АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

О смысле труда

Как мы уже говорили, в смысле жизни нельзя сомневаться, его надо осуществлять, ибо мы перед жизнью в ответе. Отсюда следует, что отвечать мы должны не словами, а делами, всей своей деятельностью. Более того, правильность ответа зависит от конкретной ситуации и конкретной личности. Ответ должен включать в себя эту конкретность. Таким образом, правильным будет ответ действием, в пределах реальных условий каждодневного су-

232 ществования индивида, в пределах области ответственности каждого отдельного человека.

В пределах такой области каждый индивид является необходимым и незаменимым. Мы уже обсуждали, насколько важно осознание человеком своей индивидуальной неповторимости. Мы уже рассматривали, почему экзистенциальный анализ ставит своей целью переведение ответственности в область сознательного и каким образом осознание ответственности возникает из понимания человеком своей индивидуальной личной жизненной задачи, или «миссии». Не видя уникальности и неповторимости смысла своего существования, каждый отдельный человек чувствовал бы себя скованным, оцепенелым в труд-, ных ситуациях. Он был бы подобен скалолазу, который, входя в плотный туман, лишенный какой бы то ни было видимой цели, рискует поддаться чувствам полнейшей усталости и отчаяния. Если же туман рассеивается и он видит вдали какой-нибудь домик, который сможет послужить ему прибежищем, он сразу же ощущает свежий прилив сил. Каждому скалолазу знакомо это чувство усталости, какого-то бессилия, когда он «в стене» и не может определить, не ошибся ли он маршрутом, не попал ли в расщелину, из которой нет выхода,— до тех пор, пока не обнаружит ход, по которому можно выбраться к заветной цели. И тогда, осознав, что он буквально в двух шагах от вершины, он чувствует, как силой наливаются руки, и он вновь бодро цепляется за каменную твердь.

Пока созидательные ценности находятся на переднем плане жизненной задачи человека, он их, как правило, реализует в процессе своей работы. Обычно работа представляет собой ту область, где индивидуальность личности человека проявляется по отношению к обществу и, таким образом, приобретает смысл и ценность. Однако эти смысл и ценность зависят от того, какой вклад в общество вносит работа, выполняемая человеком, а не от собственного положения, занимаемого им в обществе. Поэтому нельзя сказать, что именно эта или та должность предоставляет человеку возможность выполнения своей жизненной задачи. В этом смысле профессия сама по себе не является единственным путем к самовыражению. Действительно, многие, особенно склонные к невротическим реакциям, люди утверждают, что могли бы выполнить свою жизненную миссию, если бы выбрали себе другую профессию. Но подобное заявление есть следствие либо

233 неверного понимания роли, которую играет в жизни человека выбранная им специальность, либо самообмана. Если и существуют случаи, когда выбранная работа не приносит человеку удовлетворения, то виноват сам человек, а не работа. Работа сама по себе не делает человека нужным и незаменимым; она лишь предоставляет ему возможность стать таковым.

Одна пациентка как-то заявила, что считает свою жизнь бессмысленной, а потому и не желает поправляться, но все было бы иначе, все было бы прекрасно, имей она работу, в которой она могла бы реализовать себя как личность: если б, к примеру, она была врачом, или санитаркой, или фармацевтом, или же занималась какими-нибудь научными изысканиями. Необходимо было показать этой больной, что важна не работа, которую человек выполняет, а то, как он делает эту работу. И не от нашей профессии, а от нас самих зависит, найдут ли свое выражение в работе те личностные, неповторимые черты, которые составляют нашу индивидуальность и, таким образом, наполняют смыслом нашу жизнь.

Что в действительности представляет собой профессия врача? Что придает смысл его деятельности? Осуществление всех премудростей медицины? Укол в одном случае, назначение лекарства в другом? Использование всех лекарских хитростей еще не делает человека искусным врачевателем. Профессия врача лишь предоставляет человеку то поле деятельности, где он может всегда найти возможность для выполнения своей жизненной миссии, проявляя свое профессиональное мастерство. Смысл работе врача придают как раз те дела, которые он делает помимо своих чисто медицинских обязанностей. Особый статус профессия врача имеет благодаря именно тому, что человек привносит в свою работу как личность. Ибо иначе было бы безразлично, например, кто делает уколы: именно этот врач или его коллега и т. д., если бы врач лишь ре-ализовывал премудрости своей профессии. И только выходя за пределы чисто профессиональных функций, премудростей своей профессии, врач выполняет истинно уникальную работу, в которой лишь одной он может раскрыться как личность.

Ну а что же представляет собой работа санитарок, которым так позавидовала наша пациентка? Они стерилизуют шприцы, разносят судна, меняют постельное бе-

234 лье - все это очень важные дела, однако едва ли сами по себе достаточные для удовлетворения духовных запросов человека. Но только когда санитарка делает какую-нибудь мелочь, которая не входит в ее более или менее регламентированные обязанности, когда, скажем, она находит какое-нибудь теплое слово для тежелобольного, тогда и только тогда ее жизнь наполняется смыслом благодаря ее работе. Подобное возможно в каждой профессии, если работу рассматривать в свете вышеизложенного. Нужность и незаменимость человека, его индивидуальная неповторимость проистекают из него самого, зависят от того, кто и как выполняет работу, а не от того, что это за работа.

В дополнение необходимо было указать нашей больной, заявившей, что она не может найти себя в работе, на то, что у нее есть возможность раскрыть свою индивидуальную неповторимость за пределами сферы труда, что смыслом ее существование может наполнить личная жизнь: ведь она любит и любима, она жена и мать — и в этом она незаменима, она нужна своему мужу и своему ребенку.

Естественное отношение человека к своей работе как сфере возможной реализации созидательных ценностей и самовыражения часто искажается из-за того, что на человека «давят» условия его труда. Некоторые, к примеру, жалуются, что работают по восемь и более часов на своего работодателя и исключительно в его интересах и вся работа состоит в том, что они складывают бесконечные столбцы цифр или стоят у линии конвейера и производят одно и то же движение, нажимают один и тот же рычаг у станка. И чем меньше в работе личностного, чем ближе она к стандарту, тем милее она нанимателю. В подобных условиях, верно, работа может восприниматься лишь как необходимость заработать деньги, то есть получить необходимые средства для настоящей жизни. В этом случае настоящая жизнь у человека начинается только в свободное от работы время, и смысл жизни состоит в том, чтобы организовать этот досуг. И это действительно так: ведь мы не должны забывать о существовании людей, занятых на такой изматывающей работе, что после нее единственное, на что они годятся,— это лечь спать, чтобы восстановить свои силы.

Нам всем хорошо известен такой тип управляющего фабрикой или финансового магната, который полностью

235 посвятил себя добыванию денег, который так занят извлечением средств на жизнь, что забывает о ней самой. Погоня за богатством стала для него самоцелью. У такого человека много денег, и деньги его находят применение, но добыча средств к существованию затмевает жизнь.

Наиболее ярко значение работы для человеческого бытия проявляется в тех случаях, когда работа полностью исключается из жизни человека, как, к примеру, при безработице. Психологические исследования безработицы породили такое понятие, как невроз безработицы. Примечательно то, что наиболее явным симптомом подобного невроза является не депрессия, а апатия. Безработный становится все более и более безразличным ко всему, все реже и реже проявляет инициативу. Такая апатия таит в себе большую опасность, ибо под ее влиянием безработные оказываются не в состоянии ухватиться за руку помощи, которую им могут протянуть. К примеру, нам вспоминается следующий случай.

Одного человека отвезли в психиатрическую клинику после попытки самоубийства. Там к нему подошел врач, неплохо знавший его. Несколько лет назад, будучи в то время врачом консультативной клиники, он оказал этому пациенту психологическую помощь, выручив его также и материально. Теперь необыкновенно удивленный врач спросил больного, почему же тот вновь не обратился к нему за помощью. На что пациент ответил: «Да мне просто было на все наплевать».

Человек, не имеющий работы, переживает пустоту своего времени как свою внутреннюю пустоту, как пустоту своего сознания. Будучи безработным, он чувствует себя ненужным. Он считает, что раз он лишен работы, то и жизнь его лишена смысла. Подобно тому как на бездействующих частях тела начинают развиваться опасные опухоли, и духовное бездействие ведет к заболеванию психики. Безработица, таким образом, становится питательной средой для распространения неврозов. Когда человеческий дух работает, так сказать, вхолостую, это может привести к развитию устойчивого «воскресного невроза».

Однако апатия, этот основной симптом невроза безработицы, является не только выражением духовной опустошенности или неудовлетворенности человека. Мы считаем, что она к тому же является, подобно другим симптомам невроза, следствием физического состояния чело-

236 века, в данном конкретном случае—следствием недоедания, которое обычно является спутником безработицы. Иногда сам факт безработицы дает пищу для невротических переживаний, входит в состав этих переживаний как часть их содержания и «обрабатывается сквозь призму невротического мировосприятия». В подобных случаях безработица для невротиков—это находка: ибо теперь они могут во всех своих жизненных неудачах (а не только в неудачах на работе) обвинить ее. Безработица выступает в роли своеобразного козла отпущения, на которого они могут свалить всю вину за свою «испорченную» жизнь. И свои собственные промахи больной неврастенией склонен рассматривать как предопределенное судьбой следствие безработицы.

«Ах, если бы у меня была работа, все было бы иначе, все было бы превосходно»,—заявляют такие невротики. И тогда они сделали бы это и сделали бы то. Будучи безработными, они могут позволить себе относиться к своему существованию как к чему-то временному. Они считают, что с них ничего нельзя спросить. И сами ничего с себя не требуют. Бедственное положение в результате незанятости, по их понятиям, как бы снимает с них всю ответственность перед другими и перед собой, они уже не отвечают перед жизнью. Они винят свое бедственное положение за свои неудачи во всех сферах бытия. Видно, таким больным приятно считать, что «туфля жмет только в одном месте». Объяснять все происходящее как результат действия одного единственного фактора, да еще предопределенного судьбой, необыкновенно удобно. Ибо тогда можно делать вид, что ни у кого ни перед кем нет никаких обязательств; и ничего не нужно делать, кроме как дожидаться какого-то воображаемого момента, когда, изменив этот единственный фактор, можно будет изменить и все остальное.

Можно предположить, что невроз безработицы, как и другие формы невроза, в конечном итоге окажется образом жизни, позицией, принятой человеком, его экзистенциальным решением. Ибо невроз безработицы отнюдь не является «безвыходной» судьбой, как хочет ее представить страдающий таким неврозом больной. Ведь не каждый безработный поддается неврозу безработицы. Здесь вновь мы видим подтверждения тому, что люди могут «поступать иначе», что они могут решать, уступать своей социальной судьбе, или нет. Существует множество при-

237 меров, доказывающих, что состояние психики каждого

отдельного безработного далеко не однозначно сформировано и предопределено судьбой. Наряду с описанным выше невротизированным типом безработного существует и другой тип людей, которые, хотя и вынуждены жить в таких же неблагоприятных экономических условиях, как и невротики, тем не менее неврозу не подвержены. Такой человек не производит впечатления впавшего в депрессию или апатию, по сути дела, он даже сохраняет жизнерадостную безмятежность духа. Почему же так происходит? Если мы как следует займемся этим вопросом, мы обнаружим, что такие люди находят занятие где-то еще, пока не получат постоянного места. Например, они заняты в различных общественных организациях в качестве добровольных помощников, на образовательных курсах для взрослых, они бесплатно оказывают помощь публичным библиотекам. У них выработалась привычка ходить на лекции и слушать хорошую музыку. Они много читают и обсуждают прочитанное с друзьями. Если они молоды, они принимают активное участие в работе молодежных клубов, выступают в спортивных соревнованиях по месту жительства, занимаются гимнастикой, ходят в походы, играют в различные игры и т.д.

Такие люди наполняют смыслом свое свободное время, которого у них в избытке, и содержанием — свое сознание и жизнь. Нередко они вынуждены туже затягивать пояса, так же как и безработные, страдающие неврозом, но тем не менее к жизни они относятся оптимистично и далеко не безнадежны. Они умеют наполнить свою жизнь интересом, сделать ее осмысленной. Они поняли, что смысл человеческой жизни не только в оплачиваемой работе, что бессмысленность существования — вовсе не обязательный удел безработного. Они перестали ставить знак равенства между жизнью и занятостью. То, что в действительности повергает невротизированного безработного в состояние апатии, что в конечном счете лежит в основе невроза безработицы — это ошибочная точка зрения, что только работа может наполнить смыслом нашу жизнь. Человек совершенно неверно отождествляет свое профессиональное призвание с той жизненной задачей, для которой он в этот мир призван. Именно в результате такого неправильного отождествления этих двух понятий безработный страдает от ощущения своей бесполезности и никчемности.

238 Один молодой человек рассказывал как-то нам, что за

долгое время безработного существования, которое довело его до отчаяния и едва ли не до самоубийства, всего лишь один час был прожит им достойно. Однажды, когда он сидел в одиночестве в парке, он заметил на соседней скамейке рыдающую девушку. Он подошел к ней и спросил, что с ней стряслось. Она рассказала юноше о своих неприятностях и призналась в том, что твердо решила покончить с собой. Молодому человеку пришлось призвать всю силу своего убеждения, чтобы отговорить девушку от ее опасного намерения, и ему в конце концов это удалось. Этот самый момент — единственный за долгое время радостный момент и единственный светлый лучик на все последующее время—наконец вернул ему ощущение причастности к собственной жизненной задаче, способности совершить хоть что-нибудь значимое. И это ощущение вырвало тогда его из тисков апатии, несмотря на то что ему предстояло пережить еще немало возвращений к этому состоянию.

Из всего сказанного выше следует, что индивидуальная душевная реакция на безработицу едва ли вообще может быть предопределена. У человека всегда остается возможность для свободного выбора. В свете нашего экзистенциального анализа невроза безработицы становится очевидно, что одна и та же ситуация безработицы приобретает различные формы в представлениях разных людей, что в более общем виде — один человек допускает, чтобы его душевные состояния, характер и поступки предопределялись социальными обстоятельствами, тогда как другой пытается сам формировать свою общественную судьбу (и в этом едва ли не главное различие между здоровой и невротизированной личностью). Таким образом, каждый безработный сам волен выбрать для себя тот или другой путь — сохранить ли бодрость духа или впасть в полную апатию.

Итак, невроз безработицы не является прямым и неизбежным следствием безработицы. В действительности мы подчас обнаруживаем, что дело обстоит как раз наоборот — безработица оказывается следствием невроза. Поскольку совершенно очевидно, что невротическое расстройство вызывает изменения в социальном окружении и в экономическом положении человека, страдающего этим расстройством. При прочих равных условиях в конкурентной борьбе за рабочее место у того безработного,

239 который не падает духом, шансы значительно лучше, чем у того, кто уже отчаялся и впал в апатию. Вероятнее всего, именно первый получит работу, которой добиваются оба.

Невроз безработицы приводит не только к социальным последствиям, но его эффект может быть даже физическим. Поскольку уже само истинное понимание собственной жизненной задачи придает нашей духовной активности устойчивую форму и организованность - постольку такой же эффект это оказывает и на организм человека. Вместе с тем внезапная утрата ощущения полноты и осмысленности жизни неизбежно сопровождается дезорганизацией собственной активности, что и приводит к физическому износу организма. Психиатрам, например, хорошо знаком типичный синдром ускоренного «психофизического износа», связанный с выходом человека на пенсию — признаки старения в этом случае проявляются с удивительной быстротой. Аналогичный феномен наблюдается и у животных: дрессированные цирковые звери, вынужденные постоянно заниматься «задачами», которые ставит им человек, живут значительно дольше, чем их собратья, представители тех же видов, которые содержатся в зоопарках и не имеют никаких «занятий».

Однако, поскольку невроз безработицы не связан фатально с отсутствием работы, с ним вполне можно бороться. Таким людям можно оказать существенную помощь. Что касается профилактики суицидных намерений, которые уже обсуждались нами, то здесь можно различать соматический, психологический, социальный и духовный подходы. Соматический подход при этом должен был бы заключаться просто в том, чтобы избавить такого пациента от голода, снабдить его достаточным пропитанием; социальная помощь должна включать поиск и обеспечение его работой. Однако до тех пор, пока безработица и ее последствия (в частности, и невроз безработицы) остаются в нашей жизни по причинам, лежащим вне сферы компетенции психотерапевта, пока отдельные разобщенные индивиды остаются бессильными обеспечить сколько-нибудь широко соматическую помощь, до тех пор единственным выходом будет оставаться психотерапевтическая помощь.

Конечно, найдется немало тех, кто скептически отнесется к самой идее и возможностям психотерапевтического подхода к проблеме безработицы. Однако таким скептикам стоит напомнить широко известный призыв, под ко-

240 торым могли бы подписаться большинство безработных, в основном молодых людей: «Нам нужны не столько деньги, сколько хоть какое-нибудь дело в жизни». В свете сказанного становится очевидным, что психотерапия в узком, не логотерапевтическом смысле — скажем, «глубинно-психологический» подход — была бы в таких случаях не только безнадежной, но и попросту смехотворной. Поскольку проблемы, возникающие при этом у человека, связаны, с одной стороны, с банальным чувством голода, а с другой—с потерей смысла своего существования, постольку он, вероятнее всего, не сможет удержаться от возмущения и негодования, если кто-нибудь начнет приставать к нему с детективно-психологическими историями и начнет вылавливать его скрытые комплексы. Куда более подходящим оказывается здесь экзистенциальный анализ, который открывает безработному путь к внутренней свободе, несмотря на то что фортуна отвернулась от него, и учит его той осознанной ответственности, которая поможет ему придать некоторое содержание своей нелегкой жизни и найти и сохранить в ней хоть какой-то смысл.

Как мы уже видели, не только безработица, но и полная занятость, в конце концов, могут служить невротическим намерениям, если они дурно поняты и ошибочно использованы. Мы должны проводить строгое и тщательное различение между невротической позицией, в которой работа воспринимается настолько превратно, что в итоге приводит к неврозу, и нормальной здоровой позицией, в которой работа выступает естественным средством, придающим полноту смысла индивидуальному существованию. Ибо человеческое достоинство не должно позволять людям самим выступать средствами осуществления чего-либо, становиться простыми орудиями трудовых процессов, деградировать до выполнения функций средств производства. Способность и возможность трудиться сама по себе еще ничего не значит, она не может составить ни достаточной, ни даже сколько-нибудь существенной основы для осмысленного существования. Один человек может иметь полноценную возможность трудиться, обладать соответствующими способностями и в то же время оставаться лишенным полноты жизненного смысла, а другой—невзирая на потерю такой возможности и таких способностей — может полностью сохранить осмысленность собственной жизни. В общих чертах то же самое можно сказать и в отношении наслаждения. Неко-

241 торые люди ищут смысл жизни преимущественно в какой-то одной области, ограничивая этой областью свой жизненный опыт; в таких случаях важно выяснить, имеет ли объективные основания подобное ограничение или в нем не было необходимости. Невротик без каких-либо объективных оснований отказывается от своей способности получать удовольствия ради способности к работе или же наоборот. Подобным невротическим больным мы могли бы процитировать проницательное замечание известной немецкой писательницы Алисы Литткенс: «Где нет любви, ее заменяет работа; где нет работы, наркотиком становится любовь».

Удовлетворение, которое человек может получить от работы, не тождественно тому созидательному чувству удовлетворения, которое дает жизнь в целом. Тем не менее невротик нередко пытается «уйти» от жизни вообще— от пугающей широты ее просторов, находя прибежище в работе, в своей профессиональной деятельности. Однако действительная пустота и в конечном счете скудость смысла его существования выступают на передний план сразу же, как только приостанавливается, хотя бы на время, его профессиональная деятельность: к примеру, в выходные дни. Всем знакомо несчастное выражение лица, которое трудно скрыть тем, кому в свой единственный свободный день в неделю, может быть, не удалось назначить свидание или приобрести билет в кино. Ясно, что они находятся в полнейшей растерянности.

Воскресенье в любом большом городе—самый грустный день недели. Именно в воскресенье приостанавливается темп рабочей недели, именно в воскресенье проявляется вся скудость смысла повседневной городской жизни. Нам кажется, что люди, не имеющие цели в жизни, несутся по ней с такой быстротой, что не замечают ее бесцельности. В то же самое время они стараются убежать от самих себя, но тщетно. В воскресенье, когда в бешеной гонке наступает суточная пауза, вся бесцельность, бессмысленность и пустота их существования вновь встают перед ними во весь рост.

И на что только они не идут, чтобы этого избежать. Они мчатся на танцы—там громко играет музыка, и шум избавляет от необходимости разговаривать. Им даже не надо напрягаться, чтобы поддерживать во время танца светскую беседу, как в былые дни. И думать тоже нет нужды—все внимание можно сосредоточить на танце.

242 Спорт представляет собой еще одно «убежище» для страдающих неврозом «выходного дня». Они могут сделать вид, к примеру, что самое важное в мире—это какая команда выиграет тот или иной матч. Играют двадцать два человека, а в тысячи раз большее количество людей наблюдает за ними. В боксерском поединке действуют лишь двое, и именно поэтому борьба здесь еще более интенсивна, и в наблюдении болельщиков за поединком присутствует даже элемент садизма.

Из вышесказанного вовсе не следует, что мы против по-настоящему здоровых занятий спортом. Однако нам представляется важным определить, какую же ценность имеют такие занятия. Возьмем, к примеру, альпиниста, его отношение к своему занятию. Восхождение на горы всегда предполагает активное участие, здесь даже и речи быть не может о пассивном наблюдении. В данном случае имеет место истинное достижение восходителя; если говорить о физической доблести, то в определенных ситуациях (например, при крайней опасности) альпинист вынужден «выкладываться» полностью. Восхождение на горы—это еще и психологическая победа скалолаза над собой, ибо он учится преодолевать такие свои психические слабости, как, к примеру, робость или боязнь высоты. Однако необходимо помнить, что альпинист не ищет опасности ради опасности; скорее он «дразнит» ее, как отмечал Эрвин Штраус. Более того, соперничество, приводящее в других видах спорта к мании побеждать других и устанавливать рекорды, находит в альпинизме более достойное выражение—это стремление «преодолеть себя». И наконец, альпинизм вызывает к жизни еще один положительный фактор—социальный: чувство товарищества людей, объединенных в одной связке.

Но даже в нездоровой мании устанавливать рекорды можно выделить поистине гуманную черту, ибо эта мания представляет собой одну из форм стремления каждого к выражению своей неповторимой индивидуальности. Кстати сказать, подобное стремление лежит в основе других проявлений массовой психологии, таких, как, например, мода. Здесь тоже люди ищут, чем бы выделиться, любой ценой — только неповторимость, которой они добиваются, сводится лишь к внешней форме.

Страдающие неврозами могут использовать искусство, как и спорт, превратно. В то время как настоящее искусство и истинное наслаждение художественными ценностя-

243 ми обогащают человека, помогая ему реализовать самые глубинные пласты своих возможностей, для больного неврозом искусство—это лишь возможность убежать от себя. В подобном случае искусство служит лишь еще одним способом самоопьянения и одурманивания. К примеру, человеку, стремящемуся убежать от себя, от ощущения пустоты собственного существования, свойственно выбирать для чтения наиболее захватывающие детективные истории. И если его желание узнать, «чем же все кончилось», его захватывающее дух состояние тревожного ожидания и доставляет ему удовольствие, то это удовольствие «со знаком минус». Это способ избегать неприятных переживаний, тот вид удовольствия, который Шопенгауэр ошибочно считал единственно возможным.

Для тех, кто жаждет острых ощущений, самым сильным является смерть — как в жизни, так и в искусстве. Какой-нибудь тупица, читающий за завтраком газету, жаждет рассказов о несчастьях и смерти. Но несчастья и смерти вообще не могут его удовлетворить; очевидно, они кажутся ему слишком абстрактными. Поэтому у такого читающего газету вполне может возникнуть желание пойти в кино посмотреть какой-нибудь боевик. Поведение такого человека подобно поведению наркомана: чтобы удовлетворить свою жажду ощущений ему необходима встряска, такая нервная встряска порождает еще более сильную жажду острых ощущений, и человек вынужден каждый раз увеличивать их дозу. Эти чужие смерти человеку нужны для достижения, так сказать, эффекта контраста: ему начинает казаться, что если и должен кто-то умереть, то только не он, а кто-то другой. Такой человек стремится убежать от того, что более всего ужасает его, а именно от неизбежности своей собственной смерти, саму мысль 6 которой пустота его существования делает для него невыносимой. Неизбежность смерти может испугать лишь человека, у которого не чиста совесть по отношению к собственной жизни. Смерти, отмеряющей конец жизни, боится лишь тот, кто не в полной мере использовал данную ему жизнь. Такой человек совсем не в состоянии смотреть смерти в лицо. Вместо того чтобы наполнять смыслом отмеренную ему жизнь и таким образом выполнять свою жизненную «задачу», он ищет убежища в какой-то призрачной вере в то, что его минует всеобщая участь. Так, человек, приговоренный к смерти, в свой последний час начинает верить, что ему еще может повезти,

244 что его еще могут помиловать. Такой человек ищет спасения в самообмане, что с ним лично ничего не может случиться, смерть и несчастье—это удел других.

Невротические больные спасаются бегством в мир романов, отождествляя себя с вымышленными «героями». Спортсмен, полностью поглощенный жаждой рекордов, по крайней мере стремится почить на своих собственных лаврах, любитель же дешевых романов довольствуете» тем, что за него совершает подвиги кто-то другой, пусть даже и вымышленный «герой».

Самая большая ошибка, которую мы можем совершить в жизни,— это почить на лаврах. Никогда не следует довольствоваться достигнутым. Жизнь не перестает задавать нам все новые и новые вопросы, не позволяя нам остановиться. Только самоодурманивание делает нас нечувствительными к постоянным уколам совести, которые посылает нам жизнь. Стоящего неподвижно обходят; довольный собой — потерян. Ни в творчестве, ни в переживаниях нельзя довольствоваться достигнутым, каждый день, каждый час требуют от нас новых свершений.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 460 | Нарушение авторских прав