АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Доедешь, и мы довершим, что осталось

***

Лорел Каньон, январь 1978

- Джон, срочно едь сюда, - пронзительно выкрикнула моя сестра. – Джим, твой брат, ведет себя, как сумасшедший… Я заехала к родителям, а он схватил маму и папу за руки и не хотел отпускать. Только повторял: «Мы теперь семья. Настоящая семья».

- Окей. Сейчас буду. Я положил трубку. Черт подери. Который час? От Голливуд Хиллс до Пэлисейдз ехать и ехать. А там дело серьезное, судя по всему.

Я гнал по Сансет в сторону набережной. Время за полночь, копов не видно, и я выжимал все из своего Ягуара. Ягуар Джон. Так прозвал меня Фриц Ричмонд, ассистент-инженер с «Elektra Studios». Я, дурачок, повелся на эти английские тачки, которые изнутри, как гостиная, но по механике полный отстой.

Что там сейчас творится, в гостиной у моих родителей? За несколько месяцев до этого я чуть не подавился, сидя рядом с братом на заднем сиденье в машине родителей, когда Ма обернулась к нам и пошутила, что Джим был ошибкой - забыла вовремя принять пилюлю от беременности. Папа промолчал, уткнувшись в руль. Он никогда не вмешивался, к большому сожалению.

Вот и я никогда не смел перечить Моррисону, разумеется. Я гадал, сколько во мне этого New-England-стоицизма с плотно поджатыми губами? Джим пел насчет прорваться сквозь и «Отец… да, сын… я хочу убить тебя», а я, как всегда, вжимался на заднем сиденье родительской машины, боясь прекословить. Видно, кровь не та. Пожиже. Глядя со стороны, можно было сказать, что вот уже лет десять, как я сам был за отца своим родителям: купил им дом, оплачивал счета. Но с изнанки выходило, что Ма по-прежнему называла меня не иначе, как Джонни. Они всегда будут моими родителями, я всегда буду их сыном. В пятидесятые, когда церковь жестко осуждала контроль над рождаемостью, а общественное мнение настаивало, что в нормальной американской семье должно быть не мене трех детей, я полагаю, маме с папой было проще быть как все. Звучит так, словно я сам считал, что моему брату Джиму лучше бы и не рождаться. Нет. Просто я очень сильно переживал из-за ситуации в нашей семье. Мне так хотелось, чтобы его жизнь сложилась полегче. Будь ему полегче, нам всем бы было посветлей. Моя психика работала с перегрузкой.

Когда я припарковался на стоянке родительского дома, мне навстречу выскочила моя сестра с перепуганным лицом.

- Наш братик вцепился в маму с папой и не отпускал их руки целых полчаса!

А Джим теперь был парень крупный. Совсем не тот маленький братишка, которого я любил тискать и бороть. Шесть футов ростом, 160 фунтов весом… по сравнению с моими 130 фунтами, и выше меня на два дюйма.

Трансцендентальная медитация не принесла ему успокоения. Я с надеждой подумал о ТМ после его первой отсидки в психушке в Камарилло, и проплатил курс инициации. Но медитация – молча и неподвижно сидеть дважды в день по двадцать минут – оказалась непосильной для такого нервного и беспокойного человека, как мой брат. Легковоспламеняющееся самосозерцанье.

Я знал, что он не употребляет наркотиков, хотя некоторые из его друзей курили траву.

Джим сидел на диване, когда я вошел в гостиную, сразу окунувшись в напряженную атмосферу, царившую там. Он вскочил и приветствовал меня. Чересчур дружелюбно.

- Привет!

- Привет, Джим! А где Энн?

- О… она уехала домой, - отозвался папа.

- А мама?

- Она в своей комнате, - еще одна быстрая и короткая реплика папы в ответ.

Мы уселись на диван рядом с братом, я слева, отец – справа.

- Я думаю, нам надо съездить в UCLA, - бодро произнес отец. – У них там молодые ребята работают, толковые и заботятся хорошо.

Он говорил о NPI, Нейропсихиатрическом Институте при Калифорнийском Университете Лос-Анджелеса. Определенно, на голову выше государственных клиник.

- Я не знаю… может быть… а ты не хочешь послушать мою новую песню? Я думаю, это хит, - пробормотал Джим.

- Конечно, - сказал я, как можно более умиротворенным тоном.

У него были вспухшие глаза и было трудно выдержать его взгляд. Прямо как Моррисона.

Песня была ничего. Те, которые он записывал для меня мне прежде, были и вовсе неплохи, но у них всех была одна общая особенность: они были по-детски невинны, нежный мир фантазии. Когда я как-то раз проиграл их Робби, чтобы услышать его мнение, он сказал, что мой брат звучит, как американский Донован, ныне вышедший из моды.

«Трудновато будет заинтересовать им звукозаписывающую компанию», - подытожил Робби, сильно поумерив мое рвение делать дальнейшие попытки.

В течение последующих трех часов мы с мамой и папой пытались вытянуть брата из дому и усадить в машину. Он вставал, шел за нами, а потом круто разворачивался и вновь усаживался на диван. Хотя мое терпение было на грани, я не мог оставить брата ночевать в доме родителей.

Мама, вся дрожа, удалилась в свою спальню, к своим розовым четкам.

Наконец, мы вытащили его из дома и усадили на заднее сиденье моей машины, но он не позволял нам захлопнуть дверцу, выставляя наружу то ногу, то руку. Он был перепуган. Что его так пугало? Больница? Или некие глубокие провалы в его собственном сознании? Я вспомнил свой первый кислотный трип, и ту гигантскую пропасть, что привиделась мне рядом с кроватью.

Боязнь упасть и пропасть.

Мы с отцом тоже были в ужасе. От моего брата. Нам пришлось приложить все свои душевные и физические силы, чтобы усадить его в эту чертову машину. Я вдруг ощутил себя безжалостным мерзавцем, пытаясь заставить его ехать в больницу. Я понял, почему он не всегда соглашался принимать препараты, прописанные ему психиатром в госклинике. Возможно, в UCLA ему будут давать массированные дозы витаминов. Это новый метод, и они на переднем краю.

Мы прибыли туда, завели его в двери и, разумеется, приемная процедура длилась как обычно бесконечно. С каждой минутой Джим все больше выходил из себя. Почему же они так долго? Могли бы и пошустрей, в случае с психической проблемой. Похоже, они решали, принимать его или не принимать. Мы с папой то и дело обменивались тревожными взглядами. А что, если его не примут? Уже 2.30 ночи, а мы все еще в подвешенном состоянии.

Явился врач. Джим вел себя, как идеальный душевнобольной. Когда врач задавал ему вопросы и заполнял свои формы, Джим начал бессвязно лепетать. Чувство жалости. И печали… и облегчения. Большого облегчения.

Я добрался до кровати около 4 утра, гадая, что все это значит. Похоже, остается только одно – молиться.

20. "The End"

To be continued…

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 446 | Нарушение авторских прав