АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология
|
Душа, сознание, разум
глазами психиатра
Читатель, вероятно, уже обратил внимание, что наш журнал1 все чаще выступает с материалами, рассказывающими о законах человеческой психики* Это объясняется двумя обстоятельствами
Во-первых, человеческая психика, деятельность человеческого мозга, сфера чувств, эмоций, сознания веками волновала людей и долгое время была прибежищем антинаучных, идеалистических и религиозных представлений. Несмотря на замечательные успехи, достигнутые материалистической наукой за последние десятилетия в изучении психики, предрассудки и суеверия, связанные с проявлениями так называемой «душевной» деятельности, и сегодня кажутся многим людям таинственными, непонятными Отчасти это происходит потому, что они мало знают об успехах научной физиологии и психологии, отчасти же потому, что психическая деятельность еще ждет своих исследователей Научное познание совсем недавно вторглось в нее, и многие открытия нам еще предстоит совершить.
Во-вторых, врачам-психиатрам хорошо известно, что определенные расстройства психики — шизофрения, депрессия, паранойя и т. п — могут привести и очень часто приводят к религиозным настроениям, становятся причиной ухода в монастыри, отшельничества, религиозного фанатизма и подвижничества, даже преступлений, совершаемых на религиозной почве.
Вот почему нам думается, что статьи, рассказывающие о научных представлениях в области психиатрии, будут интересны для самых широких кругов наших читателей. '
• * Нужно ли нам знать психиатрию?
Студент московского института украл деньги из сейфа. Один раз он уже судился — похитил радиодетали. «Вор-рецидивист» —
1 Этот очерк был впервые опубликован в журнале «Наука и религия», 1965,
Л| История глазами психиатра
страшное клеймо. Товарищи потребовали исключения из института, сурового суда. Был подготовлен общественно-показательный про цесс, ^ (,.,-!- a* tta i *4»-ii».s "
Между тем защитник обвиняемого, опытный адвокат, никак не могла понять, почему этот парень, с умным, сосредоточенным лицом пошел на такое преступление. Лишь после многочисленных задушевных бесед открылось то, что ускользнуло от всех, — от следователей, от товарищей, даже от родных: студент был болен.
Тяжелое психическое заболевание глубоко затаилось в его душе. Он был страстно увлечен радиотехникой, жил только ею. Был твердо убежден, что сделал «великое изобретение», «чрезвычайно важное в интересах государства». Ради этих интересов, ради того, чтобы изобретение претворить в жизнь, он и совершил обе кражи.
Думается, что не только душевная тонкость и чуткость адвоката, как полагает О. Чайковская, сообщившая об этом случае в «Известиях»2, позволили избежать суда над больным человеком. Не меньшее значение имели и его познания в области психиатрии.
В наше время только для представителей двух профессий — врачей и юристов — считается необходимым иметь какой-то минимум психиатрических знаний. Остальные граждане обладают довольно смутными представлениями об этой области медицины. Даже среди образованных и думающих людей бытует мнение о психиатрической больнице как о «сумасшедшем доме» — о чем-то среднем между приютом и тюрьмой. А знания о психических расстройствах нередко сводятся к тому, что душевнобольные бывают «тихими» и «буйными»...
Психиатрические знания необходимы не только врачам и юристам. Сколько человеческих жизней было бы спасено, сколько тяжелых драм предотвращено, сколько психических больных, распознанных в свое время, в самом начале болезни, излечено, сколько досадных конфликтов вовремя устранено, если бы (позвольте так выразиться) психиатрическая культура населения была выше, чем она есть сейчас!
Последние два десятилетия характеризуются резким ростом интереса к психиатрии и психопатологии в ряде капиталистических стран. В этом интересе есть и положительное, здоровое содержание — беспокойство по проводу роста заболеваний психозами, стрем-
* О. Чайковская. «Адвокаты», Известия, 21 марта 1963 года.
Душа, сознание, разум **
ление улучшить психиатрическую помощь населению, предпринять меры по охране психического здоровья.
Но в буржуазном обществе интерес к психическим заболеваниям таит в себе много отрицательного и, прежде всего, стремление свести на психопатологический путь решение чисто социальных проблем. Происходит смакование патологических влечений в романах и кинофильмах, увлечение фрейдизмом, культивирование представлений о психических заболеваниях как о нем-то сверхъестественном, чуждом и непостижимом для обычного ума.
Нет, мы не за такой интерес к психиатрии. Мы за то, чтобы пе дагог мог вовремя заподозрить неладное в поведении ученика, утра тившего интерес ко всему окружающему. За то, чтобы советский, партийный, административный работник, общественник, журналист среди заявлений и жалоб смог обнаружить домогательства душевно больного, а среди массы рационализаторских предложений увидеть бред изобретательства. Чтобы все мы, будучи внимательными к лю дям, которые нас окружают, вовремя могли усмотреть в их душевных переживаниях то, что выходит за рамки нормы, и обратиться за сове том к врачу. 'Г.' """ мхвд- " •..... ГТ' " v " "Г"
< > < • • в ". >г' «-
Бред бывает разный... '" I "*
t и т
Начнем с проблемы бреда. """• '*"'w J*' '•'*"'''• '
Со словом «бред» в житейском представлении обычно связывается лихорадящий больной, который выкрикивает несуразные обрывки фраз, кого-то зовет, кого-то гонит, него-то пугается, к чему-то стремится, видит и слышит то, чего нет на самом деле (то есть галлюцинирует).
Такое понимание бреда существовало в научной психиатрии прошлого века. Теперь же подобное расстройство психики именуют делирием и считают отличным от истинного бреда. Наиболее частые причины делирия — это тяжелые инфекционные заболевания или чрезмерное употребление алкоголя. В последнем случае делирий называют «белой горячкой».
Приступы делирия характерны зрительными галлюцинациями устрашающего характера. Диковинные чудовища, звери, черти, покойники, крысы, змеи, насекомые, вызывающие чувство омерзения или суеверного страха, — вот содержание зрительных галлюцинаций
История глазами психиатра
больного при белой горячке. Все это движется, стонет, воет, стремится напасть на больного.
" Конечно, время вносит свои коррективы в картину зрительных галлюцинаций. В прошлые времена чаще всего виделись черти (недаром и поговорка есть — «напился до чертиков»), теперь такие галлюцинации редки. Однако основная суть — устрашающий характер — остается- видится то, что когда-то пугало и устрашало больного, — картины пожара, наводнения, катастрофы, нападения бандитов, кошмары войны. Слуховые галлюцинации — это стоны, вой ветра, обращенные к больному грозные реплики галлюцинаторных образов.
Инфекционный делирий в наши времена встречается довольно редко. Дело в том, что тяжелые инфекционные заболевания — тифы, крупозное воспаление легких, чума, оспа, скарлатина и некоторые другие — либо вообще исчезли, либо благодаря современным способам лечения протекают далеко не так тяжело, как прежде.
В былые времена делирий (и инфекционный и алкогольный) нередко кончался смертью больного. Современные способы лечения делают смерть крайне редким финалом делирия. Обычно болезнь заканчивается полным выздоровлением.
kl ' Аменция — это безумие *,,
Инфекционные заболевания могут вести и к более тяжелому поражению мозга, которое, как и делирий, сопровождается бредом и галлюцинациями. Они наступают, если инфекция (пусть даже и нетяжелая — обычная ангина, грипп) поражает организм, ослабленный длительным переутомлением, недосыпанием, недоеданием, переохлаждением, нервным напряжением или тяжелой психической травмой.
Подобную, более тяжелую форму психического расстройства описал под названием аменции (в буквальном смысле — безумие) австрийский психиатр Мейнерт.
Аментивные больные не знают, где они находятся, не ориентируются во времени, не могут найти дороги, не узнают знакомых лиц, даже не могут дать себе отчета, кто они такие сами (как говорят психиатры, «теряют ориентировку в собственной личности»).
У аментивных больных могут быть и бред, и галлюцинации, но в отличие от делирия они отрывочны, беспорядочны, не составляют
Душа, сознание, разум ' 97
целостных содержательных картин. Обычно это обрывки воспоминаний о предшествовавших болезни тяжелых переживаниях больного.
i «vi * .гу*,* к, •
Шизофреник из «Пиковой дамы» •
Делирий и аменция — две наиболее типичные формы проявления инфекционных психозов. Если вслед за аментивным состоянием психическое заболевание принимает длительное, хроническое течение, то картина его становится нередко неотличимой от другого, пожалуй, наиболее тяжелого из всех психических заболеваний — шизофрении. '• *Н 1..+1Д»
Начало, течение и проявления этого психоза чрезвычайно разно образны. Болезнь редко начинается внезапно. Чаще бред формирует ся постепенно. Сначала это душевные переживания, которые еще нельзя назвать бредом. Просто каким-то событиям, каким-то мыс лям, какой-то идее придается чрезмерно большое значение. Посте пенно эта идея целиком завладевает больным. Отвлечься от нее становится невозможно. Все, что происходит вокруг, либо связывает ся с этой идеей, либо вообще остается незамеченным. гММЛ^ю *
Больной находится в возбужденном состоянии. В душе его как бы пылает пожар болезненных мыслей, в стремительном вихре вертящихся вокруг все той же идеи. Появляются галлюцинации. Сначала их трудно отличить от сновидений, они как бы составляют их продолжение. Затем они преследуют больного все чаще и чаще. То, о чем больной страстно мечтал или чего ужасно боялся, кажется совершившимся.
Постепенное формирование бреда детально представлено А. С. Пушкиным в «Пиковой даме» (хотя в описании помешательства Германа далеко не все может уложиться в картину шизофрении).
«Анекдот о трех картах сильно подействовал на его воображение и целую ночь не выходил из его головы. — Что если, — думал он на другой день вечером, бродя по Петербургу, — что, если старая графи ня откроет мне свою тайну! — или назначит мне эти три верные кар ты! Почему же не попробовать своего счастия?.. Представиться ей, подбиться в ее милость, — пожалуй, сделаться ее любовником, но на это все требуется время — а ей восемьдесят семь лет, — сна может умереть через неделю, — через два дня!.. Да и самый анекдот?.. Мож но ли ему верить?..» ajfr 'i > т —
98 История глазами психиатра
• Очевидно, что в этот период Герман находится где-то на грани между здоровьем и болезнью. Еще есть сомнения в вероятности «анекдота», еще не утрачена способность критически оценивать свои мысли, но болезненная идея все более и более овладевает его душой.
Не будем пересказывать известный ход событий. Наивысшее душевное напряжение достигается в момент, когда Герман, добившись свидания от Лизаветы Ивановны, ждет встречи с графиней.
«Герман трепетал, как тигр, ожидая назначенного времени. В десять часов вечера он уж стоял перед домом графини. Погода была ужасная: ветер выл, мокрый снег падал хлопьями... Герман стоял в одном сюртуке, не чувствуя ни ветра, ни снега».
Вслед за безумным волнением при подобном течении болезни нередко наступает период какого-то странного успокоения, даже равнодушия. В спальне Герман уже «был спокоен; сердце его билось ровно, как у человека, решившегося на что-нибудь опасное, но необходимое». Вслед за внезапной смертью графини он спокойно просиживает ночь в комнате Лизаветы Ивановны, беседуя с нею. «Он не чувствовал угрызения совести при мысли о мертвой старухе. Одно его ужасало: невозвратная потеря тайны, от которой ожидал обогащения».
К этому моменту всякие сомнения в вероятности подобной тайны исчезают. Грань между увлечением и бредом, между здоровьем и болезнью перейдена. «...Герман решился подойти ко гробу... приподнялся, бледен как сама покойница, взошел на ступени катафалка и наклонился... В эту минуту показалось ему, что мертвая насмешливо взглянула на него, прищуривая одним глазом. Герман, поспешно подавшись назад, оступился и навзничь грянул обземь...
Он проснулся уже ночью: луна озаряла его комнату... В это время кто-то с улицы взглянул к нему в окошко, — и тотчас отошел... Чрез минуту услышал он, что отпирали дверь в передней комнате. Герман думал, что денщик его, пьяный по своему обыкновению, возвращался с ночкой прогулки. Но он услышал незнакомую походку: кто-то ходил, тихо шаркая туфлями. Дверь отворилась, вошла женщина в белом платье... и Герман узнал графиню!
- Я пришла к тебе против своей воли, — сказала она твердым голосом, — но мне велено исполнить твою просьбу. Тройка, семерка и туз выиграют тебе сряду...
Герман долго не мог опомниться. Он вышел в другую комнату... Денщик был пьян по обыкновению: от него нельзя было добиться никакого толку. Дверь в сени была заперта. Герман возвратился... и записал свое видение».
Душа, сознание, разум 99
Сколь всеобъемлющей становится бредовая идея, когда она уже сформирована, как она подчиняет себе все помыслы и побуждения, определяя поведение больного, красочно запечатлено в следующих строках повести:
«...Тройка, семерка, туз — не выходили из его головы и шевелились на его губах. Увидев молодую девушку, он говорил: «Как она стройна!.. Настоящая тройка червонная». У него спрашивали: «который час», он отвечал: «без пяти минут семерка». Всякий пузастый мужчина напоминал ему туза. Тройка, семерка, туз — преследовали его во сне, принимая все возможные виды: тройка цвела перед ним в образе пышного грандифлора, семерка представлялась готическими воротами, туз огромным пауком. Все мысли его сливались в одну, — воспользоваться тайной, которая дорого ему стоила».
Исход шизофрении, оставленной без лечения, по обыкновению был печален — болезнь неотвратимо шла к слабоумию. Поступки становились нелепыми, речь бессмысленной и разорванной, терялся ко всему интерес, и только в бессвязных высказываниях еще сквозили обрывки прежнего бреда. Несколькими словами А. С. Пушкин рисует этот последний период болезни у Германа:
«...Герман сошел с ума. Он сидит в Обуховской больнице в 17-м нумере, не отвечает ни на какие вопросы и бормочет необыкновенно скоро: «Тройка, семерка, туз! Тройка, семерка, дама!..»
Ныне, благодаря современным способам лечения, нередко удает ся предотвратить не только неумолимый, как казалось раньше, ход болезненного процесса шизофрении, но и добиться полного выздо ровления. * и с u >ii|V^?s (U'<4ita
i ii /id \ 4,"t t i.oiw «
. TV,j i i,4V,>., I'
1 • ' Депрессия и бред v -н
t с ii
Есть еще одна форма бреда, на первый взгляд отражающаяся только на поведении самого больного, но на самом деле представляющая опасность для окружающих.
Это — бред, который обычно сопровождает депрессию, то есть угнетенное настроение с чувством безысходной тоски, иногда и беспричинной тревоги. Чувство тоски при этом настолько сильно и необычно, что больные не могут объяснить его словами.
Это чувство точно описано в рассказе А. П. Чехова «Припадок»:
История глазами психиатра
«...Васильев лежал неподвижно на диване и смотрел в одну точку... Все внимание его было обращено на душевную боль, которая мучила его. Это была боль тупая, беспредметная, неопределенная, похожая и на тоску, и на страх в высочайшей степени, и на отчаяние. Указать, где она, он мог: в груди, под сердцем; но сравнить ее нельзя было ни с чем... При этой боли жизнь представлялась отвратительной».
Из всех мыслей только одна не была противной герою этого рассказа — это мысль о том, что «он каждую минуту имеет власть убить себя».
Социальное значение депрессивного бреда было бы относительно невелико, если бы не два особых обстоятельства. В период депрессии, даже легкой, человек становится чрезвычайно восприимчивым к идеям греховности, бренности мира и необходимости искупления, иными словами, он становится восприимчивым к догмам христианской религии. Под умелым влиянием со стороны те лица, которые и раньше не отличались твердостью внутренних убеждений, легко становятся религиозными. Недаром основной контингент сект в наше время — это люди, в период угнетенного настроения оставшиеся без поддержки близких и друзей и нашедшие утешение у новых «братьев» и «сестер».
Следует также учесть, что депрессивное состояние не длится вечно. В зависимости от вызвавших его причин оно продолжается от нескольких недель до нескольких месяцев. Наступающее затем естественное выздоровление легко может быть выдано за благотворное следствие приобщения к религии.
Другое обстоятельство касается опасных действий депрессивных больных. Среди этих действий на первом месте стоят самоубийства.
Мысль о нежелании жить приходит на ум почти каждому депрессивному больному. Она может прийти вдруг, внезапно, и попытка тотчас же будет осуществлена — так, внезапно кидаются с берега в воду или выбрасываются из окна. Поэтому депрессивный больной требует неусыпного надзора, который возможен только в стенах психиатрической больницы, где есть специально обученный и опытный в этом отношении персонал. Больной должен обязательно находиться там до полного исчезновения депрессии.
Сколько людей не ушло бы безвременно из жизни, сколько талантов было бы сохранено, если бы окружающие имели хоть самое общее представление о депрессии и связанных с ней возможных страшных последствиях., аемпэя»1 а >№ чРвР»*1. J*fP
Душа, сознание, разум 101
Если в депрессивном бреду господствует тема собственной виновности и ничтожества, следует опасаться попыток самоубийства. Но если доминирующей является тема грядущей ужасной катастрофы, то больной может оказаться опасным и для окружающих. Он может совершить так называемые альтруистические убийства — убить близких и дорогих ему людей, дабы избавить их от грядущих ужасных страданий.
Все сказанное свидетельствует о том, каким пристальным вниманием и постоянной заботой должны быть окружены депрессивные больные. Успехи современной психофармакологии позволяют быстро и весьма эффективно лечить депрессию.
< И. Iv^ •"••>»,,,. '!>, t'Hrj-H «4.I1
'. ьЧ *Г\. ч,
* -,л- ,ле.ыь:,; Бред эпилептика
Многие бывали свидетелями приступа эпилепсии. Картина запоминается навсегда. Внезапно, как подкошенный, падает человек. Душераздирающий рев исторгается из его груди. Судороги сначала сводят все тело в причудливой позе, а затем сотрясают его сильными толчками. Пена течет изо рта. Как во время судорог, так и некоторое время потом полностью отсутствует сознание. Все это производит устрашающее впечатление на окружающих. Недаром в давние времена эпилепсия считалась «священной болезнью».
Эпилепсия трудно поддается лечению. Припадки, повторяясь на протяжении всей жизни больного, чаще всего накладывают своеобразный отпечаток на его характер. Больных эпилепсией отличает сочетание злобности, жестокости, злопамятства и мстительности со слащаво приторной ласковостью и ханжеским самоунижением. Другой характерной чертой является чрезвычайная педантичность, мелочная аккуратность, скрупулезность.
Нужно упомянуть еще в наклонности к эгоизму, о подчеркнутом внимании к своей особе. Больные тщательно блюдут свои интересы, не терпят ни малейшего, даже кажущегося, их ущемления. Наконец, этим больным нередко свойственна религиозность, порою даже фанатичная. Это свойство их характера, несомненно определяющееся болезнью.
У больных эпилепсией могут возникать и галлюцинации и бред. Галлюцинации их обычно носят устрашающий характер. Кровь и огонь — вот две основные краски, в которые они обычно бывают
102 История глазами психиатра
расцвечены. Бред эпилептиков может быть различным по содержанию. В отношении к своим мнимым врагам эпилептик обнаруживает злопамятность, затаенную мстительность, изуверскую жестокость. Мнимым врагам наносятся тяжелые повреждения. Дело может доходить да убийства.
Фанатичная религиозность больных эпилепсией нередко служит основой религиозного бреда. Считая себя при этом исключительными личностями, которым доступно «божье откровение», эпилептики иногда обнаруживают чрезвычайную активность, властность, деспотичность в насаждении религиозных идей. Есть основания полагать, что некоторые из «святых пророков», например, Мухаммед, страдали эпилепсией.
При наличии религиозного бреда эпилептики могут представлять большую опасность для окружающих. Они могут совершить убийство, будучи убеждены, что окружены нечестивцами и творят «божье дело». Они могут убить своих близких, вообразив, что бог приказал умертвить их для достижения вечного блаженства. Жестокие, бессмысленные убийства на почве религиозного фанатизма всегда подозрительны в отношении эпилепсии. чцч«? чц ы*^ ^«цшхвсрдаим-»'
f t '•> П'
, 1' а и
' of W$t и Ьо!|1да»,i т- с> v> й! йГ'МЮШшчв Ж '' «|»
-н>1.,г Ц|< te* Коллективный бред и т;'
''' коллективные галлюцинации *••
js ' «НК 'А •? in i
Французский психиатр Легран дю Соль обратил внимание, что в некоторых случаях бред может охватывать окружающих больного, близких ему лиц, которые принимают этот бред за реальность и слепо верят ему. Это чаще случается тогда, когда психозом заболевает человек, сильный духом, властный, пользующийся большим авторитетом. Наоборот, пассивными воспринимателями бреда бывают люди слабовольные, умственно отсталые, много лет прожившие вместе с заболевшим психозом субъектом, привыкшие «жить его мыслями», слепо доверять ему, безоговорочно следовать его указаниям, всецело подчиняться его авторитету. Пассивные воспри-ниматели никогда не участвуют в творчестве бреда, их высказывания и поступки, как эхо, повторяют то, что сказано или сделано «индуктором», — так принято называть душевнобольного, ставшего источником подобного «индуцированного» бреда. Обычно объектом подобной индукции становится один человек. В роли индуктора и
-.4
Душа, сознание, разум ДОЗ
индуцированного выступают муж и жена, сын и мать, хозяйка и служанка и т. п.
В отличие от коллективного бреда коллективные галлюцинации могут охватить одновременно большое число лиц Но коллективные галлюцинации — в основном удел истории психиатрами. Они были нередки в давние времена, особенно в период средневековья, в период массового распространения истерии, религиозного фанатизма и суеверий. Это всегда были галлюцинации внушенные. Возникновению коллективных галлюцинаций способствовали низкий интеллектуальный уровень, голод, обусловленный строгим соблюдением постов, бессонница, вызванная длительными ночными молениями, всяческое физическое и душевное изнурение, сочетающееся с фанатичной экзальтацией
Еще два-три столетия назад почти каждое широко известное место богослужений, почти каждый монастырь, старинный замок, дворцы европейских монархов славились своими «видениями» и «явлениями», легенды о которых всячески поддерживались и культивировались и тем оказывали внушающее воздействие. Не отстал в этом отношении, конечно, и русский двор.
Незадолго до смерти императрицы Анны Иоанновны, за полночь, караул, стоявший, как обычно, в тронной зале, неожиданно увидел царицу, молча и как-то странно разгуливающую взад и вперед около трона. Странность подобной ночной прогулки смутила успевшего было задремать дежурного офицера. Не имея по этикету права первым обратиться к императрице, он вышел в соседнюю комнату, чтобы спросить, не знает ли кто ее намерений. Тут офицер встречает Биро-на, временщика императрицы, и рапортует ему. «Не может быть, — восклицает Бирон, — государыня в спальне1» Бирон сам идет в тронную залу и тоже видит «странное видение». Заподозрив заговор или какой-то обман, он устремляется в спальню царицы и уговаривает ее выйти на глаза караула. Когда Бирон и царица вышли в тронную залу, все присутствовавшие на короткое время «увидели две Анны Иоанновны», из которых настоящую можно было отличить только по тому, что она стояла рядом с Бироном. Видение поднялось на ступеньки трона и тут как бы растворилось.
Не исключая возможности, что это видение было чьей-то искусной инсценировкой, все же можно думать, учитывая мистицизм людей той эпохи, плохое освещение, вынужденную бессонницу караула, суеверный страх Бирона и царицы (последняя воскликнула, когда видение исчезло' «Это смерть моя за мной пришла!»), что это была
104 История глазами психиатра
коллективная галлюцинация. Через несколько десятилетий подобное же «видение-двойник» Екатерины II прошествовало поздно вечером по Зимнему дворцу, в то время как самой Екатерины там не было. Надо отметить, что это видение было уже целиком плодом экзальтированной фантазии придворных. Сама Екатерина ничего не видела, что и понятно, так как по характеру своему она не отличалась ни религиозным фанатизмом, ни истерической внушаемостью.,, >. д
- «rf V,
; > • <•, „..•>.,,.
. ' 1 • '.- Психиатрия и психиатры „s,jaa,kj.. • HWij 5 К." Ui/r n;"UV;
В связи со сказанным возникает невольно мысль о «психической заразе», о возможности «передачи» психического заболевания от одного человека к другому. Нужно заметить, что разговоры о якобы помещенных в психиатрическую больницу здоровых людях, которые там под влиянием окружения «сошли с ума», — не что иное, как плоды невежественных предрассудков. Настоящие психозы не передаются от больного человека к здоровому. В психиатрические больницы помещают не душевноздоровых, а психически больных людей. Иногда их направляют в больницу на ранних стадиях заболевания, когда болезнь еще не полностью развернулась и не всем видны ее проявления. Для окружающих наличие психоза может стать несомненным позднее, когда болезнь будет уже в полном разгаре. Но дожидаться этого нельзя — можно пропустить период, когда болезнь еще излечима, можно вообще потерять больного — под влиянием усиливающихся болезненных переживаний он покончит с собой, можно, наконец, подвергнуть опасности окружающих его людей.
Случайно попавший в психиатрическую больницу психически здоровый человек никогда от этого не заболевает психозом. Самое худшее, что может случиться, — это короткая невротическая реакция, которая пройдет тотчас же после выхода из психиатрической больницы.
Еще более нелепо суждение о «странностях» врачей-психиатров, которые от постоянного общения с психическими больными сами якобы становятся близкими к помешательству. Впрочем, подобные суждения имеют свои корни. Еще недавно, лет 30 — 40 назад, психиатрические больницы резко отличались ото всех других лечебных учреждений. Отличались тем, что они в основном были местом призрения, местом изоляции душевнобольных от общества, а не местом их
Душа, сознание, разум t, 105
лечения. Роль врача была крайне трудна и тяжела. Работа в психиатрической больнице не давала радости ни видеть излеченного больного, ни слышать слов его благодарности. Эта работа не сулила ни успехов, ни материального благополучия. Между прочим, в ряде капиталистических стран оплата труда врачей-психиатров до сих пор ниже, чем оплата врачей других специальностей. Отсюда, например, крайняя нехватка врачей в государственных психиатрических больницах США.
До сих пор работа психиатра остается и тяжелой и трудной. В первую очередь всем приходит в голову мысль об опасности профессии врача-психиатра. Действительно, некогда это было опасным делом. Российское общество психиатров могло бы составить обширный список врачей, погибших или получивших тяжелые увечья на своем нелегком посту. Однако современные способы лечения и десятилетиями разработанная система режима свели эту опасность до минимума.
Но^дело не в опасности. Она никогда не останавливала врачей, увлеченных своей профессией. Трудность определяется, прежде всего, огромной ответственностью. Психически больной обычно не сознает своей болезни, нередко старается скрыть ее от врача. Врачу приходится одному бороться за здоровье больного, лечить вопреки его желанию, часто преодолевая огромное сопротивление. Порою больные не жалуются даже на телесные недомогания. Пристальным ззором и годами выработанным чутьем приходится угадывать зарождение какой-то телесной болезни, на которую не жалуется сам больной. Наконец на враче-психиатре лежит ответственность за сохранность имущественных интересов больного, за решение его семейных проблем (разводы, аборты и т. п.).
Естественно, что в прошлом этот тяжелый, опасный, малооцениваемый труд, не суливший ощутимых успехов и радости, привлекал не многих выпускников медицинских факультетов. В психиатрические больницы поэтому шли врачи, не падкие до всем очевидного успеха, чувствовавшие внутреннюю потребность в служении безнадежным больным, ищущие нелегких путей. В далеком прошлом в глазах самовлюбленных мещан такие люди, естественно, казались «странными» «чудаками». Отсюда анекдоты о «сумасшедших психиатрах».
В наше время положение коренным образом изменилось. За последние годы психиатрия преобразовалась. Создано множество высокоэффективных средств лечения психических болезней. Некоторые из этих способов, например шоковая терапия, требуют определенной врачебной сноровки, мастерства. Врачу-психиатру стала доступной
106 История глазами психиатра
радость исцеления больного. Открылся путь для творческих исканий. За последние годы возросло число желающих приобрести специальность психиатра среди студентов медиков и молодых врачей. И облик психиатра все менее стал отличаться от облика врачей других специальностей.
<j _• '.ij гг *
I ОП A» /»Д
a-isMjt Паранойя... ЫЧП J< "* '4ДЭС! э^"' L'''aslyi n
Существует еще одна форма своеобразного психического расстройства — паранойя. Ее особенность состоит в том, что все отклонения от нормы ограничиваются только бредом. Во всем остальном человек как бы полностью сохраняет нормальное состояние — ни его умственные способности, ни память, ни ориентировка в окружающей обстановке, ни эмоциональная жизнь (в той части, в которой она не связана с бредом) никак не страдают. Не бывает и галлюцинаций. Эта замаскированность заболевания — характерное свойство паранойи.
Одна из частых форм ее проявления — бред изобретений и открытий (с примера подобного бреда начинался наш очерк). Содержание бреда изобретений и открытий всегда тонко отражает интеллектуальный уровень, надежды и запросы эпохи. Когда-то подобный бред концентрировался вокруг идеи вечного двигателя — перпетуум мобиле. Затем абсурдность его стала для всех очевидной и вечный двигатель исчез из бреда параноиков.
В наши дни человечество волнуют проблемы атомной энергии, ядерной физики, электроники, кибернетики и космических путешествий. Именно вокруг этих идей часто и сосредоточивается бредовое творчество параноиков.
* Бред изобретений и открытий в исключительных случаях может вести к трагическим последствиям. «9 июля 1964 года днем в помещении Комиссии по спектроскопии Академии наук СССР... вошел средних лет и среднего роста человек с невыразительным лицом. Под мышкой он держал футляр для чертежей Он спросил ученого секре-. таря комиссии В. Г. Корицкого. Тот пригласил посетителя к себе. Беседа происходила с глазу на глаз. Она продолжалась недолго. Через несколько минут сотрудники лаборатории услышали выстрел. В безобидном на первый взгляд футляре хранился обрез охотничьего ружья. Сняв с футляра крышку, посетитель в упор выстрелил в Корицкого.
Душа, сознание, разум. 107
»
Через несколько часов Корицкий скончался. Он был хорошим, честным человеком, талантливым ученым, коммунистом».
Кто же был убийца? Пишущий об этом страшном событии корреспондент с удивлением констатирует, что это не тунеядец, не спекулянт, не профессиональный бандит, а обычный служащий. Даже с высшим образованием, юрисконсульт снабженческой конторы.
«Как и все, к девяти он являлся на работу... ровно в пять, аккуратно прибрав бумаги на столах, отправлялся домой. Он был в меру общителен, в меру разговорчив, в меру любознателен. Словом, обычный, рядовой служащий, Необычным было только одно. После работы, закрыв дверь комнаты на ключ, до поздней ночи занимался, как он говорит, наукой. Составлял какие-то формулы, таблицы, что-то подсчитывал.
Он был убежден, что совершил открытие. Копию своей работы направил в Москву, и Академию наук. Но, увы! Ответ был резко отрицательным... Написал снова — и снова тот же ответ. Еще и еще — в разные инстанции и разным людям. Но ответы похожи один на другой: работа не стоит выеденного яйца.
И тогда... он купил на рынке охотничье ружье и боеприпасы. Научные аргументы не помогли, и кандидат в гении решил применить силу. Решил убить двух ученых, давших отрицательные отзывы. И тем самым отомстить за неудачу, за неоправдавшиеся надежды.
Впрочем, не просто отомстить. На допросе... заявил, что убийством Корицкого хотел привлечь внимание к своей работе. Он несколько раз подчеркивал, что истинный мотив преступления — именно в этом. До сих пор он продолжает твердить, что его работа гениальна и истинные преступники — те, кто не хочет признать этого. Нет, ему совсем не жаль убитого им человека. Потому что он действовал, дескать, во имя науки. Потому что поступки гениев не подвержены нормам обычного человеческого общежития».
Как часто бывает при паранойе, окружающие не понимают, что имеют дело с душевнобольными, пока трагическое событие или общественный скандал не сделает это очевидным.
Бред изобретений и открытий не всегда выливается в конкретную идею, которую психически больной сам старается претворить в жизнь, Чаще дело ограничивается длинными, наукообразными сочинениями, темы которых в основном также концентрируются вокруг волнующих современную науку проблем.
Все эти творения отличает определенный стиль, позволяющий с первых же страниц «почувствовать», что имеешь дело с творчеством
108 История глазами психиатра
параноика. Для этого стиля характерны возведение в абсолют законов формальной логики с отрывом от реальной действительности, чрезвычайный догматизм изложения, насильственное навязывание определенной идеи, неустанное повторение, что «все сейчас будет доказано». Нередко в основе такого сочинения лежит какая-нибудь банальная истина, которая преподносится в качестве величайшего открытия.
Другая отличительная черта подобных «трудов» — подчеркнутое преклонение их авторов перед учеными авторитетами, уже умершими, и скрыто пренебрежительное, а иногда явно неприязненное — к ныне здравствующим.
№ В давние времена, когда предметом подобных сочинений служили богословские темы, эти трактаты поражали обилием цитат из «священного писания». Сейчас патологические труды параноиков обычно испещрены длиннейшими цитатами из классиков философии и естествознания. Причем они всегда притянуты формально, нередко вырваны из контекста, толкуются пкривь и вкось, лишь бы подкрепить бредовые построения.
Написав «труд» и размножив его под копирку в большом числе экземпляров, параноик рассылает свое детище во всевозможные инстанции: сразу в несколько научных учреждений, в редакции, в министерства и ведомства.
На ученых и многих других работников падает тяжкая обязанность составлять научные рецензии на ненаучные труды. Большинство рецензентов обнаруживают при этом большую выдержку и терпение, стараясь раскрыть творцам бредовых трактатов их заблуждения. Но, как правило, эти попытки вызывают лишь бурный гнев больного. В ответ обычно следуют потоки жалоб и угроз.
Заметим, что переписка с бредовыми больными пагубно отражается на их психическом состоянии. Главное свойство всякого бреда состоит в том, что никакими очевидными доводами, никакими проверками нельзя разубедить параноика в несостоятельности его идей. Такие попытки, как правило, лишь укрепляют бред, ведут к эмоциональному возбуждению больного.
Не менее вредно и подчеркнутое внимание к бреду, потакание ему, даже молчаливое. Получив от авторитетного органа или газеты уведомление, что его труд послан на рассмотрение в крупный научный институт или известному ученому, больной уже видит в эт$м первое подтверждение своих идей и активизирует деятельность.
Параноик не бескорыстен в своем «научном» творчестве, хотя материальные выгоды могут у него стоять на заднем плане. Обычно
Душа, сознание, разум ДО9
он заявляет, что борется за воплощение выдвинутой им идеи и не требует себе никаких наград, выгод или преимуществ. Но бредовое «научное» творчество при паранойе питается стремлением возвыситься над окружающими людьми, показать свое превосходство, незаурядность. В прошлом паранойяльный бред нередко развивался на религиозной почве. При том интересе и внимании, которыми пользуется в современном обществе наука, вполне понятна, почему именно она сейчас привлекает внимание параноиков.
Мне кажется, было бы справедливо и весьма полезно завести порядок, когда любое учреждение, газета, руководящий орган, получив подобный труд, обращались за консультацией к квалифицированному врачу-психиатру. Это было бы истинной чуткостью к человеку, так как его судьба, его здоровье вручались бы в руки тех, кто должен заботиться о них. Такая практика дала бы возможность уловить психическое заболевание на ранней стадии и более успешно лечить его.
Отношение окружающих к больному паранойей складывается по-разному. В некоторых, редких, случаях ему удается подчинить своей воле определенное количество людей, иногда даже значительное. Гораздо чаще к нему постепенно нарастает отрицательное, враждебное отношение, побуждаемое его высокомерием и непримиримостью.
Разоблачение мнимых изобретений и открытий, всякие попытки опровергнуть бредовые суждения ожесточают параноика. В справедливых замечаниях по своему адресу он начинает видеть злонамеренные козни недобросовестных людей и начинает с ними борьбу. Сколь страшные последствия может иметь такая борьба, видно из рассказа о гении с обрезом.
При паранойе развивается бред преследования и бред величия. «Меня преследуют, потому, что я великий человек», — так рассуждает параноик.
г
Дата добавления: 2015-02-06 | Просмотры: 780 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 |
|