаях один страус.

Ладно. Как говорит он же, кто ничего не делает, тот заранее покойник. Повертев болт в пальцах, я послал его в один из ближайших проходов, между перевернутой на бок тележкой и бетонным основанием какого‑то неизвестного мне агрегата. Болт с треском заскакал по металлическим плитам пола. Чисто.

— Альваро, вперед, — скомандовал я. — Направление строго на болт. Шаг влево, шаг вправо — даже не думай. Дошел до болта — остановился. Миша, следующий. Дистанция четыре шага.

Дата добавления: 2015-09-03 | Просмотры: 560 | Нарушение авторских прав