АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

II. Ощущения, восприятия. 2 страница

Благодаря могучему развитию за последнее время микроскопической ана­томии и физиологии головного мозга, пределов которому пока еще невозмож­но предвидеть, учение о душевных болезнях принимает заметный неврологи­ческий оттенок; хотя на основании всего вышеизложенного разница между т. наз. душевными и нервными болезнями представляется достаточно ясною, тем не менее обе эти области принадлежат к одной более обширной области пато­логии нервной системы в широком смысле слова; те и другие сближаются ме­жду собою нередко общностью симптомов и общностью патологического суб­страта. Поражения нервной системы можно представить в виде длинной цепи, звенья которой соответствуют отдельным заболеваниям; один конец цепи занят душевными болезнями, другой — чисто нервными болезнями, перифе­рических нервов и спинного мозга; болезни головного мозга располагаются ближе к средине цепи, а такие заболевания, как истерия, эпилепсия, неврасте­ния, находятся посредине и крепко спаивают, обе половины невропатологи­ческой цепи. Приведем еще в качестве примера заболевание, известное под названием полиневрического психоза Корсакова: оно скла­дывается из симптомокомплекса душевной болезни и множественного неврита, часто очень резко выраженного, сопровождающегося тяжелыми атрофическими параличами; такой пример и другие, иллюстрируя теснейшую связь между душевными и нервными заболеваниями, с несомненностью указы­вают, что каждый психиатр должен обладать основательным знанием нервных болезней, равно как и каждый невропатолог должен быть знаком с душевными болезнями; оба эти отдела патологии нервной системы связаны между собою теснейшим образом, и преподавание их двумя отдельными преподавателями оправдывается соображениями практического свойства, так как при таком преподавании выигрывает его полнота, вследствие того, что каждый препода­ватель может уделять больше времени своему предмету.

Знание психиатрии необходимо каждому врачу: душевными заболева­ниями осложняются роды, хирургические операции, особенно, сопровождаю­щиеся большими кровопотерями, различные инфекционные болезни, как, напр., брюшной тиф, инфлуэнца и нек. др.; если мы не можем требовать от аку­шера, хирурга или терапевта определения свойства и распознавания качества душевной болезни, то мы вправе высказать пожелание, чтобы врачи умели установить самую наличность душевного заболевания и умели бы принять не­обходимые меры по отношению к больному до вмешательства в дело специали­ста по душевным болезням. Сколько несчастий, иногда стоивших жизни лю­дям, могло бы быть предотвращено, если бы врачи не психиатры своевременно могли принять меры по отношению к больным, болезнь которых осложнилась душевным расстройством.

Сказанное особенно важно для врачей, работающих в земстве, в уездных городах, удаленных от центров, лишенных специальных заведений для душев­но-больных, а следовательно, и специалистов-психиатров. Да и в крупных центрах не всегда бывает возможно немедленно прибегнуть к помощи специа­листа по душевным болезням.

Особенно важно для врача уметь установить наличность душевной болез­ни или доказать ее отсутствие у человека, подвергаемого судом психиатри­ческой экспертизе; наличность душевного расстройства у человека во время со­вершения преступления исключает вменение учиненного деяния в ви­ну; в гражданских же делах уничтожает юридические последствия совершен­ного им акта. Нельзя забывать, что от психиатрических сведений эксперта зависит правильность экспертизы, что от его заключения часто зависит при­говор судей, что неумение врача доказать наличность существующего болез­ненного состояния может иметь своим последствием осуждение невинного че­ловека, не понимавшего по причине своей болезни значения и свойства своих поступков. Признание наличности душевной болезни там, где ее нет, исклю­чая юридические последствия совершенных данным лицом гражданских сделок и актов, тем самым лишает это лицо его гражданских прав, может иметь последствием наложение на него опеки, может привести его к гражданской смерти. Нельзя не признать, что нравственная ответственность врача во всех таких случаях весьма значительна. Между тем, в положение эксперта, выяс­няющего на суде состояние душевного здоровья обвиняемого, часто попадает вовсе не специалист-психиатр.

Для иллюстрации сказанного можем сослаться на случай убийства председателя Вятской губернской земской управы А. М. Батуева опасным душевно-больным Шебалиным. Шебалин находился для испытания умственных способностей в Вятском заведении для душевно-больных; вопреки заключению врачей о том, что он душевно­больной, губернское врачебное присутствие признало его душевно-здоровым; Шебалин был выписан из больницы и, очутившись на свободе, убил Батуева. При освидетель­ствовании состояния душевного здоровья Шебалина в Окружном Суде два эксперта дали заключение в том смысле, что Шебалин душевно-больной, а другие два (хирург и терапевт) признали его душевно-здоровым; Суд согласился с мнением последних, и только благодаря Казанской Судебной Палате была восстановлена истина²⁶).

Каждому понятно, насколько существенно важным представляется зна­комство с психиатрией для врачей вообще и насколько крупным представля­ется значение этой отрасли медицины в жизни современного общества; пси­хиатрия занимает особое положение в ряде других медицинских специально­стей, так как ее задача не исчерпывается лечением и предупреждением болез­ней, составляющих ее содержание, но она захватывает общественную жизнь значительно шире.

Значение психиатрии вполне правильно понято и оценено в русских университетах, в которых она занимает такое же самостоятельное место и имеет такое же обязательное значение как и другие преподаваемые медицинские науки; в германских университетах кафедре психиатрии до самого последнего времени отводилось второстепенное место необязательных предметов, и лишь талантливость отдельных ее представителей и требования жизни возводили эту науку на необходимую, соответствующую ее значению высоту.

II.

Психиатрия в древности. Душевно-больные в библии: Навуходоносор, Саул. Симуляция душевного расстройства (Давид). Взгляд древних евреев на душевно­больных. Психиатрические понятия египтян, индусов, древних греков. Мифологи­ческий период. Начало научной психиатрии. Алкмеон из Кротона. Гиппократ с острова Коса и его учение. Аристотель. Асклепиад. Авл Корнелий Цельз (Celsus). Аретэй Каппадокийский (Aretaeus). Клавдий Гален (Galenus). Целий Аврелиан (Caelius Aurelianus).

Если нельзя доказать, что душевные болезни появились одновременно с возникновением на земном шаре человека, то с несомненностью устанавли­вается знакомство с ними в период составления самых древних книг; а так как книги эти возникли из преданий, то этим самым устанавливается налич­ность душевных болезней задолго до составления книг, в эпоху зарождения преданий.

Так, из библии известны два случая душевного расстройства: первый из них относится к вавилонскому царю Навуходоносору, второй — к иудейскому царю Саулу. О Навуходоносоре в книге пророка Даниила повествуется, что исполнилось на нем слово господне: он был исторгнут из круга людей и пи­тался травой подобно волам; его тело орошалось небесной росой, пока не по­крылось волосами, как у орла перьями, а ногти его отросли, как у птиц. Только через семь лет он обратил свои глаза к небу — тогда разум возвра­тился к нему, и он прославил творца. Он сам рассказал потом о своих стра­даниях.

Состояния, подобные тому, в которых находился Навуходоносор, извест­ны были в древности под названием ликантропии; в средние века таких людей принимали за оборотней (Werwölfe, Preuss ^27—28), посвятивший много труда изучению библейско-талмудистской медицины, полагает, что Навуходо­носор страдал меланхолией.

По мнению того же автора, основанному на цитатах из библии, Саул страдал приступами падучей болезни, хорошо известной древним. Он вел войну с соседями, вызвавшую осуждение пророка; Саул знал, что “его царство взято от него и отдано другому, который достойнее его”; покинутый богом, оставленный верным другом Самуилом, развенчанный в глазах народа, Саул подпал унынию и тоске — “злой дух, ниспосланный богом, внезапно овладел им”. Саул послушал совета окружающих — развлекаться музыкой: он нашел искусного цитриста в лице Давида, и когда Давид играл в его при­сутствии, злой дух под влиянием звуков цитры оставлял его — Саул испыты­вал облегчение. Однако, скоро Саул распознал в Давиде опасного соперника; страх за трон овладел им; он сделал неудачную попытку убить Давида и в неудаче усмотрел злое предзнаменование; начинается преследование Давида; в борьбе пали три сына Саула, сам он пронзил себя мечом. Принимая во внима­ние все указанные обстоятельства, Preuss сомневается, чтобы Саул стра­дал клинической формой меланхолии; он был эпилептик, подвергавшийся так­же эпилептическим помрачениям сознания, что очень рельефно выразилось во время его посольства к Давиду: отправившись сам за послами, он снял с себя платье и оставался нагим весь день и всю ночь и при этом произносил бессвяз­ные речи. В связи с эпилепсией и тяжелыми обстоятельствами жизни уныние и тоска Саула, конечно, могли принимать патологический характер.

В Книге Царств описывается случай притворной душевной болезни, слу­чай симуляции помешательства: спасаясь от преследований Саула, Давид бе­жал к Гефскому царю Анхусу; но скоро здесь начала распространяться о нем молва, как о победителе Голиафа; испугавшись этого, Давид притворился без­умным и обнаружил особенное, бессмысленное поведение; он царапал двери и пускал слюну по бороде. Обратив внимание на такое странное поведение Да­вида, Анхус спросил людей, бывших при этом: вы видите помешательство этого человека, зачем его привели ко мне? разве у меня недостаток в та­ких?... По легенде у Анхуса была душевно-больная дочь *).

Из всего сказанного видно, что среди древних евреев наблюдались случаи душевных заболеваний; можно думать, что такие случаи не были редкостью, так как помешательство даже симулировалось с очевидной целью избегнуть ответственности.

Как видно из библии и из талмуда (Preuss), древние евреи смотрели на душевную болезнь, как на результат овладения злым духом; по их пред­ставлению, уже от одного страха перед злым духом могло развиться помеша­тельство, напр., в форме меланхолии.

Наследственность, повидимому, не была известна евреям в числе причин душевных болезней вообще, но на нее было обращено внимание по отношению к падучей; так, талмуд предписывал не брать падучной жены, падучая жены делала недействительным брак, особенно, если до свадьбы болезнь скрывалась (Preuss).

Медицина евреев находилась в руках левитов; к числу распространенных лечебных методов принадлежало изгнание посредством заклинаний нечистых духов из тела больного.

Самые древние источники медицинских знаний встречаются в египетских папирусах, переносящих исследователя за 4000 и более лет до Р. X. Изучение этих папирусов и других древних рукописей показывает, что единственными медиками Египта были жрецы; в их руках искусство лечения было далеко не научным культом, посвященным различным божествам страны; с лечебною целью применялись аллегорические лекарства, жертвоприношения, молитвы, заклинания, устраивались торжественные процессии. Нередко больные оста­влялись ночевать в храмах, и большое значение в дальнейшем течении их бо­лезни придавалось испытывавшимся ими сновидениям (инкубация), которые приписывались влиянию божества и перетолковывались жрецами. Извест­ностью пользовался храм Imhotep'a в Мемфисе и бога Chumsa в Карнаке. Храмы Сатурна пользовались репутацией благоприятного влияния на меланхоликов. По Геродоту в Египте для каждой болезни или больного органа были особые врачи; судя по некоторым данным, необходимо допустить, что среди таких специалистов встречались врачи, лечившие душевно-больных. Зна­комство греков с египетскою медициной началось со времени открытия Псамметихом египетских гаваней для иностранцев в 650 т. до Р. X.^30-31).

Книги Веды, написанные приблизительно за 1500 л. до Р. X., дают воз­можность заключить, что, несмотря на хаотическое состояние медицинских сведений у индусов, у них были специалисты по различным болезням; Sprеn­gе1*) насчитывает восемь специальностей, одна из которых заключалась в изгнании демонов из лиц, ими одержимых.

Медицинский культ древних греков восходит к мифологическим источни­кам: он ведет свое божественное начало от Орфея, поэта, изобретателя рели­гиозных мистерий, волшебных гимнов и заклинаний. Феб-Аполлон — покро­витель медицины, изобретатель лечебного искусства, Эскулап; он научил ме­дицине своих потомков, Асклепиадов; Эскулапу, однако, придается и иное про­исхождение: одним из выдающихся медиков был Хирон, центавр, сын Сатурна; он оставил после себя много учеников, среди которых самым знаменитым ока­зался Эскулап или Асклепий — потомок божества. Эскулапу посвящались храмы, напр., на Крите, в Пергаме, Пелопонесе; были храмы, посвященные Ар­темиде; много храмов посвящалось Гигии, сестре или дочери Эскулапа, также Пеанацее, другой его сестре. Культ Эскулапа был направлен, главным образом, на то, чтобы посредством таинственных церемоний, помещением в храмах для инкубации и др. способами овладеть воображением больных, привести их в состояние экзальтации и этим достигнуть желаемого эффекта. Особенно славился храм Эскулапа в Эпидавре.

Древние греки смотрели на душевно-больных, как на преследуемых злыми фуриями или эвменидами: примером первого рода является Аякс, страдавший приступами бешенства и бросившийся на собственный меч; примером второго рода — Орест, страдавший меланхолическим состоянием. Меланхолическим состоянием страдал кентавр Беллерофон (morbus bellerophonteus); Герку­лес страдал приступами эпилептического психоза. Причина помешательства — гнев богов; выздоровление — дар умилостивленного божества.

Характер душевного расстройства царя Аркадии Ликаона, будто бы пре­вратившегося в волка, дал повод для возникновения термина ликантропии.

Древним грекам были известны не только случаи симуляции душевных бо­лезней, но даже случаи ее изобличения: уклоняясь от Троянской войны, Одис­сей велел сказать пришедшим за ним послам, что он сошел с ума; последние, однако, пожелали лично удостовериться в этом; их привели на берег моря, где Одиссей плугом, в который были запряжены конь и бык, распахивал песчаные дюны, засевая их солью; послы положили в борозду перед плугом маленького сына Одиссея, Телемака; Одиссей бережно поднял сына и снес его в сторону; этим поступком его симуляция была раскрыта, и ему пришлось отправиться в поход**).

Еще более замечательно описание случая, послужившего к прославлению имени Мелампа и относящегося к мифологическим временам: вследствие оскор­бления статуи Геры заболели душевным расстройством три дочери Аргосского царя Протея; они превратились в коров и мычали, оглашая долины своими не­членораздельными криками; их безумие распространялось на других женщин Аргоса, которые оставляли свои семьи и нагими блуждали в лесах вместе с Протеидами. По одним источникам (Геродот) Меламп применил лечение чемерицей, по другим он заставил их пробежать 10 верст, после чего с них спала покрывавшая их шелуха; тогда он выкупал их в Анигрусе; старшая по­правилась тотчас, другие же должны были еще подвергнуться таинственным церемониям в храмах.

Здесь дело идет уже об эпидемическом распространении помешательства, по всей вероятности, истерического происхождения (Morel)³⁰)³²).

Той степени развития, которую можно признать носившей научный ха­рактер, медицина достигла у греков; вместе с тем у них же появляются начала научной разработки психиатрических знаний, первоначально в виде весьма отрывочных, отдельных наблюдений, а затем все в более и более системати­зированной и определенной форме.

Так, за 500 л. до Р. X. Алкмеон из Кротона один из первых провоз­гласил, что головной мозг есть орган ощущений и мысли; однако, он не считал его органом, поражение которого обусловливает душевную болезнь. Алкмеон был современником Пифагора, близким к учению философа, уже помещавшего разум в мозгу, а душу в сердце. Известно, что Пифагор рекомендовал своим ученикам нравственный образ жизни, умеренность и воз­держание, занятия музыкой, как душевной гимнастикой, укрепляющей душу и предохраняющей ее от душевного расстройства; особенно он предостерегал от пьянства, считая его ядом для души, тропой к помешательству ³⁰)^32-33).

Основателем научной медицины, а вместе с тем и психиатрии, по справед­ливости признается Гиппократ.

Была целая семья Гиппократов, в разной мере знаменитых врачей древ­ности; за период времени около 300 л. Sprengel насчитывает их до семи: самым знаменитым из них был Гиппократ II, являющийся предметом все­общего внимания.

Гиппократ, сын Гераклида и Фенариты, родился за 460 л. до Р. X. на маленьком острове Косе (нынешний Станхо), отстоящем недалеко от малоазиатского берега. Большую часть жизни он провел в Фессалии, много путешествовал, слушал афинских философов, умер в Лариссе около 370 г. до Р. X. Как врач, лечивший душевные болезни, Гиппократ про­славился исцелением македонского царя Пердикки и философа Демокрита*); жители Абдеры, обрадованные исцелением философа, которым они гордились, предложили врачу 10 талантов; но Гиппократ, очарованный мудрецом, отказался от гонорара.

Учение Гиппократа является древним основанием гуморальной па­тологии. Подобно тому, как в природе существуют четыре стихии — огонь, земля, воздух и вода, в человеческом теле находятся четыре основных жид­кости: кровь, слизь, желтая и черная желчь; правильным смешением этих жидкостей (краза) обусловливается здоровье; болезни происходят от недо­статка, избытка или нарушения взаимоотношения этих жидкостей; восстановление равновесия жидкостей есть восстановление здоровья. Головной мозг есть белое, губчатое, железистое образование, притягивающее влагу со всего тела, чему прекрасно способствует сферическая форма головы. Мозг — ор­ган мыслительной деятельности, но мысли приходят в мозг при посредстве воздуха; чувства и страсти помещаются в сердце. Гиппократ первый заявил, что у душевно-больных страдает мозг, он признал их больными, под­лежащими ведению и попечению врача, тогда как до него они нередко слу­жили предметам насмешек.

В собрании сочинений, приписываемых Гиппократу, но принадле­жащих ему лишь отчасти, нет систематического учения о душевных болезнях, но весьма ценные для того времени взгляды патриарха медицины черпаются из отдельных частей его сочинений.

Гиппократ часто говорит о меланхолии и мании; но эти термины не тождественны современным представлениям об этих клинических формах; соответственно учению о четырех кардинальных жидкостях, под меланхолией подразумевается расположение к душевной болезни, обусловленное преоблада­нием в организме черной желчи; таких людей Гиппократ называет мелан­холиками; иногда же в понятие о меланхолии вкладывается содержание, близ­кое современным представлениям, но не очерченное так определенно, особенно в тех местах сочинений, где изображается ипохондрия. Понятие о мании еще менее определенно; хотя местами оно и приближается к позднейшему, но чаще смешивается с лихорадочным бредом или соответствует обозначению по­мешательства вообще, равно как и термин paranoia; встречается описание, напоминающее mania transitoria. Преходящее душевное расстройство, вы­ражающееся помрачением сознания и бессмысленным бредом, носит название paraphrenitis; если эта форма принимает затяжной характер, то это — phrenitis; но и phrenitis нередко совпадает с понятием лихора­дочного бреда. Гиппократ был, видимо, знаком с delirium tremens. Он выделял слабоумных, имбециллов, впрочем, независимо от прирожденного или приобретенного характера этого состояния; причиною слабоумия являлось затрудненное кровообращение и избы­ток воды в организме. Он отмечал связь эпилепсии с душевными болез­нями, указывая, что меланхолия может переходить в эпилепсию и обратно. Гиппократ выделял людей, стоящих на границе между помешательством и здоровьем: они не душевно-больные, но раздражительны, гневливы, ворчли­вы или безучастны и замкнуты, их нервная система расстраивается при нич­тожном заболевании (ύπομαινόμενοι). От наблюдательности Гиппократа не ускользало и состояние душевной деятельности при различных заболева­ниях вообще. Он обращал внимание на обманы органов чувств. Судороги — опасное осложнение помешательства, также желтуха.

Помешательство — болезнь мозга, имеющая физические причины, а не ниспосылаемая богами. В возникновении душевных болезней играет роль на­следственность, душевные волнения, истощение, подавление гемороидальных кровотечений, аменоррея, большие кровопотери, роды, отравления (мендраго­ра, чемерица), травма, старческий возраст.

Гиппократ смотрел на душевные болезни, как на излечимые в боль­шинстве случаев. В качестве лечебных мероприятий он рекомендовал покой тела и духа, диэту, ванны, холодные обливания, легкий моцион и легкую гимнастику, рвотные и слабительные; из лекарственных веществ особенно охотно применялась чемерица и корень мендрагоры (при меланхолии и стрем­лении к самоубийству) ^30-34-36).

Аристотель (384—323 г. до Р. X.), уделявший внимание и изучению душевных болезней, находился под сильным влиянием Гиппократа; од­нако, гений Аристотеля оставил заметный след в этой области: знаме­нитый философ определеннее и отчетливее выделил учение о прирожденных и приобретенных состояниях душевного расстройства, он удивительно тонко подметил наклонность эпилептиков к жестокости; по его словам, люди, одер­жимые эпилептическим психозом, могут совершать ужасные деяния, напр., ма­тереубийство, поедать человеческое мясо и т.д. Понятие о меланхолии так­же начинает несколько дифференцироваться, но еще далеко не достаточно, так как под меланхолией подразумеваются различные состояния, связанные с черной желчью; по Аристотелю меланхолики выше (одареннее) других людей по своей природе^31-33); Soury видит в этом замечании Аристо­теля результат его наблюдения, что высокоодаренные натуры нередко носят черты невропатии, что впоследствии особенно выдвигал Lоmbrоsо*).

Асклепиад из Прузы в Вифинии, современник Цицерона, не дал от­четливого описания картин душевных заболеваний; он первый предложил ле­чить душевно-больных влиянием на их психику посредством музыки; при этом веселая и приятная фригийская музыка рекомендовалась для угнетенных, мрач­ных больных, тогда как серьезная и протяжная музыка считалась полезною при шумливых и веселых патологических состояниях. Далеко не исключая мер стеснения для возбужденных больных, Асклепиад советует в то же время не забывать других лечебных мероприятий, как ванны, кровопуска­ния **) ^30-32) ³⁶).

Живший в I и II в. по Р.X. Авл Корнелий Цельз (Celsus), уроже­нец Рима или Вероны, относится к числу крупных медицинских авторов. Ему принадлежит деление душевных болезней на три класса: 1) Phrenitis — острое лихорадочное заболевание, отличающееся от бреда при лихорадке; сюда же относится, повидимому, известный Цельзу острый бред, delirium acutum позднейших авторов. 2) Хронические болезни, зависящие от влияния черной желчи и протекающие безлихорадочно. 3) Галлюцинаторные и бредо­вые формы. Особенно широко разработано Цельзом лечение душевно­больных: он развивает психотерапию, ведущую начало от Асклепиада, рекомендуя лечение убеждением, разумными занятиями (чтение книг); отказы­вающихся от пищи водит на пиры; одним он советует светлые помещения, для других темные; меры стеснения показаны лишь для самых возбужденных боль­ных. При хронических формах — кровопускания, питание, промывательные, моцион, движение, нравственный покой, ободряющее слово, рассказы, игры. Рвотные и слабительные, особенно при галлюцинаторных формах. Советует перемену климата на время болезни и по выздоровлении годовое путешествие ³²) ³⁶).

Нельзя обойти молчанием Аретэя из Каппадокии (Aretaeus), жившего при Домициане, во второй половине I в. по Р. X.; его биография осталась, к сожалению, неизвестной, но о нем можно судить по дошедшим до нашего времени его сочинениям. Sprengе1***) считает Аретэя прекрасным наблю­дателем, давшим систематические описания различных заболеваний; по отно­шению же к описаниям душевных болезней, сделанным этим замечательным автором, следует признать, что его наблюдательность граничит с гениаль­ностью; его описания полны, кратки и в то же время детальны: они содержат ряд таких наблюдений и выводов, прочное установление и развитие которых считается приобретением последнего времени; описания Аретэя производят такое впечатление, как будто автор в качестве специалиста-психиатра изучал душевно-больных в условиях не существовавшей в его время больничной об­становки. К сожалению, в учении о происхождении душевных болезней Аретэй почти всецело держится взглядов Гиппократа, к горячим поклонни­кам которого он принадлежит. Аретэй дает описания эпилепсии, мелан­холии, мании и описание острых душевных расстройств при соматических болезнях, phrenitis, острого лихорадочного заболевания.

Связь между эпилепсией и душевными болезнями, упоминаемая Гиппо­кратом, находит у Аретэя дальнейшее развитие: в связи с эпилепсией может развиваться возбуждение, доходящее до неистовства, печальное на­строение, тупоумие. Описание клинических картин меланхолии и мании со­ответствует впервые позднейшим представлениям об этих заболеваниях. Ав­тору известны осложнения и неблагоприятные исходы меланхолии, а именно, неизлечимость, исход в слабоумие при хроническом течении болезни; послед­нее отмечается им впервые; при меланхолии и мании очень часто наблюдаются рецидивы; меланхолия может переходить в манию; есть меланхолики, обнару­живающие, несмотря на свое подавленное состояние, гневливость и раздражи­тельность, но они все-таки остаются меланхоликами; меланхолия может быть началом и частью мании, при выраженной мании может быть основной мелан­холический тон, наблюдается переход от меланхолии к экзальтации. Мелан­холия — болезнь зрелого возраста, мания чаще наблюдается в юности. Эти две болезни, меланхолия и мания, имеют одну общую причину (сухость)*)³⁷) ^30-31) ³³) ³⁶)

Каждый психиатр, который прочтет приведенное изложение взглядов Аретэя, конечно, согласится, что современное учение о маниакально-де­прессивном психозе, вытекающее из клинических сочетаний меланхолического и маниакального состояний, сближающее и роднящее эти состояния, рассма­тривавшиеся долго, как самостоятельные формы, является в сущности резуль­татом запоздалой разработки наблюдений, отчетливо и ясно запечатленных Аретэем Каппадокийским почти за девятнадцать веков до нашего времени ³⁸).

Знаменитый врач древности Клавдий Гален (Galenus) из Пергама, современник Марка Аврелия, Коммода, Септимия Севера, жил с 131—200— 210 г. по Р. X.; его значение велико, как анатома, уделившего много времени и изучению центральной нервной системы; головной мозг по Галену — ме­стопребывание разумной души; аффекты (гнев, храбрость) локализируются в сердце, желания в печени. Принадлежа к школе пневматиков, Гален при­знает основою жизни пневму (πνεύμα), которая вырабатывается и приносится в мозг кровью; здесь она находится, преимущественно, в желудочках, приводится в движение дыханием и по нервам растекается по организму. Glandula pinealis является привратником, выпускающим пневму из среднего желудочка в четвертый и далее. Несмотря на то, что до нас дошло свыше восьмидесяти медицинских сочинений Галена, в них не оказалось стройных и связных психиатрических учений. Душевные болезни разделяются Галеном на острые и хронические; к первым относится лихорадочный бред, phrenitis, отличающийся от лихорадочного бреда и приближающийся к менингиту (Falk), и lethargus — заболевание, видимо, с органическими симптомами и ступором; к числу вторых принадлежит меланхолия, которая может быть пер­вичным мозговым поражением или вторичным, если она развивается в связи с поражением внутренних органов живота (hypochondria); мания не выделя­ется так отчетливо, как у Аретэя, а к ней относится помешательство со спутанностью и явлениями ребячливости (moria), а также безумие, сла­боумие. Гален первый высказался о первичном и вторичном характере душевных заболеваний**) ^30-33) ^39-41).

После Галена прошло не мало времени до появления врача, существен­но подвинувшего учение о душевных болезнях; такой явился в лице нумидийца Целия Аврелиана (Caelius Aurelianus) из Сикки, жившего в конце IV или начале V в. по Р.X. Этот автор первый освободился от влияния гиппо­кратовской теории о кардинальных жидкостях; он особенно подчеркивал оши­бочность взгляда, что душевные болезни суть болезни “души”, а не тела, по его мнению, они представляют собой такие же телесные страдания, как и дру­гие болезни; еще ни один философ, говорит Целий, не мог вылечить душев­ной болезни, а различные соматические симптомы обычно предшествуют про­явлению душевного расстройства. Целий внимательно изучил клинические картины душевных заболеваний, ему было хорошо знакомо влияние эпилеп­сии на психику больных, он продолжал развивать учение о мании и меланхо­лии и других душевных заболеваниях, он обратил внимание на необходимость дифференциального распознавания, при чем придавал значение характеру пульса. Особую заслугу Целия Аврелиана следует также видеть в его наставлениях по уходу за душевно-больными и обращению с ними. Он реко­мендует помещать больного в умеренно светлую, теплую и тихую комнату; не следует вешать на стены картин; лучше, если окна расположены выше обыч­ного, чтобы больной не мог выпрыгнуть из окна; кровать укрепляется и распо­лагается так, чтобы вид входящих в комнату лиц не раздражал больного; на­рода, особенно чужих, должно быть возможно меньше; служителя не должны противоречить бреду больных, чтобы не огорчать их и не укреплять бреда; да­же сильно возбужденных больных не следует связывать на продолжительное время, так как это усиливает возбуждение больных; побои недопустимы, они ожесточают больных; возбужденных больных следует удерживать руками од­ного или нескольких служителей, смотря по надобности; рекомендуется при этом щадить больного; руки служителя мягче веревок. Выздоравливающим больным полезны прогулки, разговоры, чтение, театр, упражнения в риторике, игры; но все эти меры надо применять с осторожностью, индивидуально, не утомляя больных, помня, что умственное и телесное переутомление одинаково вредны^31-32) ⁴²).

Дата добавления: 2016-03-26 | Просмотры: 302 | Нарушение авторских прав