АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Сочувствующие лица и землетрясения

В последующие месяцы мой Естественный ребенок частенько выражал желание скакать припрыжку, но мой Плачущий обиженный ребенок упирался, жалуясь: «Доктор Дэнилчак считает, что мы должны продвигаться не спеша». Мой Контролирующий ребенок продолжал ворчать на обоих. Он то и дело заводил старую песню: «Ты чересчур эгоистична. Ты должна отдавать себя заботе о других, тогда у тебя не останется времени на чувства». Мой медленно созревающий Чувствующий ребенок с упоением водил всех троих за нос. Продвижение вперед на обещало быть легким.

Все «детям» приходилось иметь дело в Тоддом, который, похоже, совершенно не знал, как реагировать. Я уговаривала Тодда вместе работать над своим эмоциональным развитием, чтобы он мог увидеть подлинную Мэрилин и поддержать ее стремление к жизни. Но он отказался.

Наш брак превращался в столкновение желаний. Тодд хотел сохранить меня в прежней роли: существовать для него. Я хотела того, что считала подлинным браком: партнерских взаимоотношений, которые дают возможность обоим становиться такими, какими замыслил их Бог, - а не когда один «становится», а другой загибается. Я хотела создать взаимно питающею среду. Я попросила Тодда отслеживать поступки, которыми он усиливал мой стресс и причинял мне физическую боль. Я умоляла его обратить внимание и на физическую боль, которую испытывал он сам, и которая усиливалась с каждым днем, и заботиться о себе.

Я сознавала, что мне придется предпочесть существование для себя, а не приносить себя в жертву Тодду. Мне было необходимо извлечь смысл их изуверского нападения и найти некое добро во зле. Я решила, что цели, которые я поставила перед собой, принесут пользу как Тодду, так и мне, а не только мне.

Я понимала, с его точки зрения эти цели означали, что я намерена отделиться от него. Но я не могла всегда подстраиваться под его планы, как, полагаю, он того хотел. Однако я точно знала, что сам он был убежден, что может вести независимый от меня образ жизни и что, в отличие от женщины, мужчина имеет на это право.

Наряду с трещавшим оп швам браком существовали и другие проблемы. Тодд хотел, чтобы я вновь работала вместе с ним в галерее; между тем мы так и не пришли к обоюдному согласию, как ею надо управлять.

В декабре у меня появилась возможность занять свое прежнее положение влиятельного торговца произведениями искусства. Один из моих самых старых и лучших клиентов, Боб Паркер из Оклахомы, заинтересовался некоторыми из наших картин, и я согласилась отвезти их к нему.

Я с нетерпением ждала этой поездки в одиночестве, где у меня будет время привести в порядок мои мысли. Дорога расстилалась передо мной, лента асфальта убегала под вращающиеся колеса. В прошлом я уже на раз проделывала этот путь в «Паркер Дриллинг» в Талсе. И никогда прежде мне не попадалось дорожная надпись, которая вызвала бы столь сильное волнение.

УИЧИТО.

Я вцепилась в руль, пытаясь сосредоточиться на драгоценном грузе картин на заднем сидении. И вновь та же надпись.

УИЧИТО.

Почему, Господи? Почему именно на этой неделе?

Дождевые облака надвигались, сбивались в кучу, стремительно неслись, в точности как буря у меня в душе.

Холодно и грязно и на деревьях нет листьев.

Дорога за стеклом расплылась из-за ледяного дождя и заливших лицо слез. Вот уж не подозревала, что поездка окажется столь нелегкой.

В полдень я вошла в ресторан, чтобы встретиться с Бобом и Сисси Паркер. Я была по-настояшему счастива увидеться с ними вновь. Мы дружески обнялись. Боб тотчас спросил: «Мэрилин, отчего это мы так давно тебя не видели?»

«Я провела семь месяцев в центре терапии в Калифорнии»

Сисси положила ладонь на мою руку. «Прости, мы не знали».

Какое-то время я ковыряла салат, размышляя, следует ли мне рассказать им о том, что случилось. Я взглянула на их дружелюбные, исполненные любви лица и отложила вилку в сторону. «Там обнаружилась, что в восьмилетнем возрасте я подверглась сексуальному насилию».

Я спокойно выслушала вопросы и отвечала на них открыто и честно, поскольку видела в их глазах подлинную заботу и участие.

Боб произнес понимающе: «Это многое объясняет. Я направил несколько человек в вашу галерею, рекомендуя им обратиться к тебе. Они возвращались и говорили, что тебя там не было. Никто в галерее и словом не обмолвился, где ты находилась».

Он помолчал немного и посмотрел мне прямо в лицо. «Мне жаль, что с тобой это случилось. Но я рад тому, что сейчас ты выглядишь прекрасно!». Сисси была того же мнения.

Боб продолжал: «В моем офисе есть несколько женщин, которые переживают трудные времена. Разводы, дети-наркоманы, и т.д. Ты согласилась бы поговорить с ними завтра за ленчем?»

«Сколько их?»

«пять или шесть»

я заколебалась и произнесла про себя короткую молитву. «Ну, вообще-то, - начала я издалека, - мне довелось рассказывать о происшедшем со мной одной группе. Пожалуй, я и впрямь не прочь поддержать других, если у меня это получится».

Улыбка Боба одобрила меня.

Я продолжала: «должна тебе еще кое-что сообщить. Завтра у меня на редкость неприятный день. Исполнится год с того дня, когда воспоминание о нападении впервые ожило в мой памяти. По каким-то соображениям Бог устроил так, что я оказалась в Талсе, в месте, которое выглядит в точности как Уичито».

На следующее утро изумлялась, как меня угораздило согласиться поговорить с теми женщинами. «Их будет всего пять или шесть, - успокаивала я себя, с пятью или шестью я как-нибудь смогу управиться».

Я вошла в зал для собраний. К моему ужасу, там сидело более сотни женщин в ожидании приглашенного оратора. Боб не оставил мне шанса для паники. Он представил меня и покинул трибуну.

Я окинула взглядом море взволнованных лиц. Я пробормотала благодарственную молитву за подготовку, полученную от Флоренс Литтауэл в октябре. После чего первые слова сорвались у моих уст: «Нет, нет, только не я. У меня было безоблачное детство».

С первого до последнего слова аудитория оставалась в напряженном внимании. Когда я закончила, женщины столпились вокруг меня, прося о встрече с глазу на глаз. Они забросали меня вопросами, умоляя дать ответ. «Как вы сумели простить Бога?», «Как вы нашли способ должным образом управляться со своим гневом?», «Как вам удается оставаться «собой», когда другие хотят перестроить вас по своему образцу?»

Боб, под впечатлением от их реакции, предоставил мне комнату в офисе администрации, чтобы я могла принять там эту сотню женщин. Я отказалась от намерения уехать после обеда и выслушивала их вопросы и истории. Они следовали за мной повсюду: в туалет, в лифт, в закусочную.

Мужчины, работающие в Паркер Дриллинг, также обратились с просьбой дать им возможность послушать мое выступление, и я произнесла свою речь еще раз. Такая заинтересованность была для меня неожиданностью. Их тоже потянуло на разговоры. В их собственной жизни были глубокие драмы, и они искали помощи.

Неделю спустя после прибытия в Талсу я возвращалась домой. Для меня не имело значения, что картины не были проданы. Вместо этого я размышляла о том, как много на свете страдающих людей, и о том, как искренне и задушевно они откликаются на мой рассказ о нападении и терапии. Эта поездка каким – то образом была частью Божьего замысла о моем исцелении.

Мысли вихрем закружились у меня в голове. Всего год назад я оживила в памяти ужас, пережитый в восьмилетнем возрасте, и была по – новому организовать каждый уровень своей жизни. Привычный для мир разлетелся на куски. А теперь еще и это. Я не понимаю! Я взывала: «Господи, во что мы меня втягиваешь? Похоже, впереди дикая пустыня, и пути по ней еще не значатся ни в одной дорожной карте».

Снег заметал лобовое стекло, и непрекращающийся ветер раскачивал мой автомобиль. Я взглянула на деревья – совершенно голые. Но это уже не имело значения: через несколько месяцев на них снова распустятся листья. Я думала о том, для чего существует циклический процесс умирания и возрождения, круг разрушения и нового роста. Сегодня я не просто живу, но живу, чтобы быть полезной другим. Мне есть для чего жить.

Спустя несколько дней после моего возвращения у нас с Тоддом состоялась консультация у доктора Крайсела. После пяти месяцев разговоров о проблемах нашего супружества мы зашли в тупик и наше консультирование было приостановлено.

1982 год начался для меня с очередной поездки в Берлингем. Эти поездки превратились для меня в убежище посреди безумия моего мира. В Берлингеме я могла быть собой. Там мой уровень боли снижался до нулевой точки, и я могла сосредоточиться на моих терапевтических сеансах. Мои теперешние проблемы порождали во мне чувства, которые незамедлительно повергали меня в боль прошлого, в ощущение оставленности, краха, страха, гнева и полного поражения.

Тогда я впервые позволила себе заново пережить нападение во время занятий группы. Члены группы, расположившиеся на подушках, на полу, были поражены силой моего переживания.

Они выразили свое участие, констатируя, сколь мизерными показались им собственные проблемы в сравнении с тем, через что довелось пройти мне.

Мой Плачущий обиженный ребенок обвел присутствующих взглядом, придя в смятение от мысли, что эти страдающие люди, судя по всему, преуменьшают свою боль. «Пожалуйста, не сравнивайте свою боль с моей. Каждому из вас были нанесены раны, оставившие глубокие рубцы. Травмы могут быть разными, но каждый человек переживает свою собственную боль, и для него она – самая сильная».

По пути к Бабетт в тот вечер я осознала, что хотя нападение и было ужасным происшествием в моей жизни и его переживание представляло собой одну из самых болезненных вещей, которые когда-либо со мной происходили, я нашла причины, чтобы выжить и жить дальше. Я шла в темноте и думала о том, как это похоже на боль, связанную с Тоддом, которую я переживаю теперь. Я запрокинула голову, пытаясь разглядеть бледные звезды на небе. Какая же непроглядная темень сейчас в моей жизни. Наступит ли когда-нибудь рассвет?

Дома все оставалось по-прежнему. Возвращаясь из Берлингема, я знала, что ничего не переменится, и все же втайне надеялась на это. Но стоило моим «детям» вернуться в Аризону, как началось землетрясение. Зияющие пропасти разверзались, чтобы поглотить меня. Мне казалось, что моих детей похоронят заживо.

На этот раз я оказалась погребена под горами бухгалтерских книг. От безумных головных болей раскалывался череп. Боли в груди убивали меня. Однажды я вновь рухнула на пол в кабинете. Я уперла кулак себе в грудь, пытаясь уменьшить боль, чтобы вдохнуть. Мой плачущий обиженный ребенок бился об пол и кричал: «Боже, почему Ты позволяешь этому случиться со мной вновь? Это несправедливо!»

Умом я понимала, что справедливость тут ни при чем. Бог никогда не обещал, что все будет прекрасно. Он никогда не обещал жизнь без боли. Но несмотря на это я по-прежнему все просила, просила и просила избавления от боли.

Врачи, как и прежде, не обнаружили, что являлось причиной моей боли. Результаты всех анализов были нормальными. Кардиолог взглянул сквозь очки на мою кардиограмму. «Миссис Мюрей, что в настоящее время вызывает у вас стресс?»

Я принялась загибать пальцы, перечисляя главные причины.

Врач покачал головой. «Если вы существенно не измените ситуацию, то будете продолжать испытывать сильную боль, и, возможно, столкнетесь с новыми проблемами».

Я ушла из кабинета, довольная тем, что анализы ничего не обнаружили, но озабоченная стрессом, над которым была не властна.

В то время как мой организм вернулся к физическому состоянию, которое было до терапии, моя душа начала расти и расцветать. Мои «дети» решительно не собирались оставаться погребенными под обломками окружавшего меня хаоса. Мой Чувствующий взрослый пробился к ним и начал вытаскивать их из-под завалов. Пришла пора принять несколько здравых решений.

Я вновь появилась у доктора Крайсела. Я не была у него с тех пор, как мы с Тоддом несколько месяцев назад прекратили нашу терапию. После семи месяцев в Берлингеме я отдавала себе отчет в том, что физическая боль напрямую связана с моей эмоциональной болью. Я рассчитывала, что консультация у доктора Крайсела поможет мне выяснить, какие эмоциональные проблемы сказываются на моем физическом состоянии.

От доктора Крайсела не укрылась боль, отразившаяся на моем лице. Он наклонился ко мне и произнес: «Мэрилин. Неужели вы ни во что не цените свою жизнь? Табличка на мой двери говорит, что я семейный консультант. Мое дело – спасать браки. Но куда важнее для меня спасение жизней. Вам с Тоддом совершенно необходимо вновь прийти на консультацию, чтобы остаться в живых. Если вам с Тоддом представляется неудобным встречаться со мной – это нормально, я подберу вам другого консультанта прямо сейчас».

По дороге домой я навестила нашего с Тоддом старого друга. Он пригласил меня к себе в кабинет. Я спросила у него, не мог бы он поговорить с Тоддом вместо меня.

Я сказала: «возможно, тебе удастся убедить Тодда, что если мы не прибегнем к помощи консультанта, мне придется уйти, чтобы выжить».

Наш друг откликнулся: «Я поговорю с ним. У меня даже есть знакомый, которого я могу порекомендовать. Мы вместе работали. Он замечательный семейный консультант».

Несколько дней спустя Тодд обратился ко мне с предложением начать консультирование у терапевта, с которым он собирался встретиться.

Неужели, неужели мне не придется двигаться к моему новому рубежу в полном одиночестве! Это известие вернуло к жизни мои надежды. Оно не избавило меня от стресса, но на мгновение облегчило его. Надежда и поддержка.

Грохот землетрясения на время умолк.

Дата добавления: 2015-05-19 | Просмотры: 645 | Нарушение авторских прав