Глава 8. Харпер, бессмысленно пялясь поверх кивера сержанта Линча, выпалил то, что выпаливал на каждом построении:
— Повтори, грязь!
Харпер, бессмысленно пялясь поверх кивера сержанта Линча, выпалил то, что выпаливал на каждом построении:
— Боже, спаси короля!
— Ещё раз, грязь!
Восемь дней сержант Линч командовал взводом. Восемь дней он не мог придраться к Харперу. Тысячу раз — к Мариотту, и ни разу — к Харперу. В конце концов, сержант утешил себя выводом, что Харпер — старательный дурак. Так он и доложил Гирдвуду: «Мускулов много, сэр, а умишком Бог обидел. Но он — парень исполнительный. Хлопот с ним не будет, сэр.».
— Ещё раз, грязь!
— Боже, спаси короля!
Прекрасное выдалось утро. Солнышко подсушило слякоть, морской бриз щекотал обоняние горьким ароматом водорослей. Сержант Линч с гримасой недовольства на кукольном личике, оставил Харпера в покое и зычно приказал:
— Грязь! Снять подворотнички!
Приказ выполнили охотно. Было невыразимым блаженством избавиться от твёрдых, надоевших до чёртиков кожаных ошейников. Подворотнички передали правофланговому, и тот вручил их капралу.
Сержант Линч с отвращением объявил:
— Грязь! Сегодня будете работать. Копать. Смотрите у меня! Кто вздумает отлынивать, очень об этом пожалеет! Ясно?
Муштра, при которой малейший промах рекрута бросался в глаза и немедленно наказывался, нравилась сержанту гораздо больше нудных обязанностей надсмотрщика при землекопах.
— Налево! Шагом марш!
Им выдали грабли, ломы и лопаты. Шарп предположил, что их пошлют рыть дренажные рвы, но сержант Линч повёл рекрутов по насыпной дороге к мосту.
Сержант и оба капрала были вооружены мушкетами. Если рассматривать Фаулнис, как тюрьму, а не как обычный учебный лагерь, мера вполне оправданная. Заключённых, выводимых на работы вне узилища, надо стеречь. И выход из тюрьмы тоже, думал Шарп, дивясь усиленной охране деревянного моста. Там несли стражу полтора десятка солдат под началом (судя по привязанной у караулки лошади) офицера.
Сержант Линч вёл взвод тем же путём, которым новобранцы добирались в Фаулнис, проплюхали через брод и свернули вправо, на узкую тропку к дому сэра Генри Симмерсона, единственного человека в этой части Эссекса, который мог опознать Шарпа. Стрелку было не по себе, ибо каждый шаг к украшенной флюгером-Орлом усадьбе увеличивал опасность разоблачения.
Крашеные рамы дома слепили белизной. Идущая перед зданием терраса отлого спускалась к просторной стриженой лужайке, обрывистый край которой был укреплён от осыпания кирпичной стеной. У подножия кладки вяло струил свои воды заросший камышом и илом ручей.
Сержант Линч остановился у края тростниковых зарослей:
— Значит, так, грязь!
Сержант не орал, как обычно; говорил спокойно, видимо, боясь потревожить благородных обитателей усадьбы.
— Ваша задача — прочистить ручей. Оттуда… — он указал на угол опорной стенки, — …и до вешки.
Палкой сержант ткнул в сторону шеста, торчащего метрах в двухстах по течению.
— Во время работы не вякать. Капрал Мейсон!
— Да, сержант?
— Возьмёте вторые номера и начнёте от вешки.
— Так точно.
Шарп и Харпер в строю стояли рядом, а потому имели разные номера и попали в разные партии. Шарп оказался у Мейсона, Харпер — у второго капрала, так как Линч, не желая пачкаться, остался на сухом бережке.
Труд был грязным и неблагодарным. Первым делом требовалось вырвать траву, пустившую длинные, переплетённые друг с другом корни в слежавшийся пополам с илом грунт. Затем счастливые обладатели ломов и лопат взрыхляли землю и расширяли русло, стоя по колено в мгновенно заполняющей полости воде. Шарп быстро вспотел, но работалось, как ни странно, бездумно и в охотку.
Зачем сэру Генри понадобилось расчищать заиленный ручей, объяснялось просто: посередине стены, подпирающей край лужайки, зияла арка входа в лодочный сарай. Арку перекрывала ржавая решётка, запертая на висячий замок. Внутри виднелись три полузатопленные плоскодонки и каменная лестница в сад.
— Эй, грязь! — окликнул Шарпа Линч, — Как тебя? Э-э… Вон!
— Сержант?
— Иди к решётке.
Мысль о том, что в чём-то провинился, Шарп отмёл сразу и, теряясь в догадках, побрёл к железным прутьям. По лестнице кто-то спускался. Чёрт, неужели Симмерсон? Нет, это был слуга. Он с усилием отпер закисший замок и толкнул скрипучие ячеистые створки наружу.
Брезгливо поджав губы, лакей поманил Шарпа:
— Здесь надо вычистить дно. Должно быть достаточно глубоко, чтобы лодки плавали. Понимаешь, нет?
Слуга говорил свысока, будто Шарп был животным или дикарём.
— Я понимаю.
Сержант Линч прислал в помощь Шарпу Мариотта. Начали они с того, что подняли плоскодонки и перетянули их на берег ручья. Потом выгребли накопившийся мусор: лески, палки, тряпки, поломанные вёсла и лишь тогда принялись черпать вонючую жижу со дна.
Мариотт трудился, как пчела, разве что не жужжал, и Шарп похлопал его по плечу:
— Не рви жилы.
— То есть?
— Нас не видят ни сержант, ни капралы. Передохни.
Будучи майором, Шарп заставлял надрываться других, а вернувшись в шкуру рядового, обнаружил, что старые привычки никуда не делись, и умение увиливать от работы всё ещё при нём.
Мариотт лопату не бросил, но стал орудовать ею медленно-медленно. Такими темпами на очистку сарая потребовалась бы неделя, а то и две. Шарп одобрил. Сержант их не видел, а ближайшего капрала больше заботила чистота униформы, чем усердие парочки рекрутов в сарае.
— Они не вправе привлекать нас к такому труду. — сказал Мариотт.
— Лучше, чем муштра. — заметил Шарп, примостившись на кирпичном причале и прикидывая: не вздремнуть ли?
— Это работа золотарей, а не солдат. [8]
— Солдаты и есть золотари. — зевнул Шарп, — Политиканы гадят, мы убираем. В мирное время от нас воротят носы, но стоит надушенным лордам обделаться, кого зовут разгребать кучи? Нас.
Уже договаривая, Шарп пожалел, что высказался. Очень уж выбивалась его глубокомысленная тирада из рамок поддерживаемого стрелком образа ветерана, предпочитающего подчиняться, а не рассуждать.
Мариотт поднял брови и покровительственно произнёс:
— А ты умнее, чем думаешь. — воровато оглянувшись по сторонам, грамотей вполголоса продолжил, — Я решил всё же сбежать. Мне надо домой. Я письмо получил.
— Письмо? — озадаченно повторил за ним Шарп.
— Ну да, письмо.
— Письмо в Фаулнис?
— Нет, конечно. В Челмсфорд, а оттуда его переслали сюда. Нам же сразу сказали: давать адрес в Челмсфорде. — объяснил Мариотт недовольной скороговоркой. Ему явно не терпелось хоть с кем-нибудь поделиться распирающими его новостями.
— Письмо от моей возлюбленной. — глаза Мариотта лихорадочно блестели.
— И? — Шарп слушал вполуха. Сверху, из сада, доносился смутно знакомый шум.
— Она пишет, что совершила ошибку. Просит меня вернуться!
— Слушай, парень, — повернуться к нему Шарп, уловив отчаяние в его голосе, — Ты в армии. Смоешься — поймают и выпорют. Порку ты не переживёшь, поверь мне. Плюнь на девчонку. Мозги у тебя на месте, через год будешь щеголять шевронами сержанта!
— Я не создан для армейской службы!
Шарп хмыкнул:
— Поздно же ты сообразил.
Стрелок опять прислушался к гомону в саду. Ухо различило строевые команды, уместные на плаце, но в саду тихой усадьбы? Что там, чёрт возьми, происходит?
— Выглянь-ка, где капрал?
Мариотт пошлёпал по воде:
— В двадцати шагах.
— Присмотри за ним.
Осторожно, будто наверху его поджидал пикет французов, Шарп ступил на лестницу. От Линча его скрывала арка и мрак лодочного сарая, на верхней же площадке спрятаться было негде. Шарпа могли заметить из сада, а одинокий каменный горшок с геранью едва ли послужил бы укрытием.
Впрочем, необходимости выбираться на площадку не было. Высунувшись на десяток сантиметров над верхней ступенькой, он видел всё, что хотел.
На северном конце лужайки маршировали две роты, одетые в робы, но с ружьями, снаряжёнными штыками. Команды им отдавал старшина Брайтвел. Брайтвел, широкоплечий, похожий на быка детина никогда не утруждал себя вознёй с новичками, занимаясь теми ротами, что были близки к окончанию обучения.
Как, например, две роты, что вытаптывали траву в саду Симмерсона на потеху группе офицеров, за стульями которых виднелась редкая цепочка сержантов.
Брайтвел приказал проделать несколько артикулов с мушкетами, и зрители восхищённо захлопали. Слуга принёс на серебряном подносе напитки.
Брайтвел скомандовал: «Смирно!» Наступила тишина.
Офицеры встали. К ним подошёл подполковник Гирдвуд в сопровождении хозяина дома. Сэр Генри Симмерсон был в своём старом мундире Южно-Эссекского полка. То, что Симмерсон и Гирдвуд спелись, Шарпа нисколько не удивило. Гости направились к рекрутам, и парочка последовала за ними.
— Что это они делают? — прошептал Мариотт.
— Заткнись.
Старшина Брайтвел вызвал из строя шесть новобранцев, наугад указанных офицерами, и поставил их лицом на север. Каждому он вручил по паре зарядов. Высказывая завидную сноровку, рекруты произвели два жидких залпа по пустынным болотам. Ветер подхватил ватные комочки дыма. Двое гостей, возбуждённо переговариваясь, вернулись в дом, и Шарп обратил внимание на жёлто-коричневую отделку их мундиров. В Южно-Эссекском эти двое не служили.
Ещё два офицера отделились от остальных. У одного лацканы были белыми, у другого — зелёными. Шарпа озарило. Он вдруг понял, зачем офицеры других полков могли съехаться в это уединённое местечко. Шарп скользнул по ступеням вниз, досадуя, что не догадался раньше, и одновременно поневоле восхищаясь простотой и наглостью махинации. Сэр Генри Симмерсон и подполковник Гирдвуд были аферистами, чёртовыми аферистами, и Шарп голову дал бы на отсечение, что лорд Феннер их прикрывал.
Афера старая, как сама английская армия, где нехватка рекрутов ощущалась всегда. Как помнилось Шарпу, в 1812 году война и болезни унесли жизни двадцати пяти тысяч нижних чинов, а нанять удалось только четыре с лишним тысячи. В привилегированные полки, вроде стрелков, вербовались охотно, в отличие от обычных пехотных, куда заманить людей не получалось ни за какие коврижки. Служилось в них несладко, будь то в Испании или Америке, а ведь существовали ещё гарнизоны в гиблых дырах на востоке и островах Лихорадки. Неукомплектованность личным составом всегда была вопросом открытым, и всегда находились махинаторы, готовые дать на этот вопрос ответ.
Симмерсон и Гирдвуд, используя славу, что стяжал в Испании первый батальон Южно-Эссекского полка, как приманку, вербовали и тренировали рекрутов под вывеской второго батальона, но, вместо того, чтобы посылать на передовую, мошенники продавали их скопом другим полкам. Шарп застал момент показа «товара» лицом, и теперь, вероятно, в гостиной сэра Генри покупатели выкладывали денежки. Всего четыре года назад обученный новобранец стоил двадцать пять фунтов стерлингов, но с тех пор цена удвоилась.
На лужайке находилось примерно две сотни солдат. По пятьдесят фунтов за голову, итого — десять тысяч. На половину этой суммы можно было безбедно прожить до глубокой старости. Впрочем, почему же пятьдесят? С учётом присваиваемого жалованья и прочих доходных приятностей лагеря Фаулнис каждый рекрут приносил ворам минимум семьдесят фунтов стерлингов.
Армия иногда официально подряжала предприимчивых дельцов нанимать новобранцев, но превращать в такого подрядчика существующий полк?! Это было умно, незаконно, выгодно, и это обрекало Южно-Эссекский на гибель. Шарп ликовал. Он разгадал ребус! Он раскрыл тайну исчезновения второго батальона!
Яростное тявканье заставило стрелка вздрогнуть. Крохотная белая собачонка лаяла на него с верхней ступеньки.
— Пошёл вон! — сквозь зубы рявкнул Шарп, — Пошёл!
— Раскал! — позвал нежный девичий голосок, — Ко мне, мальчик!
Шарп попятился в сарай, но опоздал. Тонкая тень пала на камни и девушка успокаивающе произнесла:
— Не бойтесь, он не причинит вам вреда. — она засмеялась, будто десяток серебряных колокольчиков зазвенели разом.
Шарп знал, что ему нельзя на неё смотреть. Не поднимая головы, он бормотал что-то маловразумительно-покорное, отступая в спасительный полумрак.
И всё-таки не удержался. Ведь это была она, та, которую он видел один раз, в тёмной часовне, и не мог забыть.
Шарп вскинул голову, торопливо оправдываясь про себя: она же его не узнает? Мимолётная встреча в полумраке много лет назад? Конечно, не узнает.
Она взяла недовольно рычащего пёсика на руки и улыбнулась:
— Раскал — трусишка, он только против подполковника Гирдвуда страшный зверь, да, Раскал?
Джейн Гиббонс бросила любопытный взгляд на перемазанного грязью солдата и… узнала его. Как? Об этом ведал только Господь. Губы Джейн приоткрылись, очи распахнулись, а Шарп глядел на неё и не мог оторваться.
Память подвела его. Образ, запечатлённый в его уме, рисовал куклу, картинку, прекрасную, но неодушевлённую. Над ними же стояла живая, из плоти и крови, красавица: строгие линии рта и скул, смягчённые тенью соломенной шляпки, шелковистая белая кожа, золотистые кудряшки. Она была сестрой одного врага Шарпа и племянницей другого. Джейн Гиббонс.
Они смотрели друг на друга. Он — с восторгом, она — поражённо. Губы её зашевелились, и стрелок испугался, что она позовёт на помощь. Вместо этого она села на ступеньку и несмело спросила:
— Это вы? Вы?
Признаться? А не выдаст ли она его? Отпереться — значит, лишиться возможности перекинуться с ней словечком. Шарп молчал, любуясь ею.
Она опасливо оглянулась и повторила вопрос:
— Так это вы? — в глазах её плясали весёлые чёртики.
— Я.
— А дядя сказал, что вы умерли.
Она опять оглянулась, и у Шарпа внезапно потеплело на душе: она страшилась своего дядю так же, как и стрелок.
— Что вы делаете здесь? — интонация была удивлённая, но помимо изумления Шарп различил толику радости. Ей тоже была приятна их встреча.
Брайтвел рявкнул, казалось, над самым ухом:
— Роты! Ряды вздвой! Шагом марш!
Шарп машинально отпрянул в сарай. Джейн, к его изумлению, подобрала юбки и, прижимая к себе Раскала, быстро сбежала по ступенькам к Шарпу:
— И всё же, каким ветром вас занесло сюда?
При виде Джейн у Мариотта отвалилась челюсть:
— Э-э… Дик?
— Сгинь! — прошипел стрелок, — Иди вход чисть! Сгинь, кому сказал!
Мариотт пожал плечами и скрылся в полумраке. Джейн нервно засмеялась:
— Глазам своим не верю. Это вы? Зачем вы здесь?
— Искал второй батальон. — он замялся, соображая, как объяснить всё в двух словах, но она поняла и так:
— Они его спрятали, чтобы устроить аукцион, продавая по частям.
— Аукцион? — поперхнулся Шарп. Совести у Симмерсона было явно меньше, чем корысти, — Этим они и заняты сейчас?
— Да. Дядя уверил меня, что всё законно, однако мне почему-то кажется, что нет. Нет?
— Нет. — ухмыльнулся Шарп.
— Дядя сказал, что вас убили в Лондоне.
— Пытались.
Она вздрогнула:
— Но вы всё ещё офицер?
Заляпанный грязью, он сейчас мало походил на офицера:
— Майор.
Джейн закусила губу, улыбнулась и бросила быстрый взгляд наверх лестницы, как если бы там мог появиться её дядя. Раскал завозился, и она притиснула пса к себе:
— О вас писали в «Таймс». После Саламанки. Упоминали какого-то… — она наморщила лоб.
— Гарсия Эрнандес? — подсказал Шарп.
— Наверно. Назвали вас героем.
— Да нет, просто лошадь понесла, а я имел несчастье находится на ней.
Она засмеялась. Повисла неловкая пауза. Шарп рассердился. Он так часто мечтал встретить её опять, говорить с ней, и что же? Встретил, а в голову, как назло, ничего путного не лезет:
— Я… — сказал он, но одновременно Джейн начала: «Они же…»
Оба умолкли и смущённо заулыбались.
— Вы что-то хотели спросить?
— Они же могут попытаться убить вас снова?
— Если узнают, что я в Фаулнисе. Пока не узнали. Я назвался Диком Воном.
— Что будете делать?
— Надо уходить. Я тут с другом, сержантом Харпером. Такой дюжий парень?
Она кивнула. Задумалась:
— Когда?
— Сегодня ночью.
Всё, что хотел, он выяснил. Рядовой Дик вон свою задачу выполнил, настал черёд майора Ричарда Шарпа.
Джейн зашептала, волнуясь:
— Лагерь охраняют. Патрули ополченцев рыскают до самого Викфорда. Местные жители тоже не прочь поймать беглеца. Им платят за каждого.
Она покусала губу:
— Вам лучше взять одну из наших лодок и переплыть реку. Северный берег не стерегут.
Шарп цвёл. Она его не выдала. Наоборот, она близко к сердцу приняла его невзгоды и готова была помочь!
— Нам бы еды. И денег.
— Две гинеи хватит?
— Более чем. В лодочном сарае? Как стемнеет?
Она кивнула, и очи её озорно сверкнули:
— Обещаете прекратить эти постыдные аукционы?
— С вашей помощью. — их головы почти соприкасались. Шарп чувствовал запах её духов и пьянел без вина.
Она покраснела:
— Я хотела бы…
Закончить фразу ей не удалось.
— Джейн! — с лужайки раздался сварливый голос, отравивший Шарпу лето перед Талаверой, — Где ты запропастилась, деточка? Джейн!
Перед Шарпом будто въяве встал Симмерсон: жирный, пыхтящий, с багровым одутловатым лицом.
— Джейн!
Спугнутой птицей девушка вспорхнула в сад:
— Я гналась за Раскалом, дядя. Он, проказник, опять улизнул из дома!
— Приглядывай за ним, сколько можно повторять! Подполковнику Гирдвуду собаки не по душе! Поторопись, деточка!
— Бегу, дядя.
На верхней ступеньке она быстро обернулась и подарила Шарпу извиняющийся взгляд. Стрелок же был готов пуститься в пляс. Хотелось кричать и петь от счастья! Джейн помнила его! А он… Даже женившись, Шарп порой выуживал из глубин сознания её светлый образ, теша себя мыслью, что в тёмной церквушке мог понравиться ей. Насколько стрелку было известно, родители Джейн умерли, а воспитывавшие девушку дядя с тётей не стали бы тянуть с её замужеством.
Однако сегодня Шарп увидел, что на её пальце нет кольца. Мало того, он мог поклясться, что очи Джейн вспыхнули, когда она рассмотрела, что на Шарпе тоже нет золотого ободка.
Любовь и счастье переполняли Шарпа. Он подхватил заступ и чуть ли не вприпрыжку вбежал в лодочный сарай.
Там счастье схлынуло с него, как вода с промасленного патронного картуза. Жиль Мариотт, которому Шарп приказал сгинуть, буквально выполнил слова стрелка.
Жиль Мариотт сгинул. Сбежал.
Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 469 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 |
|