Глава вторая. У таверны не было названия
У таверны не было названия. Не было даже какой‑нибудь вывески над входом. Не было ничего, что отличало бы ее от соседних зданий, за исключением разве что некоей ауры благополучия, благодаря которой она выделялась на Винигер‑стрит, как попавшая в публичный дом герцогиня. Одни называли ее таверной Мэлоуна, потому что некогда ею владел ныне покойный Бики Мэлоун, другие Уксусной пивной, а третьи заведением Хозяина, поскольку большую часть своих дел Джем Хокинг вел в ее баре.
Мои интересы не ограничиваются приходом, – с достоинством молвил Хокинг.– Я, майор, человек разносторонний.
Из чего, подумал Шарп, следовало, что Хокинг выжимал соки не только из обитателей работного дома. За прошедшие годы Джем разбогател настолько, что приобрел с десяток домов в Уоппинге, и именно по пятницам жильцы приносили ему арендную плату. Жалкие гроши, но гроши эти складывались в кучки на столе в баре таверны, а потом исчезали в кожаном мешочке. Счет им вел седоволосый клерк, записывавший все поступления в бухгалтерскую книгу. Больше в баре никого не было, кроме двух высоких, плотно сложенных парней с дубинками.
– Мои мастифы,– объяснил их присутствие Джем Хокинг.
– Ответственный человек нуждается в защите, – сказал Шарп, покупая на два из трех оставшихся шиллингов бутыль пива. Девушка‑подавальщица принесла четыре кружки. Писарю угощение не полагалось, пиво предназначалось только Шарпу, Хокингу и двум мастифам.
– Ответственность может взять на себя не каждый,– заметил Хокинг и на несколько секунд приложился к кружке.– То, что вы здесь видите, майор, есть частное дело.– Он посмотрел на высохшую женщину, положившую на стол перед клерком несколько пенни, кивнул и продолжал: – Во исполнение приходских обязанностей, майор, я забочусь о распределении общественных средств и пекусь о бессмертных душах. И к обеим этим обязанностям отношусь ответственно.
Общественные средства, о которых упомянул мастер, представляли собой пособие в четыре пенса и три фартинга в день на каждого бедняка, из которых Хокинг ухитрялся умыкнуть два пенса, тогда как оставшееся экономно расходовалось на черствый хлеб, лук, ячмень и овес. Забота о душах прибыли не приносила, зато и расходов не требовала.
– У вас есть попечительский совет? – поинтересовался Шарп, подливая пива в обе кружки.
– У меня есть надзорный совет,– кивнул Хокинг, не сводя глаз с пенного напитка.– Так установлено законом.
– И кто же за все отвечает? Вы? Или совет?
Вопрос, как было видно, не понравился собеседнику.
– Полагаю, что вы, хозяин, но мне надо знать точно.
– За все отвечаю я,– с важным видом сообщил Хокинг.– Совет назначается приходом, а приход, майор, кишит сиротами. И не только наш! Некоторых привозят даже на кораблях. Только на прошлой неделе у реки нашли маленькую девочку. Представляете?
Он покачал головой и уткнулся носом в пену. Шарп представил, как «грязекопы», мужчины и женщины, прочесывающие берега Темзы в поисках случайной добычи, приносят ребенка в приют на Брухаус‑лейн. Бедняжка, оказаться у такого опекуна.
– Совет, майор, не в состоянии справиться с таким количеством детей. Члены его ограничиваются квартальной проверкой расходов и, не обнаружив ни малейших нарушений, выносят мне благодарность к каждому Рождеству. В прочих отношениях совет меня как бы и не замечает. Я человек деловой, майор, и благодаря мне приход снимает с себя бремя забот о сиротах. Сейчас под моей опекой тридцать шесть сопляков, и что бы делал с ними совет, кабы не мы с миссис Хокинг? Нет, для прихода мы сущая находка.
Он поднял руку, но не для того, чтобы отвести комплименты «майора», а потому что проскользнувший через заднюю дверь таверны худощавый молодой человек прошептал что‑то ему на ухо. Из‑за двери донеслись хриплые крики. Шарп слышал их с того момента, как переступил порог таверны, но делал вид, что ничего не замечает. Вот и теперь он отвернулся, когда молодой человек высыпал в кожаный мешочек писаря пригоршню монет, а потом передал стопку засаленных бумажек, которые исчезли в кармане мастера.
– Дела, – хмуро пояснил Хокинг.
– В Льюисе,– сказал Шарп,– приход предлагает три фунта каждому, кто возьмет сироту из работного дома.
– Будь у меня такие деньги, майор, я бы за пять минут избавил Брухаус‑лейн от этих маленьких ублюдков,– ухмыльнулся Хокинг.– По фунту за каждого. По фунту! Но наш приход беден. Мы не в Льюисе. У нас нет средств, чтобы сбыть этих чертовых бродяжек. Нет. Нам приходится рассчитывать на чужие деньги! – Он присосался к пиву, потом подозрительно посмотрел на Шарпа.– Итак, майор, что вам нужно?
– Барабанщики.
В 95‑м полку барабанщиков не было, но Шарп рассчитывал, что Хокингу об этом неизвестно.
– Барабанщики? У меня есть ребятишки, которые могли бы барабанить. Толку от них мало, но стучать палочками могли бы. Но почему вы пришли ко мне, майор? Почему не взяли в Льюисе по три фунта за голову?
– Потому что тамошний совет не желает, чтобы мальчишки становились солдатами.
– Не желает? – изумился Хокинг.
– В совете много женщин,– пояснил Шарп.
– А, женщины! ‑воскликнул Хокинг и раздраженно покачал головой.– Да, с ними договориться трудно. В нашем совете их нет, это я вам сразу говорю.
– А в Кентербери совет требует, чтобы они проходили через магистрат.
– Кентербери? При чем тут Кентербери?
– У нас там второй батальон, и мы могли бы набрать мальчишек в тамошнем приюте, да магистрат не дает.
Эти объяснения, похоже, не удовлетворили Хокинга.
– Но почему в магистрате не хотят, чтобы они шли в солдаты?
– Потому что солдаты умирают. Дохнут как мухи. Понимаете, мистер Хокинг, стрелковые войска ближе всего к противнику. Мы у него как бы под носом, а мальчишки, когда не барабанят, подносят патроны. Снуют туда‑сюда, вот и попадают под пули. Бац, бац. Бывает, и свои подстрелят. Кто‑то всегда погибает. Но при этом, имейте в виду, для живых жизнь там вполне сносная. Они, можно сказать, становятся избранными!
– Редкая возможность, – покачал головой Хокинг, судя по всему, веривший всей той чепухе, что нес Шарп.– Могу вас уверить, майор, у нас ни совет, ни магистрат возражать бы не стали. Никоим образом! Даю слово! – Он подлил себе еще пива.– Так о чем речь?
Шарп откинулся на спинку стула и принял задумчивый вид.
– Два батальона, да? – медленно заговорил он. – Это двадцать рот. Допустим, мы теряем в год четырех барабанщиков на поле боя и еще шестерых по болезни и в силу возраста. Получается десять парней. Так? Им должно быть лет по двенадцать или около того.
– Десять мальчишек в год? – Хокинг с трудом скрыл пробудившийся энтузиазм.– И вы за них заплатите?
– Немы, а армия.
– Да, но сколько? Сколько?
– По два фунта за каждого.
Шарп и сам удивлялся, как гладко у него все выходит. Он мечтал о мести, планировал ее, разыгрывал в своем воображении, но никогда не думал, что получится так легко – слова слетели с языка сами собой и звучали вполне убедительно.
Хокинг ответил не сразу. Он достал глиняную трубку, набил ее табаком, поднес горящую свечу, прикурил.
Двадцать фунтов в год – кругленькая сумма, но уж больно все чистенько. Уж больно все просто.
– Магистраты захотят получить свою долю.
– Вы же сказали, что с ними проблем не будет, – возразил Шарп.
– Не будет, если им заплатить,– указал Хокинг. – Да и другие расходы. Всегда есть другие расходы, майор.– Он выпустил в потолок струю дыма.– Вы уже говорили об этом с полковником?
– Иначе б я сюда не пришел.
Хокинг кивнул. Похоже, цену майор с полковником уже обсудили. И, разумеется, речь шла не о двух фунтах за голову. Скорее, о пяти, причем два фунта доставались полковнику, а еще один майору.
– Четыре фунта! – объявил он.
– Четыре?!
– Я, майор, могу и без вас обойтись. У меня есть трубочисты. Им мои ребятишки нравятся. А кто в трубу не пролезает, может улицы убирать.
Уборщики собирали собачье дерьмо и отвозили его кожевникам, использовавшим фекалии при дублении кож.
– Кто‑то уходит в море, кто‑то становится трубочистом, кто‑то собирает дерьмо, некоторые помирают, а остальных ждет виселица. Они все – отбросы, подонки. Если они нужны вам, платите мою цену. И вы заплатите. Заплатите.
– Заплачу? С чего бы это?
– А вот с чего, майор. Ради каких‑то мальчишек вы бы в Уоппинг не пришли. Их можно найти где угодно. И магистраты тут не помеха.– Хокинг ухмыльнулся, как бы давая знать, что его не проведешь.– Нет, майор, вы ко мне пришли с какой‑то особенной целью.
– Я к вам пришел за барабанщиками. И чтобы никто не вмешивался.
Хокинг продолжал смотреть ему в глаза.
– Продолжайте.
Шарп помедлил, потом, как бы приняв решение, пожал плечами.
– И еще мне нужны девочки.
– Ага,– усмехнулся Хокинг. Слабость и жадность были понятны ему, и теперь визит Шарпа обретал наконец смысл.
– Мы слышали…
– Кто мы?
– Мы с полковником.
– А вам кто сказал? – не отставал Хокинг.
– Мне – никто. Полковник узнал от кого‑то. Вот он меня и отправил.
Хокинг откинулся назад и задумчиво потянул себя за бакенбарды. Сочтя ответ достаточно правдивым, он кивнул.
– Так вашему полковнику нравятся молоденькие, а?
– Они нам обоим нравятся. Свеженькие и нетронутые.
Хокинг снова кивнул.
– Мальчишки пойдут по четыре фунта, девчонки по десять.
Шарп изобразил задумчивость, потом пожал плечами.
– Я хочу попробовать. Сегодня.
– Мальчика или девочку? – осклабился Хокинг.
– Девочку.
– А деньги есть?
Шарп похлопал по ранцу, стоявшему на посыпанном опилками полу.
– Гинеи.
За дверью послышался еще один бурный всплеск голосов, и Хокинг повернул голову.
– У меня там бизнес, майор, так что придется подождать еще час‑другой. А девочку тем временем приведут в порядок, вымоют, почистят. Но я хочу получить свои пять фунтов.
Шарп покачал головой.
– Увидите деньги, когда я увижу девчонку.
– Осторожничаете, а? – усмехнулся Хокинг, но настаивать не стал и залога не потребовал.– Вам какую? Рыженькую? Черненькую? Худышку или толстушку?
– Просто девочку. Главное, чтобы помоложе. – Притворство давалось с трудом, и Шарп уже чувствовал себя последним мерзавцем.
– Получите свеженькую, майор,– сказал Хокинг и протянул руку, предлагая скрепить сделку.
Шарпа передернуло от отвращения. Хокинг сжал его пальцы и, подавшись вперед, пристально посмотрел в глаза новоявленному партнеру.
– Странно, но есть в вас что‑то знакомое.
– Я из Йоркшира,– соврал Шарп.– Вы там случайно не бывали?
– Не любитель разъезжать.– Хокинг выпустил наконец руку Шарпа и поднялся.– Джо покажет, где подождать, но я бы на вашем месте посмотрел на собак.
Джо, один из двух парней с дубинками, кивком предложил лейтенанту следовать за ним и направился к задней двери. Шарп уже знал, куда его ведут, потому что еще при жизни Бики Мэлоуна не раз бывал в задней комнате, представлявшей собой длинную, полутемную пристройку. Там постоянно воняло псиной. В обоих концах пристройки размещались складские помещения, но большая часть пространства была переоборудована в подобие арены с грубо сколоченными деревянными скамьями, окружавшими помост диаметром около двенадцати футов. Посыпанный песком, он был огражден дощатым барьером.
– Это здесь.– Джо указал на одну из кладовых. – Роскоши не жди, но кровать есть.
– Я буду там.– Шарп кивнул в сторону арены.
– Как закончится, приходи сюда.
Лейтенант поднялся к самой высокой скамье и устроился почти под потолочной балкой. Над забрызганным кровью помостом висели шесть масляных ламп. К вони от животных примешивались запах крови, табака, джина и пирогов с мясом. Зрителей было около сотни, в большинстве своем мужчины, но попадались и женщины. Некоторые встретили Шарпа настороженными взглядами. Он был здесь чужим, а форменные серебряные пуговицы заставляли многих нервничать. Местная публика вообще плохо воспринимала любого рода форму. Тем не менее несколько человек подвинулись, что позволило Шарпу сесть. И как раз в этот момент через дощатый барьер перебрался высокий мужчина с крючковатым носом.
– В следующей схватке, леди и джентльмены, – проревел он,– встретятся Присцилла, сука двух лет, и Ноблмен, кобель трех лет от роду. Хозяин Присциллы мистер Филипп Мэхин.
Имя вызвало бурные аплодисменты.
– Тогда как Ноблмен,– продолжал он в наступившей тишине,– принадлежит мистеру Роджеру Коллису. Делайте ставки, леди и джентльмены, а я желаю вам всем удачи.
К Шарпу подошел мальчишка, принимавший ставки, но лейтенант отмахнулся. У нижней скамейки появился Джем Хокинг, и собранные деньги тут же перекочевали в заветный кожаный мешочек, с которым, похоже, не расставался сопровождавший его клерк. Еще один мужчина, лет тридцати на вид и худой как палка, пробившись через толпу, сел рядом с Шарпом. Волосы у него были длинные, а тощую шею украшал франтоватый красный платок. Достав из‑за голенища ножик, он принялся чистить ногти.
– Лампи желает знать, кто ты, черт возьми, такой.
– Кто такой Лампи? – спросил Шарп.
– Вон тот.– Худой кивком указал на глашатая.
– Сын Бики?
– А ты откуда знаешь? – Сосед с подозрением посмотрел на офицера.
– Оттуда, что он похож на Бики. Кстати, тебя я тоже знаю. Ты Дэн Пирс. Твоя мамаша жила в Шэдвелле. У нее была только одна нога, но это не мешало ей раздвигать окорока, так?
В следующее мгновение лезвие уткнулось Шарпу в бок, и острие щекотнуло ребро. Шарп повернулся и посмотрел Пирсу в глаза.
– Ты ведь не станешь убивать старого друга, а, Дэн?
Пирс недоуменно мигнул.
– Но ты ведь не…– Он не закончил и лишь качнул головой, не веря самому себе.– Нет, не может быть…
Шарп усмехнулся.
– Мы с тобой, Дэн, а? Мы же вместе работали на Бики.
Он повернулся и посмотрел на помост, куда уже вывели суку и кобеля. Сука рвалась с поводка. «
– Похоже, живая.
– Настоящая убийца,– кивнул Пирс,– и верткая, как угорь.
– Уж больно неспокойная. Зря силы растрачивает.
– Ты ведь Дик Шарп, верно? – Нож убрался.
– Джем не знает, кто я, и будет лучше, если так оно и останется.
– Уж я‑то ему точно не скажу. Так это и впрямь ты? Шарп кивнул.
– Офицер? Шарп снова кивнул. Пирс рассмеялся.
– Черт возьми. Неужто в Англии джентльмены перевелись?
– Так и есть, Дэн,– улыбнулся лейтенант.– Ты что, поставил на суку?
– На кобеля. Пес хорош. Крепок. Спокоен.– Он опять посмотрел на старого товарища и снова покачал головой. – Точно Дик Шарп.
– Так оно и есть,– подтвердил Шарп.
С тех пор как он был здесь в последний раз, прошло двадцать лет. Бики Мэлоун всегда предрекал Шарпу плохой конец, говоря, что он закончит свои дни на виселице. Шарп, однако, выжил, убежал из Лондона, отправился в Йоркшир, убил там человека и подался в армию, чтобы скрыться от закона. Армия стала для него домом. Сначала его повысили до сержанта, а потом, одним жарким днем на пыльном поле битвы в далекой Индии, произвели в офицеры. Он вылез с самого дна, поднялся, получил офицерское звание и вот теперь возвращался домой. Армия не пожелала принять Шарпа, и он решил попрощаться с ней. Но для начала ему требовались деньги.
Хронометрист поднял большие, похожие на луковицу часы. Бросили монетку – начинать выпало суке. Пса увели, а на помост поставили две клетки. Какой‑то мальчуган открыл их, опрокинул на бок и шустро перемахнул через барьер.
По песку рассыпались тридцать шесть крыс.
– Готовы? ‑проревел глашатай. Толпа ответила ревом.
– Пять секунд! – объявил хронометрист, пьяненький школьный учитель, и скосил взгляд на часы.– Начали!
Суку подтолкнули вперед, и Шарп с Пирсом тоже подались вперед. Псина была хороша. Первые две крысы сдохли еще до того, как остальные поняли, что рядом сними хищник. Она перекусила обеим горло, встряхнула и отбросила, но тут возбуждение взяло верх, и следующие несколько драгоценных секунд оказались растраченными впустую – сука просто принялась грызть жертв.
– Тряхни их! – проорал из толпы хозяин, но его голос утонул в общем шуме.
Сука снова набросилась на кучку крыс и принялась за работу, не обращая внимания на атаковавших ее грызунов, но потом опять отвлеклась на здоровенную черную тварь.
– Брось ее! Оставь! – вопил хозяин.– Брось, чертова дура! Она уже сдохла!
– Слишком молодая,– объяснил Пирс.– Выучки не хватает. Я говорил Филу, чтобы подержал еще месяцев шесть, но тот и слушать не хотел. Пробки в ушах. – Он взглянул на Шарпа и покачал головой.– Глазам не верю. Дик Шарп – джек‑пудинг.– Джеком‑пудингом называли шута на ярмарке, пестро разодетого клоуна с приколотыми к голове ослиными ушами.– Так Хокинг тебя не узнал?
– Так лучше.
– За меня не беспокойся. Я этому гаду ничего не скажу.
Между тем расправа продолжалась, и на песке тут и там блестела свежая кровь. Несколько покалеченных крыс еще ползали по арене, и зрители, ставившие на суку, призывали ее покончить с ними.
– Я как увидел ее в первый раз, подумал, что будет драть чертовых тварей не хуже своей мамаши. Вот та была настоящей хладнокровной убийцей. А эта слишком молода. Но ничего, еще натаскается.– Он замолчал, наблюдая за тем, как сука расправляется с одной особенно шустрой крысой. Кровь брызнула на ближайших к ограждению зрителей.– Их не зубы убивают, а встряска.
– Знаю.
– Конечно знаешь.– Схватка закончилась, и взобравшийся на помост мальчишка сгреб дохлых грызунов в мешок.– Лампи все еще пытается их продавать. А что, может, кто‑то и ест. Пирог с крысиным мясом ничем не хуже любого другого, особенно если не знаешь, что там за начинка. Но пока дела идут плохо.– Пирс посмотрел в сторону Джема Хокинга.– Проблем не будет?
– А ты против?
Пирс поковырял длинным ногтем между зубами.
– Нет. Да и Лампи будет доволен. Давно хочет сам тут всем заправлять, да Хокинг не дает.
– Не дает?
– Сейчас это место принадлежит Хокингу. Ублюдок скупил едва ли не все дома на улице.
На помост швырнули еще две клетки, и новая партия крыс, проворных черных тварей, разбежалась по кругу. Толпа бурно приветствовала выпущенного дога. Секунду он стоял, потом прыгнул и принялся за работу с расчетливой эффективностью бывалого бойца. Пирс ухмыльнулся.
– Надеюсь, Джем проиграется.
Живости и быстроте суки кобель противопоставил опыт и расчетливость. Каждый его успех зрители приветствовали бодрыми возгласами. Большинство, похоже, поставили на дога, и удовольствие от выигрыша удваивалось при мысли о том, что Джем проиграет. Да вот только Хокинг был не из тех, кто проигрывает. Штук двадцать грызунов уже валялись вверх лапками на окровавленном песке, когда сидевший возле барьера мужчина внезапно вскочил, подался вперед и сблевал на помост. Разумеется, дог сразу же забыл о крысах, соблазнившись полупереваренным мясным пирогом. Владелец заорал на пса, публика заулюлюкала, и лишь на плоской физиономии Хокинга не отразилось никаких чувств.
– Вот скотина, – прошипел Пирс.
– Старый трюк,– заметил Шарп, нащупывая под шинелью рукоять сабли.
Ему не нравилось это оружие с изогнутым клинком, слишком легкое для доброй рубки, но носить другое офицерам‑стрелкам не позволялось. Будь у него свобода выбора, он предпочел бы палаш с эфесом чашечкой, какими дрались шотландцы, но устав есть устав, и начальство настояло на том, чтобы он экипировался соответствующим образом. Палаш или сабля, говорили ему, это всего лишь украшение, и офицер, вынужденный пользоваться в бою холодным оружием, уже доказал свою непригодность. Согласиться с такими доводами Шарп не мог – сам он не раз пускал в ход кавалерийскую саблю и никогда не считал ее чем‑то второстепенным. В пролом с игрушкой не пойдешь, говорил он полковнику Бекуиту, там нужен настоящий секач, но полковник лишь качал головой. «Наше дело держаться в стороне и поражать противника издалека, не вступая в прямой контакт. Поэтому мы и вооружены винтовками, а не мушкетами».
Впрочем, теперь это все уже не имело для Шарпа никакого значения. Взять деньги, уйти в отставку, продать саблю и позабыть об армии – такие у него были планы.
Представление закончилось, и Лампи объявил, что в следующий раз зрителей ждет смешанная схватка – петушиный бой и травля барсука. Барсуки, похвастал он, будут из самого Эссекса, где специально разводят бойцовую породу. Никакой бойцовой породы, разумеется, не существовало, а Эссекс просто был ближайшим к Уоппингу местом, где они водились. Толпа устремилась к выходу, и Шарп вернулся к кладовой в сопровождении Дэна Пирса.
– Я бы на твоем месте пошел домой,– посоветовал лейтенант.– Тебе ведь неприятности ни к чему.
– Неприятности будут у тебя, Дик,– предупредил старого друга Пирс.– Этот гад один никогда не остается.
– Как‑нибудь управлюсь. Угостишь меня потом пивом.
Пирс ушел, а Шарп заглянул в кладовую. У одной стены стояли плетеные клетки с барсуками, остальное пространство занимали стол с тускло коптящей масляной лампой и кровать со скомканными подушками, простынями и одеялами. Работавшие у Лампи подавальщицы пользовались комнатушкой в собственных целях, но Шарпа увиденное вполне устроило. Он положил на стол шинель и ранец и, вытащив из ножен саблю, укрыл ее от глаз на клетках с барсуками. Звери, распространявшие жуткую вонь, беспокойно зашевелились.
Оставалось только ждать, и Шарп ждал, прислушиваясь к доносящимся с арены затихающим звукам. Всего лишь год назад он жил в доме с восемью комнатами, который они с Грейс снимали поблизости от Шорнклиффа. Дела в батальоне шли тогда неплохо, потому что Грейс очаровала батальонных офицеров, но почему он решил, что так будет продолжаться долго? То был сон. Мечта. Вот только братья Грейс и их адвокаты не давали ей покоя, требуя, чтобы она оставила Шарпа, и даже предлагая деньги. Они наседали на Грейс, тогда как другие законники крутили с завещанием ее мужа, выдумывая причины для отсрочки, темня и запутывая. Выбрось ее из головы, сказал себе Шарп, но Грейс не выходила из головы, и когда за дверью послышались наконец шаги, глаза уже першило от слез.
Джем Хокинг вошел в комнату с девочкой, оставив дверь слегка приоткрытой. Парни с дубинками задержались в коридоре. Девочка была рыжеволосая, худенькая, испуганная и бледная. Взглянув на Шарпа, она тихонько заплакала.
– Слушай меня, Эмили,– сказал Хокинг, держа ее за руку.– Этот добрый человек хочет поиграть с тобой. Так, майор?
Шарп кивнул. Его распирало от злости и ненависти, и он боялся, что выдаст себя, если произнесет хоть слово.
– Я не хочу, чтобы она пострадала,– продолжал Хокинг. Физиономия у него была цвета бифштекса, на носу проступали набрякшие лиловые вены.– Верните целехонькой. А теперь, майор, деньги? – Он похлопал по свисавшей с плеча сумке.– Десять фунтов.
– В ранце,– кивнул Шарп.– Лежат сверху. Под клапаном.
Хокинг повернулся к столу, и лейтенант, шагнув к Эмили, притворил плечом дверь. Потом подхватил девочку на руки, положил на кровать и накинул ей на голову одеяло. Оказавшись в затхлой темноте, бедняжка расплакалась. Хокинг обернулся в тот момент, когда Шарп протянул руку за саблей. Хозяин открыл рот, но клинок был уже у его горла.
– Ни слова.– Лейтенант задвинул засов.– Мне нужны твои деньги, Джем. Все. Положи сумку на стол и выверни карманы.
Несмотря на прижатую к горлу саблю, Джем вовсе не выглядел встревоженным.
– Ты, видать, рехнулся,– спокойно сказал он.
– Деньги, Джем, на стол.
Хокинг недоуменно покачал головой. Чтобы кто‑то осмелился бросить ему вызов в его собственном царстве – такое представлялось невероятным. Он вздохнул и уже открыл рот, чтобы позвать на помощь, но острие сабли впилось вдруг в кожу, и по шее потекла струйка крови.
– Деньги на стол, Джем,– тихо повторил Шарп, хотя внутри у него все клокотало от гнева.
Хокинг не спешил.
– Я тебя знаю? – нахмурился он.
– Нет.
– Ты не получишь от меня ни пенни, сынок.
Шарп повернул клинок. Хокинг попятился, но сабля последовала за ним.
– Деньги на стол.
– Ну ты и туп, парень,– сказал Хокинг.– Сам не знаешь, во что впутался. Но теперь тебе не уйти. За дверью мои ребята, и они сделают из тебя отбивную.
– Деньги.
Шарп подкрепил требование молниеносным жестом, после которого на щеках и носу Хокинга остались длинные, тонкие царапины. Это произвело впечатление. Хокинг провел пальцем по лицу и с удивлением обнаружил на нем кровь.
В дверь постучали.
– Мистер Хокинг? – позвал голос.
– Мы тут решаем денежный вопрос,– отозвался лейтенант,– не так ли, Джем? Шевелись. Деньги на стол, иначе я порежу тебя на кусочки.
– Ты ведь не офицер, да? Переоделся в чужое? Но только не на того напал, сынок.
– Я офицер.– Шарп прижал саблю посильнее, и кровь потекла обильнее.– Настоящий офицер. А теперь выгребай все из карманов.
Хокинг бросил мешочек на стол и опустил руку в карман. Шарп ожидал услышать звон монет, но не услышал ничего, а потому, когда Джем вытащил руку, резанул саблей по пальцам. Пальцы разжались, и маленький пистолет упал на деревянный пол.
– Выворачивай карманы!
Хокинг еще медлил, решая, стоит ли позвать на помощь или лучше подчиниться. Что‑то в голосе или, может быть, выражении лица лейтенанта склонило его ко второму варианту. Моргнув от боли, он сунул руку в карман и выгреб пригоршню монет. Дверь задрожала – кто‑то попытался войти.
– Подождите,– крикнул Шарп. Среди меди блеснуло серебро и даже золото.– Не останавливайся, Джем.
– Тебе конец,– проворчал Хокинг, послушно выгребая оставшуюся мелочь.
– Отойди к клеткам, ублюдок,– приказал Шарп, подталкивая его к животным.
Оставалось пересыпать монеты в сумку, что оказалось не так‑то просто – действовать приходилось одной рукой, да и с Хокинга нельзя было спускать глаз. Он уже прикинул, что добыча составила никак не меньше восемнадцати или девятнадцати фунтов.
Его спас щелчок. Щелкнуло за спиной, и Шарп мгновенно узнал звук взведенного курка и отступил в сторону, успев обернуться и заметить дырку в деревянной стене. Скорее всего, «глазок» устроил Лампи, и один из парней Хокинга увидел, что происходит в кладовой. Дырка полыхнула пламенем, грохнул выстрел, и комната быстро заполнилась дымом. Под одеялом вскрикнула Эмили. Джем Хокинг схватил клетку и швырнул ее в Шарпа.
Клетка ударила в плечо. Хокинг наклонился за пистолетом, и Шарп ударил его ногой в лицо, а потом рубанул саблей по голове. Хокинг рухнул под стол. Шарп схватил пистолет и выстрелил в стену около «глазка». Полетели щепки, но никто не вскрикнул, не застонал. Он наступил врагу на живот и ткнул саблей в горло.
– Да, Джем, ты знаешь меня. Ты меня знаешь.
Шарп не собирался раскрывать себя. Он планировал ограбить Хокинга и уйти, но теперь, почувствовав запах дыма, понял, что хочет убить мерзавца. Нет, не просто убить. Он хотел увидеть лицо Хокинга в тот момент, когда ублюдок поймет, что один из его подопечных вернулся. Вернулся офицером. Шарп улыбнулся и впервые за все время узрел страх на плоской физиономии Хозяина.
– Я офицер, и меня зовут Шарп. Дик Шарп.
Он увидел удивление в глазах Хокинга. Удивление, неверие и страх. Это уже само по себе было достаточным вознаграждением. Удивление в глазах Хокинга сменилось узнаванием, а с ним пришло и изумление; похоже, он никак не мог понять, как такое могло случиться, как один из его мальчишек стал офицером. И вслед за непониманием накатил ужас – Хокинг понял, что мальчишка жаждет мести.
– Ублюдок! – процедил Шарп.– Кусок дерьма. Помнишь, как порол меня? До крови. Помнишь? Я помню, Джем. Поэтому и вернулся.
– Послушай, парень…
– Я тебе не парень. Я вырос, Джем. Я солдат, офицер, и я научился убивать.
– Нет!
– Да!
Горечь и злость было уже не остановить. Годы боли и унижений направили руку, и лезвие скользнуло по горлу врага. Последний крик Хокинга оборвался фонтаном ударившей вверх крови. Умирающий приподнялся, но Шарп, зарычав, резал и резал, рассекая мышцы и хрящи, пока сталь не наткнулась на кость. В разверзнутой ране пузырилась кровь. Шарп поднялся и последним ударом вогнал клинок так, что тот согнулся, врезавшись в основание черепа.
– Это тебе за все, Джем.– Дверь сотрясалась от ударов снаружи, и Шарп пнул ее что было сил.– Мы еще не закончили.
В коридоре стало вдруг тихо. Но сколько их там? Выстрелы, конечно, слышали многие, а любители добычи знают, что после стрельбы всегда есть чем разжиться. Чертов дурак, сказал себе Шарп. Сколько раз говорила ему Грейс – прежде думай, а уж потом делай, не позволяй злости управлять тобой. Он ведь и не собирался убивать, только ограбить. Хотя… Нет, он давно хотел это сделать, годами лелеял месть, но когда пришло время, сделал все неуклюже и в результате оказался в западне. На столе еще лежало несколько монет, среди них одна гинея, и Шарп бросил ее на кровать.
– Эмили!
– Сэр? – пискнула девочка.
– Это тебе. Спрячь ее. И сама спрячься. Не высовывайся.
В коридоре все еще было тихо, но это ничего не значило. Шарп задул лампу, натянул шинель и забросил за спину ранец. Потом повесил на грудь кожаный мешок, вытер саблю о лежащего Хокинга, подошел к двери и осторожно отодвинул задвижку. У парней в коридоре был один пистолет на двоих, но еще ножи и дубинки, и Шарп предполагал, что они набросятся на него, как только увидят, что дверь приоткрылась. Никто, однако, не нападал. Они ждали. Ждали, потому что понимали – рано или поздно он выйдет. Шарп наклонился, нащупал клетку, которую швырнул в него Хокинг, пододвинул ее к двери и открыл заслонку.
В проникавшем с дальнего конца пристройки скудном свете было видно, как из клетки выползла и медленно двинулась к двери плотная черная тень. В какой‑то момент барсук остановился и даже попятился, пытаясь вернуться в спасительную темноту, но наткнулся на острие сабли и неуклюже вывалился из комнаты.
Грохнул пистолет, и пламя на мгновение раскололо тьму. Барсук пискнул и затих – удар дубинкой переломил зверю хребет. Распахнув дверь, Шарп прыгнул в коридор и свернул налево еще до того, как человек с дубинкой понял, что колотит животное. Сабля рассекла воздух. Кто‑то вскрикнул. Шарп ткнул клинком в появившуюся фигуру – противник пригнулся и подался назад. Ждать лейтенант не стал – он уже мчался по коридору в дальний конец пристройки, выходившей, как подсказывала память, к тухлой канаве, по которой тащили с Темзы легкие лодки. Преследовать его бросился только один из телохранителей Хокинга. Шарп с ходу вышиб дверь и выскочил в переулок. Там его дожидались двое, но оба, увидев саблю, отступили. Шарп повернул направо и понесся вдоль длинного склада, где хранили табак и где во времена его детства орудовала шайка фальшивомонетчиков.
– Хватай его! – крикнул кто‑то, и он услышал топот за спиной.
Еще один поворот. И еще. Крики преследователей становились громче. Они неслись за ним не для того, чтобы отомстить за Хокинга, о смерти которого, скорее всего, еще и не знали, а потому что он был чужаком. Волки осмелели, и Шарп бежал и бежал, подгоняемый криками за спиной. Ранец, шинель и сумка – вес немалый, к тому же сапоги утопали в грязи, и он знал, что должен побыстрее найти убежище, сбить охотников со следа. Еще один поворот. Длинный узкий переулок. Стена Монетного двора. Влево, вправо, снова влево. Он увидел наконец темную подворотню и, метнувшись в нее, опустился на корточки и затаил дыхание. Несколько человек пробежали мимо. Шум погони постепенно удалился и стих. Шарп выпрямился.
Мундир намок от крови – ладно, это подождет. Он вложил саблю в ножны, ножны спрятал под шинель и с ранцем в руке зашагал в направлении на запад по запомнившимся с детства улочкам и переулкам. Миновав Тауэр, Шарп почувствовал себя в относительной безопасности – здесь в высоких, узких окнах уже мерцал желтоватый свет – и все равно постоянно оглядывался, проверяя, не идет ли кто следом. Большинство преследователей держались одной шайкой, но некоторые, те, что посмышленее, могли охотиться в одиночку, не привлекая к себе внимания. Теперь они уже знали, что рискуют не только ради сабли и серебряных пуговиц, но и ради денег Хокинга. Завидная добыча. Городские улицы были пусты, и пару раз Шарп оборачивался на звук шагов, но никого не увидел.
Он миновал Темпл‑Бар. Улицы оживали, прохожих становилось больше, но опасность еще сохранялась. Шарп быстро прошел Флит‑стрит и повернул на север, в запутанный лабиринт узких улочек. Начался дождь. Из таверны высыпала небольшая компания, и он инстинктивно взял в сторону, перейдя на более широкую улицу, в которой признал Хай‑Холборн. Здесь он остановился перевести дух. Оторвался или нет?
Из окон домов на противоположной стороне улицы струился бледный свет. Иди в Севн‑Дайалс, сказал он себе, и отыщи Мэгги Джойс. Дождь усилился, барабаня по крыше стоящей неподалеку кареты. Другая карета прокатила, разбрызгивая грязь, мимо, и ее лампы высветили желто‑зеленую вывеску на здании с тускло мерцающими окнами. Два ночных сторожа в синих мундирах с сияющими пуговицами и длинными палками неспешно прошествовали мимо. Дошли ли до них известия о происшествии на Брухаус‑лейн? Если да, то искать будут армейского офицера в перепачканной кровью шинели. Пожалуй, лучше укрыться. Надпись на вывеске означала, что перед Шарпом таверна под названием «Французский рожок». Когда‑то заведение пользовалось большой популярностью среди музыкантов находящегося неподалеку, на Друри‑лейн, театра, но потом его купил отставной солдат, радушно принимавший любого военного, так что в армии таверну называли не иначе как «Лягушкин хрен».
Бифштекс, подумал Шарп, вот что мне надо. Бифштекс и пиво, кровать и тепло. Да, он хотел попрощаться с армией, но пока еще оставался офицером, а значит, «Лягушкин хрен» – место для него. Он повесил на плечо ранец и поднялся по ступенькам.
Никто не обратил на Шарпа внимания. Никто даже не повернул головы. Примерно половина посетителей были офицерами, хотя и вторая половина, клиенты в штатском платье, тоже могла иметь непосредственное отношение к армии. Знакомых лиц Шарп не обнаружил и, отыскав свободное место в темном уголке у стены, сбросил с плеча ранец и снял промокшую от дождя шинель. Рыжеволосая женщина, фартук которой украшали с десяток эмблем разных полков, сообщила, что в таверне можно и переночевать.
– Только в комнате ты будешь не один,– предупредила она,– так что, пожалуйста, не разбуди того джентльмена. Он сказал, что ляжет пораньше.
Заметив кровь на зеленом мундире, женщина покачала головой.
– Пришлось отбиваться от воров,– объяснил Шарп, похлопывая по кожаному мешочку.– У тебя не найдется холодной воды?
– Хочешь вымыть сапоги?
– Да. И принеси пива и стейк. Побольше.
– Давненько стрелки сюда не захаживали. Слышала, будто их отправили куда‑то за границу.
– Я тоже это слышал.
– И куда же?
– Не знаю.
Она наклонилась.
– В Копенгаген, дорогуша. Так что постарайся вернуться целенький.
– Копен… – ‑начал Шарп.
– Ш‑ш‑ш.– Женщина приложила палец к губам. – Хочешь узнать что‑то про армию, милый, приходи сюда. Мы знаем ответы за два дня до того, как в штабе королевской конной гвардии начинают задавать вопросы. – Она улыбнулась и ушла за пивом.
Шарп открыл сумку и попытался определить, сколько в ней денег. Похоже, фунтов двадцать, не меньше. Выходит, преступление – дело доходное. Он повернулся спиной к бару. Двадцать фунтов. С такими деньгами можно начинать новую жизнь.
Двадцать фунтов! И это за один вечер! И все равно Шарп злился на себя за несдержанность, из‑за которой убил человека. Повезло еще, что удалось так легко выкрутиться. Неприятностей с законом можно было не опасаться, поскольку обитатели Уоппинга воздерживались от общения с констеблями. Многие в таверне Бика Мэлоуна видели Хокинга с армейским офицером, который, скорее всего, и пришил Хозяина, но Шарп сомневался, что власти проявят интерес к поиску преступника и даже узнают о случившемся. Тело Хокинга отнесут к реке и бросят в воду, а потом его, возможно, найдут на берегу где‑нибудь у Дартфорда или Тилбери. Чайки выклюют внутренности и единственный оставшийся глаз. И за Джема Хокинга никого не повесят.
По крайней мере Шарп надеялся, что за него никого не повесят.
И все же радоваться было преждевременно. Его искали. Шарп ушел из Уоппинга с кругленькой суммой, и многие жаждали встречи с ним, чтобы денежки сменили владельца. В первую очередь опасаться нужно хокинговских мастифов, которые будут искать его именно в таких вот местах, как таверна «Лягушкин хрен». Останься здесь на одну ночь, а потом выбирайся из Лондона, сказал он себе. Едва Шарп принял это решение, как за спиной хлопнула дверь. Зашумели. Сначала он подумал, что это охотники за сокровищами Хокинга вышли на след, но, оглянувшись, увидел небольшую веселую компанию мужчин и женщин, укрывшихся в таверне от дождя. Мужчины отряхивали зонты и стягивали плащи с женщин. Шарп решил, что они пришли из театра, но женщины были в скандально откровенных платьях и с сильно накрашенными лицами. Вероятно, актрисы. Мужчины оказались офицерами и вовсю демонстрировали алые мундиры, золотые галуны и красные пояса. Шарп поспешно отвернулся, чтобы не привлекать внимания.
– А я утверждаю,– объявил один из офицеров, – что хорошая выпивка помогает лучше разглядеть гения!
Сие странное заявление вызвало смех и аплодисменты. Компания сдвинула столы и стулья.
– В розовом, дорогая, ты истинное совершенство! – сообщил один из гостей своей спутнице и был незамедлительно высмеян за галантность своими же товарищами.
Шарп хмуро уставился в кружку. Грейс любила театр, но теперь этот мир был не для него. Ну и черт с ним! В офицерах ему быть недолго. Деньги есть, а с ними можно попасть в любой мир и начать там новую жизнь. Шарп жадно допил пиво и лишь тогда понял, насколько проголодался и устал. Нужно умыться. Замочить в холодной воде мундир. Но всему свое время. Сначала выспаться. По крайней мере попытаться уснуть, если удастся отвлечься от мыслей о Грейс, а уж утром подумать, что делать со своей жизнью дальше.
Тяжелая рука легла на плечо.
– Я тебя ищу, а ты вот где,– произнес хрипловатый голос.
Попался, подумал Шарп, цепенея.
Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 433 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 |
|