АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Искусства и ремесла у животных Купэн Г. книга 1905 года.

Прочитайте:
  1. VI. ПОВЕДЕНИЕ ЖИВОТНЫХ
  2. X. ИГРОВЫЕ ФОРМЫ ИСКУССТВА
  3. XV. Внушение у животных. Зимняя и летняя спячка.
  4. А) инфекционные болезни животных
  5. А) инфекционные болезни животных
  6. Агрессивность животных в естественных условиях обитания
  7. Андрєйчин М.А., Чоп’як В.В., Господарський І.Я. Клінічна імунологія та алергологія: Підручник – Тернопіль: Укрмедкнига, 2005.- 372 с.
  8. Арахноэнтомозы животных
  9. В воздухе помещений для животных и птицы допускается от 0,5-6 мг/м3 пыли.
  10. В ИЗДАТЕЛЬСКОЙ ГРУППЕ «МЕДИЦИНСКАЯ КНИГА» (Г. МОСКВА)

Животные шутят

Животные узнают себя в зеркале

Крысы оценивают свою уверенность в принятии решений

Осознание себя у шимпанзе

Искусства и ремесла у животных Купэн Г. книга 1905 года.

И то, что касается "уникальности самосознания":

http://www.vokrugsveta.ru/telegraph/theory/165/

Всё изменилось в 1970 году, когда американский учёный Гордон Гэллоп Младший (Gordon G. Gallup, Jr.) провёл простой эксперимент, суть которого заключалась в том, что нескольким шимпанзе, усыплённым наркозом, наносили краской небольшие пятнышки на одну из бровей и на противоположное ухо. Животные, проснувшись, прикасались к окрашенным участкам тела не чаще, чем к остальным, то есть не ощущали никаких последствий этой операции. Однако оказалось, что, увидев себя в зеркале, эти шимпанзе вдруг начинали активно ощупывать окрашенные места. Таким образом, удалось доказать, что шимпанзе понимали, что видят в зеркале себя, помнили, как они выглядели раньше, и осознавали, что в их облике произошли изменения. Как говорится, всё гениальное просто. Этот несложный тест смог наглядно подтвердить наличие самосознания у шимпанзе.

В википедии:

В 1970 году американский учёный Гордон Гэллоп Младший (Gordon G. Gallup, Jr.) при помощи простого зеркала положил конец бесчисленным и ожесточённым дискуссиям среди ученых умов. Суть эксперимента с зеркалом заключалась в том, что нескольким шимпанзе, усыплённым наркозом, наносили краской небольшие пятнышки на одну из бровей и на противоположное ухо. Животные, проснувшись, прикасались к окрашенным участкам тела не чаще, чем к остальным, то есть не ощущали никаких последствий. Однако, увидев себя в зеркале, шимпанзе вдруг начинали активно ощупывать окрашенные места. Таким образом, удалось доказать, что приматы понимали, что видят в зеркале себя, помнили, как они выглядели раньше, и осознавали, что в их облике произошли изменения. Подобные эксперименты с зеркалом на человеческих младенцах показали, что люди начинают осознавать себя лишь к возрасту 1,5-2 лет. Шимпанзе, орангутаны и гориллы узнают себя в зеркале в относительно зрелом возрасте (старше 4 лет). В настоящее время ученым известно пять видов животных, способных осознавать себя при помощи зеркала, – это шимпанзе, орангутаны, гориллы, дельфины и слоны. Тот факт, что самосознание независимо возникло у таких далёких от людей видов, как слоны и дельфины, свидетельствует о конвергенции эволюции.

http://www.osvita-plaza.in.ua/publ/samosoznanie_u_zhivotnykh/258-1-0-24634 - детализованнее.

http://maslyaew.narod.ru/articles/dogs/dogs.html

Попробуйте покуситься на то, что собака считает своим (миска, подстилка, будка, территория, косточка – не важно), и острые ощущения вам гарантированы. У них очень сложный этикет, связанный с собственностью. Метят свою территорию. Очень интересуются пометками, оставленными другими собаками. Охраняют своё имущество. И не только то своё, которое «моё», но и то своё, которое «наше». И этим мы, люди, научились весьма ловко пользоваться.

Может ли существовать чёткое чувство «Моё!» без чёткого чувства «Я»? Может ли существовать «наше» без «мы»? Не может. Потому что «моё» – это предикат, связывающий предмет собственности с моим «я» весьма специфической связью. Не хочу сейчас рассуждать о специфике этой связи, сейчас важно лишь то, что «моё» – это связка, которая может существовать только тогда, когда у неё есть две стороны. Не существует предмета собственности – нет самой собственности. Не существует субъекта собственности (то есть того самого «Я») – ни о какой собственности тоже не может идти речь. Поскольку существуют предметы, которые собаки считают своими, значит они с помощью предиката «моё» связывают эти предметы… с чем? А с тем, что единственное может быть «ответной частью» этого предиката – своим собственным «Я».

 

Рассмотрим следующие примеры.

• Всякий раз, когда Сьюзен смотрит на цифры, она видит, как каждая цифра окрашивается присущим только ей цветом. Например, цифра 5 — красная, а 3 — синяя. Это состояние, называемое синестезией, в человеческой популяции встречает­ся в восемь раз чаще среди художников, поэтов и писателей, так не связана ли синестезия неким таинственным образом с твор­ческой способностью? Может ли синестезия быть чем-то вроде нейропсихологического ископаемого — ключом к пониманию эволюционного развития и природы человеческой способно­сти к творчеству вообще?

• Вследствие ампутации у Хэмфри появилась фантомная рука. Фантомные конечности — распространенное явление у ампутантов, но в случае Хэмфри мы замечаем кое-что необыч­ное. Представьте его удивление, когда он просто наблюдает за тем, как я стучу и укалываю руку студентки-волонтера — и ис­пытывает те же тактильные ощущения в своей руке-фантоме. Когда он видит, как студентка поглаживает кубик льда, он ощу­щает холод в фантомных пальцах. Когда он видит, как она мас­сирует свою руку, он ощущает «фантомный массаж», который снимает болевые спазмы в его фантомной руке! Где в его созна­нии соединяются его тело, его фантомное тело и тело другого человека? Чем является его действительное чувство себя и где оно располагается?

• Пациент по фамилии Смит подвергается нейрохирурги­ческой операции в университете Торонто. Он в полном созна­нии и бодрствует. Кожу его головы обработали местным нар­козом, череп вскрыли. Хирург помещает электрод в переднюю поясную кору мозга Смита, отдел возле передней части мозга, где многие нейроны отвечают за болевые ощущения. Теперь врач может найти нейрон, который активизируется, когда руку Смита укалывают иглой. Но хирург поражен тем, что он видит: тот же самый нейрон вспыхивает столь же сильно в тот момент, когда Смит просто наблюдает за тем, как укалывают руку дру­гого пациента. Как будто нейрон (или функциональная сеть, ча­стью которой он является) сочувствует другому человеку. Боль другого человека становится болью Смита, почти буквально. Индуистские и буддийские мистики утверждают, что нет су­щественной разницы между «собой» и «другим» и истинное просветление приходит вместе с состраданием, которое разру­шает эту границу. Я привык считать это благонамеренной бес­смыслицей, но вот перед нами нейрон, который не знает раз­ницы между «собой» и «другим». Неужели технически наш мозг уникальным образом настроен на эмпатию и сострадание?

• Когда Джонатана просят представить числа, он всегда видит каждое число в особом пространственном положении перед собой. Все числа от 1 до 60 последовательно лежат на во­ображаемой числовой линии, которая причудливым образом изгибается в трехмерном пространстве и переплетается сама с собой. Джонатан даже утверждает, что эта изгибающаяся линия помогает ему делать арифметические вычисления (ин­тересно, что Эйнштейн часто утверждал, будто видит числа в пространстве). Что говорят нам случаи, подобные случаю Джо­натана, о нашей уникальной способности иметь дело с числа­ми? У большинства из нас есть склонность представлять числа слева направо, но почему у Джонатана все не так, почему они переплетены? Как мы увидим, это поразительный пример не­врологической аномалии, которая имеет смысл только в тер­минах эволюции.

• У пациента из Сан-Франциско прогрессирующая деменция, но он начинает писать картины, которые поразительно прекрасны. Неужели повреждение его мозга открыло спрятан­ный талант? На другом конце мира, в Австралии, обычный студент-волонтер по имени Джон принимает участие в не­обычном эксперименте. Он садится в кресло, а на его голову

надевают шлем, который генерирует магнитные импульсы и направляет их в его мозг. Некоторые мышцы его головы не­произвольно подрагивают от наведенного тока. Что более удивительно, Джон начинает делать чудесные рисунки, чего, как он утверждает, раньше делать не мог. Откуда же всплыва­ют эти внутренние художники? Верно ли, что большинство из нас «задействуют лишь 10 процентов нашего мозга»? Может быть, в нас глубоко запрятаны Пикассо, Моцарт и Сриниваса Рамануджан (одаренный математик) и ждут того, чтобы вы­рваться на свободу? Существует ли причина, по которой эво­люция подавила наши способности?

До инсульта доктор Джексон был выдающимся врачом в Чула-Висте, штат Калифорния. После инсульта у него оказалась парализованной правая сторона тела, но, к счастью, была повреждена лишь небольшая часть коры — того мозгового участка, где расположен высший интеллект. Его умственные способности в основном остались незатронуты. Он понимает большую часть из того, что ему говорят, и может вполне не­ плохо поддерживать беседу. В ходе проверки его умственных способностей с помощью простых задач и вопросов мы очень удивлены, когда просим его объяснить пословицу «не все то золото, что блестит».

— Это значит, что нечто может и не быть золотом лишь по­тому, что оно блестящее и желтое, доктор. Это может быть медь или какой-нибудь сплав.

— Верно, — отвечаю я. — Но есть ли помимо этого более глубокий смысл?

— Конечно, — отвечает он, — это значит, что нужно быть очень осторожным, когда покупаешь драгоценности, людей очень часто обманывают. Полагаю, следовало бы замерять специфический вес металла.

У доктора Джексона расстройство, которое я называю «ме­тафорической слепотой». Следует ли из этого, что в человече­ском мозге существует особый «метафорический центр»?

• Джейсон — пациент реабилитационного центра Сан-
Диего. В течение нескольких месяцев он пребывал в полукоматозном состоянии, называемом акинетическим мутизмом, его осмотрел мой коллега, доктор Субраманиам Шрирам. Джей­сон прикован к постели, не способен передвигаться, узнавать людей и общаться с ними, даже со своими родителями, хотя он в полном сознании и часто следит за людьми глазами. Од­нако, если его отец выходит в другую комнату и звонит ему по телефону, Джейсон тотчас приходит в себя, узнает своего отца и разговаривает с ним. Когда отец возвращается в комнату, Джейсон тотчас впадает в свое зомбиподобное состояние. Как будто есть два Джейсона, заключенные внутри одного тела: один, связанный со зрением, бодрствует, но не осознает себя, а другой, связанный со слухом, бодрствует и сознает себя. Что же эти совершенно необъяснимые появления и исчезновения са­мосознания могут сказать нам о том, как мозг порождает осоз­нание самого себя?

Все это может звучать как фантасмагорические рассказы в духе Эдгара Аллана По или Филипа Дика. Однако все это произошло на самом деле и является только небольшой частью случаев, которые упомянуты в этой книге. Интенсивное изучение этих людей не толь­ко помогает нам понять, почему у них проявляются эти странные симптомы, но также представить себе функционирование нормаль­ного мозга — вашего и моего. Может быть, мы когда-нибудь даже от­ветим на самый трудный вопрос: как человеческий мозг порождает сознание? Что такое или кто такой этот «я» внутри меня, освеща­ющий крошечный уголок вселенной, в то время как весь остальной космос продолжает себе вращаться — безучастно ко всяческим чело­веческим проблемам? Вопрос, который слишком близко подходит к богословию.

Размышляя о нашей уникальности, вполне естественно задаться вопросом, насколько близко виды, стоящие эволюционно чуть ниже нас, подошли к свойственным нам познавательным способностям. Антропологи обнаружили, что семейное древо гоминидов давало много ответвлений в последние несколько миллионов лет. В разное

время многочисленные виды, предшествующие человеку разумному, и человекообразные виды обезьян процветали и распространялись по земле, но по какой-то причине лишь наша ветвь оказалась успеш­ной. На что был похож мозг других гоминидов? Исчезли ли они по той причине, что не натолкнулись случайно на верную комбинацию адаптации нейронов? Все, с чем нам приходится иметь дело, — смут­ное свидетельство их останков и случайные каменные орудия. К со­жалению, мы можем никогда не получить достаточно информации об их поведении и о том, на что был похож их разум.

..........

В перепалку включился епископ Сэмюэль Уилберфорс, непре­клонный креационист, который часто основывался на анатомических наблюдениях Оуэна, чтобы оспорить теорию Дарвина. Битва велась на протяжении двадцати лет, пока, в результате трагического случая, Уилберфорс не разбился насмерть, упав с лошади и ударившись голо­вой о мостовую. Говорят, что Гексли сидел в лондонском Атенеуме, потягивая коньяк, когда до него дошла эта новость. Криво усмехнув­шись, он съязвил репортеру: «В конце концов мозг епископа стол­кнулся с суровой реальностью, и результат оказался фатальным».

Современная биология неопровержимо подтвердила ошибку Оуэна: не существует малого гиппокампа, нет никакого внезапно­го скачка между нами и приматами. Обычно считается, что утверж­дения о том, что мы особенные, придерживаются исключительно ревнители-креационисты и религиозные фундаменталисты. Между тем я готов защищать такой радикальный взгляд, в этом отдельном случае Оуэн был в конечном итоге прав, хотя и по причинам совер­шенно отличным от тех, которые имелись у него. Оуэн был прав, ут­верждая, что человеческий мозг, в отличие, скажем, от человеческой печени или сердца, действительно уникален и отделен от мозга при­матов огромной пропастью. Но этот взгляд вполне совместим с ут­верждением Дарвина и Гексли, что наш мозг развивался постепенно, без Божественного вмешательства, на протяжении миллионов лет.

Но если это так, удивитесь вы, откуда же тогда взялась наша уни­кальность? Как утверждали Шекспир и Парменид, задолго до Дар­вина, ничто не происходит из ничего.

Весьма распространено ошибочное утверждение, что постепен­ные, небольшие изменения могут привести только к постепенным, понемногу увеличивающимся результатам. Однако это пример ли­нейного мышления, которое, как кажется, включается по умолчанию, когда мы судим о мире. Может быть, просто потому, что большин­ство явлений, которые мы наблюдаем, на повседневной человече­ской шкале времени и величины и внутри ограниченных пределов наших чувств действительно имеют склонность следовать линейной направленности. Два камня весят вдвое тяжелее, чем один камень. Требуется в три раза больше пищи, чтобы накормить втрое большее количество людей. И так далее. Но вне сферы практических челове­ческих интересов природа полна нелинейных явлений. Чрезвычайно сложные процессы могут возникать на основе обманчиво простых правил, а небольшие изменения в одном основополагающем факторе сложной системы могут вызвать радикальные, качественные измене­ния в других зависящих от него факторах.

Представим себе очень простой пример: перед вами кусок льда, и вы последовательно его нагреваете: 20 градусов по Фаренгейту... 21 градус... 22 градуса... Достаточно долго повышение температуры льда еще на один градус не производит никакого интересного эффек­та: все, что у вас есть, — это чуть более теплый кусок льда, чем мину­ту назад. Но затем вы доходите до 32 градусов по Фаренгейту. Как только вы достигаете этой критической температуры, вы наблюдаете резкое, существенное изменение. Кристаллическая структура льда декогерируется, и внезапно молекулы воды начинают смещаться и плавать друг вокруг друга в свободном порядке. Ваша замороженная вода превратилась в жидкую воду благодаря всего одному решающе­му градусу тепловой энергии. Вот здесь - прокол в понимании термодинаки.. Вовсе не градусы, а количество теплоты, тепловая энергия важны для описания агрегатных переходов, а градусы - лишь внешнее, условно метрическое отражение процесса довольно долгого, а не резкого преобразования кристаллов в воду, когда состояние 0 градусов сохраняется ортносительно долго (пока не растает последний кристалл льда), а не резко сменяется, несмотря на значительные различия прилагаемых количеств теплоты. Так что аналогия не годится... В этой ключевой точке постепенные изменения перестали приводить к постепенным эффектам и поро­дили неожиданное качественное изменение, называемое фазовым переходом.

Природа полна фазовых переходов. Переход от замороженной к жидкой воде — лишь один из них. Переход от жидкого состояния воды к газообразному, пару, — еще один. Но они не ограничены примерами из химии. Они могут происходить, например, в обще­ственных системах при этом никак не дается определение фазовому переходу и оно совершенно безгранично распространяется на все на свете, где миллионы индивидуальных решений или отношений могут взаимодействовать вплоть до быстрой смены всей системы и создания нового баланса. Фазовые переходы назревают во время раздувания спекулятивных финансовых пузырей, крахов фон­довых бирж и спонтанных транспортных пробок. В более положи­тельном ключе — именно они были продемонстрированы во время крушения социалистического блока и взрывообразного развития Интернета. В этих рассуждения проскальзывает философствование в стиле мат.диалектики: переходы "качества". Некорректность таких рассуждений - в непонимании условностей описания и в отсуствии граничных условий определений. Отсюда возникает и некорректность, не обоснованность (кроме как философствовваниями) конечных утверждений, пусть даже вначале в виде предположений, но незаметно затем становящихся убеждениями.

Я бы даже предположил, что фазовые переходы применимы к про­исхождению человека. За миллионы лет они привели к появлению Homo sapiens: естественный отбор продолжал возиться с мозгом на­ших предков в обычной эволюционной манере, то есть постепенно и мало-помалу. Копеечный прирост коры мозга здесь, пятипроцент­ное увеличение толщины волокнистого тракта, соединяющего две структуры, там, и так далее на протяжении бесчисленных поколений. Результатом этих незначительных усовершенствований нейронной системы в каждом новом поколении были приматы, немного лучше делающие разные вещи: немного более проворные в использова­нии палок и камней, немного лучше разбирающиеся в социальной структуре и проворачивающие свои делишки, немного более про­ницательные в отношении поведения дичи или признаков погоды и времен года, немного лучше запоминающие отдаленное прошлое и видящие его связь с настоящим.

Это - просто удивляющее у многих нейрофизиологов невидение того, что, собственно, образует систему личной адаптивности - осознание, хотя фактических данных исследований для этого вполне достаточно, чтобы не считать соотвествующие изменения "копеечными". Лобные доли, гиппокамп и его роль в переводе внимания на новое-значимое (значимое - развитая система эмоциональных контекстов - очень древнее образование, включающее нейромедиаторную регуляцию), в общем все то, что выделял А. Иваницкий при описании субъективизации.

Затем, где-то сто пятьдесят тысяч лет назад, произошло взрыво-образное развитие определенных ключевых мозговых структур и функций каких это именно, "определенных"?, неожиданные сочетания каких это именно? которых породили в итоге ум­ственные способности, делающие нас особенными в том смысле, о котором я говорю в каком это именно смысле?. Мы прошли через психический фазовый переход???. Все старые составляющие остались на месте, но начали совместную работу совершенно новыми способами, которые были чем-то боль­шим, нежели сумма отдельных составляющих. Этот переход подарил нам такие особенности, как полноценный человеческий язык а вот зоны вербальной и невербальной коммуникации к сознанию не относятся, это - старые, эволюционно отработанные системы, которые при участии сознании получили новое качество условной абстрактности воображаемых моделей действительности, худо­жественное и религиозное чувства, а также сознание и самосознание самосознание - не есть нечто самостоятельное по отношению к сознанию, хотя психологами это выделяется из-за внешне наблюдаемых признаков. За тридцать тысяч лет (ну или около того) мы научились строить себе укрытия, сшивать шкуры и меха в полноценную одежду, создавать украшения из ракушек и наскальные рисунки, а также вытачивать флейты из костей - ничего принципиально не делаемого другими животными не перечисленно. Наша генетическая эволюция в большей или мень­шей степени завершилась вот это - очень серьезный прокол в таком категоричном утверждении, но при этом началась намного — намно­го! — более быстрая форма эволюции, завязанная уже не на генах, а на культуре. Тут опять размытость смысла предметов и их недоопределенность позволила делать столь многозначительные, спорные выводы об "эволюции".

И какие же именно структурные улучшения мозга были ключевы­ми для всего этого? Буду счастлив объяснить. Но прежде чем начать, я дам вам краткий обзор анатомии головного мозга, чтобы вы смогли лучше понять ответ.


Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 425 | Нарушение авторских прав







При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.006 сек.)