АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ПОЧВА И СИТУАЦИЯ В ПСИХОПАТОЛОГИИ

Прочитайте:
  1. Адаптация и дезадаптация при экстремальных ситуациях. Понятие ресурсов.
  2. Алкогольная ситуация в мире
  3. АНАЛИТИЧЕСКАЯ СИТУАЦИЯ
  4. В определенных клинических ситуациях, когда недостаточно результатов исследования чувствительности обычными методами, определяют минимальную бактерицидную концентрацию.
  5. В различных клинических ситуациях
  6. В чрезвычайных ситуациях.
  7. В чрезвычайных ситуациях.
  8. Взгляд с точки зрения психопатологии развития.
  9. Виды медицинской помощи при чрезвычайных ситуациях.
  10. Глава 2. Теории и причины детской психопатологии.

/. Предварительные замечания

Чаще всего психопатологическая основа поведения предпо­лагается в случаях, когда человек оказывается вне сферы общественных интересов. Он замыкается в кругу необычных пристрастий, уходит в сообщество отщепенцев, попрошайнича­ет, впадает в зависимость от наркотических средств. Его энергия в стремлении к общепринятым целям, признаваемым достойными и заслуживающими усилий, либо изначально бы­вает недостаточной, либо угасает по ходу жизни. Он превраща­ется в обузу для сограждан, и закон предпринимает определен­ные меры, ограничивая свободу людей, чья слабость целесооб­разно направленной воли дает слишком много места влиянию общественно нежелательных побуждений.

Стиль отношений между государством и людьми, склонны­ми вести асоциальный образ жизни, зависит от многих обстоя­тельств: установок социальной политики; материальных воз­можностей общества; моральных устоев. Например, в нашей стране с ее многовековыми традициями паспортного режима до последних лет не разрешалось самовольно покидать место прописки и уклоняться от общественно полезного труда. Туне­ядцы преследовались не только административным, но и уго­ловным законом настолько эффективно, что наказание за соци­альное бездействие можно было считать воистину неотврати­мым. К тому же факт хронического алкоголизма или наркома­нии сам по себе служил основанием (при отказе от доброволь­ного лечения) для лишения свободы сроком до двух лет в лечебно-трудовом профилактории Министерства внутренних дел. Не подлежали применению ограничительных санкций

шшь инвалиды и психически больные лица, состоящие на диспансерном учете. Таким образом, между тяжелой болезнью и преступлением не оставалось социальною пространства, в ко-к)ром. могли бы существовать аутсайдеры цивилизации с раз­ного рода психическими недостатками.

Переориентация норм общежития на приоритеты частного нрава меняет облик отщепенца в глазах государства. Противоп­равным становится не сам факт общественной бесполезности, н нарушение интересов других людей в связи с таковой. На­пример, вовлечение несовершеннолетних в асоциальный образ жизни, содержание притонов и т. п. И это понятно, ибо выхо­дить за рамки своей индивидуальной судьбы тем, кто хотел бы жить вне общества, никто не позволял ни раньше, ни теперь. 13 остальном же государство, признавая за собой недостатки общественного устройства, предпочитает не искоренять беспо­лезных, а поощрять милосердие по отношению к ним. Тактика безусловно правильная. Еще А. С. Макаренко подчеркивал не­обходимость такой организации коллектива, которая позволяла бы «чудакам, дуракам, из-за угла мешком прибитым...играть тончайшими гранями человеческой натуры», а С. Куняев со свойственной поэтам проницательностью предвидел необходи­мость либерализации режима еще задолго до перестройки:

«... Повымерла эта порода Здоровый пошел матерьял. Но город лишился чего-то И что-то в лице потерял».

Психологическая особенность людей этой когорты в своеоб­разном феномене отчуждения, причинами которого выступает слабость социальных потребностей, как врожденная, присущая индивидуальному складу, так и приобретенная в процессе заболевания.

Недостаточность стремлений, побуждающих быть принятым, признанным, приветствуемым (аффилиативных) может окра­шивать поведение с детских лет. Как заметил И. М. Балинский, с именем которого связано появление в психиатрической лексике термина «психопат», для такого склада людей понятия, которые должны быть полны живого чувства, не идут дальше понимания норм этики и морали, удерживаясь в сознании одной лишь памятью, что не может составить противовес эгоистическим устремлениям. Воспитание в таких случаях требует умелого «подтягивания» чувств и мыслей друг к другу для формирования устойчивых нравственных установок. Если

же к ребенку применяют обычные шаблоны, а тем более усиливают дурным и развращающим влиянием слабость его натуры, индивидуализм может быстро перейти в отчуждение, а человек начнет испытывать тягу к субкультурам, построен­ным на психической ущербности ее носителей.

Утрата эмоционального единения с окружающей социальной средой внешне может выглядеть по-разному: огрубение нравов, расточительность, фанатичная увлеченность, социальная запу­щенность, однако при всем многообразии форм есть черта, которая их объединяет. Личность теряет связь между эмоцио­нальным (аффилиативным) и осознающим (когнитивным) на­чалами в понимании своей социальной роли. Человек начинает сомневаться в себе самом, что, по словам известного американ­ского социального психолога Т. Шибутани, ведет к конверсии социальных ролей с последующей подменой прежних стремле­ний шаблонами асоциального поведения.

Антиобщественные мотивы в природе болезненных пережива­ний не заложены, хотя никто не отрицает, что пенитенциарные учреждения переполнены лицами с разного рода психическими недостатками. Это означает, что на каком-то этане своею раз­вития биологическая закономерность смыкается или пересека­ется с социогенезом личности, порождая враждебность к окру­жающему миру. Причем стоит присмотреться к суцьбе отдель­ных людей, чтобы стало совершенно очевидным: истоки анти­социального поведения в таких случаях обычно не связаны с конкретной фигурой обидчика или фактами жесткого и не­милосердного обращения. Хотя и не исключено, что таковые имеются. Однако истинной причиной трансформации психичес­кой аномальности в антиобщественную волю является цивили­зация как таковая, ее малозаметное, но постоянное давление на человека, не способного противостоять социальной стихии, прикрытой формами организованного поведения.

Почва

Психически неполноценные люди хуже адаптируются к усло­виям жизни. Этот факт настолько очевиден, что в комментари­ях не нуждается. Образно говоря, болезненный фактор вклини­вается во взаимодействие личности и среды и может окраши­вать обычные реакции иными чувствами, мешать реализации личностных стремлений, а то и вовсе устранять ее из мотиво-образования. Другими словами — выступать в качестве источни-

'34

ка побуждений, не вытекающих из внешних обстоятельств. Обозначим ею роль термином «патологически изменная почва*. Исходное понятие «почва» относится к категориям, которые употребляются широко и кажутся общеизвестными, хотя ясных научных границ и не имеют. В широком смысле слова оно означает наличие фона, привносимого состоянием механизма в картину его взаимодействия со средой. В нашем случае, если брать в качестве объекта умышленное поведение человека, обла­дающего сознанием, почвой следует называть причины не­умышленных поступков, когда реакция формируется на долич-ностиом или бессознательном уровне реакций, свойственных специфике психических процессов или физиологии высшей нервной деятельности.

Например, в обыденной жизни нам постоянно приходится считаться с такого рода реакциями без какой бы то ни было патологии. Так, никто не порицает маленьких детей за драку, ограничиваясь более простым воспитательным приемом, демон­стрирующим наглядно, что тому, кого бьют, бывает больно и обидно. Мы прекрасно знаем, что стыд за принуждение дру­гого человека силой не относится к врожденным добродетелям и придет к ребенку много позже (если его вообще удастся вызвать воспитанием).

В отроческом возрасте дети нередко морализируют и могут даже выступать с политическими инициативами, но им самим никто не ставит в вину, что они, не испытывая угрызений совести, одновременно существуют в коллективах и с правопос-лушной, и с противоправной установкой, ибо степень личност­ной зрелости не позволяет им иметь убеждения.

В период распада личности старикам не пеняют на их готов­ность подозревать, а нередко и обвинять окружающих в наме­рениях и поползновениях нанести ущерб, зная, что в результате склероза сосудов головного мозга в первую очередь страдает способность соотносить факты и фантазии.

Уставшие люди бывают раздражительны, а их характероло­гические особенности заостряются: гневливые становятся брюз­гливыми; истеричные — назойливыми; впечатлительные — плак­сивыми; однако никто не сомневается, что после отдыха все войдет в свою колею.

Травма мозга зачастую привносит в поведение раздражи­тельность, обязанную своим появлением исключительно рас­стройствам высшей нервной деятельности.

Алкоголь растормаживает первобытные инстинкты у, каза­лось бы, вполне воспитанных людей.

 

Здравый смысл подсказывает, что человек время от времени действует под влиянием мотивов, не свойственных ему в обыч­ном состоянии, и мы снисходительно относимся к тем случаяц, когда бываем задеты не разумной волей, а психической незре­лостью, слабоумием, утомлением, интоксикацией - т. е. слепой или полуслепой природой, обижаться на которую было бы просто глупо.

В психопатологии влияние почвы на разумное, т. е. осмыс­ленное и осознанное, поведение рассматривается в трех вари­антах:

душевные заболевания, разрушающие личностную систему мотиваций и раскалывающие «Я» (психозы);

нарушения деятельности мозга или организма, влияющие на эффективность психической деятельности (радикалы);

фенотипические недостатки характера и интеллекта, сни­жающие приспособительные возможности психики (консти­туции).

Психозы возникают как следствие биологических расстройств центральной нервной системы. Это утверждение принято счи­тать научной аксиомой, так как, во-первых, некоторые болезни сопровождаются биохимическими изменениями: во-вторых, ле­карства меняют психическое состояние больного человека 'ис­ключительно с помощью воздействия на обмен веществ; в-тре­тьих, ayв?IJвa^J^ijЬJ^ЛliJJJюбx2кД^ШlяJ присущие психозам, возни­кают вне связи с обстоятельствами жизни и не вытекают из предшествующего опыта личности.

Будучи в состоянии психоза, человек не ищет подтвержде­ния своим болезненным переживаниям в реакции окружающих. Он не приглядывается к тому, какое впечатление производят на них его слова и поступки, не убеждает и не эксперименти­рует в поисках истины. В этом и состоит специфика ею бытия; оно формируется не психическим отражением, а автономно действующим воображением со своими источниками чувств и закономерностями мышления.

Распознать психоз при помощи здравого смысла и житей­ского опыта удается далеко не всегда, а интерпретировать по­ступки как болезненные - тем более. Здесь необходимо врачеб­ное искусство с его специально психиатрической интуицией и тем опытом, который передается в медицине от поколения к поколению в процессе практической работы учителя с учени­ками. По одним учебникам психиатром не становятся.

Тем не менее юрист, не будучи врачом, обязан оценивать предъявляемые ему «доказательства безумия» и утверждать

медицинское заключение от лица закона. Ему приходится не только принимать к сведению полученные данные, но и вни­кать в них, взвешивая артументы самого пациента психиатри­ческой службы, далеко не всегда готового с ней сотрудничать. Для этого необходимы ключевые показатели, опираясь на которые можно быть уверенным в справедливости принятого решения. В роли одного из них может выступать психологичес­кое своеобразие социального отчуждения больного человека.

Итак, душевное заболевание - иной способ существования «Я». Попробуем осмыслить этот факт, избегая специальной терми­нологии.

Обычный ход психического отражения, позволяющий осоз­нать и понять истинное значение окружающих человека пред­метов и отношений, подразумевает определенную последователь­ность событий: раздражение нервных окончаний — мобилизация анализаторов в центральной нервной системе - появление впе­чатлений – соотнесение их со своим жизненным опытам –выбор позиции с точки зрения социальных ценностей и нрав­ственных ориентации — действия по преобразованию среды или приспособлению к ней за счет внутренних резервов личности. Таков обычный цикл, подробно описанный в учебниках психо­логии, в том числе юридической. Для него характерно взаимо­действие энергии внешнего мира с внутренней энергией лич­ности, которое человек переживает как параллельно идущие события. Память отчетливо разделяет, каким событиям он был свидетелем и что но этому поводу чувствовал, мыслил или намеревался предпринять.

Вместе с тем у человека разумного, т. е. достигшего в своем развитии способности преобразовывать не только природу или общество, но и самого себя, появляется новое качество, которое обозначается как «душа, которая трудится над личностью».

Обладая душой, человек в состоянии критически относиться к происходящему как на уровне психических процессов, так и на уровне отношений, складывающихся внутри личности. Он огорчается по поводу одолевающих его недостойных мыслей, успокаивает себя при появлении тягостных чувств, уравнове­шивает низменные порывы возвышенными страстями и т. п. Одним словом - регулирует происходящее в психическом мире как бы со стороны некоего арбитра, способного объяснить, оценить и изменить мотивы поведения.

Если болезнь поражает психику, не задевая души, т. е. ос­тавляя личности возможность управлять болезненными пере­живаниями, психоз не диагносцируют. Употребляется другая

терминология. Например, в случаях извращения влечений, когда больной испытывает стремления, противоречащие его моральным, эстетическим и гигиеническим установкам, тяго­тится ими и в поисках облегчения страданий обращается за медицинской помощью, он имеет на нее полное право. Это действительно нездоровый человек. Однако если под влиянием такого рода желаний он совершит предосудительней поступок, ему будет отказано в снисхождении на том основании, что мы не вольны в своих порывах, но обязаны контролировать их реализацию.

Появление настоящего психоза означает расстройство самой души. С одной стороны, источником чувств и мыслей остаются обстоятельства жизни с привычным способом их понимания, усвоенным в процессе обучения и воспитания. На человека по-прежнему можно в какой-то мере подействовать разъяснени­ем, убеждением, дисциплиной, лаской, внушением. С другой — появляется новый образ самого себя. Питающие его чувства вытекают из воображения, а логика их осмысления не зависит от навыков интеллёкта. И 'хотя больной человек продолжает соблюдать известные стереотипы поведения: ходит, говорит, обращается к окружающим, действует или бездействует, его ре­альные впечатления компонуются соответственно потоку болез­ненных представлений, т. е. с позиций здравого смысла — выбо­рочно, случайно и непредсказуемо.

Прибегая к языку аллегорий, можно сравнить психическое состояние со своеобразной ситуацией, когда человек спит и бодрствует одновременно. Его жизненные впечатления и обра­зы, созданные воображением, переплетаются в логике сонной грезы, не требуя никакого подтверждения практикой. Причем совершенно необязательно, чтобы больной воплощал нелепые ассоциации в бессмысленных поступках.

Иногда фантастическое восприятие полностью вытесняет обычное психическое отражение и человек сохраняет с окру­жающей средой лишь отрывочные отношения. Будучи предо­ставлен сам себе, он безусловно погибнет, а помещенный в пси­хиатрическое учреждение, останется вне какого-то ни было со­общества. Однако значительно чаще между помраченным разу­мом и сохранившимся рассудком устанавливается своеобразное соподчинение, когда привычные способы реагирования и об­щепринятые навыки защищают болезненное «Я» от интервен­ции со стороны реальной жизни. Больной человек соблюдает правила игры, оставаясь в плену своих представлений, продик­тованных фантазией. Время от времени они прорываются

неожиданными поступками или нелепыми высказываниями, обнаруживающими внутренний ход развития болезни.

Например, он становится объектом преследования, выполня­ет функции связи с инопланетянами, воплощает вселенское зло и т. д. Однако в этом случае образ «Я» для болезненного воображения и для повседневной жизни не совпадают, а живут и действуют по отдельности.

Клиническая или «большая» психиатрия, занимающаяся па­циентами психиатрических стационаров, исследует главным об­разом специфику мироощущения, создаваемого больным вооб­ражением. Объектом ее исследований выступает переживания второго «Я». В этом смысле она не является преемницей пси­хологии. У нее свой предмет деятельности, где психическое от­ражение и личность человека имеют лишь косвенное или вспо­могательное значение, как объекты, сопутствующие психозу.

Радикалы представляют собой расстройства, которые возни­кают вследствие болезненных изменений внутренней среды организма или тканей самого мозга, когда такие обобщающие феномены психической деятельности, как личность и душа, остаются недосягаемы для поражения. По своему источнику они подразделяются на мозговые дисфункции и соматогенные (зависящие от физического состояния) астении.

Мозговые дисфункции возникают вследствие травм головы, воспалительных процессов, нарушений кровообращения, т.е. в случаях, когда нервные клетки в той или иной степени раз­рушаются. Причем совершенно необязательно достоверно под-шерждать факт внешнего воздействия, чтобы поставить соот­ветствующий диагноз. Человек может получить повреждение, будучи младенцем, или не знать о текущем заболевании, но расстройства психики все равно будут скомнанованы в типич­ные комплексы признаков (синдромы), на основании которых можно с уверенностью говорить о наличии «органической недостаточности центральной нервной системы».

Ключевым показателем, свидетельствующим о наличии мозго­вой дисфункции, является сочетание активности и истощаемости (расторможенности и астении) в комбинациях, зависящих не столько от поражающего фактора, сколько от возраста больного.

Например, в детстве преобладает неудержимая двигательная и психическая активность при быстром истощении внимания, что нередко создает впечатление раздражительной и назойли­вой суетливости. Такая картина поведения создает множество проблем воспитания, особенно в организованном детском кол­лективе. И если при этом память и мышление достаточно

сильны от природы и хорошо развиты усилиями близких, дети успевают комбинировать наспех получаемые впечатления и бо­лее или менее устойчивые знания и навыки. Когда же собст­венные задатки психической деятельности невелики, то сла­бость познающей воли быстро сворачивает мышление на путь бесцельной мечтательности, а расторможенность в сфере ин­стинктов обычно создает весьма серьезные помехи воспитанию. К тому же расстройства психической адаптации нередко сопро­вождаются нарушениями нервной деятельности, такими, как плохой сон (удлинение периода засыпания, отражение в снах событий предшествующего дня, устрашающие сновидения, сло-говорения); ночное недержание мочи (энурез); заикание при волнении (логоневроз); страх темноты; обмороки при виде крови; тошнота и головокружение в духоте, особенно если та сопряжена с вестибулярной нагрузкой.

В зрелом возрасте на первый план выдвигается слабость активного внимания, организующего целенаправленную деятель­ность. Так, при появлении препятствий к достижению цели или необходимости долго заниматься одним и тем же делом быстро нарастает психическое напряжение, разряжающееся либо гнев­ливостью, либо отчаянием. Нередко психическая истощаемость сопровождается головной болью, повышенной чувствительнос­тью к раздражителям (свет, звук, запах). Алкоголь даже в не­больших дозах вызывает тяжелые формы опьянения.

Ближе к старости в картине органической недостаточности мозга начинают преобладать признаки,слабодушия: мышление теряет способность подолгу удерживать причинно-слецствен-ные связи между событиями жизни, память легко соскальзыва­ет в мир фантазий, гневливость и плаксивость сменяют друг друга без паузы, теряется критика по отношению к своим возможностям, слабеет воля к жизни.

Однако при всем своеобразии индивидуальных проявлений клинической картины у разных людей болезнь г6охраняё|| чело­веку главное - способность исходить в своих поступках и на­мерениях из собственной воли. Она лишь накладывает отпеча­ток на стиль поведения, вынуждая считаться с болезненно измененной почвой, либо препятствующей в достижения жела­емого, либо осложняющей отношения реакциями, не вытекаю­щими из внешних обстоятельств.

Астенические состояния знакомы любому человеку, которо­го хоть раз в жизни голод лишал энергии, тяжелая работа обес­силивала, истощали воспалительные заболевания и т. п. Обычно для восстановления сил нам хватает более или менее продол-

жительного отдыха, но может случиться, что болезнь не прохо­дит, а отдохнуть невозможно. Например, у кормящих матерей, когда уход за ребенком лишает сна; при затяжных и хронических заболеваниях; в условиях военной службы, не поззоляющей рассчитывать на полноценный отдых. Если же фактор сомати­ческой слабости усугубляется эмоциональным истощением, пси­хические отклонения возникают непременно.

Они бывают выражены в разной степени и далеко не всегда заслуживают названия психопатологии, но если тяжесть состо­яния достаточна, круг симптомов бывает очерчен достаточно ясно. Активная воля, нацеленная на реализацию собственных стремлений, уступает место пассивной подчиняемости и склон­ности следовать внешним обстоятельствам. Мышление утрачи­вает свою цепкость, т. е. готовность соотносить конкретное с абстрактным, оценивать значение событий по общим прави­лам, вникать в скрытый смысл происходящего. Оно выскальзы­вает из жестких логических рамок в мир воображения и слепо­го доверия эмоционально значимым впечатлениям. Чувства обостряются, когда речь идет о сиюминутных впечатлениях, особенно если они окрашены угрозой или огорчением, и при­тупляются при необходимости ориентироваться на отдаленные результаты. В итоге появляется равнодушие к риску, ослабевает инстинкт самосохранения и человек может действовать легко­мысленно, «очертя голову» и «махнув рукой на последствия». С такого рода мотивацией приходится иметь дело в некоторых случаях дезертирства из армия, самооговора, детоубийства и т. п.

Строго говоря, смягчение вины по основанию «стечение тяжелых личных и семейных обстоятельств» ориентировано именно на состояния, когда проблемы и огорчения падают на астенически измененную почву. Законодатель учитывает, что ослабевшая воля к сопротивлению способна изменить установки личности, которые требуют постоянной концентра­ции внимания и осмысленного контроля над собой: дисципли­ну, чувство долга, ответственное отношение к делу, хорошие манеры и даже страх наказания. Другими словами, там, где необходимо внутреннее усилие для того, чтобы удерживать свои побуждения в рамках социально приемлемого поведения, мысли — в строю формальной логики, а потребности — в инте­ресах общества.

Ключевым признаком, позволяющим установить факт влия­ния астении на мотивы поведения, выступает ослабление внутренних позиций личности, то утомление, ко торое человек испытывает при удержании ролей, избранных им в качестве

выразителей собственного «Я». А ориентиром - те способы, которыми он при этом пользуется. Это может быть пессимизм, пустая мечтательность, уход в мир навязчивых условностей, переключение на поиск у себя несуществующей болезни, угне­тенное состояние духа с оттенком самоуничижения, отказ от сотрудничества или даже сосуществования с людьми и др.

Для юриста, в отличие от врача, конкретные варианты не имеют большого значения. Ему надлежит лишь установить, в какой мере реакция человека на обстоятельства изменена астенией или инспирирована ею.

Радикалы определяют фон, на котором разворачиваются личностные реакции. При этом психические расстройства могут не проявляться отчетливо и не выходить за рамки индивиду­альных особенностей, требующих разве что снисходительного отношения. Их роль бывает заметнее, и тогда личности прихо­дится затрачивать определенные усилия для удержания реак­ций почвы в приемлемых границах, а иногда они выходят из-под личностного контроля и выступают в качестве болезней, нуждающихся в лечении.

Конституции определяют склад характера и особенности интеллекта, зависящие от врожденных качеств центральной нервной системы. Материальный субстрат этого явления еще не раскрыт и наука не в состоянии указать, какие именно биоло­гические механизмы лежат в его основе, за исключением единичных форм тяжелых заболеваний, но есть все основания утверждать, что людям присущ ряд качеств, появление которых не зависит от воспитания, а подчиняется закономерностям, описанным генетикой. Другими словами, они представляют собой фенотипическую экспрессию задатков, заложенных при­родой. С ними приходится считаться, анализируя возможности конкретного лица адекватно реагировать на складывающиеся в его жизни обстоятельства.

Врожденные свойства интеллекта реализуются в задатках к преобразовательной деятельности и способности на основе имеющегося знания создавать новое. Их конкретизируют: ак­тивность познающей воли; уровень развития интеллекта.

Активность познающей воли бывает заметна с детства, когда ребенок стремится к разнообразию впечатлений или склонен мириться с узким кругом общения, в играх повторяет одно и то же, беспокоится при появлении новых обстоятельств. С течени­ем времени, воплощаясь в навыки мышления, любознатель­ность выльется в постоянную тягу к новым знаниям, а вялость мышления обнаружит себя специфичной тенденцией останав-

ливаться в развитии на том уровне, где от человека перестают требовать интеллектуального роста.

В случаях, когда слабость интеллектуальных задатков быва­ет заложена в природу человека, отсутствие интереса к новому заявляет о себе не только плохой успеваемостью, но и накла­дывает отпечаток на формирование личности в целом. Детям с первых лет обучения не дается отрыв абстракта от образа, необходимый для развития речи. Им бывает гораздо проще, легче и спокойнее оставаться в кругу естественных впечатле­ний, которые демонстрируют им природа и непосредственное социальное окружение. Конкретные связи между явлениями, когда то, что усвоено, можно тут же использовать в деле, укладываются в их голове исключительно с помощью критерия практики, живого примера. Если же приходится выходить за пределы жизненных впечатлений, нажим со стороны культуры, вынуждающий мыслить по законам науки, воспринимается как тягостная обязанность, освободившись от которой по оконча­нии школы примитивные люди стараются избегать любой практически непригодной в быту информации, ьсли же какая-то сумма абстрактных правил и оказалась заученной, от них бывает мало толка, так как знаниями в истинном значении этого слова они не становятся, а применяются по шаблону или по принципу случайного выбора ассоциаций (по созвучию, совпадению во времени, сходству отдельных признаков и т. п.). Нередко, оставаясь в кругу привычных отношений, такие люди, благодаря своей настороженности к новому, слывут даже рассудительными, пока резкая смена обстановки не заставит их действовать самостоятельно.

По образному выражению известного психиатра О. Бумке,
«первые часы военной службы обнаруживают дурака ярче, чем
вся предшествующая жизнь». ______

Уровень развития интеллекта определяется способностью на основе имеющегося знания создавать новое, творчески подхо-дить к решению проблем, соединять известное нестандартным способом, проникать в мотивы и соображения другого человека, критично относиться к себе.

Эти качества развиваются из задатков по мере накопления опыта преобразовательной деятельности и в совокупности мо-гут быть определены как разумное отношение к себе и дейст­вительности. Разум окрашен нравственным чувством, так как позволяет соотносить свое мировоззрение с общественным со­знанием и формулировать умысел относительно тех, с кем при­ходится взаимодействовать, сотрудничать или конфликтовать.

Обобщенная характеристика уровня интеллекта (Jntellection Quota) складывается из показателей возможности: проникать в замысел другого человека и продолжать начатое им действие; улавливать скрытый смысл метафор; устанавливать ассоциации между неочевидно связанными явлениями жизни; пользоваться литературным и математическим языком. Степень интеллекту­ального развития градуируется по возрасту, соответственно которому человек цивилизованного общества обязан владеть интеллектуальным инструментарием.

Примитивность интеллекта существенно влияет способ поведения, его мотивацию и целеполагание. Например, изна­чально слабая познающая воля, стабилизирующая развитие личности в кругу простых представлений и элементарных отношений, монотонно повторяющихся изо дня в день, может стать истинной причиной растерянности, страха и враждебности при смене обстоятельств, которые объективно не несут в себе никакой особой психологической нагрузки. Эта будут типич­ные реакции почвы, для предупреждения или преодоления ко­торых необходимы не воспитательные или карательные, а реа­билитационные способы воздействия, Односторонне одаренные люди могут обнаруживать глубокую безграмотность в смежных сферах интеллекта, что влечет за собой добросовестные заблуж­дения как в обыденной жизни, так и в юридически значимых ситуациях. И наконец, во многих случаях юристу приходится считаться с односторонними взглядами на события рациональ­но подготовленных, но недостаточно разумных людей.

Врожденные свойства характера представлены в психопато­логии тремя аспектами: эмоционально-волевой дисгармонич­ностью; индивидуальной спецификой самовосприятия; задатка­ми нравственного развития личности.

Равновесие между активностью чувств и сдерживающей их проявления волей достигается воспитанием в детстве и посто­янной работой над собой в течение жизни. Это необходимое условие социальной приемлемости человека, и мы не склонны потакать тем, кто не yмeeT_скрывать свои эмоции или требует к ним повышенного внимания. Поблажки невоспитанным лю­дям не только неуместны, но и попросту вредны, так как только усиливают демонстративность их поведения.

Тем не менее в некоторых случаях приходится признать, что неуравновешенность бывает не связана с дурным воспитанием, а принадлежит к глубинным свойствам характера, справиться с которъГми человеку много труднее, чем обычно скроенным людям. Лица такого склада являются истинными заложниками

собственного настроения, впадая в гнев или отчаяние по вну­треннему побуждению, когда внешние обстоятельства не только не провоцируют, но и не могут рассматриваться как серьезный повод для столь бурных проявлений. Человек, подверженный такого рода порывам, ведет себя некстати, нецелесообразно, а порой и прямо разрушительно по отношению к социальным связям, которые до этого выстраивал в стремлении к достой­ным ролям, надежным позициям и прочным симпатиям.

В детские годы, когда жизнь эмоций вообще преобладает в состоянии человека, такая неустойчивость дает о себе знать признаками невропатической конституции. Дети легко впадают в крайние степени возбуждения, когда психическое напряжение вовлекает в свою сферу еще и нервную систему. На фоне ду­шевного волнения появляются расстройства речи, подергивания мышц (тики), обмороки, приступы хаотического возбуждения. В обычном состоянии их впечатлительность остается излишне обостренной, а фантазия легко наполняется разного рода стра­хами (боязнь одиночества, темноты). Содержание сновидений и глубина сна зависят от впечатлений предшествующего дня.

В подростковом возрасте, когда эмоциональные порывы, обычно связанные с проблемами самоутверждения, бывают достаточно сильны, а навыки их реализации еще не освоены, психически неустойчивые люди нередко демонстрируют и им­пульсивные поступки на высоте аффекта (например, самопо­вреждения типа порезов сгоряча), им свойственна тяга к рис­кованным экспериментам над собой (наркотики, токсикомании) и в отношениях с социальной средой (бродяжничество, крими­нальное любопытство, сексуальные эксцессы).

С годами, по мере развития личности, интеллект помогает находить адекватные способы компенсировать внутреннюю дис­гармонию характера, однако поддержание равновесия требует постоянных усилий. Говоря языком социальной психологии, эмоциональной неустойчивости бывает создана когнитивная, т. е. понимаемая, разумная и рассудочная капсула. Но стоит воле ослабеть, например под влиянием астении, как эмоцио­нальные взрывы начинают прорываться через созданную интел­лектом оболочку, инспирируя эксцессы, агрессивный или деп­рессивный тон которых явно противоречит реальным обстоя­тельствам.

Специфика самовосприятия получила название акцентуаций характера, т.е. заострения отдельных свойств и качеств, пре­одолеть которое не удается ни воспитанию, ни работе личности над собой. Люди с такого рода отклонениями остаются чувст-

вительны и уязвимы в каком-то отношении и не могут эффек­тивно адаптироваться к жизни, когда ее требования адресованы к месту наименьшего сопротивления.

Например, если человеку свойственно быть в постоянно при­поднятом состоянии духа, стремиться навязывать окружающим свое присутствие и свои намерения, испытывать непрекращаю­щуюся тягу к совершению поступков, а посему во все вникать, вызывая раздражение свой неуместной инициативностью (ги-пертимная акцентуация), то самые благие намерения, прекрас­ное воспитание и высокие моральные качества вряд ли удержат юношу от эксцессов, если его лишить активности, например, усадить но роду службы на место оператора с обязанностями много часов подряд пассивно созерцать экран локатора.

Люди, склонные по складу характера к постоянной борьбе мотивов, не способные навязывать свою волю другим, не доверяющие своим впечатлениям, легко впадающие в состояние тревожного ожидания, порожденного игрой воображения (пси­хастеническая акцентуация) испытывают серьезные проблемы со1шальшй_ адаптации к среде, которая требует силы и допус­кает злость и насилие как норму отношений. Например, в же­стоких условиях неуставных отношений им бывает трудно не растеряться и не впасть в отчаяние, несмотря на хорошую подготовку, правильное понимание обстановки и способность эффективно выполнять свои профессиональные обязанности.

Лица с истероидной акцентуацией характера зависят от во­ображения, им недостает чувственной яркости обычных впечат^ лений и они постоянно вынуждены демонстрировать себе и лю­дям порывы эмоций, которых нет на самом деле. Им приходит­ся все время разыгрывать роли, что может привести к весьма нежелательным последствиям. Например, когда обманутые ге­роическими замашками окружающие действительно доверят им ^ответственное задание. Паническое бегство под любым предло­гом, включая расстроенное сознание и воображаемые болезни, может создать проблемы поведения, среди причин которых будут явно выступать реакции патологически изменной почвы.

В обыденной жизни акцентуации, число вариантов которых, по данным разных авторов, колеблется в пределах двух десят­ков, не бросаются в глаза, так как люди интуитивно выбирают себе образ жизни, не затрагивающий их слабых мест. Однако по чужой воле или собственному легкомыслию они могут оказаться в ситуации, которая, говоря словами А. Е. Личко, «как ключ замку» соответствует качеству, названному Э. Креч-мером «уязвимым жалом характера». Тогда говорить о полной

свободе воли в намерениях и поступках человека следует с из-иестной коррекцией на психопатологическую реальность. В част-иос'Ш, как известно, до 80% лиц, уволенных с военной службы но здоровью с диагнозом «психопатия», в гражданской жизни не испытывают проблем средовой адаптации, требующих меди­цинского вмешательства.

Задатки нравственного чувства попали в сферу внимания пси­хиатров в середине XIX в. и сразу получили броские и катего­ричные, но явно не медицинские определения. Факт появления холодных эгоистов в условиях обычного воспитания был истол­кован как признак болезни и отныне слова «патологические лгуньг», «мошенники», «морально тупые» вошли в психопато-логическую~лексику. Теоретической основой такой экспансии медицины в социальные отношения было учение о дегенераци-ях, а крайняя точка зрения, сформулированная Ч. Ломброзо, декларировала наличие «питекантропов в цивилизованном мире» с вытекающими из такого утверждения рекомендациями отно­сительно превентивного использования гильотины в целях психопрофилактики.

Подобная самоуверенность в те времена, когда педагогика не нышла из рамок философии, социология только нарождалась, а социальной психологии не было вовсе, надолго скомпромети­ровала врачебное мнение в глазах широкой общественности. Многие годы успехи науки о человеке были нацелены на опровержение этих поспешно сделанных заявлений, постепенно сокращая круг представлений о реальном влиянии психопато­логии на мотивы социального поведения.

3. Личность

Для начала необходимо привести язык броских определений прошлого века в соответствие с современной социально-психо­логической лексикой, предпочитающей строгие определения и экспериментально подтвержденные факты. Прежде всего-уточнить феномен «нравственных начал поведения», который психиатры прошлого трактовали очень расширительно. Так, Эскироль, один из основателей психиатрического дела в Европе м автор пособия по душевным болезням, в первой половине XIX в. заметил, что «нет больных, у которых не была бы расстроена нравственная сторона». И хотя сегодня расшифро-иать его слова можно лишь гипотетически, но скорее всего он имел в виду под словом «нравственное» не соблюдение прили-

чий или гуманное отношение к окружающим, а эмоциональную заинтересованность человека в жизни общества.

Дальнейший ход психиатрической мысли с ее тенденцией обозначать социальное отчуждение больных людей термина­ми «моральная тупость», «эмоциональное оскудение», «эмоци­ональная холодность» и т. п., подтверждает, что представ­ление о нравственном аспекте психопатологии долгие годы было в известной степени синонимом эмоционального компо­нента социального поведения. Ему противопоставлялся рассу­док, не способный на сопереживание и теряющий в отсутствие чувств способность выбора достойной и приемлемой формы поведения.

Эта установка на разделение «аффективной» и «ассоциатив­ной» жизни соответствует природе расщепления внутреннего мира под влиянием душевных болезней, что окончательно сформулировал известный австрийский психиатр Э. Блейлер в конце XIX в. Недаром его мнением названа такая болезнь, как шизофрения (болезнь Блейлера).

XX век затратил много сил на то, чтобы установить отдель­ные компоненты феномена эмоциональной заинтересованности человека в жизни общества, но эти поиски велись уже не пси­хиатрами, а социальными психологами. Их представления о пси­хическом отчуждении базировались на другой основе — на ана­лизе конфликта между личностью человека и культурой с при­сущей индивиду способностью уживаться с социальной средой, адаптироваться к ней.

В качестве исходных моментов были взяты факты, не вызывающие сомнения с точки зрения здравого смысла. Во-первых, человек тянется к людям и готов терпеть зависимость от социальной среды из боязни быть изгнанным. Во-вторых, чем более цивилизованно общество, тем больше сил приходит­ся затрачивать на социализицию индивида, пока принуждение не вызовет у него собственного стремления стать таким, каким его хочет видеть общество. В-третьих, человек, если ему не угрожает перспектива быть изгнанным из микросреды, охотно опускается в этическом и нравственном отношении, коль скоро его социализация не завершена. В-четвертых, по мере развития личности индивид стремится не к людям вообще, а к более ло­кальному сообществу, где нормы и правила соответствуют его представлению о самом себе, где нет риска быть принужденным делать поступки, которым нет оправдания.

В результате воистину огромных расходов интеллектуальной энергии множества научных коллективов и отдельных лабора-

орий к концу столетия определились контуры проблемы и ме­тодические подходы к ее решению.

Работы Р. Мертона и Т. Парсонса заложили основы учения о ролях и позиции человека в общественных структурах. А. Мас-лоу сформулировал представления о социальных потребнос-1ях. Г. Сэлливэн разработал концепцию эмоционального влече-шя к психологической защите со стороны другого человека;;>мпатии). Д. Фестингер стал лидером научного движения ia исследование эмоционального содержания переживаний, илекущих индивида занять место в обществе (аффилиации) it конкретизации своих личностных социальных установок [страх когнитивного диссонанса). С. Аш исследовал механизмы психологического давления со стороны общества (конфор­мизм).

К сожалению, объем данной работы не позволяет осветить взгляды поименованных выше ученых, но по мере изложения материала, когда это будет возможно, уместно и необходимо, мы будем к ним обращаться. Сейчас же остается лишь свести имеющуюся информацию к нескольким принципиальным поло­жениям.

Как известно, человек — стадное существо и его тянет к лю­дям прежде всего потребность в защите перед лицом природы и социальной стихия, где законы естественного отбора действу­ют целесообразно, но безжалостно. Это стремление к протекто­рату, дающему чувство безопасности, как правило, персонифи­цируется в конкретном объекте влечения и внешне предстает как радость единения, слияния с другим человеком. В раннем детстве эмпатия доминирует в потребностях и должна постоян­но удовлетворяться взрослыми людьми, воспитывающими ре­бенка. С годами она уходит с первых ролей и дает о себе знать лишь в минуты растерянности, страха и ожидания любви. Люди с развитым эмпатинными задатками интуитивны, сопережива­ние доступно им от природы и относится к сильным сторонам характера.

По мере развития социальных навыков появляется и выдви­гается вперед потребность быть принятым теми людьми, кото­рые входят в непосредственное окружение конкретного челове­ка. В отличие от эмпатии это активное чувство, которое влечет не к изоляции в микромир, а толкает на освоение социальной среды. Движимые желанием удовлетворить свои аффилиатив-ные стремления, дети готовы выполнять любые условия, кото­рые взрослые им ставят в процессе обучения и воспитания, даже соблюдать дисциплину и регулярно чистить зубы.

Как-то А.В.Луначарский со свойственной ему лихостью формулировок заметил на одной из лекций, что мораль есть одна из разновидностей стадного чувства. В чем-то был прав.

По мере созревания интеллекта чувственный интерес к лю­дям вообще оформляется в представления о достойном и под­ходящем конкретном сообществе, где действуют индивидуально приемлемые нормы межличностных отношений. Появляется осмысленное стремление к когнитивному консонансу с подклю­чением страха когнитивного диссонанса, грозящего осложнить взятые на себя социальные роли и позиции. Отныне социаль­ные чувства теряют свою непосредственность и начинают мас­кироваться формальным согласием при внутреннем протесте.

Постепенно конформизм с присущей ему тенденцией следо­вать за единодушно ошибающимся большинством все больше проникает в мотивы поведения, оттесняя примитивные эмоци­ональные механизмы регулирования более совершенными лич­ностными конструкциями целеполагания.

Взаимодействие чувств, данных природой, и мыслей, пере­плавляющих эмоциональные стремления в социальные пред­ставления, и есть процесс социализации человека. В его результате система общественных значений становится систе­мой внутренних смыслов, что большинству людей дается без особого труда. Однако в некоторых случаях приходится стал­киваться с удивительной неэффективностью воспитания. Ребе­нок не испытывает интереса к жизни общества, работа с ним лишается фундамента естественных потребностей и как бы «повисает в воздухе» без чувств, которые гарантируют зависи­мость несовершеннолетнего от воспитателя.

Здесь нужно оговориться, чтобы быть правильно понятым в дальнейшем. Дело в том, что взрослые люди, особенно профессиональные педагоги, никогда не признают своих оши­бок и любой протест своим бездарным и противоестественным воспитательным приемам стремятся втиснуть в рамки психопа­тологии. Так что не следует забывать, что ниже речь пойдет не о тех, кто не нравится учителям (тогда бы это было пособие по нормальной психологии), а о тех, кто бывает трудновоспитуе--мым в хороших руках, т. е. объективно невосприимчив к воспи­танию в той или иной степени. Обычно речь идет о семи или девяти случаях из тысячи человек одного возраста.

Маленький ребенок не боится остаться один и смело идет в соседний двор, увеличивая дистанцию с родителями до риска потеряться. Став постарше, он не тянется к детскому коллекти­ву и вынужден следовать за другими не по зову сердца, а по ве-

лению рассудка или из страха наказания. Не чувствуя к близ­ким той привязанности, которая постоянно поддерживается эмпатией, сбегает из дома без особого повода. Став взрослым, не ощущает побудительных аффилиативных начал к психоло­гическому единению с окружающими.

Лишенный чувственной яркости, образ «Я» не обеспечивает ему уверенности в собственном существовании и делает само­осознание слишком зависимым от внешних, а самочувствие -от внутренних обстоятельств. Дальнейшее формирование лич­ности будет зависеть от того, какую дистанцию займут взрос­лые относительно внутреннего мира ребенка. Не встречая со стороны несовершеннолетнего стремления к взаимопониманию и не обладая в своем большинстве мудростью, опытом и искус­ством воспитания, родители и педагоги чаще всего начинают попросту принуждать детей к сотрудничеству. Естественно, что послушание при этом достигается ценой утраты единства е кол­лективом и потерей интереса к культуре в целом. А вырастет ли из него в дальнейшем мошенник, азартный игрок, отпетый лгун или бесстрашный эксплуататор близких, зависит не от почвы, а от специфики ближайшего окружения.

Хорошо воспитанные дети, недостаток социальных эмоций которых был компенсирован активной и разумной родитель­ской волей и искусством воспитания, отличаются не столько поведением, сколько самочувствием. Им бывает присуща неуве­ренность в своих чувствах, недостаток интуиции, обостряющий фантазию, склонность к тревожным опасениям. Проблемы общения даже при хороших манерах и внешней коммуникатив­ности создают и поддерживают ощущение одиночества, преодо­леть которое одной рациональности бывает недостаточно.

4. Ситуация

Люди могут вести себя неадекватно обстоятельствам, когда личные и семейные неприятности достигают определенной точки. Это известно, и законодатели издревле снисходительно относи­лись к проступкам лиц, подавленных и психологически исковер­канных жизнью. Формулировки менялись соответственно эпохе, но суть юридической категории, смягчающей бремя ответствен­ности, оставалась неизменной: адаптивные возможности челове­ка не безграничны и есть предел, за которым отрицательные эмоции могут сузить сознание и мышление и толкнуть волю на импульсивные или недостаточно контролируемые поступки.

мь

 

Причем ни один закон не брал на себя смелость перечислить обстоятельства, которые могли бы служить основанием для судебною решения, ибо все прекрасно понимали и понимают, что слово «тяжелые» — категория сугубо индивидуальная. Как заметил С. Довлатов, «неважно, что происходит кругом, важно как мы себя при этом чувствуем». И был абсолютно прав. Для того, чтобы задеть человека за живое, события должны быть не просто плохими, но и субъективно значимыми.

Оскорбление и унижение адресованы личности, они вызыва­ют чувства растерянности, гнева, обиды. Ситуация, нацеленная в место наименьшего сопротивления характера, будит раздра­жение, неуверенность в себе, тревогу. Психические перегружи снижают сопротивляемость и влекут за собой эксцессы.

Под адекватным реагированием в широком смысле слова по­нимается совпадение системы общественных значений и систе­мы внутренних смыслов. Тогда через представления о ролях социальные условия, свойственные данной культуре, вызывают у человека ожидаемые и понятные окружающим чувства и на­мерения. Далеко не всегда они заслуживают одобрения. Не каждый способен служить общей идее, когда может рассчиты­вать на безнаказанность, однако у окружающих, в том числе у суда, есть возможности: а) анализировать ситуацию (диффе­ренцировать); б) оценивать значение фактов относительно при­нятой шкалы ценностей (дискриминировать); в) связывать фак­ты в обобщающую структуру целей (интегрировать). Все ото, по словам Д. Фестингера, обеспечивает человеку способность понять и определить свое место в системе социальных отноше­ний, а окружающим - объективно судить о причинах его по­ступков.

Вместе с тем человек часто не способен выполнить перечис­ленные выше операции относительно самого себя и не склонен принимать как свои те социальные роли, которые ему достают -ся волей обстоятельств. Недопонимая или не принимая обста­новку, в которой он вынужден существовать, он ощущает беспомощность; теряет контроль над обстоятельствами; откалы­вается от стремления достигать цели общепринятыми способа­ми; разочаровывается в ценностях культуры; изолируется от ожиданий окружающих его лиц; отгораживается от требований социальных норм эмоциональными и смысловыми барьерами. Его стремления все меньше зависят от реального окружения, подчиняясь иным причинно-следственным связям, продикто­ванным психологией отчуждения. Образно говоря, формы по­ведения лишаются положительного эмоционального заряда,

который уходит или в направлении иной культуры, или разря­жается внутрь личности.

Естественно, возникает вопрос, в какой мере человек, дез­адаптированный в данных конкретных обстоятельствах, заслу­живает снисхождения, нуждается в социальной поддержке и имеет право на медицинскую реабилитацию. Решить его бывает очень непросто, так как поводы и даже более или менее убеди­тельные причины, которые удается установить, редко дают исчерпывающую информацию. Чаще всего они позволяют сде­лать лишь предположения (многих достойных людей обижали в детстве, плохо воспитывали, унижали в семье, выгоняли с ра­боты, заставляли многие годы проводить в среде уголовных пре­ступников). Для окончательных выводов гораздо важнее пред­ставлять, каким образом плохая жизнь отразилась в онтогенезе личности, для чего необходимо знать закономерности, в соот­ветствии с которыми появляется, закрепляется и углубляется социальное отчуждение, превращая аутсайдера в отщепенца.

Психология отчуждения основана на представлении о соци­альных ролях, в которых, говоря словами Т. Парсонса, «человек выполняет требования своего положения». R них реализуются (или не реализуются) основные социальные потребности, по­зволяя ему свободно двигаться в социальном пространстве или ощущать гнетущую зависимость от неприветствующей и несим­патичной социальной среды.

Как правило, плюсы и минусы социального статуса в какой-то мере компенсируют друг друга, если брать во внимание одно­временно все три сферы межличностных отношений, в которых формируется, развивается и существует личность: коллектив, семья, среда неформального общения. Однако возможность маневра между ними в поисках подходящей роли может отсут­ствовать как по внешним, так и по внутренним причинам. То­гда конфликт выходит за рамки отдельного поражения и чело­век превращается в типичного неудачника. У него появляются черты, присущие всем аутсайдерам. Ситуация трансформирует­ся в личность.

Соотношение ролей определяет самооценку. Исходя из этого
утверждения, взятого нами за аксиому, рассмотрим возможные
варианты.,

В коллективе роли_ распределяются соответственно ведущим ценностям этого социального института: официальному статусу и личной компетентности в том деле, ради которого люди за­хотели в него вступить (или их собрали вопреки собственной воле). Оптимально быть в своей профессии компетентным ру-

ководителем - такой человек пользуется и властью, и уважени­ем. На вторых ролях стоит компетентный помощник, который уступает руководителю право принимать решения, но пользует­ся доверием коллег и командует без нажима. Далее следует роль формального помощника, имеющего официальное право отдавать распоряжения, но не пользующегося профессиональным уваже­нием. Потом идет член коллектива, принимаемый за професси­ональные качества, но не ценимый. За ним — рядовой сотруд­ник, в заменимости которого ни у кого не возникает сомнений. На предпоследнем месте — изолированный, которого терпят, не скрывая неприязни. И наконец, бойкотируемый, с которым не хотят сотрудничать и требуют устранения.

В семье стержневыми ценностями, определяющими престиж­ность роли, выступают личная привязанность окружающих и степень их доверия к надежности человека jb критической ситуации (с кем не страшно заболеть и постареть). По этим ка­чествам определяется индивидуальная ценность и право опре­делять стиль и характер семейных отношений, которые, как известно, складываются по взаимной договоренности членов семейства при самых общих регламентациях со стороны права и закона. На первой роли, безусловно, стоит хозяин дома, за­висимость от которого родные принимают с удовольствием. Далее следует позиция тех, кто пользуется любовью и привя­занностью близких, но с оттенком угнетающего ощущения за­висимости, ему приходится считаться с мнением более автори­тетных людей. На третьей роли остаются те, кто не испытывает проблем взаимодействия с членами семьи, но и не может рас­считывать на привязанность с их стороны. Затем — отгорожен­ный, полагающийся на себя, но сосуществующий без проблем и конфликтов. Потом — занимающий одну из сторон конфликта, имеющий сторонников и не теряющий надежды на семейный мир ценой победы. Еще дальше — стремящийся к разрыву, но удерживаемый исключительно силой внешних обстоятельств. И в арьергарде — выталкиваемый всеми, но цепляющийся за семью из страха перед социальной средой.

В среде неформального общения, где вообще нет никаких фор­мальных обязательств, главной ценностью выступает признание окружающими за человеком право выражать и возглавлять общественную волю. Выдвинутый на роль лидера максимально свободен в своих проявлениях (в рамках той культуры, где возникла группа), так как другие члены сообщества не нужда­ются в принуждении и следуют за ним с энтузиазмом. Нередко настоящий лидер даже тяготится своей ролью и бывает больше

озабочен не привлечением сторонников, а отторжением нежела­тельных и неприветствуемых лиц. Вторая позиция в иерархии неформальных отношений принадлежит «звезде». К этому че­ловеку тянутся, ему подражают, но на поведение группы он может повлиять лишь опосредованно. Следующая ступень-независимый член сообщества, который может позволить себе роскошь автономного решения или дерзость претензии на лидерство. На нем сосредоточены подспудные ожидания тех, кто присоединяется к группе не» без внутреннего сопротивле­ния. Далее — примыкающий без проблем, но и без встречной приязни. Такую роль можно было бы назвать «сосуществую­щий». За ним — примыкающий ценой внутреннего смирения своих амбиций до поры, пока он не в состоянии сменить среду неформального общения. Еще ниже — «помыкаемый», которому сосуществование с группой дается вероятностью унижений. Последним стоит отвергаемый, стремление которого к группе наталкивается на явную неприязнь и угрозу прямой физичес­кой расправы.

Мы взяли в каждой сфере межличностных отношений по семь ролей, что вполне достаточно для объяснения концеп­ции, но, естественно, не исчерпывает количества возможных вариантов.

Дальнейшее изложение материала будет иллюстрироваться графическими схемами, использованными частично для облег­чения усвоения материала, а частично для экономии текста.

Сочетание позиции одновременно в трех сферах отношений можно представить себе в форме трех лучей, исходящих из одной точки. В центре — наилучшая позиция по каждой из них: авторитетный руководитель, хозяин в доме или глава семейства; лидер неформальный. По мере удаления от центра содержание основных ценностей, определяю­щих престижность роли, умень­шается. Вероятность этого умень­шения теоретически не ограни­чена, но мы взяли в качестве ори­ентира только семь перечислен­ных ранее ролей, так что край­няя позиция определяет наихуд­шую из них: бойкотируемый, вы­талкиваемый. Между указанными позициями размещаются осталь­ные роли, отложенные на лучах

в виде точек. Конкретные роли по отдельным сферам качест­венно сопоставимы между собой, поэтому можно говорить, чн> они располагаются примерно на одном и том же уровне, если их номер совпадает.

Эмпирический опыт показывает, что реальное положение человека в социальной ситуации можно отразить графически, если провести вокруг каждой точки на каждом луче окруж­ность, радиусом в два интервала между позициями. Три окружности составят фигуру, которая будет иллюстрировать проблем средовой адаптации вероятные причины психичес­кого напряжения, способного вызвать реакцию отчуждения.

Ниже будет изложено несколько правил оценки ситуации, с помощью которых можно судить о вероятных вариантах защит­ного поведения.

Правило 1. Если окружность охва­тывает центр схемы, занимаемая роль обычно воспринимается человеком без внутренних конфликтов, она, в прин­ципе, .приемлема.

Правило 2. Если окружности пересек аются между собой - соотношение

ролей в смежных сферах принимается личностью как нормаль-лпе, не содержащее в себе повода для психического напряже­ния. Если между окружностями есть пространство — самооценка человека, как правило, страдает.

Ситуация 1

Если две окружности, одна из кото­рых охватывает центр, пересекаются между собой, а третья располагается на дистанции от них, это сигнализиру­ет, что в данной сфере отношений имеются проблемы, решение которух требует усилий и напряжения адаптив­ных свойств личности.

Обычную реакцию на такой расклад ролей можно обозначить как «феномен исключения третьего» из системы личностных смы­слов. Человек в состоянии сохранить о себе положительное мне­ние и обходится без подтверждения его значимости со стороны той сферы межличностных отношений, которая не хочет заме­чать его достоинств, а то и попросту пренебрегает ими.

Например, отщепление в сфере неформальных отношений, которое можно условно обозначить школьной кличкой «ма­менькин сынок», нередко ведет к тому, что человек полностью замыкается в рамках организованной социальной среды. От­щепление в сфере семейных отношений формирует характер активного общественника, которому коллектив заменяет недо-с таток сердечных привязанностей. В сфере коллектива — сопро­вождается известной долей безответственности из расчета на личные симпатии.

Всестороннее развитие личности нарушается, но внутренняя гармония остается, не препятствуя человеку чувствовать себя полноценным членом общества, у которого самооценка и уро­вень притязаний надежно сбалансированы. Равновесие наруша­ется лишь в тех случаях, когда люди с этим вариантом защитного реагирования попадают в обстановку, где общество требует навыков и умений именно в сфере отщепления. Напри­мер, маменькин сынок в казарме, любимчик среды в экипаже, общественник в состоянии влюбленности. Нарушения психи­ческой средовой адаптации можно предречь с большой степе­нью вероятности.

Ситуация 2

Если только одна из окружностей охватывает центр, а две другие отстоят от центра и от нее на дистанции, это означает, что приемлемая роль доступ­ на человеку лишь в одной из сфер меж-личностных отношений. В двух других неудачи обнаруживают себя достаточ­но очевидно.

Типичной реакцией личности в таких случаях бывает «фег иомен социальной нити». Суть его состоит в том, что человек, будучи не в состоянии игнорировать свои поражения, вынуж­ден концентрировать личностные смыслы на той сфере отноше­ний, где ему сопутствует хоть какой-то успех. Он неосознанно, а затем и сознательно начинает драматизировать переживания, связанные со своей положительной ролью, и тянуться к ценностям принимающей среды, активно противопоставляя их ценностям отталкивающих его сфер.

Например, сохранивший адаптивное состояние только в кол­лективе становится «пересоленным» службистом, полностью зам­кнувшимся в рамках своих служебных обязанностей, с вакуу­мом после работы, нередко заполняемым абсолютно бесцель-

ным пьянством. Приспособленный лишь в семье, которого, по образному выражению психологов, «любят только жена и соба­ка», чаще всего превращается в домашнего ипохондрика изво­дящего близких совершенно неуместными но возрасту каприза­ми. Адаптированный исключительно к неформальным отноше­ниям человек нередко вливается в ряды «уличного племени» в его самых разнообразных модификациях.

Как правило, приспособление к условностям жизни дается людям с аналогичными проблемами адаптации ценой социаль­ного отчуждения, реального .разрыва связей с неприветствую-щими их сферами межличностных отношений. Нередко они испытывают тягу объединяться с людьми одинаковой судьбы и создавать стихийно субкультуры, несущие в себе признаки ущербности тех, кого они объединяют.

Ситуация 3

Если ни одна из окружностей не достигла центра и л с пересекается со смежниками, человек терпит пораже­ние во всех трех сферах межличност­ных отношений. У него нет оснований для интеграции общественных значе­ний в систему внутренних смыслов, пригодных для формирования структу­ры целей.

У людей с проблемами средовой адаптации такого рода от­чуждение бывает направлено внутрь личности. Оно, как прави­ло, не сопровождается внешним протестом, пока не возникает необходимости в нарушении норм, что и делается рационально и без раскаяния. Возникает, говоря языком психопатологии, своеобразное расщепление.

Психологически отчуждение выглядит как иное переживание личностных смыслов социальной роли. Из их когнитивной (по­нимание норм и правил) формы постепенно исчезает оживляю­щее их аффилиативное (тяга к единению со средой) содержание. Будучи поставлен перед необходимостью сосуществовать с неприветствующей, игнорирующей или отвергающей его сре­дой, человек вынужден отдавать предпочтение ценностям, ле­жащим вне социального пространства, где он находится, или своеобразно истолковывать свои отношения с людьми. Такой раз­лад с действительностью может наступать сравнительно быстро или тянуться годами, но в любом случае он проходит несколько этапов. Поначалу в ход идут внутренние резервы личности, что-

иы ценой компромисса или конфликта удержать баланс между имооценкой и официальным статусом. И лишь в тех случаях, когда их бывает недостаточно из-за природной слабости иатуры или в результате слишком сильного давления, конструктивные формы и способы реагировании сменяются аномальными.

В частности, на первых порах преобладает компенсаторно-vcт упчивый стиль поведения. Человек старае7ся достичь призна­ ния и взаимопонимания в обход недоступных ему способов, которыми пользуются остальные (ему не достает ума, вкуса, навыков, умений, воли, решимости, уверенности в себе, чувства юмора, и сравняться с окружающими нет никакой реальной перспективы). Он становится наиболее вероятным исполните­лем поручений, от которых отказался бы при благоприятном стечении обстоятельств, не настаивает на сохранении за собой некоторых законных прерогатив, готов смириться с покрови­тельственным отношением окружающих. Свэи амбиции он, как правило, не торопится обнаружить и готов признать чужие преимущества без дополнительного напоминания.

Излишняя услужливость и тяга к самокритике на людяхчаще всего свидетельствуют не о характере человека, а о состо­янии его психической средовой дезадаптации.

Когда такой пластичности бывает недостаточно, чтобы обес­печить собственное достоинство, проявляются признаки демон­стративно-оппозиционного реагирования. Человек начинает ве-гти себя вызывающе с теми людьми, покровительства которых он совсем недавно искал с чувством глубокой благодарности. Объектом его агрессивности становятся чаще всего этические и эстетические нормы, правила приличия и хорошего тона. За-девая самолюбие людей, вынуждая их опускаться до общечело-неческих чувств, он старается преодолеть барьер отчуждения, подвигаемый корпоративными условностями отторгающей среды.

Давно замечено, что из бунтующих студентов получаются ординарные чиновники правительственных учрезвдений, когда по­является возможность выражать агрессивнолъ при посредстве государства; неряшливо ведут себя люди, с которыми их близ­кие не считают нужн


Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 604 | Нарушение авторских прав







При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.04 сек.)