АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава третья. Генерал‑майор Уэлсли ехал на север во главе целой кавалькады, путь которой по равнине отмечало облако пыли

Генерал‑майор Уэлсли ехал на север во главе целой кавалькады, путь которой по равнине отмечало облако пыли, взбитой копытами коней и как будто повисавшей во влажном, неподвижном воздухе. Генеральский эскорт составляли два отряда кавалерии. Пусть армия Ману Баппу и потерпела сокрушительное поражение под Аргаумом, пусть остатки ее и сбежались в Гавилгур, на Деканском плоскогорье осталось немало маратхской конницы, готовой в любой момент нанести удар по отставшему обозу, заплутавшему конвою или армейским фуражирам, ежедневно отправлявшимся на поиски корма для животных. Зная об этом, британские кавалеристы ехали с обнаженными саблями. Ход задавал Уэлсли, с удовольствием пользовавшийся свободой, предоставленной расстилавшейся во все стороны равниной.

– Вы были сегодня у полковника Стивенсона? – спросил он, оборачиваясь к адъютанту.

– Да, сэр, но ему, к сожалению, не лучше.

– Передвигаться он по крайней мере может?

– На слоне, сэр.

Уэлсли хмыкнул. Стивенсону, командовавшему второй, меньшей частью армии, в последнее время нездоровилось. Болен был и Харнесс, командир одной из двух бригад, но спрашивать о его здоровье не имело смысла. В случае с полковником проблема заключалась не в физическом недомогании – шотландец просто рехнулся. Врачи в один голос утверждали, что виной всему иссушающая мозг жара, но Уэлсли сомневался в правильности предложенного диагноза. Жара и ром – возможно, но только не одна жара. Впрочем, кое в чем он с ними соглашался: индийский климат действует на европейцев губительно. Едва ли не каждый рано или поздно становился жертвой изнуряющей лихорадки, и генерал все чаще подумывал о том, не пришел ли и его час возвращаться на родину. Пожалуй, пора. Пока болезнь не добралась до него самого. А главное, пока его не совсем забыли в Лондоне. Французские армии взбудоражили едва ли не всю Европу, а значит, недалеко то время, когда и Англии придется отправлять армию для противодействия извечному врагу, и Уэлсли хотел принимать в этом участие. Ему четвертый десяток, надо составлять себе репутацию, но сначала необходимо покончить с маратхами, а для этого нужно брать Гавилгур. Именно с такими мыслями Уэлсли и направлялся сейчас к горному хребту, возвышавшемуся на северной границе плато.

После часа быстрой езды кавалькада оказалась на небольшой возвышенности, с которой открывался широкий вид на север. Унылое серо‑коричневое плоскогорье выглядело безжизненным; запоздавшие муссоны оставили его без воды, и только видневшиеся кое‑где поля сорго вносили некоторое разнообразие в скучный, однообразный пейзаж. В более благополучные годы поля эти тянулись бы, наверно, от горизонта до горизонта, сливаясь в колышущееся травянистое море, ограниченное скалами Гавилгура. Уэлсли спешился, вынул подзорную трубу и положил на седло. Труба была совершенно новая, ее подарили генералу мадрасские купцы в знак благодарности за умиротворение Майсура, что способствовало расширению торговли на восточном побережье Индии. Сам инструмент был изготовлен по особому заказу Мэтью Бергом в Лондоне, но Уэлсли никак не мог к нему привыкнуть. Окуляр имел менее вогнутую форму, чем тот, которым он пользовался раньше, а потому уже через несколько секунд генерал сложил новую трубу, убрал в сумку и развернул старую, которая, хоть и не столь мощная, была гораздо удобнее. Смотрел он весьма долго, и интересовала его в первую очередь крепость, вознесенная на вершину отвесного выступа. Черный камень, из которого были сложены ее стены, выглядел зловеще даже при солнечном свете.

– Боже, – пробормотал сэр Артур. Если в Гавилгуре ничего не получится, подумал он, домой можно и не возвращаться. К победителю в Лондоне отнесутся с уважением, даже если победа одержана не над французами, а вот неудачника не ждет ничего, кроме презрения. Гавилгур, по крайней мере с первого взгляда, вполне мог претендовать на звание разрушителя карьерных амбиций.

Полковник Уоллес, командир второй бригады, тоже спешился и рассматривал крепость через свою трубу.

– Чертовски неприятное местечко, сэр Артур.

– Какая здесь высота? – спросил Уэлсли, подзывая адъютанта‑инженера.

– Я провел замеры еще вчера, – ответил майор Блэкистон, – и могу утверждать, что высота крепостных стен составляет восемнадцать тысяч футов над уровнем плоскогорья.

– Вода там есть? – поинтересовался полковник Баттерс, главный инженер армии.

– По нашим сведениям, сэр, есть. В форте несколько крупных водохранилищ. Что‑то вроде небольших озер.

– Но в этом году их уровень должен быть существенно ниже, не так ли?

– Сомневаюсь, что он достаточно низок, – пожав плечами, ответил Блэкистон.

Майор понимал, что Баттерсу такой ответ не понравится – полковник предпочел бы услышать, что воды в крепости мало и жажда рано или поздно заставит ее защитников опуститься на колени.

– Продовольствия, надо полагать, у них тоже хватает, – угрюмо заметил Уэлсли.

– Несомненно, – сухо согласился Уоллес.

– А значит, нам придется выбивать их оттуда самим, – подвел черту генерал и направил подзорную трубу на подножие выступа. К югу от крепости находился конической формы холм, поднимавшийся почти до середины выступа. – Мы можем затащить пушки на ту высотку? – спросил он.

Ответ последовал не сразу; офицерам потребовалось время, чтобы решить, о какой именно высотке идет речь.

– Поднять их туда можно, – сказал наконец полковник Баттерс, – но угол возвышения вряд ли позволит вести огонь по крепости.

– В лучшем случае вы поднимете пару двенадцатифунтовиков, – с сомнением заметил Уоллес, скользя взглядом по уступу. – А чтобы разбить эти стены, потребуется кое‑что покрупнее.

– Сэр Артур!

Офицер‑кавалерист протянул руку, привлекая внимание генерала к появившемуся с юга конному отряду маратхов. Похоже, неприятель сориентировался по оставленному кавалькадой пыльному следу. Маратхов было немного, человек двадцать, однако сопровождавшие генерала сипаи моментально развернули коней и растянулись цепью.

– Все в порядке, не беспокойтесь, – отозвался Уэлсли. – Это наши. Я договорился встретиться с ними здесь. – Он уже рассмотрел всадников в подзорную трубу и, удостоверившись, что не ошибся, повернул навстречу силладарам. – Сьюд Севаджи! Спасибо, что приехали. – Последние слова были уже обращены к индийцу в поношенном зеленом с серебром мундире.

Сьюд Севаджи коротко кивнул англичанину и повернулся в сторону Гавилгура.

– Думаете, сможете ее взять?

– Думаю, должны.

– До сих пор это еще никому не удавалось, – усмехнулся индиец.

Уэлсли тоже улыбнулся, но медленно, как бы принимая скрытый в словах Севаджи вызов, и повернулся к Уоллесу.

– Вы знакомы со Сьюдом Севаджи, полковник?

– Не имел такого удовольствия, сэр.

Генерал коротко представил их друг другу, добавив, что отец Севаджи был когда‑то генералом у раджи Берара.

– Был? – Полковник вопросительно посмотрел на индийца.

– Бени Сингх убил моего отца, – угрюмо пояснил Севаджи, – и только поэтому, полковник, я воюю на вашей стороне. У меня одна цель – поквитаться с Бени Сингхом. Сейчас он командует этой крепостью.

– Так все же как нам туда попасть? – нетерпеливо спросил генерал.

Индиец вытащил тулвар и, разровняв ногой песок, начал чертить что‑то острием сабли. Офицеры подошли ближе. Фигура на земле напоминала цифру "восемь", причем верхний круг был намного меньше нижнего.

– Вот это, – Севаджи указал на нижний кружок, – Внутренний форт. Попасть в него можно двумя путями. Здесь дорога, которая ведет с равнины к Южным воротам. – Он прочертил волнистую линию, уходящую в сторону от основания восьмерки. – Но воспользоваться ею нельзя. Тот, кто поднимется по дороге, выйдет прямиком к пушкам. Удержать наступающую здесь армию сумеет и мальчишка с хорошим запасом камней. Единственный возможный маршрут – через главный вход. – Вторая, короткая, линия пролегла между двумя кругами.

– Что тоже, как я понимаю, не слишком легко, – сухо произнес Уэлсли.

Севаджи согласно кивнул.

– Главный вход представляет собой длинный коридор, блокируемый четырьмя воротами и проложенный между высокими стенами. Но чтобы добраться до него, сэр Артур, вам все равно придется взять сначала Внешний форт. – Он постучал по верхнему кружку восьмерки.

– И что нас там ждет?

– Опять‑таки два входа. Один – дорога, поднимающаяся с равнины. Отсюда она не видна. Проходит между холмами с западной стороны и заканчивается вот здесь. – Севаджи ткнул острием тулвара в полоску между половинками восьмерки. – Подниматься здесь легче, чем по южной дороге, но последнюю милю ваши люди будут под огнем орудий Внешнего форта. А самые последние полмили – крутой подъем. Очень крутой. – Он помолчал. – С одной стороны дороги каменная стена, с другой – обрыв, и весь этот отрезок полностью простреливается артиллерией.

Новости произвели впечатление. Полковник Баттерс задумчиво покачал головой, не сводя глаз с рисунка на земле.

– Откуда вы все так хорошо знаете?

– Я вырос в Гавилгуре. Мой отец до того, как его убили, был килладаром крепости.

– Севаджи знает, что говорит, – нетерпеливо вставил Уэлсли. – А главный вход во Внешний форт?

– Здесь, – Севаджи прочертил линию, пересекавшую верхнюю часть маленького круга, – их самый слабый пункт. Единственный выход к крепости, который лежит на одном с ней уровне. Но он очень узкий. С одной стороны, – индиец указал на восточный конец линии, – отвесный спуск. С другой – водохранилище. Чтобы выйти к форту, вам придется преодолеть этот узкий участок, прикрываемый пушками двух расположенных один над другим ярусов.

– Две стены? – спросил Уэлсли.

– На отвесной круче, – кивнул Севаджи. – И подниматься нужно на обе. Вход находится здесь, но, как и в случае с Внутренним фортом, он перекрыт несколькими воротами. А сверху в вас будут лететь камни и ядра.

– Предположим, мы захватим Внешний форт, что дальше?

Индиец хищно усмехнулся.

– Вот тут, сэр Артур, и начинается самое трудное. – Он стер рисунок на песке и принялся чертить другой. На этот раз два кружка, побольше и поменьше, находились на некотором расстоянии один от другого. – Два форта не соединяются. Они разделены здесь. – Индиец ткнул тулваром в пространство между кругами. – Разделены рвом. Очень глубоким. Взяв Внешний форт, вы ничего не достигаете. Нужно брать и Внутренний. Надо рвом возвышается стена, и именно за ней укроется противник. Мой отец считал, что взять Внутренний форт Гавилгура не может ни одна армия. Даже если вся Индия падет, говорил он, ее сердце все равно будет биться в Гавилгуре.

Уэлсли снова повернулся к крепости.

– Какова численность гарнизона?

– Обычно около тысячи человек. Но сейчас, конечно, больше. Насколько? Кто знает? Может быть, раз в шесть или семь. Места там хватит для целой армии.

А если крепость не падет, подумал Уэлсли, это придаст маратхам уверенности. Рано или поздно они соберут новую армию, и через какое‑то время возобновят наступление. Пока Гавилгур в их руках, мира в Западной Индии не будет.

– Майор Блэкистон!

– Сэр?

– Поручаю вам исследовать плато. – Генерал повернулся к Севаджи. – Вы составите майору компанию? Мне нужен план местности. В первую очередь перешейка, ведущего к главному входу. Определите, где лучше поставить осадные батареи. Сколько орудий мы можем разместить на тех холмах. Все это мне нужно в течение двух дней.

– Двух дней?! – воскликнул Блэкистон.

– Мы же не хотим, чтобы они там окопались, верно? Действовать нужно быстро, майор. Скорость решает все. Можете отправиться прямо сейчас? – Вопрос был адресован уже Севаджи.

– Я готов, – ответил индиец.

Уэлсли посмотрел на майора.

– Тогда отправляйтесь. И не забудьте, майор, два дня! Жду вас с набросками завтра к вечеру.

Полковник Баттерс прищурился, разглядывая далекие холмы.

– Собираетесь вести армию в горы?

– Не всю, а только половину. Вторая половина останется на равнине. – Гавилгур будет зажат между двумя частями половинами красномундирной армии, как орех в щипцах, и все решится крепостью, упорством и силой. Генерал поднялся в седло. Остальные офицеры последовали его примеру. Кавалькада развернулась и тронулась в обратный путь, к лагерю. – Наверх нас поднимут саперы, – продолжал Уэлсли. – Еще неделя уйдет на доставку боеприпасов. – За одной мыслью потянулась другая, и генерал нахмурился. – Что там у нас с обозом? – Он бросил сердитый взгляд на Баттерса. – Я постоянно слышу жалобы. То украдено две тысячи мушкетов, то конвой сбился с пути и потерял бочку пороха, а теперь вот Хаддлстоун говорит, что на складе нет запасных подков. В чем дело?

– Торранс ссылается на бандитов, сэр. И, насколько я понял, имели место досадные недоразумения... происшествия... – Баттерс замялся.

– Кто такой Торранс?

– Из компании, сэр. Капитан. Сменил беднягу Маккея.

– Это я и без вас сообразил, – съязвил генерал. – Что он собой представляет?

Упрек заставил полковника покраснеть.

– Сын каноника из Уэллса, насколько я понял, сэр. Или из Солсбери? Но дело в другом, у него еще и дядя на Леденхолл‑стрит.

– Понятно, – фыркнул Уэлсли. "Дядя на Леденхолл‑стрит" значило, что у Торранса есть влиятельный покровитель в Ост‑Индской компании, человек куда более могущественный, чем священник. – И что, он так же хорош, как и Маккей?

Баттерс, мужчина плотного телосложения, не очень уверенно державшийся в седле и с трудом управлявшийся норовистой лошадкой, пожал плечами.

– Рекомендован Хаддлстоуном.

– Другими словами, Хаддл стоун захотел от него избавиться, – раздраженно бросил генерал.

– Уверен, капитан старается... в меру способностей, – вступился за подчиненного Баттерс. – Он, правда, попросил дать ему помощника, но пришлось отказать. Лишних людей у меня нет. Вы и сами знаете, сэр, что саперов постоянно не хватает.

– Скоро получим пополнение, – сказал Уэлсли. – Заявку я послал.

– Помощника я выделил, – сообщил Уоллес. – Отдал Торрансу одного из своих прапорщиков.

– У вас что же, прапорщики лишние, Уоллес?

– Я послал ему Шарпа, сэр.

– А‑а, вон оно что, – протянул генерал. – Не сработало, да? Сначала мы вытаскиваем его снизу, а потом вынуждены сами же идти на уступки и подыскивать для него теплое местечко.

– Я подумал, сэр, что в английской части ему будет лучше. Порекомендовал перейти в стрелки.

– Хотите сказать, что они не так разборчивы? – спросил Уэлсли и нахмурился. – И как, черт возьми, мы будем теперь воевать без подков? – Он сердито пришпорил лошадь, вырываясь вперед. – Имейте в виду, Баттерс, ваш Торранс должен делать свое дело.

Генерал лучше многих понимал, что успех очередного предприятия будет во многом зависеть от бесперебойности поставок. И если только тыловые службы подведут, Гавилгур никогда не будет взят.

А ведь его еще никто не брал.

"И как я это сделаю?" – спросил себя сэр Артур.

* * *

– Ну и здоровяки, – пробормотал сержант Элай Локхарт, когда они подошли к двум зеленым палаткам.

Кавалерист имел в виду охранников, развалившихся в ленивых позах на стульях у входа. Всего охранников было четверо, и двое из них, голые по пояс, с лоснящейся кожей, буграми противоестественно огромных мышц и нестрижеными волосами, кольцами уложенными вокруг головы, производили особенно сильное впечатление. Эти двое стояли у самой большой из палаток, той, где, как предположил Шарп, и помещалось заведение Наига. В другой палатке, вероятно, жил сам торговец, но вход в нее был закрыт, клапан туго зашнурован, так что заглянуть внутрь Шарпу не удалось.

– Те, что намазались жиром, джетти и есть, – объяснил он спутнику.

– Такие и быка завалят, – сказал Локхарт. – Они что, и впрямь могут голову свернуть?

– Завернут так, что будешь назад смотреть. А еще загоняют в голову гвоздь ударом ладони. – Шарп повернул, чтобы пройти мимо палаток. Он не боялся стычки с охранниками Наига и даже знал, что без драки не обойтись, но кидаться на противника с ходу было глупо. Иногда нелишне и головой поработать. – Проявим солдатскую смекалку, – подмигнул он сержанту и оглянулся, проверяя, не отстал ли Ахмед. Мальчишка вдобавок к своему трофейному мушкету тащил еще и ранец хозяина.

Охранники – все четверо были вооружены мушкетами и тулварами – проводили британских солдат неприязненными взглядами.

– Вроде бы мы им не больно‑то понравились, – сказал Локхарт.

– Те еще ублюдки. – Оглядевшись, Шарп обнаружил то, что искал, чуть ли не под носом. Это был догорающий костер, возле которого, буквально в нескольких шагах, валялись клочки соломы. Прапорщик собрал охапку соломы, поджег ее от угольев, отнес к меньшей из палаток и сунул под брезент. За происходящим с любопытством наблюдал полуголый мальчонка лет пяти‑шести. – Скажешь кому хоть слово, – предупредил Шарп, – голову сверну. – Мальчишка, не понявший ни слова, широко улыбнулся.

– Вы же не всерьез собрались ее поджигать? – забеспокоился кавалерист.

– Конечно нет, – ответил Шарп. Сержант усмехнулся, но ничего не сказал, наблюдая за тем, как пламя жадно лижет выцветший зеленый брезент. Некоторое время материал сопротивлялся огню, потом вдруг вспыхнул. – Должны же они проснуться.

– И что дальше? – поинтересовался Локхарт.

– Что дальше? Надо спасать то, что внутри. – Вперед, парни! – Шарп обнажил саблю, выбежал из‑за палатки и громко завопил: – Пожар! Пожар! Несите воду! Пожар!

Четыре охранника непонимающе смотрели на разволновавшегося англичанина, но оставались на месте, пока он не рубанул саблей по клапану маленькой палатки. Один что‑то крикнул.

– Пожар! – заревел Локхарт.

Охранники, все еще не понимая, что происходит, тупо таращились на чужаков, однако остановить британского офицера не решались. Наконец кто‑то из них заметил поднимающийся дымок и, подбежав к большой палатке, прокричал предупреждение. Остальные попытались оттащить англичанина от входа.

– Отгоните их! – приказал Шарп, и шесть солдат Локхарта направились к троим индийцам.

Пока прапорщик пытался разрубить тугие веревки, кавалеристы теснили охранников. Кто‑то выругался, кто‑то засопел, кто‑то вскрикнул, получив сапогом в пах. Шарп распилил наконец последний узел и раздвинул полог палатки.

– Господи! – Он остановился, вытаращившись в полумраке на заполнявшие едва ли не все пространство бочонки и ящики.

Сержант тоже просунул голову и ахнул от изумления.

– Вот это да! Даже прятать как следует не стал, а? – Локхарт покачал головой, прошел к ближайшему бочонку и указал на вырезанное на одной из бочарных клепок число "19". – Это же наша отметка! Да тут половина наших запасов! Вот паршивец! Здесь все сгорит, если не потушить.

– Надо обрубить веревки и отбросить брезент.

Пока двое солдат рубили саблями канатные растяжки, из большой палатки выскочило еще несколько телохранителей Наига.

– Берегись, Элай! – крикнул Шарп. – Прикрой тыл! – Он повернулся и махнул клинком перед лицом ближайшего джетти. Силач отступил, но англичанин последовал за ним, делая выпад за выпадом, не давая опомниться, отгоняя великана все дальше. – А ты, ублюдок, убирайся отсюда! Видишь, пожар! Пожар!

Между тем Локхарт опрокинул своего противника на землю и наступил ему на грудь. Солдаты спешили на помощь, и Шарп, предоставив им разбираться с людьми Наига, перерубил последнюю растяжку, вбежал в палатку и налег на ближайшую подпорку. Воздух в палатке наполнился дымом, дышать было нечем, в горле запершило, но тут столб накренился, и все сооружение медленно завалилось в сторону огня.

– Сахиб!

Пронзительный голос Ахмеда резанул по ушам. Шарп оглянулся – кто‑то целился в него из мушкета. Спрятаться было негде, нападать – поздно, но тут Ахмед выстрелил сам, и незнакомец вздрогнул, обернулся, скорчил гримасу боли, выронил мушкет и схватился за плечо, в которое угодила пуля. Звук выстрела встревожил других охранников, и некоторые потянулись за оружием, но Шарп подбежал к ним и, размахивая саблей, заставил опустить мушкеты.

– Пожар! – кричал он. – Пожар! Хотите, чтобы все сгорело?

Его не понимали, но кое до кого все же дошло, что огонь угрожает уничтожить товар хозяина, и они засуетились, оттаскивая горящий брезент подальше от деревянных ящиков.

– Кто тут что поджег? – Голос прозвучал у Шарпа за спиной и принадлежал высокому толстяку‑индийцу в зеленой тунике, расшитой длинноногими птицами и гоняющимися друг за дружкой рыбами. Толстяк держал за руку того самого мальчонку, который видел, как Шарп засовывал под палатку горящую солому. – Британские офицеры сражаются в Индии за дело свободы, но значит ли это, что им дозволено уничтожать чужую собственность и обижать честных людей?

– Ты Наиг? – перебил его Шарп.

Толстяк сделал жест охранникам, и они собрались у него за спиной. Брезент уже оттащили от ящиков, и он безобидно догорал в сторонке. Индиец в зеленой тунике собрал вокруг себя человек шестнадцать или семнадцать, причем четверо из них были джетти, и все имели оружие, тогда как общая численность их противников составляла девять человек, включая шестерых солдат и бойкого сорванца, занятого перезарядкой мушкета.

– Я скажу, как меня зовут, – ответил с брезгливой миной толстяк, – если ты назовешь себя.

– Шарп. Прапорщик Шарп.

– И всего‑то? Какой‑то прапорщик... – Индиец вскинул брови. – А я‑то думал, что прапорщиками служат юнцы вроде него. – Он похлопал по голове полуголого мальчонку. – Я – Наиг.

– Тогда, может быть, ты скажешь, почему эта палатка забита армейскими запасами? Откуда они взялись?

– Армейские запасы! – Наиг рассмеялся. – Это мой товар, прапорщик Шарп. Может быть, что‑то и лежит в старых ящиках, которыми пользовалась когда‑то ваша армия, но что с того? Бочонки и ящики я покупаю у квартирмейстера.

– Лживый ублюдок! – рыкнул Локхарт. Он успел открыть бочонок с вырезанной на клепке цифрой "19" и теперь размахивал подковой. – Посмотри на это – наши!

Наиг, похоже, уже собирался спустить своих головорезов на крохотный отряд британцев, но, оглянувшись, увидел двух выходящих из большой палатки офицеров. В присутствии свидетелей – оба были в чине капитана – индиец уже не мог разобраться с Шарпом и его спутниками по своему разумению. Одно дело прапорщик и с полдюжины солдат и совсем другое два капитана – оба имели вполне реальную власть. Один из офицеров, поправив красный мундир Шотландской бригады, направился к Шарпу.

– Неприятности? Что случилось? – Очевидно, суматоха и крики оторвали его от приятных утех, поскольку брюки у капитана были не застегнуты, а ремень и перевязь висели на плече.

– Этот мерзавец, сэр, растаскивает нашу амуницию. – Шарп ткнул пальцем в сторону толстяка и, повернувшись, показал на ящики. – В бухгалтерских книгах на складе все это значится как украденное и утерянное, но я уверен, сэр, все здесь. Ведра, мушкеты, подковы.

Капитан бросил взгляд на индийца и прошел к ящикам.

– Откройте этот, – распорядился он, и Локхарт, подсунув саблю под крышку, оторвал ее с гвоздями.

– Я просто взял это все на хранение, – торопливо объяснил Наиг и, повернувшись ко второму капитану, щегольски одетому кавалеристу в форме Ост‑Индской компании, быстро заговорил на хинди. Капитан покачал головой и отвернулся. Толстяк снова обратился к шотландцу. Ситуация осложнялась, и Наиг прекрасно это понимал. – Меня попросили оставить их здесь! Временно!

Пехотинец никак не отреагировал на крики индийца. Некоторое время он молча смотрел в ящик, где лежали десять новеньких, еще в масле, мушкетов. Потом наклонился и стал рассматривать замки. Сомнений не оставалось: возле пороховой полки были выбиты буквы "ГР" и слово "Тауэр".

– Наши, – бесстрастно констатировал шотландец.

– Я их купил. – По лицу Наига обильно стекал пот.

– Ты же сказал, что взял их на хранение, – возразил капитан. – А теперь утверждаешь, что купил. Так что, они твои или нет?

– Мы с братом купили оружие у силладаров.

– Мушкеты "Тауэр" не продаются. – Капитан провел ладонью по лоснящемуся от смазки стволу.

Толстяк пожал плечами.

– Откуда мне знать? Может, их захватили бандиты. На ваши конвои часто нападают. Пожалуйста, сахиб, заберите их. Я не хочу неприятностей. Откуда мне было знать, что они краденые?

Он снова обратился к кавалеристу, высокому, сухощавому, с вытянутым лицом, и, похоже, попытался воззвать к его сочувствию, но англичанин лишь покачал головой и отошел в сторону, показывая, что не желает иметь к происходящему никакого отношения. Вокруг уже собралась изрядная толпа; не понимая языка, зрители молча наблюдали за происходящим, причем симпатий к Наигу никто определенно не выражал. Рассчитывать толстяку и впрямь было не на что. Он вел опасную, рискованную игру, но настолько уверился в своих способностях замять любое дело, что забыл об осторожности и даже не потрудился как следует спрятать ворованное. В крайнем случае индиец мог просто выбросить армейские ящики и бочонки или постараться спилить клейма с мушкетов, но вера в покровительство и защиту влиятельных друзей, очевидно, заглушила голос благоразумия. Одним из таких друзей был, по‑видимому, капитан‑кавалерист, и Наиг, последовав за ним, стал нашептывать что‑то ему на ухо. Англичанин лишь бесцеремонно оттолкнул толстяка и повернулся к Шарпу.

– Повесьте его, – коротко распорядился он.

– Повесить? – изумленно переспросил Шарп.

– Если не ошибаюсь, именно таково наказание за кражу военного имущества?

Шарп посмотрел на шотландца, который неуверенно кивнул.

– По крайней мере генерал всегда так говорит, – подтвердил он.

– Но я бы хотел узнать, сэр, откуда у него все это. Здесь наверняка не обошлось без сообщников.

– Пока вы будете докапываться до истины, этот жирный ублюдок успеет сочинить какую‑нибудь историю. Туземцам нельзя верить.

Кавалерист держался надменно и самоуверенно, и это раздражало Шарпа. Впрочем, в этом щеголе его раздражало все. Капитан носил высокие, облегающие сапоги из мягкой, до блеска начищенной кожи, узкие, без малейшей морщинки, безукоризненно белые бриджи и красный мундир с золотыми пуговицами, идеально отутюженный и отделанный золотой тесьмой. Еще на нем был шарф с оборками, красная шелковая перевязь, перехваченная на левом бедре золотым шнуром, сабля покоилась в ножнах из красной кожи, а треуголку украшал роскошный плюмаж из выкрашенных в бледно‑зеленый цвет вьющихся перьев. Все это, должно быть, стоило целое состояние, и слуга капитана наверняка тратил по нескольку часов в день для поддержания обмундирования в порядке. На Шарпа он смотрел немного искоса, неодобрительно, слегка наморщив нос, как будто внешний вид прапорщика оскорблял его чувство вкуса. Будучи человеком умным, о чем свидетельствовали черты лица, капитан явно презирал тех, кто не дотягивал до его высоких стандартов.

– Думаю, если сэр Артур узнает, что вы, прапорщик, не наказали преступника подобающим образом, ему такое вряд ли понравится, – язвительно проговорил он. – Скорое и несомненное правосудие, не это ли истинная кара за воровство? Повесьте жирного проходимца.

– Устав определяет именно такое наказание, – согласился шотландец, – но правомерно ли применять его к гражданскому лицу?

– Вора надо судить, сэр! – запротестовал Шарп. Его меньше всего волновало нарушение прав Наига, но ситуация выходила из‑под контроля. Он рассчитывал найти армейское добро и, может быть, устроить трепку его телохранителям, однако вовсе не собирался доводить дело до крайности. Пары хороших пинков толстяк, конечно, заслужил, но смерти?..

– Регламент распространяется на каждого, кто находится за линией пикетов, – уверенно заявил англичанин. – Так что, бога ради, заканчивайте с ним поскорее! Повесьте мерзавца!

На лбу у него выступил пот, и Шарп чувствовал, что щеголь‑кавалерист не настолько уверен в себе, как пытается показать.

– К чертям суд, – с готовностью поддержал капитана Локхарт и жестом велел солдатам подкатить ближайшую повозку. – Я сам его вздерну.

Побледневший Наиг попытался было укрыться под защиту телохранителей, но капитан‑кавалерист вынул пистолет и приставил его к голове индийца. Между тем ухмыляющиеся солдаты вытащили пустую повозку на открытое пространство перед грудой украденного имущества.

Шарп подошел к англичанину.

– Может быть, стоит сначала поговорить с ним, сэр?

– Дорогой мой, вы когда‑нибудь пробовали добиться правды от индийца? Они клянутся тысячью своих богов, бьют себя в грудь, но при этом врут без зазрения совести. Уймись! – Поняв, что дело пахнет жареным, Наиг принялся громко протестовать, и капитан, не церемонясь, воткнул дуло ему в рот, сломав при этом несчастному пару зубов. – Еще слово, паршивец, и я кастрирую тебя, прежде чем повесить. – Кавалерист посмотрел на нахмурившегося Шарпа. – Вы что, прапорщик, струсили?

– По‑моему, сэр, мы поступаем неправильно. То есть я согласен, что он заслуживает смерти, но сначала надо бы с ним потолковать.

– Если вы так любите потолковать, – надменно протянул капитан, – учредите философическое общество. Тогда и наслаждайтесь беседами вместе с духотой. Сержант? – Последнее было обращено к Локхарту. – Вы скоро освободите меня от этого негодяя?

– Сей момент, сэр! С превеликим удовольствием. – Сержант схватил индийца и потащил к повозке. Солдаты уже привязали веревку к одной‑единственной оглобле повозки и соорудили петлю.

Наиг завизжал и задергался, отчаянно пытаясь освободиться. Двое или трое из его телохранителей двинулись было на выручку хозяину, но их остановил твердый голос, резко скомандовавший что‑то по‑индийски. Оглянувшись, Шарп увидел высокого, сухощавого мужчину в полосатой, черной с зеленым, тунике, который вышел из большой палатки. Слегка прихрамывая, незнакомец подошел к капитану‑кавалеристу и, судя по тону, о чем‑то его спросил. Англичанин покачал головой и вдобавок пожал плечами, демонстрируя свое бессилие в данной ситуации. Потом кивнул в сторону Шарпа, и индиец метнул в прапорщика взгляд, полный такой ненависти и злобы, что Шарп инстинктивно положил руку на эфес сабли. Локхарт накинул петлю на шею Наигу.

– Так вы уверены, сэр? – спросил он, обращаясь к капитану‑англичанину.

– Конечно уверен, сержант, – раздраженно ответил тот. – Выполняйте и покончим с этим.

– Сэр? – обратился Шарп ко второму капитану, но шотландец лишь нахмурился, качнул головой и, отвернувшись, зашагал прочь, словно желая показать, что не имеет к происходящему никакого отношения.

Высокий индиец в полосатой тунике сплюнул в пыль и вернулся в палатку.

Локхарт велел солдатам отойти от повозки. Наиг ухватился за веревку, но сержант ударил его по рукам.

– А ну‑ка, парни, взяли! – крикнул он.

Солдаты налегли на повозку, так что дышло поднялось и веревка натянулась. Наиг вскрикнул. Солдаты налегли. Дышло взлетело вверх, и крик оборвался. Индиец захрипел. Теперь он висел в воздухе, отчаянно суча ногами. Зрители молчали, никто не произнес ни слова, Никто не возмутился, не запротестовал.

Лицо Наига побагровело, налившись кровью. Пальцы скребли по шее, но петля уже затянулась. Капитан‑англичанин едва заметно усмехнулся.

– Жаль, – вскинув бровь, проговорил он. – У него был самый лучший в здешних местах бордель. Другого такого уже не найти.

– Мы же не убиваем девушек, сэр, – сказал Шарп.

– Верно, но кто даст гарантию, что следующий хозяин будет обращаться с ними так же хорошо? – Капитан снял треуголку и помахал столпившимся у палатки женщинам, которые с любопытством и страхом наблюдали за предсмертным танцем их господина. – В Мадрасе я присутствовал при повешении Нэнси Меррик, так она исполняла джигу целых тридцать семь минут. Тридцать семь! Я поставил на шестнадцать и проиграл кучу монет. Не думаю, что готов выдержать полчаса, наблюдая за тем же в исполнении толстяка Наига. Слишком жарко. Сержант! Помогите несчастному отправиться в преисподнюю.

Локхарт подошел к повешенному и, схватив его за голые ноги, потянул вниз. Наиг обмочился, и сержант, выругавшись, потянул сильнее. Наконец тело замерло.

– Видите, что случается с теми, кто у нас ворует? – крикнул капитан, обращаясь к толпе, и затем повторил то же самое на хинди. – Кто будет воровать – умрет! – Он перевел предупреждение и криво усмехнулся Шарпу. – Но, конечно, это случится только с теми, кто окажется слишком глуп и попадется с поличным. Наига я бы глупцом не назвал. Скорее наоборот. А как вышло, прапорщик, что вы наткнулись на запасы?

– Палатка загорелась, сэр, – без всякого выражения ответил Шарп. – Мы с сержантом Локхартом попытались спасти то, что там было, и...

– Как благородно. – Капитан задумчиво посмотрел на Шарпа и повернулся к Локхарту. – Ну что, сержант, он мертв?

– Мертвее не бывает, сэр, – откликнулся Локхарт.

– На всякий случай пустите ему пулю в лоб, – распорядился капитан и тяжело вздохнул. – Жаль, жаль. Вообще‑то Наиг мне даже нравился. Мошенник, конечно, но мошенник зачастую куда более интересен, чем честный человек. – Сержант опустил дышло, шагнул к безжизненно распростертому телу и выстрелил Наигу в голову. – Теперь придется найти повозки, чтобы отвезти все эти бочонки и ящики на склад, где им и положено находиться.

– Не стоит беспокоиться, сэр, я сам этим займусь, – сказал Шарп.

– Вы? – Такая инициатива определенно удивила капитана. – Но с какой стати? Вам‑то зачем в это впутываться? Заняться больше нечем?

– Моя работа, сэр. Я – помощник капитана Торранса.

– Вот же бедняга, – сочувственно молвил капитан. – Не завидую я вам.

– Почему, сэр?

– Потому что капитан Торранс это я. До свидания, прапорщик. – Торранс резко повернулся и зашагал прочь. Толпа расступилась.

– Ах ты, ублюдок! – пробормотал Шарп, поняв вдруг истинную причину странной кровожадности кавалериста.

Он плюнул ему вслед, но делать было нечего, украденное следовало вернуть на армейский склад, и Шарп отправился на поиски быков и повозок. Мало было Хейксвилла, так вот теперь еще одним врагом обзавелся. Врагом по имени Торранс.

* * *

Дворец в Гавилгуре представлял собой внушительное одноэтажное здание, стоявшее на самом высоком месте во Внутреннем форте. К северу от него, вдоль берега самого большого из водохранилищ крепости, раскинулся сад. Цветущие деревья и каменные ступеньки, ведущие от дворца к небольшому каменному павильону, превратили водохранилище в радующее глаз озеро. Тревожащие водную гладь игрушечные волны отражались на сводчатом потолке павильона, создавая ощущение безмятежности и покоя, но нынешний сезон выдался засушливым, озеро съежилось, отступило от берегов, и уровень воды понизился по сравнению с обычным на восемь‑девять футов. Воду и обнажившиеся берега покрывала зеленоватая, дурно пахнущая пена. Дабы побороть неприятную, оскорбительную для обоняния важных особ вонь, Бени Сингх, занимавший должность килладара Гавилгура, распорядился расставить вдоль берега низкие плоские жаровни и жечь на них ароматические травы. Так что носы собравшихся в павильоне двенадцати мужчин не чувствовали мерзкого запаха.

– Будь здесь раджа, – вздохнул Бени Сингх, – мы бы знали, что делать.

Килладар крепости был невысокого роста, полноват и носил черные завитые усики. Темные бегающие глазки выдавали нервное напряжение. Назначенный командовать силами гарнизона, он был по призванию и характеру придворным, а не солдатом, а потому и высокую должность рассматривал прежде всего как дарованную сверху милость и возможность увеличить собственное состояние, а вовсе не как обязанность сражаться с врагами раджи.

Князь Ману Баппу нисколько не удивился тому обстоятельству, что его брат предпочел не отступить в Гавилгур, а удрал подальше, в горы. Раджа, как и Бени Сингх, не отличался крепостью духа и не был рожден для воинской славы, тогда как сам Баппу наблюдал за передвижениями британцев по раскинувшейся внизу равнине с нескрываемым облегчением.

– Нам не нужен мой брат, чтобы решить, что мы должны делать. Будем драться. – Остальные присутствующие, командиры разных частей, нашедших убежище в Гавилгуре, единодушно выразили поддержку такому мнению.

– Стены британцев не остановят, – сказал Бени Сингх, поглаживая пристроившуюся у него на коленях пушистую белую собачку, испуганные глаза которой выражали чувства ее хозяина.

– Остановят. И не только стены, но и мы сами, – стоял на своем Ману Баппу.

Килладар покачал головой.

– Разве их остановили стены Серингапатама? Разве их остановили стены Ахмаднагара? Они преодолели все препятствия, будто перелетели их на крыльях! Британцы все равно что – как это говорят арабы? – да, джинны! – Бени Сингх оглядел сидевших кругом членов военного совета, но не увидел никого, кто соглашался бы с ним. – Должно быть, джинны на их стороне, – добавил он в качестве последнего аргумента.

– И что вы предлагаете? – осведомился Ману.

– Договориться с ними. Предложить куле.

– Куле? – В разговор вмешался полковник Додд. Маратхский он выучил недавно и тонкостей языка еще не освоил, а потому говорил коротко и ясно. – Я скажу вам, какие условия предложит Уэлсли. Никаких! Он возьмет вас в плен и закует в цепи. Разрушит стены. И заберет сокровища раджи.

– Здесь нет никаких сокровищ, – вставил Бени Сингх, но ему никто не поверил. Резкий голос англичанина напугал собачку, и килладар с трудом успокоил несчастное животное.

– А ваши женщины станут игрушками его солдат, – злорадно добавил Додд.

Бени Сингх поежился от ужаса. Его жена, наложницы и дети находились в Гавилгуре, и все они были дороги ему. Он баловал их, нежил, холил и обожал.

– Может быть, мне лучше увести своих людей из форта? – неуверенно предложил килладар. – Например, в Мултаи? До Мултаи британцам никогда не добраться.

– Хотите сбежать? – возмутился Додд. – Не получится! – Последние слова он произнес по‑английски, но их поняли все. Полковник подался вперед. – Если вы уйдете, гарнизон падет духом. Остальные солдаты не могут спрятать своих женщин, так с какой же стати это позволительно вам? Мы будем драться здесь и здесь остановим врага. Остановим тем, что уничтожим! – Додд поднялся, прошел в дальний конец павильона, плюнул в выплеснувшуюся на берег зеленоватую жижу и вернулся на место. – Здесь ваши женщины в безопасности. Я могу удерживать эту крепость до скончания века, имея в своем распоряжении всего лишь сотню солдат.

– Мы имеем дело с джиннами, – прошептал Бени Сингх, поглаживая дрожащую от страха собачонку.

– Никакие они не джинны! – бросил Додд. – Джиннов не существует! Их просто нет!

– Крылатые джинны, – продолжал скулить килладар. – Невидимые джинны! Они в воздухе! Они уже здесь!

Англичанин снова сплюнул.

– Чертовщина, – пробормотал он и снова повернулся к Бени Сингху. – Я тоже британец. Я – демон. И я здесь. Я! Понимаете? Я – крылатый джинн, и если вы уведете своих женщин, я последую за вами. Я приду к ним ночью и наполню их чрева черной желчью.

Он оскалил желтые зубы, и индиец содрогнулся от ужаса. Белая собачонка жалобно тявкнула.

Ману Баппу поднял руку, призывая полковника сесть. Додд был единственным офицером‑европейцем у него на службе, и, хотя Баппу признавал военные способности англичанина, временами полковник вел себя совершенно неуместно.

– Если джинны существуют, – обратился он к килладару, – они будут на нашей стороне. – Подождав, пока Бени Сингх успокоит напуганную собачку, князь продолжил: – Скажите мне, могут ли британцы взять крепость, воспользовавшись ведущими на гору дорогами?

Бени Сингх задумался. К Гавилгуру вели две дороги, и обе они проходили под самыми стенами крепости. Подняться по этим узким, петляющим тропам под огнем защитников, под градом камней не смогла бы ни одна армия в мире.

– Нет, – признал он.

– Раз так, то остается только один путь. Только один! Через мост. Мои люди будут защищать Внешний форт, а полковник Додд позаботится о Внутреннем.

– И никто, ни одна живая душа не пройдет мимо моих Кобр, – твердо добавил англичанин. Резкость его объяснялась отчасти еще и тем, что ему, командующему прекрасно обученным полком, не доверили защиту Внешнего форта. С другой стороны, он признавал и правоту Ману Баппу, указывавшего на стратегическую важность именно Внутреннего форта. Даже если британцы каким‑то чудом захватят внешние укрепления, Внутренний форт им не взять никогда. – Мои люди еще ни разу не терпели поражение! – прорычал Додд. – И никогда не испытают его.

Ману Баппу постарался успокоить встревоженного килладара мягкой улыбкой.

– Вот видите, вам суждено умереть здесь, в крепости, от старости.

– Или от перенапряжения сил в постельных схватках, – пошутил кто‑то, и все рассмеялись.

На северных укреплениях Внешнего форта выстрелила пушка. За ней другая. Чем был вызван огонь, никто не знал, а потому члены совета поднялись и проследовали к выходу из павильона за Ману Баппу. Расположившиеся на ветках серебристые обезьянки встретили военных встревоженными криками.

Ворота в сад раджи охраняла арабская стража. Наипервейшая ее обязанность состояла в том, чтобы не допускать простых солдат в сад, где по берегам озера имели обыкновение прогуливаться женщины килладара. В сотне шагов от ворот находилась выдолбленная в камне яма с отвесными краями, глубиной в два человеческих роста, и Додд, проходя мимо, задержался, чтобы заглянуть в ее мрачный зев. Каменные стены были отесаны и гладко отполированы, так что выбраться из ямы представлялось невозможным. На дне ее белели кости.

– Нора Изменника, – объяснил Ману Баппу, подойдя к полковнику, – так мы ее называем. А кости – это то, что осталось от обезьяньих детенышей.

– Но людей они тоже едят? – поинтересовался Додд, вглядываясь в скрытую полумраком яму.

– Людей они убивают, но не едят. Для этого они недостаточно большие.

– Ничего не видно, – огорчился полковник, и вдруг между трещинами шевельнулось что‑то гибкое. – Вот они! – радостно воскликнул он. – И что же? Они просто не вырастают достаточно большими?

– Чаще всего уходят, – ответил Баппу. – Когда с приходом муссонов яма заполняется водой, змеи выплывают наверх и уползают. Приходится искать других. В этом году, похоже, охоты можно будет избежать. А значит, и змеи вырастут большими.

Стоявший в нескольких шагах за ними Бели Сингх прижал к груди белую собачонку, как будто боясь, что злой англичанин вырвет бедное животное у него из рук и бросит в черную дыру.

– Я знаю кое‑кого, кто мог бы послужить им кормом. – Додд кивнул в сторону килладара.

– Он нравится моему брату, – мягко сказал индиец, жестом приглашая полковника пройти дальше. – Их многое объединяет.

– Что же, например?

– Женщины, музыка, роскошь. Вообще‑то мы и впрямь прекрасно обошлись бы без него.

Додд покачал головой.

– Если вы отпустите его, сахиб, половина гарнизона захочет последовать за ним. А если отпустите женщин, то ради кого же будут драться мужчины? И потом... неужели вы и в самом деле считаете, что крепости грозит опасность?

– Нет, не считаю, – признался Ману Баппу.

Офицеры поднялись по вырубленным в камне крутым ступенькам к естественному бастиону, где стояло огромное орудие, длинное жерло которого смотрело через пропасть в сторону далеких вершин. Отсюда до них было чуть меньше мили, но Додд все же видел у края пропасти группку всадников в местных одеждах. Именно по ним пушкари Внешнего форта и открыли огонь, но, поняв, что ядра не долетают до цели, отказались от своих намерений. Додд развернул подзорную трубу и почти сразу же обнаружил среди всадников человека в форме королевских саперных войск. Мужчина сидел на земле чуть в стороне от своих спутников и что‑то рисовал. Всадники были сипаями. Полковник опустил подзорную трубу и повернулся к пушкарям.

– Пушка заряжена?

– Да, сахиб.

– Я дам вам хайдери, если убьете того, в черной форме, что сидит у края пропасти.

Канониры рассмеялись. Длина орудия превышала двадцать футов, и его жерло из кованого железа украшали живописные литые фигурки, раскрашенные в зеленый, белый и красный цвета. Рядом с массивным, изготовленным из тиковых балок лафетом лежала кучка ядер, каждое около фута в диаметре. Командир орудия засуетился, приказывая развернуть лафет на палец вправо, потом отодвинуть на палец назад, и лишь затем, удовлетворенно кивнув, приник на секунду к жерлу. Офицеров попросили отступить. Бомбардир взял в руки пальник и осторожно поднес раскаленный конец к запальному отверстию. Язычок пламени перепрыгнул на заряд, и в следующую секунду железная громадина грохнула. Струя дыма ударила вперед, и сотня черных птиц выпорхнула с шумом из гнезд на скалистом склоне и поднялась в потревоженное небо.

Додд стоял в стороне от пушки, наблюдая за неприятельским офицером в подзорную трубу. В какой‑то момент он даже увидел само ядро, мелькнувшее серым пятном в нижнем правом квадранте окуляра, а потом лежавший рядом с неприятельским офицером каменный обломок разлетелся на кусочки. Сапер завалился на бок, выронив блокнот, однако быстро поднялся и проворно вскарабкался по склону туда, где кавалеристы стерегли его лошадь.

Додд достал из кармана и бросил бомбардиру золотую монету.

– Ты промахнулся, но выстрел был хороший.

– Спасибо, сахиб.

Жалобный стон заставил его обернуться. Бени Сингх передал своего четвероногого любимца слуге и смотрел на вражеских всадников через украшенную слоновой костью подзорную трубу.

– В чем дело? – спросил Ману Баппу.

– Сьюд Севаджи, – дрожащим голосом ответил килладар.

– Кто такой Сьюд Севаджи? – осведомился Додд.

Баппу усмехнулся.

– Его отец служил здесь килладаром, но умер. Кажется, от яда? – Он повернулся к Бени Сингху.

– Просто умер. Не было никакого яда! Просто умер!

– Вероятно, его убили, – продолжил Баппу, – а освободившееся место занял Бени Сингх. Дочь предшественника он сделал своей наложницей.

Додд оглянулся – неприятельский отряд исчезал за деревьями.

– Так он вернулся, чтобы отомстить? И вы все еще хотите отсюда убраться? – удивленно обратился он к индийцу. – Так ведь он только того и ждет. Догонит, найдет, явится ночью и перережет вам горло.

– Мы останемся здесь и будем драться, – объявил Бени Сингх, забирая у слуги собачку.

– Будем драться и победим! – добавил Додд. Пусть даже британцы поставят на том холме свои осадные батареи – дальнобойные орудия защитников смогут нанести немалый урон артиллерийским расчетам противника. В арсенале обороняющихся пятьдесят тяжелых пушек и сотни мушкетов, ракет и орудий помельче, так что встретить противника есть чем. С учетом всего этого, считал Додд, у британцев просто не было шансов. Никаких. Легкий ветерок уносил дым, оставшийся в воздухе после орудийного выстрела. – Они полягут здесь, а тех, кто выживет, мы погоним на юг и перережем, как собак. – Он снова взглянул на Бени Сингха. – Видите эту пропасть? Здесь умрут их демоны. Здесь мы опалим им крылья, и здесь они рухнут, как камни с небес. Здесь они найдут смерть, и крики их станут колыбельной для ваших детей. – Додд говорил уверенно, потому что знал – так оно и есть: Гавилгур неприступен.

* * *

– Имею честь... нет, Дилип, не так. Смиреннейше довожу до вашего сведения, что мною возвращена партия оружия и другое военное имущество, числившееся до недавнего времени украденным. – Капитан Торранс остановился. На землю уже снизошли сумерки. Капитан откупорил бутылку арака и приложился к горлышку. – Ты успеваешь? Я не слишком быстро?

– Нет, сахиб, я успеваю, – ответил писарь, которого и звали Дилип. – "Смиреннейше довожу до вашего сведения, что мною возвращена партия оружия и другое военное имущество, числившееся до недавнего времени украденным", – повторял он вслух, прилежно водя пером по бумаге.

– Добавь список, – распорядился Торранс. – Да не сейчас, позже. Просто оставь место, понятно?

– Да, сахиб.

– На протяжении некоторого времени мои подозрения... – Капитан остановился и недовольно нахмурился – в дверь постучали. – Войдите, раз уж так нужно, – крикнул он.

Открывший дверь Шарп сразу же запутался в муслиновой занавеске. После непродолжительной возни ему удалось выбраться из складок.

– Вы... – проворчал Торранс. Появление помощника его определенно не обрадовало.

– Так точно, сэр, я.

– Только мошек с собой привели, – пожаловался капитан.

– Извините, сэр.

– Занавеска здесь для того и висит, чтобы не пускать мошкару, прапорщиков и прочие мелкие неудобства. Дилип, займитесь мошками.

Писарь послушно встал из‑за стола и принялся гонять насекомых по комнате, уничтожая недостаточно проворных свернутой бумажкой. Окна тоже были затянуты снаружи муслиновыми занавесками, за которыми вилась мошкара, привлеченная пламенем свечей, установленных в серебряных подсвечниках на письменном столе. За столом работал Дилип, капитан же Торранс лежал в широком гамаке, подвешенном к потолочным балкам. Одежды на нем не было никакой.

– Я вас не оскорбил, Шарп?

– Чем, сэр?

– Я же голый, или вы не заметили?

– Меня это не трогает, сэр.

– Нагота позволяет меньше пачкать одежду. Вам бы следовало попробовать. Ну что, Дилип, всех врагов перебили?

– Мошкара изведена полностью, сахиб.

– Тогда продолжим. Где мы остановились?

– "На протяжении некоторого времени мои подозрения", – прочитал писарь.

– Нет, Дилип, лучше будет так... На протяжении некоторого времени я предполагал... – Капитан потянулся за трубкой пузатого серебряного кальяна. – Что вы здесь делаете, Шарп?

– Пришел получить распоряжения, сэр.

– Какое усердие. На протяжении некоторого времени я предполагал, что хранящееся на вверенном мне складе имущество расхищается... Так что, черт возьми, вы там искали? В палатке Наига?

– Ничего, сэр. Просто проходил мимо, когда она загорелась.

Торранс недоверчиво уставился на прапорщика. Вздохнул печально. Покачал головой.

– Для прапорщика вы, пожалуй, немного староваты, а?

– Два месяца назад, сэр, я был сержантом.

Торранс всплеснул руками в притворном ужасе.

– О господи! Спаси и сохрани. Святые угодники! Уж не хотите ли вы сказать, что попали в офицеры из рядовых?

– Так точно, сэр.

– Ну и ну... – Капитан откинулся на подушку и выпустил идеально ровное колечко дыма, которое и проводил взглядом до самого потолка. – Получив достоверные сведения касательно личности вора, я принял меры по пресечению его преступного промысла. Вы заметили, Шарп, что в отчете не упоминается ваше имя?

– Не упоминается, сэр?

– Нет. Отчет ляжет на стол полковнику Баттерсу, который, будучи человеком в высшей степени тщеславным, постарается приписать часть заслуг себе и только потом передаст бумагу Артуру Уэлсли, который, как вы, возможно, знаете, является нашим главнокомандующим. Твердых правил джентльмен, наш Артур. Любит, когда все исполняется по инструкции. Наверняка воспитывался в строгости.

– Я знаю генерала, сэр.

– Вот как? Знаете? – Торранс повернул голову и еще раз, уже внимательнее, посмотрел на прапорщика. – Вращаетесь в одном круге? Обедаете вместе, не так ли? Или, может быть, охотитесь? Попиваете портвейн? Вспоминаете добрые старые времена? Или общих женщин? – Торранс усмехнулся, но достаточно осторожно – на всякий случай.

– Я хотел сказать, что мы знакомы, сэр.

Капитан покачал головой и нахмурился, как будто досадуя на прапорщика за то, что тот отвлекает его от важных дел.

– Перестаньте называть меня сэром. Возможно, дело в вашей врожденной угодливости или, скорее, в осознании глубины разделяющей нас пропасти, но офицеру, даже поднятому из низов, такое подобострастие не идет. Продолжаем, Дилип. Проведенный в его палатке обыск позволил обнаружить и вернуть украденное имущество. После чего я в соответствии с действующими инструкциями распорядился повесить вора в назидание другим. Честь имею, и так далее.

– Двух тысяч мушкетов все же недостает, сэр. Извините, вырвалось.

– Ладно, Шарп, нравится пресмыкаться – пресмыкайтесь. Так, говорите, две тысячи мушкетов все еще не найдены? Полагаю, мерзавец успел‑таки их сбыть. Согласны?

– Меня больше интересует, как ему удалось их раздобыть. Это прежде всего...

– Какой вы скучный, – протянул Торранс.

– Я бы предложил поговорить с сержантом Хейксвиллом, когда он вернется, – продолжал Шарп.

– Ни слова против Обадайи Хейксвилла, – предупредил капитан. – Обадайя – весьма занимательная личность.

– Лживый ублюдок и вор, – с чувством произнес Шарп.

– Перестаньте! – простонал капитан голосом человека, у которого разболелись зубы. – Как вы можете говорить такие гадкие вещи! Наверное, мне придется развести вас. Или не надо? Брик! – Последнее слово было обращено к двери, ведущей в заднюю часть дома.

Дверь отворилась, и из‑за муслиновой занавески выскользнула черноволосая женщина.

– Да? – Она покраснела от смущения, увидев, что Торранс голый. Капитана же, как заметил Шарп, пикантность ситуации только позабавила.

– Брик, дорогая, мой кальян погас. Вы не займетесь им? Я бы попросил Дилипа, но он сейчас занят. Честь имею, Шарп, представить вас Брик. Брик, познакомьтесь с прапорщиком Шарпом. Шарп, это Брик.

– Приятно познакомиться, сэр, – сказала молодая женщина и, сделав реверанс, занялась кальяном. О том, что они с Шарпом уже встречались, она предпочла умолчать.

– Мэм.

– Мэм! – передразнил его со смехом Торранс. – Ее зовут Брик!

– Брик, сэр? – переспросил Шарп. Имя совершенно не подходило изящной, с тонкими чертами женщине, которая послушно и ловко разбирала кальян.

– Вообще‑то она миссис Уолл, – объяснил капитан, – и она моя прачка, швея и совесть. Не так ли, Брик?

– Как скажете, сэр.

– Терпеть не могу грязную одежду. Настоящая мерзость пред ликом Господа. Чистота, как нам постоянно и неустанно повторяют всякие скучные личности, почти равнозначна благочестию, но я усматриваю в ней еще более высокую добродетель. Благочестие доступно любому крестьянину, но чистоты способны достичь лишь немногие избранные. Брик содержит меня в чистоте. Если вы заплатите ей, Шарп, – совсем немного, сущую мелочь, она с удовольствием починит, постирает и приведет в порядок те лохмотья, которые вы с гордостью называете формой.

– Это все, что у меня есть, сэр.

– Ну и что? Походите голым, пока Брик вас обслужит. Или вам это неудобно?

– Я сам себя обстирываю, сэр.

– И когда это случалось в последний раз? – съязвил Торранс. – Ладно... Напомните, зачем вы здесь?

– Пришел узнать, какие будут приказания.

– Очень хорошо. На рассвете отправитесь к полковнику Баттерсу. Найдете его адъютанта и узнаете, что от нас требуется. Потом передадите Дилипу. Дилип все устроит. Затем можете отдохнуть. Надеюсь, эти обязанности вас не обременят?

Раздумывая над тем, зачем Торрансу понадобился помощник, если всеми делами занимается писарь, Шарп пришел к выводу, что капитан просто слишком ленив, чтобы вставать по утрам для получения распоряжений.

– Завтра утром, сэр, я получу распоряжения от адъютанта полковника Баттерса.

– Отлично! – усмехнулся Торранс. – Вы меня поразили, Шарп! Так четко все запомнить! Поздравляю.

– Распоряжения на завтра уже получены, сахиб, – подал голос писарь, переносивший в отчет опись возвращенного на склад имущества. – Нам приказано перевезти все в Деогаум. В первую очередь все, что числится по саперной части. Приказ полковника на столе, сахиб. Сначала саперное снаряжение, потом все остальное.

– Великолепно! – воскликнул капитан. – Видите? Ваш первый день на новом месте уже закончен. Замечательно, дорогая. – Он с наслаждением приложился к кальяну, который приготовила и подала ему женщина, и протянул руку, чтобы не дать ей уйти. Бедняжка забилась в угол за гамаком, стараясь не смотреть на голого Торранса. Капитан же, заметив взгляд, брошенный на нее Шарпом, истолковал его на свой лад. – Брик – вдова и, как полагается вдове, ищет мужа. Сомневаюсь, что ее мечты простирались когда‑либо до брака с прапорщиком, но почему бы и нет? Социальная лестница для того и существует, чтобы по ней карабкаться, и пусть вы, Шарп, представляете одну из низших ее ступеней, для несчастной Брик это уже немалое продвижение. До того, как поступить ко мне на службу, она работала уборщицей. От уборщицы до офицерской жены! Какой прогресс! На мой взгляд, вы двое подходите друг другу почти идеально. Я исполню роль Купидона. Нет, ее лучше отдать Дилипу. Дилип, составьте письмо капеллану девяносто четвертого. Он, правда, редко бывает трезв, но, полагаю, брачную церемонию провести сумеет.

– Я не могу жениться, сэр! – запротестовал Шарп.

Торранс удивленно вскинул бровь – похоже, какие‑либо возражения со стороны персонажей придуманной им комедии не предусматривались.

– Почему? Вам неприятны женщины? Или не нравится Брик? А может, вы взяли на себя обет безбрачия?

Шарп покраснел.

– Нет, сэр, но я уже уговорился...

– Уговорился? Что за странное выражение. Хотите сказать, что вы уже помолвлены? Как трогательно. И кто она? Богатая наследница?

Шарп пожал плечами.

– Она сейчас в Серингапатаме, – неловко объяснил он. – И мы не помолвлены.

– Понятно. Между вами и той роскошной особой в Серингапатаме достигнуто устное соглашение. А она черная? Черная бибби? Уверен, Клер не стала бы возражать. Правда, дорогуша? Белому человеку в Индии, кроме жены, нужна еще парочка бибби. Согласна, Брик? – Он повернулся к женщине, которая молча отвернулась. – Покойный мистер Уолл умер от лихорадки, и я, будучи в душе добрым христианином, взял на себя обязанность по содержанию его вдовы. Как думаете, Шарп, мне зачтется это доброе деяние? Надеюсь, что да.

– Как скажете, сэр.

– Вижу, мои попытки исполнить роль Купидона обречены на неудачу, – вздохнул Торранс. – Ладно, перейдем к делу. Завтра утром предлагаю вам отправиться в Деогаум. Что это за дыра и где она находится, о том меня не спрашивайте.

– С быками, сэр?

Капитан выразительно поднял брови.

– Вы же офицер, а не погонщик. Животными пусть занимаются туземцы. Выезжайте пораньше, на рассвете. И первым делом найдите мне подходящее жилье.

– У меня нет лошади, сэр.

– У вас нет лошади? Нет лошади? Господи, Шарп, какой же от вас толк, если у вас даже нет лошади! Тогда отправляйтесь пешком! Завтра днем я найду вас в Деогауме, и да поможет вам Бог, если вы к тому времени не найдете мне подходящее жилье. Комната для Дилипа, где он мог бы вести дела. Большая комната для меня. И какой‑нибудь угол для Брик. И еще там должен быть огороженный дворик с деревьями и прудом.

– Где находится этот Деогаум?

– К северу, сахиб, – ответил Дилип. – Почти у самых гор.

– Около Гавилгура? – догадался Шарп.

– Да, сахиб.

Шарп посмотрел на капитана.

– Могу попросить вас об одолжении, сэр?

Торранс вздохнул.

– Ну, если уж вы так настаиваете.

– В Гавилгуре, сэр, я бы хотел получить разрешение участвовать в штурме.

Капитан ответил долгим, пристальным взглядом.

– Вы действительно этого хотите?

– Хочу попасть в крепость, сэр. Понимаете, там укрылся человек, который убил моего друга. У меня с ним свои счеты.

Торранс даже мигнул от удивления.

– Только не говорите, что вы еще и мститель! Боже мой! – Выражение ужаса промелькнуло вдруг на его лице. – Вы, случаем, не методист?

– Никак нет, сэр.

Капитан вынул изо рта трубку кальяна и указал ею в угол комнаты.

– Там, в ящике, моя одежда, видите? Поройтесь в ней и найдите пистолет. Возьмите его, избавьте меня от своего присутствия, приставьте дуло к виску и спустите курок. Если уж хочется умереть, то так будет быстрее и почти безболезненно.

– Так вы не станете возражать, если я пойду на штурм?

– Возражать? Надеюсь, у вас не создалось ложного впечатления, что мне есть до вас какое‑то дело и что ваша смерть станет для меня тяжкой утратой? Уж не возомнили ли вы, что я, едва познакомившись с вами, стану вас оплакивать? Боюсь, ваша смерть не исторгнет из моих глаз ни единой слезинки. Сомневаюсь, что я когда‑либо вспомню, как вас зовут. Разумеется, вы можете участвовать в штурме. Делайте что хотите! А теперь предлагаю вам пойти и выспаться. Не здесь – я предпочитаю приватность. Найдите какое‑нибудь деревце, и, может быть, под его кроной на вас снизойдет сон. Доброй ночи, Шарп.

– Доброй ночи, сэр.

– И не напустите мошек!

Справившись с муслиновой занавеской, Шарп вышел из дому. Когда шаги его затихли, Торранс вздохнул печально и покачал головой.

– Какой нудный человек. Ты согласен, Дилип?

– Да, сахиб.

Капитан приподнялся.

– Ты позволил ему заглянуть в книги учета?

– Он не спрашивал у меня разрешения, сэр! Сам открыл и посмотрел.

– Ты дурак, Дилип! Чертов идиот! Пустая голова! Я бы побил тебя, да уж очень устал. Может быть, займусь этим завтра.

– Не надо, сахиб, пожалуйста!

– Проваливай к чертям, Дилип! Убирайся! – рявкнул Торранс. – И ты тоже, Брик. Уходи.

Молодая женщина метнулась к двери в кухню. Индиец собрал письменные принадлежности, бумагу, пузырек с чернилами, перья.

– Какие будут указания, сахиб? На завтрашнее утро?

– Выметайся! Я от тебя устал, – взревел Торранс. – Ты мне надоел! Пошел вон!

Индиец исчез за другой дверью, и капитан опустился на подушку. Он и впрямь устал. Устал от безделья и скуки. Делать нечего, пойти некуда. Обычно вечерами он отправлялся в зеленую палатку Наига, где пил, играл и забавлялся с женщинами, но идти туда сейчас, после скорой расправы с хозяином заведения, было бы неразумно. Черт бы все побрал! Торранс скользнул взглядом по столу, на котором лежала подаренная отцом и ни разу не открытая книга. Первый том "Размышлений о Послании апостола Павла ефесянам" преподобного Кортни Мэллисона. Скорее в аду выпадет снег, подумал Торранс, чем он откроет сей устрашающий фолиант. Достопочтенный Мэллисон был его наставником и проявил себя злобнейшей скотиной. Палачом. Любил угощать учеников розгами. Торранс уставился в потолок. Деньги. В конечном итоге все сводится к деньгам. Как ни крути, а решают все они. Добыть денег, вернуться домой и превратить жизнь Кортни Мэллисона в сущий ад. Поставить ублюдка на колени. И его дочь тоже. Уложить эту чопорную сучку на спину.

В дверь постучали.

– Я же сказал, чтобы меня не беспокоили! – крикнул он, но дверь все равно открылась, муслиновая занавеска колыхнулась, и в комнату хлынул рой мошкары. – Да что же это за чертовщина! – застонал Торранс и осекся.

Осекся потому, что первым порог переступил джетти, великан с обнаженным, блестящим от масла торсом, а следом за ним вошел высокий хромой индиец. Тот самый, что умолял сохранить Нашу жизнь. Звали его Джама, и был он братом Наига. В его присутствии капитан почему‑то вдруг ощутил свою наготу и беззащитность. Он вывалился из гамака и потянулся за халатом, но Джама уже сбросил одежду со спинки стула.

– Капитан Торранс – Гость поклонился.

– Кто вас впустил?

– Я ждал вас сегодня в нашем веселом заведении, – сказал Джама. В отличие от брата, шумного и хвастливого толстяка, он был сухощав, немногословен и осторожен.

Капитан пожал плечами.

– Может быть, зайду завтра.

– Будете желанным гостем, капитан. Как всегда. – Джама вытащил из кармана пачку бумажек и помахал ими, как веером. – Желанным на все десять тысяч.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 667 | Нарушение авторских прав