АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава восьмая. Для «Пуссели» настали счастливые дни

Для «Пуссели» настали счастливые дни. Далекий парус на горизонте действительно принадлежал «Ревенану», но капитану Чейзу никак не удавалось подойти к французам так близко, чтобы прочесть на борту название. Однако матросы уверяли, что узнают спенкер французского линкора. Сколько бы Шарп ни рассматривал в подзорную трубу чужие паруса, он не мог понять, что особенного видят в них матросы. Между тем моряки утверждали, что паруса «Ревенана» плохо заштопаны и потому висят криво. «Ревенан» и «Пуссель» были близнецами, шли с одинаковой скоростью, а бог ветров поровну осыпал противников своими милостями. Оба парусника огибали громадный африканский материк, но «Пуссель» шла западнее и до экватора сохраняла преимущество. Затем французы должны были повернуть восточнее, чтобы пристать к берегу. Каждую ночь капитан сходил с ума от беспокойства, страшась потерять добычу, но наутро «Ревенан» снова и снова возникал на горизонте. Ни разу матросам Чейза не удалось перехитрить умелых моряков из команды капитана Монморана. Если Чейз менял курс, чтобы сблизиться с французским линкором, Монморан ловко повторял маневр, и английскому капитану приходилось, чертыхаясь, возвращаться к прежнему курсу, чейз молился, чтобы француз согласился принять бой, но Монморан стойко избегал искушения. Он уверенно вел свой корабль во французскую гавань или в гавань французской союзницы Испании, а на борту «Ревенана» плыл человек, собиравшийся помочь Франции превратить Индию в британскую могилу.

– Надеется прорвать нашу блокаду у Кадиса, – язвительно заметил как-то после ужина Чейз и нахмурился.– Впрочем, нет ничего проще.

– Почему? – спросил Шарп.

– Большие корабли стоят на рейде, – объяснил капитан, – а у берега только пара фрегатов. Монморан легко отшвырнет их с дороги. Мы обязательно должны догнать его! – Чейз вздохнул. – Пешки не ходят в сторону, Шарп.

– Разве?

Шла первая вахта – с восьми вечера до полуночи. Чейз и Шарп пили бренди, и капитан учил друга игре в шахматы. Лорд Уильям и леди Грейс часто бывали гостями капитана. Леди Грейс любила шахматы и частенько заставляла Чейза хмуриться и ерзать над доской. Лорд Уильям предпочитал книгу. Впрочем, однажды он удостоил капитана партии и за пятнадцать минут разбил гостеприимного хозяина в пух и прах. Пятый лейтенант Холдерби иногда подсказывал Шарпу ходы. На людях Шарп и леди Грейс держались отчужденно.

Пассаты гнали корабль к северу, сияло солнце, и Шарп еще никогда в жизни не был так счастлив. После смерти Малахии Брейсуэйта любовники получили долгожданную свободу. Лорд Уильям корпел над отчетом для британского правительства. Любовникам приходилось встречаться с осторожностью, но иногда Шарпу казалось, что команда знает об их связи. Опасаясь внезапного прихода лорда Уильяма, они никогда не оставались в каюте ее светлости. Грейс приходила к Шарпу сама, в сумерках пересекая шканцы и пугаясь каждого шороха. Каюта Шарпа находилась рядом с каютой первого лейтенанта, где спал лорд Уильям. Со стороны могло показаться, что ее светлость направляется в каюту мужа, но едва ли любовникам удавалось обмануть рулевого на шканцах. При виде Шарпа боцман Джонни Хоппер со знающим видом ухмылялся. Шарп притворялся, что не замечает ухмылок. Впрочем, он не опасался, что команда выдаст его – в отличие от надменного лорда Уильяма Шарп матросам нравился. Любовники уверяли друг друга, что бояться нечего, но в действительности очень рисковали. И все же, какой бы безрассудной ни была их любовь, они не могли ей противиться. Шарп до сих пор не мог поверить, что знатная дама полюбила простого солдата.

Однажды вечером они лежали в его каюте. Косые лучи закатного солнца проникали сквозь иллюминатор. Леди Грейс пыталась вспомнить, сколько комнат в ее доме в Линкольншире.

– Тридцать шесть, – наконец сосчитала она, – а еще холл и комнаты слуг.

– Разумеется, кто же считает комнаты слуг, – заметил Шарп и тут же получил удар локтем под ребро. Они лежали на одеяле, расстеленном на полу, – койка для двоих была слишком узкой. – А сколько у тебя было слуг? – спросил он.

– В деревне? Двадцать три. В Лондоне четырнадцать, а еще кучеры и конюхи. Шестеро или семеро? Уже и не помню.

– Меня посчитать не забыла? – съязвил Шарп и снова острый локоток леди Грейс вонзился ему в ребра. – Больно же!

– Ш-ш-ш, – прошептала Грейс. – Чейз услышит. А у тебя были слуги?

– Маленький арапчонок, – ответил Шарп.– Он хотел вернуться в Англию вместе со мной, но умер. – Шарп замолчал, наслаждаясь прикосновениями ее кожи.– Служанка тебя не хватится?

– Она думает, что я лежу в каюте, и ей не велено меня беспокоить. Я говорю, что от солнца у меня мигрень.

Шарп улыбнулся.

– А когда идет дождь?

– Тогда я говорю, что мигрень у меня от дождя. Впрочем, Мэри все равно. Она влюблена в капитанского вестового и рада, что я ее не трогаю. Девчонка целыми днями торчит в буфетной. – Грейс провела пальцем по животу Шарпа. – Может быть, и они когда-нибудь уплывут вместе в бескрайнее море?

Временами Шарп воображал, что когда-нибудь они вместе с Грейс уплывут ото всех далеко-далеко. Любовники притворялись, что «Пуссель» – их корабль, команда – их слуги, а им суждено вечно скитаться по морям под сияющими небесами. Они никогда не говорили о том, что ждет обоих в конце путешествия. Грейс предстояло вернуться в мир роскоши, а Шарпу спуститься с небес на землю и навсегда расстаться с любимой.

– Мы с тобой словно дети, – повторяла Грейс, – беззаботные, легкомысленные дети.

По утрам Шарп упражнялся с морскими пехотинцами, днем спал, вечером ужинал с капитаном, а после ужина с нетерпением ждал, когда лорд Уильям погрузится в беспробудный сон, вызванный лауданумом, и Грейс придет в его каюту. Они ласкали друг друга, болтали, спали, снова болтали.

– С самого Бомбея я не принимала ванны, – однажды пожаловалась Грейс и вздрогнула.

– Я тоже.

– Но я-то привыкла к чистоте!

– Мне нравится твой запах.

– Я воняю, как и весь этот корабль! Кроме того, мне не хватает прогулок. В деревне мне очень нравилось гулять. Будь моя воля, никогда не вернулась бы в Лондон!

– Из тебя вышел бы неплохой пехотинец, – пошутил Шарп. – Нам, солдатам, частенько приходится бить ноги.

Некоторое время она молчала, затем провела рукой по его волосам.

– Иногда я мечтаю о смерти Уильяма, – наконец решилась Грейс, – мечтаю наяву, не во сне. Это ужасно!

– Я и сам иногда думаю об этом, – пожал плечами Шарп.

– Я хочу, чтобы Уильям упал за борт, – продолжила она, – или свалился с лестницы. – Особенно если подтолкнуть его, подумал Шарп, но тут же отбросил эту мысль. Убить шантажиста Брейсуэйта – это одно, но вина лорда Уильяма состояла лишь в том, что он вел себя заносчиво и высокомерно, а также имел несчастье быть мужем его возлюбленной. К тому же лорд Уильям не имел привычки спускаться в трюм или ночами разгуливать по палубе.– Если он умрет, – прошептала Грейс, – я разбогатею. Продам лондонский дом и переселюсь в деревню. Заведу библиотеку и камин, буду гулять с собаками. Ты поселишься вместе со мной. Я стану миссис Ричард Шарп.

На мгновение Шарпу показалось, что он ослышался.

– Как же ты будешь жить без общества?

– Ненавижу общество! – выпалила Грейс. – Пустые разговоры, недалекие люди, бесконечное соперничество! Мне нравится жить затворницей и чтобы книги стояли от пола до потолка.

– А мне чем прикажешь заниматься?

– Будешь любить меня и ревновать к соседям.

– Ну, с этим я справлюсь, – согласился Шарп. Он понимал, что мечтам Грейс суждено остаться мечтами, вот только если бы лорд Уильям действительно покинул сей мир! – В каюте твоего мужа есть орудийный порт? – спросил Шарп.

– Есть, а что?

– Да так, – пожал плечами Шарп, размышляя о том, как проникнуть в каюту его светлости. Однако по здравом размышлении отверг и эту идею. Каюта лорда Уильяма находилась недалеко от штурвала. Вряд ли Шарпу удастся незаметно от вахтенного офицера проникнуть туда, убить его светлость и избавиться от трупа. Даже скрип дверцы порта могут услышать.

– У него превосходное здоровье, – вздохнула леди Грейс назавтра, – он ни разу не болел!

– Его могут убить при штурме «Ревенана».

Грейс улыбнулась.

– Он забьется в трюм, любимый, и просидит все сражение под ватерлинией!

– Но ведь он мужчина! – удивился Шарп. – Он должен сражаться!

– Уильям – политик, дорогой мой, их тоже иногда убивают, но политики не сражаются. Он как-то сказал мне, что его жизнь слишком ценна, чтобы ею рисковать! Впрочем, в Англии Уильям будет со скромной гордостью утверждать, что первым кинулся на абордаж, а я, как верная жена, буду улыбаться и молчать. Политики все такие.

За дверью раздались шаги. Шарп внимательно прислушивался, ожидая, что шаги удалятся, но на сей раз кто-то остановился прямо за дверью каюты. Грейс сжала его руку. Раздался стук. Шарп не ответил. Стук повторился, затем неизвестный принялся трясти дверь.

– Кто там? – Шарп постарался, чтобы голос звучал сонно.

– Мичман Коллиа, сэр.

– Что вам нужно?

– Вас хочет видеть капитан, сэр.

– Скажите, что я буду через минуту, Гарри. – Сердце Шарпа забилось учащенно.

– Придется идти, – прошептала Грейс.

Шарп оделся, застегнул пояс, поцеловал Грейс и отпер дверь. Чейз стоял у перил левого борта, выглядывая на горизонте паруса «Ревенана».

– Вы искали меня, сэр? – спросил Шарп.

– Не я, Шарп. Вы понадобились лорду Уильяму.

– Лорду Уильяму? Зачем? – удивленно спросил Шарп.

Чейз приподнял бровь, намекая, что Шарпу должно быть виднее, и мотнул головой в сторону салона. Шарп снова вспомнил о письме, которым угрожал Брейсуэйт, поправил мундир и постучал в дверь салона.

Голос его светлости из-за двери пригласил его войти. Шарп подчинился. Лорд Уильям показал рукой на кресло. Его светлость сидел за длинным столом, заваленным бумагами, и писал. Скрип пера показался Шарпу зловещим. Некоторое время лорд Уильям продолжал свое занятие, словно забыв о госте. Сквозь открытое потолочное окно ветер шевелил бумаги на столе. Шарп уставился на седую макушку его светлости.

– Я пишу отчет, – неожиданно прервал молчание лорд Уильям, заставив Шарпа подпрыгнуть, – о политической ситуации в Индии. – Он обмакнул перо в чернильницу, написал еще одну фразу и только потом положил перо на маленькую серебряную подставку. Холодные колючие глаза показались Шарпу остекленевшими, наверняка от лауданума, но смотрели с прежней неприязнью. – Обычно в таких делах я не привык обращаться за помощью к младшим офицерам, но у меня нет выбора. Мне хотелось бы услышать ваше мнение, Шарп, о военной мощи маратхов.

Шарп облегченно вздохнул про себя. Маратхи! Из головы у него не шло злополучное письмо, а его светлость, оказывается, хотел всего лишь поговорить о маратхах!

– Маратхи – смелые воины, милорд.

Лорд Уильям пожал плечами.

– Иного я от вас и не ждал, Шарп, – кисло вымолвил он, затем скрестил пальцы, посмотрел на собеседника поверх ухоженных ногтей и продолжил: – Я уверен, что со временем мы станем управлять всем континентом. Вскоре это поймет и правительство. Однако главным препятствием в наших планах могут стать именно маратхи и их предводитель Холкар. Выражусь яснее. Как вы считаете, может ли он помешать нам в захвате новых территорий?

– Вряд ли, милорд.

– Прошу вас, подробнее. – Лорд Уильям вытащил чистый лист бумаги и застыл с пером в руке.

Шарп тяжело вздохнул.

– Маратхи – смелые воины, милорд, – повторил он и заслужил сердитый взгляд его светлости, – но смелость – это еще не все. Маратхи не умеют воевать. Слишком верят в артиллерию. Выстраивают все пушки в линию, а пехота топчется сзади.

– Разве мы поступаем иначе? – удивился лорд Уильям.

– Мы располагаем артиллерию на флангах, милорд. Если их пехота пойдет в атаку, мы ответим перекрестным огнем. Так можно убить гораздо больше врагов.

– Да уж, в убийствах вы разбираетесь, – язвительно заметил его светлость. – Продолжайте.

– Выставляя пушки вперед, они думают, что их пехота защищена. А когда пушки потеряны, как оно обычно и случается, пехота становится уязвимой. Кроме того, сэр, наши гораздо быстрее заряжают мушкеты. – Шарп смотрел, как перо его светлости скользит по бумаге. – Мы не боимся подобраться поближе, а они норовят палить издалека. Подойди к врагу так близко, чтобы почувствовать его запах, – и ты его одолеешь.

– Их пехота не слишком дисциплинированна?

– Им не хватает умения, сэр. – Шарп задумался. – Да, пожалуй, и дисциплины.

– Все оттого, Шарп, – подчеркнул лорд Уильям, – что они не используют телесных наказаний. А что, если во главе маратхских пехотинцев поставить умелого командира из европейцев?

– Вряд ли, милорд, маратхи – не сипаи. Они разбойники, пираты. Нанимают пехотинцев из других штатов, а наемники никогда не будут воевать так, как местные. Кроме того, чтобы подготовить их, потребуется время. Год, не меньше. К тому же самим маратхам это вряд ли понравится. Из них выйдут неплохие кавалеристы, но пехотинцы они никудышные.

– Стало быть, вы считаете, что нам не стоит так беспокоиться о мсье Валларе?

– Понятия не имею, милорд.

– Не лгите, Шарп. Ведь вы узнали Полмана? Вопрос лорда Уильяма застал Шарпа врасплох.

– Нет! – выпалил он, пожалуй, слишком резко.

– А ведь вы должны были встречать этого человека, – его светлость заглянул в бумаги, – при Ассайе.

Можешь не притворяться, подумал Шарп, будто забыл это название.

– Я видел его только через подзорную трубу, милорд.

– Только через трубу, – задумчиво повторил лорд Уильям. – А вот Чейз уверяет меня, что вы его узнали. Иначе зачем Полману удирать от нас через всю Атлантику?

– Кто его знает, милорд, – ответил Шарп с запинкой.

– Ход ваших мыслей ускользает от меня, Шарп, – промолвил его светлость, не отрываясь от бумаги. – По прибытии в Лондон я обращусь за советом к нашим генералам, но пока придется располагать вашими скудными домыслами. Возможно, мне придется расспросить кузена моей жены сэра Артура. – Перо его светлости не переставая скрипело по бумаге. – Кстати, вы не видели ее сегодня после обеда, мистер Шарп?

– Нет, милорд. – Шарп едва не удивился вслух, где это он мог видеть ее светлость, но вовремя прикусил язык.

– В последнее время, – лорд Уильям поднял взгляд на Шарпа, – она среди бела дня куда-то исчезает.

Шарп ничего не ответил. Он ощущал себя мышью, попавшей в кошачьи лапы.

Лорд Уильям посмотрел на переборку, которая отделяла салон от каюты Шарпа. Рассматривал картину, изображавшую фрегат, которым когда-то командовал Чейз?

– Плотнее прикройте за собой дверь, Шарп. Задвижка совсем разболталась.

Шарп вышел. От напряжения он весь взмок. Неужели лорд Уильям знает? Неужели Брейсуэйт все-таки написал свое злосчастное письмо? Господи Иисусе, подумал Шарп, а ведь я играю с огнем!

С лукавой улыбкой к нему подошел капитан Чейз.

– Он хотел, чтобы я рассказал о маратхах, сэр.

– А, вот оно что, о маратхах, – усмехнулся капитан. Он поднял глаза вверх и сверился с компасом. – Сегодня после ужина корабельный оркестр играет на баке. Вы хорошо поете, Шарп?

– Не особенно, сэр.

– А вот лейтенант Пил поет, и превосходно! Зато капитан Ллевеллин, даром что валлиец, вокала не жалует. Однако из канониров левого борта вышел неплохой хор. Что поделаешь, пришлось запретить им горланить песенку про адмиральскую жену. Это не для ушей леди Грейс, но, уверяю вас, и без хора вечер удастся на славу!

Грейс в каюте не было. Шарп прикрыл за собой дверь. По спине стекали струйки пота. Поистине он играл с огнем.

Через два дня на рассвете они заметили на юго-западе далекий остров. Вероятно, «Ревенан» миновал эти берега ночью, а к утру французский корабль был уже значительнее севернее. Шарп разглядел в подзорную трубу только серые тучи, что нависли над вершинами гор.

– Святая Елена, – сказал Чейз. – Островок принадлежит Ост-Индской компании. Если бы мы не гнались за «Ревенаном», то запаслись бы там водой и овощами.

Шарп вглядывался в клочок суши, затерянный посередине бескрайнего океана.

– Кто живет в такой глуши?

– Представители Компании, несколько угрюмых семейств да слуги-негры. Задира был там рабом. Можете расспросить его об острове.

– Вы освободили Задиру?

– Он сам себя освободил. Вплавь добрался до корабля, вскарабкался вверх по якорной цепи и прятался, пока мы не добрались до суши. Не сомневаюсь, ОстИндская компания не отказалась бы заполучить его обратно, но придется им обойтись без Задиры. Такими матросами не разбрасываются!

На корабле кроме негров служили матросы-индийцы, американцы, голландцы, шведы, датчане и даже двое французов.

– Почему он называет себя Задирой?

– Однажды он так отдубасил одного малого, что тот неделю приходил в себя, – весело ответил капитан, затем поднес к губам рупор и прокричал: – Хочешь, высажу тебя на Святой Елене, Задира? Старых приятелей навестишь!

Задира ребром ладони провел по горлу; Чейз рассмеялся. Между капитаном и командой «Пуссели» царил лад. Чейз жалел своих матросов, и они отвечали ему любовью. Капитан запросто общался с командой, но его авторитет от этого ничуть не страдал. Чтобы заслужить одобрение Чейза, матросы набрасывались на работу как одержимые. Они гордились своим кораблем, своим капитаном и готовы были сражаться за него до последней капли крови. Такой же репутацией обладал и капитан Луи Монморан, поэтому сражение, если ему суждено состояться, обещало стать жарким. Чейз поддерживал свой авторитет не жестокими наказаниями, а личным примером. Команда ничего не знала о сомнениях, глодавших капитана. Чейз не был уверен наверняка, что Мишель Валлар, выдававший себя за слугу Полмана, плывет на «Ревенане». Больше того, капитан не мог обещать, что догонит француза. Тогда ему придется попотеть, объясняя лордам из Адмиралтейства: ради чего «Пуссель» затеяла эту авантюру, завершившуюся столь бесславно?

Впрочем, на людях Чейз и виду не подавал, что беспокоится об удачном исходе кампании. Он всегда выглядел собранным и решительным, поэтому команда верила в своего капитана. Шарп внимательно наблюдал за Чейзом и пытался представить: смог бы он сам так управляться с солдатами? Что, если лорд Уильям действительно отдаст богу душу? Выйдет ночью прогуляться на шканцы, оступится и выпадет за борт? Сможет ли Шарп оставить армию?

И что тогда? Библиотека с камином? Грейс будет счастлива среди своих книг, а чем займется он? Впрочем, что проку задумываться об этом? Убийство пэра Англии – это вам не жалкого секретаришку задушить! Но не эти сомнения мучили Шарпа. При удобном случае он не отказался бы расквитаться с соперником, но понимал, что убийство мужа Грейс не даст ему спокойно спать по ночам. Шарп и сам удивлялся, что до сих пор прислушивается к голосу совести. Среди его знакомцев были такие, кто с радостью убил бы за бочонок эля, но Шарп знал, что это не для него. Для убийства нужна причина. Надменности и кичливости лорда Уильяма недостаточно. Впрочем, как и любви Шарпа к его жене.

Подтолкнуть лорда Уильяма к дуэли? Шарп сомневался, что его светлость примет вызов простого прапорщика. Скорее всего, лорд Уильям предпочтет действовать в обход – нашепчет нужное словечко в уши армейских, имеющих власть, и от Шарпа не останется мокрого места. Чтобы выбросить праздные мысли из головы, Шарп занимался с пехотинцами. Вместе с Ллевеллином они устроили состязание – побеждал тот, кто за три минуты успевал сделать больше выстрелов из мушкета, хотя никому из пехотинцев так и не удалось превзойти Шарпа. Однако с каждым днем пехотинцы все увереннее обращались со своими мушкетами. Шарп с Ллевеллином и сами до седьмого пота гоняли друг друга вверхвниз по открытой палубе, фехтуя на саблях. Пехотинцы упражнялись с абордажными пиками, представлявшими собой восьмифутовые древки, снабженные стальными наконечниками. Ллевеллин уверял, что это оружие незаменимо, если нужно очистить от неприятеля узкие проходы на неприятельском судне. Капитан пехотинцев также советовал Шарпу опробовать в деле абордажные топоры – устрашающего вида лезвия на коротких ручках.

– Пусть они выглядят неуклюже, – признавал Ллевеллин, – но эти штуки еще заставят лягушатников бояться божьего гнева! Один удар таким топориком по черепушке – и противник уже не встанет. Вид этих тупых уродин наверняка охладит пыл французишек! «Пуссель» пересекла экватор. На корабле не было новичков, которые впервые переживали это событие, поэтому никого не стали переодевать в женское платье, брить саблей или окунать в море. Однако среди матросов нашелся весельчак, который нарядился Нептуном и обошел корабль с самодельным трезубцем в руках, требуя дани как от сотоварищей-матросов, так и от офицеров. Чейз велел выдать матросам двойную порцию рома и добавить на мачты заштопанные паруса.

Наступили спокойные дни. «Ревенан» маячил на горизонте к северо-западу. Корабли разделяло около сорока миль. Их силуэты отражались на зеркальной водной глади. Паруса обвисли, над кораблями висел пороховой дым. Издали «Ревенан» казался клочком тумана, утыканным мачтами. Лейтенант Хаскелл попытался рассчитать время стрельбы, наблюдая за «Ревенаном» в подзорную трубу.

– На выстрел у них уходит три минуты и двадцать секунд, – заключил лейтенант.

– Они просто не слишком стараются, – отвечал Чейз. – Монморан не хочет до поры до времени открывать, на что способны его канониры. Уверяю вас, когда дойдет до боя, они еще покажут выучку!

– А мы? – спросил Шарп у Ллевеллина. Валлиец пожал плечами.

– В хороший день мы даем три бортовых залпа за пять минут, а можем и быстрее. Но пальни мы из всех орудий одновременно – и «Пуссель» разлетится в щепки! Поэтому стреляем по очереди из нескольких пушек. За пять минут быстрый орудийный расчет управится и с одним орудием, хотя чем больше пушка, тем сложнее. По части стрельбы французишки нам и в подметки не годятся!

Иногда Чейзу удавалось, используя весла, приблизиться к «Ревенану», но капитан Монморан всегда повторял маневр, и расстояние между кораблями снова увеличивалось. Однажды свежий бриз, словно забыв о «Пуссели», отнес французов за линию горизонта, но на следующий день британцы поймали ветер и пустились в погоню, а в штиль на сей раз попал «Ревенан». И вот «Пуссель», несмотря на усилия французских гребцов, начала шаг за шагом, ярд за ярдом, кабельтов за кабельтовым подбираться к своей жертве. Наконец Чейз велел приготовить к стрельбе двадцатичетырехфунтовую переднюю пушку. Все орудия левого борта были заряжены, и канониру оставалось только привести в действие кремневый замок. Капитан подошел к краю открытой палубы и нагнулся над открытым портом.

– После первого выстрела зарядить цепными, – приказал он.

Цепные ядра на первый взгляд мало чем отличались от обычных круглых, но состояли из двух половинок, которые в полете отделялись одна от другой. Полушария были соединены короткой цепью. Вращаясь в полете, они разрывали цепь и обрушивались на вражеские снасти.

– Слишком далеко для стрельбы цепными, – доложил капитану канонир.

– Мы подберемся ближе, – уверил его Чейз. Позолоченная корма «Ревенана» сияла под лучами солнца, трехцветный флаг уныло свисал с флагштока на гакаборте, а перила запрудили матросы, негодующие на злую судьбу, которая благоволила британцам. Шарп пытался в подзорную трубу разглядеть Кромвеля или Полмана, но безуспешно. Впрочем, он уже мог прочесть на борту имя корабля, видел пенный след за кормой «Ревенана» и медную обшивку дна ниже ватерлинии, теперь светло-зеленого цвета.

Неожиданно длинные французские лодки с гребцами повернули назад.

– Неужели они хотят развернуться к нам бортом? – пробормотал капитан.– Барабанщик!

– Сэр? – Юнга выступил вперед.

– Бей сбор! — воскликнул Чейз. – Нет, стой!

Возможно, он неверно истолковал намерения французов? Что, если капитан Монморан почуял слабую кошачью поступь попутного бриза? Паруса на французском линкоре внезапно окрепли.

– Проклятье! – тихо ругнулся Чейз.– Чертовы французы, вечно им везет! – Орудийный порт снова закрыли, а двадцатичетырехфунтовый снаряд поместили в арсенал.

На следующее утро «Ревенан», повинуясь прихоти ветра, снова исчез за горизонтом. Корабли разделяло то же расстояние, как и две недели назад, только теперь «Пуссель» шла тем же курсом, что и ее французский двойник.

– Оторвался, – горевал Чейз, – нам его уже не догнать.

Однако спустя несколько дней неблагоприятные течения и северо-восточные ветра опять позволили кораблям сблизиться. Матросы «Пуссели» постепенно отвоевывали у моря пядь за пядью. «Пуссель» качало, корпус скрипел, волны перекатывались через палубу. Иногда дождевая пелена скрывала «Ревенан» из виду, но наутро он неизменно возникал на горизонте. Через подзорную трубу Шарп видел, что французский корабль тоже борется с качкой. Однажды он заметил обвисший на носу парус, но спустя всего несколько мгновений французы заменили порванную снасть.

– Изношенные паруса, – заметил первый лейтенант. – Поэтому при попутном ветре мы быстрее. Паруса у них слишком ветхие.

– Или слабые опоры, – пробормотал Чейз. – Но паруса меняют на загляденье, – печально вздохнул он.

– Наверное, держат готовыми запасные, – предположил Хаскелл.

– Похоже на то, – согласился Чейз.– Наш Луи свое дело знает!

– Наверняка в нем есть примесь британской крови, – не моргнув глазом отвечал первый лейтенант.

Они миновали острова Кабо-Верде, смутной тенью мелькнувшие на горизонте, затем проплыли мимо затянутых дождем Канарских островов. Теперь «Пуссель» часто попадались местные суденышки, при виде двух боевых линкоров спешившие убраться восвояси. До Кадиса оставалась примерно неделя.

– Французы достигнут гавани как раз ко дню моего рождения, – вглядываясь в горизонт через подзорную трубу, с горечью промолвил Чейз и отвернулся, чтобы скрыть разочарование. Как ни крути, а авантюра капитана «Пуссели» обернулась полным провалом. Ветра, как назло, словно сговорились против англичан.

– Куда направится Чейз, если мы не догоним «Ревенан»? – спросила Грейс у Шарпа в ту же ночь.

– Поплывет в Плимут, – отвечал он.

Шарп уже представлял себе, как мокрым осенним вечером они причаливают к каменной набережной, и наемный экипаж навсегда увозит от него Грейс.

– Я напишу тебе, – промолвила Грейс, прочтя его мысли, – если буду знать куда.

– Шорнклиф. Кент. Казармы. – Шарп не мог скрыть отчаяния. Мечты о невозможной любви разбивались о суровую реальность, как и последние надежды Чейза догнать «Ревенан».

Грейс лежала, вслушиваясь в шум дождя, бившегося в иллюминатор. Она уже оделась и собралась уходить, но снова прижалась к Шарпу, и он увидел в глазах любимой прежнюю печаль.

– Я должна рассказать тебе… – прошептала Грейс.

– О чем?

– Я молчала, потому что ничего уже нельзя изменить.

Шарп уже знал, что она скажет, но боялся верить самому себе.

– Я беременна, – тонким голосом промолвила Грейс.

Шарп сжал ее руку.

– Ты рассердился? – встревожилась она.

– Я счастлив, – просто сказал Шарп и положил руку ей на живот. Шарп не лгал. Пусть у их любви не было будущего, но сейчас его переполняла радость.

– Ребенок твой.

– Ты уверена?

– Да. Наверное, дело в лаудануме, но… – Грейс замолчала и вздрогнула. – В общем, он твой, хотя Уильям думает иначе.

– Но если он неспособен…

– Он будет думать так, как я ему скажу! – резко перебила она, но тут же расплакалась и спрятала лицо у Шарпа на груди. – Он твой, Ричард, и я бы жизнь отдала, чтобы ребенок когда-нибудь узнал, кто его отец!

Впереди ждала Англия, где им предстояло навеки расстаться. И Шарп никогда не увидит собственного ребенка, потому что у их преступной любви нет будущего. В тот миг любовники и не подозревали, что на следующее утро все изменится в одночасье.

День выдался промозглым. Ветер дул с северо-востока. Дождевые потоки заливали палубу, с парусов капало. Серо-зеленую морскую гладь рябило от порывов ветра. Вахтенные офицеры в промасленных плащах выглядели неузнаваемыми. Впервые после Индии Шарп продрог по-настоящему. «Пуссель» сражалась с ветром и волнами, дрожа и сотрясаясь всем корпусом. Семеро матросов повисли на штурвале.

– Осень не за горами, – приветствовал Шарпа капитан.– Завтракали?

– Да, сэр, спасибо.

Завтраки становились все скуднее, так как запасы провианта подходили к концу. Офицерам приходилось довольствоваться бифштексами, галетами и кофе по-шотландски – отвратительным пойлом, представлявшим собой заваренные кипятком горелые подслащенные сухари.

– Мы догоняем.

Чейз мотнул головой в сторону французского линкора. «Ревенану» доставалось не меньше «Пуссели», которая безжалостно настигала добычу. Так случалось всегда, когда ветер усиливался. Однако после второго колокола утренней вахты северо-восточный ветер сменился на предательский юго-западный. «Ревенан» уже не сражался с ветром, а, распустив паруса, гордо удалялся от «Пуссели». Спустя полчаса французский линкор неожиданно повернул к востоку, что могло означать только одно – вместо Кадиса «Ревенан» направлялся к Гибралтарскому проливу.

– Право руля! – крикнул рулевому Чейз. Хаскелл кинулся к штурвалу. Матросы бросились ослаблять паруса. На палубу обрушивались дождевые потоки.

– Может быть, у них снова порвался парус? – Первый лейтенант пытался перекричать хлопанье парусины.

– Или Монморан решил плыть в Тулон! – проорал в ответ капитан. Теперь французский линкор двигался быстрее, легко скользя по волнам и оставляя за бортом пенный след. Неожиданно «Ревенан» вернулся к прежнему курсу, и «Пуссели» пришлось снова расправлять паруса.

– За ним! – скомандовал Чейз рулевому и нацелил подзорную трубу на французский линкор. – Какого дьявола? Он что, решил поиздеваться над нами? Чтоб он сгорел!

Ответ пришел спустя десять минут, когда дозорный заметил дальний парус британского фрегата.

– Откуда здесь корабли блокадной эскадры? – удивленно воскликнул Чейз. – Слишком далеко к югу!

Однако несколько секунд спустя на горизонте возник второй фрегат.

Наверняка капитан Монморан испугался, что паруса принадлежат британским линкорам, но, разглядев сторожевые фрегаты, решил прорываться к Кадису.

– Ему не составит труда отшвырнуть их с дороги, – мрачно заметил Чейз.– Теперь остановить его можно, только если лечь поперек курса!

Внезапно дальний фрегат подал сигнал. Шарпу никак не удавалось разглядеть даже очертания корабля, но боцман Хоппер не только видел его, но и смог опознать.

– «Эуриалус», сэр! – крикнул он Чейзу.

– Генри Блэквуд! – воскликнул капитан. – Славный малый!

Сигнальный лейтенант Том Коннорс успел вскарабкаться до середины мачты и сквозь подзорную трубу наблюдал за сигналами, подаваемыми с бизань-реи британского фрегата.

– Наш флот вышел в море, сэр! – радостно воскликнул он. – «Эуриалус» требует назваться, сэр. Уверяет, что здесь также французский и испанский флот!

– Бог мой! Будь я проклят! – Чейз обернулся к Шарпу. С лица капитана исчезли все следы усталости и разочарований. – Подумать только, наш флот вышел в море! – Казалось, Чейз боится поверить в удачу. – Вы уверены, Том? – прокричал он Коннорсу. – Да что я, конечно же, так и есть! – Чейз не удержался и исполнил несколько неуклюжих па. – Лягушатники и благородные доны! Бог мой, и они здесь!

Даже обычно невозмутимый Хаскелл выглядел довольным. Новость быстро распространилась по кораблю. Свободные от вахты матросы высыпали на палубы. Стюард Коупер, обычно не вылезавший из трюма, и тот поднялся на шканцы, поприветствовал капитана и уставился на горизонт, словно ожидал увидеть там весь вражеский флот. Корабельный хирург Пикеринг, встававший не раньше полудня, выполз на палубу, бросил взгляд на далекий фрегат, пробормотал что-то неразборчивое и удалился в свою каюту. Лейтенант Пил радостно хлопнул Шарпа по спине и очень удивился, когда Шарп повернулся к нему с озабоченным выражением на лице.

– Почему вы не радуетесь вместе с нами, Шарп?

– А разве это хорошо, что вражеский флот вышел в море?

– Да просто замечательно! Они никуда бы не вышли без нашего позволения! Значит, мы вынудили их сыграть по нашим правилам! Мусью Жаб и сеньор Дон пляшут под нашу дудку! Скоро здесь будет жарко!

По всему выходило, что Пил прав. После того как «Пуссель» подняла цепочку флажков, сообщая свое имя и миссию, прошло долгое время – очевидно, сообщение по цепочке передавалось невидимым за горизонтом кораблям британского флота. В море вышли все европейские флоты, все боевые корабли, и «Пуссель» предстояло занять свое место в рядах британской эскадры. «Ревенан» беспрепятственно миновал сторожевые фрегаты – ввиду надвигающейся битвы французский семидесятичетырехпушечный линкор уже не был завидной добычей. Некоторое время «Пуссель» еще продолжала преследовать его, но вскоре с фрегата передали новое сообщение. Все стоящие на шканцах впились глазами в лейтенанта Коннорса, который терпеливо рассматривал горизонт в подзорную трубу.

– Ну же, скорее! – Чейз терял терпение.

– Вице-адмирал Нельсон приветствует вас, сэр! – радостно прокричал лейтенант Коннорс. – Нам приказано повернуть на северо-северо-запад и присоединиться к флоту.

– Нельсон! – изумленно промолвил Чейз.– Бог мой, сам Нельсон!

Офицеров «Пуссели» охватило радостное возбуждение. Глядя на это веселье, Шарп изумлялся. Больше двух месяцев, используя все свое искусство, они гнались за «Ревенаном», и вот, получив приказ завершить преследование, радуются? Значит, теперь вражеский корабль может убираться восвояси?

– Для Нельсона это просто дар с небес, – объяснил ему Чейз. – Еще один боевой линкор! Разумеется, Нельсон рад нам. Мы добавим мощи его эскадре. Примем участие в сражении! Хвала небесам, Нельсон против лягушатников и донов, и мы вместе с ним!

– А что с «Ревенаном»?

– Какая теперь разница?

– В Индии это имело значение.

– Отныне это проблема армии, – равнодушно пожал плечами Чейз. – Как вы не понимаете, Шарп? Вражеский флот вышел в море! И мы разнесем его в щепки! Теперь никто уже не упрекнет нас за то, что не догнали «Ревенан». Бог мой, сам Нельсон! Мы в хорошей компании, Шарп, уж вы мне поверьте!

Прежде чем взяться за рупор и дать необходимые команды, капитан на радостях исполнил еще несколько неуклюжих па. С мачты раздался возглас – вахтенный матрос заметил к северу еще один флот.

– Не менять курса! – крикнул капитан рулевому и сам вскарабкался на ванты. За ним следовали полдюжины офицеров.

Шарп поднимался с осторожностью. Он добрался до первой развилки, настроил трубу и вгляделся в горизонт на севере. Ничего – только бурые волны и серые облака.

– Это враг, – уверенно заявил капитан Ллевеллин, забравшийся следом. – Господи, наконец-то враг!

– Думаю, «Ревенан» тоже присоединится к флоту, – рассуждал Чейз. – Французы рады Монморану не меньше, чем Нельсон нам! – Капитан обернулся к Шарпу и ухмыльнулся. – Вот видите, мы по-прежнему преследуем его!

Поначалу Шарп не видел на горизонте эскадры, но внезапно до него дошло, что серая облачная масса и есть скопление вражеских марселей, слившихся воедино! Бог знает, сколько там было кораблей, ведь Чейз говорил о целом флоте!

– Я вижу тридцать, – неуверенно промолвил лейтенант Хаскелл, – и даже больше.

– Плывут на юг, – ехидно заметил Чейз. – А я-то считал, что мошенники двинутся на север, чтобы вторгнуться в Англию!

– Французские штурманы, – презрительно хмыкнул сладкоголосый толстяк Пил. – Думают, что Британия находится в Африке!

– Могут плыть хоть до Китая – все равно им не уйти!

Чейз сложил подзорную трубу и полез вниз. Шарп оставался наверху, пока дождевая пелена не скрыла с глаз вражеский флот.

«Пуссель» повернула к западу. Из-за переменчивого ветра судно с трудом пробивало дорогу в бурных волнах Атлантики. Вскоре вражеский флот исчез из виду. Чейз вел свой линкор за двумя фрегатами, которые связывали британский флот с неприятельским. Фрегаты считались разведчиками, легкой кавалерией. Они не отрывались от врага и непрерывно сообщали о передвижениях французского флота кораблям британской эскадры. Враг, передали с «Эуриалуса», продолжает движение на юг. С «Эуриалуса» насчитали тридцать четыре линкора и пять фрегатов, но спустя пару часов, как и предсказывал Чейз, к вражеской эскадре присоединился «Ревенан».

– Тридцать четыре! – ликующе воскликнул Чейз. – Бог мой, мы разобьем их в пух и прах!

Последним в цепочке британских кораблей был не однопалубный фрегат, а линкор, который, к изумлению Шарпа, с «Пуссели» узнали еще до того, как на горизонте показался корпус судна.

– «Марс», – уверенно заявил лейтенант Хаскелл, вглядываясь в подзорную трубу. – Я узнал бы марсели на его бизань-мачте отовсюду!

– «Марс»? – обрадовался Чейз.– Надо же, Джордж Дафф! Когда-то мы вместе были мичманами, Шарп. Шотландец, – добавил капитан, словно это имело значение. – Здоровяк! Помню его аппетит! Никогда не мог наесться до отвала, бедняга!

Цепочка флажков появилась на бизань-мачте «Марса».

– Наш номер, сэр, – доложил Коннорс, затем передал сообщение: «Спешите домой?»

– Передайте капитану Даффу мои приветствия, – радостно отвечал Чейз, – и скажите, что до нас дошли слухи, будто ему требуется помощь.

– Капитан Дафф передает, сэр, что никому не даст вас в обиду, – снова передал Коннорс.

– Я же говорил, славный малый этот Дафф! – Ехидный ответ товарища привел капитана в восторг.

Часом позже на горизонте к западу показались паруса. Двадцать шесть линейных кораблей, не считая «Марса» и «Пуссель», двигались на север. Чейз вел свой корабль к началу колонны. Офицеры сгрудились на шканцах и вглядывались в горизонт. Чтобы поглазеть на британский флот, на шканцы выбрались даже лорд Уильям и леди Грейс в неуклюжих плащах.

– А вот и «Тоннант»! – воскликнул Чейз. – Красавец! Восемьдесят четыре пушки! Его захватили на Ниле. Бог мой, я помню, как он входил в Гибралтар – все мачты разрушены, запекшаяся кровь в шпигатах, а теперь его и не узнать! Кто им командует?

– Чарльз Таил ер, сэр, – отвечал Хаскелл.

– Славный малый! А это, часом, не «Свифтшур»?

– Так точно, сэр.

– Бог мой, он тоже был на Ниле! Тогда им командовал Бен Халлоуэлл. Бедняга Бен! Сейчас капитаном там Вилли Разерфорд, – сообщил капитан Шарпу, словно об общем старом знакомце. – Славный малый этот Вилли и капитан превосходный! Посмотрите, как сверкает медь на «Ройял Соверене»! Новехонькая! – Чейз показал на громадное трехпалубное чудовище. Когда парусник поднялся на волнах, Шарп заметил, как блестит медная обшивка. Обшивка прочих фрегатов была тронута зеленью, но днище «Ройял Соверена» сияло. – Флагман адмирала Коллингвуда. Славный малый Коллингвуд, пусть и не так приветлив, как его пес!

Для Чейза все капитаны были добрыми приятелями и славными малыми. Билли Харгуд на семидесятичетырехпушечном «Беллайле», захваченном у французов, Джимми Моррис на «Колоссе» и Боб Мурсом на «Ревенд же».

– Мурсом знает толк в управлении кораблем, Шарп. – Голос Чейза потеплел. – Вот дойдет до битвы, он покажет, кто стреляет быстрее всех!

– «Дредноут» быстрее, – возразил Пил.

– А я ставлю на «Ревендж», – раздраженный замечанием второго лейтенанта, вступил в разговор Хаскелл.

– «Дредноут» быстр, нет сомнений, – попытался Чейз разнять своих лейтенантов. – Капитан показал Шарпу еще на один трехпалубный линкор. – Вот он, «Дредноут». Быстро стреляет, но тихоходен при сильном ветре. Кажется, капитаном там Джон Конн?

– Верно, сэр, – ответил Пил.

– Славный малый! Я бы поставил фартинг на то, кто из них окажется быстрее. Конн или Мурсом. Жалко мне вражеских линкоров, которым придется с ними вальсировать! Смотрите! «Орион», тоже был на Ниле. Капитан Эдвард Кодрингтон. Что за славный малый! И жена его Джейн милая женщина! А вот и «Принц»! Словно стог сена! – Чейз показал на неуклюжий трехпалубный линкор. – Дик Гринделл. Славный малый! За «Принцем» показался еще один семидесятичетырехпушечный линкор, поразительно похожий на «Ревенана» и «Пуссель».

– Этот тоже французский? – спросил Шарп.

– Верно, – отвечал Чейз.– «Спартиэйт». Заколдованный корабль.

– Заколдованный? – удивился Шарп.

– По ночам плывет быстрее, чем днем.

– Потому что построен из ворованного дерева, – объяснил лейтенант Холдерби.

– Сэр Френсис Лафорей. Славный капитан и верный товарищ! Смотрите, пошла мелюзга! Это кто?

– «Африка», сэр, – отвечал Пил.

– Только шестьдесят четыре орудия, но командует им сам Гарри Дигби! Лучший капитан на флоте!

– Вернее, самый богатый, – сухо заметил Хаскелл. На вопрос Шарпа Хаскелл ответил, что Генри Дигби – самый удачливый из капитанов, заработавший кучу призовых денег.

– Образец для всех нас, – уважительно промолвил Чейз. – А это, часом, не «Дефайнс»? Бог мой, именно он! При Копенгагене ему досталось! Кто теперь им командует?

– Филипп Дерхем, – отвечал Пил и, повернувшись к Шарпу, губами прошептал слова, которые Чейз не преминул тут же произнести.

– Славный малый! – воскликнул Чейз. – Глядите, это же «Бесстыдник»!

– «Бесстыдник»? – удивился Шарп.

– «Темерер». – Чейз почтил трехпалубный линкор его настоящим именем. – Девяносто восемь орудий. Кто им командует?

– Элиа Харви, сэр, – отвечал Хаскелл.

– Верно-верно. Никогда не встречался с ним, но уверен, Элиа – славный малый! Смотрите, «Ахилл»! Дик Кинг, превосходный товарищ! Шарп, это же «Головорез Билли»! Ну все, французам конец!

– «Головорез Билли»? – Шарп гадал, почему обычный на вид двухпалубный семидесятичетырехпушечный линкор наградили таким странным именем.

– Это «Беллерофонт»[6], Шарп. Бог мой, он был флагманом Хоу в славный день первого июня![7]Беднягу Генри Дарби убили на Ниле, упокой Господь его душу! Он был ирландцем и славным малым. Теперь на «Белерофонте» заправляет Джон Кук. Храбрец! Родом из Эссекса.

– Теперь он разбогател и перебрался в Уилтшир, – заметил Хаскелл.

– Правда? Рад за него! – Капитан снова навел подзорную трубу на «Беллерофонт». – Быстрый корабль, – с завистью промолвил Чейз, хотя вряд ли «Пуссель» была медленнее. – Красавец! Построен на Мидуэе. Когда его спустили на воду?

– В восемьдесят шестом, – отвечал Хаскелл.

– Он обошелся в тридцать тысяч двести тридцать два фунта четырнадцать шиллингов и три пенса. Простите, сэр, – вмешался в разговор мичман Коллиа и тут же страшно смутился.

– Ничего, малый, не робей. А ты уверен? Хотя что я спрашиваю! Твой отец – судовой эксперт на Ширнесских верфях. Так на что же они потратили три пенса?

– Не знаю, сэр.

– Вероятно, на гвоздь ценой в полпенни, – ядовито заметил лорд Уильям. – На верфях его величества процветает казнокрадство. Какой стыд!

– Чего правительству действительно стоит стыдиться, – резко возразил Чейз, – так это того, что отвратительно построенные корабли доверяют славным морякам! – Капитан насупился и отвернулся от его светлости, чтобы успокоить дух зрелищем черно-желтых корпусов британских линкоров.

Шарп изумленно взирал на британский флот, сомневаясь, что когда-нибудь еще ему придется увидеть наяву такое величие. Перед ним проплывала гордость Британии, ее флот – грандиозные плавучие артиллерийские батареи, могучие и внушающие ужас. Корабли двигались медленно, словно доверху нагруженные зерном телеги. Их отвесные носы буравили морские волны, а черно-желтые бока таили внутри смертоносные пушки. Носовые фигуры со щитами и трезубцами сияли позолотой. Желтоватые, кремовые и белые паруса облаком нависали над палубами, а гордые имена заставляли вспомнить о славе былых времен: «Конкерор» и «Агамемнон», «Дредноут» и «Ревендж», «Левиафан» и «Тандерер», «Марс», «Аякс» и «Колосс». Эти корабли внушали страх датчанам, побивали голландцев, косили французов и преследовали испанцев. Эти корабли царили на морях, и вот настал час, когда враг бросил им вызов и они пришли дать ему бой.

Шарп перевел взгляд на Грейс. Глаза ее сияли восторгом, на щеки вернулся цвет. Какая счастливая и прекрасная, думал Шарп, любуясь ею. Внезапно он заметил, что лорд Уильям с сардонической усмешкой на устах тоже наблюдает за женой. Затем его светлость посмотрел на Шарпа. Тот перевел взгляд на корабли.

Большинство были двухпалубными. Шестнадцать, как и «Пуссель», несли по семьдесят четыре пушки. Три, как «Африка», только по шестьдесят четыре. Один двухпалубный линкор – отбитый у французов «Тоннант» – нес восемьдесят четыре пушки. Остальные семь кораблей эскадры были трехпалубными. Эти жестокие убийцы несли тонны смертоносного металла, и за их крутыми бортами скрывались по девяносто восемь орудий. Капитан Чейз рассказал Шарпу о знаменитом испанском четырехпалубном линкоре со ста тридцатью пушками.

– Будем надеяться, что он здесь, и именно нам повезет подплыть к нему вплотную. Только подумайте, каких призовых денег он стоит!

– Только подумайте, какое нас ждет кровопролитие, – тихо заметила леди Грейс.

– Нас это не остановит, миледи, – почтительно ответил капитан, – мы должны исполнить свой долг. – Чейз поднес подзорную трубу к глазам. – А вот и он! – воскликнул капитан, разглядывая трехпалубный флагман с богато украшенной массивной кормой. – Мистер Хаскелл! Залп из семнадцатифунтового!

«Виктори» был флагманским линкором Нельсона. На глазах Чейза выступили слезы.

– Ради этого человека я готов умереть! – воскликнул он. – Не думал, что доведется повоевать под его командованием! – Чейз вытер глаза, а пушка «Пуссели» отсалютовала лорду Горацио Нельсону, виконту и барону Нила и Бернем-Торпа, рыцарю ордена Бани и Белому вице-адмиралу. – Клянусь, ради него я поплыл бы в пасть самому дьяволу! – обратился к Шарпу капитан. На щеках его блестели слезы.

С «Виктори» просигналили на «Марс», который, в свою очередь, передал сообщение «Эуриалусу». Снаряды, выпущенные с «Пуссели», еще падали по правому борту в пустой океан, когда с флагмана пришло новое сообщение.

– Наши номера, сэр! – прокричал лейтенант Коннорс капитану. – Нас приветствуют и велят выкрасить бугели на мачтах в желтый. – Голос Коннорса звучал удивленно. – Да, в желтый, сэр, так велено. Нам приказано стать за кормой «Конкерора».

– Принято, – ответил Чейз и оглянулся на «Конкерор» – семидесятичетырехпушечный линкор, который следовал на некотором расстоянии за трехмачто-вой «Британией». – Как медленно он тащится, – пробормотал Чейз и, дождавшись, пока пушки «Пуссели» перестанут палить, взялся за рупор. – Приготовиться к смене галса!

«Пуссели» предстояло проделать хитрый маневр на глазах всего флота. Линкор шел правым галсом, а теперь ему предстояло присоединиться к колонне, которая следовала на север левым. Выполняя маневр, «Пуссель» неминуемо должна была потерять скорость, и если Чейз рассчитает неверно, судно заштилит. Капитан должен был плавно повернуть свой корабль, набрать скорость и пристроиться за кормой «Конкерора». Если он поспешит, то врежется ему в борт, помедлит – и окажется за кормой «Британии».

– Ну, рулевой, давай! – велел Чейз старшине, и семеро матросов навалились на огромный штурвал, а лейтенанты выкрикивали приказы матросам, которые лезли на мачты. – Израэль Пеллью командует «Конкерором», – сказал Чейз Шарпу, – славный малый и превосходный моряк. Родом из Корнуолла. У этих ребят в жилах течет не кровь, а соленая морская водица! Ну, давай же, детка!

Капитан обращался к «Пуссель», которая поворачивала носом к ветру. Бушприт судна развернуло к кавалькаде британских линкоров, паруса захлопали, словно птичьи крылья, поймали ветер, и боевой линкор покорно встал за кормой «Конкерора». Маневр был проделан отменно.

– Браво, рулевой! – воскликнул Чейз, словно ни минуты не сомневался в успехе. – Браво, матросы! Мистер Холдерби! Займитесь покраской!

– Почему в желтый? – спросил Шарп.

– У всех наших линкоров желтые бугели, – Чейз показал на вереницу парусников, – а у французов – черные. – Только верхние мачты были сделаны из цельных сосновых стволов, нижние представляли собой бревна, скрепленные стальными кольцами-бугелями. – В бою важно, – объяснил Чейз, – чтобы тебя могли опознать. А не то, завидев черные бугели, наши ребята решат, что мы – лягушачий корабль, и британская артиллерия разнесет нас в щепки! И все из-за нескольких мазков краски!

Капитан, не в силах унять радостного возбуждения, крутнулся на пятках. Враг вышел в море, его корабль стоял в общем строю, а вел эскадру сам Горацио Нельсон!

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 563 | Нарушение авторских прав