АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

от своих клиентов. Главный контракт для таких терапевтов - видеть в себе людей, достойных любви, и найти способ любить самих себя.

Рис.18. Интеллектуальный терапевт

Первый шаг для терапевта-клиента - точно распознать, как он формулирует самоупреки. " Ты тупица ". " Да ты не сможешь никому помочь! ". " Почему у Джона получается с этим пациентом намного лучше, чему меня - он же всего лишь ассистент! ". Следующий шаг - взять эти упреки под контроль, поняв, что они не "записи в мозгу",

Рис.19. Внутренняя эгограмма самокритичного терапевта

не "сволочные родители", "людоеды" или что-нибудь еще неподв­ластное самоконтролю. " Я использую эти слова, чтобы упрекать себя ". Затем клиент может мысленно вернуться в детство и попро­бовать понять, кто первоначально сказал эти слова, и принять но­вое решение, что эти слова ничему не помогают и ничему не соот­ветствуют.

После этого для прекращения самопреследования применяются "смехометоды". Человек может сделать из своих упреков пародию, сильно их преувеличивая или перекладывая на музыку, или разыг­рывая из них пантомиму. Клиенты используют эти методы в группе. Например, один из наших любимейших психологов, присутствуя на нашем четырехнедельном семинаре, провел два дня, распевая само­упреки на мотивы известных арий. Он начинал обычно с баритональ­ной партии " Сейчас-то все хорошо, но скоро они у тебя, придурок, умрут от скуки! "

Другие пользуются любимым методом Боба: " Собираясь себя упре­кать, лучше предайтесь сексуальным фантазиям ". Еще кто-то открыт всему, что видит, чувствует или слышит в настоящий момент.

Джон Ховард: В следующий раз, когда вы дадите себе негативное по­глаживание, встаньте и извинитесь перед собой.

Клиент: Я не понимаю.

Джон: Посмотрите (Встает). Я извиняюсь перед собой. Прости меня, я только что сказал, что я дурак. Извини за все, что я сказал... Ни с кем я так плохо не обращаюсь, как с собой, и я не прав. Я очень славный парень.

Клиент: Значит, вы хотите, чтобы я так делал, когда критикую себя?

Джон: Абсолютно верно.

Мы даем такие задания: " Сегодня перед сном качайте свои ступни туда-сюда, пока не поймете, что ваши ступни - очень интересный и достойный любви объект. Затем скажите: "Ступни, я люблю вас". Потом подвигайте локтями и скажите то же самое локтям. Проде­лайте это со всем телом и, если захотите, повторите еще раз ".

Иногда мы делаем упражнение со всей группой: " Посмотрите в окно. Окиньте взглядом мир перед вами ". Мы даем минуту или две, затем просим рассказывать. Обычно люди видят наши горы, холмы, деревья, цветы, птиц и коров. Иногда в вышине парят яст­ребы, а поля покрыты красным маковым ковром. Затем мы говорим: " А теперь представьте, что вы в зеркальной комнате. Вы разде­лись и смотрите на себя. Что вы видите? ". Слишком часто мы слышим только о недостатках: лишний жир, отвислые зады и гру­ди, морщины, отвратительная осанка. Мы говорим: " Посмотри­те снова на пейзаж, на этот раз глазами, которыми вы только что рассматривали себя. И заметьте недостатки, о которых вы рас­сказывали ". В конце мы говорим: " Зайдите снова в зеркальную комнату и на этот раз смотрите на себя так, как вы рассматривали пейзаж за окном в первый раз. Посмотрите, какая красота! "

Рис.20. Внутренняя эгограмма Эби

Клиентам, не имеющим опыта общения с любящими родителями, мы придумываем упражнения, в которых они представляют себя ро­дителями, о которых всегда мечтали:

Эби: Я чувствую огромную печаль, когда другие рассказывают о грустных событиях своего детства. Я не знаю, что с этим делать.

Мэри: И каковы ваши предположения? Совершенно необязательно четко знать, что с этим делать. (Это говорится потому, что Эби - человек, стремящийся к совершенству, перфекционист.)

Эби: Ну... я никогда не чувствовал близости с отцом. Я думаю» что по большому счету в его жизни не было для меня места.

(Эби уже работал над некоторыми аспектами своего прошлого, поэтому он решает не возвращаться к конкретным сценам с отцом.)

Рис.21, Внутренняя эгограмма Эби после того, как он сам себе по­был отцом. Впечатление Боба.

Мэри: Вот что я вам скажу. Сделайте себе нового отца.

Эби: Что?

Мэри: Встаньте и поговорите с Эби. Будьте тем отцом, которого вы сейчас хотите.

Эби: (Встает). Он... я... э-э... Меня очень волнует, что ты чувству­ешь. Я не злюсь на тебя. Я не выслеживаю все время что-нибудь неправильное в том, что ты делаешь. Мне нравится то, чем ты занимаешься. Ты классный инспектор. И у тебя все в порядке. (Поворачивается к Бобу и Мэри). Как-то неловко.

Боб: Продолжайте, вы отличный новый отец.

Эби: Меня интересует то, что интересует тебя. Я понимаю, что ты хо­чешь делать, и одобряю это. И я запрещаю тебе ругать себя. Это будет единственной ситуацией, в которой я буду тебя критико­вать. Ты... ты мне нравишься. Вот так. Ты мне нравишься. (На­чинает плакать и садится на свой стул).

Боб: Может, побудете отцом еще немного? Скажите, Эби, что вам в нем нравится.

Эби: (Встает). Я думаю, ты веселый.

Мэри: Отец, когда ты это говоришь, ты откидываешься назад и засо­вываешь руки в карманы.

Боб: Как вы можете сказать руками то, что говорите сейчас словами?

Эби: (Обнимает себя). Я думаю, ты славный. Я всегда хотел, чтобы ты был таким. (Всхлипывает). Ты мне нравишься. Нет, не просто нравишься, я люблю тебя. (Возвращается к своему стулу). Я и не знал, как долго этого хотел, как долго этого ждал. Как я надеял­ся, что придет день, если я буду достаточно хорош... и я почувст­вую, что любим.

Мэри: Отлично. Будете продолжать так с собой обращаться? Восхи­щаясь собой и любя себя.

Эби: Буду. Я совершенно удовлетворен.

Позже Эби сообщил: " Я понял, что то, что я делал, имело и иной аспект. У меня есть сын. Я буду с ним обращаться так, как сам хотел, чтобы обращались со мной ".

На этой стадии внутренняя эгограмма Эби смещается с рис. 20 на рис. 21.

Когда клиент переключается с самопреследования на самоприя­тие, он учится радоваться себе. Он собирает вместе раздавание по­глаживаний, принятие поглаживаний и самопоглаживания и пере­полняется ощущением собственной приятности. "Я единственный в своем роде". Это высказывание - философское основание для ТА-утверждения "Я в порядке".

6. ЭМОЦИИ

Несчастье и поиски счастья универсальны. Клиенты обращаются к психотерапевтам прежде всего потому, что они несчастны. Их терапев­ты по той же самой причине обращаются к другим терапевтам. Люди женятся, разводятся, заводят или не заводят детей, тратят или копят деньги, много работают, исповедуют религию или порывают с ней - и все в надежде добиться счастья. Кто-то жаждет немедленного счастья, кто-то хочет научиться смиряться с несчастьем, если им дадут гаран­тии, что в будущем, в этой или последующей жизни, они, в конце кон­цов, станут счастливы.

Работая с людьми разных культур и национальностей, мы замети­ли, что представитель любой группы считает именно ее наименее сча­стливой. У некоторых даже есть групповая гордость за свою несчастливость. Так предубежденные белые обвиняют черных в том, что те более счастливы, и объясняют это инфантильностью негров, их неве­жеством и более низким моральным развитием. В семьях фундамента­листов провозглашается: " Не чувствуй себя слишком хорошо! Чувство­вать себя хорошо - значит грешить ". Ребенок получает это сообщение, когда его ловят на сексуальной игре или на развлечении вместо напря­женного труда. В еврейских семьях мы слышим: " Если тебе будет слиш­ком хорошо, обязательно случится что-нибудь плохое! "

Психолог из Израиля училась плавать в нашем бассейне. Когда, от­бросив страх, она наслаждалась своей победой, то сначала облегченно засмеялась, а потом, внезапно заплакав, бросилась прочь от бассейна. Боб побежал за ней и спросил: " Что случилось? ". Она ответила, что неожиданно вспомнила погибшего на войне племянника. Боб громко спросил, почему она подумала о племяннике именно в момент сильной радости. Смущенно улыбаясь, она сказала: " Думаю, я знаю. Когда он был убит, я как раз была на конференции в Дании и совершенно изуми­тельно проводила там время. Вот как сейчас. Звучит глупо, но я боюсь. Боюсь, что если буду слишком счастлива, с Израилем что-нибудь слу­чится ". Как будто детским волшебством, она слезами своими оберега­ла Израиль.

Младенцы не рождаются счастливыми или несчастными. Внутренние и внешние причины управляют периодами их удовольствия или недоволь­ства. В период недовольства предписание " Не будь счастлив " передается через болезнь, пренебрежение, наказание, однако наша культура ориен­тирована на родительскую любовь к младенцам, поэтому большинство младенцев все-таки любимы. Мир воркует над ними, и они копируют ок­ружающее их счастье.

Все это может поменяться самым драматическим образом, когда мла­денец начинает ходить. В этот момент родители внезапно решают, что их "беби" уже стал "ребенком", а значит тем, кого можно наказывать. Ребе­нок играет с половыми органами, разбивает вазу, внезапно визжит, и нео­жиданно его наказывают. Кричат, шлепают, щипают. Люди, которых он так любит и которым доверяет, на время становятся чудовищами. Это "слу­чается", "сваливается с небес" и "пугает или печалит". Все слова, которые взрослые используют, чтобы отрицать независимость, для зависимого ре­бенка - реалии. И ребенок "своим нутром", еще не умея говорить, прини­мает решение против счастья, чтобы избежать в будущем подобную боль. Когда ребенок вырастет, он или она может помнить только травму, совер­шенно забыв воспитательную цель этой травмы. " Я помню, как отец бил меня... не помню за что". Человек может подавить травму, "загнав" ее себе в мускулы. И не будет понимать, почему он напрягается, когда радуется или занимается сексом, или почему давится, когда смеется.

Мы уверены, что дети продолжают быть счастливыми, даже несмот­ря на периодическое деструктивное поведение родителей, если родите­ли учат их счастью на собственном примере. Младенцам и детям необ­ходим кто-то, с кого они могли бы брать пример счастья и с кем они могли бы быть счастливы. Если же их родители захвачены собствен­ным несчастьем, несчастье становится в доме моделью поведения. Что­бы подчеркнуть, как семейные образцы поглаживаний усиливают сча­стье или несчастье, мы используем следующее упражнение:

"Вы маленький и видите дом, в котором жили. Поместите вашу се­мью в дом. Вы снаружи. Вы собираетесь вбежать в дом и показать и рассказать, что чувствуете.

Первое: вы упали и разодрали колено. Капелька крови стекает по ноге. Даже если вы никогда бы не сделали этого, вбегите в дом, всхлипывая от боли. Покажите им кровь. Теперь посмотрите на выражение лица каж­дого. Что они чувствуют? Что они говорят вам... и что друг другу? Что они делают с вами? С вашим коленом? А в следующий раз, когда вы пораните коленку, как вы думаете, что будете чувствовать... говорить... делать?"

Мы повторяем упражнение, используя разные чувства.

"Вбегите в дом, плача. Вам очень горько, потому что вы потеряли футбольный мяч".

"Вы очень рассержены и кричите, захлебываясь от гнева. Большой мальчишка отнял у вас печенье".

"Вы так же злы, как в предыдущем случае. В этот раз вы злитесь на маму. Она забыла положить вам печенье в коробку для ленча".

"Вы, в страхе, врываетесь в дом. Вам кажется, что за деревьями пря­чется большой зверь".

"Вы говорите, что завидуете соседской девочке, потому что ей пода­рили новые прыгалки, и вы хотите точно такие оке".

"Вы шепчете родителям на ушко, что вам очень стыдно. Вы намочи­ли штанишки, и большие мальчишки смеялись над вами".

"Вынесетесь, хохоча и смеясь. Вы очень счастливы, потому что за­работали золотую звезду за классную работу".

"Вы мчитесь, счастливая, смеющаяся, не зная почему. Вам просто хо­рошо".

Большинство клиентов все еще подавляют эмоции, запрещенные в доме их детства. В качестве заменителей счастья они используют те эмоции, которые либо поощрялись, либо разрешались. И, делая опи­санные упражнения, некоторые из них обнаруживают, что счастье было в числе таких эмоций. Обычно эти клиенты знают, как быть счастли­выми.

Родители моделируют и учат специфическим несчастливым чув­ствам. Так семья, смеясь и повторяя: "Весь в отца!" - может поощрять сына быть злым. Когда мать использует печаль, чтобы манипулиро­вать семьей или не мыслить самостоятельно, дочь может вырасти ее ноющей копией или стать печальной сиделкой всех матерей мира, в надежде сделать их счастливыми.

В нашей культуре предполагается, что мужчины приходят домой "ус­талыми после тяжелого рабочего дня", даже если они и сидели целый день за письменным столом. Они скопировали "усталость" со своих отцов, которые скопировали ее со своих отцов, которые действительно уставали, рубя лес и вспахивая вручную землю.

Как только ребенок понимает, как демонстрировать несчастье, он использует этот тип шантажа, чтобы манипулировать другими:

Мэри: Может быть, нажим и гнев были важны... исправно служили вам в детстве?

Марта: О, да. Я получала многое из того, что хотела. Поверьте мне, это был единственный путь получить, что хочешь. Я не могла просто попросить и получить. За все надо было бороться. Мама начинала дергаться, но если я этого действительно желала, на­пример, пойти на день рождения к подружке... Господи, а когда я выросла и захотела получить права! Мне пришлось шесть ме­сяцев биться в истерике!

Боб: Вот почему вы сейчас ищете людей, чтобы сказать "Нет ". Чтобы сохранять ваш старый гнев и продолжать давить на людей. Хоро­шо, вы можете планировать истерику на весь оставшийся месяц, но я не собираюсь менять правила относительно курения в спальнях.

Если ребенок достаточно убедительно демонстрирует несчастье, он может, подобно Марте, получить разрешение поводить родительскую машину. Он может убедить своих родителей не уходить, перестать ссо­риться, не разводиться или даже снова сойтись после развода. И хотя большинство детей демонстрацией своего несчастья не добиваются столь ощутимых результатов, они продолжают воображать, что, де­монстрируя свое несчастье, они могут изменить родителей или, по край­ней мере, навязать им чувство вины.

80-летние родители и их 50-летние сыновья и дочери продолжают использовать несчастье в бесплодных попытках изменить друг друга. Они и по сей день живут прошлым, надеясь изменить его своими сего­дняшними чувствами. Никому из нас, когда мы выросли, нет дела до проблем нашего детства, и тем не менее клиенты могут годами нахо­диться в тупике, скорбя о том, что уже невозможно изменить. Волшеб­ное желание изменить прошлое используется для раздувания сегодняш­него несчастья.

Ребенок учится, что, если он достаточно плохо себя чувствует, его прощают за неделание того, что он должен делать. Если отец приходит домой усталым, ему не надо чинить стиральную машину, играть с деть­ми или разговаривать с женой. Несчастная жена имеет уважительную причину вместо приготовления ужина поехать в ресторан. Откладыва­ющий психиатр, описанный в предыдущей главе, может не писать ста­тью, пока чувствует себя за это виноватым.

Принимая предписание "Не будь счастливым", наши клиенты ко­пировали недовольство своих родителей, принимали поглаживания за то, что были несчастны, заучивали, какие именно несчастливые чувст­ва надо испытывать, обнаруживали, что могут манипулировать други­ми и прощать себя, используя эти чувства... и, в конце концов, несчас­тье становилось привычкой.

Джейн: Я не знаю, стоит ли бороться. Возвращение на работу. Вы зна­ете, я люблю работать. Я просто ненавижу ссоры.

Мэри: А кто вызывает ссоры в вашей семье?

Джейн: Ну, когда я... если я вернусь на работу, дети должны подтянуть­ся. Я не могу работать, когда они в таком состоянии.

Мэри: Поставьте их перед собой и скажите им.

Джейн: (Она то гневно, то слезливо-жалобно перечисляет все, что они должны делать, чтобы освободить ее от домашней работы и дать ей возможность ходить на службу.)

Мэри: Я не понимаю. Сколько денег прибавится в вашем хозяйстве, когда вы начнете работать?

Джейн: У меня будут дополнительные расходы. Если вычесть все траты и налоги, что-то около 800 долларов в месяц.

Мэри: Так какого рожна вы не собираетесь на эти деньги пригласить прислугу и покупать готовую еду?

Мэри знает, какого рожна. В детстве Джейн научили не быть счастли­вой. В этом случае было бы честным сказать, что с самого начала ее мать "сделала ее несчастной". Джейн ныла, потому что она была несчастным ребенком в несчастливом доме. Так как она верила, что быть матерью -значит быть недовольным и злым критиком, она и выросла женщиной, мечущейся между родительским гневом и детским нытьем. Если она пере­станет быть несчастной, сидя дома, когда ей хочется работать, или пере­станет винить детей в своем "безвыходном" положении, ее может подсте­регать страшная "опасность": получить то, что она так страстно хочет и чего почти никогда не испытывала - счастье.

У Эйприл, как и у Джейн, в данный момент нет реальной причины быть несчастной. Она участница нашего семинара. Вокруг изумитель­ная природа, в доме чудесная еда и интереснейшие люди. Но вместо того, чтобы наслаждаться, она в понедельник сообщает Мэри, что про­вела "ужасные выходные", что "недовольна собой... испортила выходные".

Мэри: Хорошо. Возьмем воскресенье. Расскажите, как вы его провели. Эйприл: Я ничего не завершила. Я начала писать и бросила. Пошла по­плавать, но решила, что на плавание нет времени, потому что кое-что не сделала. (Говорит зло, отрывисто, часто вздыхает) В общем, я проплыла пару метров и вылезла, и решила заключить контракт на поглаживания. А потом ко мне кто-то пристал с разговорами, и я об этом позабыла. Еще я ужасно хотела послушать пленки» которые я записала... но так и не добралась до них. В конце дня я была совер­шенно разбита и абсолютно в себе разочарована.

Мы безрезультатно работаем 20 минут. Эйприл не знает, что хочет изменить в себе, не понимает, как доводит себя до такого недовольства собой, и вся ее энергия направлена в первую очередь на самоупреки.

Мэри: А давайте попробуем что-нибудь другое? Представьте, что вы -самый счастливый на свете человек. И расскажите про свое воскре­сенье снова... в настоящем времени... и с позиции счастливейшего человека. Делающего ровно то, что вы делали.

Эйприл: (Упирается немного, просит повторить инструкции, затем на­чинает). Ладно. Так, хорошо... я беру книжку по гештальт-терапии, начинаю читать, читаю... потом понимаю, что совершенно не хочу ее читать... (Хихикает). Такая скукотища не для воскресенья... Я вскакиваю и иду гулять. Встречаю кого-то, и мы славно болта­ем. А потом я вижу, что все в бассейне, и вдруг понимаю, какая жара, поэтому прыгаю в бассейн и ощущаю полный кайф! (Смеет­ся). В общем, я плаваю, а затем говорю себе, что, пожалуй, кое-что должна сделать. Так много дел. Но здесь так приятно, все разошлись, и осталось совсем немного народу. Поэтому все, чем мы занимаемся - совсем неплохо. И... я забыла о пленках... и это ужасно...

Боб: Как здорово, что я забыл свои пленки и не испортил ими такой чудный день.

Эйприл: Вы правы! Если б я засела в своей комнате, в полном одиноче­стве, не с кем было бы поговорить... делала бы все эти проклятые дела, которые должна делать. Вместо этого я провела великолеп­ный день с удивительно приятными людьми.

Члены группы: (Смеются и аплодируют).

Эйприл: Я просто невозможна... Абсолютно невозможна. Чудесно про­водила время, а чувствовала себя ужасно почти весь день. Я чудес­но провела время. На этом и остановлюсь. (Смеется, качает голо­вой в недоумении).

Мы очень рады, что она получила послание. К следующим выход­ным она перестала доставать себя упреками и начала наслаждаться происходящим. Ее походка стала упругой, молодой, разговор - ожив­ленным.

Наша терапевтическая цель заключается в том, чтобы клиенты ощу­тили давно похороненные чувства, а затем использовали их для реше­ний и поступков. Мы считаем, что клиенты хотят быть счастливыми, и поэтому желают свести к минимуму время, когда чувствуют себя не­благополучно. Чтобы этого добиться, они должны выбросить на по­мойку свои хронические, стереотипные ощущения несчастья, которые мы зовем шантажом.

Гнев

Мы с большим удовольствием вспоминаем одного умного, гневно­го человека, посещавшего наши семинары в Нью-Йорке. Билл верит в праведность своего гнева и готов с пеной у рта защищать свою пози­цию. Он зол на правительство, на бывшую жену и в данный момент он особенно зол на нашу теорию об ответственности людей за свои чувст­ва. Когда Билл говорит это, Мэри падает на пол, притворяясь рыдаю­щей: " О, Боже, вы правы. Посмотрите, что вы со мной сделали! " Он смеется, но остаток дня он более молчалив, чем обычно.

На следующий день он объяснил, что злился всегда, и мы соглаша­емся с тем, чтобы он видел себя таким. Билл находится в тупике треть­ей степени, потому что ощущает злость как врожденную и неотъемле­мую часть себя. Мы говорим: "Где вы жили, когда были маленьким?" "В Бруклине". "Хорошо, подойдите к двери и посмотрите на улицу. На что вы злитесь?" Он обнаруживает, что не злился тогда так, как сейчас, но пугался гнева, проявляемого родителями и родственниками. " Они не­возможные... ужасные, ужасные люди. Бросались кастрюлями друг в дру­га, матерились, были постоянно злы как черти... " Билл работает, нахо­дясь в сценах своего детства, и отделяет себя от семейного гнева.

На третье утро Билл докладывает: " По дороге сюда со мной случилась сумасшедшая штука. Я ехал, как всегда, по той же самой дороге, и движе­ние было, как и всегда, отвратительное. И я сказал себе: я не должен злить­ся на это чертово движение. А потом увидел этого полицейского и сказал себе: я не должен злиться на этого чертового полицейского. И почти сразу же случилась эта безумная штука. Я увидел на зеленом холме красивую бе­лую лошадь. Я видел этот холм тысячу раз... но ни разу не видел его до сегодняшнего утра. Внезапно мне стало так хорошо оттого, что я вижу все эти чудесные веши, которые раньше не замечал ". Он далеко продвинул­ся в работе над новым решением жить счастливой жизнью и любить себя.

Он мужественный человек, с поэтической душой, и мы от всей души жела­ем ему долгих лет радости от себя и от белых лошадей на зеленых холмах.

Первый шаг в работе с гневным клиентом - помочь ему отделить чувство от поведения, для того чтобы, каким бы злым он ни решил быть, он не проявлял свой гнев в форме, наносящей вред ему или окружаю­щим. " Я могу быть сколь угодно зол, но я контролирую свое поведение ". Гневный, несдержанный человек может обрадоваться, найдя безболез­ненный способ выплескивать свою злость, например, рубить дрова или швыряться яйцами в дерево.

Следующий шаг - клиент должен понять, что может одновременно и думать и чувствовать, даже в припадке сильнейшего гнева.

Мэри: Хорошо, я понимаю, вы в ярости от начальника отдела... и вы считаете, что вам осталось только бушевать и безумствовать.

Джордж: Я вне себя, я не могу соображать.

Мэри: Э, нет. Вы очень умны и соображать можете всегда. Экспери­мент. Разозлитесь как обычно, поставьте табурет перед собой... вот так... а сейчас кричите, пинайте его и одновременно дайте-ка быс­тро две идеи, как справиться с этой ситуацией.

После того, как он понял, что даже в припадке острого гнева может думать и не наносить вред окружающим, клиент получает разрешение скорее получать от гнева удовольствие, чем заводить им себя.

Боб: Итак, вы страшно злы на него. Представьте, что бы вы сделали с ним.

Мы хотим, чтобы клиенты поняли, что пока фантазии остаются в голове, в них нет ничего плохого. Боб рассказывал клиентам, как одно время он был ужасно зол на Эрика Берна. Он зашел к своему близкому другу Фрицу Перлзу, и у них состоялся следующий разговор:

Боб: Фриц, я вне себя от Эрика, и я с ним разделаюсь!

Фриц: Н-да. И что бы ты с ним сделал?

Боб: Я бы убил его!

Фриц: И каким способом? Поделись-ка своими мечтами.

Боб: О-о... Я бы схватил его за ноги и сунул в котел с кипятком.

Фриц: (Смеется). Замечательно. Ну-ка, еще раз.

Клиенты могут думать, что гнев им нужен, чтобы быть могущественными: " Если бы я не злился, я бы никогда не получал того, что хотел ". Это утверждение верно для семей, где отклик можно получить, только доведя себя до определенного уровня гнева. Это убеждение мо­жет быть обнаружено в группе или во время семейной терапии, когда человек учится видеть разницу между утверждением и агрессией.

Уилл зол на свою дочь и убежден, что если разозлится еще больше, то приобретет на нее большее влияние.

Уилл: (Говорит с воображаемой Вики). Вики, я на тебя зол, потому что ты считаешь, что тебе все обязаны. Ты два года назад закончила колледж, а до сих пор валяешь дурака, катаешься на лыжах, то там поработаешь, то сям, теперь опять прикатила домой в поисках ра­боты. А я тебя должен содержать...

Мэри: Итак, с одной стороны, вы говорите ей не расти... содержите ее... с другой стороны, вы злитесь, что она не растет.

Уилл: Совершено верно. Когда я жесток с тобой, я чувствую себя мерзавцем...

Боб: Будьте мерзавцем и скажите ей, что с вами. Решительней!

Уилл: Черт побери, Вики. Я хочу, чтобы ты жила самостоятельно.

Боб: Не говорите о ней. Скажите ей, что с вами.

Уилл: Со мной вот что... Я устал быть кормушкой. Я устал, что от меня ждут больше, чем я хочу дать. И...

Боб: От вас никто не ждет, вы сами от себя ждете.

Уилл: Да, верно. Я заставляю себя давать больше, чем хочу, а потом злюсь и на тебя, и на себя.

Мэри: Это как раз основная проблема с контрактами по гневу. Какая разни­ца, будете вы злиться или нет... деньги-то вы все равно собираетесь ей совать, да? И, поскольку вы решаете помогать ей, пожалуй, имеет смысл найти в этом удовольствие. Я буду рада поработать с вами, чтобы вы были счастливы при любом решении: содержать ее до конца жизни или, наоборот, отказать ей в материальной поддержке. Как я поняла, вы завязли на решении чувствовать себя плохо в любом случае: злиться, если помогаете ей, винить себя, если нет.

Уилл: Хм-м. Да, я хочу перестать чувствовать себя виноватым, отказы­вая... или злясь...

Мэри: Итак, вы колеблетесь. Хорошо. Эксперимент. Мне хочется, что­бы вы вспомнили себя в возрасте Вики. Добро?

Уилл: Да. Я учился в мединституте.

Мэри: Замечательно. А ваш отец был жив?

Уилл: Да.

Мэри: Представьте себе отца и скажите ему: " Я решил повалять дурака пару лет; лыжи, прочая ерунда. Я знаю, ты меня будешь содержать ".

Уилл: (Смеется).

Мэри: А почему вы смеетесь?

Уилл: Отец бы этого не потерпел. Он мне после моего шестнадцатилетия ни гроша не дал. (Пауза). Если бы я был похож на отца, моя дочь, вероятно, зарабатывала бы себе на жизнь сама. Или вышла бы замуж. Сейчас я не злюсь. И нет причины быть виноватым.

Мэри: Ладно, Уилл, вы не одиноки. Многие из нас, терапевтов, оказа­лись там, где мы сидим, купившись на послание " Не будь ребенком ". Прекрасное послание, правда. Мы должны быть благодарны своим старикам. А затем происходит следующее: мы все тайно мечтаем остаться детьми, а потому проживаем наше детство через своих де­тей. Мы говорим своим отпрыскам: "Не волнуйтесь! Я обо всем по­забочусь. Катайтесь на лыжах, мне-то этого не удавалось делать, делайте все, чего я не мог...", и они растут, не взрослея, а мы со вре­менем перестаем их уважать.

Уилл: Точно. Именно так. Мои дети очень умные и способные.

Мэри: Мне кажется, что, как только вы увидите в своей дочери не де­вочку, а взрослую женщину, она найдет способ содержать себя.

Боб сначала следовал в направлении, указанном Уиллом, чтобы создать фон, на котором Уилл прочувствует и выразит свой гнев. Ко­нечно, это редко приводит к решению проблемы. Уилл больше был бы доволен разрешением проблемы своей двойственности, нежели выпле­скиванием гнева. Подобно клиенту, который не должен был писать ста­тью, пока он чувствует себя несчастным из-за того, что никак не может заставить себя писать, Уилл не должен выталкивать дочь из гнезда, пока он злится, что она сама не улетает.

Некоторые клиенты используют гнев, чтобы оправдать свое пове­дение, которого без этого чувства они бы себе не позволили. В ТА это называется сбором марок для покупки свободного от вины ухода с ра­боты, свободного от вины развода, свободного от вины запоя. Первым делом в работе с такими клиентами мы просим их понять, что они мо­гут бросать работу, разводиться, пить, не собирая при этом марки.

Мэри: Послушайте, а что плохого в вашем решении больше с ним не жить? Почему вы злитесь при мысли об уходе?

Гвен: Это было бы бессмысленно... Вы не можете уйти от мужа без вес­кой причины...

Мэри: (Проигрывает ее слова на магнитофоне). Прислушайтесь к "вы". " Вы не можете уйти от мужа ". Это программирование. "Вы не можете уйти", - говорит одна ваша половина. Другая половина говорит: "Но, мама, у меня есть веская причина: он такой плохой! Сейчас я тебе докажу, что я должна на него злиться!"

Гвен: Хм-м. Да, похоже. Никто из нашей семьи не разводился. По правде говоря, я уже написала маме о нем в письме, надеясь, что она ска­жет: " Разводись ". Вместо этого она посоветовала: " Постарайся ". (Улыбается). Я сейчас поняла кое-что забавное. Когда она говорит: " Постарайся ", я стараюсь отыскать в нем еще больше гадостей.

У нас, у людей, есть много способов заставить себя выполнять те или иные жизненные задачи, однако гневливый клиент убежден, что ему в качестве спускового крючка для собственных поступков необхо­дим гнев. Мы предлагаем таким клиентам всякий раз, когда они злят­ся, задавать себе следующие вопросы:

Ситуация, из-за которой я злюсь (грущу, чувствую вину и т.д.) -
она реальна или вымышлена? Если вы злитесь из-за чего-то в будущем,
ситуация вымышлена. Если вы злитесь в ответ на интерпретацию или
предположение, которые делаете о чьем-нибудь поведении, она опять-
таки является вымышленной, пока вы не проверите реальные факты.

Сара: Моему мужу все равно, что я думаю, и это сводит меня с ума.

Мэри: Расскажите ему, что вы думаете, и узнаете, действительно ли ему все равно, что вы думаете. Может быть да, а может нет. Пока не спросите, вы можете только гадать.

Я могу что-нибудь предпринять? Если Сара обнаружит, что мужу
ее мысли не интересны, она может развестись с ним, перестать расска­зывать ему о своих мыслях, поразмышлять, а что же его интересует,
или плюнуть на все и продолжать ему все рассказывать - но уже не
злясь, что ему не интересно.

Я выбираю этот подход? Составив список возможных подходов,
Сара может решить либо следовать одному из них, либо не делать ни­
чего. Каким бы ни был выбор, ее гнев уже потерял для нее всякую ценность.

Когда клиент думает, что в этой ситуации гнев - единственно воз­можная, а посему неизбежная реакция, он верит, что это люди и ситуации заставляют его чувствовать. Мы часто используем воображение, чтобы доказать, что каждый человек сам выбирает себе чувства:

" Закройте глаза. Представьте, что вы ведете машину. Вы превысили скорость. Машина, едущая перед вами, внезапно останавливается, и вы резко тормозите. Машины столкнулись, но вы не пострадали. Задержи­тесь в машине на минутку. Что вы чувствуете? Выйдите и осмотрите обе машины. Ваш бампер и решетка смяты. Что вы чувствуете? Что вы бормочете про себя?"

Когда группа клиентов проводит этот эксперимент вместе, они ви­дят, что у каждого из них возникают разные чувства, и эти чувства обус­ловлены не событием, но тем, что они говорят сами себе. Боязливые люди рассказывают истории на тему " Я могла бы погибнуть ". Винова­тые ругают себя и предсказывают, что страховку не выплатят, потому что они якобы превысили скорость. Грустные могут решить, что в этом году отпуск пропал, ведь все деньги уйдут на ремонт машины. Гневные концентрируют свое внимание на мерзавце, который затормозил без предупреждения.

Если клиент продолжает верить, что это люди и ситуации делают его злым, терапевт может соблазниться капитуляцией, особенно если сам на такие ситуации отвечает гневом и в глубине души верит, что его гнев оправдан. Игнорируя патологию клиента, терапевт с клиентом могут втянуться скорее в "совещательный", нежели терапевтический контракт, начав учиться решать проблемы. Этот подход может помочь клиенту решить его сиюминутные внешние проблемы, но, решив их и оставшись в состоянии гнева, клиент обязательно создаст себе новые неприятности для оправдания собственного гнева.

Давным-давно, когда мы только начинали вести группы, у нас были клиенты по имени Рут и Сай. Любимой темой Сая было обсуждение отказа Рут убирать две сдаваемые внаем квартиры, которыми они вла­дели. Через три месяца после отъезда последних жильцов Сай все еще не мог сдать эти квартиры, потому что они все еще не были убраны. Рут металась между самобичеванием и жалобами, что Сай видит в ней только уборщицу. Однажды, прервав обычную гневную тираду Сая, Боб попросил его назвать несколько цифр и написал их на доске:

Потери от простаивания квартир: $ 150 х 3 месяца $450

$ 200 х 3 месяца $600

Стоимость терапии: $15x6 приемов

х 2 человека $180

$1230

Затем Боб спросил, сколько часов займет уборка квартир и написал:

Рис.22. Стена Рутины

Одна уборщица $3 х 40 часов $120

$1230-$120 = $1110

Боб сказал: " Ваш гнев для вас необычайно важен. Вы готовы поте­рять 1110 долларов, только чтобы иметь причину злиться на свою жену ".

Есть несколько подходов в работе с такими парами. Антитерапевтический метод - терапевт и группа решают, кто из партнеров более виноват, и требуют, чтобы тот изменился. Нетерапевтический метод -терапевт и группа помогают решить проблему. У каждого члена груп­пы может найтись подходящее решение, или же паре будет предложено найти решение самостоятельно. В любом случае, эти двое гневных лю­дей решат одну проблему только для того, чтобы на следующей неделе появиться у нас с другой. Они и в дальнейшем будут друг друга оби­жать, отдаляться друг от друга, лишь бы сохранить привычную жиз­ненную позицию.

Чтобы не застрять на проблеме уборки, Боб продемонстрировал очевидное решение и быстро переключился на патологию мужа: его нефункциональный гнев. Мы также указали на игру " Поддай мне ", которую ведет жена. В этой игре она просит пинков, обещая убрать кварти­ры, а затем не убирая их. Мы сфокусировались на их трудностях в сфе­ре эмоциональной близости. На следующей встрече мы показали им их Стену Рутины:

Боб: Сай, вы говорите, что злитесь на нее за то, что она отказывается заниматься сексом по утрам.

Рут: Конечно, отказываюсь. Дети встали. Тебе дети до лампочки. Честно говоря, я думаю, что тебе не до лампочки только твой прокля­тый телевизор и твои квартиры.

Сай: Безнадежно! (Говорит громко и раздраженно):

Боб: (Рисует на каждого три кружка, затем два кирпичика с надписью "секс", см. рис.22.) Вы оба злитесь из-за секса. Рут, вы также злитесь на Сая из-за детей и телевизора. (Боб дорисовывает два кирпи­чика с надписями "дети" и "телевизор"). Сай, на что вы еще зли­тесь?

Сай: Что-то я не соображу, куда вы клоните. На что злюсь? Да на мно­гое. Как она хозяйство ведет... скорее, как не ведет. Деньги непо­нятно куда уходят...

Боб: Все, достаточно. (Он пририсовывает еще кирпичики, затем чертит трансактные линии между его состояниями.) Вот то, что мы зовем Стеной Рутины. Вы рутине, повседневным мелочам придаете боль­ше значения, чем близости. Видите, что происходит? Стена доста­точно низка, чтобы вы могли общаться на уровне Родителей и даже на уровне Взрослых. Но когда вы хотите поиграть, стена-то не пу­скает. Вы вдвоем ее воздвигли и вдвоем же следите за ее сохранно­стью.

Рут: Значит, мы должны решить эти все проблемы...

Боб: Напротив. Это не поможет. На место каждого снятого кирпича вы тут же положите шесть новых. Вопрос в следующем: а хотите ли вы близости, интимности? Если нет, то все в порядке. Фокусироваться в этом случае нужно на том, как держаться на расстоянии, не возводя при этом стену.

На следующей встрече они были готовы рассмотреть, как их ранние решения влияют на сегодняшнюю жизнь.

Рут: Я не очень разобралась с вашей Стеной Рутины. Я не думаю, что это рутина, но мне кое-что пришло в голову. Если б мы были бе­зумно (!) влюблены друг в друга, мы бы находили время для секса и не... Я слишком зла на него, чтобы хотеть секса.

Мэри: Да, он кажется тебе невыносимым. А до Сая вы на кого злились?

Рут: Так, как на него, ни на кого.

Мэри: Подумайте хорошенько. Закройте глаза и вернитесь в детство...

Рут: (Даже не успев закрыть глаза). А, вы имеете в виду детство? Мой проклятый братец, в точности как Сай.

Мы используем сцену между Рут и ее братом, чтобы она поняла свои ранние решения относительно девочек и мальчиков, мужчин и женщин, гневом и близостью. Она освобождение смеется, когда осознает, что антагонизм ее брата был направлен на создание препятствий для воз­никновения возможного сексуального влечения к очень привлекательной младшей сестренке. Сняв маску брата с лица мужа, она становится более свободной в поисках путей к близости с Саем.

Работая с ранними сценами, Сай узнает, что его первоначальный гнев был направлен на ушедшего из семьи отца и на надоедавшую ему мать.

Сай: У меня все права злиться на тебя. Ты нас бросил, а мне было всего шесть лет. Ты оставил меня управляться с матерью, подонок!

Боб: У вас все права, если это ваш выбор. Скажите ему: "Я решил злить­ся, пока ты не переменишься".

Сай: Чертовски верно. Я буду злиться, пока ты не переменишься, а ты никогда не переменишься.

Боб: Я буду злиться на тебя, пока ты не переменишься, когда мне было шесть лет.

Большинство клиентов в этом месте осознают безумие своей пози­ции и добровольно расстаются с гневом. Но Сай слишком упрям, что­бы сдаться без боя!

Сай: Я буду зол на тебя до конца жизни!

Мэри: Вот место, где вы завязли.

Сай: Вообще-то, он еще жив... я с ним все еще вижусь. Он все такой же... живет только для себя. Для других ни кусочка! (Очень раз­драженно).

На этом мы можем либо закончить работу, оставив Сая в осознан­ном им тупике, либо предложить ему " увидеть сегодня ночью об этом сон и посмотреть, что сон подскажет ", либо сделать множество других ве­щей. Мэри решает взять его с собой в воображаемое путешествие:

Закройте глаза и представьте, что вы прислали отца на наш четырех­недельный семинар. Вы так страстно хотите, чтобы он изменился, что накопили и заплатили за него 1200 долларов. Теперь представьте, что се­минар закончился, а ваш отец изменился так, что вам и не снилось. Он стал совершенно другим человеком. Любящим, добрым, уступчивым, одоб­ряющим все ваши поступки. Он всегда мечтал видеть вас таким, какой вы сейчас. Продолжайте мечтать. Он идет по улице к вашему дому. Звонит в дверь. Вы впускаете его в дом, он обнимает вас. Он говорит: "Прости меня за прошлое. Когда ты был ребенком, я все делал неправильно, впрочем, то же самое было, когда ты вырос. А сейчас я хочу жить только ради тебя. Я переезжаю к тебе и буду до конца дней моих жить с тобой".

Не успела Мэри закончить последнюю фразу, как Сай закричал: " Ни за что! " - и тут же рассмеялся. Ему вторила вся группа. С помощью этой фантазии Сай разорвал пуповину, соединяющую его с прошлым, и прекратил ждать, когда же его отец изменится.

Детьми гнев используется как средство защиты от предписаний. В милых, казалось бы, семьях дети могут пользоваться гневом, чтобы не капитулировать перед сладеньким обращением с ними. Славные, мяг­кие родители говорят: "Мне холодно, надень свитер", "Ты не зол на своего братишку, ты просто устал", "Мой храбрый маленький маль­чик на самом деле не боится". Предписание в этом случае - "Не чувст­вуй, что ты чувствуешь, чувствуй, что я чувствую". Родители также дают предписания против работы мысли: "Дорогая, маленькие девочки не разбираются в моторах", "Собачки просто играют... не ломай над этим свою головку", "Ну, конечно же, Сайта Клаус приносит подарки". Люди, верящие подобным сообщениям, становятся такими же баналь­ными и псевдоглупыми людьми, как и их родители. Гневные дети мо­гут защитить свое право на самостоятельные мысли и чувства, и таким образом стать более интересными взрослыми, чем их покладистые бра­тья и сестры.

Некоторые клиенты использовали свой ранний гнев против смер­тельно опасных предписаний. Вооруженные гневом эти бойцы не со­глашались, что они ничтожные, сумасшедшие, разрушители родитель­ской жизни. Слушая истории жизни преступников, мы часто видим, что их разрушительные поступки - это альтернатива капитуляции, которая значила бы для них депрессию и психоз. Такие клиенты должны знать и ценить спасительные аспекты своего раннего гнева, но одновременно понимать, что для разрешения сегодняшних проблем у них есть масса иных средств.

Подавленный гнев

Иногда гневные дети пугаются своего гнева, видя, что под его вли­янием они сделали или могли сделать, и с этого момента загоняют гнев вглубь. Хенк, выросший в очень плохом детском доме, часто выплес­кивал свой гнев на окружающих, а затем внезапно, без помощи психо­терапии, принял новое решение. Он закончил колледж, стал хорошим терапевтом... и все время пытался похоронить свой гнев.

Хенк: Вчера один мужчина здесь толкнул меня локтем в ребра. Что меня больше всего волнует... Я сказал ему: " Эй, прекрати, мне это неприятно! " - и отлично себя почувствовал. А вскоре я заметил, что опять веду какие-то идиотские споры с людьми. Я хочу пре­кратить эти отвратные ссоры.

Мэри: Но вы не ссорились и не хотите ссориться с толкнувшим вас муж­чиной.

Хенк: Не с ним. Я с ним не ссорился. Я бы, конечно, хотел дать ему хорошенько. Но не сделал и никогда не сделаю этого. Но я не знаю, что делать с моими чувствами. (Говорит очень спокойным, дело­вым тоном.)

Боб: Что бы вы хотели сделать с ним?

Хенк: Я бы хотел просто сказать ему...

Боб: Вот и скажите ему.

Хенк: Мои слова были бы: "Убери свой дерьмовый локоть. Яне собира­юсь быть объектом твоей ярости. Никогда больше не делай этого".

Боб: Вы же представляли, как поддадите ему.

Хенк: Не совсем.

Боб: Дать ему хорошенько?

Хенк: Да нет. Нет. Я просто хотел, чтобы он перестал пихать меня.

Боб: Представьте, как бы вы били его... пошумите.

Хенк: Я ужасно боюсь бить его.

Боб: В воображении.

Хенк: Я, правда, боюсь.

Мэри: Чего вы боитесь?

Хенк: (Очень напряженным голосом). Я боюсь, что, начав бить тебя, не смогу остановиться. (Начинает всхлипывать, останавливается). Я боюсь, что со мной что-то не в порядке... я вижу людей, таких, как ты, людей злых, как и я сам, мне хочется... научиться не злить­ся. Я не хочу иметь ничего общего со злостью.

Боб: Я чувствую, что вы отказываетесь даже представить себе ярость.

Хенк: Правильно. Отказываюсь.

Боб: Вы сказали: " Я не знаю, что делать с моей яростью ", - и отказа­лись представить, что с ней можно сделать. Может, продвинетесь немного и все-таки представите? (Мэри приносит тяжелые подушки.)

Хенк: Я не хочу... Я боюсь (Долгая пауза). Мне хочется, чтобы ты убрал локоть... Черт бы тебя побрал... (Он два раза легонько бьет подуш­ку и останавливается.)

Мэри: Вот что происходит - вы злитесь и пытаетесь, запугивая себя, быстренько подавить гнев. Вы пугаете себя тем, что можете совер­шить в реальной жизни. Разрешите себе спустить тормоза в вооб­ражаемой жизни...

Боб: Отколошматьте подушку.

Хенк: (Качает головой).

Мэри: Начните с " Я не осмелюсь ударить подушку ".

Хенк: Я не осмелюсь ударить подушку.

Мэри: Почему?

Хенк: Да-а, как-то меня не тянет. Глуповато как-то.

Боб: Ну и пусть глуповато. Все равно бейте.

Хенк: (Взрывается... бьет подушку, пинает, молотит ее кулаками.)

Мэри: Как ощущения?

Хенк: Устал. Руки затекли, мышцы все еще напряжены.

Мэри: Тогда еще немножечко поработайте.

Хенк: (Бьет, пинает, кричит "А-А " и "ЧЕРТ ТЕБЯ ПОДЕРИ". Он ос­танавливается и садится.)

Мэри: Ну и как?

Хенк: Я расслаблен. Мой живот расслаблен. Я чувствую, как дышу. Я думаю, мне это требовалось.

Боб: О, да.

Хенк: Да. Когда я злюсь, я не знаю, что делать. Я сдерживаюсь. А чем больше сдерживаюсь, тем больше гадостей я говорю людям, про­сто для того, чтобы хоть немного спустить пары.

Боб: Потому-то мне и хотелось, чтобы вы физически сделали что-ни­будь... в воображении.

Хенк: Да, теперь я понял.

Мэри: Не хотите ли сказать спасибо той части себя, что злится? До сего момента вы ее подавляли... А может, вы ей за что-нибудь благодарны?

Хенк: Да. Э-э. Ты та сторона моего характера, что оберегает меня от чувства страха. Я благодарен тебе за то, как умело ты оберегала меня, когда я был маленьким. И за то, что ты придавала мне силы, когда люди делали мне то, что не должны были делать. Ты помог­ла мне держать себя в руках. И ты всегда рядом, когда все идет вразнос, и ты мне чертовски нужна.

Мэри: Не желаете ли вы осознать также, что вы в ответственности, а не ваша гневная...

Хенк: Это неправда. (Долгая пауза). Я боялся гневной стороны моего характера, потому что раньше она мне не подчинялась. Да, раньше не подчинялась. Сейчас я тебя контролирую. И я скажу тебе, когда соберусь тебя использовать...

Мэри: И как.

Хенк: И как. Я не разрешу тебе делать то, что может привести меня не туда... если я буду наносить людям вред. Или себе.

Мэри: Правда?

Хенк: О, да.

Мэри: Значит, вы можете без боязни ощущать гнев.

Хенк: Пожалуй, нет. Злиться нехорошо. Нехорошо злиться так, как я иногда злюсь.

Мэри: Неверно. Проверьте, я могу злиться, когда хочу...

Хенк: Ладно. Я понял. Я могу злиться, когда хочу, потому что я конт­ролирую свой гнев. Так, пожалуй, лучше. Я могу быть зол, когда захочу... но ты, моя любимая злость, не сможешь взять надо мной верх.

Боб: Что-нибудь вспоминаете о том, что было причиной вашего пер­воначального гнева?

Хенк: Я... я все еще чувствую ответственность за все гадости, что наде­лал в прошлом.

Мэри: Очень давно?

Хенк: Да-а. Пока я не стал совсем взрослым, я был просто разрушителем.

Боб: Мой вопрос - чем вызван ваш первоначальный гнев?

Хенк: Да. Я... проделал здесь у вас неплохую работу с Рут и Джим (наши партнеры). Я научился злиться и впадать в ярость, потому что все вокруг меня... в детских домах... на улице... были очень злые. Я покончил с этим. Я живу счастливо. Я никогда никого не убью, и себя тоже, моя нынешняя жизнь того стоит. Я думаю, что поняв, что могу вновь злиться на людей, но держать злость под контролем... например, бить подушку, а не людей... Одним сло­вом, я окончательно распрощался с прошлым. Ребенком я исполь­зовал гнев... каждый раз, когда меня посылали в разные места, я не поддавался.

Мэри: Словом, вы пользовались гневом, чтобы не стать психотиком?

Хенк: Я думаю, да, Мэри. Я помню, как близок был к психозу, когда работал в государственной больнице... я был по-настоящему затраханный ребенок. Мэри: Трах кончился. Хенк: Да. Может, какая-то часть меня, несмотря на прошлое, и хочет, чтобы ее трахали, но сейчас я полностью удовлетворен. Мне очень хорошо.

Хенк научился ценить свой гнев, понял, что нуждался в нем, когда был мальчишкой, и, самое главное, осознал, что может злиться, не при­чиняя никому вреда. На следующее утро Хенк завершает работу:

Боб: Хенк, вчера вы решили, что сами выбираете, когда вам злиться и когда проявлять свой гнев.

Хенк: Да, верно. Я просто ожил. Чувствую себя таким свободным.

Боб: Еще один шаг. Я бы хотел, чтобы вы провели эксперимент... Я бы хотел, чтобы вы поближе узнали того злого мальчика из прошлого. Не против?

Хенк: Нет. Не против.

Боб: Закройте глаза и представьте себя в том возрасте, когда вы были разрушителем.

Хенк: Мне стыдно...

Боб: Нет. Посмотрите на него глазами доброго терапевта. Сколько ему было, когда он впервые стал агрессивным?

Хенк: Вы не поверите. Семь.

Боб: Поверю. Посмотрите на семилетнего мальчишку. Что бы вы се­годняшний сделали для такого пацаненка?

Хенк: (Плача). Я бы, пожалуй, любил его. Его так мало любили тогда... Я больше не встречал таких нелюбимых детей. Это очень трудно.

Боб: Возьмите его на руки.

Хеше Он дерется как тигр. (Пауза. Он поочередно смеется и плачет). Ты хо­роший, и я останусь с тобой. На самом деле, я всегда с тобой. Я люблю тебя. Мне нравится, как ты дрался, защищаясь. Мне так жаль, что ты совершал преступления, когда был маленьким, и что ты бил людей, ког­да подрос. Я вижу тебя, хорошего, нелюбимого мальчугана. Да. Спаси­бо вам, Боб.

Джо также подавляет ярость. Его контракт - любить соревнования, а не "вести себя так, как будто каждый идиотский пинг-понговый матч - это вопрос жизни или смерти".

Джо: Я слишком большой, чтобы придавать такое значение соревно­ваниям. Я чувствую себя старшеклассником.

Мэри: Будьте старшеклассником. Что с вами происходит?

Джо говорит, что он был лучшим футболистом в команде, да и в баскетбол играл классно.

Джо: Но меня, впрочем, это не радовало.

Мэри: Почему?

Джо: Та же причина... Я не знаю. Я должен доказать... (Долгая пауза).

Боб: Что вы должны доказать?

Джо: Это началось раньше, когда мне было восемь или девять. Люди не любили меня.

Мэри: Почему?

Джо: Мое происхождение... Латиноамериканское...

Мэри: Продолжайте.

Джо: Моя мать - мексиканка. А предполагается, что все латиноамери­канские дети учатся в других школах... плохих. Они не могли меня выкинуть, потому что моя фамилия - О'Брайн. Но меня никто не любил. Никто никогда не приглашал меня в гости... ни разу. А я не был знаком ни с одним мексиканским мальчишкой. (Говорит груст­ным голосом).

Мы просим его воссоздать какую-нибудь сцену, где он соревнуется, но его не принимают за своего. Он вспоминает, как был ведущим спорт­сменом, а его не пригласили на частную вечеринку в честь победного футбольного сезона.

Боб: Что вы хотите сказать им?

Джо: Ничего.

Боб: Посмотрите, что вы делаете правой ногой.

Джо: Стучу.

Боб: Стучите сильнее. (Преувеличенные телесные движения - отличный способ прорваться через подавленную эмоцию.)

Джо: Ладно. (Он припечатывает ногу со всей силы). У, черт!

Боб: Минуточку. Пол слишком твердый. (Приносит несколько диван­ных подушек. Во время сцен "гнева "необходимо предотвратить воз­можность травм у клиента.)

Джо: (Взрывается, пинает, бьет, вопит). Черт бы вас всех! Я ВАС НЕНАВИЖУ! Я ВАС ВСЕХ НЕНАВИЖУ! (Продолжает орать и пи­нать, затем садится в изнеможении на подушки.)

Боб: Ну как вы сейчас... с теми детьми?

Джо: Я такой же классный, как и они.

Боб: А может быть, и лучше. С вами обращались отвратительно.

Джо: Да. И это было очень давно. Я даже и не знал, что это меня так волновало. Сейчас я не должен никому ничего доказывать. Я ду­маю, уже достаточно воды утекло. Мне хочется обнять вас обоих.

Джо и Хенк уже не должны прятаться от своих чувств. Они оба со­общили о неведомых раньше облегчении и возможности расслабиться. Им уже не грозит опасность стать "разгневанными мужчинами"; ока­зывается, что, когда клиенты перестают подавлять свои чувства, мно­гие из них не находят особых причин злиться в сегодняшней жизни. Главный опыт, приобретенный ими в ходе терапии, - возросшая бли­зость к себе.

Обвинения

Обвинители могут быть злыми или печальными. Хотя они искренне верят, что желают изменить конкретного человека, на самом деле их цель - повесить на него вину. Сай, который жаловался, что его жена не убирает квартиры, хотел, чтобы весь мир знал, что его жена достойна порицания. Так как у обвинителей низкая самооценка, первым делом мы ищем пути погладить их Ребенка.

Сью произносит обвинительную речь против своего мужа.

Боб: Я составил картину и мне вас очень жаль.

Сью: Вам жаль? Почему? (Она поражена. Хоть она в душе и хочет одоб­рения, но в действительности ожидает контратаки.)

Боб: Потому что, вероятно, когда вы были маленькой, в вашем доме был ад.

Сью: Может быть. А почему вы это говорите?

Боб: Потому что мне кажется, что вы страстно мечтали получить при­знание и уважение и не знали как. Вот я и думаю, что вы были слав­ной маленькой девочкой, которую никто толком не замечал.

Боб: Мне вас жаль.

Йетс: Да? Почему?

Боб: Я думаю, когда вы росли, они устраивали свистопляску вокруг 7разлитого молока, вместо того, чтобы просто взять тряпку да вы­тереть его. Потому что сейчас вы делаете ровно то же самое.

Боб: Мне вас жаль.

Уилл: Почему?

Боб: Потому что ваш отец, должно быть, был чудовищем.

Уилл: А как вы это узнали?

Боб: Потому что дети копируют своих родителей. Я слушал вашу от­цовскую сторону, ругающую сына.

Уилл Купчик¹ обучил нас технике работы с клиентом-обвинителем. Мы просим клиентку собрать столько пустых стульев, сколько человек было в ее семье. Сидя на каждом стуле, она должна отождествлять себя с одним из своих родственников.

Верна: (Сидя). Я - мать. Я обвиняю мужа в том, что он поломал мне жизнь.

Мэри: Хорошо. Мама, расскажи, как он поломал тебе жизнь.

Верна: Через два года после свадьбы он сбежал с другой женщиной. Он вернулся, но я никогда не могла забыть...

Мэри: Пересядьте.

Верна: Я - отец. Я обвиняю жену в том, что она поломала мне жизнь своим вечным нытьем.

Мэри: Пересядьте.

Верна: Я - бабушка. Я обвиняю мужа в том, что он поломал мне жизнь. Он увез меня от матери и никогда не зарабатывал достаточно денег в Америке. (Она начинает смеяться, пересаживаясь на другой стул). Я - дедушка. По-настоящему хороший мужик. Я обвиняю капитализм в международном заговоре против трудящихся. (Пересаживается, продолжая усмехаться). Я - тетушка Мод. Замечательная старень­кая тетушка Мод. Ее жениха ударил копытом мул... и она умерла старой девой. Я - тетушка Мод. Я обвиняю мула в том, что умру девственницей!

На этом месте вся группа вместе с Верной покатывается со смеху. Вер­на говорит: " Итак, что я должна делать? Знаю. Когда мне захочется кого-нибудь в чем-нибудь обвинить, я сразу же вспомню тетушку Мод и мула ".

Другой метод - попросить клиентку представить, что она выигра­ла. Она всех убедила, что ее-то ругать не за что, в отличие от других. В этом победном состоянии мы просим ее оглядеться и обнаружить, на кого же она, наконец, произвела впечатление. К кому она помчится с криком " Я победила! Я, наконец, доказала, что права! " Мы просим ее представить, что за приз она должна получить за победу. Очень часто обвинитель действует с позиции отчаявшегося Ребенка, пытаясь как-нибудь убедить мир, что он не хуже своего старшего брата или малыш­ки сестры. Вожделенный приз здесь - любовь. Поняв это, обвинитель готов принять новое решение, что он достоин любви, даже если значи­мые в его жизни люди и не любили его.

В успешной работе с обвинителями главное - не скатиться, несмотря ни на какие провокации, на позицию судьи - нельзя принимать ничью сторону, одобрять или осуждать, сравнивать, раздавать призы и т.д.

Печаль

Моя печальная подружка!

Иди ко мне, прижмись и не грусти...

Улыбнись! - тебя прошу я,

Твои слезы я сцелую,

Или сам я в меланхолию впаду.

Девочки и мальчики могут заплутать на пути к взрослению и в резуль­тате стать "печальными беби". Если девочка выходит замуж за "папоч­ку", обожающего "печальных беби", она будет получать поглаживания до тех пор, пока он согласен существовать в столь унылом симбиозе. Пе­чальные "маленькие мальчики" женятся на "мамочках", которые долж­ны целовать их разбитые коленки и все-все исправлять. Герман женился на "печальной беби", а затем обманул ее. Вместо того, чтобы тратить свою энергию на борьбу с ее печалью, он решил бороться за право быть еще более грустным, чем она. Каждый из них стремится быть утешаемым, а не утешителем.

Герман: Я хочу быть счастлив дома.

Мэри: Хорошо. Закройте глаза. Вы возвращаетесь домой. Да? Входите с ощущением счастья.

Герман: Хорошо.

Мэри: Где вы стоите?

Герман: На кухне.

Мэри: Все еще счастливы?

Герман: Да.

Мэри: Оглядитесь. Скажите, чем вы довольны и чем нет.

Герман: Я на кухне. Моя жена что-то готовит. Я говорю: " Привет! " • Снимаю пальто, вешаю на стул.

Мэри: Все еще счастливы?

Герман: Да. Довольно хорошее настроение. Я... э-э... Я в затруднительном положении. Я хочу поговорить о себе, просто поговорить... и начинаю спорить с собой... Должен ли я поделиться своими мыслями или я дол­жен выслушать ее?

Боб: Значит, вы проговариваете про себя?

Герман: Не сам разговор, проблему. Должен, не должен?

Мэри: Затем?

Герман: Начинаю говорить. Разговор идет... я кое-что рассказываю...

Боб: Будьте там. Рассказывайте ей.

Герман: В общем, я вхожу и говорю ей: " Я вспоминал Анни ".

Мэри: Кто такая Анни?

Герман: Наша дочь. Она умерла три года назад.

Мэри: Итак, вы входите и говорите ей нечто грустное. А затем...

Герман: Мы оба грустим. После одной-двух фраз она говорит о своей тоске по Анни, и потом весь разговор уже о том, как ей плохо. Я затыкаюсь и слушаю. Я напряжен. Мне не удалось поговорить о своих чувствах...

Мэри: Ладно, один контракт - попрощаться с Анни. Я поняла также, что вы оба боретесь за право быть грустным.

Герман: Меня не раздражает, что она грустнее, но она даже не слушает о моих ранах.

Мэри: Очень грустно, что один из ваших детей умер. Но мне кажется, вы и раньше находили причины для грусти.

Герман: Это верно. Я не привык... к счастью.

Хотя мы и не считали Германа склонным к самоубийству, мы все­гда проясняем этот вопрос с грустными клиентами. Герман сказал, что не собирается этого делать, пофантазировал на эту тему, причем в очень романтических тонах - спасение приходит в последнюю минуту, и с легкостью заключил антисуицидальный контракт.

Мы просим Германа провести эксперимент, рассказывая участни­кам семинара только веселые истории, а затем доложить результаты. С ним на этой встрече мы уже не работаем. Начиная лечить клиента с непрекращающейся печалью, первым делом мы работаем над сменой модели поглаживаний. Если мы просто отменим поглаживания за пе­чаль, клиент может впасть в депрессию. Мы хотим быть уверены, что он просит позитивных поглаживаний, получает и принимает их.

На последующих встречах мы изучаем происхождение его печали, работаем вместе с ним над принятием нового решения. В процессе ра­боты он ищет способ, как быть счастливым, несмотря на свой негатив­ный детский опыт. Он говорит "прощай" бросившему его отцу и умер­шей дочке. Завершающий мазок - он учится поглаживать себя за весе­лое, беззаботное настроение. Готовясь вернуться домой, он несколько раз проигрывает "кухонную сцену", пока не принимает полностью, что его жена имеет право чувствовать то, что ей хочется, и его чувства не зависят от этого. Он планирует пригласить ее на терапевтический ма­рафон и просит посоветовать кого-нибудь из местных терапевтов. Он говорит, что намеревается наслаждаться жизнью в любом случае: пой­дет она на марафон или нет, изменится она или нет.

Жюльена, 50-летнего архитектора из Франции, направил к нам друг, потому что "у него нет причин грустить", а он тем не менее все время печален. Первые несколько дней он отказывается работать над своей про­блемой, однако в перерывах намекает нам, что его печаль связана с пони­женной потенцией. На четвертый день он начинает работать:

Жюльен: Я так устал. Я так устал. Я на пределе. Я слишком устал, чтобы заниматься любовью, слишком устал, чтобы жить.

Боб: Тяжело быть бодрым, когда столько энергии уходит на то, чтобы ни в коем случае не бороться с депрессией. (Очень заинтересован­но). Когда

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 522 | Нарушение авторских прав