Глава шестая. Облака над Копенгагеном наконец разошлись, и небо прояснилось
Облака над Копенгагеном наконец разошлись, и небо прояснилось. Лучи летнего солнца засияли на медных кровлях и водах бухты, где нашли убежище десятки датских кораблей. Британский флот стал на якорь в десяти милях к северу.
Дворец Амалиенборг находился к западу от бухты. В действительности он представлял собой четыре маленьких дворца и отличался не грозной величественностью, а грациозной камерностью. Именно здесь, на верхнем этаже, окна которого выходили на гавань, кронпринц прощался с городской знатью. Все лето он провел в южной провинции страны, но вернулся в столицу, как только услышал, что британский флот вошел в Балтику. Вернулся, дабы ободрить горожан. Дания, заявил кронпринц, не желает воевать. Дании не нужна ссора с Британией, и жители ее не питают к Британии недобрых чувств, но если Британия будет упорствовать в своих возмутительных требованиях передать ей флот, Дания будет защищаться. Это означало, что пострадает в первую очередь именно Копенгаген, в бухте которого и укрылся тот самый флот, чья судьба так волновала Лондон.
Кронпринц, однако, стоял на том, что у британцев ничего не получится. Начинать долговременную осаду было уже поздно. Недели уйдут только на то, чтобы пробить бреши в мощных крепостных стенах, да и тогда никто не даст гарантии, что штурм пройдет успешно. К тому же задолго до того, как противник успеет добиться каких‑либо серьезных успехов, кронпринц приведет из Гольштейна датскую армию и сокрушит вторгшегося неприятеля.
– Вот почему британцы не станут атаковать город, а всего лишь попытаются нас запугать. Это блеф, господа. Блеф. У них нет времени на осаду.
– Но вполне достаточно для бомбардировки, – мрачно заметил генерал Пейман, недавно назначенный командующим столичным гарнизоном.
Принц повернулся к генералу.
– Нет! Нет, нет и нет! – Он прекрасно знал, что горожане боятся британских мортир и гаубиц, которым ничего не стоит перебросить снаряды через стену и превратить город в руины.– Британцы не варвары. Они не станут рисковать своей репутацией и навлекать осуждение всех цивилизованных народов. Бомбардировки не будет. Британцы только пригрозят ею, как пригрозят и осадой. – Скорее всего,– предрекал принц,– противник установит блокаду, чтобы измотать гарнизон и население голодом и принудить защитников столицы к капитуляции. Поэтому в город нужно доставить как можно больше продовольствия,– обратился он к генералу Пейману,– и тогда вы продержитесь до конца осени. А потом уже и я приведу армию из Гольштейна.
В Гольштейне, на юге Дании, армия занималась тем, что охраняла границы от французов.
Пейман решительно выпрямился. Седоволосый, тучный, не имевший большого военного опыта, он внушал уверенность и уважение к себе прежде всего манерой держаться. Было в семидесятидвухлетнем генерале что‑то такое, что говорило: этот человек не сломается и не дрогнет. Именно поэтому кронпринц и ставил Пеймана выше других генералов. Впрочем, следующие слова командующего свидетельствовали о том, что и он не так уж спокоен и уверен.
– Было бы лучше, ваше высочество, если бы вы вернулись пораньше.
– Невозможно. Никак невозможно.
Принц подошел к окну, из которого открывался вид на гавань. Среди готовящихся к сражению военных кораблей были и три небольших транспортных судна, доставивших в город груз зерна. Он взглянул на расстеленную на столе карту. Последовавший за ним слуга протянул господину шляпу и саблю, но принц покачал головой.
– У меня не вызывает сомнений, что британский флот блокирует Зеландию и не позволит нам переправить армию на остров.
Пейман мрачно уставился на карту, словно в надежде отыскать вдохновение, и обнаружил его в размерах острова, на котором стоит Копенгаген.
– Три тысячи квадратных миль! Они не смогут вести наблюдение за всем побережьем.
– Им достаточно держать под контролем бухты, – указал произведенный в майоры Лависсер.
– А кораблей для этого у них вполне хватает, – добавил принц.– Но они не коты, Пейман. Они не коты.
– Совершенно с вами согласен, ваше высочество, – ответил Пейман, явно озадаченный заявлением кронпринца.
– Они не могут видеть в темноте,– объяснил принц,– а значит, когда наступят долгие зимние ночи, мы сумеем провести армию в Копенгаген.– Он поднял голову, чтобы адъютант перебросил через плечо перевязь, потом руки, чтобы застегнули пояс.– Нам нужно дождаться долгих ночей, и, следовательно, вам предстоит защищать Копенгаген на протяжении двух месяцев. Всего лишь двух месяцев, генерал.
– Два месяца мы продержимся,– твердо заявил Пейман,– если не будет бомбардировки.
– Бомбардировки не будет,– так же твердо уверил его принц.– Британцы не станут убивать невинных граждан.
– Насколько мне известно, генерал Кэткарт против бомбардировки города,– вставил Лависсер,– хотя некоторые из его окружения оказывают давление в пользу обстрела.
– Если не ошибаюсь, армией руководит именно лорд Кэткарт. Будем надеяться, что он сможет употребить власть.
– Мы могли бы отправить из города женщин и детей,– предложил Пейман.– Тогда и продовольствия потребовалось бы меньше.
– Отправив женщин и детей, вы только спровоцируете британцев на крайние меры,– предостерег принц.– Нет, никакой эвакуации не будет, и тогда британцы не прольют кровь невинных. Два месяца, генерал! Продержитесь два месяца, а когда я приведу армию, мы будем давить их, как вшей. Как вшей!
Он натянул белые перчатки. Оптимизм кронпринца вовсе не был наигранным. До подхода британского флота наибольшую опасность для Дании представляла французская армия на южной границе, но теперь вторжение французов представлялось маловероятным. Зачем Франции нападать на Данию, если Лондон сам толкает Копенгаген в объятия Парижа? Никаких боевых действий в Гольштейне не ожидается, а когда долгие ночи накинут на британский флот черный полог, армия вернется, и явный перевес в Зеландии будет уже на стороне датчан.
– Мы победим, если только вы продержитесь два месяца. А вы продержитесь, генерал. Стены высоки и прочны, а пушек у нас много!
Пейман согласно кивнул. Как и все собравшиеся в этом зале, он сожалел о том, что в последние годы правительство уделяло мало внимания обороне столицы, но и с учетом этого защитные сооружения Копенгагена вполне позволяли справиться с угрозой. Внушительные стены подкреплялись бастионами, батареями и фортами. С западной стороны таких укреплений не было, поскольку здесь начинался богатый пригород, но между новыми строениями и городом лежало открытое пространство, позволявшее артиллерии вести прицельный огонь по атакующим, а кольцо озер‑каналов исполняло роль широкого рва. Стены давно не подновлялись, но на них размещалось почти две сотни орудий, а на пригородных высотах, где британцы могли бы разместить свои огневые точки, спешно создавались новые укрепления. Гарнизон насчитывал пять с половиной тысяч солдат, чего было явно недостаточно, но Пейман мог рассчитывать на четыре тысячи обученных и дисциплинированных матросов с укрывшихся в бухте военных кораблей, а число ополченцев постоянно росло.
– Что ж, мы вполне в состоянии позаботиться о себе в течение двух месяцев,– объявил командующий.
– Если только нас не предадут,– вмешался новоиспеченный майор Лависсер.
Его слова шли вразрез с общим настроением оптимизма. Поймав на себе удивленные взгляды, майор пожал плечами, как бы говоря, что и не хотел бы, но вынужден быть носителем плохих новостей.
– В городе немало британских лазутчиков, ваше высочество, и ими нужно срочно заняться.
– Лазутчики? – В глазах принца мелькнула тревога.
– Прежде чем покинуть Лондон, я специально занимался этим вопросом,– солгал Лависсер,– и точно знаю по крайней мере одно имя. К сожалению, мне не хватило времени узнать больше, но я настаиваю, чтобы этого человека арестовали, отвели в Гаммельхольм и допросили.
– Разумеется! Определенно! – согласился принц. – Кто он такой?
– Некто Сковгаард, ваше величество.
– Только не Оле Сковгаард! – воскликнул Пейман.– Вы же не имеете в виду Оле Сковгаарда?
– Именно его.– Такого энергичного противодействия от Пеймана майор никак не ожидал.
– Можете быть уверены, он не шпион,– убежденно сказал генерал.– Сегодня утром Сковгаард прислал мне письмо,– Пейман обращался уже к принцу,– в котором признался, что помогал британцам в прошлом, но только в их борьбе против Франции. Смею предположить, в этой комнате наберется с десяток человек, занимавшихся тем же самым.
Принц опустил глаза на карту. Его мать была англичанкой, и о его пробританских настроениях знали все, хотя указывать на сей факт сейчас было неуместно.
– Сковгаард заверил меня в своей лояльности, – продолжал Пейман,– и я ему верю. Его репутация хорошо известна. Достойный человек, почитает нашего Спасителя, помогает бедным и, как все мы, возмущен поведением британцев. Арест такого человека плохо скажется на моральном духе города. Вторжение неприятеля должно сплотить нас, а не разделить. Принц постучал пальцем по карте.
– Вы уверены в его преданности?
– Он почитает нашего Спасителя! ‑повторил Пейман, как будто этого утверждения было достаточно. – Он сам все рассказал. Сковгаард не шпион, а всего лишь торговец, пострадавший от действий французов. Пытаясь защитить себя, он помогал врагам Франции. Можно ли наказывать за это?
– Нет,– решил принц.– Оставим его в покое. – Он улыбнулся Лависсеру.– В трудные времена каждый должен решить, на чьей он стороне. Вы, майор, такой выбор сделали. Сковгаард тоже. Так что давайте не будем копаться в прошлом, ладно? Соединим усилия в противоборстве с истинным врагом! – Принц повернулся к лестнице.– Продержитесь три месяца и не забывайте, что у нас есть Кастенскьолд!
– Кастенскьолд,– повторил Пейман. Генерал Кастенскьолд собирал ополчение на юге Зеландии, но Пейман сомневался, что от этого предприятия будет какой‑то толк.
– Я возлагаю на Кастенскьолда большие надежды,– добавил принц.– Он будет совершать набеги на британские позиции. Будет разорять их тылы. Враг не принимает Кастенскьолда в расчет!
У выхода из дворца принца встретила огромная толпа, собравшаяся проститься с ним. Люди заполнили пристань, восторженные лица выглядывали из каждого окна, а некоторые из юных его почитателей даже забрались на мачтовые краны, возвышающиеся над шпилями церквей. Оле Сковгаарду и Астрид достались почетные места на балконе склада Вест‑Индской компании, с которого они имели счастливую возможность наблюдать за принцем. Шарп, настоявший на том, чтобы сопровождать их, стоял рядом в своей гражданской одежде, рваной, перепачканной сажей и грязью. Торговец не хотел, чтобы лейтенант шел с ними.
– Это Копенгаген,– повторял он,– и тут мы в безопасности.
– Позапрошлой ночью вы тоже были в безопасности? – съязвил Шарп, а потом Астрид, миротворец по натуре, упросила отца согласиться на присутствие англичанина, и тот с видимой неохотой согласился.
Шарп знал, что опасности нет, поскольку Лависсер находился среди сопровождавшей принца знати. Наблюдая за гвардейцем в подзорную трубу, он не заметил никаких признаков того, что тот ранен, и это означало, что пулю, скорее всего, получила француженка. Ходили слухи, что французское посольство в полном составе покинуло город и перебралось в Колдинг в Ютландии, где пребывал со своей свитой безумный датский король. В трубу Шарп видел, как Лависсер смеется отпущенной принцем шутке.
– Интересно, Лависсер тоже собирается в Гольштейн?
– Очевидно, нет, он ведь адъютант Пеймана,– заметил Сковгаард.
– Кто такой Пейман?
– Командующий столичным гарнизоном. Высокий мужчина рядом с принцем.
Похоже, Лависсер действительно оставался в городе. Козырнув принцу, он подался вперед и пожал его высочеству руку. Принц повернулся к толпе, которая отозвалась взрывом восторга, и спустился по каменным ступенькам к лодке, которая должна была отвезти его на фрегат. Фрегат, самый быстроходный на всем датском флоте, доставит принца в Гольштейн, к армии. Остальной флот укрывался в бухте, и Шарп видел верхушки его мачт за черепичными крышами складов на дальнем берегу.
– Не понимаю, почему бы вам просто не увести весь флот.
– Куда? – хмуро спросил Сковгаард. Опухоль на лице еще не спала, и выглядел торговец бледнее обычного.– В Норвегию? Но там нет хорошо защищенных бухт. Можно было бы, наверное, вывести в море, но там его перехватили бы британцы. Нет, это место самое безопасное.
Бухта находилась не на краю города, а посреди него, и, чтобы попасть в нее, британцам пришлось бы пройти мимо фортов, стен, редутов, орудий и бастионов.
– Он здесь, потому что ему здесь ничто не угрожает.
Стоявший поблизости горожанин нахмурился, услышав английскую речь, и неприязненно посмотрел на Шарпа.
Стрелок пожал плечами.
– Я американец.
– Добро пожаловать в Копенгаген!
Орудия батареи Сикстуса отметили прибытие принца на фрегат салютом.
– Ваша армия уже высадилась,– сообщил Сковгаард.– Вчера утром и неподалеку отсюда.– Он указал на север.– Подойдет через несколько дней. Думаю, лейтенант, вам лучше вернуться к своим.
– И оставить вас один на один с Лависсером?
– Это мой город, лейтенант, а не ваш. И я уже принял необходимые меры предосторожности. «
– Какие же? – спросил Шарп.
– Написал Пейману. Заверил его в своей преданности.
– Уверен, генерал Пейман убедит французов оставить вас в покое.
– В городе есть люди, на которых я могу положиться,– отрезал Сковгаард.
Постоянное присутствие англичанина явно раздражало торговца. Закопав в саду трех французов, Шарп сопроводил Сковгаарда к дантисту. Тем временем Астрид и служанки погрузили вещи на повозку и перебрались в старый дом на Ульфедт’с Пладс.
Дантист пришел в ужас, увидев, в каком ужасном состоянии пребывает рот его клиента. Сначала он положил на поврежденные места кусочки торфяного мха, потом дал пациенту гвоздичного масла для втирания в десны и пообещал приготовить новые зубы. Такого рода товара в те дни было немало – предложение возросло после разгрома, учиненного Наполеоном Австрии и России. Зубы Аустерлица, так их здесь называли. Остаток дня прошел в перевозке мебели, белья, книг и бумаг. Присматривать за новым домом оставили престарелого слугу, тогда как кучер и конюх подались в ополчение, забрав с собой и лошадей Сковгаарда.
– В городе мне карета не нужна,– объяснил торговец,– а военным тягловая сила требуется для доставки боеприпасов.
– Вам нужна охрана, а вы отпустили слуг‑мужчин.
– Городу они нужны более, чем мне,– ответил Сковгаард,– к тому же Аксель обещал найти других. Может быть, каких‑то инвалидов. В конце концов, и одноногий может держать мушкет. А инвалидов в Дании хватает – после вашего прошлого нападения.
Прозвучавшая в его голосе горечь удивила Шарпа.
– Почему же вы тогда не порвали с британцами?
Сковгаард пожал плечами.
– Моя супруга была еще жива. К тому же я отчасти оправдывал действия Британии. Мы препятствовали их торговле, а торговля – кровь нации. Но сейчас? Сейчас мы просто не желаем отдавать вам свое. Я никогда не делал ничего такого, что шло бы вопреки интересам Дании. Просто помогал англичанам воевать с Францией, вот и все. Теперь, увы, Франция станет нашим союзником.
Дома Сковгаарда уже ожидали двое мужчин в черном с какими‑то бумагами. Шарп насторожился, но торговец, очевидно, знал их, потому что сразу же поспешил с гостями в кабинет.
– Люди из правительства,– сообщил Аксель.
– Что им нужно?
– Может, пришли за вами, лейтенант?
Шарп оставил этот укол без ответа и, пройдясь по складу, указал на уходящую вверх лестницу.
– Куда она ведет? – Он хотел проверить все окна и двери, через которые в помещение могли проникнуть незваные гости.
– В мою комнату,– объяснил Аксель, имея в виду чердак.– Теперь, когда мистер Сковгаард вернулся, я буду спать там.
– Так вас потеснили?
– Ничего не имею против,– с показным равнодушием отозвался датчанин.– Дом не мой, а присутствие хозяина для меня радость. К тому же госпожа Астрид будет рядом.
– Эк вы о ней печетесь.
– Так лучше для всех. Все будет по‑старому. Это хорошо.
Обследовав склад, Шарп пришел к заключению, что дом действительно надежно защищен от воров. Сковгаард принял все меры для защиты своего богатства– мешков с индиго, кип джута, бочек со специями, запах которых напоминал об Индии.
– Так что все‑таки нужно правительству от Сковгаарда?
– Им нужно знать, нет ли здесь грузов, принадлежащих британским купцам.
– Зачем?
– Чтобы конфисковать, если таковые обнаружатся. Мы ведь воюем с Британией, лейтенант.
Шарп оглядел запылившиеся бочки, мешки и ящики.
– И что? Есть тут что‑нибудь британское?
– Нет. Мы держим на складе только свое.
– Вот и хорошо,– заметил Шарп, имея в виду, что причин для визитов представителей власти больше нет.– Скажите, вы виделись с Лависсером, когда доставляли письмо мистера Сковгаарда?
Вопрос почему‑то удивил приказчика.
– Да, я виделся с майором. Он был очень любезен.
– Расспрашивал о чем‑нибудь? Банг кивнул.
– О чем же? Задавал вопросы о Сковгаарде? Приказчик убрал со лба прядь волос.
– Спросил, ведет ли мистер Сковгаард дела с Британией? Я сказал, что да, ведет, что у него много друзей и он часто переписывается с ними. Сказал, что он был женат на англичанке. А что? Это имеет какое‑то значение?
– Нет.
Лависсер, должно быть, догадался, что Шарп попытается выйти на связь с человеком, имя которого назвал ему лорд Памфри, и письмо Сковгаарда лишь подтвердило его подозрения. А поскольку французы уже эвакуировали свое посольство, действовать решено было незамедлительно.
– Не понимаю, почему вы задаете мне все эти вопросы,– развел руками Банг. Возвращение Сковгаарда явно стало для него неожиданностью, а объяснение – высадка британской армии – прозвучало неубедительно ввиду присутствия лейтенанта этой самой армии и наличия странной припухлости на лице торговца.– Думаю, вы вовлекли мистера Сковгаарда в какие‑то неблаговидные дела.
– Вам достаточно знать, что мистеру Сковгаарду угрожает опасность,– сказал Шарп.– Если здесь появятся незнакомые люди, приводите их ко мне. Чужих не впускайте. Никого. И если кто‑то будет расспрашивать вас о мистере Сковгаарде, не говорите ничего. Ничего! Даже того, что он христианин. Не их дело.
Тон Шарпа, похоже, опечалил приказчика.
– Мистер Сковгаард в опасности? Тогда и мисс Астрид тоже?
– И мисс Астрид тоже. Так что будьте начеку. Смотрите в оба глаза и молитесь.
– Может быть, мне следует сопровождать мисс Астрид? – предложил вдруг Банг. Лицо его просветлело при этой мысли.– Она же ходит в приют.
– Куда?
– В приют! Она ходит туда каждый день. Я мог быть ходить с ней, да?
– Вы? – презрительно усмехнулся Шарп.– И что вы будете делать, если на нее нападут? Молиться за нее? Черт возьми, Банг, если кто‑то и должен ее сопровождать, то только я.
Банг не стал протестовать, но когда во второй половине дня Шарп и Астрид вместе вышли из дому, приказчик проводил их недобрым взглядом. Стрелок почистил платье и прихватил два пистолета и саблю. Впрочем, вооруженных людей на улице стало намного больше, так что на него уже не обращали внимания. После вторжения британцев ношение оружия снова вошло в моду. Кроме того, Шарп нес корзину с продуктами – ячменем, рисом и рыбой.
– Мы отнесем это в приют,– объяснила Астрид.
– В приют?
– Да. Там не только приют, но и больница для детей. Там умер мой сын.
– Мне очень жаль, что так случилось.
– Он был совсем еще маленький, меньше годика. А звали его Нильс, как и отца.
К глазам ее подступили слезы, но она сдержалась и даже попыталась улыбнуться, а потом сказала, что в приют они пойдут дальним путем, через пристань. Шарп хотел было запротестовать и настоять на коротком маршруте, но вовремя понял, что молодой женщине просто хочется прогуляться. Да и какое удовольствие сидеть в мрачном складе. К тому же спешить было некуда – Сковгаард пообещал, что не впустит посторонних, и расположился в конторе с мушкетом под рукой. Шарп и сам был не прочь пройтись по солнечным улицам, хотя им то и дело приходилось останавливаться, чтобы поздороваться с друзьями и знакомыми Астрид. Своего спутника она представляла как американского моряка, что не вызвало никакого удивления.
– Копенгаген – небольшой город,– заметила Астрид после очередной встречи,– и здесь все всех знают.
– Хороший город, – сказал Шарп.
Она кивнула.
– Мне больше нравится жить здесь, чем за стеной. В Вестер‑Фаллед бывает одиноко.– Астрид остановилась, чтобы указать на обожженные стены какого‑то огромного строения.– Здесь был дворец Кристиансборг. И здесь же до большого пожара жил король.
– Еще одна война?
– Нет, просто пожар. Тогда сгорела почти третья часть города. И его до сих пор не восстановили.
Кое‑где стояли строительные леса, а видневшиеся тут и там хлипкие крыши и стены указывали на то, что в развалинах ютились люди. Астрид вздохнула.
– Бедный Копенгаген.
Они прошли мимо дворца Амалиенборг, где еще накануне заседали городские власти. По проложенной через двор дорожке прохаживались, наслаждаясь теплой погодой, горожане, и стража в синих мундирах не обращала на них никакого внимания. Рядом с дворцом стояли повозки с зерном и репой. Город запасался продовольствием, готовясь к осаде.
В нескольких сотнях ярдов от дворца находился небольшой парк, над которым возвышалась защищавшая канал цитадель. Парк, представлявший собой лужайку с разбросанными кое‑где деревцами, служил эспланадой форта, пристрелочной площадкой для выглядывающих из высоких амбразур орудий. На траве лежали горки картечи, между которыми прогуливались отдыхающие, не обращавшие никакого внимания на солдат, сортирующих кругляши по калибру. Похоже, датчане планировали установить новую батарею, которая била бы по горловине бухты, где, расположившись на деревянных мостках, мирно рыбачили с десяток мужчин.
– Они здесь всегда,– сказала Астрид,– только я ни разу не видела, чтобы кто‑то что‑то поймал.
Она протянула руку, указывая на север, где на горизонте показалось что‑то вроде низкого грязно‑зеленого облака. Нечто похожее Шарп видел в утро Трафальгара. Флот.
– Ваши друзья. Идут сюда.
– Жаль.
Молодая женщина опустилась на скамеечку.
– Вы так похожи на Нильса.
– Вам, должно быть, трудно.
Она кивнула.
– Нильс не вернулся. Мы не знаем, что случилось. Он был капитаном. Свой корабль назвал «Астрид». Возил сахар из Вест‑Индии. Когда он не вернулся, я думала, что, может быть, корабль поставили на ремонт. А потом мы узнали, что он отплыл, а через несколько дней в том районе случился большой шторм. Мы ждали, но Нильс так и не вернулся. Я видела его каждый день. Любой незнакомец на улице казался мне Нильсом, а потом он оборачивался…– Говоря, Астрид смотрела на море, и Шарп подумал, что, может быть, она приходила сюда поначалу и искала здесь своего мужа.– Когда я увидела вас в нашем доме… Я была так счастлива.
– Извините,– пробормотал Шарп. Он хорошо понимал Астрид, потому что после смерти Грейс видел ее в каждой темноволосой женщине. Он знал, как замирает сердце, знал, как за мгновением надежды приходит тупая боль разочарования.
Над бухтой с криками носились чайки.
– По‑вашему, нам действительно грозит опасность? – спросила Астрид.
– Знаете, чем занимается ваш отец?
Она кивнула.
– Я помогала ему в последние годы. После смерти матери. Он переписывается, лейтенант, вот и все.
– С людьми в Европе и Британии.
– Да.– Она смотрела на далекие корабли.– Отец ведет дела по всей Балтике и с германскими государствами, так что у него много адресатов. Если французская артиллерийская колонна проходит через Магдебург, он узнает об этом в течение недели.
– И сообщает британцам?
– Да.
– Опасная работа.
– Не очень. У них свой секрет. Я потому и стала помогать отцу, что у него ослабло зрение. Ему присылают газеты. Французы пропускают газеты в Данию, особенно если газеты парижские и в них нет ничего, кроме восхвалений императору, но если открыть газету и приложить к окну, то можно увидеть сотни едва заметных точек. Отправитель отмечает булавкой нужные буквы, я их записываю, и получается сообщение.– Она пожала плечами.– Ничего опасного.
– Но теперь французы знают, чем он занимается. Им нужно знать, кто ему пишет, кто отсылает эти тайные сообщения. Они сделают все, чтобы ваш отец назвал им имена. Так что теперь это опасно.
Некоторое время Астрид молчала, глядя на бухту, по которой медленно ползла канонерка. Устье бухты перегораживал бон из связанных цепью бревен, но его оттащили в сторону, чтобы освободить проход. Ветер дул в лицо канонерке, поэтому парус свернули, а вся работа по выходу из устья свалилась на десяток гребцов, орудовавших длинными веслами. На корме корабля стояли два длинноствольных орудия. Похоже, двадцатичетырехфунтовики, подумал Шарп. Такие бьют далеко и сильно. У дальней пристани, где разгружали порох и ядра, стояло еще с десяток таких же канонерок.
– После ухода французов я думала, что опасность миновала…– Астрид вздохнула.– Что ж, по крайней мере будет не так скучно.
– А разве жизнь скучна?
Она улыбнулась.
– Я хожу в церковь, веду счета, присматриваю за отцом. По‑вашему, это не скучно?
– Я тоже живу скучно,– признался Шарп, вспомнив свою работу на складе.
– Вы? – Она покачала головой, а в глазах ее вспыхнули веселые искорки.– Вы солдат! Вы лазаете по дымоходам и убиваете людей! Разве это не интересно?
Шарп пожал плечами. Гребцы, раздевшись по пояс, усердно налегали на весла, но канонерка все равно едва ползла. Движению ее мешало течение, но гребцы не сдавались, как будто именно от их усилий зависела победа над Британией.
– Мне тридцать. Я в армии уже четырнадцать лет. До нее я был ребенком. Никем.
– Так не бывает,– запротестовала Астрид.
– Я был никем! – сердито повторил Шарп.– Родился никем, рос никем и должен был стать никем. Но у меня обнаружился талант. Я умею убивать.
– Это нехорошо.
– Поэтому я стал солдатом и научился убивать или оставлять в живых. Я стал кем‑то, офицером, но они все равно не признавали меня. Я не джентльмен, понимаете? Я не такой, как Лависсер. Он – джентльмен.
Шарп понимал, что в нем заговорила зависть и злость, и смутился. Надо же, совсем забыл, зачем пошел с ней. Он виновато отвернулся – люди прогуливались по эспланаде, и на них двоих, похоже, никто даже не смотрел. Не рыскали поблизости французы, не маячили Лависсер с Баркером.
– Извините, мэм.
– За что?
– Течение переменилось,– меняя тему, сказал Шарп и кивнул в сторону залива.– Теперь у них дела пойдут получше.
– А нам надо идти.– Астрид поднялась. И вдруг рассмеялась.– Из‑за вас меня принимают за богачку.
– Почему?
– У меня есть слуга, который носит корзину! Такую роскошь могут себе позволить только те, кто живет в Бредгаде и Амалиенгаде.
Обойдя окружавший цитадель ров, они оказались в бедном квартале города, хотя дома и здесь оставались чистенькими и опрятными. Все они были одноэтажные, построенные по одному образцу, ярко окрашены и в хорошем состоянии.
– Здесь живут моряки. Район называется Нибодер. И у всех есть печи. Мило, правда?
– Очень мило.
– Мой отец – сын моряка. Вырос на этой улице, Сванегаден. Семья была очень бедная.
Она посмотрела на него, словно желая убедить, что ничем не лучше его. Но по сравнению с Уоппингом Сванегаден был раем.
– И это, по‑вашему, бедный район? – спросил Шарп.
– Да,– совершенно серьезно сказала Астрид. – Я знаю, что такое бедность. Поэтому мы и помогаем беднякам.
Приют находился на окраине Нибодера, рядом с матросским кладбищем, где был похоронен сын Астрид. Женщина прибрала маленькую могилу и, выпрямившись, замерла со склоненной головой. Шарп увидел слезы на щеках, и ему захотелось вдруг обнять ее, но вместо этого он отступил в сторону, давая ей возможность побыть одной. Над цитаделью носились чайки. Вспомнилась Грейс. Какие птицы летают над ее могилой? Грейс похоронили на кладбище в Линкольншире, рядом с могилами родственников мужа, под мемориальной дощечкой с перечислением добродетелей лорда Уильяма Хейла. Шарп представил, что ее дух витает над ним. Как бы она отнеслась к тому, что его тянет к Астрид? Он повернул голову, посмотрел на вдову, понуро стоящую над маленькой могилкой, и понял, что влюбляется. Как будто из ненависти и злости, овладевших им после смерти Грейс, проклюнулись живые, зеленые росточки.
Астрид тоже повернулась и улыбнулась ему.
– Идемте. Вам нужно познакомиться с детьми.
Она повела его в больницу, где умер ее сын, и Шарп даже не поверил, что это еще и приют. Ничего похожего на Брухаус‑лейн. Ни высоких стен, ни ворот с острыми шишками, хотя окна верхнего этажа тоже забраны металлическими прутьями.
– Чтобы старшие мальчики не взбирались на крышу,– объяснила Астрид.
– Так это не тюрьма.
– Конечно нет! – Она рассмеялась и покачала головой.
На тюрьму приют и вправду не походил – белое двухэтажное здание с чистым двориком, цветочные клумбы. Рядом небольшая часовня с органом, незатейливым алтарем и мозаичным окном с изображением окруженного детьми Христа.
– Я вырос в таком же заведении.
– В приюте?
– Да. Хотя и не совсем в таком. Нас заставляли работать.
– Здесь дети тоже работают. Девочки учатся вышивать, а мальчики обучаются морскому делу.– Астрид провела его за угол дома, где стоял похожий на мачту флагшток.
До Шарпа донесся веселый смех.
– У нас было не так.
С десяток ребятишек, все в серых платьицах и бриджах, играли во что‑то у флагштока. Трое ребят‑калек и девочка с трясущейся головой и стекающей по подбородку слюной наблюдали за игрой, сидя в плетеных креслицах на колесиках.
– Им здесь хорошо.
– Это очень важно. Счастливого ребенка скорее возьмут в хорошую семью.
Астрид провела его наверх, где две большие комнаты занимала больница, и Шарп, стоя на балконе, пока она раздавала продукты, думал о приюте на Брухауслейн и Джеме Хокинге. Он улыбнулся, вспомнив страх в глазах Джема.
– Почему вы улыбаетесь? ‑поинтересовалась Астрид, выходя на балкон.
– Вспомнил себя в детстве.
– Так оно у вас тоже было счастливое?
– Не сказал бы. Нас слишком часто били.
– Здесь детей тоже бьют. Если украдут что‑то или солгут. Но не часто.
– Нас пороли плетью. До крови.
Астрид нахмурилась, словно не зная, можно ли ему верить.
– Мама всегда говорила, что англичане жестокие люди.
– Мир жесток.
– Тогда нам нужно стараться быть добрыми,– твердо сказала Астрид.
Они пошли домой. Увидев их, Банг насупился, а Оле Сковгаард, заметив счастливое лицо дочери, подозрительно посмотрел на Шарпа.
– Нам нужно найти для охраны датчан,– сказал он ей вечером, но, поскольку все старались попасть в милицию и людей не хватало, скрепя сердце позволил Шарпу задержаться на Ульфедт’с Пладс.
В воскресенье лейтенант со всеми домочадцами отправился в церковь, где непрерывные гимны и монотонные службы так утомили его, что он задремал и очнулся, только когда Аксель Банг весьма нелюбезно ткнул его локтем в бок. На следующий день Шарп сопровождал Сковгаарда в банк, а после полудня снова сходил с Астрид в приют, после чего они посетили еще склад на Аматере, небольшом острове, на котором расположилась восточная сторона Копенгагена. Проходя по подъемному мостику, переброшенному через узкую часть бухты, мимо преграждавшего вход в гавань бона, стрелок насчитал восемнадцать линейных кораблей и столько же фрегатов, бригов и канонерок. В доках строились еще два больших корабля, их громадные корпуса на стапелях напоминали деревянные скелеты. Именно он, этот флот, был последней надеждой жаждущего вторгнуться в Британию Наполеона. Именно из‑за него британцы пришли в Данию, а французы сосредоточились на ее южной границе. Матросы занимались сейчас тем, что снимали с линейных кораблей и перетаскивали на берег орудия, которым предстояло пополнить уже имеющуюся в городе артиллерию.
Закончив с делами на складе, Астрид повела Шарпа к береговым укреплениям, где они поднялись на стрелковые ступени между двумя бастионами. Ветер рябил воду и играл ее светлыми волосами. Далеко на горизонте мачты британского флота казались уткнувшимся в небо частоколом.
– Почему они стоят там?
– Высадка армии занимает много времени. Думаю, они подойдут сюда через день, может быть, два.
Глухой звук орудийного выстрела нарушил тишину теплого летнего дня. Повернувшись на восток, Шарп увидел поднимающееся вдалеке над морем сероватое облачко дыма. За первым выстрелом прозвучал второй. Корабли вытянулись поперек широкого канала, преграждая путь паруснику. Еще один выстрел, и картечь забарабанила по искрящимся солнечными бликами волнам. Шарп достал из кармана подзорную трубу, навел на цель и увидел трепещущие под ветром паруса. В следующее мгновение британский флаг соскользнул с бизани и исчез из виду.
– Что там? – спросила Астрид.
– Английский купец.
Капитан, должно быть, возвращался издалека и, скорее всего, пока не загремели орудия, даже не знал, что Британия с Данией начали войну. Паруса свернули, и огонь прекратился.
Шарп протянул трубу Астрид.
– И что теперь? – спросила она.
– Отконвоируют в бухту. Это приз.
– Так мы воюем? – удивилась Астрид.
Одно дело знать, что британская армия высадилась на побережье, видеть, как по городу расхаживают ополченцы, как устанавливаются новые батареи, и совсем другое сознавать, что война действительно началась. Это казалось невероятным. Дания воюет! И не с кем‑нибудь, а с Британией!
– Воюем.
Возвращаясь в Ульфедт’с Пладс, они сделали небольшой крюк в сторону Бредгаде. Здесь находился и дом деда Лависсера, узнать который не составляло большого труда – почтить новоявленного героя собралась небольшая толпа. Женщины приносили цветы, кто‑то украсил датским флагом фонарь над входом. Шарп постоял на противоположной стороне улицы, вглядываясь в окна, но никаких признаков пребывания там предателя не обнаружил. Лависсер пропал, исчез, растворился, как будто и не заявлялся ночным гостем в дом Сковгаарда. Тем не менее Шарп не сомневался – изменник еще вернется. И не один, а со своими французскими приятелями.
На следующий день по городу поползли слухи, что британская армия выступила‑таки маршем на юг. Вернувшись после посещения приюта, Шарп обнаружил Акселя Банга расхаживающим с важным видом по складу в синем мундире с потускневшими серебряными пуговицами и серебряной нашивкой на плечах.
Я лейтенант ополчения,– с гордостью объявил приказчик.
На боку у него висела старинная сабля в обтянутых черной тканью ножнах. С полдюжины вооруженных мушкетами мужчин, недавних служащих Сковгаарда, отдыхали в тени склада. Все они были далеко не молоды и вступили в ополчение вместе с Бангом.
– Будем стоять здесь, потому что здесь городской продовольственный склад. Теперь у нас есть оружие, и мы сможем сами защитить мистера Сковгаарда.
Шарп взглянул на шестерых ополченцев.
– Они ведь обучены, да?
– Мы можем за себя постоять,– уверенно ответил Банг.– И еще кое‑что, мистер Шарп.
– Валяйте.
– Вы ведь англичанин, так?
– Дальше.
Приказчик пожал плечами.
– Вы враг. Из уважения к мистеру Сковгаарду я пока ничего не предпринимаю, но дальше так продолжаться не может. Мне придется вас арестовать.
– Сейчас? – улыбнулся Шарп.
– Если не уйдете из города, да. Я же теперь офицер. На мне большая ответственность.
– Не ответственность у вас, Аксель, а зуд в штанах.
Тем не менее Шарп понимал – приказчик прав. Его даже удивляло, что за ним до сих пор никто еще не пришел – в городе наверняка знали, что у Сковгаарда гостит англичанин. Похоже, цивилизованные датчане просто не хотели верить в худшее, и власти терпеливо сносили присутствие вероятного врага.
Проснувшись на следующее утро, Шарп услышал далекий, но ясно различимый треск мушкетов. Ошибки быть не могло. Час спустя, когда он умывался на заднем дворе, заговорили орудия. Армия наконец подошла к городу. Заглянувший во двор Оле Сковгаард недовольно посмотрел на стрелка.
– Думаю, лейтенант, вам нужно уйти.
– Чувствуете себя в безопасности с Акселем и его клоунами?
– В безопасности от кого? – Торговец уставился на голубое небо, по которому с востока на запад ползли пушистые белые облака.– От ваших соотечественников?
– От ваших новых друзей, французов.
– Я останусь здесь, на складе. И Астрид тоже. Аксель и его люди вполне достаточная защита.– Сковгаард прислушался к далекой канонаде.– Аксель теперь офицер, и ваше присутствие ставит его в неловкое положение.
– С чего бы это? – усмехнулся Шарп, думая об Астрид.
Сковгаард, наверно, догадался, о чем думает англичанин, потому что покраснел.
– Аксель – датчанин и хороший человек, а вы враг, разве нет?
– Враг? – Стрелок натянул рубашку.– Последние два дня я играл в чижика с приютскими детишками. Поэтому враг?
Сковгаард нахмурился.
– Вы – англичанин, и Аксель прав. Можете взять два моих пистолета, но вам необходимо уйти.
– А если не уйду?
Торговец обжег Шарпа злым взглядом, но тут же опустил голову.
– Я многое потерял в жизни, лейтенант,– тихо, задумчиво произнес он.– Жену, сына, зятя и внука. Бог наказал меня. Я стремился к мирским целям.– Датчанин посмотрел на гостя.– Я пренебрегал Его волей и ставил на первое место успех. Ваша страна щедро вознаградила меня за помощь. Благодаря ей я купил дом в Вестер‑Фалледе. Но это все плоды греха. Извините, лейтенант, но для меня вы представляете зло. Устремления вашей страны, ее действия, ее амбиции – все ложно и неправедно.
– Думаете, что французы…
– Думаю, французы еще хуже,– перебил Шарпа Сковгаард,– но сейчас я беспокоюсь о собственной душе. Только на Господа я уповаю, вы же далеки от праведности. Я вижу… Он остановился, нахмурился, но все же пересилил себя и продолжил: – Я вижу, что моя дочь увлечена вами. И это неудивительно, потому что вы очень напоминаете Нильса. Но вы не подходите ей.
– Я…– попытался вставить Шарп.
– Нет! – снова оборвал его Сковгаард.– Скажите, лейтенант, обрели ли вы спасение в Иисусе Христе?
Стрелок удивленно посмотрел на него, потом вздохнул.
– Нет.
– Тогда оставьте нас, потому что сей дом есть дом праведных и благочестивых, а ваше присутствие здесь неуместно.
– Думаете, Бог защитит вас от Лависсера?
– Он сделает то, что сочтет нужным. Ежели Он пожелает, мы устоим против всего зла мира.
– Тогда молитесь, мистер Сковгаард. Молитесь, черт возьми.
Ничего не поделаешь – его выставляли. Шарп переоделся в форму, которую прикрыл плащом. Засунул в один карман подзорную трубу, в другой положил гинеи, перепоясался ремнем, повесил саблю и заглянул на кухню, где Астрид готовила Акселю овсянку.
– Слышал, вы нас покидаете? – радостно осведомился приказчик.
– Разве вы не этого хотели?
– Мы и без англичан справимся,– уверенно заявил Банг.
– Позавтракаете с нами, лейтенант? – спросила Астрид.
– Я лишь зашел попрощаться.
– Я провожу вас до ворот.
Она сняла фартук и, не обращая внимания на приказчика, смотревшего на нее, как собака на кость, вышла за Шарпом во двор. Стрелок думал, что Астрид проводит его до задних ворот склада, выходивших на Скиндергаде, но она, должно быть, имела в виду городские ворота, потому что вышла на улицу.
– Вам не следует выходить одной,– укорил ее Шарп.
Она пожала плечами.
– Сегодня я никому не нужна. Все наблюдают за британцами.
Они миновали собор, находившийся неподалеку от склада.
– Жаль, что вы уходите.
– Мне тоже.
– И дети будут скучать по своему новому американскому другу.– Астрид улыбнулась.– Вы ведь любите детей?
– Только если они приготовлены надлежащим образом. В холодном виде не переношу.
– Вы ужасный человек, лейтенант.
– Ричард.
– Вы ужасный человек, Ричард.– Она взяла его под руку.– Как вы пройдете через городские ворота?
– Что‑нибудь придумаю.
Они остановились у Северных ворот. Толпившиеся на укреплениях люди смотрели на запад. Из пригородов доносилась мушкетная стрельба, время от времени глухо ухало орудие. Через ворота проходило много ополченцев, и Шарп решил, что затеряется среди них. Только вот уходить не хотелось. Он посмотрел на Астрид.
– Будьте осторожны.
– Мы осторожный народ,– с улыбкой ответила Астрид.– Когда все закончится…– Она осеклась.
– Я вернусь и разыщу вас.
– Хорошо.– Астрид кивнула и протянула руку. – Жаль, что так получилось. Мой отец не знает счастья с тех пор, как умерла мама. А Аксель…– Она пожала плечами, словно не найдя для него слов.
Шарп оставил без внимания протянутую руку и, наклонившись, поцеловал ее в щеку.
– Скоро увидимся.
Молодая женщина снова кивнула, повернулась и поспешила прочь. Шарп долго смотрел ей вслед, и со стороны это выглядело как прощание с возлюбленной. Отойдя шагов на двадцать, Астрид обернулась. Он знал – ей не хочется, чтобы он уходил, но выбирать не приходилось. Смешавшись с толпой ополченцев, лейтенант зашагал к воротам, потом еще раз обернулся, но девушки уже не было. Толпа увлекла его за собой, и, выйдя из туннеля, Шарп увидел над деревьями и крышами западного пригорода грязно‑серые облачка. То был пороховой дым.
Он остановился по другую сторону туннеля и еще раз посмотрел назад с надеждой, хотя бы мельком, увидеть Астрид. Странно. Он влюбился в женщину, о которой не знал ничего, кроме того, что она на вражеской стороне. Только вот Дания совсем не казалась ему вражеской стороной. Но так было, и он был солдатом, а солдаты, считал Шарп, дерутся за тех, кто не может драться за себя, и это означало, что он должен сражаться за ее, Астрид, – народ, – а не за свой.
Вот почему Шарп чувствовал, что совсем запутался.
Какой‑то сержант схватил его за локоть и подтолкнул к группе людей, спешно собиравшихся у канала. Шарп не сопротивлялся. Стоявший на невысокой стене офицер разглагольствовал о чем‑то перед примерно тремя сотнями ополченцев, большинство которых составляли штатские, а меньшинство – матросы с тяжелыми абордажными саблями. Шарп не понимал ни слова, но, судя по тону и жестам офицера, британцы угрожали городу с юго‑запада и наспех сформированному подразделению предстояло отбросить неприятеля от городских стен. Заключительный призыв отозвался бурей восторга, после чего толпа – и с ней Шарп – устремилась к дамбе. Он даже не попытался отстать или увильнуть в сторонку. В сложившейся ситуации ему ничего не оставалось, как вернуться в строй британской армии, и каждый шаг приближал его к цели.
Офицер провел их через ров, мимо кладбища и церкви и затем по улицам из новых домов. Стрельба становилась громче. Севернее громыхали орудия, и там небо заволакивал пороховой дым. Наконец офицер остановился у высокой кирпичной стены и, подождав, пока подтянутся отстающие, снова заговорил – убедительно и страстно. Толпа бурно выразила согласие. Какой‑то мужчина обратился к Шарпу с вопросом.
– Кто вы?
– Американец,– ответил стрелок.
– Вы американец?
– Моряк.
– Очень приятно. Поняли, что сказал капитан? Англичане там,– мужчина кивнул в сторону стены,– но их немного, и мы их выбьем. Нам нужно установить там новую батарею. Вам уже приходилось бывать в бою?
– Да.
– Тогда я останусь с вами.– Незнакомец улыбнулся.– Меня зовут Йене.
– Ричард.– Шарп достал из‑за пояса пистолет и сделал вид, что проверяет оружие. Заряжать его он не собирался.– Чем занимаетесь?
Йене, молодой светловолосый и курносый парень с живыми глазами и приятным лицом, потряс старинным мушкетом с заржавевшим замком и треснувшим прикладом.
– Убиваю англичан.
– А когда не убиваете?
– Я… как это… Строю корабли.
– Корабельный плотник.
– Да, плотник,– согласился Йене.– Мы работали на новом корабле, но не закончили. Сначала надо отогнать англичан.
Капитан приник к воротам, затем, не оборачиваясь, махнул рукой, давая своим людям знак следовать за ним. Вместе с остальными Шарп оказался в широком, похожем на парк саду. Посыпанные гравием дорожки вели к рощам фруктовых деревьев, на небольшом холмике виднелся элегантный летний домик, состоявший, казалось, из одних только белых фронтонов, веранд и башенок. Сад напоминал смягченную, сглаженную версию лондонского Воксхолл‑Гарденз. У домика притаилась кучка солдат регулярной датской армии, но британцев видно не было, и никто не стрелял. Не зная, что делать, капитан ополченцев побежал за советом к армейскому офицеру, а его подчиненные тем временем расположились на травке. Дальше к северу небо прочертили дымные дорожки. Снаряды, подумал Шарп. Вдалеке глухо бухнуло.
– Даже если они захватят это,– Йене махнул рукой, показывая, что имеет в виду пригороды,– им все равно не пробиться в город.
– А если будут бомбардировать?
Йене нахмурился.
– То есть стрелять из пушек? – Лицо его отразило высшую степень сомнения.– Нет, по городу они стрелять не станут! Здесь ведь женщины и дети.
Капитан вернулся с двумя конными сопровождающими, кавалерийским офицером и штатским. Присмотревшись, Шарп узнал в них Лависсера и Баркера. Они стояли совсем близко, и стрелок тут же отвернулся. Лависсер, судя по тону, обрушился с обвинениями на ополченцев.
– Требует, чтобы мы наступали,– перевел Йене.
Лависсер, обнажив саблю, занял место во главе ополченцев, Баркер расположился в арьергарде. Шарп, проклиная себя за то, что не позаботился зарядить пистолет, натянул шляпу на глаза. Возиться с оружием теперь было поздно – ополченцы уже бежали к деревьям. Причем бежали кучкой, так что если бы у британцев была пушка, крови пролилось бы немало.
– Будем атаковать сбоку,– сообщил Йене.
– То есть с фланга?
– Да, с фланга. Когда все кончится, вы сможете взять английский мушкет. Лучше, чем этот маленький пистолетик.
Лависсер повел батальон к роще. Вниз по склону вилась тропинка, и майор, уверовав, что противника вблизи нет, пришпорил коня и вырвался вперед. Севернее явно шел бой, потому что оттуда доносился частый треск мушкетов, но в этой части сада не происходило ничего, и ополченцы, полагая, что обходят южный фланг британцев, следовали за Лависсером вдоль мелкого ручейка, питавшего декоративный пруд. Майор прокричал какой‑то приказ, требуя, наверное, перестроиться в шеренги. Моряки – все в соломенных шляпах и с косичками – показали, как это делается, перестроившись в четыре ряда, а два сержанта растащили кое‑как остальных. Лависсер, возбужденно жестикулируя, лихо гарцевал впереди.
– Говорит, что британцев мало,– перевел Йене.
– А он‑то откуда знает? – удивился Шарп.
– Он ведь офицер.
В сторону Шарпа майор не смотрел, а Баркер по‑прежнему держался далеко позади. Ополченцы, все три сотни, поднимались теперь по западному склону. С трудом сколоченный строй рассыпался, как только они достигли деревьев. Справа от Шарпа время от времени били мушкеты. В какой‑то момент у него даже мелькнула мысль, что неорганизованная толпа энтузиастов и впрямь сметет британский фланг. К счастью, он шел в задней шеренге и на левом фланге, далеко от Лависсера и звуков боя. Пытаясь зарядить пистолет на ходу, стрелок размышлял, нельзя ли как‑нибудь схватить майора и перетащить его на британские позиции.
Впереди сухо треснул мушкетный выстрел. Датчане еще находились между деревьями, но впереди, примерно в сотне шагов, начиналась открытая местность. Над дальним краем полянки повис клуб дыма. Снова зазвучали мушкеты. Лависсер пришпорил коня, и неуправляемая людская масса задвигалась, побежала.
Шарп взял как можно левее. Он уже видел красномундирников, но их было мало. Скорее всего, на краю леса рассыпались британские стрелки, и это означало, что где‑то неподалеку целый батальон. Датчане заволновались, и Шарп отчетливо увидел красномундирника – судя по эполетам, из легкой роты. Следовательно, остальные девять рот рядом и уже готовы открыть огонь. Датчане, не догадываясь о том, что их ожидает, видели только отступающих красномундирников и принимали это за победу. Лависсер, похоже, придерживался того же мнения, потому что завопил во все горло, как преследующий лису охотник, и вскинул саблю, готовясь рубить налево и направо.
Красномундирники, отстреливаясь, отходили. Пока один перезаряжал, другой опускался на колено и стрелял. Потом стрелял второй, прикрывая перезаряжающего на ходу товарища. Кто‑то из датчан уже лежал неподвижно на траве, кто‑то, спрятавшись за деревом, с недоумением и страхом смотрел на окровавленное бедро. Остальные стреляли из мушкетов на бегу, не целясь, и пули уходили по большей части вверх. Впереди прозвучал свисток – стрелков отзывали назад, к остальным девяти ротам батальона. Первым эти роты увидел, должно быть, Лависсер – предатель вдруг резко, так что из‑под копыт его коня полетел мох, натянул поводья. Он еще успел что‑то крикнуть, наверное, приказывая своим людям остановиться, но…
Наступающий батальон дал залп.
Британцы выждали, пока датчане выйдут из леса, и только тогда ударили по врагу. Пули расщепляли стволы, срезали ветки, ввинчивались в тела и ударяли по прикладам мушкетов. Удивительно, но ни одна не задела Лависсера.
– Огонь! – кричал он по‑английски.– Огонь!
Большинство датчан не обращали на него ни малейшего внимания. Предвкушая победу, они выбежали на открытое пространство и оказались вдруг перед растянувшейся за канавой, шагах в пятидесяти, линией красномундирников. Блеснули на солнце и опустились шомпола. Пробежали по траве огоньки от упавших на землю пыжей. За выпрямившимися солдатами мелькнул офицер в надвинутой низко треуголке. Уткнулись в плечи приклады. Только теперь ополченцы осознали опасность, и те, кто уже зарядил мушкеты, навели их на британцев. Другие, пробежав вперед, поняли, что оторвались от своих, и остановились в нерешительности. Атакующие потеряли строй, а противник готовился дать второй залп.
– Взвод, огонь! – скомандовал британский офицер, и Шарп, схватив за руку растерявшегося Йенса, упал вместе с ним на землю.
– Что? – запротестовал датчанин.
– Пригнись! – рыкнул Шарп.
Первый взвод дал залп, и тут же за ним второй. От грохота выстрелов заложило уши. Грязно‑серый дым скрыл стреляющих. Пули зашлепали по сбившимся в беспорядке ополченцам. Шарп уткнулся лицом в траву. Залп следовал за залпом, и каждый посылал по пятьдесят пуль в смятенных, оторопевших датчан. Шарп, впервые оказавшийся под огнем британской пехоты, лежал, не шевелясь и только сильнее вжимаясь в землю. Йене пальнул из мушкета, но сделал это с закрытыми глазами, и пуля ушла высоко вверх.
Датчанин поднялся на колени, чтобы перезарядить мушкет, и тут справа, из‑за деревьев, выступил еще один британский батальон. Казалось, отворились врата ада.
Пуля расколола приклад и выбила мушкет из рук Йенса, а выстрелы все гремели, и датчанам оставалось только прятаться от этого непрерывного огня. Британские батальоны били с двух сторон, и Шарп отполз назад. Оглянувшись, он увидел, что Баркер скрылся, а Лависсер еще мечется за спинами ополченцев, призывая их сомкнуть строй и стрелять. Сам он успел разрядить в дымовую завесу оба своих пистолета, потом пуля угодила коню в круп, и животное пошатнулось. Лошадь попыталась остаться на ногах, но, получив еще несколько пуль, стала заваливаться набок. Майор успел, однако, отбросить стремена за мгновение до того, как очередная пуля выбила фонтан крови из головы несчастного скакуна, и, отскочив на пару шагов, упал на землю. Шарп отполз еще немного назад и, добравшись до небольшого овражка, вскочил и метнулся к деревьям – укрыться, отсидеться до конца боя, а потом присоединиться к своим.
Йене последовал за ним. Плотник ошалело оглядывался, втягивая голову при каждом новом залпе.
– Что случилось?
– Там настоящие солдаты,– хмуро ответил Шарп. Датские моряки попытались организовать строй, но 2‑й британский батальон, продвинувшись вперед шагов на десять, ударил по ним с фланга, и моряки присели, словно над ними пронесся ураган. Кто‑то один выстрелил в ответ, но бедняга оставил в стволе шомпол, и ему раздробило ногу. Два батальона красномундирников преподавали любителям‑ополченцам беспощадный урок войны. Со стороны это, возможно, выглядело легко, но Шарп знал, сколько часов нужно потратить, чтобы добиться такого результата.
Йене потянул его в сторону.
– Какого черта…– начал лейтенант, и тут рядом выстрелил пистолет, и пуля с визгом ударилась о дерево у него за спиной.
Шарп обернулся, увидел сидящего на лошади Баркера, поднял пистолет и спустил курок. Выстрела, однако, не последовало – он так и не успел насыпать порох. Лейтенант отбросил бесполезное оружие, выхватил из ножен саблю и побежал к Баркеру, который поскакал вниз по склону. Укрывшись под кроной, он развернул коня и через секунду выскочил навстречу Шарпу со вторым пистолетом в руке. Стрелок метнулся в сторону, но Баркер не спешил тратить пулю.
Лейтенант пригнулся за кустом. Вложил в ножны саблю и вытащил второй пистолет. Зарядка требовала много времени, но он все же достал пороховой рожок и принялся за дело. Баркер был уже близко. Метнув взгляд в сторону врага, Шарп увидел лошадь всадника – значит, Баркер решил преследовать его пешим. Уходи, сказал он себе. Уходи побыстрее, потому что Баркер знает, где ты. Медлить было нельзя. Он сунул рожок в карман, рванул через полянку, нырнул в рощицу, прыгнул вниз с отвесного склона и перекатился за лавровый куст. Наверху уже слышались тяжелые шаги Баркера, но Шарп посчитал, что выиграл достаточно времени, чтобы зарядить наконец пистолет. Британцы снова дали залп, и несколько ушедших в сторону пуль хлестнули по листьям у него над головой.
Он засыпал порох, забил пулю и, услышав топот, вскинул голову – Баркер несся вниз по склону, спеша положить конец затянувшейся охоте. Шарп понял, что не успеет насыпать порох на полку, но все же поднялся и вскинул пистолет, рассчитывая смутить противника.
Баркер попался на крючок – увидев наведенный на него пистолет, он поспешно, не целясь, выстрелил. Пуля прошла мимо. Шарп достал рожок. Поняв, что его провели, Баркер зарычал и выхватил саблю.
– Думаешь, одолеешь меня этим? – усмехнулся Шарп.
Баркер помахал клинком. Наверное, это была одна из старых сабель Лависсера – с тонким, гибким, но чересчур легким лезвием. Шарп неплохо стрелял, умел пользоваться ножом, ловко управлялся с дубинкой, но сабли не любил.
– Никогда этим не пользовался,– бросил в ответ Баркер и, срубив пару веток с куста, хмуро посмотрел на врага.– Так ты все это время был в городе?
– Да.
– А он думал, что ты удрал.
– Плохо искал – я, в общем‑то, и не прятался.
– Некогда ему было тебя искать. Так ты, никак, к своим собрался?
– Да.
– Тогда убирайся поживей.– Баркер кивнул в сторону холма.
Удивленный таким предложением, Шарп даже опустил саблю.
– Идем со мной.
Баркер обиженно насупился.
– Я не перебежчик.
– Тогда что же не нападаешь?
– С этим я тебя не одолею.– Он повертел клинок и с сожалением покачал головой.– С ними у меня плохо получается. Не научился в свое время. Так что, скорее всего, это ты меня порежешь. Нету смысла. Только не думай, я не испугался. Увижу, что вернулся в город, прикончу. Я не джентльмен, как некоторые, и дерусь только тогда, когда знаю, что возьму верх.– Баркер отступил в сторону и махнул рукой.– Давай, лейтенант, вали отсюда.
Не воспользоваться столь любезным предложением было бы глупо, и Шарп, не спуская с противника глаз, начал отступать, но тут из‑за деревьев донесся знакомый голос Лависсера. Баркер отозвался не сразу, взглянув предостерегающе на стрелка, и голос повторил уже с ноткой нетерпения:
– Баркер!
– Я здесь, сэр! – крикнул слуга и, повернувшись к Шарпу, вполголоса добавил: – У него пистолет.
Тем не менее спешить лейтенант не стал. Он видел, как Лависсер стрелял из пистолетов, и сомневался, что тот успел перезарядить их. Оставался еще шанс, совсем, правда, небольшой, что ему удастся задержать предателя до подхода британцев.
В том, что красномундирники вот‑вот поднимутся на холм, сомнений не оставалось. Под ураганным неприятельским огнем только моряки сохранили присутствие духа и некоторое подобие дисциплины, но при этом им достало ума осознать бессмысленность сопротивления и отступить к роще, прихватив с собой раненых. Самые сообразительные из ополченцев последовали их примеру. От залпового огня у многих заложило уши, и они просто вжались в землю под серым дымом, плывущим над забрызганной кровью поляной. Один из сержантов попытался поднять соотечественников в контратаку, но поймал пулю в горло. Он опрокинулся на спину, раскинув ноги, и затих, а его мушкет пополз вниз по склону. Пули продолжали бить по убитым, и безжизненные уже тела дергались.
– Прекратить огонь! – прозвучала команда.
– Прекратить огонь!
– Пристегнуть штыки!
Спустившись вниз на брошенной Баркером лошади, Лависсер увидел сначала своего слугу, а потом и Шарпа. Удивившись в первый момент, он улыбнулся.
– Черт возьми, Ричард! Что вы здесь делаете? – весело спросил предатель.
– Пришел за вами.
Лависсер взглянул на холм. Остатки его части бежали, из‑за деревьев должны были вот‑вот показаться красномундирники, но гвардеец прекрасно владел собой и не выказывал ни малейшего признака паники или страха.
– Чертовы ополченцы. Да, красномундирники хороши. Как дела, Ричард?
– А вы сменили ремесло? – ухмыльнулся Шарп. – Солдата из вас не получилось, так дергаете зубы, а?
– Ох, Ричард,– нахмурился майор,– шутки у вас неостроумные.
Баркер сделал шаг, и Шарп поднял саблю, но слуга всего лишь встал между лейтенантом и своим господином.
– Вы же не за датчан воюете, а за лягушатников.
– Это одно и то же,– пожал плечами Лависсер, доставая пистолет.– Дания – маленькая страна и в любом случае легла бы либо под Англию, либо под Францию. Первыми подоспели британцы, но все, чего они достигли, это подтолкнули малышку в объятия Франции. Сильно сомневаюсь, что император оставит кронпринцем проштрафившегося Фредерика.– Он засыпал в дуло пороху.– Скорее всего, Бонапарт постарается найти ему на смену человека молодого и энергичного.
Баркер шагнул к Шарпу, который отмахнулся от него саблей.
– Все в порядке,– сказал Лависсер слуге,– я сам позабочусь о лейтенанте.
– Я сказал ему, сэр, чтобы уходил. Он был в городе.
Лависсер удивленно вскинул брови.
– Ты очень великодушен, Баркер.– Майор посмотрел на Шарпа.– Не хочется убивать вас, Ричард. Вы мне нравитесь. Удивлены? Впрочем, это не важно. Важно то, что мистер Сковгаард остается без защитника. Не так ли?
– Думайте, что хотите.
– Вы чрезвычайно мне удружили, Ричард.– Лависсер загнал пулю и задумчиво посмотрел на пистолет.– Согласитесь, наш Оле до невозможности скучен. Не терплю таких. Честный, трудолюбивый, набожный. Его существование – оскорбление для меня.– Он поднял пистолет.– А вот дочь у него хороша.
Шарп выругался. Лависсер рассмеялся, и в этот момент долетевший с холма крик заставил его обернуться. Из‑за деревьев выступила шеренга солдат.
– Сюда! – крикнул Шарп.– Сюда! Быстрее!
Прогремел выстрел, и пуля срезала листья над головой предателя. Несколько человек в красных мундирах быстро спускались по склону. Лависсер развернул коня.
– Au revoir, Ричард! – бросил он через плечо.
Шарп бросился было за ударившейся в бегство парочкой, но тут над головой засвистели пули, и ему пришлось пригнуться. Лависсер и Баркер уже скрылись из виду.
Шарп сбросил плащ и поднял незаряженный пистолет. Он уже заметил синий кант на красных мундирах солдат – валлийские фузилеры. Их штыки грозно смотрели в его сторону. Положение спас сержант, коротышка с широкой, плоской физиономией. Заметив форму незнакомца, он остановил своих людей и удивленно покачал головой.
– Я же не пьян, а, Гарри?
– Не больше, чем всегда, сержант,– ответил стоявший поблизости рядовой.
– Похоже, стрелок, а? Шарп бросил саблю в ножны.
– Здравствуйте, сержант.
– Сэр! – Валлиец дернулся, пытаясь принять стойку «смирно».– Разрешите поинтересоваться, сэр, какого черта здесь делают стрелки?
– Я немного заблудился, сержант.
С холма спустился капитан с дюжиной солдат и захваченным в плен Йенсом.
– Что здесь происходит, сержант Дэвис?
– У нас тут стрелок, сэр. Заблудился.
– Лейтенант Шарп, сэр. Вы не знаете, где сейчас сэр Дэвид Бэрд?
– Сэр Дэвид?
– У меня к нему поручение,– соврал Шарп. – И этот парень со мной.– Он указал на Йенса.– Проводили рекогносцировку в городе. Приятное утро, не так ли? – С этими словами он зашагал вверх по склону.
Капитан последовал за ним.
– Вы были в городе?
– Да. Приятное место, но слишком много церквей. Остается только надеяться, что Бог не перейдет на их сторону – уж слишком много молитв ему там возносят.– Он похлопал Йенса по спине.– Ты в порядке?
– Да, – ответил растерянный Йене.
– Вышли из города с датчанами? – спросил капитан.
– Да, с ополченцами. Но имейте в виду, на следующем холме рота настоящих солдат. Правда, без артиллерии.
Он остановился, оглядывая усеянную телами вершину. Валлийские волынщики помогали раненым, несколько пленных с несчастным видом стояли в сторонке, отворачиваясь от плывущего в воздухе дыма.
– Так вы знаете, где сэр Дэвид?
– С бригадой. Думаю, вон там.– Капитан указал за канаву.– Последний раз я видел его возле оранжерей.
– Вы со мной, Йене? – наигранно бодро спросил Шарп. Сказать по правде, на душе было скверно. Пришло время держать ответ.
И признаваться в еще одной неудаче.
Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 515 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |
|