АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Спотыкаясь в неоновой роще.

- Давай сходим в вечером в «Venice West Cafe», - предложил Моррисон, когда мы собрались уходить. Он одним долгим глотком допил остатки черного кофе, пока я глазел через окно на проходящих мимо девушек.

- Давай, - согласился я, не отрываясь от окна. – Еще ни разу там не был.

Когда девушки скрылись из виду, я продолжил:

- А поэты у них там еще выступают?

- Понятия не имею. Сходим, узнаем.

***

В первых числах июля мы катались с Джимом по Венеции на моей Singer Gazelle, европейской машине, на которую я сменил свой Форд-кабриолет. Смотрелась «Газель» отлично и при этом жрала намного меньше бензина. Бензин продавался по тридцать пять центов за галлон, так что за доллар я мог объехать пол-города. Папа отправился со мной покупать машину, чтобы меня не надули, как в прошлый раз. Когда мы выезжали с парковки, он спросил, не хочу ли я уступить ему руль.

Я раскошелился еще на тридцать пять баксов за перекраску. Мне хотелось, чтобы моя тачка была черной – в честь песни «Роллингов» «Paint It Black». Покрасили кое-как, даже шины позаливали, но я был в восторге от черного глянцевого лоска.

Джим машины не имел, зато имел интересных друзей. Все они были на год-два старше меня и я смотрел на них снизу вверх. Для начала мы отправились домой к Феликсу Венейблу на Каналах – неряшливой копии каналов Венеции итальянской, видавшей свои лучшие дни еще в 20-х и превратившихся со временем в болото, полное уток. Их и теперь там полно. Феликс выглядел, как стареющий серфер, который слишком много времени провел в Мексике. Но он был искренне дружелюбным, любил повеселиться, и женщина, с которой он жил, меня возбуждала. Она была старше меня – милое лицо и отличная фигура.

Несколько часов спустя мы нанесли визит Деннису Джейкобсу – еще одному студенту с кино-факультета. Деннис жил в мансарде на Брукс Стрит, в полквартале от океана. Он любил поговорить о Ницше, немецком философе. Я раскрыл одну из книг Ницше, «Рождение трагедии», которую обсуждали Джим с Деннисом, и прочитал пару абзацев. Я не мог взять в толк, как у кого-то может хватать терпения одолеть до конца целую книгу такой тарабарщины. Деннис казался чокнутым, но его вкус к жизни был заразительным.

Что касается Джима, то снаружи он производил впечатление сравнительно нормального студента колледжа. Изнутри его наполняла агрессивная страсть к познанию жизни и женщин. Так же, он хотел выяснить все что можно на тему того, как запустить карьеру нашей группы и как записывать пластинки.

Под конец дня, на протяжении которого непрерывно курилась трава и велись философские беседы, обратная сторона начала проявляться снаружи. Порой на меня находил испуг. Я спрашивал себя, Господи Боже мой, до каких глубин хочет докопаться этот парень? Моррисон знал о жизни нечто такое, о чем я и понятия не имел. Его любопытство было ненасытным, а круг чтения необозримым. Я не понимал и половины цитат, которыми он сыпал, но это ничуть не умаляло его пыла.

- Джон, а ты когда-нибудь задумывался по-настоящему, что там, с другой стороны? – спрашивал он со странным блеском в глазах.

- Что ты имеешь в виду конкретно, какая «другая сторона»?

- Ну, ты понимаешь… пустота, бездна.

- Думал, конечно, но я таким не заморачиваюсь, - я робко попробовал рассмеяться, пытаясь разрядить обстановку.

Джим снова углубился в смутный монолог, цитируя поэтов типа Рембо и Блейка.

- Дорога эксцессов ведет во дворец мудрости, - вновь и вновь повторял он, как эхо.

Встреча с Джимом стала смертью моей наивности.

К счастью, музыка была великим уравнивающим фактором для нас обоих. Скажем так, его восхищали мои возможности, как музыканта, а меня – его ум и образованность.

- Что ты имел в виду, когда говорил, на том концерте, что гитарист играет запредельно? – спросил Джим, когда мы, уже ближе к ночи, ехали в Голивуд.

- Он забирался так далеко, насколько возможно, в пределах структуры аккорда. Другими словами, он реально отрывался. Ты хочешь как можно дальше отклониться от темы, чтобы звучать по-настоящему свободно, но не настолько, чтобы выпасть из общей гармонии. Ты можешь немного поплясать на краю. Как Колтрейн или Майлз. У них есть право забираться в дебри, потому что они заплатили все долги, сделали массу прекрасных мейнстримовских записей.

Я был уверен, что он меня понимает. Когда я говорил о музыке Колтрейна как о потоке сознания в виде «звуковых полотен», Джим слушал очень внимательно, по ходу вставляя свои литературные ассоциации.

- Ну да, все верно. Как у Рембо, «разрушение смыслов». Слушай, а поехали в «Trip»? говорят, Аллен Гинзберг должен выступать.

- Хорошо. Знаешь… если джаз и поэзию можно как-то соединить… Я думаю, это мы и есть.

- Поспорим? – перебил меня Джим.

- Что?

Джим вытащил из кармана монетку в четверть доллара, подбросил в воздух и на лету поймал ее ртом.

- Ты что, проглотил ее?

- Угу.

- Ты псих.

-Угу. Ха-ха.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 453 | Нарушение авторских прав