АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

За горизонт из Бездны (отрывки из повести)

1.

Гулкий пустынный зал бывшего графского особняка встречает каждого прибывшего отчуждённостью. Вне зависимости от количества его визитов. Особняк не любит нынешних посетителей. Он помнит позапрошлый век – шумную, пёструю светскую жизнь, балы и карнавалы. В начале века прошлого исконных хозяев попросили из родных покоев, а в здании устроили больницу. С тех пор особняк на набережной стали называть Бездной, а его нынешних обитателей – безднотой. Дом обречён слушать их плач и стенания. А это значит – он обречён.

Болен Бездной, как саркомой.

В Бездне страшно. Атмосфера столь тяжела, что осыпаются фрески с потолков. На столе главврача каждый день цветная пыль. Пастельный пепел былого. Из огромных окон пронзительно дует. Система отопления умирает вместе с домом: в Бездне часто не бывает тепла, или батареи еле дышат. На стенах робко тает лёд. Бездну не прогреть.

Вчера обвалилась лестница. Вернее, часть пролёта, ведущего на четвёртый этаж. Хорошо, что врачей и больных там не оказалось. Обвал был внезапным: дом вздрогнул и пытался сбросить надстроенные в лихое время этажи. Проём заколотили. Рядом повесили табличку: «Лестница в аварийном состоянии. Угроза обвала». Видимо, для тех, кто пытался проникнуть сквозь фанерную стену. Есть ли такие здесь? Да тут у всех крушение Судьбы...

Сюда бы хорошего реставратора. Но кому нужен дом со столь страшной участью? Его никто не желает купить – дом не уходит уже с седьмого аукциона. Сносить его нельзя - это памятник, к тому же, стоящий на важнейшей городской набережной. И особняк не виноват в том, что долгие годы его использовали столь жутко. Мрачных эстетов среди потенциальных владельцев нет: претенденты, едва вдохнув льдистый, покалывающий иголочками потустороннего инея воздух, опрометью бросаются вон. Им не нравится аура. Ладно бы только аура – может, и убьётся капремонтом. А Тень?..

Полутёмный длинный коридор освещён лишь холодными кварцевыми лучами. Нездоровые синие отсветы пляшут по стенам. Этих стен лучше не касаться – ты можешь унести с собой ледяную частицу Бездны. Как осколок Зеркала Снежной Королевы. А вот и зеркало. Тёмный омут во весь проём. Не смотрись в него. Это Зеркало Тени.

Тень снова стоит у кабинета главврача. Маленькая и жалкая на фоне огромного пустынного коридора. Она заметно сутулится и поёживается. То ли от холода, то ли от неуюта. Явно кого-то ищет среди редких, тоже уже полупризрачных обитателей этих стынущих стен. Кажется, что плачет: то и дело подносит тонкую тёмную руку (судя по контуру, в перчатке) к глазам и смахивает невидимую слезинку. В убогих кварцевых лучах силуэт кажется особенно сирым и невзрачным – он высвечен, выхвачен из привычной Темноты. Словно чьи-то руки поиграли бликами, причудливо настроив световой эквалайзер на экране. Да, вряд ли это реальность – так кажется многим, попавшим сюда…

Тень дожидается скрипа двери, украдкой бросает взгляд на потолочную фреску (словно фиксирует её разрушение). Потом делает несколько робких шагов назад, разворачивается и медленно идёт в самый тёмный конец коридора. Туда, куда почти не проникает мертвенный аметистовый свет. Тень смотрит в зеркало и видит, как запотевает старая, больная, колышущаяся амальгама, покрытая сетью мелких трещин. Шаг назад. Разворот, похожий на реверанс. Движение в другой конец коридора. Остановка. Тень вслушивается в дрожащий и хорошо видимый воздух. Где-то справа раздаётся дикий кашель, переходящий в предсмертное хрипение. Тень вздыхает. Хрип явно старческий. Воздушная стена колышется амальгамой. Паркет поскрипывает. Тень движется в сторону окна. Затем снова к зеркалу. Тем, для кого Бездна станет последним кратковременным приютом, дано видеть её. Эти сломленные, утратившие твердь земли и разума люди шёпотом переговариваются друг с другом. Шёпот отдаётся нереально раскатистым эхом:

- Это твоя?

- Нееет… Моя пока рядом… А не твоя ли?

- А может, она жила здесь раньше? Или болела… Ходит, не узнаёт, тоскует... Чужая всем.

Чужая… Чья? Знает ли она сама, когда плавно движется в темноту, обдавая шепчущихся волной холода? Того самого Холода, который им вскоре предстоит познать…

Тень достигает противоположного конца коридора. Долго греет руки на умирающей батарее. Когда хрип стихает, она делает шаг вверх по незримой воздушной лестнице и выходит в огромное, поглощающее её целиком зеркальное окно. Те, кого Бездна отпустит совсем уже скоро, внезапно замолкают, провожая её уже почти ничего не выражающими взглядами. Они видят, как Тень уходит вдаль по скользкой, сверкающей в солнечных лучах пустыне заледенелой реки. Чёткий графитовый силуэт на светло-серебристом фоне. Когда-нибудь найдётся приговорённый художник из числа пациентов, который сможет запечатлеть это.

Фресковой "пастелью".

Приговорённый хохочущим над томограммой диагностом.

В комнатке медсестёр слышится резкая трель прикроватного звонка. Это сосед по палате беспокоится, что хрипевший старик больше не шевелится. Более того – он не дышит и похож на деревянную куклу. Окоченение в Бездне наступает до ужаса быстро.

Надломленно покашливающая сестра входит в палату. Походкой куклы на шарнирах. Персонал здесь тоже странный: нервный, скованный в движениях. Особенно бросаются в глаза безжизненно-бледные лица. Женщины здесь страшно красятся. По килограмму туши на ресницах. Глаза резко обведены чёрным карандашом. И вообще, глаза при кварцевом свете кажутся тёмными. Омутными. Чёрные провалы, очерченные углём…

Просто кажутся? Или Бездна по капельке тянет жизнь даже у своих служителей? Ведь кварцевые лампы в этом учреждении горят днём и ночью. Их исправно гасят по графику, но незримая серая рука в чёрной перчатке включает их вновь и вновь.

***

2.

Позади послышался щелчок. Вспыхнул кварц. Живой призрак обернулся.

У огромного, во всю ширину пролёта, зеркала, стояла Тень. Стояла и курила, держа, как и Цезарь, сигарету в левой руке. Потом, взмахнув тонкой кистью в перчатке, выбросила тлеющий окурок сквозь тёмное стекло. За амальгаму. Взяла с подоконника ручку, блокнот и шагнула сама.

Юлий застыл. В зеркале отражалась широкая заснеженная река. Точь-в-точь такая, как в параллельном мире, за окном. Вспыхнуло солнце – заблестел в лучах серебристый лёд. На миг Юлий отвёл взгляд. Но боль, шевельнувшись под сердцем, отчётливо сказала ему: «Смотри! Не опускай глаза! Смотри и радуйся...» После чего Юлий понял, что он уже может смотреть на солнце. На Тени был его плащ – лёгонький, летний. Его перчатки. Его блокнот. Его очертания. Он прислонился к стене…

Вдалеке зазвучал стук каблуков сестры. Женщина приблизилась. Тщетно пыталась найти ниточку пульса, вглядывалась в точёное, навеки изумлённое лицо… По сияющему льду шли двое. Она их видела.

Когда-нибудь найдётся художник... Но успеет ли? Сколько шагов от впечатления до воплощения? Может быть, Тень немного подождёт?

Тень легко, танцующе, уходила по льду, держа за кончики холодеющих пальцев Юлия. Вдаль, за ослеплённый Солнцем горизонт.

Путь из Бездны путь – только туда. Из неё всё-таки не возвращаются…

---

Несколько лет спустя больницу на набережной закрыли. Особняк долго стоял под зелёной сеткой. Люди по-прежнему скользили мимо, боязливо крестясь. Потом дом окружили экскаваторы: несколько дней они ломали уродливые надстроенные этажи и неприглядные перегородки. Строители сняли вывеску и убогую дверь. Потом пришла дезинфекционная бригада. Началось воссоздание.

Этому дому повезло – одному из немногих. Заботливые руки реставраторов восстановили скульптуры на фасаде, фреску на потолке бывшего кабинета главврача, спасли от слепоты мутное зеркало. К слову, при расчистке сводов от старой краски ещё много красоты обнаружилось: фрески, позолота, лепнина, пленённая фанерой... Дом изменился до неузнаваемости. Теперь он не угрюмо нависал над набережной, а изящно парил в окружающем пространстве на крыльях, увенчанных кокетливыми балконами. Докричался полночными скрипами, дождался. Засиял, заискрился всеми огнями. Вздохнул облегчённо, свободно – точно выздоровел. Вновь узнал и беззаботный смех, и танцы, и изысканное общество: после реставрации в особняке открылся театр.

Всё теперь в этих стенах было иначе. А Тень?

Тень так и не ушла оттуда. Зимой по льду, а в другое время по воде уводила вдаль недомогающих актёров, вскоре оказывавшихся при смерти. Лёгкими шагами за горизонт. Не откачали из них никого...

А ещё богема жаловалась на странный, неубиваемый сладковатый запах…

У старого тёмного зеркального окна, на подоконнике, нашёлся старый, пыльный блокнот, исписанный стихотворными строфами. Лежал, лежал, да вдруг пропал куда-то...

***

3.

Едва уловимый, сладковато-металлический запах Бездны… Он пропитал и тебя. Теперь он будет исходить от всего, что связано с тобой: от белья, от мокроты, от крови, от фильтра сигареты в твоей руке, от вещей в магазине, которые ты ещё не купил. От парфюма. Этот запах въелся в тебя настолько, что будет тебе даже казаться.

Тлен, хлороформ, тубероза с озоном. Букет безнадёжности.

Откуда здесь тубероза? Неужели ей пахнет кварц?

Юлий подхватил свой нетбук и молча вышел из квартиры. На воздух. На улицу. Улица была давней союзницей: она спасала его ещё со времён подростковых мятежных блужданий по подворотням. Правда, в процессе этих блужданий неизменно возникал вопрос: куда дальше? Бесконечный лабиринт проходных дворов – это не вектор. И Юлий всегда возвращался: или домой, или к другу. Теперь же идти ему было просто некуда: друг вернулся в цинке из Чечни, а назад, домой, уже не было пути. В подъездах, на подвалах-чердаках, а также на скамейках Юлий не ночевал никогда. Исключением была Расселина. Огромный расселенный дом с роскошными лепными интерьерами. Бомжей там не водилось: полы на первом этаже и часть перекрытий были обрушены, лестница спилена мародёрами на металл, и Юлий пробирался наверх по обломкам пролёта. Или влезал в окно по привязанному им же к отопительной трубе канату. Ни в школе, ни в армии он не терял части времени даром. Тощенький, но цепкий. Жаль, что в университете физподготовка была сугубо формальной.

Однажды он сам потушил здесь пожар. Это был только его дом.

Но выяснилось, что, пока он лежал в больнице имени святого Роха, Расселину сломали. Да так, что не осталось даже руин. По красному полю битого кирпича бродили тени в марлевых масках, вороша какими-то длинными палками ещё пылящиеся камни и брызгая на них из пульверизаторов. И с расстояния нескольких метров чувствовался знакомый сладковатый запах…

Цезарь протёр глаза. Они не уходили.

Мелькнула мысль: «Когда ты умрёшь, Юлий, они придут и туда. В твой бывший дом…»

Оставалось одно пристанище – Бездна.

2010.

***

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 502 | Нарушение авторских прав