АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Эпилог. Франция, ноябрь 1813

Рассвет явил заиндевелые гряды скал, перечёркнутые тёмными впадинами долин. Дым, мешаясь с утренним туманом, расползался по склонам, отмечая костры, на которых кипятилась вода для чая и чистки мушкетов. Солдаты, потирая руки в перчатках и перетопывая от хватающего за ноги морозца, поглядывали на север, где в утёсах засел противник.

Старшина Харпер ухмыльнулся:

— Что, Чарли, разочарован? Думал, у них рога и хвосты с кисточками?

Рядовой Чарли Веллер, определённый в Лёгкую роту д’Алембора, робея, рассматривал группу военных примерно в километре от той точки, где он стоял, таскающих вёдрами воду к позициям на вершине холма.

— Они — французы?

— В точку, Чарли. Французы, «шаромыжники» [15], «лягушатники». Как хочешь, так поганцев и называй. Люди как люди.

— Люди как люди. — повторил Веллер.

В английской глубинке, где он рос, французов считали дьяволами, обезьянами, но уж никак не людьми.

— Как мы. — Харпер отхлебнул чаю и добавил рассудительно, — С мушкетами управляются чуток помедленнее, да лопочут абракадабру, вот и вся разница… Чёрт, холодно!

Ноябрь. Горы. Собственный принца Уэльского Добровольческий брёл высокими перевалами, затянутыми туманом, мимо замшелых обрывов, по которым вяло сбегала вода, мимо редких долин и глубоких ущелий.

Лишь орлы да горные козы жили здесь, да по ночам давали о себе знать воем волки. Время от времени грохотали грозы, пугая молниями и промачивая до нитки.

Где-то в этом краю туманов, дождей и пробирающего до костей холода полк перешёл границу с Францией. Только что волоклись по Испании, и вдруг, бац, кого-то осенило, и он не замедлил оповестить остальных: должно быть, они уже во Франции! Пробежавший по рядам шепоток не вызвал бурных эмоций. Ради того, чтобы пересечь этот незримый кордон, армия сражалась с 1793 года, но радоваться сил не было. Слишком пропитались водой форма и обувь, слишком натёрли кожу плеч лямки ранцев, и сержанты прожужжали уши, что распнут любого, кто даст отсыреть пороху.

— Послушай моего совета, Чарли. — Харпер вытряхнул заварку из кружки, — Разживись французским ранцем. Крепче и удобнее наших.

Ветеранов легко было отличить от новичков не только по форме, заплатанной бурой испанской дерюгой, но и по трофейным ранцам. Веллер кивнул. Его красный мундир, такой яркий в Челмсфорде, быстро поблёк. Дешёвая краска смылась дождями, зато верх серых брюк приобрёл легкомысленный розовый оттенок.

— Будем сегодня драться?

— Затем и пришли. — Харпер рассматривал удерживаемые французами холмы. Британцы заняли более возвышенную позицию, однако между ними и равнинами Франции лежала последняя укоренённая в скалах линия вражеской обороны. Веллингтон, чья армия вот уже неделю упорно гнала французов по горам, твёрдо намеревался выбраться из этих бесплодных утёсов до первого снега. Зимовать здесь значило обречь армию на смерть. Если последняя оборонительная линия французов не будет взята, англичанам придётся откатываться обратно в Испанию.

Старшина повернулся:

— Рядовой Клейтон!

— Сержант?

— Малец на тебе. — ирландец положил Чарли на плечо тяжёлую руку, — Гляди, чтоб он не ушустрил нарваться на пулю в первом же бою. А ты, Чарли, держи свою гавкучую страхолюдину подальше от португальцев. Схарчат за милую душу.

Веллер, сойдя на испанский берег в начале октября, сразу же обзавёлся псом, — дворнягой кошмарного вида без одного уха и половины хвоста, отхваченных в драках. Воинственная внешность никак не вязалась с трусоватым нравом. Впрочем, за хозяином он был готов в огонь и воду, равно, как и Чарли за него. Веллер недолго кликал пустобрёха «Пуговкой». За малодушие и уродливость Лёгкая рота нарекла пса «Бонапартом» или, короче, «Бони». Кличка прижилась.

Майор Ричард Шарп против пса не возражал, и даже высказался как-то в духе: мол, собака — лучший друг солдата. Его неосторожное изречение привело к тому, что Собственный принца Уэльского Добровольческий стал походить на псарню, приручив каждую беспородную псину в окрестностях Пасахеса.

Генерал-майор Нэн встретил Шарпа сердечно. В течение трёх недель, данных полку на то, чтобы вновь прибывшие влились в ряды и переняли у ветеранов простейшие навыки выживания в бою, Нэн часто приезжал поужинать с Шарпом и послушать его рассказы о старушке Англии. С Гирдвудом Нэн столкнулся лишь раз:

— Он — помешанный, Шарп?

Они сидели в винной лавке, занятой под офицерскую столовую.

— Да нет, сэр.

— Крайне точно вам говорю, помешанный на всю башку! Или в ближайшее время будет. — убеждённо произнёс Нэн, любуясь игрой света в стакане виски.

Шарп привёз два ящика отличного виски из Лондона и преподнёс шотландцу.

— Напомнил мне одного святошу из Керколди. — продолжил Нэн, — Преподобный Роберт МакТигью питался, как зайчик, одними овощами. Верите? Кроме того, он считал, что его жена беременеет от лунного света. Крайне вероятно, так оно и было. Сомневаюсь, что в этой области он хоть сколько-нибудь смыслил, да и с капустки не больно-то разгуляешься. А спиртного избегал, как огня. Дескать, дьявольское зелье.

Генерал покосился на дверь комнаты Гирдвуда. Снизу пробивалась полоска света, но дверь оставалась закрытой все вечера подряд.

— Что он там делает?

— Пишет стихи, сэр.

— Вы шутите? — Нэн допил виски, налил ещё и, посмотрев на Шарпа, констатировал, — Вы не шутите.

— Не шучу, сэр.

Шотландец тряхнул седой шевелюрой:

— Почему бедолага не ушёл на покой?

— Не знаю, сэр.

Шарп и вправду не знал, его ли просьба к Лоуфорду принесла плоды, или Гирдвуд решил проверить себя схваткой с французами.

— Он здесь, сэр. Вот всё, что мне известно.

— Он сидит здесь, а вы хозяйничаете в батальоне, да? — хитро подмигнул Нэн, — Вы — крайне смышлёный плут, мистер Шарп. Предупреждаю, идиллии — штука непрочная. Однажды ваш подполковник рехнётся окончательно, и тогда вновь назначенный командир полка даст вам укорот!

Нэн видел стрелка насквозь. Гирдвуд устраивал майора именно потому, что не лез в руководство полком. Нельзя сказать, что Гирдвуд не пытался. На первом построении полка, пополненного рекрутами из Фаулниса, перед складами Пасахеса, подполковник Гирдвуд прилюдно сделал выговор майору Шарпу. Это была попытка самоутвердиться в батальоне; попытка, которую подполковник в личной беседе со стрелком незадолго до построения пышно назвал: «… стремлением забыть былые разногласия и начать с нового листа…»

Построение было мероприятием официальным. Роты вытянулись в линию, с капитанами впереди и сержантами сзади. Подполковник Гирдвуд важно восседал на коне перед развёрнутыми на фланге знамёнами, Шарп находился в нескольких шагах за спиной знаменщиков, там, где и положено находиться в таких случаях старшему из майоров.

— Майор Шарп! — обозрев вверенное ему воинство, обратился к стрелку Гирдвуд поверх киверов знамённой группы.

— Сэр!

— Увеличьте расстояние меж вами и полком до уставного.

Согласно уставу Шарп должен был находиться не в четырёх шагах, как это было сейчас, а в шести.

Каждый из стоящих, от зелёного новичка до умудрённого ветерана, понимал, что происходит. Подполковник пробовал Шарпа на прочность. Решалось, кто в батальоне хозяин. Уступи Шарп законному требованию Гирдвуда, и это будет равносильно формальному признанию собственного подчинённого положения и главенства подполковника. Гирдвуд повысил голос:

— Будьте любезны, майор!

— Есть, сэр! — послушно ответил майор Шарп и, набрав в лёгкие воздуха, гаркнул:

— Батальон! Слушай мою команду! Два шага вперёд! Марш!

С того дня (который в полку вспоминать любили) Гирдвуд притих. Он молча председательствовал за столом в офицерской гостиной, соглашался с почтительными советами майора Шарпа на построениях, но все в полку знали, кто в действительности командует Собственным принца Уэльского Добровольческим.

Генерал-майор Нэн, навестив полк перед выступлением к границе с Францией, покосился на затворенную дверь и спросил:

— А не жёстко ли вы с ним, Шарп?

— Жёстко, сэр. — подтвердил Шарп, — В Фаулнисе он солдат называл грязью и не церемонился с ними. Дезертиров кончали без суда и следствия, одного у меня на глазах, а, судя по ведомостям, их погибло не меньше дюжины. Он развлекался, охотясь на провинившихся рекрутов, словно на крыс, и присваивал солдатское жалованье.

Шарп замолк, устыдясь собственной запальчивости, и продолжил спокойнее:

— Я сам не ангел, сэр. Я убивал и грабил; но то были враги. Я не унижал и не обкрадывал своих солдат. И потом, сэр, подполковник желал сражений с победами. В них у него недостатка не будет.

— То есть?

— Сражения ему обеспечат французы, а, так как полком буду распоряжаться я, а не он, значит, и за победами дело не станет.

— Вы крайне скромны, майор Шарп. — хохотнул генерал, — От души надеюсь, что в вашем полку больше нет никого, к кому вы питали бы схожие дружеские чувства.

Шарп подумал о сержанте Линче, ухмыльнулся и соврал:

— Нет, сэр.

Грея ладони о кружку с горячим чаем, Харпер окинул взглядом укрепления французов и поделился:

— Выглядят в точности, как Испания.

Шарп выставил осколок зеркальца над миской воды, провёл туда-сюда бритвой по голенищу сапога, доводя:

— В испанской части траншей нет.

То, что стрелок высмотрел в подзорную трубу, оптимизма не внушало. Противник превратил кряж в неприступную крепость. Мелкие форты, соединённые между собой окопами, каменными заграждениями, а в глубине обороны, на высотке, опоясанной стенами, — главное укрепление. Пушки наступающим на таком ландшафте просто негде ставить, следовательно, вся тяжесть штурма ляжет на плечи пехоты. Атака вверх по склонам против врага, защищающего родину.

Поставленная полку задача (согласно приказам, отданным Гирдвуду и полученным Шарпом) заключалась в следующем: идя за двумя другими батальонами, что должны взять внешние укрепления, Собственный принца Уэльского Добровольческий продвигается вглубь обороны и захватывает форт на высоте. Такие же укреплённые узлы справа и слева одновременно будут штурмовать иные полки, и, в идеале, к сумеркам всё будет кончено. Путь во Францию, с её полными амбарами и зимними пастбищами будет свободен, к радости и облегчению Веллингтона.

Вода давно остыла, и бритва больно скребла кожу.

— Я дам тебе взвод, Патрик.

— Взвод, сэр?

Полоща лезвие в мутной мыльной жиже, которой до него воспользовались девять других офицеров, Шарп объяснил:

— Наступать в обычных плотных порядках мы не можем, скал многовато. Разделимся на две колонны, впереди которых пойдут Лёгкая и Гренадёрская роты. Тебе я дам взвод и особые полномочия. Пойдёшь между колоннами, увидишь, что одной из них приходится несладко, поддержишь с фланга. Моих подсказок не жди, действуй на своё усмотрение.

— Есть, сэр. — довольно кивнул старшина. Действовать самостоятельно — это было по нему, — Могу я сам подобрать себе ребят, сэр?

— А я уже подобрал. — Шарп вытер лицо офицерским кушаком, — О’Грэди, Кэллехэр, Рурк, Кэллаган, Джойс, Донелл, братья Пирсы, О’Тул, Фитцпатрик и Хэллоран.

Майор ухмыльнулся:

— К таким молодцам тебе и сержант нужен соответствующий.

— Прямо не знаю, сэр, кого и взять. — невинно похлопал ресницами ирландец.

— Ну-у, — протянул Шарп, застёгивая куртку, — Может, Линча?

— Думаю, ребята будут счастливы, сэр.

— Спаси, Господи, Ирландию. — сказал Шарп, неуклюже копируя донегольский выговор Харпера, — Не возражаешь, я допью твой чай?

— Да ради Бога, сэр. — широко улыбнулся ирландец, — Господи, до чего ж хорошо вернуться назад!

В восемь батальон начал спуск в долину, разделявшую две скальные гряды. Узость протоптанных козами троп вынуждала солдат идти гуськом, один за другим. Слуги вели в поводу лошадей хозяев-офицеров. Была там и кобыла Шарпа.

Эту резвую семилетку он купил в Англии вместо жеребчика, на котором проделал путь от Фаулниса до Лондона. Джейн нарекла кобылу «Сикораксой» [16]

— Я это даже не выговорю. — хмыкнул Шарп.

— Ты, конечно, предпочёл бы что-то вроде «Фло» или «Пегготи», — Джейн нежно почухала кобыле нос, — Но она — Сикоракса.

— Что за Сикоракса такая?

— Сикоракса была хитрющей ведьмой, породившей Калибана. Зато у неё красивое имя, которое отлично подходит для твоей лошади. — она засмеялась, — Нет, правда, Ричард, имя звучное.

Так «Сикоракса» и стала кличкой его умной, смирной кобылы, купленной на золото от продажи драгоценностей.

Деньги от Мэри Джойс продолжали поступать на счёт в конторе Хопкинсонов под четыре процента годовых. Кое-что из украшений Шарп продавать раздумал. Джейн обзавелась колье, серьгами и браслетами, некогда принадлежавшими королеве Испании. Ещё одно ожерелье, изысканное золотое кружево с жемчужинами и бриллиантами, Шарп тщательно упаковал и отправил со специальным гонцом по некому лондонскому адресу.

Ответ пришёл за день до отплытия батальона из Портсмута: «Дорогой майор Шарп, как принять мне такой щедрый дар? Разумеется, с бесконечной признательностью вам и благодарностью Провидению, за то, что в нашем мире не перевелись ещё рыцари. Будьте счастливы. Ваш преданный друг, и не только… Анна, графиня Камойнс.».. Имелся постскриптум: «Возможно, из газет вам уже известно, что лорд Феннер вынужден был уйти в отставку из-за пошатнувшегося (по неизвестным, разумеется, причинам) материального положения.».

Батальон строился на дне долины. Сверху доносилась пальба, приглушённая расстоянием. Там проламывалась внешняя линия вражеской обороны. Шарп приказал развернуть знамёна, изорванные пулями и прокопчённые дымом сражений стяги первого батальона. К полковой бляхе с орлом в цепях на кивере каждого солдата и офицера полка добавились три белых пера, но нашить их на флаги не успели. Ветер, снося вниз пороховую гарь, трепал шёлковые полотнища и теребил кисточки. Подала голос артиллерия. Не британская. Французские горные пушки, стерегущие форты. Новички нервно поглядывали наверх, ветераны ждали. Подполковнику Гирдвуду, столько раз в мечтах представлявшему себе этот миг, миг начала настоящей битвы, звуки боя казались невразумительным набором шумов. Гирдвуд тоже ждал.

Кони остались в долине со слугами. Шарп, уже не советуясь напоказ с Гирдвудом, открыто раздавал приказы. Батальон наступает двумя колоннами. Правую возглавляет Гренадёрская рота, левую — Лёгкая. Харпер с ирландцами идёт в центре, впереди Шарпа и знаменосцев.

— Никакого идиотизма! Мы не на плаце, и рядов вы удержать не сможете. Просто вперёд! Приказы приказами, но, если их нет, наступайте! Не ошибётесь! Наступайте. — Шарп разжёвывал так подробно для новичков: Смита, Карлайна и прочих, — Ни в коем случае не дайте вашим людям залечь. Залегли — скисли, вы их потом из укрытий не выковыряете. Так что бейте, пинайте, но гоните вперёд.

Шарп вкратце описал то, что смог разглядеть в подзорную трубу — кошмар, самой природой созданной для обороны и доведённой человеком до совершенства:

— Натиск — залог победы. Не возьмём сходу — не возьмём вообще. Людей предупредите, пусть ведут огонь, не дожидаясь приказа. Всё равно главное решится штыками. — при упоминании штыков капитан Смит шумно сглотнул, — Напор, напор и ещё раз напор! Скажите солдатам, что французы напуганы больше нас.

— Если так, сэр, они боятся до чёртиков! — заметил Прайс, вызвав улыбки офицеров.

— Так и есть. — подтвердил Шарп с усмешкой, — Ведь им выпало помериться силами не с кем-нибудь, а с нами!

Шарп верил в свои слова. Они будут драться, как черти. И д’Алембор с Прайсом, знающие, почём фунт лиха. И Карлайн со Смитом, мечтающие зачеркнуть подпачканное прошлое. Будут драться и победят.

Два часа потребовалось, чтоб взобраться по склону и догнать атакующие батальоны. Чарли Веллер, бредущий в задних рядах Лёгкой роты, увидел первых мёртвых врагов. Убитый француз распластался на камнях. Лужа крови под ним замёрзла. Борода второго покойника была седой от инея. Далее лежали британцы. Одному ядро вырвало руку, другому — размотало сизые внутренности. Хуже мёртвых были раненые. Смутившись, Чарли отвернулся от надрывно воющего француза с выбитыми глазами, но наткнулся взором на бедолагу, живот которого был вспорот штыком. Солдат-британец вливал умирающему в рот вино.

Английский сержант весело щерился, хотя из его растрощенного бедра, перетянутого в паху ремнём, продолжала течь кровь, пятная торчащий обломок кости:

— Задай им, парень!

Чарли затошнило. Юноша остановился, глубоко вдохнул и побежал догонять роту, стараясь думать о чём-то нейтральном, например, о необходимости вынимать шомпол из ствола перед выстрелом, чтоб не стать предметом насмешек. Пушки гремели всё ближе.

Подполковник Гирдвуд шагал рядом с Шарпом. Усы он больше не смолил, кончики их поникли, и даже форма сидела на нём, как с чужого плеча. Чёрные буркалы настороженно рыскали по сторонам. В Ирландии он привык к убитым. Впрочем, там не было пушек, и жертв артиллерии подполковник видел впервые. Они выглядели… неряшливо, что ли. Словно пьяный вдрызг мясник поработал. Подполковник брезгливо поджимал губы, а когда одна из собак перебежала ему дорогу, вздрогнул.

Солнце то выглядывало, то вновь пряталось за тучи. Пушечный дым, опускался на батальон, забивая нос и глотку кислой пороховой вонью. Где-то душераздирающе кричал раненый.

Подполковник нахмурился. Смысл происходящего от него ускользал. Где вражеские позиции? Как далеко продвинулись атаковавшие первыми батальоны? Вдали справа торчало затянутое дымом главное укрепление, однако подступы к нему мешала разглядеть скальная гряда. В разрыве дымной пелены мелькнули красные мундиры. Они наступали не стройными рядами, как должно, а возмутительной гурьбой. На миг подполковнику почудился воинственный клич. Впереди трусил сержант Линч. Страха он не выказывал, и подполковник вдруг остро позавидовал его храбрости.

Завидовал Гирдвуд зря. Линч боялся. Он чуял, что его неспроста прикомандировали к соотечественникам, и оттого, что не мог понять зачем, ему становилось ещё страшнее. Ирландский акцент, столько лет загоняемый вглубь, не помогал. Земляки не скрывали презрения к Линчу.

Сержант знал, что в английской армии полно ирландцев; забитых крестьян, как он полагал. Пушечное мясо, годное лишь умирать во славу британской короны. У этих же была гордость. Они не сомневались, что майор Шарп собрал их вместе, потому что хотел иметь лучших, а кто лучше ирландцев? Они хулили английского короля, плевали на кумиров Линча — офицеров и шли в бой под чужим флагом с яростью, которой Линч в земляках даже заподозрить не мог.

— Кумекаешь, почему Господь сотворил Ирландию такой крохотной? — подмигнул сержанту один из них, затачивая штык.

— Почему? — неуверенно спросил Линч.

— Будь Ирландия больше, мы бы завоевали свет и остались одни, — он ногтем попробовал остроту клинка, — Что тогда делать мужчине?

Они переговаривались по-гэльски, смеялись. Линч понимал, что смеются над ним. За смерть Мариотта его до сих пор не наказали, и сержант терзался мрачными предчувствиями.

Д’Алембор вёл левую колонну. Это была его вторая в жизни битва. Правый фланг прикрывали ирландцы Харпера. Лихие ребята, бесспорно, однако никто бы не разубедил капитана в том, что его Лёгкая рота — самая отчаянная в целом мире. Жаль вот, Харпера пришлось отдать. Капитан поднял саблю. В морозном воздухе, пронизываемом ядрами и пулями, узкая полоска металла казалась смешной и беспомощной. Хакфилд, рассудительный уроженец северной Англии, назначенный ротным старшиной, крикнул капитану:

— Майор командует остановку, сэр!

Батальон замер. За спиной Шарпа развевались знамёна. Пусть французы видят, кто пришёл их бить! Стрелок потянул палаш из ножен. Лезвие, заботливо подточенное поутру, тоненько звякнуло.

— Примкнуть штыки!

Сорокасантиметровые лезвия защёлкнулись на стволах. Несколько стрелков из роты д’Алембора примкнули к винтовкам тесаки. Среди зелёных курток был и юный испанец, «Ангел». В батальоне он не числился, но в меткости мог бы посостязаться с Хэгменом и сражался так ожесточённо, что любой из Лёгкой роты побожился бы, что парнишка на свете не заживётся.

Считанные минуты отделяли полк от сумятицы боя. Начальник штаба бригады, взмокший после заполошного бега вгору, принёс Шарпу те немногие новости о сражении, какими обладал, и приказ начинать. Стрелок напряг лёгкие:

— Батальон! Наша цель — форт на высоте!

Задание было ясным, и палаш указал путь:

— Вперёд!

Прибыв в Пасахес, Шарп расформировал четыре фаулнисских роты, влив новичков в существующие подразделения полка, перемешав опытных с необстрелянными. Сознавая, что примерно половина личного состава о войне знает, в лучшем случае, по рассказам, майор предпочёл бы дать им боевое крещение в условиях обороны, когда, перезаряжая мушкет, солдат надёжно укрыт в траншее и не боится шальной пули. Вместо этого Шарпу приходилось бросать их в лоб на штурм укреплённых вражеских позиций, которые даже с фланга не обойдёшь, ибо дно долины было слишком топким, и единственная дорога шла по-над самой грядой и оканчивалась фортом.

Правая колонна, ведомая гренадёрами, нырнула в лабиринт окопов и стен, очищенный от врага первой волной атакующих. Левой укрыться особо было негде, и на неё обрушили огонь французские пушки. Ядра размером с кулак сеяли смерть в рядах красномундирников.

— Сомкнуться! Сомкнуться! — привычно кудахтали сержанты.

Подполковник Гирдвуд не мог оторвать взгляд от четверых солдат, поражённых ядрами. Трое не двигались. Четвёртый, истекая кровью и хрипя, пытался встать и вернуться в строй.

Вспышки мушкетов подсветили дымную полосу, застилавшую каменную стенку впереди. Свинец жужжал над головой Шарпа, дёргал шёлк знамён. Майор одобрительно следил, как д’Алембор обходит стену справа. Ирландский взвод произвёл по её защитникам залп. Крики. Французы заметили манёвр д’Алембора и сочли за благо отступить к следующей преграде на пути атакующих. А таких преград ещё много, подумал Шарп.

— Эй, а где клич, увальни? Ну-ка, дайте лягушатникам понять, что мы уже здесь!

Шарп перевалился через стенку, следуя за ирландцами. Мелкая траншея, укреплённая кладкой, уходила вглубь обороны. На дне умирал француз. Его мундир был расстёгнут: хваты Харпера обыскали беднягу на предмет ценностей. Впереди хлопнул мушкет, кто-то заорал, как резаный. Майор выбрался из траншеи, глядя вправо в поисках восточной колонны.

Знаменосцы остановились за спиной Шарпа. В мушкетной трескотне ухо различило характерный звук винтовочных выстрелов. Лёгкая рота. Пули крошили камни у ног Шарпа, с визгом рикошетили, но он не обращал на них внимания. На правом фланге тоже стояла пальба, которую вдруг перекрыли взрывы гранат.

— Харпер! Вправо! Вправо!

Кто-то передал указание Харперу. Шарп уже мчался по голой скале, высматривая гренадёров. Ветер чуть рассеял пороховой дым, и Шарп, наконец, увидел их, притаившихся в узком желобе.

Две французских роты расстреливали гренадёров со стены вдоль рва и скатывали вниз гранаты. Брызгая искрами с горящих фитилей, заряды прыгали по уступам, рвались в гуще перепуганных красномундирников, заставляя их пятиться.

— Вперёд, шкуры! Вперёд!

Шарп рванулся вперёд сам, во фланг линии французов. Дула мушкетов колыхнулась к стрелку. Он успел подумать, что вот сейчас залп разорвёт его в куски, но слева сверкнули сквозь пороховую гарь штыки, и на французов навалились ребята Харпера.

Линия сломалась. Ирландцы с рычанием работали штыками, кровь пятнала их серые штаны.

— Вперёд! Живо!

Гренадёры лезли на стену. Сержант Линч с чистым лезвием штыка пробежал мимо Шарпа, и майор рявкнул ему догонять земляков.

Прапорщик, нёсший Королевский стяг, был сражён наповал. Знамя подобрал сержант. Люди Харпера перезаряжали оружие, и Шарп подгонял криками гренадёров. Французы отошли глубже. Пока они в смятении, надо дожимать.

— Вперёд! Вперёд!

Теперь Шарп потерял из поля зрения левую колонну, но там, наверняка, происходило то же, что здесь.

— Что молчим, олухи? Глотки от страха поссыхались?

Солдаты ответили кличем. Они мчались рядом с Шарпом, тряся штыками. Ирландцы Харпера прикрыли их залпом по амбразурам. В следующий миг провалы бойниц плюнули дымом более серым, чем от британского пороха, и огнём. Свинцовые шарики хлестнули по красномундирной орде. Боец рядом с Шарпом упал, но стрелок был невредим, ладонь его сжимала рукоять палаша. С рёвом майор перемахнул стену и пустил в ход клинок.

Француз мушкетом парировал удар стрелка. Не очень удачно, лезвие ободрало ему предплечье и разрубило локтевой сустав. Человек завопил. Шарп ринулся дальше, к вызывающе машущему сабелькой офицеру. Тот лопотал что-то своим подчинённым, то ли понуждая контратаковать, то ли, наоборот, командуя отступление. Стрелок, рыча, прыгнул к французику, целясь в грудь. В последний миг он вывернул запястье, погрузив лезвие в живот офицеру, а не в рёбра, где оно могло застрять. Выдёргивая палаш, Шарп свободной рукой отклонил саблю, которой француз ткнул его из последних сил.

Майор перешагнул через поверженного противника и закричал своим поторапливаться. Скорость решала всё. Прорвать оборону, не дав врагу опомниться.

Гренадёры, воспрявшие духом, неслись, воя, как вырвавшиеся из ада демоны. Приступ малодушия прошёл. Перспектива верной смерти, считанные минуты назад сковывавшая их тела животным ужасом, теперь щекотала нервы и горячила кровь. Задымленный воздух гудел от визга пуль и криков. Новички, первый раз победив в себе страх, вырвались вперёд, ветераны не спешили их обгонять.

Шарп устремился влево. Знамённая группа — за ним. Щёлкали винтовочные выстрелы. В разрывах дыма было видно ребят д’Алембора, подбегающих к траншее. Поддержав их атаку, с левого бока по французам ударила третья рота. Хотя в этом и заключалась обязанность вспомогательных рот, Шарп порадовался: из Карлайна выйдет толковый офицер.

Стена за стеной. Защитников хватало, но лобовые удары предварялись обходными атаками, и французы растерянно пятились назад. Скулу Шарпу раскровенило каменное крошево, бедро оцарапал штык, флягу пробила пуля. Всё это он заметит позже. Заметит и похолодеет, осознав, насколько близок был к небытию. Сейчас же правая колонна находилась у подножия высотки, и надо было прорываться наверх, к форту. Бойцы Шарпа сцепились с врагом во рвах и на круговых стенах, движимые боевым безумием, которое заполняет человека целиком, не оставляя места ни милосердию, ни страху.

Кое у кого из дерущихся на правом фланге красномундирников Шарп разглядел белые отвороты. На помощь Собственному принца Уэльского Добровольческому пришли другие полки. Не по приказу, по зову сердца. Так сражаются солдаты Веллингтона. Шарп поймал себя на мысли, что Южно-Эссекский, поставь перед ним кто-нибудь задачу удержать эту высоту, не выдворили бы с неё даже легионы Вельзевула. Лицо стрелка обдало жаром — над плечом пролетело ядро. Французские горные орудия доли залп по штурмующим, загнав Шарпа и знаменосцев в ближайший ров. Гирдвуд исчез.

Подполковник перешагивал через мёртвых и прощающихся с жизнью. Под ноги попался британский штык, почти пополам согнутый сильным выпадом, угодившим в скалу. Всюду была кровь. Пёс лизнул кровь и помчался искать хозяина. Над головой подполковника свистели пули, стрельба была похожа на потрескиванье горящих кустов. Гул пушек устрашал.

Атака захлебнулась. Ходы сообщения, зигзагами идущие сквозь стены к форту на вершине, были перегорожены. Отступившие в форт защитники внешних линий усилили его гарнизон и намеревались стоять до конца. Шарп протолкался по сапе вперёд. Несколько солдат с колен обстреливали барьеры. Чуть дальше лежали несколько трупов. Французы явно держали подходы к орудиям на мушке.

Шарп обернулся. Вопрошающие взгляды солдат скрестились на нём. Лица парней были черны от гари, забрызганы кровью, но ярость ещё бурлила в них. Надо было только придумать, как расправиться с чёртовыми пушками, палящими из форта и превращающими в ад открытое пространство за пределами сап. Майор выбрался на парапет. Высотка со стороны дороги круто уходила вниз. Оттуда обходной манёвр был невозможен. Машинально выискивая глазами вторую колонну, Шарп разозлился на себя, на гаденькую надежду, что кто-то другой придёт и сделает за тебя твою работу.

— Заряжай!

Лязгнули шомполы. Шарп выбросил руку влево:

— Идём поверху! Прямо на лягушатников! Последний рывок, ребята!

Они оскалились. Костяшки пальцев, стискивающие ружья, побелели.

Медлить смысла не было. Минутная заминка — и фантазия начинает расписывать ужасы, ждущие там. И с каждой секундой всё труднее и труднее извлечь себя из укрытия, бросив собственную беззащитную плоть на растерзание металлу и пороху в непроглядном дыму. А насколько непроглядном? Шарп высунулся. Серая дымная завеса плотно окутала вражеские позиции. Французы, должно быть, мало что могли видеть сквозь неё.

— Ну-ка! Дайте ублюдкам вас услышать, парни!

Шарп взревел и запрыгнул на край хода. Несколько секунд он думал, что никто за ним не последует. Всё его существо протестовало, кричало: не выпрямляйся, дурак, не беги, ты же потеряешь жизнь и только что обретённое семейное счастье; ляг, затаись! Но Шарп бежал и орал, глуша в себе страх. И вдруг клич его подхватили, и краем глаза стрелок заметил, что рядом мчатся его бойцы, поднявшие-таки себя в безумную лобовую атаку.

В центре линии Патрик Харпер заметил, что правая колонна с Шарпом впереди рванулась на приступ и тоже мешкать не стал. Из стены напротив выступал здоровенный валун, испещрённый светлыми метками от пуль. В несколько прыжков достигнув камня, Харпер заскочил на него. Несуразная семистволка изрыгнула огонь с дымом, и трёх французов смело со стены. Перехватив оружие, как дубину, Харпер уже крушил врагов по ту сторону, и рядом с ним бились его земляки. Стена была взята. Справа Шарп гнал роты на последний рубеж обороны, туда, откуда вели огонь пушки. Британский капрал с оторванной ядром нижней челюстью скрёб ногтями холодную поверхность скалы. Рядом скулил его пёс, которому пуля прострелила крестец.

Чарли Веллер клял себя последними словами за то, что не может заставить себя встать навстречу смерти и ужасу, а ноги уже несли его вперёд. Всё застилал дым. Поверх голов бегущих перед Чарли старших товарищей пелена на миг лопнула, явив французский флаг над фортом. Не так Чарли представлял войну, не так. Бони, поджавший хвост от грохота и криков, верно трусил позади Чарли. Пуля чиркнула по киверу, сбив его набок. Взвод остановился. Чарли рухнул на землю, поправил головной убор и, глядя на чистое лезвие своего штыка, подумал, что никогда не станет настоящим солдатом.

— Мистер Прайс! — донеслось откуда-то спереди, — Вправо.

— Это нам, Чарли! — подмигнул юноше рядовой Клейтон, тощий парень, по жене которого вздыхало полбатальона, — Молись и не дрейфь! Готов?

Мушкетная стрельба впереди усилилась. Лейтенант Прайс неловко взмахнул саблей:

— За мной! Пора отрабатывать жалованье!

Веллер мысленно распростился с жизнью и поднялся. Выставив ружьё перед собой, как остальные, Чарли услышал их клич и тоже выдавил из себя что-то жалкое, до отвращения невоинственное. За невысоким бруствером из наваленных осколков и булыжников открылась траншея, набитая усачами, чьи мушкеты, казалось, наведены прямо на Чарли.

Залп! Чарли взвыл от страха. Каким-то образом крик превратил ужас в злость. Клейтон нырнул в окоп и всадил штык в одного из этих пугающих усачей, в сравнении с которыми Чарли ощущал себя напроказившим сорванцом. Юноша, не желая отстать от Клейтона, бросился на бруствер и дюжий француз, похожий на оставшегося там, дома, деревенского кузнеца, ткнул Чарли сверкающим штыком.

Веллер отчаянно отмахнулся мушкетом, будто вилами. Ружья столкнулись с громким стуком, и парнишка услышал возглас Клейтона:

— Вздуй его, Чарли!

Удар вышел неожиданно сильный. Оружие француза отлетело прочь, и Веллер вонзил ему в шею штык. Противник дёрнулся, Чарли потерял равновесие и свалился мешком на раненого. Они упали на дно траншеи. Усатый замахнулся. Чарли сунул ему в лицо кулак и колотил, и колотил, пока штык оброненного юношей при падении мушкета не воткнулся французу в грудь.

— Неплохо, Чарли! — Клейтон рывком поставил юношу на ноги, — Бери его ранец, и ружьё своё не забудь.

— Ранец? — совет Харпера только сейчас всплыл в памяти.

— Ты же ради ранца его убил, нет?

Чарли сбросил свой ранец, перевернул мертвеца, стянул с него добротный рюкзак, стараясь не смотреть на кровь, обильно залившую телячьей кожи лопасть. Вытряхнув из него содержимое, подобрал связку сосисок. Половину отдал Бони, половину заткнул за пояс. Переложив свои пожитки, Чарли надел трофей на спину и гордо выпрямился.

— Вперёд! Вперёд! — заорал им капитан д’Алембор.

Ангел, остервенело урча, после каждого выстрела пытался считать убитых им французов, но постоянно сбивался. Хэгмен, чьё плечо зажило, наоборот, вёл огонь спокойно и методично, словно механизм.

— Побежали, Чарли! — Клейтон подтолкнул его в спину.

Лёгкая рота подкатывалась к форту. Чарли Веллер, сжимая липкими от вражеской крови ладонями мушкет со штыком, обагрённым красным, раздувался от самодовольства. Он всё же стал солдатом.

Подполковник Гирдвуд пел. Он сидел в отбитой траншее. Вокруг поломанными куклами валялись мертвецы. Подполковник вдохновенно пел незамысловатые вирши собственного сочинения на мотив псалма:

В бой, друзья, в бой!

За стяг наш над головой!

Нам побеждать пора!

Ура!

Он пел, и слёзы текли по щёкам, скапливаясь в растрёпанных усах. Замолчал. Прислушался. Грохот горных пушек вызвал новую порцию слёз. Подполковник Гирдвуд покосился на мёртвого капрала-валлийца с простреленной глоткой и доверительно сообщил ему, что это нельзя считать битвой. Битвы происходят на равнинах. Исключительно на равнинах. Не на дурацких холмах. Валлиец не отвечал, и подполковник возмутился: дескать, негоже отмалчиваться, когда с тобой беседует старший по званию.

— Отвечай, смутьян! Отвечай!

Внезапно успокоившись, подполковник устремил взгляд в небеса:

— В атакующих порядках между нижними чинами надлежит выдерживать интервал в шестьдесят сантиметров. Стройсь!

Подполковник визгливо захохотал. Надо было вылезти из траншеи и навести порядок среди этого непростительного хаоса. Подполковник наклонился к капралу и сказал интимно:

— У неё такая атласная кожа. Понимаешь, атласная. А он палкой… По атласной! По атласной! — Гирдвуд вытянул ноги. Задумчиво констатировал, — Две ноги.

Завывая, он снова начал петь. К нему в окоп спрыгнула одна из множества собак, которыми, как вшами, кишел полк, вверенный подполковнику Гирдвуду. Насмешливо поглядев на вздрогнувшего от отвращения офицера, псина обнюхала капрала и принялась рвать ему горло.

— Кыш! Кыш! — завопил на блохастую тварь Гирдвуд.

Выхватив пистолет, подполковник прицелился, однако кремень сухо клацнул по пустой полке. Руки Гирдвуда тряслись слишком сильно, чтобы надеяться зарядить оружие. Псина подняла голову и завиляла хвостом. Пасть её была в крови, и подполковник Гирдвуд, привыкший считать себя военной косточкой, настоящим солдатом, созданным для битв, завизжал. И визжал, и визжал, и визжал.

Чудо, но капитан д’Алембор нашёл, что он всё ещё жив, отшатнувшись от брызнувшего по скале за спиной рикошета. Судя по шуму справа, гренадёры лезли на стену, и внутренний голос нашёптывал капитану, не вмешиваться, они справятся. Соблазн был велик, однако, поддайся д’Алембор ему, смог бы потом смотреть выжившим в глаза?

— Оружие заряжено?

— Да, сэр! — хором отозвалась рота.

— Один рывок, братцы! Последний рывок — и победа в кармане! Пошли!

Капитан повёл своих парней вперёд. Стена приближалась, стоглазым Аргусом следя за д’Алембором чёрными зрачками мушкетных дул. Не оборачиваясь, капитан скомандовал: «Огонь!» Рой пуль прожужжал из-за спины, сметая французов. Д’Алембор подпрыгнул, зацепился за край кладки и подтянулся наверх. По бокам на стену карабкались его бойцы. Капитан воинственно разрубил саблей воздух. Их целью были задымленные амбразуры горных пушек выше по склону. Французский офицер, объятый отчаянием, швырял сверху в британцев куски камней.

Чарли Веллер не выполнил приказ капитана, он не выстрелил. Хоть юноша и клялся Шарпу, что умеет стрелять, к мушкету он пока не приловчился. Дома, в Линкольншире, на хуторе, где батрачил отец, Чарли иногда ходил с хозяином охотиться на кроликов. Хозяйчик любил хвастать, что бьёт зверьков в глаз.

Чарли прицелился в бросающегося камнями офицера. Парнишка будто слился в единое целое с оружием. Палец нажал спуск, вспыхнувший на полке порох больно обжёг щёку, и офицер повалился назад. Восторг поднялся изнутри и выплеснулся ликующим криком. Первый убитый им враг! Ангел хлопнул Чарли по плечу:

— Молодец!

Капитана Смита, рота которого прикрывала правый фланг ребят д’Алембора, трясло. У ног скорчился убитый им французский лейтенант. Смит только что сделал то же, что Чарли Веллер: стал солдатом.

— За мной! — хрипло выдавил Смит.

Зачищая траншеи, в гомоне рукопашной ни капитан, ни его люди не обратили внимания на то, что огонь французов стих.

Чарли Веллер гладил Бони. На этом склоне сражаться было не с кем. Дальше драка ещё продолжалась. Юноша увидел Шарпа с Харпером. Надо же, восемь дней Чарли делил палатку с ними двумя… Очаги сопротивления гасли один за другим, и штыки ирландцев Харпера были красны по рукоять. Французы улепётывали на дальний косогор.

— Пленных брать!

Шарп, заскочивший в орудийный капонир, слышал Харпера, но брать в плен было некого. Те, кто мог сбежать, сбежали. Над фортом, к которому вели широкие, выветренные в скале уступы, вместо триколора развевалась белая рубашка. Рядом махал шейным платком человек. Шарп жестом пригласил его спуститься. Всё было кончено. Последний пограничный рубеж пал.

Шарп забрался на горячий ствол пушки, поставив одну ступню на колесо, и устремил взгляд на север. Перед ним раскинулись пажити, режущие глаз после зимних гор зеленью; тронутые золотом осени рощи; игрушечные домики селений; реки и озёра, сверкающие, будто расплавленное серебро. Франция. Через час-другой, когда мёртвых предадут земле, английские полки будут там. За спиной стрелка ветер колыхал шёлк знамён, которые Шарп поклялся развернуть над Францией. Он сдержал обещание.

— Бормочет про поля славы. — докладывал д’Алембор, — Потом начинает лепетать про атласную кожу, но уже прозой. Рехнулся, дело ясное.

— Не может быть.

— Напрочь сорвало чердак, сэр. — д’Алембор обтёр лезвие сабли, — Плачет, читает стишки, беседует с кем-то невидимым. Как деревенский дурачок, сэр. Сдай его в Бедлам [17], народ платил бы два пенса, чтоб поглазеть на него. Сержант Харпер пока отгоняет ротозеев, однако надолго его не хватит. Вы бы уж распорядились насчёт подполковника, сэр.

— Что мне с ним, чёрт возьми, делать?

— Будь я на вашем месте, сэр, я бы его связал и отправил в бригаду. Им к безумным подполковникам не привыкать.

Лоб Шарпа разгладился:

— Ладно, я займусь Гирдвудом, а ты, Далли, составь список потерь.

Описание д’Алембора соответствовало действительности. Подполковник Гирдвуд рыдал, смеялся, оглашал окрестности обрывками стихов, то обкладывался камнями, то разбрасывал их прочь.

— Лейтенант Мэттингли!

— Сэр?

— Возьмите двух солдат и отведите подполковника в бригаду.

— Я, сэр?

— Вы.

Шарп сконфуженно покосился на Гирдвуда, считавшего новобранцев грязью, а себя — великим воином. Покосился и добавил:

— Связывать не надо. И, вообще, помягче с ним.

— Есть, сэр.

Шарп вернулся к форту, над которым в лучах садящегося солнца теперь реяли полковые знамёна. Воняло кровью и порохом, стонали раненые. Стрелок поблагодарил Смита, Карлайна и других офицеров. Уделив минутку раненым, пожелал им поправляться. Поторопил оркестрантов с носилками.

Пришёл понурый д’Алембор.

— Ну, что, Далли?

— Одиннадцать наших убито, сэр. Ранено сорок три.

— Тяжелораненые?

— Около двух десятков, сэр.

— Офицеры?

— Капитан Томас погиб, сэр. — д’Алембор помедлил и поинтересовался, — Означает ли это, сэр, что Гарри получит роту?

— Означает. — смерть смертью, а жизнь идёт своим чередом. Прайс будет доволен.

Одиннадцать убитых и сорок три раненых. Легко отделались.

— Потери среди сержантского состава?

— Только Линч, сэр.

— Линч? Что с ним?

— На куски порвали, сэр. Должно быть, попался группе драпающих лягушатников, сэр. Отыгрались на нём. То ещё месиво. — в словах д’Алембора Шарп расслышал упрёк.

Отчасти капитан был прав. Необстрелянному сержанту не место в штурмовой группе.

— Он заслужил такой конец, Далли.

— Я думал, у нас трибунал решает, кто что заслужил.

Шарп крякнул и неохотно признал:

— Ладно, Далли. Погорячился я.

Не ожидавший, что командир с ним согласится, д’Алембор покраснел:

— А, вообще, сэр, батальон сработал, как часы. Чертовски хорошо, сэр.

Шарп улыбнулся:

— Как там Веллер?

— Из него будет толк, сэр.

— Вот и славно, Далли. Спасибо.

На склоне копошились солдаты, собирая мёртвых и умирающих, пока до них не добрались слетающиеся в предвкушении поживы стервятники.

— Старшина!

— Сэр? — Харпер поднялся к другу.

— Отличная драка.

— Старался, сэр.

Шарп нашёл под ногами французскую фляжку, хлебнул вина:

— Подполковник свихнулся. — он передал посудину Харперу, — Слышал, вы лишились Линча?

— Лишились, сэр. — серьёзно подтвердил Харпер, — Выходит, кончено?

— Кончено и забыто, Патрик. Поздравь от моего имени своих ирландцев.

— Поздравлю, сэр.

Армия уже двигалась мимо кряжа. Громыхали колёса пушек, катящихся во Францию. Шарп оглянулся. Тучи затенили пики испанской стороны гор. Там, за этими вершинами, осталась дочь Шарпа. Там, в крепостях и на улицах городов, на горных перевалах и в речных долинах, Шарп сражался долгих пять лет.

— Э-э… сэр? — лучащийся самодовольством капитан Смит смущённо оскалился и показал вниз. На обочине дороги у подножия холма Шарп узрел группу дам верхом в сопровождении слуг.

Женщины были супругами офицеров полка. Поддерживаемая и охраняемая двумя дюжинами доброхотов из числа подчинённых мужа, к Шарпу поднималась Джейн. Его Джейн.

Два месяца их брака промелькнули, как один миг. Как он ни запрещал, как ни протестовал, Джейн настояла на том, чтобы отправиться с ним поход, и сейчас он был втайне благодарен ей за это.

— Всегда мечтала путешествовать. — объяснила тогда она, — Буду делать наброски с натуры.

— Наброски?

— Я увлекаюсь живописью. Ты не знал?

— Теперь знаю.

Беременная Изабелла, нашедшая Англию неуютной и страшной, договорились с Джейн, что будет ей прислуживать. Харпер рвал и метал, но, как и Шарп, переупрямить свою половину не сумел.

— Ричард! — Джейн очень шла тёмно-красная шаль.

— Любовь моя. — было неловко звать её так в присутствии стольких людей.

Она улыбнулась ему, и нежность захлестнула Шарпа.

— Я встретила подполковника Гирдвуда. Бедняжка.

— Бедняжка. — тепло повторил Шарп.

Она повернулась, окидывая взором поле битвы. Мёртвых британцев уже унесли. Французы, раздетые и разутые, лежали среди камней.

— Я успею сделать эскиз?

— Это обязательно?

— Не дуйся. Я быстро.

Джейн послала мужу воздушный поцелуй и, опустив на землю Раскала, извлекла блокнот с карандашами.

Два месяца, ни о единой секунде которых Шарп не жалел. Стрелок был влюблён и счастлив, от души надеясь, что Джейн испытывает то же самое. Он знал, что в полку посмеиваются над его любовным угаром, но посмеиваются по-доброму. Шарп смотрел, как порхает по бумаге её маленькая ручка с зажатым в пальцах карандашом:

— Мне надо к полку.

— Ты такой важный и ответственный. Не забудь меня здесь.

— Тебя забудешь.

Через час полк был готов выступать, построенный на дороге, с обозом позади. Капитан Гарри Прайс красовался на коне, горделиво поглядывая на свою новую роту. Флаги были зачехлены вновь. Скоро их расчехлят над Парижем.

Сикоракса под Шарпом нетерпеливо перебирала копытами. Кобылка, на которой сидела Джейн, стояла смирно. Накрапывал дождик, пятная скалы крупными, величиной с пенни, тёмными кружками капель.

— Старшина!

— Сэр!

— Батальон в развёрнутом строю поротно шагом марш.

— Куда, сэр?

Шарп улыбнулся и со вкусом ответил:

— Во Францию!

Вдруг вместо ожидаемой Шарпом переклички офицеров и сержантов, полк отозвался на слова командира взрывом приветственных криков к полному восторгу Джейн. Солдаты чествовали Шарпа. Солдаты чествовали самих себя и свою победу. Они были отбросами, они стали солдатами.

— Достаточно, старшина.

— Есть, сэр! Батальон!

Гирдвуд сошёл с ума, и до прибытия нового полковника все эти парни находились на попечении Шарпа. Топча прибитую дождём дорожную пыль, они пели, а Шарп думал о недавней схватке. Из тех, с кем сводила Шарпа война, они были лучшими и, пусть ненадолго, они были его людьми. Его людьми, его ответственностью, его гордостью. Джейн с любовью взирала на мужа. Щёки его блестели от влаги, но не дождь был тому виной.

Ради этих парней Шарп ввязался в драку с родовитыми, презиравшими их ублюдками и, не колеблясь, сделал бы это снова. И вот они шагали по французской земле… Его солдаты, его товарищи. Полк Шарпа.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 544 | Нарушение авторских прав