АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава шестая. Четыре дня спустя британская и хайдарабадская армии достигли наконец Серингапатама

Четыре дня спустя британская и хайдарабадская армии достигли наконец Серингапатама. Первым свидетельством их приближения стало густое, скрывшее восточную часть горизонта облако пыли, поднятое к небу тысячами копыт, сапог и колес. Обе армии переправились через реку восточнее города и стояли сейчас на южном берегу, так что Шарп, взбежавший вместе с остальными солдатами батальона Гудена на стрелковую ступень над Майсурскими воротами, мог наблюдать за первыми появившимися вдалеке британскими конными патрулями. Навстречу неприятелю из ворот выступил отряд всадников Типу. На пиках кавалеристов развевались зеленые и алые вымпелы, а над всем отрядом реяли шелковые знамена с золотым солнцем на алом поле. Едва всадники миновали ворота, как в противоположном направлении устремились, скрипя и постанывая, десятки влекомых волами повозок, груженных рисом, зерном и овощами. Воды в Серингапатаме хватало не только из-за того, что стены столицы омывала река Кавери, но и потому, что едва ли не на каждой улице был свой, отдельный колодец, и теперь султан принимал меры, чтобы до отказа заполнить все имеющиеся в городе продовольственные склады. Все свободные помещения были забиты боеприпасами. Из каждой амбразуры выглядывали жерла орудий, а за стенами стояли наготове запасные пушки. Столько артиллерии Шарп еще не видывал. Султан твердо верил в ее несокрушимую мощь и собирал орудия самых разных форм и размеров. В его арсенале были пушки, стволы которых напоминали притаившихся тигров, орудия, украшенные изящной вязью арабских букв, и мортиры, доставленные из далекой Франции, на некоторых из которых стояли старинные вензеля Бурбонов. Здесь были громадины с жерлами, длина которых превышала двадцать футов, – они стреляли каменными ядрами до пятидесяти фунтов весом, – а были и малютки, чуть больше мушкета, осыпавшие неприятеля крупной картечью. В общем, Типу намеревался встретить идущих на приступ британцев стеной пушечного огня.

И не только пушечного, потому что едва только вражеские армии приблизились к городу, как ракетчики начали устанавливать на боевых позициях свое необычное оружие. Шарп, никогда прежде не видевший ракет, с изумлением наблюдал, как их расставляют вдоль парапетов. Каждая ракета представляла собой железную трубу четырех-пяти дюймов шириной и около восемнадцати дюймов длиной, крепящуюся кожаными ремнями к бамбуковой палке, превышающей рост человека. На конце трубы располагалась жестянка в форме конуса, в которую клали либо небольшое ядро, либо пороховой заряд. Ракету выстреливали, поджигая расположенный у основания трубы бумажный жгут. Некоторые летательные снаряды оборачивали бумагой, на которой рисовали скалящихся тигров или писали стихи из Корана.

– В Ирландии есть человек, разработавший такое же оружие, – заметил Лоуфорд, – хотя тигров он, наверное, не рисовал.

– И как их нацеливать? – поинтересовался Шарп. Некоторые ракеты уже стояли готовые к выстрелу, точнее, лежали на парапете, направленные в сторону противника.

– Их не нацеливают, – ответил Лоуфорд. – По крайней мере, я так думаю. Просто запускают в нужном направлении. И конечно, они очень неточны. По крайней мере, я на это надеюсь, – неуверенно добавил он.

– Что ж, скоро узнаем, – заметил Шарп, наблюдая за разгрузкой очередной партии ракет, которые только что доставили на стену на ручной тележке.

Посмотреть, однако, не привелось, поскольку британская и хайдарабадская армии не стали приближаться к городу на достаточно близкое для обстрела расстояние, а перестроились, демонстрируя намерение охватить Серингапатам широким кольцом. Двигались обе армии удручающе медленно. Появившись в виду города на рассвете, они и к закату не обошли остров даже наполовину. Толпы зрителей облепили крепостную стену, наблюдая за огромными растянувшимися стадами, пехотными батальонами, кавалерийскими эскадронами, пушками и повозками, заполнившими собой прежде пустынный пейзаж. Поднятая войском пыль напоминала английский туман. Время от времени пелена сгущалась – это высланные Типу кавалеристы атаковали то или иное уязвимое место, но каждый раз атакующих встречала контратакой союзническая кавалерия, и над полем боя, где конники сталкивались в короткой схватке, снова поднимались клубы пыли. Один удачливый улан вернулся с гордо поднятым на пике трофеем, кавалерийским кивером, и был вознагражден восторженными криками разместившихся на стене солдат, но постепенно британцы и их союзники стали теснить врага, и приветствия смолкли, а раненные в бою уланы потянулись через южный брод назад в город. Некоторые из вражеских всадников, окрыленные первым успехом, даже рискнули приблизиться к столице, а группа офицеров подошла к самой реке, вероятно, чтобы оценить прочность защитных сооружений. Вот по ней-то ракетчики и дали первый залп.

Шарп с интересом наблюдал за тем, как один из офицеров положил снаряд на плоскую поверхность парапета и направил на ближайшее скопление всадников. Стоявший рядом ракетчик легонько помахивал подожженным запальным фитилем, не давая ему потухнуть. Наведя ракету на противника, офицер с довольным видом отступил и сделал знак солдату, который широко ухмыльнулся и поднес фитиль к бумажному жгуту у основания снаряда.

Бумага, из которой скрутили жгут, была, как догадался Шарп, смочена в пороховой воде и затем высушена, потому что она мгновенно вспыхнула. Огонь быстро побежал по жгуту, и ракетчик торопливо отошел. Пылающий след исчез в нижней части цилиндра, наступила тишина, потом ракета задрожала, и из трубы вырвался огонь. Все труды офицера, тщательно выверявшего направление, пошли насмарку, но поправить прицел не представлялось возможным, потому что пламя уже лизало бамбуковую палку. Внезапно огонь загудел, как в плавильной печи, что-то зашумело наподобие небольшого водопада, и ракета пришла в движение, извергая искры и черный дым. Мгновение она тряслась, подскакивая на парапете, потом вдруг резко взмыла в воздух, оставив на камне черную отметину, а за собой густой дымный хвост. Поначалу казалось, что снаряд упадет на землю, не справившись с силой земного притяжения, но он набрал скорость, выровнялся и успешно перелетел через бруствер, лагерь и даже реку. Несколько мгновений ракета неслась, разбрызгивая искры и пламя, потом заряд выгорел, и она устремилась вниз. Попавшие под обстрел всадники побросали подзорные трубы и рассыпались в разные стороны, спасаясь от низвергшегося на них с пронзительным воем небесного демона. Ракета ударилась о землю, подскочила, завертелась и взорвалась с сухим треском, выбросив столб белого дыма и оранжевого пламени. Никто из всадников не пострадал, но охватившая их паника доставила истинное удовольствие солдатам Типу, приветствовавшим ракетчика восторженными криками. Шарп кричал вместе со всеми. Тут же с нижнего яруса выстрелила пушка. С гулом пронесшееся над рекой тяжелое ядро поразило лошадь в полумиле от крепости, но радости никто не выказал – пушки были оружием более привычным и явно не столь зрелищным.

– Этих чертовых трубок у него тысячи, – заметил Шарп, указывая на груду ракет.

– Они очень неточны, – с упорством педанта ответил лейтенант.

– Точны, не точны, а страху навести могут, – не согласился Шарп. – Особенно если выстрелить сразу дюжину штук. Это ж ад кромешный. Не хотел бы я попасть под такой обстрел.

Позади них, с высокого белого минарета новой городской мечети, донесся голос муэдзина, призывающего правоверных к вечерней молитве, И мусульмане-ракетчики поспешно расстелили крохотные коврики и опустились на колени лицом на запад, в сторону Мекки. Лоуфорд и Шарп тоже повернулись на запад, но не из уважения к религии Типу, а потому что авангард британской и индийской кавалерии приблизился к южному рукаву Кавери. Основная часть армий устраивалась лагерем к югу от города, а всадники, по всей вероятности, выдвинулись вперед для разведки с учетом намеченного на следующий день короткого марша. Шарп видел офицеров, размечающих расположение палаток. Похоже, генерал Харрис все-таки принял решение атаковать с запада, с того самого направления, о котором предупреждал полковник Маккандлесс.

– Чертовы глупцы, – пробормотал Шарп, хотя они с Лоуфордом так и не узнали, чем именно опасно западное направление. Возможности покинуть город им тоже не представилось. За новыми солдатами постоянно кто-то присматривал, их не назначали в ночной караул, и Шарп прекрасно понимал, что даже малейшая попытка выбраться из Серингапатама закончится смертью. И все же обращались с ними, в общем, неплохо. Новые товарищи приняли беглецов вполне благожелательно, хотя и несколько сдержанно, и Шарп знал, что относиться к ним будут с подозрительностью до тех пор, пока они делом не докажут свою полную надежность.

– Штука не в том, что вам не доверяют, – объяснил в первую ночь Генри Хиксон, – а в том, что ребята не уверены в вашей надежности. Вот популяете в прежних дружков, тогда и станете как все. – Хиксон подшивал растрепанный край кожаной рукавицы, защищавшей руку при работе с пушкой. Старая, закопченная рукавица служила лучшим подтверждением многолетней службы Хиксона в артиллерии.

– Привез из Америки, – сказал он, поглаживая потертую кожу. – Мне ее сшила одна подружка в Чарльстоне. Вот уж милашка была...

– Ты давно в артиллерии? – спросил Лоуфорд.

– Чуть ли не всю жизнь, Билл. С семьдесят шестого. – Хиксон рассмеялся. – За короля и отечество! Вперед, на спасение колоний! А? Вот и топал туда-сюда, как заблудившийся ягненок. Даже и пострелять толком не пришлось – только марши да марши. Надо было там и остаться, когда нам дали пинка под зад, но я был дурак и не остался. Отправился на Гибралтар, полировал пушку еще пару лет. Потом перевели сюда.

– Так почему сбежал?

– Из-за денег, конечно. Типу хоть и не нашей веры, но пушкарям платит хорошо. Когда платит, понятно, что бывает нечасто. Но все равно здесь лучше, и султан мне ничего плохого не сделал. К тому же остался бы в пушкарях, не встретил бы Суни. – Он ткнул заскорузлым пальцем в сторону индианки, готовившей ужин с другими солдатскими женами.

– И не боишься, что поймают? – спросил Лоуфорд.

– Конечно боюсь! Как не бояться! – Хиксон поднял рукавицу, проверяя, ровно ли лег шов. – Думаешь, приятно стоять у столба перед дюжиной паршивцев, которые целятся в тебя из мушкетов? Нет, Билл, я хочу умереть спокойно, в постели Суни. – Он усмехнулся. – Ты задаешь дурацкие вопросы, но что еще ожидать от чертова писаришки! Я тебе так скажу, чтение и письмо до добра не доведут. – Хиксон сокрушенно покачал головой. Как и все остальные солдаты Гудена, он с большей подозрительностью относился к Лоуфорду, чем к Шарпу. Шарпа они понимали, он был свой и хорошо знал дело, а вот в Лоуфорде видели человека непонятного, чужака, а потому и держались с ним настороженно. Чуждость эту они объясняли тем, что он вырос в иной среде, в другом окружении, в приличной семье, попавшей под жернова трудного времени; "писарю" сочувствовали, но считали, что ему просто не хватило крепости. Некоторые презирали Лоуфорда за неловкость в обращении с оружием, но цеплять или дразнить не решались – никому не хотелось ссориться с Шарпом.

Неприятельские армии разбивали лагерь на безопасном для себя расстоянии к югу от города. С десяток майсурских кавалеристов еще кружили поодаль, выжидая случая захватить пленного, но большинство солдат Типу вернулись на остров. В городе царило оживление – противник наконец-то предстал у ворот, и долгое, томительное ожидание закончилось. В поведении жителей даже появилась уверенность, потому что, хотя вражеская рать и выглядела устрашающе огромной, в распоряжении султана были опытные воины и неприступные стены. Недостатка энтузиазма не замечалось даже среди индийских солдат. Лоуфорд сказал Шарпу, что отношения между ними и мусульманами отягощены давнишней враждой, но нынешним вечером весь город как будто объединился в показном пренебрежении к врагу.

Стоявший у внутренней стены Майсурских ворот сержант Ротье крикнул что-то, указывая на большой бастион в юго-западном углу города.

– Нас требует к себе полковник Гуден, – перевел Лоуфорд.

– Vite! – проревел сержант.

– Немедленно.

Пробившись через запрудившую парапеты толпу зрителей, они нашли полковника Гудена на выступающем к югу кавальере.

– Как спина? – обратился француз к Шарпу.

– Заживает, сэр. Очень хорошо.

Гуден улыбнулся – новость явно порадовала его.

– Это все индийская медицина. Если соберусь возвращаться во Францию, возьму с собой местного лекаря. Они куда лучше наших. Французские только и умеют, что выпустить из человека кровь, а потом утешать его вдову. – Он повернулся и указал на юг, в сторону реки. – Ваши старые друзья. – И действительно, на другом берегу группа конных британцев и индийцев проводила рекогносцировку местности между лагерем и городом. Большая часть группы держалась на безопасном расстоянии, но несколько отважных, или бесшабашных, подъехали поближе, то ли желая спровоцировать кавалерию султана на вылазку, то ли вызывая на себя огонь вражеских орудий. Три или четыре особенно дерзких весельчака что-то кричали и даже размахивали руками, явно потешаясь над защитниками Серингапатама и ловко увертываясь от перелетающих через реку ракет и ядер. – Они нас отвлекают, – объяснил Гуден. – Отвлекают от других. Видите, вон там, у кустов? – Он вытянул руку. – Там пешие разведчики. Пытаются подобраться к нашим укреплениям. Нашли? В кустах под двумя пальмами.

Шарп, как ни старался, никого не увидел.

– Хотите, чтобы мы сделали вылазку и захватили пленного?

Полковник покачал головой.

– Я хочу, чтобы вы их подстрелили.

До кустов под двумя пальмами было около четверти мили.

– Далековато для мушкета, сэр, – усомнился Шарп.

– Тогда попробуйте вот это, – сказал француз, протягивая ружье. Судя по украшенному слоновой костью ложу, замку в форме головы тигра и арабской вязи на стволе, оно принадлежало самому Типу.

Взяв оружие, Шарп подержал его в руке.

– Красивое, сэр, что и говорить, но красота точности не добавляет. Старое привычнее да и надежнее. – Он постучал по ложу тяжелого французского мушкета.

– Ошибаетесь, – возразил Гуден. – Это винтовка.

– Винтовка! – Шарп, конечно, слышал о таком оружии, но никогда не держал его в руках. Заглянув в ствол, он увидел нарезные спиральные бороздки. Говорили, что бороздки заставляют пулю вращаться, и из-за этого винтовка бьет точнее гладкоствольного мушкета. Почему так происходит, Шарп, естественно, не знал, но все, с кем ему доводилось обсуждать достоинства винтовки, клялись, что это истинная правда.

– И все-таки... – Он недоверчиво покачал головой. – Четверть мили? Далековато для пули, даже если она и крутится.

– Эта винтовка убивает с четырехсот шагов, – уверенно заявил Гуден. – Кстати, она заряжена, – добавил полковник, и Шарп, вглядывавшийся в темную глубину ствола, отдернул голову. Француз рассмеялся. – Заряжена самым лучшим порохом и пулей, хранившейся в промасленной коже. Хочу посмотреть, как вы стреляете.

– Нет, сэр, вы хотите посмотреть, смогу ли я подстрелить соотечественника.

– И это, конечно, тоже, – легко согласился Гуден и рассмеялся, нисколько, однако, не смутившись из-за того, что его тайный план раскрыт. – При такой дальности цельтесь футов на шесть-семь выше. Для вас, Лоуфорд, у меня другая винтовка, хотя многого от писаря ждать не приходится, не так ли?

– Я постараюсь, сэр, – пообещал лейтенант, принимая оружие. Если ему и недоставало навыков заряжения, это вовсе не означало, что он плохо стрелял: на охоту его брали с восьми лет.

– Некоторые не могут заставить себя стрелять по бывшим товарищам, – тихо сказал полковник, – и я хочу убедиться, что вы не из их числа.

– Будем надеяться, что среди тех паршивцев есть и офицеры, – пробормотал Шарп, – извините, конечно, сэр.

– Вон они! – воскликнул Гуден, и действительно из-за кустов под двумя пальмами появились трое красномундирников. Вооруженные подзорными трубами, они рассматривали крепостные стены. Неподалеку паслись три лошади.

Шарп опустился на колено перед ружейной бойницей. Чисто инстинктивно он понимал, что дистанция слишком велика для огнестрельного оружия, но о винтовках говорили, что они способны на чудеса, и ему не терпелось самому проверить слухи.

– Бери того, что слева, Билл, и стреляй сразу после меня. – Он оглянулся – полковник отошел на несколько шагов, чтобы дым от выстрелов не мешал оценить результат, и поднял подзорную трубу. – Целься как следует, – тихо добавил Шарп. – Это, скорее всего, просто какие-то кавалеристы, так что если всадим им в задницу по пуле, большого вреда не будет. – Он прицелился. Прицел у винтовки был совсем другой, не то что грубая нашлепка, служившая мушкой для мушкета. Человек, стоящий перед наведенным на него с расстояния в пятьдесят футов мушкета, имеет неплохие шансы уцелеть – точность же прицела винтовки, казалось, подтверждала ее репутацию. В руки Шарпу попало настоящее орудие убийства.

Он устроился поудобнее, подвел прицел к мишени и осторожно поднял ствол, чтобы придать пуле нужную траекторию. Ветра практически не было, так что выстрелу ничто не мешало. Шарп никогда не стрелял из винтовки, но знал, что в таком деле главное – здравый смысл. Мысль о том, что пуля может убить своего, ничуть его не беспокоила. Печальная необходимость, тяжкая обязанность – но иначе доверия Гудена не заслужить. А без доверия не будет и свободы, которая могла бы дать возможность уйти из города. Он глубоко вдохнул, наполовину выдохнул и потянул за спусковой крючок. Отдача получилась более резкая, чем при выстреле из мушкета. Лоуфорд выстрелил почти сразу вслед за ним, и дымок от его винтовки смешался с облачком, поднявшимся из дула винтовки Шарпа.

– Писарь выиграл! – с нескрываемым удивлением воскликнул Гуден, опуская подзорную трубу. – Ваша, Шарп, прошла дюймов на шесть выше, а вот вы, Лоуфорд, своего, похоже, уложили наповал. Отличная работа! Просто отличная!

Лейтенант покраснел, но промолчал. Вид у него был обеспокоенный, однако полковник приписал растерянность природной застенчивости.

– Это ваш первый? – мягко спросил он.

– Так точно, сэр, – ответил Лоуфорд, не покривив против истины.

– Вы заслуживаете лучшего, чем быть простым писарем. Отличный выстрел. Вы оба молодцы. – Он забрал винтовки и, посмотрев на огорченного Шарпа, рассмеялся.

– Ожидали лучшего?

– Так точно, сэр.

– У вас еще получится. Шесть дюймов в сторону на таком расстоянии – очень хороший выстрел. Очень хороший. – Повернувшись, Гуден увидел, как двое красномундирников оттаскивают третьего к лошадям. – Думаю, – продолжал он, – у вас природный талант, Лоуфорд. Поздравляю. – Полковник пошарил в сумке и извлек горсть мелких монет. – Аванс в счет платы. Отлично. Свободны!

Шарп бросил взгляд на западную стену с надеждой разгадать ее тайну, но не увидел ничего особенного и, повернувшись, последовал за Лоуфордом вниз. Лейтенанта трясло.

– Я не хотел его убивать! – прошипел он.

– А я хотел, – пробормотал Шарп.

– Боже, что я наделал! Я ведь целился левее!

– Не будь дураком! – оборвал Лоуфорда Шарп. – Ты добыл нам свободу. И правильно сделал. – Взяв лейтенанта за руку, он потащил его в таверну. Типу был мусульманином, а мусульмане, как известно, проповедуют трезвость, но большинство жителей Серингапатама составляли индусы, и султану достало мудрости не закрывать таверны. Ближайшая к солдатским баракам представляла собой большое, открытое с улицы помещение с десятком столов, за которыми старики играли в шахматы, а молодежь похвалялась воинскими подвигами. Хозяйка таверны, крупная женщина с твердым взглядом, предлагала широкий выбор напитков: в первую очередь, конечно, вино и арак, но также и весьма необычного вкуса пиво. Шарп, выучивший не более пары слов на местном языке, указал на бочку с араком и поднял два пальца. Полосатые туники и мушкеты помогали им сойти за своих, не привлекать ненужного внимания и не возбуждать враждебности. – Держи. – Он поставил выпивку перед лейтенантом. – Выпей.

Лоуфорд выпил. Залпом.

– Я еще не убивал людей, это первый, – прошептал он, щурясь от крепости напитка.

– Тебя это беспокоит?

– Конечно! Он же был британцем!

– Если хочешь содрать шкуру с кошки, не бойся испачкаться в крови, – утешил лейтенанта Шарп.

– Господи! – сердито бросил Лоуфорд.

Шарп подлил арака из своей кружки в кружку лейтенанта и сделал знак ходившей между столами девушке с кувшином.

– Так было нужно.

– Если бы я промахнулся, как ты, – горестно произнес лейтенант, – Гуден все равно был бы доволен. Ты стреляешь лучше.

– Я стрелял на поражение.

– Что? – изумился Лоуфорд.

– Боже мой, Билл! Нам надо было произвести впечатление на этих ублюдков! – Шарп благодарно улыбнулся девушке, которая наполнила их кружки, и бросил в деревянную миску несколько медных монет. В другой миске лежали какие-то орешки, которыми другие посетители закусывали выпивку, но Шарпу они показались слишком острыми. Подождав, пока девушка отойдет, он снова посмотрел на опечаленного лейтенанта. – А ты думал, все будет легко?

Лоуфорд помолчал, потом пожал плечами.

– Честно говоря, я считал наше предприятие безнадежным.

– Тогда зачем пошел?

Держа чашку обеими руками, Лоуфорд пристально посмотрел на Шарпа, будто взвешивая, стоит отвечать или нет.

– Хотел быть подальше от Морриса, – признался он наконец. – Ну и... хотелось приключений. – Лейтенант смущенно замолчал, жалея о том, что наговорил лишнего.

– Моррис – скотина, – с чувством заметил Шарп.

Лоуфорд нахмурился.

– Он просто устал, – с легкой укоризной сказал он и направил разговор в сторону от опасной темы, чреватой критикой старших офицеров. – А еще я пошел, потому что многим обязан своему дяде.

– И чтобы отличиться?

Лейтенант поднял голову, немного удивленно посмотрел на собеседника, потом кивнул.

– Да, и поэтому тоже.

– Как и я. Только сначала, пока генерал не сказал, что мы пойдем вдвоем, я собирался сбежать.

Откровенное признание рядового шокировало Лоуфорда.

– Ты хотел дезертировать? Правда?

– Ради бога, перестань! Как ты думаешь, легко служить под таким офицером, как Моррис, и таким сержантом, как Хейксвилл? Эти скоты нас и за людей не считают. А ведь большинство хотят исправно и честно делать свое дело. Ну, может, не совсем честно. Деньги ведь нужны всем. И к бабе иногда тянет. А вот чего никому не хочется, так это чтобы его били. И драться мы умеем по-настоящему. Если бы нам доверяли, а не обращались, как с врагом, мы бы творили чудеса.

Лоуфорд промолчал.

– В нашей роте есть отличные ребята, – продолжал Шарп. – Том Гаррард, например, в военном деле разбирается получше иных офицеров, но его никто не замечает. Вы ведь считаете, что если человек не умеет читать и писать, то ему и доверять нельзя.

– Армия меняется, – попытался возразить лейтенант.

– Черта с два она меняется. Почему нас заставляют посыпать волосы мукой? Мы что, бабы? А чертов воротник? Кому это нужно?

– Не все сразу. Перемены идут медленно, – защищался Лоуфорд.

– Слишком медленно! – Выплеснув наболевшее, Шарп прислонился к стене и стал наблюдать за девушками, занимавшимися готовкой в дальнем углу таверны. Интересно, шлюхи они или нет? Хиксон и Блейк уже сообщили ему, где найти самых лучших продажных женщин. Шарп вдруг вспомнил о Мэри и виновато вздохнул. Они не виделись с того дня, как попали в Серингапатам, но он думал о ней не очень часто. Сказать по правде, ему здесь нравилось: хорошая кормежка, дешевая выпивка, вполне приятная компания и вдобавок ко всему пьянящее ощущение опасности. – Ничего, теперь будет полегче. Показали мы себя неплохо, так что станет посвободнее. А там, смотришь, и случай вырваться представится.

– А как же миссис Биккерстафф?

– Я только что о ней думал. Может быть, ты и прав. Может, не надо было брать ее с собой. Но и оставить ее в армии я не мог, так ведь? Хейксвилл продал бы ее кину.

– Кину?

– Да, по-нашему, сутенеру.

– Неужели он собирался ее продать?

– Он хотел провернуть дельце вместе с Моррисом. Этот урод Хейксвилл сам мне все рассказал. В ту ночь, когда я ему врезал. Он меня вывел. Рассчитал все так, чтобы я дал ему по морде. А Моррис с лизоблюдом Хиксом только того и ждали. Я, конечно, дурак, что попался на крючок, но что теперь жалеть.

– Ты можешь это доказать?

– Доказать! – усмехнулся Шарп. – Конечно, не могу, но так все и было. – Он тяжко вздохнул. – Вот только что мне теперь делать с Мэри?

– Ты должен взять ее с собой, – твердо проговорил Лоуфорд.

– А если не смогу?

Несколько секунд лейтенант пристально смотрел на него, потом покачал головой.

– Какой ты жестокий.

– Я солдат. Солдату положено быть жестоким. – Шарп сказал это с показной гордостью, хотя понимал, что гордиться нечем, но надо же как-то защищаться. И что теперь делать с Мэри? Да и где она? Он допил арак и хлопнул в ладоши, требуя еще. – Хочешь найти себе бибби на ночь?

– Что? Шлюху? – в ужасе переспросил Лоуфорд.

– Думаю, от приличной женщины в нашем случае толку будет мало. Разве что тебе хочется просто поговорить.

Некоторое время лейтенант смотрел на Шарпа со смешанным выражением ужаса и неприязни.

– Наш долг сейчас, – тихо проговорил он, – найти Рави Шехара. Может быть, у него есть возможность передать сообщение из города.

– И как мы его найдем? – возразил Шарп. – Будем расхаживать по улицам и спрашивать, где он живет? По-английски? Нет. Найти Шехара я попрошу Мэри, когда увижу ее. – Он ухмыльнулся. – К дьяволу Шехара. Так как насчет бибби?

– Пожалуй, я лучше почитаю.

– Решай сам, – беззаботно отозвался Шарп.

Лоуфорд опасливо оглянулся.

– Просто я видел, что бывает от сифилиса, – покраснев, объяснил он.

– Боже! Ну и что? Ты ведь видел, как люди блюют, но пить после этого не перестал. Да и чего бояться? Слава богу, у нас есть ртуть. Хейксвиллу, к примеру, она помогла. Уж и не знаю почему. К тому же Гарри Хиксон сказал, что знает, где найти чистых девушек. Впрочем, они все так говорят. Ладно, уговаривать не буду. Хочешь портить глаза чтением Библии – валяй, дело твое. Но только помни, что зрение тебе никакая ртуть не поправит.

Лоуфорд немного помолчал, потом, не поднимая головы, робко пробормотал:

– Может, я и пойду с тобой.

– Узнать, как живет другая половина? – усмехнулся Шарп.

– Вроде того.

– Я так тебе скажу, неплохо живет. Нам бы немного деньжат и пару бабенок посговорчивей, и мы бы жили как короли. Ну что, по последней, а? Пехота не сдается, верно?

Лоуфорд уже был красный как рак.

– Но ты ведь никому ничего не скажешь, когда мы вернемся?

– Я? – Шарп изобразил оскорбленную невинность. – Да чтоб мне провалиться. Буду нем как могила. Никому ни слова – обещаю.

С тревогой понимая, что теряет остатки достоинства и самоуважения, лейтенант тем не менее не желал утратить уважение рядового. Уверенность Шарпа придавала сил, его способность не теряться в самых сложных ситуациях вызывала зависть. Вот если бы и ему стать когда-нибудь таким же, как этот ловкий, сметливый и неунывающий парень! Лейтенант подумал о Библии, ждущей его на койке в бараке, и своем обещании матери прилежно читать Священное Писание. Послав первое и второе ко всем чертям, Уильям Лоуфорд допил остатки арака, прихватил мушкет и вышел вслед за Шарпом в сгущающиеся сумерки.

* * *

Все в городе готовились к осаде. Кладовые заполнялись продуктами, ценности поспешно убирались в надежные места на случай, если вражеские армии прорвутся через укрепления. В садах выкапывали ямы, куда складывали деньги и украшения, а в некоторых богатых домах даже устраивали потайные комнаты, где женщины могли бы переждать первые, самые опасные дни, когда по улицам разбегутся жаждущие добычи и удовольствий захватчики.

Мэри помогала прислуге генерала Аппа Рао подготовиться к надвигающемуся испытанию. Ее не оставляло чувство вины, но не за то, что она сама еще недавно была с той самой армией, которая угрожала сейчас всему городу, а за то, что неожиданно для себя самой обрела в этом большом доме покой и счастье.

Вначале, когда генерал разлучил их с Шарпом, Мэри испугалась, но потом Рао привел ее к себе домой и заверил, что здесь она в полной безопасности.

– Вас нужно привести в порядок, – сказал генерал. Обращался он с Мэри вежливо, но достаточно сдержанно, что объяснялось, по-видимому, ее растрепанным видом и предвзятым отношением, сформировавшимся на основании увиденного и услышанного во дворце Типу. Возможно, он не считал ее подходящим дополнением к уже имевшимся в его распоряжении многочисленным слугам, но Мэри знала английский, а генерал был достаточно прозорливым человеком, чтобы понимать, каким преимуществом станет в будущем владение этим языком для трех его сыновей, которым предстояло дожить до этого будущего и сыграть немалую роль в истории Майсура. – Со временем вы воссоединитесь со своим женихом, – пообещал Рао, – но пока будет лучше дать ему возможность устроиться на новом месте.

И вот прошла неделя, а Мэри совсем не горела желанием покидать гостеприимный дом. В первую очередь по той простой причине, что дом был полон женщин, которые с самого начала взяли ее под свою опеку и относились к ней с удивительной добротой. Жена генерала, Лакшми, высокая, полная женщина с преждевременно поседевшими волосами и заразительным смехом, приняла новую служанку под свое крыло. У нее были две взрослые незамужние дочери, и, хотя в доме хватало прислуги, Мэри с удивлением обнаружила, что и сама Лакшми, и ее дочери отнюдь не чураются работы. Нет, они не мыли полы и не носили воду – этим занимались другие, – но хозяйка много времени проводила на кухне, откуда ее жизнерадостный смех долетал до самых дальних уголков.

Именно Лакшми, побранив Мэри за то, что она такая грязная, заставила ее снять европейскую одежду и усадила в ванну, а потом сама же расчесала и вымыла ей волосы.

– Ты могла бы быть очень красивой, если бы чуточку постаралась, – сказала она.

– Я не хотела, чтобы на меня обращали внимание.

– Вот доживешь до моих лет, милая, и тогда уже никто не станет обращать на тебя никакого внимания, а пока молодая, принимай все, что предлагают. Так ты, говоришь, вдова?

– Я была замужем за англичанином, – поторопилась ответить Мэри, объясняя тем самым отсутствие брачного знака у себя на лбу и предваряя возможное недовольство хозяйки тем, что она не взошла на похоронный костер супруга.

– Что ж, теперь ты свободная женщина, так что давай покажем тебя во всей красе, – рассмеялась Лакшми и, призвав на помощь дочерей, впервые взялась за молодую женщину по-настоящему. Они причесали ей волосы и собрали их в пучок на затылке. Служанка принесла охапку одежды, и Мэри предложили выбрать себе чоли. – Возьми вот эту, – сказала Лакшми. Чоли называлась короткая блузка, прикрывающая груди, плечи и предплечья, но оставляющая открытой почти всю спину, и смущенная Мэри инстинктивно остановила выбор на самой скромной. Но не тут-то было. – У тебя такая чудесная светлая кожа – покажи ее! – решительно заявила Лакшми и сама подала ей коротенькую чоли, экстравагантно расписанную алыми цветами и желтыми листьями. Хозяйка обтянула рукавчики и неожиданно спросила: – Так почему ты сбежала с этими двумя мужчинами?

– В полку был один человек... Очень плохой человек. Он хотел... – Мэри вздохнула и пожала плечами. – Вы и сами знаете.

– Ох уж эти солдаты! – Лакшми неодобрительно покачала головой. – Ну а эти двое, они-то хорошо с тобой обращались?

– Да, да. – Мэри вдруг захотелось, чтобы Лакшми была о ней хорошего мнения, а хорошего мнения быть не могло, если бы жена генерала узнала, что ее служанка сбежала из армии с любовником. – Один из них, – застенчиво соврала она, – мой сводный брат.

– О! – произнесла Лакшми таким тоном, как будто теперь ей все стало ясно. Муж уже рассказал ей историю Мэри, но мудрая женщина решила сделать вид, что приняла на веру объяснение девушки. – А другой?

– Он просто друг моего брата. – Мэри покраснела, но этого как будто никто не заметил. – Они оба защищали меня.

– Вот и хорошо. Вот и хорошо. А теперь надень вот это. – Лакшми протянула сорочку, а когда Мэри надела ее, туго завязала на спине и начала перебирать сари. – Зеленое. Тебе пойдет. – Она развернула полотно зеленого шелка четырех футов в ширину и примерно двадцати в длину. – Знаешь, как носят сари?

– Мама учила меня...

– В Калькутте? – фыркнула Лакшми. – Что они знают о сари в Калькутте? Эти скупые северяне. Дайка мне. – Она один раз обернула полотно вокруг тонкой талии Мэри, заправила края под нижнюю юбку, после чего пустила в ход все остальное, оборачивая ткань не плотно, а свободно. Мэри могла бы и сама все сделать, но ей не хотелось лишать Лакшми очевидного удовольствия. Остаток материала хозяйка перекинула через левое плечо, сделала петлю и подтянула шелк таким образом, чтобы он спадал элегантными складками.

– Прекрасно! – воскликнула Лакшми, отступив на пару шагов. – А теперь идем, ты поможешь нам на кухне. Твое старье мы сожжем.

По утрам Мэри учила генеральских детей английскому. Мальчики были способные, схватывали все на лету, так что время проходило не без удовольствия. Во второй половине дня она помогала по дому, а вечерние обязанности Мэри заключались в том, чтобы зажечь масляные лампы. Это-то занятие и свело ее с Кунваром Сингхом, который примерно в то же время обходил дом, проверяя, все ли ставни закрыты и все ли двери заперты. Кунвар Сингх был начальником генеральской стражи, но большая часть его обязанностей касалась дома, поскольку в городе генерала охраняли солдаты. Мэри узнала, что молодой человек приходится генералу дальним родственником, но в наружности высокого и статного молодого человека, манеры которого отличались как любезностью, так и сдержанностью, ее поразила странная, неизбывная печаль.

– Мы не любим об этом говорить, – заметила Лакшми, когда две женщины шелушили на кухне рис.

– Извините, что спросила.

– Его отец обесчестил свое имя, – продолжала тем не менее говорливая хозяйка. – И навлек позор на всю семью. Он управлял нашими землями неподалеку от Седассера и обкрадывал нас! Воровал! Когда это вскрылось, он, вместо того чтобы отдаться на милость моему мужу, ушел в разбойники. В конце концов люди Типу схватили его и казнили. Бедный Кунвар. Мужчине тяжело жить с таким позором.

– А разве не меньший позор быть замужем за англичанином? – со вздохом спросила Мэри, почему-то почувствовавшая в этом живом и веселом доме, что жила до сих пор не так. Наполовину англичанка, она теперь постоянно вспоминала свою мать, отвергнутую родными и близкими после брака с англичанином.

– Позор? Какой же это позор? Что за ерунду ты говоришь, девочка! – укорила ее Лакшми и на следующий день дала Мэри поручение отнести продукты свергнутому малолетнему радже Майсура, жившему с милостивого позволения Типу в крайней бедности в маленьком домике к востоку от Внутреннего дворца. – Но одна ты не пойдешь – на улицах полным-полно солдат. Кунвар! – Хозяйка улыбнулась про себя, увидев, как вспыхнуло радостью лицо молодой женщины, отправившейся в путь под надежной защитой Кунвара Сингха.

Мэри действительно была счастлива, но при этом чувствовала себя виноватой. Она знала, что должна попытаться найти Шарпа, который, как ей казалось, скучал без нее, но в доме Аппа Рао было так покойно, так безмятежно, что ей недоставало сил разрушить внезапно обрушившееся счастье возвращением в прежний мир. Она чувствовала себя на своем месте и, хотя город был окружен врагами, в полной безопасности. Когда-нибудь, говорила себе Мэри, она отыщет Шарпа, и тогда все как-нибудь образуется, но, успокаивая себя такими рассуждениями, она не делала ничего, чтобы приблизить этот день. А пока молодая вдова продолжала чувствовать себя виноватой и никогда не начинала зажигать лампы, не услышав стук первого ставня.

Что касается Лакшми, давно и тщетно подыскивавшей бедняге Кунвару Сингху подходящую невесту, то она только посмеивалась.

После того как британская и хайдарабадская армии расположились лагерем к западу от Серингапатама, военные действия перешли в стадию, одинаково признаваемую обеими сторонами. Союзники держались вне зоны досягаемости самых крупных орудий противника, но установили линию пикета вдоль акведука, проходившего через поля примерно в полумиле от города, и разместили там легкую артиллерию и пехоту, чтобы прикрывать район, по которому они намеревались проложить траншеи. После прокладки траншей можно было бы приступать к настоящей осаде, но, к несчастью, южнее выбранного участка проложенный на искусственной насыпи акведук делал поворот на запад, и как раз за этим поворотом обнаружилась топе, густая рощица, из которой люди Типу вели ружейный огонь по британским пикетам и запускали ракеты в сторону передовых британских позиций. Ракеты, не нанося сколь-либо заметного вреда, доставляли все же немало неприятностей. Одна сбившаяся с курса ракета пролетела целую тысячу ярдов и угодила в ящик с боеприпасами, вызвав взрыв, который в свою очередь отозвался взрывом восторга на далеких крепостных стенах.

Генерал Харрис терпел дерзкие выпады в течение двух дней, после чего решил, что пришло время захватить акведук и очистить злосчастную рощу. Соответствующие приказы были написаны и переданы от генерала полковнику, от полковника капитанам, а уже от капитанов сержантам.

– Приготовьте людей, сержант, – сказал Моррис Хейксвиллу.

Хейксвилл сидел в собственной палатке – такую роскошь среди сержантов 33-го полка мог позволить себе только он один. Прежде палатка принадлежала капитану Хьюзу и после его смерти от лихорадки подлежала продаже с аукциона вместе с прочими вещами, но Хейксвилл молча забрал ее себе, а спорить с ним никому не хотелось. Его слуга Раджив, несчастный, слабоумный бедолага из Калькутты, наводил блеск на сержантские сапоги, а потому до палатки Морриса Хейксвиллу пришлось идти босиком.

– Приготовить, сэр? Они готовы. – Сержант прошелся придирчивым взглядом по палаткам роты. – А если кто не готов, сэр, то шкуру сдерем со всех. – Физиономия его задергалась.

– Боезапас на шестьдесят выстрелов.

– Как всегда, сэр! Согласно инструкции, сэр!

Моррис, одолевший за ленчем почти три бутылки вина, пребывал не в том расположении духа, чтобы довольствоваться хитроумными экивоками Хейксвилла. Обругав сержанта, он указал на юг, куда только что, оставляя дымный след, улетела очередная ракета.

– Сегодня, идиот! Сегодня ночью мы должны очистить от нехристей ту рощу.

– Мы, сэр? – переспросил встревоженный такой перспективой Хейксвилл. – Только мы?

– Весь батальон. Ночная атака. Смотр на закате. Всех, кто будет пьян, – под розги!

Исключая офицеров, подумал Хейксвилл, вытягиваясь в струнку.

– Есть, сэр! Смотр на закате, сэр! Разрешите исполнять, сэр? – И, не дожидаясь разрешения, вышел из палатки. – Сапоги! Подать их сюда! Живей, скотина черномазая! – Отвесив Радживу тумака, он вырвал сапоги, обулся и, схватив слугу за ухо, подтащил к стоявшей, наподобие знамени, у входа в палатку алебарде. – Наточить! – проревел сержант в багровое ухо несчастного мальчугана. – Наточить! Ты понял, тупоумный придурок? Чтоб была острая! – Наградив Раджива оплеухой, он выбрался из палатки и заорал; – Подъем! Живее! Шевелись! Пора отрабатывать жалованье! Ты что, Гаррард, пьян? Если пьян, я позабочусь, чтобы тебя погладили по ребрам!

С заходом солнца батальон выстроился для смотра и, к немалому своему удивлению, обнаружил, что для проведения оного явился сам полковник Артур Уэлсли. Рядовой состав встретил эту новость с явным облегчением, поскольку все уже знали о предстоящей вылазке, и никто не горел желанием идти в бой под командой майора Ши, до такой степени нагрузившегося араком, что в седле его заметно покачивало. Считая Уэлсли бессердечным и черствым, люди знали его как опытного и не склонного к авантюрам солдата, а потому появление полковника на белом коне заметно подняло общее настроение. Каждый должен был предъявить шестьдесят патронов, и имена тех, кто не мог этого сделать, тут же брались на заметку для последующего наказания. Два батальона сипаев выстроились позади британцев, и, как только солнце скрылось за горизонтом, все три подразделения двинулись маршем в направлении акведука на юго-восток. Другие батальоны ушли левее, готовясь атаковать северную часть акведука.

– Что будем делать, лейтенант? – обратился Том Гаррард к новоиспеченному лейтенанту Фицджеральду.

– Разговорчики в строю! – взревел Хейксвилл.

– Он разговаривает со мной, сержант, – оборвал его лейтенант. – И окажите любезность – впредь не вмешивайтесь в мои частные беседы. – Благодаря этому ответу акции Фицджеральда мгновенно пошли вверх. Впрочем, в роте этот жизнерадостный и беззаботный офицер всегда пользовался популярностью.

Хейксвилл недовольно заворчал. Фицджеральд похвалялся тем, что его брат – рыцарь, но на сержанта такие заявления впечатления не производили. Настоящий офицер в вопросах дисциплины полагается на сержантов, он не зарабатывает дешевую популярность тем, что болтает как сорока с солдатами по пустякам и обменивается с ними солеными шуточками. Факт был налицо – лейтенантик невзлюбил сержанта, пользовался каждым удобным случаем, чтобы подорвать или принизить его власть, и Хейксвилл не собирался терпеть такое положение. Лицо его перекосилось от злобы. Сейчас он был бессилен, но придет время, и урок зарвавшемуся юнцу будет преподан. И чем скорее, тем лучше.

– Видишь те деревья впереди? – объяснял Гаррарду лейтенант. – Наша задача – выбить оттуда ребят Типу.

– И сколько же их там, сэр?

– Сотни! – бодро воскликнул Фицджеральд. – И у всех дрожат коленки при мысли о том, какую взбучку им зададут парни 33-го полка.

Коленки у ребят Типу, может быть, и тряслись, но они ясно видели приближающиеся батальоны и их ракетчики уже приветствовали наступающих нестройным, но яростным залпом. Ракеты взмыли в темнеющее небо, разбрасывая фейерверки неестественно ярких искр, достигли апогея и устремились на британскую и индийскую пехоту.

– Держать строй! – крикнул кто-то из офицеров, и все три батальона стоически продолжали марш под градом падающих на них и взрывающихся ракет. В строю послышались смешки – точность стрельбы оставляла желать много лучшего, – но офицеры и сержанты призвали к тишине. Между тем ракеты все падали и падали. Большинство взрывались далеко в стороне, но некоторые просвистели над головами, заставляя пригнуться, а одна ударилась о землю в нескольких ярдах от роты легкой пехоты, разбросав острые осколки расколовшейся жестянки. По колоннам прокатился смех, но тут кто-то увидел, как лейтенант Фицджеральд пошатнулся и с трудом устоял на ногах.

– Сэр!

– Пустяки, ребята, пустяки, – отозвался лейтенант. Один кусок железной трубы разрезал ему левую руку, а второй зацепил затылок, и кровь стекала по волосам, но от помощи Фицджеральд отказался. – Ирландца какой-то железякой с ног не собьешь, верно, О'Рейли?

– Так точно, сэр, – подтвердил рядовой-ирландец.

– Голова крепче бочонка, это про нас, – добавил лейтенант, напяливая треуголку. Левая рука онемела, кровь пропитала рукав до запястья, но он держался.

Внутри у Хейксвилла все кипело. Как смеет этот мальчишка командовать им! Чертов сопляк! Еще и девятнадцати нет, родничок не затянулся. Сержант рубанул алебардой по кактусу, но не рассчитал силу, и мушкет свалился с левого плеча. Обычно он не брал ружье, но в этот вечер вооружился до зубов: мушкет, алебарда, штык и пистолет. Не считая короткой стычки в Малавелли, Хейксвилл давненько не бывал в бою и вовсе не переживал по этому поводу, но уж если сражения не избежать, то разумнее быть вооруженным лучше возможного противника.

К тому времени когда Уэлсли остановил три батальона, солнце давно опустилось за горизонт, хотя небо на западе еще розовело отсветом ушедшего дня, и в этом бледном зареве батальон перестроился в шеренгу. Два батальона сипаев ждали в четверти мили за ним. Искристые хвосты ракет становились все ярче, они взбирались все выше в безоблачное сумеречное небо, на котором уже проступили первые звезды. Снаряды свистели, прочерчивая темноту, и тянущиеся за ними дымные полосы казались еще более зловещими из-за шипящего пламени. Десятки железных труб валялись на земле, помигивая чахнущими огоньками. Впечатляющее оружие, но настолько неточное, что его не пугались даже новички. Страх, однако, еще не успел умереть, когда на выступе акведука вспыхнули вдруг яркие искры. Их тут же накрыло облако порохового дыма, из-за которого спустя несколько секунд долетел звук ружейного залпа, но расстояние было слишком велико, и пули не долетели до цели.

Уэлсли на полном скаку подлетел к майору Ши, отдал короткую команду и помчался дальше.

– Фланговые роты! – Крикнул полковник. – Шеренгой – вперед!

– Это мы, парни, – бросил Фицджеральд и обнажил саблю. В левой руке пульсировала боль, но драться он мог и правой.

Две роты, гренадерская и легкая, выдвинулись вперед с флангов батальона. Уэлсли остановил их, перестроил в цепь из двух шеренг и приказал зарядить мушкеты. Зазвенели шомпола.

– Пристегнуть штыки! – подал команду полковник, и солдаты выхватили семнадцатидюймовые клинки, спеша вставить их в бороздки на стволах. Ночь уже вступила в свои права, но духота не спадала, накрывая землю влажным одеялом. Тут и там люди шлепали себя по лицу, отгоняя москитов.

Полковник остановился перед строем.

– Наша задача – сбросить противника с насыпи, – чеканя каждое слово, заговорил он. – Как только мы это сделаем, майор Ши с оставшейся частью батальона очистит от врага рощу. Капитан Уэст?

– Сэр! – Фрэнсис Уэст, командир гренадерской роты, был старше Морриса, а потому стоял во главе двух рот.

– Можете выступать.

– Есть, сэр! Подразделение! Вперед!

– Я в твоих руках, мама, – пробормотал Хейксвилл. – Позаботься обо мне! О Господи на небесах! Они стреляют в нас... черномазые ублюдки. Мама! Это я, твой Обадайя, мама!

– Держать строй! – крикнул сержант Грин. – Не забегать! Ровнее!

Капитан Моррис спешился и вытащил саблю. С каждой минутой ему становилось все хуже.

– Зададим им жару!

– Лучше в жару задала артиллерия, – пробормотал кто-то неподалеку.

– Кто это сказал? – заорал Хейксвилл. – Заткните свои поганые рты!

В ночи затрещали выстрелы, засвистели первые пули. Люди Типу вели огонь с насыпи акведука, и вспышки были хорошо видны на темном фоне рощи. Строй наступающих начал ломаться, растягиваться, и замыкающим капралам с трудом удавалось поддерживать боевой порядок. Было темно, но линия деревьев вырисовывалась на фоне неба довольно ясно. Оглянувшись, лейтенант Фицджеральд увидел, что горизонт на западе еще продолжает тлеть, а значит, наступающая рота видна противнику как на ладони. Отступать, однако, было уже поздно. Он добавил шагу, спеша первым достичь насыпи. Уэлсли находился сзади, и лейтенанту хотелось произвести на полковника хорошее впечатление.

От акведука последовал очередной залп; яркие точки вспыхнули и моментально погасли, но огонь не отличался точностью, потому что батальон двигался по более темной, укрытой ночными тенями низине, а стрелкам мешал дым их собственных мушкетов. Вдалеке, слева, другие батальоны штурмовали северный отрезок насыпи, и оттуда уже доносились победные крики. Оценив обстановку, капитан Уэст отдал приказ атаковать, и две фланговые роты, словно сорвавшись с поводка, шумно ринулись на приступ.

Расстояние до насыпи оказалось не таким уж и коротким. Противник встретил наступающих беспорядочным, но плотным огнем. Люди бежали, охваченные одним желанием: поскорее все закончить. Убить пару-тройку нехристей, обшарить пару-тройку тел и вернуться живым в лагерь. Еще один рывок... подняться на насыпь...

– Вперед, ребята!

Взбежав по короткому крутому склону на вершину, лейтенант с удивлением обнаружил, что противника нет, а перед ним поблескивает темная полоска воды. Взлетевшая вслед за Фицджеральдом шеренга остановилась...

И в это мгновение с другого берега последовал залп. Скрытые в тени густой рощи, люди Типу были практически невидимы в отличие от британской пехоты, представшей перед ними на фоне темнеющего, но еще далеко не темного неба.

На сей раз пули достигли цели. Ширина акведука составляла не более десяти шагов, а с такого расстояния промахнуться трудно. Майсурская пехота била едва ли не в упор. Справа и слева от лейтенанта люди со стонами и молча падали на землю. Кто-то свалился с насыпи. Несколько секунд никто не знал, что делать. Какой-то солдат с оторванной ракетой ногой с хрипом сполз в заросший травой канал, и по воде расплылись темные круги крови. Некоторые из красномундирников, не дожидаясь приказа, открыли ответный огонь, но стреляли они вслепую, ничего и никого не видя. Раненые сползали вниз по насыпи, убитые устилали землю, а остальные, ошеломленные стрельбой, криками, стонами и свистом ракет, замерли в полной растерянности. Капитан Моррис тупо смотрел в темноту. Ему и в голову не приходило, что роте придется форсировать акведук. Он почему-то считал, что роща находится на этой стороне канала, и теперь пребывал в состоянии, близком к панике. Первым, кто принял решение, был лейтенант Фицджеральд. Прыгнув в канал, он оказался по пояс в воде.

– За мной, парни! Вперед! Их там не так уж много! – Его обнаженная сабля блеснула в свете луны. – Выбьем их из рощи! За мной, рота!

– Вперед, ребята! – прокричал сержант Грин, и примерно половина роты устремилась в темную, густую от водорослей воду. Другие колебались, ожидая команды капитана Морриса, но капитан никак не мог собраться с мыслями, а сержант Хейксвилл отсиживался у подножия насыпи, боясь высунуть голову.

– Вперед! Вперед! – закричат Уэлсли, раздраженный нерешительностью своих офицеров. – Не останавливаться! Капитан Уэст! Вперед! Не стойте! Капитан Моррис! Шевелитесь!

– Господи! Мама! – воззвал Хейксвилл, карабкаясь вверх по насыпи. – Иисусе! – всхлипнул он, ступая в теплую воду.

Фицджеральд и последовавшая за ним часть роты уже добрались до противоположного берега и устремились в рощу, откуда доносились крики, выстрелы и звон сабель.

Удостоверившись, что две фланговые роты вышли наконец из оцепенения и двинулись вперед, Уэлсли отправил адъютанта к майору Ши. Между тем ружейный огонь в роще не умолкал, выстрелы следовали один за другим, и каждый на мгновение вырывал из темноты расползающийся между деревьями туман порохового дыма. Казалось, ад снизошел на землю: разрывающие темноту вспышки пламени, грохот, с шипением проносящиеся стрелы ракет, душераздирающие стоны умирающих и крики раненых. Кто-то из сержантов тщетно призывал сомкнуть ряды, кто-то отчаянно призывал на помощь товарищей. Фицджеральд подбадривал людей, увлекая их вперед, но противник давил, заставляя британцев отступать, прижиматься к насыпи. Лишь теперь Уэлсли понял, что все пошло не так. Вместо двух фланговых рот нужно было бросать на акведук весь батальон. Признание ошибки далось нелегко. Он с гордостью считал себя настоящим профессионалом, но что толку от профессионала, если он не в состоянии выбить вражескую пехоту из небольшого леска? В какой-то момент полковник уже почти решился пришпорить Диомеда, проскочить через акведук и исчезнуть в, пороховом дыму, но он сдержал импульс, понимая, что потеряет тогда связь с остальными частями и прежде всего с майором Ши, восемь рот которого были так нужны сейчас здесь для поддержки наступления. При необходимости полковник мог бы вызвать на подкрепление два батальона сипаев, но он не сомневался, что для победы будет достаточно и собственных сил, а потому, развернув коня, поскакал к батальону.

Перебравшись на другой берег канала, Хейксвилл спрятался в тени между деревьями. В левой руке он держал мушкет, в правой – алебарду. Притаившись за стволом, сержант осторожно огляделся, стараясь понять, что происходит вокруг. Он видел вспышки выстрелов; яркое пламя на мгновение освещало вихрящиеся клубы дыма и дрожащие на ветках листья. Он слышал крики и треск сучьев. Рядом стояли несколько солдат из его роты, но Хейксвилл не знал, что им сказать. Потом слева, совсем рядом, раздался вдруг страшный вопль, и сержант, повернувшись, увидел бегущих к нему людей в полосатых, напоминающих шкуру тигра туниках. Завопив в панике, он выстрелил с одной руки, наугад, и, бросив мушкет, помчался в гущу леса. Кое-кто из британцев последовал его примеру, другие, не столь расторопные, остались на месте и были сметены. Крики их заглохли под ударами штыков. Понимая, что та же участь ждет и его, Хейксвилл помчался к краю рощи. Где-то неподалеку слышался растерянный голос капитана Морриса, призывавшего его к себе.

– Я здесь, сэр! – откликнулся Хейксвилл. – Здесь, сэр!

– Где?

– Здесь, сэр! – В роще громыхали выстрелы, пули глухо стучали по стволам деревьев, вверху, с визгом круша ветки, проносились ракеты. Выбрасываемое ими пламя слепило людей, а взрываясь, они осыпали солдат дождем горячих осколков и порубленной листвы. – Мамочки! – вскрикнул сержант, бросаясь под дерево.

– В шеренгу! – скомандовал Моррис. – Ко мне! В шеренгу!

С десяток оказавшихся поблизости солдат образовали подобие боевого строя. В отсвете взрывающихся ракет их штыки были словно окрашены кровью. Рядом с сержантом умирал раненый. Кричать он не мог, и из горла вместе с дыханием вырывались только булькающие хрипы. Следующий залп заставил солдат пригнуться, и, хотя пули прошли далеко, Моррис тоже присел от страха. На несколько секунд шум почти прекратился, и в этой паузе капитан попытался понять и оценить ситуацию.

– Лейтенант Фицджеральд!

– Я здесь, сэр! – донесся из темноты уверенный голос. – Впереди вас. Мы их выбили, сэр, но они еще кусают нас с фланга. Слева, сэр. Будьте осторожны. – Удивительно, но ирландец, судя по бодрому тону, ничуть не растерялся.

– Прапорщик Хикс!

– Здесь, сэр, справа от вас, – пропищал у него за спиной Хикс.

Моррис выругался. Он надеялся, что Хикс привел подкрепление, но, похоже, в этом хаосе потерялись все, кроме чертова ирландца.

– Фицджеральд! – крикнул капитан.

– Здесь, сэр! Мы им тут крепко врезали.

– Вы нужны мне здесь, лейтенант. Хейксвилл, вы где?

– Здесь, сэр, – подал голос сержант, не покидая, однако, своего укрытия в кустах. Он находился в нескольких шагах от Морриса, но вовсе не собирался рисковать головой только ради того, чтобы предстать перед капитаном. – Иду к вам, сэр! – добавил Хейксвилл, не двигаясь с места.

– Фицджеральд! – раздраженно позвал Моррис. – Идите сюда!

– Чтоб тебя, – пробормотал лейтенант. Левая рука не повиновалась и висела бесполезной плетью – рана, похоже, оказалась серьезнее, чем представлялось вначале. Он подозвал одного из солдат и попросил перевязать руку платком в надежде остановить кровотечение. В голове стучала неприятная мысль о гангрене, но Фицджеральд отогнал ее, приказав себе сосредоточиться на спасении остатков роты. – Сержант Грин?

– Сэр? – откликнулся Грин.

– Оставайтесь здесь, с людьми, – велел лейтенант. Очистив с дюжиной солдат рощу от противника, он вовсе не собирался сдавать позицию только из-за того, что Моррис утратил контроль над ситуацией. К тому же ирландец был уверен, что враг пребывает в такой же растерянности и что, если Грин не уступит и будет отвечать залповым огнем, победа еще будет за ними. – Сейчас приведу сюда остальных, – пообещал он и, повернувшись, крикнул: – Где вы, сэр?

– Здесь! – нетерпеливо отозвался Моррис – Побыстрее, черт бы вас подрал!

– Вернусь через минуту, – еще раз уверил сержанта Фицджеральд и побрел через лес на поиски капитана.

Он слишком отклонился к северу и, поняв это, взял южнее, когда выпущенная с восточной стороны рощи ракета с шумом, ломая сучья, обрушилась на высокое дерево. Несколько секунд она бешено вертелась, запутавшись в сплетении ветвей и распугивая птиц, потом затихла в развилке. Догорая, ракета вспыхнула, выплюнула последний язык пламени, и в этот момент притаившийся за кустом Хейксвилл увидел бредущего прямо на него Фицджеральда.

– Сэр?

– Сержант Хейксвилл?

– Так точно, сэр. Я здесь. Идите сюда.

– Слава богу. – Лейтенант перебежал через полянку. – Никто, похоже, не знает, что делать.

– Я знаю, сэр. Я знаю, что делать, – сказал Хейксвилл и под затухающий треск ракеты выбросил вперед алебарду, отточенное острие которой вошло лейтенанту в живот, легко разорвав шерстяную ткань мундира, кожу и внутренности. – Это не по-солдатски, сэр, перебивать сержанта на виду у рядовых, – почтительно продолжал он. – Теперь вы понимаете, сэр? Понимаете? – Хейксвилл усмехнулся – такой приятный момент. Наконечник алебарды вошел глубоко, упершись, наверное, в позвоночник. Лейтенант лежал неподвижно, и тело его подрагивало, как у выдернутой из реки и брошенной на берег рыбины. Рот открывался и закрывался, но из горла вырывались только стоны. Хейксвилл изо всех сил повернул алебарду, чтобы вытащить застрявшее в плоти и костях острие. – Речь идет об уважении, сэр, – прошипел сержант, склоняясь над умирающим. – Об уважении! Офицер должен поддерживать сержанта, сэр, так написано в скрижалях. Не тревожьтесь, больно не будет. Только чуть-чуть. – Он поднял алебарду и, коротко взмахнув, нанес еще один удар, теперь уже по горлу. – Больше не будете задаваться, сэр. Не будете? Вот так-то. Очень жаль, сэр. И спокойной ночи.

– Фицджеральд! – заорал Моррис – Где вы? Где вас, черт побери, носит?

– Отправился прямиком в ад, – усмехнулся под нос Хейксвилл, шаря по карманам убитого. Брать личные вещи, которые могли быть опознаны как принадлежавшие Фицджеральду, он не решился, а потому оставил саблю и позолоченное ожерелье, которое лейтенант носил на шее, и удовлетворился завалявшейся в карманах мелочью. Опустив добычу в сумку, сержант отполз на четвереньках на несколько шагов и огляделся, чтобы убедиться, что никто не видел его рядом с жертвой.

– Кто идет? – спросил Моррис, услышав шорох в кустах.

– Я, сэр! – ответил Хейксвилл. – Ищу лейтенанта Фицджеральда, сэр.

– Лучше иди сюда! – бросил Моррис.

Пробежав последние ярды, сержант упал на землю между капитаном и съежившимся от страха прапорщиком Хиксом.

– Тревожусь за мистера Фицджеральда, сэр, – прохрипел он. – Слышал шум в кустах. Он через них шел, а там эти черномазые ублюдки сидели. Я точно знаю, сэр. Сам убил двоих.

– Так ты думаешь, они могли его там...

– Боюсь, что да, сэр. Бедняга мистер Фицджеральд. Я пытался его найти, но их там слишком много.

– Господи. – Над их головами зашелестели срезанные пулями листья, и Моррис невольно убрал голову в плечи. – А что сержант Грин?

– Отсиживается где-нибудь, сэр. Бережет свою драгоценную шкуру. Я бы не удивился.

– Мы все, черт побери, отсиживаемся, – буркнул, признавая правду, Моррис.

– Только не я, сэр. Только не Обадайя Хейксвилл. Поработал алебардой... всем бы так. Дал ей отведать черной крови. Хотите пощупать, сэр? – Хейксвилл опустил лезвие. – Пощупайте, сэр, вражью кровь. Еще теплая.

Морриса передернуло от отвращения, однако он немного успокоился. Роща опять наполнилась криками вражеских солдат. Щелкнули курки мушкетов. Поблизости взорвалась ракета, за ней другая. Третья, прорвавшись через кустарник, врезалась в дерево. Кто-то вскрикнул, коротко, словно захлебнувшись.

– Будь оно проклято, – в бессильной злобе выругался Моррис.

– Может быть, отступим, сэр? – предложил прапорщик Хикс. – Вернемся на ту сторону?

– Нельзя, сэр. – Хейксвилл покачал головой. – Они уже у нас за спиной.

– Уверен?

– Я ведь сам с ними дрался, сэр. Не удержал. Их там слишком много. Целое племя, сэр. Потерял пару хороших парней. – Сержант шмыгнул носом.

– Вы смелый солдат, Хейксвилл, – мрачно заметил Моррис.

– Беру пример с вас, сэр, – ответствовал Хейксвилл, в очередной раз пригибая голову. С северной стороны рощи послышался нарастающий крик – получив подкрепление, воины Типу перешли в контратаку, тесня остатки неверных к каналу. – Господи Иисусе! Но вы не тревожьтесь, сэр. Я не умру, сэр! Меня нельзя убить!

Со стороны акведука донесся шум наступления – прибывшие на подмогу остальные роты 33-го полка преодолевали канал.

– Вперед! – Голос прозвучал оттуда, где никого из британцев уже не могло быть. – Вперед!

– Что еще за чертовщина? Это кто? – Капитан Моррис приподнял голову.

– Ко мне, тридцать третий! Сюда! Сюда!

– Оставайтесь на месте! – крикнул Моррис нескольким солдатам, уже приготовившимся было отозваться на зов, и они затаились в темноте, где свистели пули и стонали умирающие, где взрывались ракеты и воздух пропитался запахом пролитой крови. В темноте, где правили хаос и страх.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 634 | Нарушение авторских прав