АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава девятая. Рассвет пришел в Деогаум вместе с туманом

Рассвет пришел в Деогаум вместе с туманом. Туман просачивался между деревьями, собирался озерками в низинах и оседал каплями на палатках.

– Похоже, запахло зимой, а? – обронил генерал Уэлсли, выглянув наружу.

– Термометр показывает семьдесят восемь градусов, сэр, – сухо ответил его адъютант, майор Кэмпбелл.

– Я и говорю, что только запахло. Только запахло, – не стал спорить генерал. Держа в руке чашку чаю, он повернулся туда, где за мутными клочьями серой мглы уже сияли под лучами восходящего солнца уходящие в голубеющее небо скалы Гавилгура. За спиной генерала с мундиром, треуголкой и саблей стоял слуга. Другой держал наготове коня. Третий ждал, пока сэр Артур допьет чай и отдаст ему чашку и блюдце. – Как Харнесс?

– Почти все время спит, сэр, – ответил молодой шотландец.

Полковника Харнесса отстранили от командования бригадой после того, как он, разбушевавшись в лагере, отдал распоряжение своим горцам построиться в колонну и выступить на юг, дабы сразиться с драконами, папистами и вигами.

– Спит? – Генерал нахмурился. – А что делают врачи? Все так же вливают в глотку несчастному ром?

– Ему дают настой опиума, сэр, но для смягчения вкуса добавляют немного рому.

– Бедный Харнесс, – проворчал Уэлсли, прихлебывая чай.

Где‑то вверху громыхнули разом две пушки. Стреляли они с высокого и крутого холма, возвышавшегося к югу от крепости. Генерал прекрасно знал, что толку от пары двенадцатифунтовиков мало, но все же настоял, чтобы их поставили там для стрельбы по крепостным воротам. Артиллеристы предупредили командующего, что расстояние до цели слишком велико, и, следовательно, практического эффекта ждать не стоит, но сэр Артур руководствовался собственными резонами. Уэлсли хотел, чтобы враг ждал наступления не только со стороны перешейка на севере, но и из джунглей на юге, а потому приказал саперам оборудовать на холме позиции и затащить туда через лес две пушки. Орудия били с максимальной вертикальной наводкой, но ядра, достигая ворот на излете, бессильно ударялись о них и скатывались вниз, под стену. Впрочем, смысл был не в том, чтобы нанести неприятелю урон, а в том, чтобы отвлечь к южной стене от брешей хотя бы минимальные силы гарнизона.

До начала штурма оставалось еще пять часов. Прежде чем отправлять в атаку людей подполковника Кении, Уэлсли хотел убедиться в том, что остальные ударные части заняли исходные позиции. Они были сформированы в две колонны, которые поднимались сейчас по узким, петляющим по склонам горным дорогам. Полковник Уоллес во главе своего 74‑го батальона и батальона сипаев направлялся к Южным воротам, а 78‑й вместе с другим туземным батальоном шел по дороге ко рву, разделявшему два форта крепости. Обе колонны ожидал плотный артиллерийский огонь, и ни перед одной не ставилась задача обязательно проникнуть в Гавилгур. Они всего лишь совершали отвлекающий маневр, облегчая задачу штурмовой группе подполковника Кении. Генерал допил чай, скривился от горького вкуса и протянул чашку и блюдце слуге.

– Ну что ж, Кэмпбелл, пора.

– Так точно, сэр.

Поначалу Уэлсли планировал отправиться на плато и войти в крепость вслед за Кении, но потом подумал, что его присутствие лишь отвлечет людей, перед которыми стояли более серьезные проблемы, чем демонстрация смелости на глазах у генерала. В конце концов он решил отправиться к Гавилгуру по южной дороге и присоединиться потом к 74‑му батальону Уоллеса. Вариантов у них было два: либо надеяться, что другие, пробившись в крепость, откроют для них ворота, либо бесславно вернуться в лагерь, если штурм не удастся. Все или ничего – выбор прост. Победа или позор.

Уэлсли вскочил в седло, подождал своих адъютантов и тронул шпорами бока коня. Да поможет нам Бог, мысленно помолился он. Да поможет нам Бог.

* * *

Подполковник Кении уже в десятый, наверное, раз рассматривал бреши, положив подзорную трубу на каменистый выступ рядом с одной из осадных батарей. Пушки продолжали неумолимо забрасывать крепость ядрами, но подполковник не обращал внимания на шум. Снова и снова взгляд его полз вдоль осыпей, по которым предстояло карабкаться идущим на штурм.

– Крутые, – ворчал он. – Слишком крутые.

– Стены построены на самом склоне, – объяснял майор Стокс. – Поэтому и бреши такие крутые. Иначе никак нельзя.

– Трудно подниматься будет.

– Легких брешей не бывает.

Стокс и сам понимал, что подходы слишком круты. Поэтому орудия и продолжали вести огонь. Не с целью как‑то исправить созданную самой природой ситуацию, но для того, чтобы пехота поверила – артиллерия делает все возможное.

– Дырок в стенах вы понаделали, – ворчал Кении. – За это вам спасибо. Только вот кто в эти дырки полезет, а, Стокс? Уж чересчур осыпь крута.

– Иначе никак нельзя, – терпеливо повторял майор. – Но брешь вполне проходимая.

– Мы же не обезьяны, – жаловался подполковник. – Посмотрите сами.

– Полагаю, сэр, осыпь не столь уж крута, а бреши достаточно широкие и вполне проходимые.

Стокс, как и Кении, понимал, что поделать с брешами ничего уже нельзя, как нельзя отменить штурм. Да и подполковник ворчал больше потому, что нервничал и старался не выказать тревоги. Винить его за это майор не мог. Он с трудом представлял себя ползущим вверх по усыпанному камнями склону под огнем врага к узкой дыре в стене, представлявшейся ему входом в ад.

Кении хмыкнул.

– Других у нас все равно нет, – тоном обреченного пробурчал он и сложил подзорную трубу.

Неподалеку громыхнуло восемнадцатифунтовое орудие. Подполковник вздрогнул, поморщился и шагнул в окутавший батарею зловонный дым, призывая майора Пламмера.

– Сэр? – Пламмер вынырнул из черного клуба с перепачканным порохом лицом, по которому стекали струйки пота.

– Ведете огонь, пока мы не подойдем к самым брешам, понятно?

– Так точно, сэр.

– Так, чтобы они и головы поднять не смели, ясно? – Кении выудил из кармана часы и откинул крышку. – У меня десять минут десятого.

– У меня восемь минут десятого, – сообщил Пламмер.

– А у меня ровно девять, – удивленно заметил Стокс и постучал по стеклу, чтобы проверить, не остановились ли стрелки.

– Сверяемся по моим, – рассудил подполковник. – Выдвижение начинаем ровно в десять. И помните, Пламмер, вы бьете по брешам, пока мы не подойдем вплотную! Не осторожничайте! Не бойтесь, что зацепите своих. Колотите ублюдков до последнего! Пока мы не вылезем наверх!

Он вдруг нахмурился, заметив стоящего за спиной Стокса Ахмеда. На мальчишке был красный мундир явно с чужого плеча, и подполковник уже собрался потребовать объяснений, но лишь пожал плечами, повернулся и ушел с батареи.

Те, кому предстояло идти на бреши, собрались у дороги, ведущей к воротам крепости. Пока от защитников Гавилгура их укрывали неровности местности, но каждый понимал, что превратится в мишень, как только окажется на перешейке. Потом будут триста ярдов открытого пространства и узкий проход между водохранилищем и обрывом, где огонь врага достигнет максимальной силы. А затем – последний бросок вверх по осыпи к брешам, за которыми ждут все ужасы ада.

Пока же солдаты сидели на земле, стараясь спастись от палящих лучей в тени камней и деревьев. Многие были пьяны, потому что офицеры разрешили выдать дополнительные порции арака и рома. Ранцы все оставили в лагере – только мушкет, боеприпасы и штык. Некоторые, таких нашлось немного, молились. Один офицер из Шотландской бригады стоял на коленях с непокрытой головой в группе своих солдат, и Кении, заинтригованный небывалой картиной, повернулся к ним – люди негромко повторяли Тридцать третий псалом. Большинство же просто сидели молча, погруженные в невеселые мысли. Даже офицеры с трудом поддерживали разговор.

За первой ударной группой Кении, численность которой равнялась тысяче человек, располагалась вторая, в которую входили сипаи и шотландцы. В случае неудачи первой группы они должны были попытаться пройти дальше; в случае же ее успеха остаться во Внешнем форте и поддержать Кении в наступлении на Внутренний форт. В состав обеих штурмовых групп включили по нескольку артиллеристов с заданием повернуть захваченные пушки против защитников Внутреннего форта.

Между сидящими солдатами пробирался, похоже отыскивая кого‑то, офицер с белым кантом 74‑го батальона. На ремне у него висела дешевая индийская сабля, на плече – что было необычно для офицера – висел мушкет.

– Вы, черт возьми, кто такой? – окликнул его Кении.

– Прапорщик Шарп, сэр.

Имя отозвалось смутным воспоминанием.

– Парень Уэлсли?

– Не понимаю, сэр, о чем вы.

Ответ показался подполковнику уклончивым, и он нахмурился.

– Вы были под Ассайе?

– Так точно, сэр.

Кенни сразу же смягчился. Он слышал о Шарпе и восхищался его смелостью.

– И какого дьявола вы здесь делаете? Вашего батальона тут нет. Они сейчас поднимаются к форту по дороге от Деогаума.

– Я отстал, сэр, – Шарп решил не вдаваться в долгое объяснение, – а времени, догонять не было, вот и подумал, что пойду со своей старой ротой. С капитаном Моррисом, сэр. – Он кивнул в сторону пехотной роты 33‑го полка, разместившейся среди валунов чуть в стороне от дороги. – С вашего, конечно, разрешения, сэр.

– Не сомневаюсь, что Моррис будет вам только рад, – сказал Кенни. – Как рад и я. – Внешность Шарпа произвела на подполковника сильное впечатление, прапорщик был высок, явно силен физически, и в чертах его проступала неукротимая, бесшабашная ярость воина. При штурме, как знал Кенни, когда многое решается в рукопашной, победа или поражение часто зависят от способностей и силы солдата. Шарп, похоже, обладал и тем и другим. – Удачи вам.

– Спасибо, сэр, – тепло поблагодарил подполковника Шарп. – И вам тоже всего наилучшего.

Он поправил тяжелый мушкет и зашагал дальше. В третьей группе собрались люди – в том числе дюжина кавалеристов Локхарта и отряд Сьюда Севаджи, – которым, в случае успеха двух первых штурмовых групп, надлежало занять форт и организовать в нем порядок. Ходили слухи, что осыпь слишком крута и что подняться к бреши с оружием не получится, потому цепляться придется обеими руками. Солдаты ворчали, что артиллеристы могли бы сделать бреши и пошире, а то и свалить всю стену целиком, косвенным доказательством чему служила продолжающаяся канонада. С какой стати пушкари стали бы расходовать ядра, если бреши уже проходимы? Люди слышали выстрелы, слышали, как бьют ядра о камень, как обрушивается участок стены, но не слышали ответной стрельбы из крепости. Это означало только одно: враг бережет пули и картечь для штурма.

Шарп обошел сипаев, которые, помимо прочего, несли изготовленные саперами майора Стокса бамбуковые лестницы. Смуглые лица улыбались ему, а один индиец даже протянул фляжку с сильно приправленным специями араком. Шарп отпил немного, проглотил и притворно закашлялся, сделав вид, что не ожидал от напитка такой силы.

– Лютая штука, парни, – проговорил он, качая головой, и направился к своей бывшей роте.

Недавние сослуживцы встречали его с разными чувствами: удивлением, радушием, настороженностью, завистью. Из роты легкой пехоты 33‑го полка Шарп ушел в звании сержанта, а до того несколько лет протопал рядовым и даже стоял у треноги, приговоренный к тысяче плетей. Сейчас же он возвращался в нее с саблей на ремне. Обычно офицеры, поднявшиеся наверх из рядовых, предпочитали продолжать службу в других частях, но у Шарпа в роте остались товарищи, и он решил, что идти к брешам Гавилгура лучше рядом с теми, кого знаешь и на кого можно положиться.

Капитан Моррис в числе друзей Шарпа никогда не состоял, а потому, увидев своего бывшего солдата, а теперь коллегу‑офицера, испытал тревожное чувство. Прапорщик повернул прямо к нему.

– Рад вас видеть, Чарльз, – громко сказал он, зная, что таким обращением заденет Морриса за живое. – Приятное утро, а?

Капитан бросил взгляд влево, потом вправо, будто надеясь найти кого‑то, кто пришел бы ему на выручку и помог справиться с этим выскочкой. Шарпа он всегда недолюбливал. Мало того, именно Моррис при содействии сержанта Хейксвилла подвел его под наказание, которое должно было завершиться смертью наглеца, но Шарп не только остался в живых, но еще и получил повышение. И вот теперь этот ублюдок заявился в его, Морриса, роту, чтобы поиздеваться над ним. Самое же скверное заключалось в том, что капитан ничего не мог поделать.

– Шарп, – едва выговорил он.

– Да, решил, что пойду с вами, Чарльз, – беспечно продолжал прапорщик. – Задержался по делам, и Кении посоветовал присоединиться к вам.

– Конечно, – пробормотал через силу Моррис, чувствуя, что на него смотрит вся рота. Вообще‑то он предпочел бы послать мерзавца куда подальше, но поступить так по отношению к коллеге‑офицеру на глазах у солдат не мог и был вынужден терпеть фамильярность. – Не имел случая вас поздравить.

– Ну, это не поздно сделать и сейчас.

Капитан покраснел.

– Поздравляю.

– Спасибо, Чарльз. – Шарп повернулся к роте. Большинство смотрели на него приветливо, кое‑кто усмехался, а некоторые отводили глаза. – А где же сержант Хейксвилл? – с невинным видом поинтересовался он.

– Захвачен неприятелем, – ответил Моррис, приглядываясь к мундиру Шарпа, который почему‑то выглядел странно знакомым.

Шарп перехватил взгляд капитана.

– Нравится?

– Что?

Моррис вздрогнул, смущенный как зародившимися подозрениями, так и той легкостью, с которой обращался к нему прапорщик. Сам капитан был одет в видавший виды старый китель, давно утративший первоначальный цвет и обезображенный неумело наложенными коричневыми заплатами.

– Купил после Ассайе, – объяснил Шарп. – Вы ведь там не были, Чарльз?

– Нет.

– И под Аргаумом тоже не были?

– Нет.

Моррис слегка напрягся. Шарп вел себя все более дерзко. Он не только выжил после двух кровопролитных сражений, но и имел наглость показать, что полученный боевой опыт дает ему некоторое преимущество. Так оно на самом деле и было, но признать превосходство прапорщика капитан не мог, как не мог признать и то, что завидует его репутации.

– Итак, какие у нас на сегодня приказы?

Моррис никак не мог привыкнуть к этому новому, уверенному в себе и держащемуся с ним на равных Шарпу, и в первый момент, уступив соблазну, предпочел не отвечать, но вопрос был правомерен, и прапорщик имел все основания получить на него ответ.

– После того как пройдем первую стену, – неохотно объяснил он, – Кении продолжает движение к левой бреши, а мы поворачиваем к правой.

– Что ж, бездельничать сегодня утром нам не придется, – почти весело прокомментировал Шарп и, заметив Гаррарда, приветственно поднял руку. – Как дела, Том?

– Рад, что вы здесь, сэр.

– Не мог допустить, чтобы малышня лезла на брешь без присмотра. – Шарп протянул руку сержанту Грину. – Рад вас видеть, сержант.

– Я вас тоже, сэр, – улыбнулся Грин. – Сначала даже не поверил, что вас и впрямь произвели в офицеры!

– Вы же знаете, сержант, как говорится, дерьмо всегда всплывает наверх, верно?

Шарп многозначительно взглянул на Морриса, который не раз делился с солдатами этим жизненным наблюдением. Кое‑кто рассмеялся. Некоторые, однако, нахмурились. В роте было немало таких, кто завидовал Шарпу, считая его баловнем судьбы.

Один из них, смуглолицый Кроули, плюнул под ноги и процедил:

– Везет же паршивцу. Ты, Шарпи, всегда был везунчиком.

Шарп сделал вид, что пропустил реплику мимо ушей, но, здороваясь за руку со старыми друзьями и оказавшись за спиной Кроули, резко повернулся и слегка подтолкнул мушкет, в результате чего тяжелый приклад стукнул рядового по голове. Кроули взвыл от боли и попытался вскочить, но уткнулся носом в колено стоящего над ним прапорщика.

– Ты пропустил кое‑что, приятель. Офицера положено называть сэром.

Взгляды их скрестились; первым глаза отвел Кроули.

– Так точно, сэр, – едва слышно сказал он.

– И извините, рядовой. Я, кажется, задел вас мушкетом.

Наблюдавшие эту сцену рассмеялись. Моррис насупился, но, не зная, как вести себя в щекотливой ситуации, предпочел промолчать. Уотсон, валлиец, подавшийся в армию, чтобы не попасть под суд, ткнул пальцем в сторону крепости.

– Говорят, мистер Шарп, подход к бреши уж больно крут.

– Ну, вам‑то не привыкать. Вы у себя в Уэльсе каждый день по кручам скачете. – Утром, позаимствовав у майора Стокса подзорную трубу, Шарп долго рассматривал и стены, и бреши, и увиденное ему не понравилось. Но делиться своими опасениями с солдатами сейчас не имело смысла. – Зададим ублюдкам трепку, парни. Пустим кровь. Я дрался с маратхами уже дважды, и оба раза им не хватало духу. С виду вроде боевые, но нажми посильнее – и побегут как кролики. Главное, парни, не останавливаться и не робеть. Бей, коли, а руки они сами подымут.

Обратиться к солдатам с такой речью следовало бы Моррису, и Шарп вовсе не собирался ничего говорить, когда открывал рот, но слова странным образом вышли сами собой. И он был рад, потому что люди, видя его уверенность, облегченно вздохнули. По дороге, держа в руках британский флаг, прошел сипай. За ним проследовали подполковник Кении и адъютанты. Все они уже обнажили сабли. Капитан Моррис приложился к фляжке, и Шарп уловил запах арака.

Пушки продолжали стрелять, круша края бреши. Воздух наполнялся пылью и дымом. Солдаты, чувствуя, что командиры вот‑вот дадут приказ выступать, поднимались с земли и брались за оружие. Некоторые поглаживали припрятанные под одеждой кроличьи лапки или другие амулеты в надежде получить хоть немного удачи. Кого‑то вырвало. Кто‑то трясся от страха. У всех по лицу катился пот.

– В колонну по четыре, – бросил Моррис.

– В колонну по четыре! – подхватил сержант Грин. – Поживей, ребята!

Гаубичный снаряд влетел над ними и, выписывая дугу, устремился к крепости. Шарп услышал взрыв за стеной. За первым, волоча дымовой след от горящего запала, помчался второй. Невысокого роста солдат выскочил из строя, отбежал за камни и присел, торопливо спустив штаны. Никто не засмеялся, и все отвернулись, сделав вид, что ничего не заметили, но когда ветерок принес малоприятный запах, из строя в адрес и без того смущенного парня полетели шуточки.

– Хватит! – рявкнул Грин.

Сипай‑барабанщик в старомодном, как будто срезанном кивере опробовал палочки. Волынщик из Шотландской бригады надул волынку и сунул инструмент под мышку. Подполковник Кении смотрел на часы. Выстрелила пушка, колонну окутало дымом. Сипай с флагом все еще стоял перед выстраивающейся колонной, и Шарпу пришло в голову, что он, наверное, представляет отличную мишень для любого бомбардира.

Прапорщик снял с ремня штык и вставил в канавку на дуле мушкета. Саблю, украденную Ахмедом из палатки Морриса вместе с мундиром, он не взял – капитан мог опознать оружие, – а потому на боку у него висел позаимствованный у одного из людей Сьюда Севаджи тулвар. Этому клинку Шарп не доверял, потому что сам не раз видел, как ломается в бою индийская сталь. К тому же он больше привык к мушкету и штыку.

– Пристегнуть штыки! – с опозданием скомандовал Моррис.

– И не спешите стрелять, парни, – добавил Шарп. – Подождите, пока не доберетесь до бреши. На перезарядку времени уже не будет, так что у вас всего одна пуля. Поберегите ее на крайний случай.

Моррис поморщился, желая показать, что вовсе не нуждается в советах, но солдаты признательно закивали. Многих обрадовало уже то, что рота не попала в первые ряды атакующих сил подполковника Кении. Эту честь предоставили гренадерской роте 94‑го батальона, которая и составила "Отчаянную надежду". Обычно "Отчаянную надежду", передовой отряд, вскрывающий неприятельские ловушки и преодолевающий сопротивление первой линии обороны противника, формировали из добровольцев, но Кении решил на этот раз поступить иначе. План состоял в том, чтобы быстро, за счет численного превосходства, взять бреши, а потому за гренадерами Шотландской бригады должны были идти две роты горцев и только за ними сипаи и рота Морриса. Темп и движение – вот девиз штурма, сказал Кении. Темп и движение. Раненых не подбирать. Вперед и вверх. Захватить чертовы бреши и пустить кровь. Никакой пощады врагу.

Подполковник в последний раз посмотрел на часы, захлопнул крышку и убрал часы в кармашек. Вздохнул. Поднял саблю. И прокричал одно только слово:

– Пошли!

Флаг колыхнулся и поплыл вперед, а за ним хлынула к стенам неудержимая людская волна.

Несколько секунд крепость молчала, потом с парапета сорвалась первая ракета. Устремившись навстречу наступающим, она вдруг вильнула, задрала нос и взмыла в чистое, безоблачное небо.

И тогда ударили пушки.

* * *

Уильям Додд видел, как неудачно пущенная ракета унеслась, вытягивая дымный хвост, в небо, потом закувыркалась и упала. Орудия Внешнего форта открыли огонь, и полковник понял, хотя и не видел этого, что британцы пошли на штурм.

– Гопал! – крикнул он.

– Сахиб?

– Закрыть и запереть ворота.

– Сахиб?

Джемадар удивленно посмотрел на полковника. По договоренности с Ману Баппу все четверо ворот между фортами должны были оставаться открытыми, чтобы защитники Внешнего в случае необходимости могли быстро отступить во Внутренний форт через ров. Для охраны первых ворот Додд выделил одну роту, вменив ей в обязанность отсечь британцев, если те попытаются преследовать людей Ману Баппу. И вот теперь этот приказ?

– Вы хотите, чтобы я закрыл ворота, сахиб? – осторожно спросил Гопал, желая удостовериться, что не ослышался и понял все правильно.

– Закрыть, запереть и забыть, – подтвердил Додд. – И пусть рота отойдет в форт. У меня найдется для нее другая работа.

– Но, сахиб, если...

– Вы слышали меня, джемадар! Выполняйте!

Гопал умчался, а полковник поднялся на стрелковую ступень, чтобы убедиться в исполнении. Ворота заперли, рота, спустившись со стены, отправилась в крепость. Через несколько минут захлопнулись и остальные ворота. Тяжелые, толщиной с бедро взрослого мужчины запорные линейки опустились на металлические скобы. Теперь Внешний форт был изолирован. Если Ману Баппу отбросит неприятеля, ворота будут сразу же открыты, но если индиец проиграет и попытается отступить, то окажется в ловушке между наступающими британцами и Кобрами Додда.

Полковник прошел к центру стрелковой ступени и шагнул на амбразуру, чтобы его видели и слышали как можно больше людей.

– Я распорядился закрыть и запереть все ворота! – крикнул он. – Без моего приказа их никто не отопрет и не откроет! Только с моего разрешения! Только по моему личному приказанию! Даже если там, за ними, соберутся все магараджи Индии и станут умолять вас открыть ворота, не слушайте их! Вам понятно?

Солдаты в белых мундирах, по крайней мере те из них, которые понимали английский, закивали; остальные ждали, пока им переведут слова командира. Никто не удивился. Никто не возроптал. Никто не проявил особенного интереса к принятому решению. Они верили своему полковнику, и если он посчитал, что ворота лучше закрыть, то пусть так и будет.

На другой стороне Внешнего форта сгущался дым. Там шел жестокий бой, там дрались и умирали, но к Додду это не имело никакого отношения. Он будет драться только тогда, когда британцы выйдут ко рву. Впрочем, и тогда угроза не станет реальнее. Единственный путь в форт – через ворота, а их пройти невозможно. Даже если враг разобьет первые ворота пушечным огнем и войдет в них, он обнаружит, что дорога поворачивает влево, а поэтому орудия нельзя применить против трех остальных ворот. Пусть наступают, пусть ломают обитые железом створки топорами – сверху, со стен, по ним будут бить в упор его люди.

– Сахиб?

Додд повернулся и увидел, что джемадар показывает на дорогу, идущую от дворца. Из‑за поворота как раз появился спешащий Бени Сингх. Рядом с ним, стараясь не отставать от хозяина, семенил слуга с зонтиком в вытянутой руке. Солнце поднялось уже высоко, и килладар опасался пострадать от его лучей.

– Пришлите его сюда! – крикнул полковник. – Пусть поднимется.

Душа его пела от восторга. Какой прекрасный план! Какая великолепная тактика! Какой тонкий расчет! Ману Баппу уже отрезан, пути его отхода перекрыты, и теперь единственным соперником Додда был Бени Сингх. Полковник едва совладал с соблазном убить килладара прямо здесь, на месте. Нет, здесь и сейчас нельзя – слишком много свидетелей. Слишком много тех, кто сохранял верность Бени Сингху, считая его законным правителем Гавилгура. Учитывая все это, полковник приветствовал килладара уважительным поклоном.

– Что происходит? – вопросил Бени Сингх.

Подъем на стрелковую ступень отнял много сил, и килладар запыхался. Ответить Додд не успел – пушки южной стены Внешнего форта, той, что выходила на ров, дали залп, и две половинки крепости разделила клокочущая лавина серо‑белого дыма. Бени Сингх вскрикнул.

– Боюсь, сахиб, враг овладевает крепостью. Мы не можем его остановить.

– Что? Как это? – Килладар, переодевшийся к бою в чистую белую тунику, перепоясанную красным кушаком, на котором висела сабля в дорогих ножнах, испуганно озирался по сторонам. Растерянность его объяснялась тем, что он никак не мог понять, в кого же стреляют ближайшие орудия. – Но ведь неприятель не попадет сюда, верно?

– Увы, сахиб, британцы приближаются и с другой стороны.

Додд указал туда, где надо рвом повисла пелена дыма. Пушки на ближайшей стороне Внешнего форта, в большинстве своем трех– и пятифунтовики, смотрели на запад, и их залп означал, что британцы поднимаются к крепости по горной дороге с равнины. Видно их не было, но артиллерийская пальба служила красноречивым доказательством того, что они уже близко.

– Должно быть, красномундирники движутся ко рву, – объяснил полковник. – К сожалению, мы не предполагали, что они станут наступать по двум направлениям. – Ложь далась ему без малейших усилий. – Не сомневаюсь, что неприятель идет и по южной дороге.

– Да, идет, – подтвердил килладар.

Додд глухо застонал и на мгновение закрыл глаза, изображая отчаяние.

– Мы сделаем все, что в наших силах, – пообещал он, – но я не могу защищать все сразу. – Еще один поклон килладару. – Боюсь, сегодня победа будет за британцами. Мне очень жаль, сахиб. Очень жаль. Но вы заслужите вечную славу, возглавив оборону крепости. Пусть мы потерпим поражение сегодня, народ этой страны не забудет героя. О вас сложат песни. Имя Бени Сингха войдет в легенду. И разве есть для солдата лучшая смерть, чем с мечом в руке и телами врагов у ног?

Килладар побледнел.

– Мои дочери! – прохрипел он.

– Увы, – печально молвил Додд, – их ждет нелегкая судьба. Они достанутся солдатне. Но не беспокойтесь, сахиб. По опыту я знаю, что самые красивые девушки обычно находят защитника и покровителя. Чаще всего это великан, грубый и сильный дикарь, который способен не дать свою женщину в обиду. Разве что разрешит дружкам попользоваться ею. Но таковы правила войны. Уверен, ваши женщины не останутся беззащитными.

Слушать дальше уверения полковника Бени Сингх не стал, а повернулся и поспешил прочь, просеменив мимо стоящего на посту у бастиона Хейксвилла. В придачу к черной перевязи сержанту выдали саблю. При приближении Додда он вытянулся в струнку.

– Вольно, мистер Хейксвилл, – бросил полковник. Сержант едва заметно расслабился. Ему нравилось такое обращение: "мистер". А почему бы и нет? Уж если какой‑то выскочка Шарп смог дослужиться до офицерского звания и права носить саблю, то ему, Хейксвиллу, сам Бог велел стоять никак не ниже. – У меня для вас работа. Не сейчас, через несколько минут.

– Почту за честь, сэр, – четко ответил сержант.

Додд посмотрел вслед удаляющимся по направлению к дворцу килладару и его свите.

– Наш славный командующий, – язвительно выговорил он, – узнал неприятную новость и спешит ею поделиться. Мы немного подождем, пока известие долетит до всех.

– Неприятную новость, сэр?

– Да, он думает, что мы проиграем, – объяснил Додд.

– Надеюсь, сэр, что этого не случится.

– Я тоже, мистер Хейксвилл. Надеюсь и молю Господа. – Полковник обернулся. Судя по тому, как редко били пушки Внешнего форта, долго удержать красномундирников они не могли. Через полчаса, если не раньше, британцы появятся во рву. – Через десять минут, мистер Хейксвилл, вы отведете свою роту во дворец и прикажете арабской страже отправляться на стены для защиты форта.

Физиономию сержанта перекосила нервная гримаса.

– Прошу прощения, сэр, но по‑ихнему изъясняться не умею.

– Это и не требуется. У вас есть мушкет, вот с его помощью и объясните. А если возникнут сомнения в ваших полномочиях, то я разрешаю применить оружие.

– Применить оружие, сэр? Это что же, мне в них стрелять?

– Вот именно.

– Есть, сэр. С удовольствием, сэр.

– В любого, кто воспротивится исполнению приказа, мистер Хейксвилл.

Сержант переждал очередной приступ конвульсий.

– Того жирного коротышку, сэр... того, с усами, что был здесь только что...

– Вы имеете в виду килладара? Если он откажется подчиниться...

– Я его застрелю, сэр.

– Вы все правильно поняли. – Додд улыбнулся. Он уже заглянул Хейксвиллу в душу и обнаружил, что она черна, как грязь. Полковника это устраивало наилучшим образом. – Сделаете все, как мне нужно, мистер Хейксвилл, и я произведу вас в капитаны. Ваш хавилдар говорит по‑английски, не так ли?

– Немного, сэр.

– Объясните, чтобы он все понял. Дворцовую стражу следует отправить на стены.

– Они будут там, сэр, поверьте моему слову. А иначе пусть прощаются с жизнью.

– Вот и хорошо. Но сначала выждите десять минут.

– Будет исполнено, сэр. И всего вам наилучшего. – Хейксвилл взял под козырек, развернулся и поспешил к бастиону.

Додд удовлетворенно кивнул. Из повисшего над Внешним фортом дымового облака вылетали ракеты. Над бастионом все еще висело знамя Ману Баппу. Прислушавшись, полковник разобрал крики солдат, но понять, что именно они кричат, было невозможно из‑за грома орудий. Встревоженные небывалым шумом прыгавшие во рву серебристо‑серые обезьянки притихли и повернули черные мордочки к людям на стене Внутреннего форта, как будто вопрошая, откуда весь этот грохот и вонь и кому взбрело в голову испортить хороший день.

Что же касается Додда, то для него день складывался как нельзя лучше.

* * *

Рота легкой пехоты 33‑го полка стояла чуть в стороне от дороги. Капитан Моррис умышленно отвел ее подальше, чтобы пропустить почти все штурмовые части и лишь потом пристроиться позади них. Таким образом он рассчитывал оказаться в арьергарде наступающей колонны, что обеспечивало относительную безопасность.

Выведя роту из‑за камней, Моррис намеренно занял позицию за группой сипаев с лестницами и, идя во главе строя, бдительно следил, чтобы никто не забегал вперед.

– Держите строй, сержант, – покрикивал он на Грина. – Короче шаг!

Шарп шел сбоку от колонны, стараясь не выбиваться из заданного капитаном неспешного ритма. Менее чем за минуту они поднялись на небольшую высотку, с которой солдатам открылась крепость. На мгновение Шарп даже остановился, пораженный невероятной силой и плотностью огня, изливавшегося с оборонительных укреплений.

Больших орудий на позициях почти не осталось, их сбросили британские артиллеристы, но десятки, если не сотни мелких, многие из которых были едва ли крупнее мушкетона, стреляли, палили, били по атакующим из многочисленных амбразур, из‑за башенок и зубцов почерневших от копоти крепостных стен. Сумятицы добавляли ракеты. Одни с шипением уносились в небо, но другие врезались в ряды наступающих, прошивая их подобно огненным иглам.

Первая рота еще не добралась до внешней бреши и торопилась пройти едва ли не самый опасный участок между обрывом на востоке и водохранилищем на западе. В момент, когда шеренги сомкнулись, маратхи сосредоточили весь огонь на узкой горловине, и в какой‑то момент Шарпу показалось, что в ста шагах от крепости над перешейком поднялся розовый туман. По обе стороны от бреши возвышались огромные круглые бастионы, и вспышки на них не прекращались ни на секунду. Мушкеты били в плотную людскую массу с расстояния в сто шагов. Не умолкали и британские пушки. Ядра отрывали от стены все новые куски, сметали со стен защитников и прочищали амбразуры.

– Живее! Добавьте шагу! – прокричал посланный Кении адъютант и, развернувшись, умчался вперед.

Моррис проигнорировал призыв. Идущие впереди шотландцы миновали водохранилище и начали подниматься к стене по склону, становившемуся все более крутым по мере приближения к бреши. Цепляясь за камни, горцы лезли все выше. Впереди всех шел подполковник Кении. Притаившиеся над брешью защитники внезапно поднялись и дали мушкетный залп. В следующий момент восемнадцатифунтовое ядро оторвало от стены кусок камня размером с тачку. Шарп добавил шагу. В груди его клокотала, поднимаясь, ярость, и к ней примешивались страх, возбуждение и азарт игрока, спешащего вступить в игру.

Он уже ясно видел и брешь, и карабкающихся к ней шотландцев. Британские артиллеристы продолжали стрелять, посылая ядра над головами горцев, потом орудия вдруг умолкли, и в наступившей на мгновение тишине все как будто замерло. Красные мундиры посерели. Из окутавшего брешь облака пыли навстречу наступающим выскочили арабы. Штыки против сабель. Подполковник Кении парировал удар, перепрыгнул через камень и одним из первых устремился к бреши. Британские пушкари перенесли огонь на верхнюю стену, сбивая защитников с огневых позиций. Горцы, отбросив убитых и выставив штыки, последовали за своим командиром.

– Сюда! – крикнул Кении. – За мной!

Он бросился к левой бреши высокой стены. Осыпь еще дрожала от ударов ядер, и несколько арабов, отступивших под бешеным натиском горцев, погибли на склоне. Осевшая пыль припорошила кровавые пятна.

Кении оглянулся – колонна растянулась, и ее арьергард еще только подходил к горловине между водохранилищем и обрывом, хотя вторая штурмовая группа уже подпирала задние ряды авангарда. Он повернулся к остановившемуся у бреши адъютанту.

– Поторопите их! – Подполковник отхаркался, сплюнул и махнул саблей, подгоняя отстающих. – Живей, парни! Наверх!

Моррис неохотно прибавил шагу. Сипаи с лестницами бежали к горловине у водохранилища, которую держали под прицелом маратхские бомбардиры. Вдоль всей стены клубился дым, в дыму мелькали вспышки выстрелов, из него вырывались, разбрасывая искры, ракеты и даже стрелы. Одна, ударившись о скалу рядом с Шарпом, отскочила и упала в траву.

Шотландцы рвались уже к внутренней бреши, а следовавшие за ними сипаи подтягивались к внешней. Ни мин, ни ловушек, ни каких‑либо других неприятных сюрпризов противник не приготовил, так что расстояние между стенами солдаты преодолевали быстро.

– Живей! Живей! – кричали адъютанты. – Вперед!

Шарп побежал вниз к водохранилищу. По лицу струился пот, фляжка прыгала на поясе.

– Не спешите! – крикнул ему вслед Моррис, но Шарп не слушал. Строй разваливался: самые нетерпеливые побежали за прапорщиком, другие, беря пример с капитана, не торопились. – Остановитесь, черт возьми!

– Вперед! Вперед! Не отставать! – покрикивали адъютанты Кении.

Осадные орудия дали еще один залп по внутренней стене, и ядра с шумом пронеслись над головами атакующих туда, где реял красно‑зеленый флаг. Шарп увидел целящегося из мушкета араба, но его тут же заволокло дымом. Крохотное ядро попало в бегущего перед ним сипая и отбросило на пару ярдов, разметав по камням окровавленные внутренности. Шарп перепрыгнул через корчащееся тело и заметил, что добрался до водохранилища. Высохшее наполовину, оно было покрыто буро‑зеленой пеной. На пропеченной солнцем глине лежали два шотландца и сипай; их кровь медленно впитывали пронизывающие хрупкую корку многочисленные трещинки. Мушкетная пуля щелкнула по камню, и тут же небольшое ядро выбило из заднего ряда двух солдат.

– Не подбирать! Вперед! Вперед! – закричали адъютанты. – Не останавливаться!

Над головой, опалив Шарпа искрами, просвистела ракета. Вдоль дороги, волоча перебитую ногу, полз раненый. Другой, зажимая руками простреленный живот, упал лицом в прибрежную жижу.

Начался подъем. Шарп хватил ртом густого дыма и, споткнувшись о большое черное ядро, одно из тех, которыми проламывали стену, едва устоял на ногах. Двое красномундирников неподвижно лежали в стороне, еще трое бились в предсмертных конвульсиях, моля о помощи. Никто не остановился. Пробегая мимо, солдаты старались не смотреть на умирающих. Тут и там ружейные пули взбивали фонтанчики пыли под ногами наступающих. Шарп даже не заметил, как очутился у бреши. Осыпь резко пошла вверх, и он на мгновение потерял равновесие, но сзади уже карабкались другие, и кто‑то подтолкнул его в спину. Люди ползли, цепляясь одной рукой за камни, другой сжимая мушкеты. Ухватившись за обломок стены, Шарп обнаружил, что перепачкал пальцы чужой кровью.

Осыпь никак не кончалась, и солдаты хрипели от натуги. У кого‑то из приклада мушкета торчала стрела. В какой‑то момент шеренга раскололась от попадания ракеты. Охваченное пламенем тело скатилось вниз и замерло, ударившись о ядро. Ракета зашипела, и сержант Грин, не церемонясь, накрыл ее телом убитого шотландца.

Брешь! Достигнув ее, атакующие поворачивали влево и бежали через полоску сухой, выгоревшей травы, разделявшей две стены. У левой бреши кипел бой, но горцы упрямо пробивались вперед, фут за футом тесня неприятеля и поднимаясь все выше и выше. Они уже почти добрались до светлого пятна на фоне черной стены. Британские пушкари, боясь зацепить своих, прекратили огонь.

Шарп повернул к правой бреши, закрыть которую должна была рота Морриса. Сверху, перегнувшись через парапет, били по красномундирникам оставшиеся на стене защитники Гавилгура. Пули падали с неба свинцовым градом, чудесным образом не задевая Шарпа. Он пробежал сквозь дым, увидел вдруг перед собой зияющий пролом и ринулся в него.

– Я с тобой, Дик! – крикнул за спиной Том Гаррард, и в следующий момент кто‑то сбросил сверху деревянную чурку.

Шарпа ударило в грудь. Он пошатнулся, подался назад, ухватился за Гаррарда, и они вдвоем рухнули на камни. Вокруг защелкали пули. Шарп выругался. Рядом с ним было человек пять или шесть, но никого, к счастью, не задело. Солдаты остановились, прижавшись к стене и ожидая приказа.

– Стой! – крикнул Моррис. – Ни шагу дальше!

– К черту! – рыкнул Шарп, подбирая мушкет.

Британские артиллеристы, заметив над правой брешью маратхов, дали залп, и ядра ударили по камням в нескольких футах над его головой. Одно угодило в поднявшегося во весь рост защитника, и он исчез в фонтане красных брызг. Шарп пригнулся, отворачиваясь от разлетевшихся ошметков плоти. По стене ручейками хлынула кровь.

– Господи! – пробормотал Гаррард.

Другое ядро влетело в пролом и глухо ухнуло о стену. Шарпа осыпало осколками. Все заволокло пылью.

– Ни шагу дальше! – кричал Моррис. – Все сюда! Ко мне! Тесней! Тесней! – Капитан укрылся под стеной, с которой по наступающим продолжали стрелять арабы. – Шарп, сюда!

– Вперед! – крикнул Шарп. К черту Морриса, к черту всех тех офицеров, которые утверждали, что ломовая лошадка не способна ходить под седлом. – Вперед!

Он выскочил на камни и вдруг увидел справа от себя с десяток красномундирников‑шотландцев. Вторая штурмовая группа уже добралась до крепости. Во главе ее, размахивая палашом, бежал рыжеволосый лейтенант.

Лейтенант был уже у бреши, тогда как Шарп еще карабкался по крутому боковому склону. Горцы с криками пронеслись мимо, и британские бомбардиры, заметив красные мундиры, прекратили огонь. Мгновением позже пролом заполнили люди в длинных одеждах с кривыми саблями, больше похожими на секачи мясников. Звякнула сталь, затрещали мушкеты, и рыжеволосый лейтенант вдруг дернулся, как пронзенный острогой угорь, повернулся и, выронив палаш, упал под ноги Шарпу. Растянувшаяся вдоль стены шеренга стрелков встретила наступающих плотным огнем, а в центре бреши возник громадный араб с окровавленной саблей, жестами предлагающий желающим помериться с ним силой. Двое осмелились принять вызов, и оба были сброшены вниз.

– Рота! – крикнул Шарп. – Слушай меня! Огонь! Дадим ублюдкам огня!

Несколько мушкетов сухо треснули у него за спиной, и шеренга маратхов дрогнула, рассыпалась и отступила, но тут же, по команде размахивающего тулваром великана‑араба, снова сомкнулась. Шарп ухватился за выступ, подтянулся и едва успел уклониться, когда ближайший араб повернулся и выстрелил в него почти в упор. Пуля чиркнула по щеке и расплющилась о камень. Пальцы разжались, и Шарп завалился на спину. Ухмыляющийся враг шагнул вперед с поднятым мушкетом, готовясь пришпилить красномундирника к земле, но тот скатился вниз по осыпи. За спасение пришлось заплатить: щека горела, новенький мундир выглядел ничем не лучше старого. Горцы повторили приступ, сконцентрировав силы на середине пролома, где их снова встретили арабские клинки. На помощь арабам из крепости уже спешили их соотечественники; сверху по британцам опять ударили мушкеты. Шарп прицелился в великана с саблей и спустил курок, но когда дым рассеялся, здоровяк все еще стоял в бреши.

Противник брал верх: Львы Аллаха теснили красномундирников, сопровождая каждый удачный выстрел или удар жутким воплем, от которого кровь застывала в жилах. Кто‑то ткнул в прапорщика штыком, он подставил свой, и враг, схватив его мушкет за дуло, потянул на себя. Шарп выругался, но удержался, однако разжал пальцы, когда другой араб прыгнул на него с занесенным над головой тулваром. Второе падение оказалось менее болезненным, чем первое, но более унизительным.

– Ублюдки! – прохрипел он и, заметив валяющийся рядом палаш убитого лейтенанта, схватил его и полоснул по ногам ближайшего араба.

Тот завизжал от боли и свалился. Шотландцы возобновили штурм. Они лезли к бреши через тела убитых товарищей с искаженными яростью лицами, и их преисполненные ненавистью крики заглушали боевые вопли обороняющихся.

Шарп полез за ними. Перескакивая с камня на камень и размахивая палашом, он заставил врагов отступить и наконец добрался до бреши, где ухватился одной рукой за выступ. Нескольких арабов удалось отогнать, но потом его заметил верзила с кривым тулваром. Крикнув что‑то своим товарищам, великан занес секач над головой красномундирника.

– Подсоби, Том! – крикнул Шарп, и Гаррард подтолкнул товарища вверх в тот самый момент, когда клинок пошел вниз.

Шарп отпустил выступ и, подлетев вверх, вцепился арабу в лодыжку и изо всех сил рванул на себя. Нога выскользнула из‑под гиганта, и он плюхнулся на задницу на самом краю бреши.

– Кончайте его! – взревел прапорщик, и с полдюжины красномундирников набросились на поверженного великана.

Шарп, поднявшись, встал на пути арабов, попытавшихся прийти на помощь товарищу. Палаш описал широкую дугу, сметая выброшенные клинки и высекая из стали искры. Верзила еще ворочался, но его кололи штыками со всех сторон, и длинная рубаха быстро пропитывалась кровью. Шотландцы, рыча, как звери, бросились вверх, и Шарп с Гаррардом последовали за ними. Они были уже в шаге от вершины, но арабы стояли насмерть, а их длинные одежды как будто поглощали удары. Пыль забивала горло, и люди уже не кричали, а только хрипели и кряхтели, отбиваясь, рубя и протыкая друг друга. Внезапно арабы, словно подчиняясь неслышному приказу, отступили. Но не все – один, сраженный выстрелом в спину, остался лежать. Шарп поднял голову и увидел на стене людей в красных мундирах. Очевидно, отряд, пробившийся в крепость через левую брешь, развернулся и атаковал неприятеля с тыла. – Вперед! – заорал он, и в следующую секунду все – шотландцы, рота Морриса и сипаи – хлынули в пролом, за которым их радостными криками встретили солдаты Шотландской бригады. Уцелевшие защитники крепости бежали к Южным воротам, чтобы через них отступить во Внутренний форт.

– Господи! – выдохнул Том Гаррард, приваливаясь к стене.

– Ты цел?

Гаррард кивнул.

– Господи... – повторил он, оглядываясь.

Неприятельские пушкари, остававшиеся у орудий до самого последнего момента, прыгали с огневых позиций и бежали к воротам. Преследовать их ни у кого не было сил. Победители довольствовались несколькими выстрелами.

Шарп остановился. В крепости воцарилось затишье: орудия умолкли, выскочившую из амбразуры с диким лаем собачонку один из сипаев успокоил добрым пинком, и лишь со стороны воротной башни еще доносились редкие выстрелы. Где‑то южнее били пушки, но Шарп их не видел, как не видел и тех, по кому они стреляли. Справа лежал заросший сухой травой пустырь с двумя или тремя деревцами; слева солдаты Кении штурмовали воротную башню. Они медленно, но верно поднимались по ступеням, оттесняя горстку арабов. Последние сражались с отчаянной отвагой обреченных, однако силы их быстро таяли. Около сотни собравшихся под стеной красномундирников добивали защитников из мушкетов. Зажатые между огнем и сталью, арабы попытались сдаться, но полегли под ударами штыков. Остальные маратхи оставили Внешний форт, ища спасения за оврагом и стенами Внутреннего форта.

В одной из амбразур стояло деревянное корыто, и Шарп, подтянувшись, обнаружил, как и надеялся, что в нем еще осталась вода для орудий. Небольшие пушки были установлены на железных треногах и казались бы игрушечными, если бы не продемонстрировали свою убийственную эффективность при стрельбе прямой наводкой.

Раненых и убитых без лишних церемоний убрали с дороги, и в брешь хлынул поток людей. Заметив среди них майора Стокса и Ахмеда, Шарп помахал им рукой. Потом ополоснул лицо, пригладил волосы и наконец напился. Вода была грязная, вонючая и горькая от пороха, но жажда победила брезгливость.

Солдаты подполковника Кении под восторженные крики победителей подняли над захваченными Делийскими воротами британский флаг. Сорванное вражеское знамя адъютант тщательно сложил – трофею предстояло отправиться в Британию. Шотландцы открыли внутренние, потом внешние ворота, и завоеванный форт быстро заполнился людьми. Изнуренные солдаты искали отдыха в тени стен, но офицеры уже собирали свои части, и сержанты тащили людей в строй – дело было сделано только наполовину.

– Мы остаемся охранять брешь, – сказал Моррис, когда прапорщик спрыгнул со стрелковой ступени. – Думаю...

– Мы пойдем со всеми, – бросил, не дослушав капитана, Шарп.

– Но...

– Пойдем дальше, сэр. – Последнее слово он произнес с нескрываемым презрением.

– Быстрее, быстрее! Чего ждете, капитан! – крикнул Моррису какой‑то майор. – Работа еще не закончена! Шевелитесь! Все идут туда! – Он махнул рукой в сторону Внутреннего форта.

– Сержант Грин, – недовольно проворчал Моррис, – соберите людей.

Не дожидаясь, пока рота построится, Шарп поднялся на холм и повернулся на юг. Склон уходил полого вниз, а потом круто обрывался, уходя в тень, так что дна рва видно не было. Зато противоположный лежал перед Шарпом как на ладони, залитый ярким солнечным светом, а на вершине его высилась неприступная крепостная стена с громадными воротами, увенчанными башней. Толпившиеся на стене солдаты носили хорошо знакомые Шарпу белые мундиры. Однажды ему уже довелось драться с ними.

– Вот же чертовщина.

– Ты это о чем?

Шарп повернулся – перед ним стоял Гаррард.

– Посмотри сам, Том. Ничего хорошего.

С минуту Гаррард молча разглядывал Внутренний форт. Он видел дворец в окружении садов, озеро и оборонительные сооружения. Внезапно стену форта накрыло дымом – орудия за рвом дали залп по Внешнему форту. Ядро прошелестело над приятелями и упало у них за спиной.

– Дело дрянь, – констатировал Шарп.

Оказывается, добытая с таким трудом победа вовсе не венчала их усилия, а настоящая работа еще и не начиналась.

* * *

Планируя оборону Внешнего форта, Ману Баллу рассчитывал защитить бреши, сконцентрировав у них свои лучшие силы, Львов Аллаха. Но надежда быстро угасла, потому что британские пушки били по проломам до последнего, когда красномундирники забрались уже на самый верх. Стоять под огнем вражеской артиллерии было бы бессмысленно, а после того как артиллерия врага наконец смолкла, выяснилось, что арабы успели практически утратить тактическое позиционное преимущество.

Бой развернулся на вершине осыпи, у самой бреши, и здесь решающую роль сыграло численное превосходство шотландцев. Ману Баппу дрался в передних рядах защитников форта и получил ранение в плечо, но его присутствие не помогло – арабы все равно отступили. Они отошли к верхним проломам, но британская пехота при поддержке пушек снова сломила сопротивление маратхов. И тогда князь понял, что схватка за Внешний форт проиграна. Сама по себе потеря не столь уж и велика, поскольку форт представлял собой всего лишь линию обороны, призванную замедлить продвижение неприятеля к сердцу Гавилгура, но на Ману Баллу произвела сильное впечатление та быстрота и кажущаяся легкость, с которой британцы разгромили его лучшие силы. Он не сразу признал поражение и какое‑то время, кляня врага, еще пытался воодушевить воинов и защитить воротную башню, но красные мундиры устремились в бреши, пушкари на стенах поддались панике и бежали, и князь решил, что пора уводить оставшихся через ров во Внутренний форт.

– Назад! – крикнул он. – Назад! – Его белая туника пропиталась кровью, но рана пришлась на левое плечо и не мешала орудовать подаренным братом тулваром с золотой рукоятью. – Отходим!

Маратхи быстро отступили, а атакующие, похоже, потратили слишком много сил на штурм, чтобы организовать преследование. Баппу ушел последним, лицом к врагу, жестами приглашая смельчаков попытать удачи в схватке один на один, однако британцы лишь провожали его взглядами. Князь понимал, что сейчас они перестроятся и продолжат наступление, но к тому времени он и его войско уже будут в безопасности за неприступными стенами Внутреннего форта.

Перед тем как спуститься в ров, Ману Баппу взглянул на Делийские ворота. Над ними уже развевался вражеский флаг. У Южных ворот его ожидали телохранители. Тропинка сбегала вниз по склону, достигала дна рва и поднималась вверх к первым воротам Внутреннего форта. Пушкари южной стены, до последнего пытавшиеся помешать наступлению британцев по дороге от плато, бросили пушки и присоединились к отступающим. Баппу шел последним, с трудом сдерживая слезы. Да, сражение еще не проиграно. Да, Внутренний форт имел все шансы остаться непокоренным. Но это не имело значения, потому что князь познал унижение быстрого разгрома.

– Поспешите, сахиб, – почтительно поклонился один из телохранителей.

– Британцы не пойдут за нами, – устало ответил Баппу. – Спешить некуда.

– Посмотрите туда, сахиб.

Адъютант указал на запад, туда, где к стене поднималась дорога с плато. Из‑за поворота, скрытого выступом скалы, только что появилась рота красномундирников. Этих солдат в килтах Баппу уже видел под Аргаумом. Они могли помешать отступлению, а поэтому князь ускорил шаг.

Лишь спустившись на дно рва, Ману Баппу почувствовал: что‑то не так. Первые группы отступавших уже достигли Внешнего форта, но вместо того, чтобы пройти в крепость, столпились у ворот.

– В чем дело? – крикнул он.

– Ворота заперты, сахиб, – ответил один из его адъютантов.

– Сейчас откроются. – Едва князь произнес это, как за спиной раздались выстрелы. Засвистели пули. Захватившие Внешний форт британцы добрались наконец до края рва и, увидев внизу скопление людей, открыли огонь. – Быстрее! – нетерпеливо крикнул он, но ворота оставались закрытыми.

Между тем огонь усилился. Красномундирники вытянулись вдоль края обрыва и методично расстреливали толпящихся внизу солдат. Пули плющились о камни, рикошетили, но многие достигали цели, и людей начала охватывать паника. Приказав успокоиться и открыть ответный огонь, Ману Баппу пробился сквозь толпу.

– Додд! – крикнул он. – Додд!

Полковник выглянул из‑за парапета. Выглядел он совершенно спокойным, но почему‑то молчал.

– Откройте ворота! – сердито приказал князь.

Вместо ответа англичанин поднял винтовку.

Баппу как будто парализовало. Он понимал, что надо спасаться, бежать, прыгать в сторону, но ужас происходящего сковал его волю.

– Додд? – еще не веря очевидному, произнес индиец, и в это мгновение из дула вырвался дымок.

Пуля ударила Баппу в грудину, разбила кость и вогнала осколки в сердце. Князь попытался сделать вдох, захрипел и умер.

Новость о гибели господина распространилась мгновенно и еще больше усилила панику. Не имея доступа во Внутренний форт и подстегиваемые усиливающимся огнем из Внешнего, солдаты побежали к дороге на плато.

Тут их поджидала новая неприятность: дорога была блокирована. Горцы 78‑го батальона приближались к крепости, когда навстречу им хлынула неорганизованная, охваченная паникой толпа. Долгий подъем дался шотландцам нелегко, почти на всем его протяжении по ним били пушки Внешнего форта. Но теперь орудия умолкли. Справа от дороги высились скалы, слева зияла пропасть. Места было ровно столько, чтобы выставить в шеренгу двенадцать человек, но командовавший батальоном полковник Чалмерс знал, что и этого вполне достаточно. Перестроив первую полуроту в три ряда, он спокойно произнес:

– Стрелять только поочередно и по моей команде. Громадная толпа маратхов неслась навстречу терпеливо ожидающим горцам.

– Первая шеренга, огонь! – скомандовал Чалмерс.

Первые двенадцать мушкетов дали залп. За ними ударила вторая шеренга. Потом третья. Горцы били наверняка.

Упавших, раненых и убитых безжалостно растоптала толпа. Те, кто, видя смерть, пытался остановиться и повернуть назад, не выдержали напора сзади и тоже были сметены. Маратхи оказались между двух огней – с одной стороны 78‑й батальон, с другой – преследователи из Внешнего форта.

Некоторые, отчаявшись, прыгали в пропасть и разбивались о камни. Дорогу устлали тела убитых. Пыль смешалась с кровью.

– Двадцать шагов – вперед! – скомандовал Чалмерс.

Горцы отмерили двадцать шагов, первая шеренга опустилась на колено, и бойня продолжилась. Преданные Доддом, солдаты Ману Баппу метались, как загнанные в ловушку звери. Одни умирали, разбившись о камни, другие от пуль, а огонь все не стихал. Стрельба закончилась лишь тогда, когда на залитой кровью и усеянной телами дороге осталась кучка дрожащих людей. И тогда британцы пустили в ход штыки.

Внешний форт пал. Его гарнизон был уничтожен.

А предатель, Уильям Додд, стал повелителем Гавилгура.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 476 | Нарушение авторских прав