АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава восьмая

Осадные работы продвигались своим чередом, задержки возникали только из-за обстрелов да нехватки леса для укрепления траншей и сооружения батарей, на которых можно было бы разместить большие осадные орудия. Руководивший работами полковник Гент, инженер Ост-индской компании, полностью соглашался с генералом Харрисом в том, что целью должен стать старый участок западной стены. Однако через несколько дней после начала работ один местный крестьянин рассказал британцам о существовании новой, второй стены. Крестьянин утверждал, что стена не завершена, но известие обеспокоило Харриса настолько, что он призвал помощников в свою палатку, где инженер Гент и изложил им последнюю новость.

– Этот человек говорит, что его сыновей забирали на стройку, и я склонен ему верить.

Наступившее после слов Гента короткое молчание нарушил Бэрд.

– У них не хватит солдат на две стены.

– Людей у Типу много, – возразил Уэлсли. – По нашим сведениям, тридцать или сорок тысяч. Этого более чем достаточно.

Бэрд никак не отреагировал на замечание молодого полковника, а Харрис, остро чувствовавший неприязнь двух своих заместителей друг к другу, сделал вид, что изучает расстеленную на столе карту города. Озарение, однако, не приходило. Сидевший рядом с Харрисом полковник Гент нацепил очки и тоже склонился над картой.

– И все-таки я думаю, что очевидный вариант – запад. Даже несмотря на эту вторую стену.

– А север? – спросил Уэлсли.

– По словам нашего крестьянина, – ответил инженер, – новая внутренняя стена закрывает и северный участок. – Взяв карандаш, он провел на карте линию, показывающую, что двойное укрепление есть повсюду, где река подходит к городу достаточно близко. – Запад намного предпочтительнее севера еще и потому, что южный рукав очень мелкий, а главное русло в это время года гораздо коварнее. Если форсировать Кавери, то только здесь. – Гент постучал карандашом по карте у западной стены. – К тому же, – оптимистично добавил он, – возможно, наш источник прав и стена действительно недостроена.

Больше всего Харрису недоставало сейчас Маккандлесса. Будь шотландец здесь, он бы направил в город с десяток переодетых сипаев, и они уже через несколько часов знали бы все о состоянии второй стены. Но полковник пропал, как пропали и посланные ему на выручку люди.

– Мы могли бы перейти реку у Арракерри, – предложил Бэрд, – а потом ударить с востока, как это сделал Корнваллис.

Харрис приподнял парик и поскреб старый шрам.

– Все это мы уже обсуждали, – устало вздохнул он и, улыбнувшись Бэрду, чтобы смягчить упрек, еще раз повторил известные всем доводы. – Во-первых, нам придется форсировать реку, а у противника на берегу хорошие укрепления. Во-вторых, мы наткнемся на новую стену вокруг лагеря. – Он показал на возведенную Типу глинобитную стену. – Значит, осаду надо будет начинать заново. К тому же мы знаем, что с юга и востока внутренняя стена закончена. А чтобы разбить стену, нам придется доставлять боеприпасы через реку.

– Да и переправа после первого хорошего дождя станет непроходимой, – мрачно вставил Гент, – не говоря уж о крокодилах. – Он покачал головой. – Не хотел бы я переправлять по три тонны груза в день через речку, в которой полным-полно этих голодных тварей.

– Получается, в каком бы месте мы ни атаковали, нам везде придется преодолевать две стены? – уточнил Уэлсли.

– Получается, что так, – проворчал Бэрд.

– Эта новая стена, – продолжал Уэлсли, не обращая внимания на шотландца, – что мы о ней знаем?

– Глина, – ответил инженер. – Кирпичи из красной глины. Вроде той, что у нас в Девоне.

– Глина ведь рассыпается, верно?

– Рассыпается, когда сухая, – согласился Гент. – Но внутри она не высыхает. Хороший материал глина. Удароустойчивый. Я видел, как двадцатичетырехфунтовые ядра отскакивали от такой стены, как смородина от пудинга с салом. С хорошей каменной стеной можно справиться за день. Главное – разбить внешнюю корку, а остальное ядра легко превращают в мусор. Глина – совсем другое дело. – Инженер уставился на карту, постукивая себя по зубам кончиком пера. – Совсем другое.

– Но как-то разбить ее все-таки можно? – обеспокоенно спросил Харрис.

– Да, сэр, конечно, это я вам гарантирую. Вопрос в том, сколько времени мне потребуется, чтобы уговорить ее уступить? – Тент сдвинул очки пониже и посмотрел на генерала. – Ждать муссона осталось недолго, а как только начнутся дожди, делать здесь уже нечего, можно сворачиваться и топать домой. Вы хотите пройти две стены? На это уйдет две недели, но и тогда брешь во второй будет слишком узкой. Опасно узкой! Продольным огнем ее не расширишь. Придется бить прямой наводкой и очень прицельно. Да, мы проделаем брешь, но она будет слишком узкая, а что нас встретит на другой стороне – то одному богу известно. Боюсь, ничего хорошего.

– Но внешнюю мы можем разбить достаточно быстро?

– Да, сэр. Она в основном тоже из глины, но глины старой, сухой. Разобьем корку, а на остальное хватит нескольких часов.

Харрис снова уставился на карту, машинально потирая шрам под париком.

– Лестницы, – произнес он после долгой паузы.

Бэрд тревожно вскинул голову.

– Вы же, упаси господи, не думаете об эскаладе?

– У нас нет леса! – запротестовал Гент.

– Лестницы из бамбука, – продолжал генерал. – Много не надо. Несколько штук. – Он с улыбкой откинулся на спинку стула. – Ваше дело – брешь, остальное предоставьте мне. Мы не полезем в брешь, а поставим лестницы по бокам от нее. Занимаем внешнюю стену, и им ничего не остается, как сдаться.

В палатке наступила тишина – трое офицеров обдумывали предложение генерала. Гент попытался протереть стекла очков уголком рукава.

– Нашим парням придется подниматься очень быстро, сэр. Не забывайте, что через реку пойдет несколько батальонов, и в случае малейшей задержки между стенами скопится слишком много народу. А что там, между ними, то одному богу известно. Может, ров с водой? Может, мины? И даже если ничего, парни могут легко оказаться между двух огней.

– Две группы "Форлорн хоупс"[3], – словно не слыша пессимистических прогнозов Гента, сказал Харрис. – Бросим их вперед за две-три минуты до главного штурма. Их задача – попасть на стены. Одна группа повернет на север, другая на юг. Между стенами им делать нечего.

– Рискованное предприятие, – заметил Гент.

– Каждый штурм – рискованное предприятие, – твердо заявил Бэрд. – Поэтому мы и задействуем "Форлорн хоупс". – Отряды "Форлорн хоупс", по сути отряды смертников, немногочисленные по составу, формировались из добровольцев и шли на приступ первыми с задачей захватить противника врасплох и посеять панику среди обороняющихся. Несмотря на то что они неизбежно несли тяжелые потери, недостатка в волонтерах не было. На сей раз, однако, им предстояло не просто пробиться через брешь, а захватить укрепления на стенах. – Город не захватишь, не пролив крови, – продолжал шотландец и, подтянувшись, повернулся к генералу. – Еще раз прошу вас, сэр, разрешить мне возглавить штурмовые силы.

Харрис улыбнулся.

– Разрешаю, Дэвид. – Он впервые назвал Бэрда по имени. – И да пребудет с вами Господь.

– На Бога пусть рассчитывает Типу, – с трудом скрывая радость, ответил Бэрд. – Мы справимся сами. Спасибо, сэр. Вы оказываете мне честь.

"Или посылаю на смерть", – подумал командующий, но выражать свои опасения вслух не стал. Он скатал карту.

– Быстрота, джентльмены. Надо поторапливаться. Скоро придут дожди, так что давайте покончим с этим делом побыстрее.

Работы продолжались. Войска медленно прокладывали себе путь через плодородную долину между акведуком и южным рукавом Кавери. Ряды осаждающих пополнила вторая британская армия численностью шесть с половиной тысяч человек, прибывшая из Каннанора на малабарском побережье западной Индии. Она расположилась к северу от Кавери, и ее батареи прикрывали подход к месту предполагаемой бреши, так что теперь соотношение сил еще сильнее изменилось в пользу наступающих: пятьдесят семь тысяч против тридцати, причем из первых одна половина выступала под британским флагом, а вторая под знаменами Хайдарабада. Собственно британцев в британской армии насчитывалось не более шести тысяч, остальные были сипаи, а за спиной войск расположился огромный лагерь из более чем ста тысяч гражданских, с нетерпением ожидающих добраться до богатых, по слухам, складов Серингапатама.

Располагая достаточным количеством войск для осады и штурма, Харрис все же не мог окружить город сплошным кольцом, чем пользовалась кавалерия Типу, едва ли не ежедневно совершавшая вылазки через восточную сторону острова, атаковывая британских фуражиров, шнырявших по окрестностям в поисках леса и продовольствия. Отбивать эти вылазки приходилось всадникам Низама Хайдарабадского. Будучи мусульманином, Низам не питал теплых чувств к своему единоверцу Типу, так что его солдаты дрались с особенной ожесточенностью. Один кавалерист вернулся в лагерь с шестью головами, которые привязал за волосы к пике. С таким трофеем он гордо прогалопировал мимо палаток, встречаемый поощрительными криками как красномундирников, так и сипаев. Харрис прислал герою кошелек с гинеями, а командующий войском Низама, Меер Аллум, подошел к выбору награды более практично, выразив благодарность через одну из своих наложниц.

Траншеи уходили все дальше, но их приближению на расстояние, достаточное, чтобы осадные орудия приступили наконец к своей разрушительной работе, мешало одно обстоятельство. На южном берегу Кавери, примерно в полумиле к западу от города, сохранились руины старой водяной мельницы. Сложенные из камня, ее стены оказались достаточно прочными, чтобы выдерживать артиллерийский огонь противника. Превращенные в надежный форт с глубоким защитным рвом, ракетами, орудиями и гарнизоном из двух отборных кушунов, развалины стали для британцев непреодолимым препятствием. Дополнительным раздражением для осаждающих служили два развевающихся над фортом флага; к вечеру их неизменно сбивали, но с восходом они снова реяли над руинами, словно дразня индийских и британских артиллеристов. Когда же после очередного попадания высланный к форту отряд подходил на достаточно близкое расстояние, его встречал пушечный, ракетный и ружейный огонь, убедительно доказывающий, что защитники мельницы живы и боеспособны. А проложив от города к форту глубокую траншею, Типу даже получил возможность под покровом ночи менять уставших солдат свежими.

Форт необходимо было взять. Провести атаку Харрис приказал индийским и шотландским фланговым ротам, придав им инженерную группу, перед которой стояла задача навести переправу через ров. За час до атаки британская артиллерия обрушила на крепость шквал огня с обоих берегов реки. Двенадцатифунтовые орудия били гаубичными снарядами, и дымные следы горящих фитилей сливались на фоне предзакатного неба с черными клубами, поднимающимися над истерзанным фортом. Дожидающейся сигнала пехоте, которой предстояло форсировать южный рукав Кавери, перебраться через ров и взять форт штурмом, казалось, что там не осталось уже никого и ничего, кроме дыма и пыли, но каждый раз, когда завеса рассеивалась, индийская пушка опровергала надежды противника, отправляя в сторону британских батарей очередное ядро. Или выпущенная защитниками ракета перечеркивала змеящимся густым хвостом тающие следы снарядов. Городская артиллерия тоже не оставалась в стороне, хотя и палила скорее для острастки осаждающих, чем с надеждой нанести им серьезный урон. Шарп, услышав канонаду, подумал было, что за ней последует приступ, но сержант Ротье успокоил своих людей, объяснив, что это британцы тратят снаряды на старую мельницу.

Внезапно артобстрел прекратился, и солдаты Типу стали выбираться из сырых подвалов мельницы, чтобы занять свои места на опаленных огнем укреплениях. Они успели как раз вовремя, чтобы увидеть, как идущие впереди наступающих саперы бросают в ров зажигательные коробки, представляющие собой вязанки сырой соломы с начинкой из селитры, гранулированного пороха и сурьмы. Тлеющая изнутри солома испускала густой едкий дым, так что уже через несколько секунд над рвом поднялась серая завеса, через которую напуганные защитники дали нестройный ружейный залп. Новые и новые вязанки летели в ров, дым становился гуще и гуще, и под его покровом атакующие, перекинув несколько десятков досок, устремились на врага с примкнутыми штыками. Лишь немногие из обороняющихся успели перезарядить мушкеты. Эти немногие выстрелили, и один из британцев свалился в ров на горящую солому. Остальные карабкались на стены. Пертширские горцы и бенгальские пехотинцы ворвались в крепость, как злобные фурии. Ошеломленные внезапностью штурма, оглушенные предшествовавшим ему артобстрелом и задыхающиеся от дыма, воины Типу не сумели ни организовать сопротивление, ни даже капитулировать. С дикими криками бенгальцы и горцы рассеялись между руинами, разя врага штыком и пулей, а тем временем за спиной у них саперы уже наводили прочный мост, чтобы перетащить в форт осадные орудия и превратить его в еще одну батарею.

Солома наконец догорела, дым рассеялся, красные лучи заходящего солнца коснулись почерневших руин и застывших на них горца и бенгальца с захваченными флагами поверженного врага. Бой превратился в побоище, и офицеры с трудом сдерживали разъяренных солдат. Последний, самый глубокий подвал отчаянно защищала группа пехотинцев Типу, но кто-то из саперов поджег оставшуюся вязанку, выждал несколько секунд, пока из нее не повалил дым, и спустил по лестнице. Недолгая тишина сменилась кашлем и стонами, и задыхающиеся защитники стали выбираться из превратившегося в ад подвала. Форт был взят, причем атакующие потеряли одного солдата, тогда как ошеломленный успехом лейтенант насчитал на развалинах двести тел в полосатых туниках. Еще больше защитников крепости лежало у амбразур. Остальные либо попали в плен, либо бежали в город по траншее. Один сержант-шотландец, обнаружив снаряженную к запуску ракету, поставил ее вертикально между двумя камнями и поджег запал. Под крики победителей ракета взмыла в небо, завертелась штопором и, достигнув апогея, устремилась вниз и упала в Кавери.

На следующее утро в форте установили восемнадцатифунтовые орудия. Расстояние до города было велико, но Харрис все же приказал открыть огонь. На сей раз артиллеристы получили приказ уничтожить вражеские пушки. Внешнюю стену Серингапатама защищал земляной бруствер, но так как расстояние от реки было слишком мало, то места для устройства надежного, с пологим гласисом, от которого отскакивали бы снаряды, бруствера не хватило. Низкий отвесный скат защищал только основание стены, но не парапет, на котором и стояли орудия. Удача, сопутствовавшая накануне бенгальцам и горцам, опустилась теперь на плечи пушкарей – уже первый выстрел накрыл амбразуру, а второй пришелся в стоящую за ней пушку. После этого все пошло как по маслу, и едва ли не каждый посланный британцами снаряд достигал цели. Наблюдавшие в подзорные трубы офицеры видели, как вражеские орудия одно за другим сваливаются со стены. Каждый успех сопровождался восторженными криками осаждаемой стороны. К концу дня едва ли не вся западная стена была очищена от орудий. Точность артиллеристов сулила легкую победу. Боевой дух союзников взлетел до небес.

Тем временем Типу, наблюдая за уничтожением своих с таким усердием собранных пушек, закипал от ярости. Форт, на который он возлагал такие надежды, форт, который должен был задержать врага до прихода муссона, не выдержал и одной атаки. И вот теперь проклятые британцы легко и планомерно расстреливали его артиллерию.

Пришло время, решил Типу, доказать солдатам, что красные мундиры не неуязвимые демоны, а всего лишь обычные смертные, что их тоже можно устрашить и поставить на колени. Пора тигру выпустить когти.

* * *

В получасе пути от города, за окружающей лагерь стеной, находился Летний дворец, Дария Даулат. Он был намного меньше городского Внутреннего дворца, потому что в последнем помещались весь гарем султана, штаб его армии, правительственные учреждения, а также конюшни, склады, суд, залы для приемов и тюрьма. Во Внутреннем дворце бурлила кипучая деятельность, сотни человек трудились там, зарабатывая себе на жизнь, тогда как Летний дворец, окруженный зелеными садами и защищенный густой стеной алоэ, служил оазисом мира и покоя.

Дария Даулат возвели ради приятного отдохновения, а не для того, чтобы поражать и впечатлять. Невысокий, всего лишь в два этажа, сложенный из огромных тиковых бревен дворец был покрыт толстым слоем штукатурки и окрашен так, что, казалось, не столько отражал, сколько сам испускал солнечный свет. Вокруг шла двухэтажная веранда, и на западной стене, под верандой, в том месте, куда не заглядывали лучи, Типу приказал выложить огромную фреску, изображавшую битву при Поллилуре, ту самую, в которой он пятнадцатью годами ранее разгромил британскую армию. В результате той победы влияние Типу распространилось на все малабарское побережье и в честь того триумфа дворец получил свое имя – Дария Даулат, "Сокровище моря". Дворец лежал на дороге к восточной оконечности острова, где стоял элегантный мавзолей, в котором лежали родители Типу, великий Хайдар Али и Фатима Бегума, и в котором, как знал султан, упокоится в свое время и он сам.

Сад представлял собой широкую лужайку с прудами, деревьями, кустами и цветочными клумбами. Здесь можно было встретить не только розы и манго, но и такие экзотические для здешних мест растения, как индиго и хлопок, ананасы из Африки и авокадо из Мексики, разведение которых Типу поощрял в надежде, что когда-нибудь они принесут прибыль его стране. Однако в этот день, день после того, как дым, огонь и кровь поглотили старый форт, сад, предназначенный для неспешных прогулок и созерцания красоты, заполнили не праздно гуляющие, а две тысячи солдат из тридцатитысячного войска султана. Они выстроились на площадке севернее дворца, составив прямоугольник, четвертой стороной которого стал фасад Дария Даулат.

Для войск были приготовлены развлечения: из города привели танцовщиц, двух жонглеров и заклинателя змей. Но больше всего солдат заинтересовал деревянный тигр, доставленный из Внутреннего дворца. Тигр царапал когтистой лапой раскрашенное красной краской лицо деревянного красномундирника, который, к радости воинов султана, издавал жалобные стоны.

Сам Типу прибыл в паланкине после полудня. Никто из европейцев его не сопровождал. С султаном прибыл только Аппа Рао – два из пяти участвовавших в параде кушунов были из его бригады. Высокий генерал-индус молча стоял на верхней веранде за спиной Типу. Зная о плане султана и не одобряя его, он не смел протестовать, потому что любое выражение несогласия могло вызвать у монарха подозрения. К тому же отговорить Типу от задуманного было невозможно. Астрологи предупредили, что страна вступает в период неудач, отвратить которые можно лишь ценой жертвоприношения. Другие мудрецы, интерпретировавшие будущее по причудливо окрашенным дымчатым завихрениям над мутной поверхностью кипящего в котле масла, объявили то же самое: для Серингапатама наступил сезон несчастий. Именно этим объяснили они и сдачу форта, и уничтожение орудий на западной стене, и теперь Типу преисполнился решимости положить конец внезапно обрушившимся на него бедам.

Позволив солдатам еще немного понаблюдать за деревянным тигром, Типу хлопнул в ладоши и приказал слугам отнести модель во Внутренний дворец. Место тигра заняли десяток джетти, представших перед зрителями, как обычно, в полуобнаженном виде. Несколько минут силачи демонстрировали свои обычные трюки: сгибали в кольцо железные прутья, поднимали на ладони взрослых мужчин и перебрасывались пушечными ядрами.

Потом, повинуясь сигналу барабана, джетти отступили в тень под балконом, а во двор ввели пленных. Изумленные зрители сначала приумолкли, а потом по их рядам прокатился злобный ропот. Пленников было тринадцать, и все они были солдатами 33-го полка, захваченными в ходе ночного боя в роще за акведуком.

Тринадцать несчастных неуверенно остановились, окруженные кольцом врагов. Нещадно палило солнце. У одного из пленных, сержанта, лицо то и дело подергивалось, делаясь похожим на жуткую маску. Его бегающий, странно напряженный взгляд остановился, когда Типу, шагнув к перилам балкона, обратился к войскам. Противнику, сказал султан, сопутствовала удача, он одержал несколько незначительных побед, но бояться его нет оснований. Британские колдуны, зная, что не могут одолеть тигров Майсура одной лишь силой, прибегли к помощи заклятия, но с помощью Аллаха это заклятие будет снято. Солдаты встретили речь своего повелителя одобрительным гулом, тогда как не понявшие ни слова пленники лишь тревожно переглянулись.

Стражники, охранявшие пленников, отвели их к стене дворца, оставив посреди двора лишь одного человека. Он попытался уйти со своими товарищами, но стражник остановил его штыком. Неравный поединок, вызвавший смех среди солдат, закончился тем, что пленник остался в одиночестве посреди двора, тревожно поглядывая по сторонам в ожидании решения своей судьбы.

Ждать долго не пришлось. К пленнику подошли два джетти с устрашающего вида колючими бородами и заплетенными вокруг головы длинными черными волосами. Англичанин нервно облизал сухие губы, джетти улыбнулись, и вдруг красномундирник, словно почувствовав, что его ожидает, торопливо отступил от силачей на пару шагов. Солдаты рассмеялись – окруженному с трех сторон врагами солдату бежать было некуда. Он попытался обойти индусов, но один из них схватил его за мундир. Несчастный ударил джетти кулаком в грудь, чем вызвал очередную вспышку смеха – с таким же успехом заяц мог бы колотить волка.

Обхватив британца обеими руками, первый джетти крепко прижал его к себе, тогда как второй взял его за голову, сделал глубокий вдох и резко повернул.

Предсмертный крик оборвался. Пару секунд голова англичанина невидяще смотрела назад, потом джетти убрал руки, и тело рухнуло на землю. Первый джетти поднял труп одной рукой и презрительно, играючи подбросил в воздух – так терьер играет с дохлой крысой. В следующую секунду солдаты, затаив дыхание наблюдавшие эту маленькую сцену, разразились одобрительными криками. Типу улыбнулся.

Второго пленника заставили встать на колени, и палач поставил ему на голову гвоздь. Британец не сопротивлялся, лишь процедив сквозь зубы проклятие, и умер мгновенно, оросив своей кровью посыпанный песком двор. Третьего джетти убил одним ударом в грудь, ударом настолько сильным, что британца отбросило на добрый десяток шагов, и он умер от разрыва сердца. Зрители потребовали повторения трюка со сворачиванием головы, и такое удовольствие им было доставлено. Одного за другим пленников выводили к месту казни. Трое умерли малодушно, моля о пощаде и обливаясь слезами. Двое расстались с жизнью, читая молитву, но остальные сохранили достоинство до конца. Трое сопротивлялись, а один, гренадер, насмешил вражеских солдат тем, что сумел сломать джетти палец. Они умирали поодиночке, сознавая свое бессилие, видя смерть товарищей и гадая лишь о том, какая участь уготована им: пробьют ли им череп, свернут шею или просто прикончат ударом в грудь. Каждому казненному отрубали затем голову, после чего обе части тела заворачивали в тростниковый коврик и убирали в сторону.

Сержанта оставили напоследок. К этому времени настроение зрителей изменилось. Если поначалу они наблюдали за хладнокровной расправой на залитом солнцем дворе с некоторой настороженностью, то затем демонстрация силы одними и отчаянные попытки других избежать смерти увлекли их, и они уже с нетерпением ожидали заключительного акта, обещавшего стать достойным финалом захватывающей драмы. Хотя солдаты и принимали нервный тик сержанта за проявление безотчетного страха, повел он себя неожиданно и, увернувшись от джетти, подбежал к балкону и что-то прокричал султану. Снова и снова его загоняли в угол, и каждый раз он исхитрялся выскользнуть, выкрутиться, изловчиться и воззвать к Типу. Крики его тонули в возгласах зрителей, откликавшихся на каждый удачный маневр пленника. На помощь двум джетти пришли еще двое, и, как ни пытался сержант проскочить между ними, он неизменно натыкался на непробиваемую стену. Бросившись в одну, потом в другую сторону, пленник неожиданно повернулся и бросился к балкону и, глядя на Типу, возопил:

– Я знаю предателей! Они здесь! Я знаю!

Подоспевший джетти обхватил его руками сзади и заставил опуститься на колени.

– Уберите их от меня! Уберите этих черных ублюдков! – надрывался сержант. – Послушайте меня, ваша честь, я знаю, что тут происходит! В городе есть британский офицер в вашей форме! Ради бога! Мама! – Последнее слово сорвалось с губ Обадайи Хейксвилла в тот момент, когда джетти сжал ладонями его голову. Изловчившись, сержант укусил палача за палец, и индус инстинктивно отдернул руку, оставив в зубах пленника кусочек своей плоти.

Хейксвилл сплюнул.

– Послушайте, ваша милость! Я знаю, что они задумали! Предатели! Клянусь! Убери руки, чертов ублюдок! Я не умру! Я не умру! Мама! – Пострадавший от укуса джетти снова схватил сержанта, готовясь свернуть ему шею. Обычно он делал это быстро, одним резким движением, но сейчас решил отомстить строптивому пленнику медленной, мучительной смертью. – Мама! – возопил Хейксвилл, скосив глаза на султана. – Я видел в городе британского офицера! Нет!

– Подожди! – остановил палача Типу.

Джетти замер, все еще держа голову сержанта под неестественным углом.

– Что он говорит? – спросил Типу одного из офицеров, который немного говорил по-английски. Офицер перевел ему слова пленника.

Султан махнул рукой, и огорченный палач опустил руки. Сержант хрипло выругался и потер шею.

– Чертов ублюдок! Черномазая тварь! – Он плюнул в джетти, отряхнулся и сделал два шага к дворцу. – Я его видел! Собственными глазами! В такой вот рубахе. – Хейксвилл кивнул в сторону одетых в туники солдат. – Он лейтенант. В полку сказали, что его послали в Мадрас, но он здесь. Да, здесь, потому что я его видел! Я! Обадайя Хейксавилл! Уберите от меня эту черномазую дрянь! – заорал сержант на шагнувшего к нему индуса. – Убирайся! Иди в свой хлев!

– Что ты видел? – крикнул с балкона офицер.

– Я же сказал, ваша честь.

– Нет, не сказал. Назови имя.

Хейксвилл осклабился.

– Я скажу. Скажу, если пообещаете, что сохраните мне жизнь. – Он упал на колени и протянул руки к балкону. – Посадите меня в тюрьму, я не против. Обадайю Хейксвилла крысами не напугаешь, но только не дайте этим чертовым дикарям свернуть мне голову. Это не по-христиански.

Типу наконец кивнул, и офицер, повернувшись к пленнику, крикнул:

– Ты будешь жить.

– Слово чести?

– Слово чести.

– Как сказано в Писании, чтоб мне сдохнуть?

– Ты будешь жить! – бросил раздраженно офицер. – Но только если скажешь правду.

– Я всегда говорю правду, сэр. Честность и Хейксвилл – одно и то же. Так вот, я его видел. Лейтенанта Лоуфорда. По имени Уильям. Высокий такой, светловолосый. Голубые глаза. И он тут не один. С ним Шарп. Рядовой Шарп, сэр.

Вряд ли офицер понял все, но и того, что он понял, было вполне достаточно.

– Так ты говоришь, этот Лоуфорд – британский офицер?

– Конечно! Из моей роты! В полку сказали, что его отправили с донесением в Мадрас, но я никогда этому не верил! Какое донесение? Он здесь, ваша милость. И что-то замышляет. Иначе зачем ему расхаживать в полосатой рубахе?

Офицер с сомнением покачал головой.

– Единственные англичане, которые здесь есть, это пленные или дезертиры. Ты лжешь.

Хейксвилл сплюнул на песок, пропитанный кровью обезглавленных пленников.

– Какой он дезертир! Офицеры не бегут из армии. Продают патент и отправляются домой, к мамочке. Говорю вам, сэр, он офицер. А тот, что с ним, сэр, чистый ублюдок! Жалко, что не сдох. И сдох бы под плетью, да за ним прислал генерал.

Упоминание о плети заставило Типу насторожиться.

– Когда это было? – перевел офицер вопрос султана.

– Как раз перед побегом, сэр. Спина у него, должно быть, до сих пор не зажила.

– И ты утверждаешь, что за ним посылал генерал? – недоверчиво спросил офицер.

– Так точно, сэр. Генерал Харрис. Тот, которому в Америке башку прострелили. Он отправил за ним полковника, а полковник Уэлсли, сэр, распорядился освободить Шарпа. Отменил наказание! – Хейксвилл и сейчас, похоже, не мог смириться с произошедшим. – Как такое возможно? Отменить законно назначенное наказание! Да где такое видано? Непорядок, сэр, непорядок. Такая армия ни на что не годится! Нет, сэр, ни на что.

Выслушав перевод, Типу отступил от перил и повернулся к Аппа Рао, служившему когда-то в армии Ост-индской компании.

– Бывают ли среди британских офицеров случаи дезертирства?

– Я, ваше величество, о таких случаях не слышал, – ответил Аппа Рао, радуясь уже тому, что из-за тени султан не замечает его бледности. – Они имеют право продать патент и уйти в отставку, так что дезертировать им ни к чему.

Типу кивнул в сторону коленопреклоненного Хейксвилла.

– Этого верните в тюрьму. И передайте полковнику Гудену, чтобы ждал меня во Внутреннем дворце.

Стражники схватили сержанта и поволокли со двора.

– У него еще бибби с собой! – кричал Хейксвилл, хотя его больше никто не слушал. Из глаз спасенного катились слезы радости. У Бангалорских ворот он снова рухнул на колени и, устремив взгляд к безоблачному небу, прохрипел: – Спасибо тебе, мама! Спасибо тебе, потому что я никогда не умру!

Тела двенадцати казненных сбросили в наспех вырытую могилу. Войско вернулось в лагерь, а Типу, устроившись в паланкине под полосатым навесом, отправился в город. По пути он размышлял о том, что принесенная жертва оказалась не напрасной, потому что благодаря ей он узнал о присутствии в городе вражеских лазутчиков. Слава Аллаху, судьба определенно повернулась к нему лицом.

* * *

– Так ты думаешь, миссис Биккерстафф переметнулась к врагу? – в третий или четвертый раз спросил Шарпа Лоуфорд.

– Она переметнулась к нему под бочок, – невесело ответил Шарп, – но нам, думаю, поможет. – Он постирал две туники, свою и лейтенанта, и теперь проверял, высохла ли одежда. Ухаживать за формой в армии Типу было куда легче, чем в британской: не надо натирать белой глиной ремни и пояса, не надо драить ваксой сапоги, не надо пудрить волосы. Убедившись, что туники высохли, Шарп бросил Лоуфорду его и аккуратно натянул через голову свою, после чего повесил на шею золотой медальон. На левом плече туники красовался красный шнур – знак капральского достоинства. Не удостоенный такого отличия Лоуфорд недовольно поморщился.

– А если она нас выдаст?

– Тогда нас ждут большие неприятности. Но она не выдаст. Мэри – хорошая девушка.

Лейтенант пожал плечами.

– Как посмотреть. Тебя ведь обманула.

– Легко пришло – легко ушло, – подпоясывая тунику, ответил Шарп. Как и большинство местных солдат, он ничего под нее не надевал в отличие от Лоуфорда, упорно носившего старые армейские бриджи. Головные уборы оба сохранили, сменив лишь кокарду Георга III на оловянный значок в виде поднятой лапы тигра. – Послушай, я сделал все, о чем ты меня просил, и Мэри пообещала найти этого Рави или как его там. Остается только ждать. Выпадет шанс сбежать – сбежим. Ты мушкет для проверки приготовил?

– Оружие у меня всегда в порядке, – с некоторой обидой ответил лейтенант, поднимая тяжелый французский мушкет.

– Господи, да за такое ружье тебя в настоящей армии под трибунал бы отдали. Дай сюда.

До проверки, которую сержант Ротье проводил ежедневно, оставалось еще полчаса, после чего они были свободны почти до вечера, когда наступало время заступать в караул у Майсурских ворот. Их смена продолжалась до полуночи, но Шарп знал, что сбежать из города в эту ночь не получится, – Майсурские ворота вели в лагерь, который, в свою очередь, надежно охранялся по всему периметру. Накануне он уже предпринял попытку выйти за них, но не успел сделать и двадцати шагов, как его остановили и, несмотря на медальон и капральский шнурок, вежливо, но твердо потребовали вернуться. Похоже, Типу держал город на замке.

– Мне Ваззи почистил, – сказал Лоуфорд, протягивая Шарпу мушкет. Вокруг казарм постоянно болтались мальчишки, готовые за малую плату на любую посильную работу. – Разумеется, я ему заплатил, – с достоинством добавил лейтенант.

– Хочешь, чтобы работа была сделана хорошо, сделай ее сам. Черт! – выругался Шарп, потому что пружина прищемила ему палец. – Ты только посмотри, какая здесь ржавчина! Чертовы французы, даже мушкет не умеют сделать как следует. То ли дело наши, бирмингемские. – Ворча, он ловко вынул пружину, ухитрившись не выронить спусковой механизм.

– И ты всегда так вот чистишь свой мушкет? – поинтересовался Лоуфорд, на которого дотошность и старательность Шарпа произвели сильное впечатление.

– Конечно! А как иначе? Впрочем, Хейксвиллу наплевать – он только снаружи и проверяет. Помнишь, ты за меня вступился из-за кремня? Сержант заменил его на простой камень, но я успел вовремя спохватиться. Хитер, да только есть и похитрее.

– Он заменил кремень? – изумился Лоуфорд.

– Точно. Форменная змеюка, этот наш Обадайя. Сколько ж ты заплатил Ваззи?

– Анну.

– Парнишка тебя ограбил. Не подашь пузырек с маслом?

Лоуфорд подал масло и прислонился к лохани, в которой Шарп стирал туники. Несмотря на очевидную неудачу миссии, он чувствовал себя как-то непривычно спокойно. Ему было приятно вот так, на равных, общаться с Шарпом. Многие офицеры избегали своих солдат, боясь их презрения и пряча настороженность за показным высокомерием. Лоуфорду казалось, что он уже никогда не сможет вести себя так, потому что в нем не осталось больше страха перед грубыми, жестокими парнями, составлявшими основу британской армии. Шарп избавил его от страха, показав, что грубость их есть скорее бездумная привычка, а жестокостью они прикрывают добросовестность и честность. Конечно, не все были честны, как не все были и грубы, но ведь подавляющее число офицеров считали рядовых скотами и относились к ним соответственно. Лоуфорд с завистью наблюдал за тем, как Шарп, очистив пружину от ржавчины, ловко вставляет ее на место с помощью отмычки.

– Лейтенант? – окликнул кто-то с другого края двора. – Лейтенант Лоуфорд?

– Сэр? – машинально откликнулся Лоуфорд, поднимаясь и поворачивая голову в сторону голоса. В следующую секунду он понял свою ошибку и побледнел.

Шарп выругался.

Полковник Гуден медленно подошел к британцам, потирая щеку.

– Лейтенант Лоуфорд? – вежливо осведомился он, – из тридцать третьего пехотного полка его величества?

Лоуфорд молчал.

Гуден пожал плечами.

– Офицеры – люди чести, не так ли, лейтенант? Будете и дальше лгать?

– Нет, сэр.

Француз вздохнул.

– Так вы действительно офицер?

– Да, сэр, – стыдливо признался Лоуфорд, хотя чего именно он стыдился, своего недостойного, с точки зрения Гудена, поведения или прискорбной беспечности, Шарп так и не понял.

– А вы, капрал Шарп? – грустно спросил полковник.

– Я не офицер, сэр.

– Это понятно. Вы настоящий дезертир?

– Самый настоящий, сэр, – с честным лицом соврал Шарп.

У Гудена его уверенный тон вызвал улыбку.

– А вы, лейтенант? – Он повернулся к Лоуфорду. – Вы настоящий дезертир? – Лейтенант промолчал, и полковник тяжко вздохнул. – Будьте добры, лейтенант, отвечайте.

– Нет, сэр, я не дезертир. И рядовой Шарп тоже.

– Понятно, – кивнул француз. – Сержант так и говорил.

– Сержант, сэр?

Гуден состроил гримасу.

– Боюсь, у меня плохая новость. Типу казнил захваченных в лесу пленных. Одного он пощадил, потому что тот донес на вас.

– Ублюдок! – Шарп отбросил мушкет. Чертов Хейксвилл. Он выругался еще раз, с большим чувством.

– Сэр? – Лоуфорд вопросительно посмотрел на полковника.

– Лейтенант? – в тон ему ответил Гуден.

– Когда нас захватили, мы были в форме, сэр. Это означает, что с нами должно обращаться как с военнопленными.

Француз покачал головой.

– Ничего это не значит, лейтенант, потому что вы солгали. – В голосе его слышалось явное неодобрение. – И все же я попробую ходатайствовать за вас. – Он опустился на край лохани и раздраженно отмахнулся от надоедливой мухи. – Скажете, зачем пришли в город?

– Нет, сэр.

– Да, я так и думал. Но хочу предупредить, что Типу захочет это узнать. – Гуден улыбнулся Шарпу. – Видите ли, вы один из лучших солдат из всех, кем мне выпала честь командовать. И беспокоило меня только одно: что может заставить такого хорошего солдата изменить своей стране, пусть его и подвергли несправедливому наказанию. Теперь я вижу, что вы даже еще лучший солдат, чем мне представлялось. – Он нахмурился, потому что Шарп, выслушивая комплимент, задрал тунику и почесал задницу.

– Извините, сэр, – виновато сказал Шарп, заметив неодобрительный взгляд полковника, и опустил тунику.

– Жаль вас терять, – продолжал Гуден. – За вами пришли, чтобы отвести во дворец. – Он помолчал, очевидно, решая, стоит ли добавить еще что-нибудь к завуалированной угрозе, потом повернулся, щелкнул пальцами, и во дворе появился мрачный сержант Ротье. С собой он нес красные мундиры Лоуфорда и Шарпа и белые бриджи последнего. – Так будет лучше, – без особой надежды добавил полковник, наблюдая за тем, как британцы снимают чистые туники и переодеваются в старую форму. – Что касается женщины... – Он неуверенно взглянул на Шарпа.

– Она не имеет к нашим делам никакого отношения, сэр, – поспешно, натягивая бриджи, ответил Шарп. – Честное слово, сэр. К тому же, сэр... – добавил он, застегивая пуговицы на показавшемся вдруг удивительно тесным и неудобным мундире. – К тому же она меня бросила.

– Вам не повезло уже дважды. Для солдата плохой знак. – Гуден улыбнулся и протянул руку. – Ваши мушкеты, джентльмены, если не возражаете.

Шарп передал ему оба ружья.

– Сэр?

– Рядовой Шарп?

Шарп вдруг покраснел и засмущался.

– Для меня было честью служить вам, сэр. Жалко, что у нас в армии мало таких, как вы.

– Спасибо. – Гуден кивнул, принимая комплимент. – Конечно, – добавил он, – если вы пообещаете в дальнейшем честно служить Типу, то, может быть, избежите уготованной вам участи. Думаю, я мог бы убедить Типу, но прежде вы должны сказать, зачем пришли в город.

Предложение было адресовано Шарпу, и Лоуфорд напрягся в ожидании ответа. Шарп помолчал, колеблясь, потом покачал головой.

– Нет, сэр, я уж лучше останусь красномундирником.

Иного ответа Гуден и не ожидал.

– Хорошо. Кстати, рядовой, медальон можете оставить. Все равно его найдут.

– Да, сэр. – Шарп достал медальон из кармана, куда он предусмотрительно его спрятал, и повесил на шею.

Полковник сделал приглашающий жест в сторону барака.

– Сюда, джентльмены.

Удовольствия закончились.

И Шарп подозревал, что закончились они надолго.

Потому что теперь они с Лоуфордом стали пленниками Типу.

* * *

Аппа Рао распорядился привести Мэри в одну из дальних комнат. Там ее уже ждал Кунвар Сингх, но на последнего молодая женщина старалась не смотреть, боясь увидеть на его красивом лице предвестие больших неприятностей. Никаких особенных причин ожидать неприятностей не было, но она всегда держалась настороженно, к тому же суровый вид хозяина дома подсказывал, что ее страхи оправданны.

– Ваши спутники, – заговорил генерал, когда служанка закрыла за собой дверь, – арестованы. Лейтенант Лоуфорд и рядовой Шарп, тот, которого вы называли своим братом.

– Сводным братом, господин, – прошептала Мэри.

– Как скажете, – не стал спорить Аппа Рао. Кунвар Сингх немного говорил по-английски, но все-таки недостаточно, чтобы поспевать за ходом разговора, а потому генерал выбрал для допроса Мэри именно этот язык, хотя и владел им не совсем хорошо. Разумеется, в родство Мэри и Шарпа он не верил, но девушка ему нравилась, и генерал считал, что она могла бы стать подходящей невестой для Кунвара Сингха. Будущее Майсура знали только боги, но если это будущее было так или иначе связано с англичанами, то знающая английский жена стала бы для молодого человека серьезным преимуществом. Кроме того, жена самого генерала, Лакшми, твердо стояла на стороне Мэри и придерживалась того мнения, что ее прошлое, как и прошлое Кунвара Сингха, должно быть предано забвению. – Зачем они здесь?

– Не знаю, господин.

Аппа Рао достал пистолет и начал его заряжать. Мэри и Кунвар Сингх с одинаковой тревогой следили за тем, как он, сняв серебряный рог, засыпает в дуло тщательно отмеренную порцию.

– Позволь рассказать тебе, Аруна, что будет дальше с лейтенантом Лоуфордом и рядовым Шарпом. – Он стряхнул с дула крошки пороха. – Типу подвергнет их допросу, а его допросы бывают весьма болезненными. В конце концов они все расскажут. Иначе не бывает. Может быть, им позволят жить, может, нет. Не знаю. – Генерал посмотрел на молодую женщину и, затолкав в дуло бумажный пыж, начал выбирать пулю из деревянного ящичка. – Типу задаст им два вопроса. Первый: зачем они сюда пришли, и второй: с кем они должны были встретиться в городе. Ты меня понимаешь?

– Да, господин.

Аппа Рао вложил пулю и вытащил короткий шомпол.

– Они скажут, Аруна. Какими бы храбрыми и крепкими они ни были, в конце концов они заговорят. Конечно... – он помедлил, забивая пулю, – Типу может вспомнить о тебе. И если вспомнит, то пошлет за тобой, и тогда тебе тоже станут задавать вопросы. Но не так, как это делаю я. Понимаешь?

– Да, господин, – едва слышно прошептала Мэри.

Генерал вернул шомпол на место. Теперь пистолет был заряжен, оставалось взвести курок.

– Я не желаю тебе зла, Аруна, а потому скажи, зачем они пришли в Серингапатам.

Мэри как зачарованная смотрела на пистолет. Это было прекрасное оружие, с инкрустированной слоновой костью рукояткой и украшенным серебряными завитушками стволом. Потом она посмотрела в глаза генералу и поняла, что он не собирается стрелять в нее. В них не было угрозы, но был страх, и, распознав страх, Мэри решилась рассказать правду.

– Они пришли сюда, господин, чтобы найти человека по имени Маккандлесс.

Именно такого ответа и страшился Аппа Рао.

– Они нашли его?

– Нет, господин.

– Тогда что они узнали? – Генерал положил пистолет на стол. – Что они узнали? – уже требовательнее повторил он.

– Рядовой Шарп сказал мне, что британцы не должны атаковать с запада, господин, – ответила Мэри, позабыв назвать Шарпа братом. – Вот и все, господин.

– Все? Не может быть. Зачем он сказал тебе это? Думал, что ты сумеешь выйти из города?

Мэри снова уставилась на пистолет.

– Он попросил меня найти одного человека, господин.

– Кого?

Девушка со страхом взглянула на генерала.

– Одного купца, господин, по имени Рави Шехар.

– Кого-нибудь еще?

– Нет, господин.

Рао поверил ей, и с души у него свалился камень. Больше всего он боялся, что Шарпу и Лоуфорду назвали его имя, и хотя Маккандлесс пообещал держать предательство генерала в тайне, полной уверенности в том, что шотландец сумеет сдержать слово, не было. Маккандлесса еще не допрашивали под пытками, так как Типу полагал, что "полковник Росс" не более чем безобидный фуражир, но теперь опасность многократно возросла. Шарп и Лоуфорд не знали о существовании Рао, но могли разоблачить шотландца, и тогда за дело возьмутся джетти. Выдержит ли старик? Конечно, генералу было бы нетрудно уйти к британцам, но его побег грозил смертью всем родственникам и многочисленной прислуге. Нет, решил после недолгих раздумий Рао, опасную игру следует довести до конца. Он подтолкнул пистолет Мэри.

– Возьми.

Молодая женщина удивленно посмотрела на него.

– Пистолет, господин?

– Да, возьми его. И слушай меня внимательно. Рави Шехар мертв, и тело его скормлено тиграм. Возможно, Типу уже забыл о твоем существовании, но если он вспомнит, оружие тебе пригодится. – Он подумал, не попытаться ли вывести девушку из города. Это решало бы многое, но каждый житель обязан был предъявить у ворот пропуск с личной печатью самого султана, и получить такой удавалось не всем. Солдат мог бы убежать из Серингапатама, но не простой горожанин. Аппа Рао посмотрел в темные глаза Мэри. – Говорят, если вложить его в рот и направить чуть вверх, то все заканчивается быстро. – Девушка поежилась, и генерал кивнул Кунвару Сингху. – Я вручаю ее твоим заботам.

Молодой человек поклонился.

Мэри вернулась на женскую половину, а хозяин отправился в домашнее святилище. Он задержался там, думая о том, как завидует уверенным в себе людям вроде Типу или полковника Маккандлесса. Ни тот ни другой не терзались сомнениями и твердо верили в то, что судьбу определяют они сами. Они ни от кого не зависели, и Аппа Рао хотел бы того же. Он хотел бы жить в Майсуре, управляемом древней индусской династией, в Майсуре, не подвластном ни британцам, ни французам, ни маратхам, ни мусульманам, но вместо этого оказался в самом центре противостояния двух армий и был вынужден думать в первую очередь о том, как спасти жену, детей, слуг и себя самого. Генерал закрыл глаза, сложил руки и, прикоснувшись ко лбу, склонился перед Ганешей, богом с головой слона, охранявшим его дом.

– Сохрани нам жизнь, – прошептал он. – Только сохрани нам жизнь.

* * *

Типу вошел во двор без обычной помпы, в сопровождении всего лишь офицера и двух джетти. Арестованных англичан охраняли четверо пехотинцев. Джетти остались в стороне, равнодушно наблюдая за тем, как их повелитель подходит к одному из арестованных и срывает с него золотой медальон. От рывка цепь глубоко врезалась Шарпу в шею и порвалась. Типу плюнул британцу в лицо и отвернулся.

Офицер, молодой, учтивый мусульманин, заговорил на хорошем английском.

– Его величество желает знать, зачем вы пришли в город.

Лоуфорд подтянулся.

– Я лейтенант армии его величества... – начал он, но индиец поднял руку.

– Молчать! Здесь ты не лейтенант. Ты – ничтожество. Итак, зачем вы пришли в город?

– А ты как думаешь? – огрызнулся Шарп.

Офицер посмотрел на него.

– Думаю, вы пришли сюда выведывать наши секреты.

– Ну вот, теперь знаешь.

Офицер улыбнулся.

– Может быть, вам назвали имя того, с кем вы должны были связаться? Того, кто помог бы вам? Нам нужно имя.

Шарп покачал головой.

– Никаких имен нам не называли. Ни одного.

– Возможно. – Офицер кивнул двум джетти, один из которых схватил Шарпа, а другой так рванул вниз мундир, что с того посыпались пуговицы. Никакой одежды под мундиром не оказалось, если не считать таковой повязку, покрывавшую заживающие раны. Первый джетти достал кинжал и, не церемонясь, разрезал бинты. Лезвие задело кожу, и Шарп вздрогнул от боли. Один из тигров, почуяв запах крови, зашевелился. Второй джетти отошел к солдатам и взял у одного из них ружейный шомпол. Потом вернулся к Шарпу, встал у него за спиной и по знаку Типу хлестнул пленника шомполом по спине.

Боль была не меньше, чем при бичевании. Она пронзила спину, Шарп охнул и стиснул зубы, чтобы не закричать. За первым ударом последовал второй, столь сильный, что Шарп не устоял на ногах и упал лицом вниз, успев в последний момент выставить руки. Джетти ударил его еще трижды, и из-под рассеченной кожи проступила кровь. Тигры зарычали и подались вперед, натягивая тяжелые цепи.

– Его будут бить, пока он не скажет имя, – мягко сказал Лоуфорду офицер, – а когда забьют насмерть, возьмутся за тебя.

Шарп перекатился на бок, но палач пнул его ногой, возвращая в прежнее положение.

– Прекратите! – крикнул Лоуфорд. – Вы не можете так поступать!

– Можем! – ответил офицер. – Сейчас ему начнут ломать кости, но только не спины. До нее дойдут потом. Боль будет нарастать. – Он снова кивнул, и на Шарпа посыпались удары. На этот раз рядовому, как он ни старался, не удалось сдержать крик.

– Купец! – выпалил Лоуфорд.

Офицер поднял руку, и джетти остановились.

– Купец? Какой купец? В городе полно купцов.

– Он торгует скобяными изделиями. Больше я не знаю.

– Знаешь. – Кивок, шомпол взлетел в воздух.

– Рави Шехар! – выкрикнул Лоуфорд, проклиная себя за слабость, которая могла стоить жизни незнакомому человеку. Смотреть, как Шарпа у него на глазах забивают насмерть, он не мог. Одно дело терпеть собственную боль, и совсем другое – наблюдать за тем, как человека превращают в кровавое месиво.

– Рави Шехар, – повторил офицер. – И как вы его нашли?

– Мы его не нашли. Мы не знали как! Собирались подождать, немного выучить язык и уже потом отправиться на поиски. Не успели.

Шарп стонал. Кровь стекала по бокам и капала на камни. Один из тигров надул у стены приличную лужу, и едкий, тошнотворный запах мочи распространился по двору. Офицер – на шее у него тоже висел золотой медальон – отошел к Типу, о чем-то поговорил с ним и вернулся к Лоуфорду.

– Что вы должны были сообщить Рави Шехару?

– Все, что узнали, – опустив голову, ответил лейтенант. – Об оборонительных сооружениях. Для этого нас и послали.

– И что вы узнали?

– Сколько у вас солдат, сколько орудий, сколько ракет.

– И все?

– А разве мало?

Офицер перевел ответы Типу. Султан пожал плечами, взглянул на Лоуфорда и достал из кармана желтой шелковой туники небольшой кожаный мешочек. Развязав шнурок, он шагнул к Шарпу и посыпал солью кровоточащую спину. Шарп едва не задохнулся от боли.

– С кем еще вы должны были связаться? – спросил офицер.

– Больше ни с кем. Поверьте, больше ни с кем, – жалобно добавил Лоуфорд. – Нам лишь говорили, что Рави Шехар сможет передать сообщение. Вот и все.

Типу верил пленнику. Боль и стыд ясно читались на лице англичанина. К тому же рассказанное им совпадало с тем, что уже знал и сам Типу.

– И вы не нашли Рави Шехара?

– Нет.

– Тогда посмотри. – Офицер указал на тигров. – Его скормили им. Несколько недель назад.

– О боже, – прошептал Лоуфорд, закрывая в отчаянии глаза. В какой-то момент его едва не стошнило, но он подавил рвотный позыв и открыл глаза. Типу, подобрав с земли мундир, бросил его на залитую кровью спину.

Пару секунд султан стоял в нерешительности, не зная, стоит ли отдавать этих двоих на съедение тиграм сейчас или лучше немного подождать.

– Отведите их в тюрьму, – распорядился он.

Одно жертвоприношение уже изменило судьбу. Торопиться с другим не следовало. Типу знал, что судьба капризна, а потому пленников лучше приберечь до следующего раза. Когда понадобится отвратить несчастье или обеспечить победу, их убьют. А до тех пор пусть гниют в темнице.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 641 | Нарушение авторских прав