АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава четвертая. Шарп не знал точно, далеко ли до Деогаума, но рассчитывал миль на двадцать, а это означало по меньшей мере семь часов пути

Шарп не знал точно, далеко ли до Деогаума, но рассчитывал миль на двадцать, а это означало по меньшей мере семь часов пути. Солнце еще не взошло, когда он разбудил спавшего у потухшего костра Ахмеда. По дороге Шарп попытался обучить мальчишку английскому.

– Звезды. – Он указал на небо.

– Звезды, – прилежно повторил Ахмед.

– Луна, – сказал "учитель".

– Луна, – эхом отозвался ученик.

– Небо.

– Луна? – спросил Ахмед, удивляясь тому, что господин указывает на небо, но называет его по‑другому.

– Небо, дурачок.

Ахмед попытался повторить, но получилось плохо.

– Ладно, не важно, – махнул рукой Шарп.

В животе урчало от голода, и он позабыл спросить у капитана Торранса, где они стоят на довольствии. Путь на север лежал, однако, мимо деревни Аргаум, где после недавней битвы расположились несколько батальонов. Тут и там лежали непогребенные тела, между которыми шныряли одичавшие собаки, а запах стоял такой, что Шарп и Ахмед поспешили пройти мимо. У деревни их окликнул пикет, и Шарп спросил, где им найти кавалеристов. Он, конечно, и не думал вести Ахмеда в офицерскую компанию, но сержант Элай Локхарт мог оказать большее радушие.

Ко времени, когда они достигли оврага, горны уже протрубили побудку, и у остывших костров хлопотали заспанные солдаты. Локхарт, увидев появившегося из утренних сумерек незнакомца, сначала нахмурился, но потом узнал Шарпа и расплылся в улыбке.

– Должно быть, дело к бою, парни, – объявил он, – раз появилась пехота. Доброе утро, сэр. Снова требуется помощь?

– Раньше требуется завтрак, – ответил Шарп.

– Для начала, сэр, выпейте чаю. Смизерс! Подай отбивные! Дэвис! Где тот хлеб, что ты прячешь от меня? Ищи, да поживей! – Сержант повернулся к гостю. – Только не спрашивайте, сэр, из чего отбивные. Не вынуждайте врать. – Он плюнул в оловянную кружку, вытер ее краем одеяла и налил чаю. – Берите, сэр, угощайтесь. А мальчонка что‑нибудь будет? Поди сюда, парень. – Локхарт и сам взял кружку, после чего пригласил Шарпа прогуляться до пасущихся на лужайке лошадей. Подойдя к одной, он поднял ей заднюю ногу и продемонстрировал новую подкову. – Видите, сэр? Мой командир перед вами в долгу. После завтрака я вас ему представлю.

Шарп подумал, что речь идет о каком‑то лейтенанте, но после того как отбивные и хлеб перекочевали в живот, сержант провел его через линии пикетов индийской кавалерии к палатке командира 7‑го полка, под началом которого, как выяснилось, состояла вся кавалерия армии.

– Его зовут Хаддлстоун, – объяснил по пути Локхарт. – Приличный мужик. Может, и завтраком угостит.

И действительно, полковник Хаддлстоун настоял на том, чтобы прапорщик и сержант присоединились к нему за завтраком, состоявшим из риса и яиц. Что Локхарт парень надежный, пользующийся уважением и доверием офицеров, Шарп понял, когда полковник, тепло встретив сержанта, завел разговор о местных лошадях, купить которых предлагали для полка, но в надежности которых он сомневался. Локхарт же считал, что несколько запасных не помешают.

– Так это вы вывели Наига на чистую воду? – спросил через некоторое время Хаддлстоун.

– Особенно и стараться не пришлось, сэр.

– Ну, не скромничайте! До вас это никому не удавалось! Должен сказать, я чертовски вам признателен.

– Без сержанта Локхарта, сэр, у меня бы ничего не получилось.

– Хотите сказать, что без Локхарта эта чертова армия остановится как вкопанная? – хмыкнул полковник, и сержант, рот которого оказался в этот момент забит рисом, только ухмыльнулся. Хаддлстоун повернулся к Шарпу. – Так вас, значит, сослали к Торрансу?

– Так точно, сэр.

– Тот еще лодырь, – зло бросил полковник. Столь откровенная критика офицера в присутствии младших по званию удивила Шарпа, но он промолчал. – Один из моих, – продолжал Хаддлстоун, – и должен признаться, я нисколько не пожалел, когда он попросил перевести его в обозную команду.

– Сам попросил? – удивился Шарп. Надо же, офицер добивается перевода из боевой части в службу тылового обеспечения!

– У Торранса есть дядя, который готовит племянничка к карьере в компании, – объяснил полковник. – Дядя с Леденхолл‑стрит. Знаете, что это такое?

– Знаю, что там находятся конторы компании, сэр.

– Вот именно. Дядя выплачивает ему содержание и хочет, чтобы Торранс набрался опыта, научился работать с бхинджари. У него все распланировано на годы вперед. Несколько лет в армии компании, потом торговля специями, возвращение домой и – пожалуйте вступить в наследство и занять место в совете директоров. Попомните мое слово, придет день, и мы еще будем тянуть лямку на этого бездельника. Впрочем, раз уж ему так хочется служить в обозе, пусть служит – мы только рады. Кому хочется командовать быками да считать ящики с подковами? Думается только, что всю работу он на вас свалит. – Хаддлстоун нахмурился. – Поверите ли, притащил с собой в Индию трех слуг‑англичан! Неслыханное дело! Как будто их здесь трудно сыскать. Так нет же, ему подавай белых! Двое уже померли от лихорадки, так у него хватило наглости заявить, что один бедолага не возместил стоимость проезда! Оставил при себе вдову и заставляет несчастную женщину отрабатывать долг! – Полковник покачал головой и жестом попросил слуху налить еще чаю. – Итак, что вас к нам привело, прапорщик?

– Направляюсь в Деогаум, сэр.

– Вообще‑то, сэр, он заявился ради завтрака, – вставил Локхарт.

– Не сомневаюсь, что сержант вам уже что‑нибудь предложил, а ко мне вы оба притащились за добавкой, а? – усмехнулся Хаддлстоун. – Вам повезло, прапорщик. Мы тоже направляемся в Деогаум. Так что можете ехать с нами.

Шарп покраснел.

– У меня нет коня, сэр.

– Нет коня? – Полковник повернулся к сержанту. – Элай, что скажешь?

– Что‑нибудь найду, сэр.

– Вот и хорошо. – Хаддлстоун подул на чай. – Добро пожаловать в кавалерию, прапорщик.

Локхарт и впрямь отыскал двух смирных на вид лошадок местной породы, одну для Шарпа и другую для Ахмеда. Наблюдая, как прапорщик неуклюже вскарабкивается в седло, кавалерист с трудом скрывал усмешку. Что касается Ахмеда, то он продемонстрировал чудеса ловкости: вспрыгнул, пришпорил своего скакуна голыми пятками и с радостным гиканьем пронесся по кругу.

Вскоре весь полк выступил маршем на север. Шли неспешно, чтобы не утомлять без нужды лошадей. Через некоторое время Шарп поймал себя на том, что думает о Клер Уолл, и в душе его шевельнулось чувство вины перед Симоной Жубер, молодой вдовой‑француженкой, оставшейся в Серингапатаме. Он отправил ее на юг с конвоем, снабдив письмом к своему другу, майору Стоксу. Они уговорились, что Симона будет ждать Шарпа в Серингапатаме до окончания войны с маратхами. И вот теперь ему следовало как‑то предупредить молодую женщину о своем скором возвращении в Англию. Захочет ли она поехать туда с ним? И захочет ли он сам брать ее с собой? Четкого ответа ни на один из этих вопросов у Шарпа не было, однако прапорщик чувствовал свою ответственность за судьбу француженки. Конечно, можно было бы просто поставить женщину перед выбором, но в том‑то и дело, что, столкнувшись с необходимостью что‑то решать, Симона обычно терялась, раскисала и ждала, когда решение примет кто‑то другой. Так или иначе, но предупредить ее следовало. Может быть, она и не пожелает ехать в Англию? С другой стороны, что еще ей остается? Родственников в Индии у нее не было, а ближайшее французское поселение находилось далеко от Серингапатама.

Невеселый круг размышлений оборвал громкий оклик сержанта Локхарта.

– Видите?

Шарп вскинул голову.

– Вижу что?

– Там, впереди. – Сержант протянул руку, и Шарп, приглядевшись, рассмотрел сквозь поднятую первым эскадроном завесу пыли вздымающиеся отвесно кручи. Нижние склоны гор поросли лесом, но выше, там, где деревья кончались, не было ничего, кроме простершегося от горизонта до горизонта серо‑бурого камня. И на самом верху одного из выступов темнела полоска крепостной стены с воротной башней. – Гавилгур!

– И как, черт возьми, мы собираемся его атаковать? – спросил Шарп.

Сержант рассмеялся.

– А мы и не собираемся! Это дело пехоты. Считайте, что вам повезло, сэр; оказаться в обозе вместе с Торрансом.

Шарп покачал головой.

– Нет, Элай, мне надо обязательно попасть туда.

– Почему?

– Там прячется один мерзавец, – ответил Шарп, не сводя глаз с отвесного склона. – Зовут его Додд. Этот ублюдок убил моего друга.

Локхарт наморщил лоб, словно силясь вспомнить что‑то.

– Не тот ли Додд, за которого обещано семь сотен гиней?

– Он самый. Только мне награда не нужна. Хочу увидеть этого ублюдка мертвым.

– Я тоже, – мрачно сказал сержант.

– Ты?

– Ассайе, – коротко объяснил Локхарт.

– Что случилось?

– Мы атаковали его полк. Они как раз разделывали под орех Семьдесят четвертый, так что нам повезло застать их врасплох. Прошлись по всей шеренге и отбросили, но дюжина наших парней остались без лошадей. Остановиться мы не могли – пришлось отбивать их кавалерию, так что вернулись, когда бой уже закончился. И нашли своих. Им всем перерезали глотки. Всем.

– Да, такое в духе Додда, – согласился Шарп. – Предатель любил сеять вокруг себя страх. Напугайте солдата, сказал однажды Додд, и он уже не сможет драться.

– Так что я, может, пойду в Гавилгур с вами, – кивнул Локхарт.

Шарп покачал головой.

– Кавалерию в настоящую драку не пускают.

Сержант ухмыльнулся.

– А я не могу допустить, чтобы прапорщик из обоза полез в пекло без поддержки. Бедняга может ушибиться.

Шарп рассмеялся. Кавалерия сошла с дороги, чтобы обойти колонну пехоты, выступившую маршем еще до рассвета. Во главе ее шел 74‑й. Шарпу не хотелось попадаться на глаза людям, которые желали избавиться от него, но его заметил прапорщик Венейблс. Юноша выскочил из строя, перепрыгнул через придорожную канаву и подбежал к приятелю.

– Как дела, Ричард? Идете на повышение? Уже в кавалерии!

– Пока в лучах чужой славы. Коня дали ребята из девятнадцатого.

Венейблс кивнул – увидев Шарпа верхом, он подумал, что тот успел разбогатеть и обзавестись лошадью.

– Так вы теперь с пионерами?

– До них мне еще далеко, – уклончиво ответил Шарп, не желая признаваться, что отправлен служить в обозе.

Допытываться Венейблс не стал.

– Дело в том, – объяснил он, – что нам как раз поручили сопровождать саперов. Похоже, собираются прокладывать дорогу.

– Туда? – Шарп кивнул в сторону возвышавшейся над плоскогорьем крепости.

– Капитан Уркхарт говорит, что вы вроде бы хотите продать чин? – понизив голос, спросил юноша.

– Он так говорит?

– Так вы продаете?

– А у вас есть интересное предложение?

– Понимаете, Ричард, у меня есть брат. И даже не один. Их у меня трое. Да еще сестры. Мой папаша мог бы хорошо заплатить. – Венейблс вынул из кармана листок и протянул Шарпу. – Если вернетесь в Англию, загляните к моему отцу, ладно? Здесь адрес. Старик вбил в голову, что одного сына в армии мало. К тому же мой братец все равно ни на что другое не годится.

– Я подумаю, – пообещал Шарп, убирая бумажку в карман.

Кавалерия успела уйти, и он пришпорил лошадку бодрым тычком под ребра. Норовистое животное скакнуло вперед, да так резко, что выбросило всадника из седла. Момент был критический. Шарп отчаянно замахал руками, пытаясь сохранить равновесие, и ценой неимоверных усилий ухватился‑таки за луку седла. Проезжая мимо своего бывшего батальона, он слышал смех у себя за спиной. Или, может быть, ему померещилось?

Гавилгур нависал над плато неотразимой угрозой, и Шарп чувствовал себя уткой, которой некуда спрятаться от охотника. Оттуда, сверху, как можно представить, британцы, наверное, казались копающимися в пыли муравьями. Неплохо было бы рассмотреть заброшенную под облака крепость в подзорную трубу, но тратить деньги на дорогостоящий инструмент не хотелось. Почему, он и сам толком не знал. Бедняком Шарп не был, более того, немногие в армии, знай они о сокровищах сослуживца, могли бы похвастать таким же богатством. Истинная причина крылась, видимо, в том, что покупка обычных для офицера аксессуаров – лошади, подзорной трубы и дорогой сабли – сделала бы его объектом насмешек со стороны тех, кто и без того полагал новоявленного прапорщика выскочкой. Впрочем, Шарп и сам так считал. В сержантах было спокойнее и приятнее. В сержантах он был на своем месте. Можно сказать, счастлив. И тем не менее, глядя сейчас в сторону форта, Шарп жалел, что у него нет подзорной трубы. Огромный клуб дыма сорвался с одного из бастионов, еще через несколько секунд слабо громыхнуло, однако никаких признаков упавшего ядра не замечалось. Оно как будто растаяло в теплом воздухе.

В миле от подножия горного хребта дорога разветвлялась. Всадники‑сипаи повернули на запад, а 19‑й драгунский ушел вправо, в сторону от устрашающей крепости. Рельеф местности изменился с появлением многочисленных овражков и невысоких, поросших лесом горных хребтов, первыми предупреждавших о высящихся за ними скалистых громадинах. Деревья стояли плотнее, скрывая за собой Деогаум, который лежал к востоку от Гавилгура, вне радиуса боя тяжелых орудий крепости. Из заросшей кустарником расселины донесся сухой треск мушкетов, и драгуны растянулись цепью. Ахмед ухмыльнулся, проверил, заряжено ли ружье, и Шарп подумал, что мальчишка вполне может переметнуться на сторону неприятеля.

Снова ударили мушкеты, на сей раз западнее. Противник, должно быть, поджидал британцев у подножия холмов. Может, вышли подобрать еще остававшееся в деревнях зерно? Сипаи Ост‑Индской компании уже скрылись из виду, кавалеристы 19‑го цепочкой втягивались в расселину. В форте снова бухнуло орудие, и на этот раз Шарп услышал, как ядро глухо шмякнулось о землю далеко позади драгун. Над полем поплыло облачко пыли, но уже в следующее мгновение оно пропало за густой листвой – Шарп и Ахмед въехали в овражек вслед за драгунами и стали невидимыми для канониров.

Дорога сначала расходилась влево и вправо, потом снова сходилась, выбегая из‑за деревьев на поле. За полем лежала большая деревня – наверно Деогаум, – однако рассмотреть ее Шарп не успел. Слева ударили мушкеты, и из рощи, в полумиле от драгун, выскочил конный отряд маратхов. В первый момент Шарп подумал, что враг отважился атаковать британскую артиллерию, но потом понял – маратхи удирают от сипаев компании. Было их немного, человек пятьдесят – шестьдесят, и, увидев синие с желтым мундиры драгун, неприятель круто повернул на юг, чтобы избежать нежелательной стычки. Британцы тоже повернули, обнажая сабли и пришпоривая коней. Протрубил горн, и крохотное, зажатое между оврагами и холмами поле превратилось вдруг в арену жаркой схватки: заржали лошади, сверкнули клинки, закружилась взбитая копытами пыль.

Чтобы не оказаться в центре маратхской атаки, Шарп повернул к деревьям и не пожалел: враг пронесся мимо серым пятном, в котором смешались сияющие шлемы, острия пик и оскаленные конские морды. Преследующие неприятеля сипаи отставали примерно на четверть мили, когда Ахмед вдруг гикнул, свистнул и, сорвавшись с места, устремился за бегущими маратхами.

Шарп выругался. Опасения подтвердились: чертов арапчонок удирал. Винить его Шарп не мог, но все равно расстроился. Догнать Ахмеда не было ни малейшего шанса. Между тем босоногий дьяволенок уже сорвал с плеча мушкет и догонял последнего из маратхов. Тот оглянулся и, не признав в преследователе врага, оставил его без внимания. Ахмед же, приблизившись, ловко перевернул мушкет, размахнулся и врезал маратху прикладом по лбу.

Всадник вылетел из седла, как будто его сдернули веревкой. Лошадь помчалась дальше, а Ахмед натянул поводья, развернулся и соскочил с седла. Блеснул нож. Сипаи уже приближались, и они могли принять араба за врага, поэтому Шарп крикнул мальчишке возвращаться. Через несколько секунд юный наездник уже стоял за деревьями рядом с хозяином. Наградой за смелость и ловкость стали сабля, пистолет и кожаный мешок. Чумазую физиономию шрамом пересекала дерзкая ухмылка. В мешке обнаружились две черствые лепешки, дешевые стеклянные бусы и книжечка со странными, непривычного вида буковками. Ахмед поделился хлебом с хозяином, выбросил книжонку, повесил на шею бусы и сунул за пояс саблю. Тем временем драгуны врезались в задние ряды маратхов. Сталь ударила о сталь, кони споткнулись в пыльных вихрях, затрещали пистолеты, брызнула кровь, пика воткнулась в сухую землю – и вот уже враг исчез, и сипаи натянули поводья.

– Ну почему ты не можешь быть настоящим слугой? – спросил Шарп. – Чистить мои сапоги, стирать одежду, готовить ужин, а?

Ахмед, не понявший ни слова, молча ухмыльнулся.

– И кого я заполучил? Малолетнего убийцу. Ладно, паршивец, поехали.

Шарп повернул лошадь к деревне. Они миновали наполовину высохшее озерцо, возле которого на кустах сохло выстиранное белье, и выехали на пыльную главную улицу, выглядевшую непривычно пустынной, хотя из темных окон и занавешенных дверных проемов за ними пристально, настороженно и с опаской следили десятки глаз. В тени под деревьями злобно порыкивали собаки, у дороги копошилась пара кур. Единственным человеком, которого видел Шарп, был голый старик, сидевший в стороне, поджав под себя ноги. На Шарпа он не обратил никакого внимания.

– Надо найти дом. – Ахмед пожал плечами. – Дом, понимаешь? Дом.

Наконец на улицу осмелился выйти деревенский староста, наик. По крайней мере Шарп решил, что это староста. Староста же, решив, что перед ним командир британских драгун, сложил руки, поклонился и щелкнул пальцами, подзывая слугу с маленьким медным подносом, на котором стояла чашечка с араком. От крепкого, обжегшего горло напитка слегка закружилась голова. Староста затараторил, и Шарп остановил его движением руки.

– Не надо. Со мной говорить бесполезно. Я никто. Обращайтесь к нему. – Он кивнул в сторону полковника Хаддлстоуна, въезжавшего в Деогаум во главе индийских кавалеристов.

Пока наик объяснялся с полковником, его солдаты спешились. По загадочному совпадению это событие совпало с исчезновением обеих куриц. Несчастные птицы успели только пискнуть. Хаддл стоун обернулся, но лица кавалеристов изображали полнейшую невинность.

В крепости снова ухнуло орудие. Ядро упало на плато, там, где маршировала британская пехота. Вскоре в деревню вошли драгуны, и Шарп, передав двух позаимствованных лошадок Локхарту, отправился на поиски дома для Торранса. Пройдя улицу из конца в конец, он не обнаружил ничего, что отвечало бы заявленным Торрансом требованиям. В отсутствие дома с огороженным садом пришлось довольствоваться глинобитной лачугой с крохотным двориком. Свое право на постой Шарп закрепил тем, что оставил в главной комнате пустой ранец. Жившая в домишке женщина с двумя детьми в страхе забилась в угол.

– Все в порядке, – сказал Шарп. – Вас никто не обидит. – Женщина завыла и втянула голову в плечи, как будто ожидала, что ее сейчас ударят. – Вот же чертовщина! Неужели в этой треклятой стране никто не говорит по‑английски?

Делать до прибытия Торранса было нечего. Можно бы прогуляться, поискать бумагу, перо и чернила да написать письмо в Серингапатам Симоне Жубер, но Шарп решил не перетруждаться. Он снял саблю, расстегнул ремень, скинул мундир и завалился на веревочную кровать.

Крепость снова огрызнулась пушечным выстрелом, прозвучавшим наподобие далекого грома. Шарп уснул.

* * *

Сержант Обадайя Хейксвилл стащил сапоги, и комнату наполнил запах, заставивший Торранса закрыть глаза.

– О господи... – обреченно простонал капитан.

Ему и так было плохо. Накануне Торранс выпил едва ли не целую бутылку арака, потом очнулся от колик и до рассвета то забывался ненадолго, то просыпался в кромешной темноте. Уже светало, когда в дверь робко постучали. Капитан выдал добрую порцию проклятий, после чего как будто провалился на несколько часов. И вот теперь его разбудил Хейксвилл. Словно не замечая запаха, которым поделились с комнатой его сапоги, сержант принялся разматывать портянки. Здесь вонь была посильнее. Более всего она напоминала запах прогорклого сыра, хранившегося пару месяцев в брюхе мертвеца. Торранс подвинул стул к окну и поплотнее запахнулся в халат.

– Жаль Наига, – сказал капитан.

Хейксвилл, с недоверием выслушавший рассказ Торранса о достигшей индийца смерти, был не только опечален этим известием, но и повергнут в ужас сообщением о том, что помощником капитана назначен прапорщик Ричард Шарп.

– Значит, чертовы шотландцы не пожелали его принять, – пробормотал сержант себе под нос. – Никогда не был о них высокого мнения, но, похоже, что‑то от мозгов у них еще осталось, раз они поспешили избавиться от Шарпи. – Хейксвилл обнажил правую ногу, и Торранс, едва не задохнувшийся от стойкого зловония, решил, что между пальцами у сержанта завелся черный грибок. – Теперь его подсунули вам, сэр, – продолжал сержант, – и, по правде сказать, мне вас жалко. Такой приличный офицер. Это я про вас, сэр. Несправедливо, да. Проклятый Шарпи! Нет у него такого права, чтобы быть офицером! Нет! Разве он джентльмен? Нет, сэр. Вот вы – да, джентльмен. А Шарпи – нет. Из грязи вышел. Как и все мы.

– Тогда почему же его произвели в офицеры? – спросил Торранс, с опаской наблюдая за тем, как сержант разворачивает портянку на левой ноге. Портянка похрустывала.

– А потому, сэр, что спас генералу жизнь. То есть так считается, что спас. – Хейксвилл замер, пережидая, пока прекратится судорога. Лицо его, и без того не отличающееся приятностью черт, превратилось в жуткую маску. – Да, сэр, спас жизнь генералу Уэлсли при Ассайе. Я, конечно, в это не верю, но сэр Артур, похоже, верит, вследствие чего паршивец Шарпи ходит у него в любимчиках. Шарпи пернет, а сэру Артуру кажется, что это свежий ветерок с юга подул.

– И когда же это у них началось? – полюбопытствовал Торранс.

– Четыре года назад, сэр. Я тогда устроил так, что Шарпи дали тысячу плетей. Был бы покойничком наш Шарпи, как ему и положено, да только сэр Уэлсли вмешался. Остановил порку, так что наш герой получил только двести плеток. Подумать только, остановил наказание! – Несправедливость сего акта до сих пор возмущала сержанта. – И вот нате вам – теперь Шарпи еще и офицер! Говорю вам, сэр, армия не та, что была. Все рушится, все! – Он стащил наконец портянку с левой ноги, задумчиво посмотрел на черные от грязи пальцы и недоуменно покачал головой. – Вроде бы и мыл недавно, в августе, а по ним и не скажешь, а?

– Сейчас декабрь, – язвительно напомнил Торранс.

– Хорошей помывки, сэр, должно хватать на полгода.

– Некоторые занимаются этим чаще, – намекнул капитан.

– Может, кто и занимается, сэр. Вы, к примеру, как есть джентльмен. А вот я портянки снимаю, только когда ноги сотру. – Хейксвилл нахмурился. – Давно не стирал. Уже и не помню, когда такое было. Бедняга Наиг! Неплохой был парень, хоть и черный.

У Торранса насчет Наига было другое мнение; капитан считал толстяка‑индийца злобным и мерзким типом, скверной на лике земли, но спорить с Хейксвиллом не хотелось.

– Нам определенно будет его не хватать, – вздохнул он, изображая подобающую случаю скорбь.

– Жаль, сэр, что вам пришлось его повесить, но, с другой стороны, а что еще оставалось? Как говорится, что в землю лечь, что дьяволу в печь... Да, бедняга Наиг. – Хейксвилл немного помолчал, покачивая печально головой. – А вздернуть, сэр, следовало бы Шарпи. Как Наига ни жаль, а что Шарпи живой, то еще жальчей. Вот уж кто петлю заслужил по всем статьям, сэр. Убивец он и проходимец. Только о том думает, как бы кого со свету сжить. – И далее сержант, не скрывая праведного возмущения, поведал Торрансу, как Шарп пытался убить его, Хейксвилла, в первый раз отдав на съедение тиграм‑людоедам султана Типу, а во второй оставив наедине со слоном, обученным давить человека ногой. – Да вот только тигры‑то были сытые, сэр, и жрать меня не пожелали. А что касательно слона, сэр, то у меня был с собой ножичек. Ткнул я проклятому в лапу. – Он продемонстрировал, как именно это было сделано. – Вот так, сэр! На все лезвие! А ему не понравилось. И все, сэр, потому, что меня убить нельзя. Нельзя убить Обадайю Хейксвилла! Отмечен Богом!

Сержант говорил страстно, убежденно, с жаром истинно верующего. В детстве его повесили за кражу, но он выжил и проникся твердой уверенностью, что пребывает под защитой ангела‑хранителя.

Безумен, подумал Торранс. Такому самое место в Бедламе. Однако же сержант занимал его и веселил. На первый взгляд Обадайя Хейксвилл казался примерным солдатом, и только нервный тик, уродующий его лицо каждые несколько секунд, указывал на то, что в пустых, невыразительных голубых глазках прячется что‑то любопытное, темное, загадочное. Скорее всего, это что‑то, скрывающееся за выражением детской невинности, было развившейся до крайности злобой, сочетавшейся с поразительной самоуверенностью. Хейксвилл, размышлял капитан, мог бы убить ребенка и тут же найти оправдание сему кощунственному деянию.

– Так вы, сержант, мистера Шарпа недолюбливаете?

– Ненавижу, сэр. Чего и не скрываю. Видел, сэр, как он угрем везде проползал, и знаю, как в офицеры вылез.

Хейксвилл взял нож, предположительно тот самый, которым отбился от слона‑убийцы, и, положив правую ногу на левое колено, занялся отвратительного вида волдырем.

Зрелище оказалось не для слабонервных, так что Торранс предпочел на время зажмуриться.

– Дело вот в чем, сержант. У Наига есть брат. И этот брат хотел бы побеседовать с мистером Шарпом наедине, без свидетелей.

– Вот, значит, как? – пробормотал Хейксвилл, протыкая водяной пузырь. – Вы только посмотрите, сэр. Сколько ж гною набралось! Непорядок. У меня такого давно не было. Должно быть, все дело в новых сапогах. – Он плюнул на лезвие и проткнул гнойник в другом месте. – Сапоги, сэр, надо вымачивать в уксусе. Так, говорите, Джама желает выпустить нашему герою кишки?

– Думаю, в самом буквальном смысле.

– Не он один такой, так что пусть встает в очередь.

– Нет, – твердо проговорил Торранс. – Мне нужно, сержант, чтобы мистер Шарп попал к Джаме. Живым. И чтобы его исчезновение не вызвало ненужного шума.

– То есть чтобы никто ничего не заметил? – Хейксвилл задумался ненадолго, потом пожал плечами. – Устроить не трудно, сэр.

– Неужели?

– Я сам поговорю с Джамой, сэр. А потом вы дадите Шарпи какое‑нибудь поручение. Отправите куда‑нибудь, где я и буду его поджидать. Плевое дело, сэр. Рад буду вам послужить.

– Вы меня успокоили, сержант. Что бы я без вас делал...

– Такая уж у меня работа, сэр. – Хейксвилл с ухмылкой взглянул на появившуюся из кухни Клер Уолл. – Солнышко мое, – произнес он тоном, который считал ласковым и от которого бедная женщина едва заметно побледнела.

– Ваш чай, сэр. – Клер протянула капитану чашку.

– И чашку для сержанта, Брик! Где твои манеры?

– Ей манеры ни к чему, сэр, – осклабился Хейксвилл, повергая несчастную женщину в ужас. – Ей и того хватит, что есть. Положи сахарку, дорогуша, если капитану не жалко.

– Принеси ему сахару, Брик, – распорядился Торранс.

Сержант проводил девушку голодным взглядом.

– Настоящая женщина, сэр. Каковой и должна быть. Цветочек, истинный цветочек.

– И вам, сержант, конечно, хотелось бы его сорвать, а?

– Пора, сэр. Пора жениться. Мужчина, как сказано в Писании, должен оставить сына.

– Так вы, значит, задумываетесь о потомстве? – поинтересовался Торранс и тут же нахмурился – в дверь постучали. – Войдите! – крикнул он.

Дверь приоткрылась, и в комнату просунулась голова незнакомого пехотного капитана.

– Капитан Торранс?

– Это я, – с достоинством ответствовал Торранс.

– Я от сэра Артура Уэлсли, – сообщил гость тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Генерал хотел бы знать, почему обоз до сих пор не вышел к месту назначения, как было приказано.

Торранс непонимающе уставился на незнакомца, потом, выругавшись негромко под нос, поднялся со стула.

– Засвидетельствуйте генералу мое почтение и передайте, что обоз выступает в путь сию минуту. – Подождав, пока за капитаном закроется дверь, он выругался еще раз, от души и громко.

– В чем дело, сэр? – осведомился Хейксвилл. – Что‑то случилось?

– Будь оно проклято! Чертов обоз все еще здесь! Дилип, должно быть, приходил утром за указаниями, но я посоветовал ему убираться. – Он чертыхнулся. – Треклятый Уэлсли вывернет меня наизнанку.

Бумаги лежали на столе, и Хейксвилл, забрав их, двинулся к двери, оставляя за собой кровавые следы – обуться он не успел.

– Дилли! Дилли! Поди сюда, черномазая свинья! Живей! Вот, возьми. И пошевеливайся!

– Черт! – Торранс нервно прошелся по комнате. – Черт, черт, черт.

– Не стоит так беспокоиться, сэр.

– Легко вам говорить, сержант. Шкуру сдерут не с вас, а с меня.

Хейксвилл усмехнулся, и щека его тут же задергалась.

– Все просто, сэр, надо только свалить вину на кого‑то другого. В армии всегда так делается.

– На кого? На Шарпа? Вы же сами сказали, что он у Уэлсли в любимчиках. Как я свалю вину на него? Или, может, на вас?

Не найдя других аргументов, чтобы успокоить разволновавшегося начальника, Хейксвилл протянул ему чашку чаю.

– Лучше подставить Дилипа, сэр. Поскольку он есть черномазый нехристь. А с него какой спрос?

– Да ведь он все будет отрицать! – не согласился Торранс. – И уж меня точно выгораживать не станет.

Хейксвилл усмехнулся.

– Ничего он отрицать не будет, сэр, поскольку не сможет. А не сможет но той простой причине, что... – Сержант замолчал, высунул язык, выпучил глаза и натужно захрипел.

– Господи, Хейксвилл, что вы такое говорите... – пробормотал Торранс – искаженная жуткой гримасой физиономия сержанта намекала на еще более страшную картину. – К тому же Дилип хороший писарь. Знает свое дело. В этих местах найти подходящую замену дело безнадежное.

– И совсем не безнадежное, сэр. Нужного человека нам даст Джама. Уж он‑то постарается. – Сержант ухмыльнулся. – Да и дела пойдут легче, сэр, если мы сможем доверять писарю так же, как друг дружке.

Торранс поежился – оказаться в одной компании с Обадайей Хейксвиллом он вовсе не стремился. Однако и рассчитаться с братом Наига по долгам без содействия услужливого сержанта он вряд ли бы сумел. Как ни крути, Хейксвилл был удивительно полезен и всегда указывал выход из любого положения. Он мог продать все, что угодно, вымести подчистую целый склад и при этом не оставить никаких следов своего участия, свалив вину на постороннего. И в данном случае сержант тоже был прав. Если Джама предоставит нового писаря, тот сможет заново составить отчеты. А если обвинить в задержке обоза Дилипа, тогда и с крючка, подведенного дотошным Уэлсли, можно соскочить. Как всегда, Хейксвилл предложил безболезненное решение весьма щекотливой проблемы.

– Вы, сэр, предоставьте это дело мне, – продолжал сержант, – а уж я за всем присмотрю и обо всем позабочусь. Можете не сомневаться. – Он принял чашку из рук незаметно проскользнувшей из кухни Клер и осклабился, изображая благодарную улыбку. Взгляд его оценивающе прошелся по тонкой фигурке. – Мы с ней, сэр, созданы друг для друга. Так сказано в Писании.

– Не раньше, чем Шарп будет мертв, – предупредил Торранс.

– Не беспокойтесь, сэр, он умрет, – пообещал Хейксвилл, уже предвкушая, что за этим последует.

Ему достанется не только Клер Уолл, но и сокровища Шарпа. Настоящие сокровища! Сержант давно пришел к выводу, что именно Шарп убил султана Типу при штурме Серингапатама, а потом снял с мертвеца брильянты и золото, сапфиры и изумруды, жемчуга и рубины. Более того, Хейксвилл даже вычислил, где именно прапорщик прячет камушки. Издалека, приглушенный духотой, долетел звук артиллерийского выстрела. Гавилгур. Вот только Шарпу не видать крепости как своих ушей, потому что отныне Шарпом займется он, Обадайя Хейксвилл. Я буду богат, пообещал себе сержант. Я обязательно разбогатею. Так сказано в Писании.

* * *

Полковник Уильям Додд стоял на южных укреплениях Гавилгура и, прислонившись спиной к каменному парапету, смотрел сверху на полосатый шатер, возведенный по приказу Бени Сингха посреди дворцового дворика. Развешанные по периметру шатра маленькие серебряные колокольчики приятно позванивали, покачиваясь на освежающем ветерке, а сидящие под навесом музыканты наигрывали на непонятных, продолговатых струнных инструментах, извлекая звуки, которые, на взгляд Додда, мог бы издавать хор подвергнутых медленному, мучительному удушению котов. Бени Сингх и с десяток пленительных созданий в сари играли в игру наподобие жмурок, и их звонкий смех то долетал до укреплений, то стихал, заставляя Додда хмуриться, хотя, по правде сказать, полковник отчаянно завидовал килладару. Толстяк, коротышка и трус, он тем не менее оказывал странное, почти мистическое влияние на дам, тогда как высокий, отважный, мужественный и покрытый шрамами солдат был вынужден довольствоваться потаскухами.

Ладно, к дьяволу килладара. Додд круго повернулся к выжженному солнцем плато. Далеко внизу и еще дальше к востоку, вне досягаемости для самых дальнобойных крепостных орудий, раскинулся лагерь британской армии. Вытянувшиеся по линейке линялые белые палатки казались крошечными пятнышками. Повернувшись к югу, Додд видел медленно тянущийся к новому лагерю обоз. Странно, подумал полковник, что они гонят животных в самое пекло, изнуряя без необходимости и людей, и быков. Обычно обозы отправляются в путь около полуночи с тем, чтобы с восходом уже начать обустраиваться на новой стоянке. Сейчас же, наблюдая за висящим в воздухе облаком пыли, Додд сравнивал обоз с кочующим племенем. Тысячи быков перемещали на себе все, что только могло понадобиться армии: ядра и снаряды, порох, инструменты, солонину, арак, подковы, перевязочный материал, мушкеты, кремни, приправы, рис и многое другое. За армейским обозом тянулись купцы со своими товарами и семьями, а потом еще семьи скотоводов и погонщиков, которым тоже требовались быки для перевозки их жалкого скарба: палаток, одежды и продуктов. В центре огромного стада шло с десяток слонов, а за ними, грациозно покачивая горбами, вышагивали верблюды. Охраняли всю эту орду майсурские кавалеристы, а уже за конными пикетами ехали полуголые фуражиры, собиравшие с прилежащих полей все, что могло пойти на корм тысячам животных.

Повернувшись к часовым, охранявшим южную часть периметра крепостных стен Гавилгура, Додд заметил на их лицах выражение изумления и страха. Те, кто никогда не сталкивался ни с чем подобным, обычно падали духом при виде такой, кажущейся несокрушимой силы. Поднятая обозом пыль застилала южный край неба.

– Это же только быки! – крикнул Додд. – Всего лишь быки! Они не выстреливают ядра! И не взбираются по стенам!

Большинство солдат не поняли его, но все же послушно заулыбались.

Полковник повернулся к востоку. Стена там имела недолгое протяжение. Двум фортам Гавилгура вообще не требовалось много стен, потому что природа позаботилась окружить их естественным препятствием, возведя стены куда более высокие и неприступные, чем мог бы построить самый талантливый инженер. И все же Додд, обойдя крепость вокруг, отметил места, где проворный солдат, вооружившись веревками, сумел бы вскарабкаться по скалистому откосу. За последние дни гарнизон Гавилгура уменьшился на несколько человек, и полковник не сомневался, что дезертиры выбрали для бегства именно эти маршруты. Понимая, как они ушли, он не понимал, зачем они это сделали. Крепость ведь неприступна! Почему бы в таком случае не остаться с победителями?

Додд прошел к юго‑восточному углу форта и там, поднявшись на орудийную позицию, развернул подзорную трубу и навел ее на подножие хребта. Искать пришлось долго; взгляд его скользил по верхушкам деревьев, кустарникам и сухой траве, пока не наткнулся на группу офицеров, стоящих рядом с узкой тропинкой. Некоторые из них были в красных мундирах, другие в синих.

– На что смотрите, полковник? – поинтересовался поднявшийся снизу Ману Баппу.

– Это британцы. – Додд опустил трубу. – Намечают маршрут наверх.

Заслонившись от солнца ладонью, князь тоже посмотрел вниз.

– На то, чтобы проложить дорогу от плато до вершины, им понадобятся месяцы.

– Думаю, вряд ли больше двух недель, – бесстрастно ответил Додд. – Даже меньше. Вы, сахиб, не знаете, как работают их саперы, а я знаю. Препятствия они будут взрывать, а на расширение полосы поставят не меньше тысячи человек с топорами и кирками. Начнут завтра, а через полмесяца уже потащат орудия вверх. – Полковник сложил трубу. – Разрешите мне спуститься и атаковать мерзавцев.

– Нет, – твердо ответил Баппу. Разговор на эту тему уже состоялся; Додд хотел совершить вылазку и помешать строителям дороги, индиец был против. Полковнику не нравилась позиционная, сводящаяся к мушкетной перестрелке война, и он предлагал тактику более активную, с засадами, рейдами, ночными атаками, которые держали бы противника в постоянном напряжении и страхе. Цель его заключалась в том, чтобы замедлить ход работ, сломить саперов, выиграть время и таким образом вынудить Уэлсли отправлять отряды фуражиров все дальше от лагеря, в такие места, где они становились бы легкой добычей маратхской конницы.

Баппу понимал, что полковник прав и что строительство дороги можно замедлить только активными действиями, но боялся выпускать из крепости лучший из имеющихся в его распоряжении полков. Гарнизон и без того нервничал под впечатлением побед, легко одержанных скромной армией Уэлсли, а если солдаты увидят покидающих крепость беломундирных Кобр, они наверняка решат, что их оставляют одних, и ручеек дезертиров неминуемо превратится в неудержимый поток.

– Мы должны им помешать! – бросил раздраженно Додд.

– Должны, – согласился Ману Баппу. – Я пошлю силладаров и объявлю награду за каждое принесенное в крепость оружие. Но вы останетесь здесь и будете готовиться к обороне. – Он произнес это спокойно, но твердо, показывая, что вопрос решен и дальнейшее обсуждение исключено, после чего улыбнулся, смягчая резкость приказа, и кивнул в сторону дворца. – Пойдемте со мной, полковник. Я хочу кое‑что вам показать.

Вдвоем они прошли через окружавшие дворец пристройки, миновали арабскую стражу и очутились между цветущими деревьями, на ветках которых резвились маленькие обезьянки. В какой‑то момент до слуха Додда донеслось мелодичное позвякивание колокольчиков, доносящееся оттуда, где Бени Сингх предавался играм со своими красавицами, но потом и этот звук растворился в тишине – тропинка уводила их все дальше в рощу. В конце ее они остановились перед врубленной в скальную породу деревянной дверью. Пока Баппу возился с ключами, Додд огляделся. Камень, перед которым они стояли, составлял часть основания дворца, а когда князь распахнул наконец скрипучую дверь, за ней обнаружился ход в подвалы.

На полке за дверью стояла лампа, и Ману Баппу задержался у порога, чтобы высечь огонь и зажечь ее.

– Идемте, – пригласил он, делая шаг в восхитительно прохладное помещение, напоминающее просторный зал. – По слухам, – сказал князь, – именно здесь хранятся сокровища раджи Берара, в некотором смысле так оно и есть, но только сокровища эти не совсем то, о чем обычно мечтают люди. – Ману Баппу остановился у выстроившихся рядом бочек и приподнял крышку на одной из них. Бочка была заполнена медными монетами. – Как видите, ни золота, ни серебра. Но все же деньги. На них можно нанять новых наемников, купить оружие и создать новую армию. – Индиец зачерпнул горсть блестящих, недавно отчеканенных монет. – Мы опаздываем с выплатой, – признался он, – и люди недовольны. Мой брат, при всех его достоинствах, не отличается щедростью.

Додд фыркнул. Он не мог представить, какими такими достоинствами обладает раджа Берара. Определенно не смелостью, доблестью или щедростью. Единственное, с чем ему повезло, так это с братом. Баппу отличался редкой верностью и, похоже, твердо намеревался компенсировать недостатки раджи.

– Имея золото и серебро, – заметил полковник, – можно нанять еще больше солдат и купить еще больше оружия.

– Брат не дает мне золота и серебра, только медь. И довольствоваться нужно тем, что есть, а не тем, о чем можно лишь мечтать. – Князь вернул крышку на место и прошел между бочками к стоящим в пирамиде мушкетам. – Вот и оружие для новой армии.

Мушкетов здесь были тысячи, все новенькие, укомплектованные штыками и патронными сумками. Некоторые были местной копией французских мушкетов, но другие, и тоже немалое число, определенно британского производства. Взяв из пирамиды один такой мушкет, Додд сразу увидел на замке клеймо "Тауэр".

– Откуда у вас это? – удивился он.

Баппу пожал плечами.

– У нас есть агенты в британском лагере. Мы поддерживаем с ними деловые отношения. Встречаем идущие с юга конвои с оружием, платим и забираем груз. Похоже, среди англичан есть и такие, кого больше интересуют деньги, чем победы и слава.

– И вы расплачиваетесь за оружие медяками? – недоверчиво спросил Додд. У него в голове не укладывалось, что кто‑то может продать мушкет "Тауэр" за пригоршню меди.

– Нет, – улыбнулся Баппу. – На закупку оружия и боеприпасов приходится тратить золото. Я пользуюсь своим. Думаю, что когда‑нибудь брат со мной рассчитается.

Додд хмуро посмотрел на своего смуглолицего спутника.

– И вы тратите собственные деньги, чтобы удержать брата на троне? – Ответа не последовало. Полковник покачал головой, как бы говоря, что не понимает такого благородства, и, подняв мушкет, взвел и спустил курок. Кремень выбил искру красноватого пламени. – Мушкет в пирамиде никого не убьет.

– Верно, – согласился князь. – Пока у нас нет солдат, которые могли бы взять это оружие. Но они появятся, полковник. Как только мы разобьем британцев, к нам сразу же присоединятся другие княжества. – Верно, подумал Додд. Сейчас ситуация складывалась в пользу британцев. Скиндия, которому еще совсем недавно служил и он сам, просил мира; Холкар, самый могущественный из маратхских монархов, держался в стороне от происходящего, но все понимали, что в случае победы Баппу эти правители мгновенно объявят себя его союзниками и поспешат принять участие в разделе добычи. – И не только другие княжества, но и воины со всей Индии встанут под наше знамя. Я намерен сформировать бригаду, вооруженную самым лучшим оружием и обученную в соответствии с самыми высокими стандартами. Надеюсь, среди пополнения будет немало сипаев из разбитой армии Уэлсли, которым после смерти старого хозяина понадобится новый. Вот я и подумал, что, может быть, вы согласитесь им стать?

Додд вернул мушкет на место.

– Но со мной вы медью не расплатитесь.

Баппу улыбнулся.

– Вы добудете мне победу, а я вознагражу вас золотом.

Цепкий взгляд Додда заметил в пирамиде незнакомое оружие. Он подошел ближе и увидел охотничье ружье. Замок был британский, но украшения на ложе и стволе выдавали местное производство.

– Покупаете охотничьи ружья?

– Прекрасно подходят для ближнего боя.

– Может быть, – проворчал Додд. Ружье, как он знал, отличалось точностью, хотя на перезарядку требовалось слишком много времени.

– Их можно использовать вместе с мушкетами. Поверьте, такой стрелковый отряд представляет грозную силу.

– Не стану спорить, – кивнул полковник и, вместо того чтобы поставить ружье в пирамиду, повесил его на плечо. – Хочу испробовать. Боеприпасы есть?

– Разумеется. – Баппу показал, где лежат патроны, и Додд положил горсть в карман.

– Если у вас есть деньги, почему бы не начать набирать новую армию прямо сейчас? Сформировать и привести ее в Гавилгур.

– Нет времени. К тому же сейчас к нам никто не пойдет. Все думают, что британцы нас разобьют. Если мы хотим построить новую армию, то должны сначала победить врага, чтобы весть об этом облетела всю Индию. И случиться это должно здесь, в Гавилгуре.

Князь говорил уверенно, потому что, как и Додд, считал крепость неприступной. Они вернулись к двери. Баппу потушил лампу и тщательно запер замок арсенала.

Мужчины поднялись по склону и очутились на площадке около дворца, где слуги разносили отдыхающим прохладительные напитки и сладости. Вдалеке слышались женские голоса – в развлечениях Бени Сингх усталости не ведал. Как всегда, при мысли о килладаре Додда охватила злость. Вместо того чтобы заниматься организацией обороны Гавилгура, толстяк веселился напропалую, тратя время и силы на женщин и вино и словно не замечая нависшей над крепостью опасности. Очевидно, угадав мысли полковника, Баппу состроил гримасу.

– Моему брату нравится Бени Сингх. Они развлекают друг друга.

– Вас они тоже развлекают?

Баппу остановился у северной стены дворца, откуда через ров открывался вид на Внешний форт, гарнизон которого составляли Львы Аллаха.

– Я дал брату клятву верности и никогда ее не нарушу.

– Должно быть, есть и такие, – осторожно заметил Додд, – кто предпочел бы видеть на троне вас, а не вашего брата?

– Конечно, – совершенно спокойно ответил Ману Баппу, – но они враги моего брата, а я поклялся защищать его от всех врагов. – Индиец пожал плечами. – Нужно довольствоваться тем, полковник, что даровала нам судьба. Мне судьбой назначено вести войны, и этим путем я буду следовать до конца и в полную меру своих сил и способностей. – Он указал на глубокий ров, разделявший Внешний и Внутренний форты. – Здесь я одержу победу, благодаря которой мой брат станет величайшим в Индии правителем. Британцам не остановить нас. Даже если они проложат дорогу, даже если втащат наверх свои орудия, даже если проломят стены, даже если захватят Внешний форт, им придется перейти ров, а это невозможно. Его не перейдет никто. – Баппу смотрел в теснину затуманенными глазами, как будто уже видел стекающую по камням кровь. – Кто держит иод контролем этот ров, тот контролирует всю Индию. Мы разобьем британцев. Мы откроем подвалы и соберем новую армию, которая прогонит красные мундиры не только из Берара, но и из Хайдарабада, Майсура и Мадраса. Я сделаю брата императором Южной Индии, а мы с вами, полковник, будем его генералами. – Князь повернулся и устремил взор на затянутую пыльной завесой южную часть неба. – Все это будет принадлежать моему брату, – негромко сказал он, – но начнется великое освобождение здесь. В Гавилгуре. И здесь же, в Гавилгуре, для Банпу все закончится. Мысль эта пришла к Уильяму Додду неожиданно, но картина будущего предстала перед ним с полной ясностью. Человек, терпящий на посту килладара крепости такого труса и тупицу, как Бени Сингх, и защищающий такого ничтожного правителя, как раджа Берара, недостоин быть генералом и главнокомандующим армии всей Индии. Нет, решил в этот миг Додд, все будет иначе. Он разобьет британцев, а потом нанесет удар по Баппу и Бенни Сингху. Он соберет огромную армию и с ее помощью нагонит страху на богатые княжества Южной Индии. Такое уже удавалось другим европейцам. Бенуа де Бойн овладел богатствами, которые и не снились иным королям христианского мира. Джордж Томас, неграмотный ирландский моряк, управлял княжеством от имени своей овдовевшей любовницы. Додд уже видел себя новым Престером Джоном. Он соберет новое королевство из обломков растерзанных княжеств и построит новый дворец в Гавилгуре. Дворец, которому не будет равных во всем свете. У него будут золотые крыши, стены из белого мрамора и садовые тропинки, усыпанные жемчугом. Со всей Индии к нему на службу будут приходить самые умные, самые смелые, самые достойные. Он станет Повелителем Гавилгура. Додд улыбнулся. Неплохо для сына мельника из Суффолка. Такое уж это место, Гавилгур. Оно пробуждает в людях высокие устремления. Направляет их помыслы в вышину. Додд знал: из всех стран на земле именно в Индии мечты человека чаще всего становятся реальностью. Здесь мужчина либо преступает все пределы богатства, либо впадает в полное ничтожество.

Он, Уильям Додд, ничтожеством не станет. Он станет повелителем Гавилгура и ужасом для всей Индии.

Как только разобьет красномундирников.

* * *

– И это лучшее, что вы смогли отыскать? – разочарованно спросил Торранс, оглядывая самую большую комнату временно конфискованного для нужд армии дома.

– Никак нет, сэр, – ответил Шарп. – Был еще чудный домик у дороги. С большим тенистым садом, прудом, фонтаном и танцующими девицами, но я подумал, что вам больше понравится вид из этих окон.

– Сарказм прапорщику не к лицу, – указал капитан, опуская на земляной пол седельные сумки. – Прапорщику вообще мало что к лицу, кроме скромного служения вышестоящим. Что ж, полагаю, придется довольствоваться тем, что есть. А это еще кто? – Он вздрогнул от неожиданности, когда из другой комнаты появилась владелица дома.

– Она живет здесь, сэр.

– Нет‑нет, только не сейчас. Избавьтесь от этой мерзкой чертовки! И детишек ее не забудьте выгнать! Брик!

С улицы, еще щурясь от солнечного света, вошла Клер Уолл с тяжелым узлом.

– Сэр?

– Я проголодался, Брик. Отыщи побыстрее кухню. Мы поздно вышли, Шарп, – пояснил капитан, – и пропустили обед.

– Наверное, поэтому вас хочет видеть генерал. Не потому, сэр, что вы пропустили обед, а потому что инструменты не прибыли вовремя. Саперы не могут начать работу.

Торранс в ужасе уставился на Шарпа.

– Уэлсли хочет меня видеть?

– Так точно, сэр. В шесть часов, в его палатке.

– Господи! – Капитан в отчаянии сорвал с головы треуголку и запустил ее в угол. – Только потому, что мы немного запоздали?

– На двенадцать часов, сэр.

Торранс бросил на Шарпа сердитый взгляд, потом достал из кармашка часы.

– Боже, половина шестого! И что же делать? А вы не могли бы привести себя в порядок и...

– Ему нужен не я, сэр, а только вы.

– Ничего, увидит двоих. Почистите мундир, причешитесь, вымойте лапки, утрите носик... – Капитан вдруг нахмурился. – Почему вы не сказали, что спасли генералу жизнь?

– Неужели, сэр? В самом деле спас?

– Я хочу сказать, черт возьми, он ведь должен быть вам признателен, верно? – Шарп пожал плечами. – Конечно. Вы спасли ему жизнь, и, следовательно, он перед вами в долгу. Скажите генералу, что у нас не хватает людей, что мы не можем управлять всем обозом. Замолвите за меня словечко, и я отвечу любезностью на любезность. Брик! К черту обед! Мне нужен выглаженный мундир, начищенные сапоги и... да, расчеши плюмаж!

Дверь приоткрылась, и в комнату протиснулся Хейксвилл.

– Ваш гамак, сэр, – сказал он и только тогда увидел Шарпа. Физиономия его растянулась в ухмылке. – Посмотрите‑ка, кто тут у нас! Шарпи!

Торранс подбежал к сержанту.

– Мистер Шарп – офицер, Хейксвилл! Соблюдайте субординацию! Мы не допустим вольностей!

– Виноват, сэр. – Щека у сержанта задергалась. – Забылся. По причине встречи со старым боевым товарищем. Рад вас видеть в полном здравии, мистер Шарп.

– Врешь, мерзавец.

– А что, сэр, разве офицеры не обязаны соблюдать субординацию? – обратился Хейксвилл к капитану, но тот уже отправился на поиски Дилипа. Сержант снова повернулся к Шарпу. – Видать, Шарпи, судьба у нас такая, быть вместе.

– Держись от меня подальше, Обадайя, и не попадайся под руку, а то ведь я тебе могу и горло перерезать.

– Меня нельзя убить, Шарпи! Нельзя убить! – Конвульсии перекосили его физиономию. – Так сказано в Писании. – Он оглядел прапорщика с головы до ног и медленно покачал головой. – Ну и вид! Да такому только под хвостом у овцы и болтаться. Не офицер ты, Шарпи. Не офицер. Не из того теста замешан. Позор для всей армии.

Торранс забежал в дом, крикнул слуге, чтобы тот завесил окна муслиновыми шторами, заскочил в кухню, торопя Клер, споткнулся о ранец Шарпа и выругался.

– Чье это?

– Мое.

– Надеюсь, вы не собираетесь расположиться здесь на постой, а, Шарп?

– Неплохое место, сэр. Не хуже других.

– Мне компания не нужна. Подыщите себе другое место да... – Торранс осекся, вспомнив, что разговаривает с человеком, который, возможно, имеет влияние на Уэлсли. – Будьте так добры, Шарп. Не терплю тесноты. Знаю, да, недостаток, но что есть, то есть. Мне необходимо одиночество, Шарп. Уединенность. Такова моя природа, Брик! Что я сказал насчет треуголки? Да пошевеливайся же!

Шарп забрал ранец и вышел в садик, где Ахмед натачивал свой трофейный тулвар. Следом, бормоча что‑то под нос, выбежала Клер Уолл с сапогами капитана.

– Почему вы, черт возьми, служите ему? – спросил Шарп. – Почему не уйдете?

Молодая женщина остановилась и посмотрела на прапорщика. У нее были странные, немного приопущенные веки, что придавало лицу загадочное и трогательное выражение.

– А разве у меня есть выбор? – Она грустно улыбнулась, садясь на землю, беря сапог и доставая сапожную щетку.

Шарп опустился рядом, взял второй сапог и принялся натирать его ваксой.

– И что он сделает, если вы уйдете?

Она пожала плечами.

– Я должна ему денег.

– Черта с два. Почему это вы ему должны?

– Он привез нас с мужем сюда. Оплатил проезд из Англии. Мы согласились отработать на него три года. Потом Чарли умер. – Девушка замолчала, на глаза ее навернулись слезы, но она сдержалась, шмыгнула носом и взялась за работу.

Шарп смотрел на нее. У Клер были темные глаза, волнистые черные волосы и слегка загнутая вверх губа. Если бы не выражение усталости и обреченности, ее даже можно было бы назвать хорошенькой.

– Сколько тебе лет, милая?

Клер скептически взглянула на него.

– У вас ведь есть женщина, да? В Серингапатаме. Кто она?

– Француженка. Вдова, как и ты.

– Офицерская вдова? – спросила Клер. Шарп кивнул. – И вы собираетесь на ней жениться?

– Ничего подобного.

– А как же тогда?

– Вообще‑то я и сам не знаю, – ответил Шарп и, плюнув на сапог, растер плевок щеткой.

– Но она же вам нравится? – не отставала Клер, оттирая от грязи шпору. Вопрос, вероятно, показался ей самой слишком дерзким, и она поспешила добавить: – Мне девятнадцать. Но уже почти двадцать.

– Тогда ты вполне можешь посоветоваться со стряпчим. Ты же не заключала с капитаном никакого договора. Не подписывала никаких бумаг, верно? Не ставила крестик? В приюте, где я рос, дела именно так и делали. Знаешь, кого из меня хотели сделать? Трубочиста! Черта с два! Так что, если ты не подписывала никаких бумаг, тебе стоит поговорить со стряпчим.

Клер остановилась, глядя на печально склонившееся, умирающее от засухи деревце в центре сада.

– Я собиралась выйти замуж год назад, – тихо заговорила она. – За Тома. Он служил в кавалерии.

– И что же случилось?

– Лихорадка, – вздохнула девушка. – Да и в любом случае у нас ничего бы не получилось, потому что Торранс не позволил бы мне уйти. – Она снова взялась за сапог. – Сказал, что ни за что меня не отпустит. И что мне толку от стряпчего? Думаете, стряпчий станет со мной разговаривать? Им же только деньги и нужны. Да и есть ли в Индии такие, которые пойдут против компании? Они же все у нее в кармане. Знаете, – Клер оглянулась, проверяя, не слышит ли их кто, – у капитана ведь тоже денег нет. Дядя дает ему на содержание, и компания выплачивает жалованье, да только он все проигрывает. А самое странное, что деньги у него все равно появляются. Откуда? – Она помолчала. – Да и куда мне идти? – Вопрос повис в теплом, сухом воздухе и остался без ответа. Девушка снова покачала головой. – До дома тысячи миль. Что я буду делать? Не знаю. Торранс, он ведь поначалу был добр к нам. Он мне даже нравился! Я ведь совсем его не знала. – Она грустно улыбнулась. – Смешно, верно? Думаешь, если человек джентльмен да еще сын священника, то он должен быть добрым и справедливым. А оказывается, все не так. Знаете, он стал еще хуже после того, как встретил этого Хейксвилла. Я его просто ненавижу. – Она вздохнула и устало добавила: – Еще четырнадцать месяцев, и тогда я смогу с ним рассчитаться.

– Четырнадцать месяцев? – ужаснулся Шарп. – Черт! Уйди от него!

Клер отложила сапог и принялась за треуголку.

– У меня никого нет. Куда я пойду? На что буду жить?

– Ты сирота?

Она кивнула.

– Я работала прислугой в доме дяди Торранса. Там и с Чарли познакомилась. Он был лакеем. Потом мистер Генри сказал, что мы будем служить его племяннику. Чарли стал камердинером. Это уже было повышение. И жалованье было лучше, да только денег мы не видели. Ни разу с того дня, как прибыли в Мадрас. Он сказал, что мы должны оплатить проезд.

– Какого дьявола, Шарп? Что это вы делаете? – Из задней двери вышел Торранс. – Чистить сапоги не ваша обязанность! Вы же офицер!

Шарп швырнул капитану его сапог.

– Да как‑то все забываю, сэр.

– А вот свои вам почистить не помешало бы. Боже, прапорщик, поглядите на себя! На кого вы похожи?

– Генерал меня и не таким видел, – ответил Шарп. – К тому же, сэр, мистер Уэлсли обычно не обращает внимания на то, как человек выглядит. Для него главное, чтобы каждый исполнял свои обязанности.

– Я свои исполняю! – возмутился Торранс, задетый столь прозрачным намеком со стороны младшего по званию. – Все дело в нехватке людей. Вот вы, Шарп, так ему и скажите. Объясните ситуацию. Брик, подай треуголку! Мы опаздываем.

Они не только не опоздали, но и явились слишком рано. Расхаживая нетерпеливо перед палаткой, капитан все больше нервничал. Наконец он остановился и посмотрел на невозмутимо разглядывающего землю под ногами Шарпа.

– Что именно сказал генерал, когда спрашивал обо мне?

– Он прислал своего адъютанта, сэр. Капитана Кэмпбелла. Интересовался, где амуниция.

– Но вы сказали, что мы уже в пути?

– Я сказал ему правду, сэр.

– А точнее?

– Сказал, что понятия не имею, где эта самая амуниция.

– Господи! Ну, Шарп, спасибо. Большое вам спасибо. Удружили. – Торранс поправил перевязь, сдвинул саблю. – Вам хоть знакомо такое понятие, как "лояльность"?

Прежде чем Шарп успел ответить, из палатки, щурясь от лучей заходящего солнца, выглянул капитан Кэмпбелл.

– Шарп? – Он радушно протянул руку. – Честно говоря, не ожидал увидеть.

– Как вы, сэр?

– Занят. Дел по горло. Советую не заходить, если вас не вызвали.

– Он войдет, – отрезал Торранс – Со мной.

Шарп пожал плечами.

– Как хотите, сэр, – сказал он и, пригнувшись, проскользнул в палатку.

Генерал сидел за столом, рассматривая сделанные майором Блэкистоном наброски. Он был без мундира, в рубахе с закатанными по локоть рукавами. Блэкистон, грязный, усталый, небритый, объяснял ему что‑то. Чуть поодаль стоял майор в форме инженерных частей. Уэлсли взглянул на вошедших, задержал взгляд на Шарпе, но удивления не выказал и снова склонился над рисунками.

– Какова ширина подхода?

– Около пятидесяти футов в самом узком месте, сэр. – Блэкистон постучал пальцем по листку. – На большей части ширина вполне достаточная, сэр, но здесь дорога резко сужается из‑за резервуара. Слева обрыв, справа – водохранилище.

– С одной стороны упадешь и расшибешься, с другой – свалишься и утонешь, так? И, конечно, эти пятьдесят футов под артиллерийским прикрытием?

– Так точно, сэр. Тяжелых орудий там не менее двадцати, и все нацелены на эту горловину. Сколько пушек поменьше, только Богу известно. В любом случае много.

Уэлсли убрал служившие грузиками чернильницы, и лист сам собой свернулся в трубку.

– Выбирать, однако, не приходится, не так ли?

– Другого пути нет, сэр.

Уэлсли вдруг вскинул голову, и голубые глаза его странно блеснули в заполняющем палатку желтоватом полусвете.

– Обоз опоздал сегодня на двенадцать часов, капитан. Почему? – Генерал говорил тихо, но даже Шарп почувствовал, как но спине у него пробежал холодок.

По лицу Торранса, стоявшего рядом с зажатой под мышкой треуголкой, катился пот.

– Я... я... – нервно начал он, но продолжить не смог и, чтобы взять себя в руки, сделал глубокий вдох. – Я был болен, сэр. Не мог исполнять обязанности в полной мере. А писарь, сэр, не успел составить приказ. Прискорбный случай, сэр. Досадное недоразумение. Уверяю вас, такое больше не повторится.

Несколько секунд Уэлсли молча смотрел на Торранса.

– Полковник Уоллес дал вам помощника, капитан. Прапорщика Шарпа, если не ошибаюсь? Шарп тоже не выполнил ваш приказ?

– Я выслал прапорщика Шарпа вперед, сэр. – Пот уже заливал лицо Торранса и обильно капал с подбородка.

– Так почему же писарь так вас подвел?

– Измена, сэр. Вероломное предательство.

Ответ, как и следовало ожидать, удивил генерала. Он постучал карандашом по краю стола.

– Измена?

– Думаю, сэр, писарь состоял в сговоре с одним торговцем и продавал ему краденое имущество. А сегодня утром, сэр, вместо того чтобы исполнять свои прямые обязанности, занимался собственными делами.

– А вы были настолько больны, что не смогли вовремя распознать измену и исправить положение?

– Да, сэр, – почти умоляюще произнес Торранс. – Поначалу не смог.

Голубые глаза продолжали буравить капитана, как будто генерал вознамерился проникнуть в самую его душу. Торранс переступил с ноги на ногу.

– И где же сейчас этот изменник‑писарь? – спросил наконец Уэлсли.

– Мы его повесили, сэр, – ответил капитан, и Шарп, впервые услышавший о смерти Дилипа, изумленно взглянул на Торранса.

Генерал хлопнул ладонью по столу, и капитан вздрогнул.

– У меня складывается впечатление, что вам нравится вешать, не так ли?

– Необходимое средство, сэр. Без него воровство не остановить. Вы и сами об этом говорили, сэр.

– Я, сэр? Я? – Злясь, Уэлсли не кричал, а наоборот, понижал голос, добавляя в него жестких ноток, и от этого окружающим становилось не по себе. – Приказ, вводящий повешение как наказание за воровство, относится, капитан, только к людям в форме. Только к военным, состоящим на службе в компании или королевской армии. Гражданские лица под его действие не подпадают. У этого человека была семья?

– Никак нет, сэр. – Вообще‑то Торранс не знал, была у Дилипа семья или нет, но решил, что в данном случае лучше рискнуть, чем попытаться увильнуть.

– Если у него есть родственники, – тихо произнес генерал, – и если они подадут жалобу, мне ничего не останется, как отдать вас под суд. И это будет гражданский суд, сэр, а не трибунал.

– Виноват, сэр, – глядя прямо перед собой, ответил Торранс – Переусердствовал.

Пауза снова затянулась на несколько секунд.

– Мне сообщают о пропаже армейского имущества, – сказал генерал.

– Так точно, сэр.

– Почему вы не докладывали о таких случаях?

– Не считал необходимым, сэр, отвлекать вас по пустякам.

– Пустяки?! – воскликнул Уэлсли. – Что вы называете пустяками? Пропажу мушкетов? Хороши же пустяки! Из‑за таких пустяков, капитан, проигрываются войны. В будущем сообщайте мне о каждом случае пропажи какого бы то ни было имущества. – Он посмотрел на Торранса, потом перевел взгляд на Шарпа. – Полковник Хаддлстоун сообщил, что это вы нашли украденное?

– Так точно, сэр. Все, кроме мушкетов. Их обнаружить не удалось.

– Как вы узнали, где искать?

– Писарь капитана Торранса, сэр, сказал, где можно купить армейское имущество. – Шарп пожал плечами. – Я подумал, что продают краденое. Так и вышло.

Уэлсли хмыкнул. Ответ Шарпа подтверждал до некоторой степени обвинения Торранса в адрес писаря, и капитан одарил прапорщика благодарным взглядом. Генерал заметил это и постучал по столу, требуя внимания.

– Очень жаль, капитан, что мы не смогли допросить торговца, прежде чем вы столь поспешно его повесили. Могу ли я предположить, что хотя бы писаря вы все же допросили?

– Это сделал мой сержант, сэр, и злодей сознался, что продавал армейские припасы Наигу. – Ложь далась нелегко, Торранс покраснел, но в палатке было жарко, и он так потел, что румянец остался незамеченным.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 534 | Нарушение авторских прав