АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Я не тот, кого ты ищешь, бейби

Хейди – в прошлом. Мечты о группиз, изнывающих от страсти по мне – в будущем. А в настоящем - я и моя собака Лофти, спящие в одной постели. Я влюблялся по нескольку раз за день, просто колеся по городу. Наверно, у меня был спермотоксикоз. При этом я так боялся женщин, что не мог решиться заговорить хотя бы с одной.

Я знал, что вполне симпатичен и способен быть «чувственным» с девушкой, но страх оказаться отвергнутым был столь силен, что мне оставалось только фантазировать. Когда наша группа, наконец, чего-то добьется, воображал я, мы будем выгребаться из-под телок, которые повалятся на нас со всех сторон!

Так или иначе, надежда, что наши песни достаточно хороши, была тем, ради чего стоило жить.

***

Я откинулся назад и стал раскачиваться на двух задних ножках стула, сидя за столом в родительской гостиной. Я любил так делать еще ребенком, несмотря на порицание, которое достигло кульминации в тринадцать, когда стул подо мной сломался. И вот я снова здесь, занимаюсь тем же. Но я нервничал, а это занятие меня успокаивало. К моему облегчению, званый обед со спагетти, которые моя мама приготовила для всей нашей группы, проходил гладко. Больше всего я переживал за Джима, в обществе моих родителей, но он был в образе джентльмена-с-Юга и посему вел себя тихо и скромно. Полагаю, его желудок был счастлив. Мои друзья, похоже, изголодались и стосковались по домашней еде. «Дом» у Рея остался в Чикаго, а у Джима - во Флориде.

Дороти, подружка Рея, была привычно молчалива, зато Рей бурно беседовал с моей мамой. Пара вечных оптимистов. Мой младший брат, Джим, двенадцати лет, был всецело сосредоточен на том, как намотать спагетти на вилку и донести до рта. Отец, как всегда, отмораживался, так что я попытался взломать лед.

- Я думаю, если мы сможем сделать хитовый альбом, именно - золотой альбом, а не просто синглы, вот тогда мы будем в дамках. Когда ты продаешь миллион синглов, деньги начинают крутиться, но фирма звукозаписи берет себе огромный процент за производство плюс прибыль, так что артисту перепадает процентов пять, не больше. Поэтому нужно сделать целый альбом хитов, и тогда – мы богачи.

- Правильно рассуждаешь, - отозвался папа. – А название у вас есть?

- Пока нет.

- Еще спагетти? – вклинилась мама. – Добавки сколько угодно!

- Я, пожалуй, не откажусь, - Рей привстал. Он оглянулся на Дороти, и она протянула ему свою тарелку, которую он тоже вручил маме за очередной порцией.

Милый вечерок. Все отправились по домам с полными животами, и состояние сытости держалось еще несколько дней.

После ухода Рика и Джима Манчзареков я привел на репетицию Билла Вольфа. Он был хорошим соло-гитаристом, но Рей посчитал, что он не очень вписывается, то ли музыкально, то ли визуально. Джиму было особо нечего сказать на этот счет, он, похоже, оставлял решение всех музыкальных вопросов Рею и мне.

У Рея не было никаких знакомых гитаристов, и он покровительственно разрешил мне привести на аудиенцию еще одного бывшего члена «Psychedelic Rangers», Робби Кригера. Рея беспокоила его скромность, поскольку манера игры Робби была полной антитезой громогласной электрогитаре, которая стала общепризнанным символом рок-н-ролла. Зато у него было уникальная манера звукоизвлечения. Вместо медиатора Робби использовал свои длинные ногти, как играют фолк или фламенко.

Кроме того, Робби обладал фундаментальными представлениями об аккордной структуре, что, как я надеялся, очень пригодится в работе над нашими песнями. И еще один плюс: Робби умел играть на электрогитаре «бутылочным горлышком» - слайдером, прием, который он позаимствовал у старых блюзовых гитаристов.

По традиции, блюзовый гитарист должен отбить горлышко от винной бутылки и вставить в него мизинец. Затем взять аккорд и начать скользить горлышком по грифу, заставляя гитару издавать пронзительные, потусторонние вопли. Я слышал такое на дисках нескольких исполнителей, которыми увлекся с подачи Робби, но живьем игру «горлышком» на электрогитаре видел только в его исполнении.

И мне сорвало башку. У меня не было ни малейших сомнений, что у Рея с Джимом ее тоже снесет, как только они услышат этот мелодичный и одновременно пробирающий до костей саунд.

- Я думаю, ты прошел собеседование, - выпалил я на ухо Робби, когда мы ехали с репетиции к нему домой в Пелисейдз. – Я нервничал ровно до того момента, пока ты не взял слайдер в «Moonlight Drive». Shit, Рей смотрел на тебя, как на Бога!

Робби перестал нервно накручивать кудри на пальцы и поправил очки.

- Да ладно. Хотя, вроде, неплохо получилось. Но вспомни, как в той песне у Роберта Джонсона, что я тебе ставил: «Сожми мои лимоны, пока сок не потечет на - бииирррввввввуууууууууууу» - вот это, я понимаю, слайдер!

- Мало кто играет слайдером на электрике, да?

- Майк Блумфилд играет иногда с «Butterfield». - Он мимолетно усмехнулся, глядя на окна, когда мы подъезжали к дому. – Кстати, а как вы нашли это место для репетиций?

- Его арендует однокурсник Рея и Джима, с кино-факультета. Он сказал, что будет нормально, если мы будем репетировать там днем. Прикольно, да - маленький домик, в укромном месте, за всеми этими складами в Санта Монике?

- Да, клево. Но Джим… певец. А он не подарок. Ты видел, как он наорал на своего приятеля, помнишь, который вошел, уселся за кухонный стол с кульком травы и стал крутить джойнты – Феликс? Так его зовут? Вау, странная тусовка.

- Да уж! Причем, мы можем запросто попалиться из-за всей этой движухи, что мы тут устраиваем. Я тусовался как-то с Джимом, месяц назад. Мы зашли в Venice West Cafe, и он там зацепился с каким-то чуваком, тот был уже бухой, конкретно. Джим зазвал его к Рею послушать пластинки, и когда мы зашли, Джим как начнет щелкать выключателем, то гасить свет, то зажигать, то гасить, то зажигать – чувак реально пересрал. Мы как раз диск Чета Бейкера слушали – тот, где он поет – и тут пацан подрывается, говорит, что ему пора валить и резко делает ноги. Джим сидел с довольной рожей. Сказал, что просто хотел устроить ему экзамен.

- Меня не удивляет, - невозмутимо сказал Робби.

- Экзамен, подумал я. Мы что – в школе? И что за предмет мы здесь изучаем – страх?

- Да, я бы не хотел принимать кислоту одной компании с ним, - пробурчал я. – Вот уж не хотел бы. Думаешь, он слишком сумасшедший?

- Да… и может стать большой звездой при этом. Иногда одно сопутствует другому, верно?

- Ха, не стану спорить.

Я подрулил к дому. Робби помешкал, прежде чем вылезать.

- Скажи, тебе понравилась группа? – в лоб спросил я.

- Да, я хотел бы в этом поучаствовать. Мне еще надо разобраться с другой своей группой, но – да! – Он вылез из машины, захлопнул дверь, затем сунул голову в окно. – Стой, подожди. Я играю в другой группе, но ты – ты-то ведь тоже, причем, сразу в двух?

- Ну и что, - прокричал я в окно, включая зажигание. – Ты подвяжешь со своей одной, а я подвяжу со своими двумя!

Поздно вечером, добравшись домой, я позвонил Рею.

- Хай, это Джон. Ну, так что ты думаешь насчет Робби?

- Мне очень понравился слайдер, - ответил он. – Слушай, а он не сможет так играть в каждой песне? – Рей, похоже, завелся не на шутку.

- Да ладно, а многовато не будет?

- Только он какой-то… ну совсем не агрессивный. Я беспокоюсь, как он будет смотреться на сцене. Он же себя вообще никак не подает. А гитарист должен быть наполовину шоуменом.

- Кто кому что должен? Не всем же быть такими позёрами, как я.

- Ладно, давай еще порепетируем с ним, там будет видно.

Зная его, вопрос с Робби можно было считать решенным. Я возликовал. Похоже, группа у нас все-таки складывается.

***

Репетировать теперь стало в радость. Уважение, которое каждый из нас питал к мастерству другого, вылилось в естественную демократию. Рей, Робби и я годами играли на своих инструментах, поэтический дар и начитанность Джима были неоспоримы, и от каждого ожидалось, что он вставит свои два цента, когда возникнет новая идея.

Подобрать басиста оказалось куда сложней, чем найти гитариста. Нужен был не просто хороший – требовался подходящий. Однажды мы даже попробовали порепетировать с девушкой (предполагалось, что это внесет некое отличие), сыграли «Unhappy Girl», «Break On Through» и еще пару каких-то наших вещей. Потом попробовали блюзы – наш кавер «Back Door Man», сделанный под влиянием Джона Хаммонда и еще совсем сырую версию «Little Red Rooster» Хаулин Вольфа. Все равно мы продолжали звучать слишком традиционно. Как только появлялась бас-гитара, мы тут же превращались в типичный рок-н-ролл бед. Слишком похоже на «Rolling Stones». Хоть мы и обожали их и готовы были бесконечно говорить об их свежем альбоме, «Aftermath», мы были обречены делать все что угодно, лишь бы звучать по-другому.

Мне нравилось репетировать вообще без баса: только два инструмента и голос Джима. Звук был таким открытым. Моей первой задачей было держать ритм, не позволяя кому-либо ускоряться или отставать, во всем остальном каждый имел полную свободу выражать свою индивидуальность, и группа сразу же начинала звучать необычно. Из моего джаза, из классической музыкальной школы и последующего увлечения блюзом у Рея, из фолка и фламенко у Робби и Джимовской одержимости старыми блюзерами мы медленно вытачивали саунд «Doors».

В конце концов Рей набрел на клавишный бас «Fender Rhodes», и проблема басиста отпала сама собой. Добавился последний штрих. Поскольку Рей играл на басу левой рукой, а правой – на органе, это заставляло его играть простые басовые партии, когда он концентрировался на своей правой руке, играя на органе. «Rhodes» звучал немного расплывчато, зато давал нам необходимую основу и делал наш звук еще более оригинальным.

Отсутствие настоящего басиста оставляло мне пространство для заполнения, и я наслаждался, добавляя перкуссионные комментарии к пению Джима. Почему-то мне особенно нравилось делать это в самые тихие моменты, как тот, что поздней вошел в «The End», когда я взрывался одним-двумя барабанными «выстрелами», ломая напряжение. Я отлично осознавал, как пугающе звучат мои барабаны в тишине, и мне хотелось, чтобы они звучали еще более пугающе.

«У нас никогда не было сомнений, получится у нас или нет, - говорит Робби сегодня. – Нам было изначально ясно, что наш материал – самый интересный, а наш певец – самый красивый, с какой группой ни сравнивай. Что могло не получиться?». У нас было все, что надо – так мы себя ощущали.

Единственным, чего нам пока не хватало, было название. В те времена большинство американских групп имели длинные психоделические названия типа «Strawberry Alarm Clock» (Земляничный Будильник), «Jefferson Airplane» (Аэроплан Джефферсона) или «Velvet Underground» (Бархатное Подполье).

Было время цветения апельсинов, лето 65-го, погода для футболок, и я сидел на заднем сиденье в желтом «жуке» Рея. Мы ехали на юг по фривею Сан Диего. Джим сидел рядом с Реем спереди, в джинсах, футболке и босиком. Казалось, он вообще не носит обуви. Он поджег очередной косяк.

- Что вы думаете по поводу названия «Двери»? – спросил Джим, обернувшись и протягивая мне косяк.

- Гмм… коротко и просто, - отозвался я, принимая у него самокрутку. – А тебе не стремно курить в машине?

Джим пожал плечами. Я коротко затянулся и торопливо передал косяк обратно.

- Страх нужно давить, как таракана, да, чуваки? – пробасил Рей. – Дайте и мне пыхнуть.

Джим поднес косяк к губам Рея, и тот сделал длинный напас.

- Джим взял идею названия из книжки Хаксли, «Двери восприятия».

«Двери». Я покрутил слово в мозгу.

- Мне нравится. Не похоже ни на кого и звучит прикольно.

Хаксли, подумал я, что-то я про него слышал. Надо будет книжку почитать.

Моррисон пояснил, что Хаксли сам позаимствовал фразу у Вильяма Блейка: «Если бы двери восприятия были чисты, человек увидел бы все таким, как оно есть – бесконечным». Услыхав такое, я окончательно удостоверился, что у нас в группе есть настоящий поэт.

«Двери». «The Doors». Мне понравилось. Коротко и ясно. Прямо в лоб.

- А как, по-вашему, нам одеваться для сцены? – продолжил Джим c деловым лицом. – Может, в костюмы?

- Ну, не знаю… давай как-нибудь потом, посмотрим, - пробормотал я, думая про себя, что предложение Джима по поводу нашего гардероба – это худшее, что можно себе представить.

Какой Джим все-таки бывает наивный, подумал я. Его сельские корни нет-нет, да и дают о себе знать. Парень из Джексонвилля, штат Флорида. В моде не сечет. Провинция, что вы хотите…

***

Очередной проблемой, ставшей на нашем пути, был призыв в армию. Сама идея, что мне придется учиться убивать людей, вызывала у меня тошноту. Не меньшую тревогу вызывал страх, что наша группа развалится, если кого-то из нас заберут в армию. Во Вьетнаме все быстро разгоралось. Нескольких друзей уже загребли. Я не мог понять, с чего это вдруг наше правительство решило, что нашей национальной безопасности угрожают коммунисты из небольшой дальневосточной страны на другом конце света.

Рей уже успел побывать в армии несколько лет назад. Служить он был не обязан. Я помнил сюжет из его студенческого фильма, «Призыв», который был целиком автобиографичным. Находясь в депрессии по случаю разрыва с любимой, Рей записался добровольцем. (Надо полагать, совсем затосковал. Видно, та еще была подружка!) Проведя в Азии год и научившись курить траву и «тайские палочки» (популярный в 60-70-х сорт марихуаны, и, одновременно, способ ее курения, когда засушенные «шишечки»-соцветия конопли вставлялись в бамбуковую палочку, через которую и курились, прим. пер.), Рей решил, что с него достаточно.

Он проглотил маленький шарик из алюминиевой фольги, который на рентгеновском снимке выглядел, как язва. Для большей убедительности Рей заявил, что он гомосексуалист, и ему сказали «go home».

Этим летом мне, Робби и Джиму пришли повестки явиться и пройти армейскую медкомиссию. Состоятельные родители Робби заплатили психиатру, чтобы тот сочинил бумагу, в которой было написано, что мальчик не годится для службы. После чего отправили Робби с этой бумагой проходить призывную комиссию в Тусон, Аризона, где местное движение за отмену призыва еще не сформировало у военных иммунитет к любым справкам.

Мне предстояло явиться на призывной центр в Лос-Анджелесе. Джиму – тоже, неделей позже.

Накануне медосмотра я совсем пал духом. Заголовки в «Los Angeles Times» сообщали, что первый из отказавшихся служить уже отправлен в тюрьму. Он был приятелем приятеля, с которым я как-то раз пообщался. Не в силах избавиться от тревоги, я не спал сутками, без конца глотая метедрин, которым меня заботливо снабдил Рей и читая «Дневник Альбиона Мунлайта» Кеннета Пэтчена для вдохновения. С пацифистской риторикой за поясом и одинокой губной гармошкой Боба Дилана, играющей «God Is On Our Side» (Бог на нашей стороне), в качестве музыкального фона, я пытался отыскать в себе решимость истинного борца за веру. Но к моменту, когда предки высадили меня из машины перед дверями призывного центра, я был на грани нервного истощения. Я толкнул вращающуюся дверь и шагнул внутрь огромного, шумного помещения армейского штаба, навстречу своей судьбе. На мне была потная рубашка в розовую и голубую полоску и коричневые вельветовые штаны, месяц не бывшие в стирке. Моя одежда смердела так, что я сам едва не падал в обморок от удушья.

- Бойцы, слушай мою команду! – рявкнул нам сержант-вербовщик, словно мы уже были на службе. – Заполните вот эти анкеты и марш на второй этаж, где будет производиться ваш медосмотр!

Я заполнил анкеты настолько коряво и неряшливо, насколько это мог бы сделать умственно неполноценный, думая о том, что если мне не дадут отсрочку, я сам стану умственно неполноценным прямо здесь на месте. Благодаря кислоте я открыл наличие здравого смысла в этом безумном мире. Благодаря армии я уже готов был его утратить. Моя музыкальная карьера, казалось, испаряется прямо у меня на глазах.

Заполняя анкеты, я заметил своего давнего школьный приятеля Эда Воркмана – тот бодро маршировал через зал прямо ко мне. Shit, подумал я, сейчас он меня попалит. Я низко нагнул голову, пытаясь спрятать лицо.

- Привет Джон! Как дела? Ну что, увидимся во Вьетнаме, братишка?

Его мачо-юмор не вызвал во мне никакого восторга. Я скорчил гримасу, боясь даже взглянуть на него, дабы не выйти из образа дауна, в который я так усиленно пытался войти. К счастью, он учуял исходящий от меня аромат, внимательно посмотрел на меня, покачал головой и молча пошагал дальше.

Когда он ушел, я встал и отправился сдавать анализы. У дверей лаборатории, где принимали анализ мочи, я подумал, как хорошо было бы подлить какой-нибудь гадости в мензурку с моим анализом – жаль, не догадался прихватить чего-нибудь заранее.

Но – увы, и мне оставалось только продолжать свой трип из кабинета в кабинет. Моя ярость и отчаянье росли, достигнув пика в очереди на прием к армейскому психиатру. Дело шло к развязке и у меня не было никаких идей. Если бы именно в этот момент у меня просто проверили пульс, то меня бы точно признали негодным к строевой без всякого дальнейшего медосмотра.

Стоя в очереди, я обратил внимание на женоподобного черного красавчика. Красавчик вел себя шумно, нетерпеливо, томно и жеманно. Я был готов поставить сто баксов, что уж он-то отсрочку получит.

Он послужил для меня источником вдохновения, в котором я так остро нуждался.

В кабинет психиатра я заходил на каменных ногах. Голова кружилась, сердце выскакивало, коленки подгибались. Психиатр сидел за столом. Избегая встречаться с ним взглядом, я взял стул, стоявший перед столом и со скрежетом протащил его в противоположный угол кабинета.

Затем уселся на него лицом к стене, прямо под портретом Президента Джонсона и большой фотографией бомбардировщика B-52.

- А НУ ИДИ СЮДА, ТЫ, ЗАСРАНЕЦ! - взревел психиатр.

Дрожа от страха, но обреченный далее следовать своему импровизированному плану, я с тем же скрежетом потащил стул обратно к столу. Усевшись, я перегнулся через невротично чистый стол, пока мое лицо не оказалось в нескольких дюймах от очков психиатра. Своим дыханием я мог бы сбить B-52 на том фото. Я неделю не мылся и не чистил зубы.

- В армии служить хочешь? – осведомился врач, откинувшись назад и сдерживая вдох.

- Нет, сэр, честное слово, я боюсь, что не смогу с этим справиться, сэр – искренне ответил я. Мои глаза наполнились крокодиловыми слезами. Впервые в жизни я проходил пробу на актерское мастерство, даже не задумываясь об этом.

- Тебе пойдет на пользу! – отрезал психиатр, с отвращением тряся головой. Он шлепнул штемпель на мои бумаги, равнодушный к моим театральным талантам, и направил меня в следующий кабинет. Пошатываясь, я вышел за двери.

И очутился перед длинным столом, на котором складывались заполненные анкеты. Чернокожая женщина-волонтер приняла у меня документы. На вид лет пятидесяти, в униформе, едва не лопавшейся по швам и с добрым лицом – единственным добрым лицом, которое я видел за весь день. Когда я протягивал ей бумаги, она ощутила состояние моей души и чуть задержала меня возле стола. Указав на клеточку «гомосексуальные тенденции» в анкете, она спросила: «Проверьте внимательно, вы все заполнили?»

Я взглянул на нее, вначале испуганно, затем с надеждой, и она кивнула головой. Я так и не знаю, действительно ли она подумала, что я гей, или я просто показался ей слишком хрупким для армии.

Несколько часов спустя мне выдали мою классификацию: 1Y. Клерк сообщил мне, что через год я должен буду явиться на повторную проверку, но сейчас я был СВОБОДЕН! Мне бы конечно, хотелось получить 4F, что означало полную непригодность для армии, но желания подзадержаться здесь и начать им что-то доказывать у меня не возникло.

Мама подобрала меня на углу МакАртур Парк. Садясь в машину, я очень стеснялся, что от меня плохо пахнет, но когда я, наконец, рассказал ей о своих злоключениях, я понял, что мой запах – это самое меньшее, что ее беспокоило.

Что касается отца, то он никак не проявил своих чувств по данному поводу.

Теперь последним, кому предстояло отмазаться от армии, оставался Моррисон.

***

14 июля, в день взятия Бастилии, я отвез Джима на медкомиссию. Перед призывным центром выстроилась длинная очередь, и Джим бесстрастным тоном предложил мне пойти прогуляться и вернуться за ним через пару часов. К этому времени он со всем управится. Я попытался сказать, что у меня лично на это «все» ушел целый день сплошной нервотрепки, но он в ответ только глянул на меня со своей волчьей ухмылкой, и я сразу согласился сходить куда-то перекусить, чтобы потом вернуться за ним. Мне по любому не хотелось торчать около призывного центра. Я начинал нервничать просто от того, что нахожусь в этом месте.

Я вернулся в полдень, и будьте уверены, он стоял у входа - само спокойствие, подпирая стенку спиной, одна нога согнута в колене – и расчесывал кудри на висках обеими пятернями.

Я ткнулся колесом в бордюр и вылетел из машины, пока он неспешно шествовал ко мне.

- Ну что? Что случилось? – заорал я, перекрывая шум машин. – Ты прошел? Ну, рассказывай же!

Моррисон пожал плечами и сказал:

- Не кипишуй. Все уже закончилось. Мне дали классификацию «Z», - и он скользнул в машину.

Я выдохнул, потряс головой и сел за руль.

- Что еще, на хрен, за классификация «Z»?

Я завел «газель», поставил на первую и мы тихо покатили в сторону Голливуда.

- Джим, ну расскажи, что ты там исполнил?

Вместо ответа он расплылся в своей озорной улыбке. Goddamn! – подумал я. Это уже чересчур, ну что ж ты за человек такой? Меня чуть инфаркт не схватил на этой комиссии, а ему хоть бы что! Всю дорогу я продолжал допытываться, как ему это удалось, но он лишь улыбался, наслаждаясь собственной загадочностью. Как ему удалось так лихо заморочить им головы? Я терялся в догадках.

Мы ехали по фривею Санта Моника, направляясь в «Allouette Caf? Shop» в Венеции, когда в моем старом приемнике зазвучали аккорды роллинговской «King Bee».

Джим немедленно навострил уши и начал громко отбивать ритм кулаками по «торпеде».

- Люблю эту песню, ты знаешь, но меня напрягает, когда Рей - наш «старый блюзер» - начинает ее петь на репетиции, - вдруг произнес он со странной интонацией.

- Почему? – удивился я. – Меняем волну, плюс Робби там вкусно играет слайдером.

Джим пожал плечами, и снова стал стучать по «торпеде», действуя мне на нервы.

- Ну, не знаю… Как по мне, Рей неплохо поет, - добавил я.

И снова долгая пауза вместо ответа.

- Да, только банально очень, - ответил наконец Джим.

Я сменил тему.

- Ты не поверишь, но в прошлый уикенд, когда я принимал кислоту, я подумал, что я – Бог!

- Что, серьезно? – саркастично отозвался Джим.

- Так вот, мы закинулись и пошли на пляж в Малибу с Биллом Вольфом, Джорджи – той телкой, что вечно крутится вокруг Робби, и с моим приятелем Грантом, пианистом. Долго топали по руслу пересохшего ручья. Я залез на холмик, осмотреться, пока Грант и Билл пробирались по ручью. Джорджи пошла прогуляться к монастырю Sierra Retreat, он там неподалеку, и я видел издалека, как она полезла на здоровенный деревянный крест, и сидела там на перекладине, как ворона, глядя на океан…

- Ха-ха-ха!

- Знаешь, у меня была такая ясность в голове, например, по тому, как лежал высохший мох, я мог четко определить, откуда стекает вода во время дождей, и у меня возникло ощущение, что природа существует и будет существовать вечно, если мы не спалим сами себя атомной бомбой. Я начал кричать сверху Гранту с Биллом: «Да пребудет, да пребудет все что должно быть, все, что здесь есть!» Они стали смеяться, потому что я размахивал руками, словно дирижировал каким-то хором. А мне казалось, что я Бог и дирижирую вселенной.

- Пафос голимый. Как по мне, у тебя был просто припадок эгоцентризма!

- Перестань! Все было совсем не так. Меня переполняло от любви ко всему!

- А с Реем совсем наоборот получилось, на прошлой неделе.

- Вы что, принимали кислоту?

- Да, и у Рея случилась измена.

- Да ты что? А что было?

- Да ничего особенного… просто он все время хныкал.

- Странно, с чего это он.

- Я не знаю, но было очень в облом, потому что нам пришлось заморачиваться им, вместо того чтобы оттягиваться самим.

- Как я вас понимаю!

- Слушай, Джон, как думаешь, мы сможем стать такими же большими, как «Стоунз»? – спросил Джим, по своему обыкновению резко меняя тему.

Я поднял брови: само собой!

Джим покачивал головой вверх-вниз и подстукивал каблуком в такт «King Bee».

Припарковавшись в аллее возле дощатой набережной в Венеции, я глубоко и облегченно вздохнул. У меня было такое чувство, что теперь, когда угроза армии свалилась с наших шей, а в группе складывается настолько братская атмосфера и пишутся такие прекрасные песни, нет больше ничего, что могло бы остановить нас.

Джим так и не рассказал мне, что означала эта чертова классификация «Z».

***

Во время зимних репетиций Джим начал петь все более уверенно. Почти каждую неделю он приносил несколько скомканных листков бумаги или салфеток в пятнах от кофе, исписанных потрясающими стихами; он напоминал мне Дилана Томаса с его поэмами-на-спичечных-этикетках.

У Джима было врожденное чувство мелодии, но он не мог положить ее на аккорды, о которых не имел ни малейшего понятия.

«Иногда я выдумываю слова, просто чтобы запомнить мелодию, которая мне слышится». У него был дар слышать мелодию у себя в голове, а наше дело было помочь ему «вытащить» ее оттуда и понять, какие ноты он на самом деле поет.

«Джим не был музыкантом, но мог, например, стучать наугад по клавишам пианино – и у него получалось вполне мелодично», - говорил Робби в одном из интервью. «Так мы и работали. Он действительно не был музыкантом. Вы не могли сказать ему: «Окей, Джим, возьми-ка ноту «си». Он не был Френком Синатрой, который мог петь с нотного листа. Он не принимал почти никакого участия в создании аранжировок».

«Вроде, звучит как «соль», - прикидывал Рей, пока Джим пел куплет. Робби мог сыграть пару нот, потом взять аккорд на гитаре. Потом включался я, подбирая ритм на ударных. «По-моему, здесь четыре четверти. Шаффл». Затем мы обычно просили Джима спеть еще раз, под наш аккомпанемент.

Эти сейшены-импровизации всей группой, в ходе которых мы вытачивали наш стиль, были для меня самым трепетным и волнующим занятием. Рей, Робби и я, сочетание нас троих, стало отличной комбинацией для оркестровки слов Джима.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 499 | Нарушение авторских прав