АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

РАБОТА И ДОСТИЖЕНИЕ ОПРЕДЕЛЕННОГО СОЦИАЛЬНОГО СТАТУСА

В работе с Гарольдом можно было выделить две основные линии: во-первых, продвижение вверх по социальной лестнице, и, во-вторых, возрастание социализированности, в особенности в его отношениях с женщинами. Эти два направления работы, конечно, тесно взаимосвязаны, поскольку продвижение по социальной лестнице существенно зависит от социализации, но мы будем описывать эти два направления по отдельности.

Обычно, работая с Гарольдом, Эриксон тратил на сеансы по одному часу, иногда по два. "Сначала почти всегда я использовал легкий транс, затем, по мере продвижения в процессе терапии, я стал использовать транс средней глубины, а затем, время от времени -- глубокий транс." Гипноз использовался для того, чтобы обеспечить следование пациента инструкциям, а также для того, чтобы временами вызвать амнезию и таким образом обойти сопротивление. На последующих же стадиях терапии гипноз использовался для того, чтобы изменить субъективное чувство времени пациента, за счет чего можно было решить некоторые задачи в более короткие сроки.

Эриксон специально тренировал Гарольда, чтобы тот учился свободно выражать свои мысли. Он заставлял его подробнейшим образом рассказывать о том, как он сегодня работал и чем занимался. Эриксон задавал ему вопросы, высказывал свои суждения, спорил с ними, таким образом Гарольд учился и выражать мысли, и воспринимать их.

На первом сеансе Гарольду было авторитарно сказано:"Я не хочу спорить с вами. Я собираюсь поделиться с вами некоторыми идеями и объяснить их. Я хочу, чтобы вы слушали и понимали, и отдавали себе отчет в том, подходит ли это вам, а если подходит, то каким образом вы могли бы их использовать именно так, как нужно вам, именно вам, а не мне и не кому-то другому. Вы поймете их так, как вы их поймете, и не иначе. Вы останетесь собой -- таким, какой вы есть."

Гарольд рассказал, что его сестры и мать были очень религиозны, но он таким не был. Но Библия была, по его словам, "самой важной вещью на свете", хотя при это она "его совершенно не интересовала". Опираясь на эту информацию, Эриксон начал укреплять у Гарольда ощущение важности собственной работы, связывая это и с умственной недостаточностью. Он говорил:"Вы верите в Библию, вы верите в то, что это самая важная вещь на свете. Это верно, и это хорошо. Вот сейчас я хочу, чтобы вы кое-что узнали и поняли это. Где-то в Библии сказано, что бедные всегда с вами, Бедные -- это дровосеки и водоносы. Это простая каждодневная работа, но мир без нее не мог существовать. Я просто хочу, чтобы вы поняли это."

Так, на первом и на последующих сеансах, началось обсуждение важности труда, выполняемого "слабоумными" для всего общества. В этом контексте рассматривалась трудовая история Гарольда и ее значение для него, как для производителя и законного члена общества. Вместе с тем, систематически, но маленькими порциями вводилась информация о важности физических свойств человека. При этом упоминались размеры мускулов, сила, координация, моторные навыки, а также качество ощущений.

Например, работа на строительстве ирригационных сооружений "не требует всего лишь грубой мышечной силы. Вы должны ее иметь, но вы должны уметь также копнуть так, чтобы набрать на лопату ровно столько земли, сколько надо, иначе вы устанете задолго до того, как сделаете всю дневную норму. То же самое при работе с хлопком. Вы не сможете ничего сделать, если даже у вас есть сила, если не научитесь видеть и чувствовать, как надо правильно работать." В подобных разговорах незаметно, ненавязчиво подчеркивалось осознание важности координации работы мышц и органов чувств, а также уважения и восхищения реальностью и собой, как частью этой реальности. Поскольку он презирал себя, обсуждалась также работа конвейерных рабочих и атлетов, как людей, обладающих только мышцами, но отнюдь не интеллектом. Я также высказывал замечания о том, что существуют повара, обладающие изощренными вкусовыми ощущениями, а интеллект у них при этом весьма низок. Таким образом, я строил прочный фундамент для идеи о том, что даже самый слабоумный человек может научиться делать очень многие вещи. Когда, как мне показалось, он понял это, я предложил ему длинное интересное исследование идиотов-ученых с историями болезней и тщательным исследованием их способностей и дефектов. Особенно восхитил Гарольда и возбудил его интерес железнодорожный Джек. Я закрыл эту дискуссию, глубоко загипнотизировав Гарольда и утверждая, что он не является ни идиотом, ни ученым, а кем-то, находящимся между ними. И пока он не успел осознать все значение этого замечания, я пробудил его, дав инструкции относительно амнезии, и отпустил его.

Половина ценности гипноза заключается в том, что вы можете использовать амнезию в тот момент, когда предлагается критическое или крайне важное внушение, и оно может быть оспорено или подвергнуто сомнению. При использовании амнезии отвергание ценной идеи исключено, и пациент может воспользоваться этой идеей позже, когда он созреет.

Весьма часто терапевтические внушения могут быть банальными по своему характеру, как таковые, они представляют собой генерализации, проекции которых на данную личность еще неосознаны, но которые впоследствии станут неоспоримыми. Например:"Неважно, что вы говорите, или как вы это говорите, важно только то, что вы при этом имеете в виду". Или:"Не существует никого, кто не мог бы научиться чему-то хорошему, интересному, страшно приятному от каждого младенца, каждого ребенка, каждого мужчины, каждой женщины". Или:"никто не может сказать, что вырастет из этого ребенка и никто не знает, каким он будет через пять лет, или даже через год."

Вместе с идеей о широких возможностях слабоумных и о потенциальных способностях каждого человеческого существа Эриксон вводил неопределенность относительно потенциальных способностей самого Гарольда. Однако, это делалось так, что эту неопределенность не так легко можно было оспорить или отвергнуть.

Параллельно подчеркиванию важности и полезности труда слабоумных, Эриксон начал сосредоточиваться на качествах, которые нужны хорошему рабочему. Обычно он находил какое-либо позитивное качество человека и использовал его как рычаг для того, чтобы сдвинуть с определенных стереотипов поведение человека. В нашем случае Гарольд гордился тем, что он хороший рабочий, и именно вокруг этого Эриксон организовал свои внушения. Он начал с того, что хороший рабочий нуждается в физическом благополучии, затем он подчеркнул важность хорошей диеты и побудил Гарольда научиться хорошо готовить. Чтобы этому научиться, Гарольд должен был брать поваренные книги в библиотеке и, таким образом, он научился пользоваться библиотекой. Эриксон также убедил его в том, что лучше покупать хорошие продукты, нежели отдавать заработанные деньги алкоголичке-сестре и ее алкоголику-мужу. В данном случае Гарольд научился воспринимать эту супружескую пару как яркий пример саморазрушения и пренебрежения к себе. Как мотивирующая сила здесь использовалось желание Гарольда стать хорошим рабочим. На этой начальной стадии Гарольд принял идею о том, что хороший рабочий должен заботиться о своем организме и о своем физическом Я, что включало в том числе покупку хороших удобных ботинок, что позволяло бы ему работать лучше. Однако, когда эта идея применялась к нему самому, Гарольд начинал оказывать сопротивление. Поэтому Эриксон сменил тему и стал беседовать с ним о работе на хлопковых полях.

В ходе этой беседы мы начали разговаривать о тракторе, как о такой части оборудования фермы, которая используется только для выполнения физической работы. Я заметил, что трактор нуждается в уходе за собой, для того чтобы хорошо работать. Его надо смазывать, чистить и защищать от коррозии. Его надо регулярно заправлять, используя при этом соответствующие сорта масла и бензина, и бензин, конечно, не должен быть авиационным, клапаны должны быть опущены, зажигание прочищено, радиатор наполнен, если вы хотите, чтобы трактор исправно трудился. Я провел и другие аналогии, а затем сказал:"Вы знаете, иногда вы должны делать какие-то вещи, которые следует делать, даже если вы не хотите их делать". Но при этом я тщательно позаботился о том, чтобы не уточнять, что это за "вещи".

Он отреагировал тем, что в следующий раз пришел ко мне в чистой одежде. Будучи настроенным агрессивно и воинственно, он ждал, как я прокомментирую его внешний вид. Я сказал:"Ну, пришло время позаботиться о своей одежде, вместо того, чтобы тратить деньги на свое тело, приобретая все новые и новые тела, потому что они изнашиваются так быстро". В этой фразе поддерживалось как убеждение Гарольда о своей неполноценности, так и его принятия идеи о том, что о себе следует заботиться и, таким образом, это замечание побуждало его продолжать заботиться о себе. Он облегченно вздохнул и спонтанно перешел в состояние транса, чтобы избежать дальнейшего обсуждения своей одежды. Я сразу же рассказал ему с вымученным чувством юмора историю о скупом фермере, который считал, что мул -- это просто "рабочая лошадь", но вместо того, чтобы кормить его травой, он надел на него зеленые очки и давал ему есть древесную стружку. Впоследствии он жаловался, что пока он учил мула питаться древесной стружкой, тот умер, так и не успев поработать на него. И прежде чем Гарольд смог отреагировать на это, я начал читать и комментировать "Дьяконовский шедевр, или чудесный одноконный фаэтон". Затем я отпустил его в запутанном и довольно неопределенном состоянии ума.

На следующую встречу он явился первый раз аккуратно подстриженный, в новой одежде, и было очевидно, что он недавно принял ванну. Он смущенно объяснил, что его сестра и ее муж протрезвели для того, чтобы отпраздновать годовщину своей свадьбы, и он чувствовал, что должен сюда пойти. Я ответил, что некоторые вещи делать надо, и что если привычка сформировалась, то любые действия становятся нетрудными. Гарольд добавил также, что в качестве подарка он поведет свою сестру к своему стоматологу и своему врачу, для того, чтобы пройти медосмотр. Кроме того, он вскользь упомянул, что теперь у него новый адрес "с недавних пор" -- и ничего более не было сказано о том, что он теперь умеет заботиться о своем физическом "я" и что уровень его жизни повысился.

Когда Гарольд начал хорошо одеваться и жить более комфортабельно, Эриксон стал побуждать его проверить, на что он способен, посредством организации неудачи.

Я побудил его записаться на вечерний курс алгебры. Оба мы знали, что ему не справиться с этой работой, но я чувствовал, что желательно создать сначала негативную ситуацию, затем избавиться от нее, прежде чем создавать позитивную ситуацию. Пациент продолжал чувствовать необходимость быть в своем праве, даже того, когда он ошибался, и психотерапевт в такой ситуации должен присоединиться к пациенту в этом плане. Таким образом, когда придет время для исправления ошибки, пациент и психотерапевт смогут исправлять ее совместно, и таким образом психотерапия становится в большей степени их объединенным усилием. Гарольд вскоре с удовлетворением объявил, что он не может справиться с курсом алгебры, а я с таким же удовлетворением объявил, что я очень доволен провалом. Это доказывало, что Гарольд ошибался, записываясь на курс алгебры для того, чтобы определить, сможет ли он успешно закончить курс вместо того, чтобы определить, что он не сможет этого сделать. Это утверждение поставило Гарольда в тупик, но оно было сформулировано таким образом для того, чтобы создать предпосылки для дальнейших попыток учиться.

Как только ситуация с неудачей была завершена безопасным для пациента образом, Гарольд стал воспринимать и другие инструкции.

С этого момента Эриксон начинает инструктировать его в плане социализации, что будет обсуждаться в главе с эти названием, но здесь мы коснемся лишь одного сеанса, который был важен для развития способностей Гарольда.

Я дал Гарольду задание завязать еще одно знакомство и дал ему адрес, как туда попасть, и предписав ему взять из этой ситуации все, что можно, ничего не пропустив, и посещать этого человека часто.

В течение нескольких последующих недель, когда он выполнял это задание, я запретил ему обсуждать это со мной и, таким образом, все, что он делал, было на его ответственности. Подобная инструкция также побуждала его все время быть готовым к обсуждению того, что он делал.

Человека, к которому я послал Гарольда, звали Джо, ему было 38 лет, и почти сразу же они с Гарольдом крепко подружились. Джо страдал от астмы и артрита. Прикованный к инвалидному креслу, он, тем не менее, удовлетворял почти все свои желания и сам поддерживал себя. В своей время, зная, что он потеряет способность ходить, он соорудил у себя в доме множество различнейших приспособлений для любых нужд. Он зарабатывал себе на жизнь ремонтом радиоаппаратуры и электроприборов, запаивал кастрюли соседям и, кроме всего прочего, был превосходной нянькой для детей. Его истории, песни и стихи, которых он знал множество, а также его выразительнейшая мимика очаровывали и взрослых, и детей. Еду Джо готовил себе сам, да так, что у него просили рецепты, и он охотно давал консультации хозяйкам, живущим по соседству.

У Джо не было даже и шести классов образования, и коэффициент его интеллекта не превышал 90 баллов. Но он обладал хорошей памятью, умел внимательно слушать и имел богатейший запас фактов и философских идей. Он любил людей и был жизнерадостным и ободряющим, несмотря на свои физические дефекты.

Эта дружба продолжалась два года, оборвавшись из-за смерти Джо от инфаркта. Гарольду эта дружба дала бесконечно много. Мне он рассказывал о Джо очень мало и, таким образом, эта дружба осталась как бы личным секретом Гарольда и его личным достижением.

Гарольду было дано задание посетить местную библиотеку и тщательно познакомиться с детской литературой, что он уже делал благодаря Джо. Он спонтанно начал исследовать и другие разделы библиотеки и начал делиться с Эриксоном своими впечатлениями о книгах и соображениями относительно мыслей, там высказанных. Обсуждались и те мысли, которые высказывал Джо.

Однако две вещи, стоило их лишь упомянуть, повергали Гарольда в отчаянье. Это было приготовление пищи и искусство письма. Но Эриксон начал говорить о приготовлении пищи как о высоком искусстве, но, вместе с тем, он презрительно отозвался о нем, как о чем-то таком, что может делать даже слабоумный или женщина. Способность писать также обсуждалась как величайшее достижение человека, но в то же время как нечто, что могут делать даже маленькие дети, слабоумные и даже женщины. Более того, письмо приравнивалось к нацарапыванию крючков и палочек, какими пользуются женщины-стенографистки.

Поскольку Гарольд обратился к психотерапевту, чтобы обеспечить себе чуточку удовольствия в жизни, Эриксон рассмотрел вместе с ним возможные источники удовольствия, которое может возникать при отдыхе.

Гарольд любил музыку, и у него уже был радиоприемник, хотя он чувствовал себя по этому поводу виноватым, считая, что он не достоин его иметь. Я убедил его в том, что на какое-то время радио ему просто необходимо, так как таково мое медицинское предписание. Я сказал ему "на какое-то время", чтобы помочь ему принять инструкцию, осознавая ее ограниченность. Если в будущем он отверг бы свое право иметь радиоприемник, то это могло бы быть рассмотрено как сотрудничество, потому что обладание радиоприемником предписывалось лишь на некоторое время.

Далее, я предложил ему рассуждение о том, что он, как хороший рабочий, должен тренировать свое тело, но не только тело, но и глаза, уши и психическое "я" в целом. Теперь, когда обладание радиоприемником и интерес к музыке стали законной частью его жизни, развития интереса к развлечениям можно было добиться относительно легко, т.к. внушения можно было теперь связать с его интересом к музыке. Например, можно было дать постгипнотическое внушение о том, что мелодия, которая ему понравится, останется у него в памяти. Он захочет выучить эту мелодию, но лучше всего она запомнится только тогда, когда он съест гамбургер. Таким образом, ненавязчиво, можно было изменить, например, его диету.

На каждом сеансе я просил Гарольда рассказать о том, какая музыка и какие песни ему понравились в последнее время, чтобы использовать названия этих песен и цитаты из них для формулирования терапевтических внушений. Например, внушения были извлечены из "делаю то, что приходит само", "акцентируй позитивное, исключай все негативное" и "сухие кости" ("Косточка большого пальца прикреплена к кости ступни"и т.д.). Но все песни, исполняемые женщинами, равно как и воспевающие женщин, до определенного момента терапии отвергались Гарольдом.

Я просил Гарольда о том, чтобы слушая музыку, он отбивал такт рукой и мурлыкал мелодию вместе с певцом. Затем, преодолев некоторое сопротивление с его стороны, я убедил его подпевать певцу в полный голос. И, наконец, я индуцировал у него мысль о том, что неплохо бы купить магнитофон, чтобы он мог записывать музыку и свое собственное пение, будет ли он петь один или вместе с певцом. Гарольду все это настолько понравилось, что я получил возможность предложить ему нечто более рискованное. Я начал внушать ему, чтобы он научился играть на каком-либо инструменте, лучше на банджо или на гитаре, чтобы аккомпанировать себе. Но тут же я отверг эту мысль, поскольку ведь Гарольд был предназначен исключительно для физической работы, требующей сильных мускулов, а не тонких мышечных движений. Я со всех сторон анализировал этот вопрос, взвешивал все за и против, часто повторяя, что я сожалею обо всем этом, а эти выражения сожаления представляли собой в сущности косвенные гипнотические инструкции. И, наконец, мы нашли решение. Гарольд мог быстро освоить все эти сложные действия, требующие тонкой моторной координации, овладев стенографией и печатаньем на машинке, ведь раньше у него просто не было возможности научиться всему этому. Ведь эти действия мог выполнять любой слабоумный и каждая глупая клуша, т.е. женщина, поскольку стенография это не что иное, как нацарапывание карандашом крючков и палочек, а печатание -- это просто стучание по клавишам, точно такое же, как игра на фортепиано, но когда ты печатаешь, то сразу можешь увидеть, что сделал ошибку и тут же исправить ее. Возможно, подобный аргумент для пациента, находящегося в бодрствующем состоянии, был бы смешным и неубедительным; в состоянии же транса пациент настроен реагировать на необычные идеи и ориентирован скорее на положительный результат, чем на поиски логических связей и соответствий.

Гарольдом овладела отчаянная решимость. Он выполнял все инструкции, и его желание овладеть стенографией и машинописью было просто огромным, он упорно тренировался, выполняя все задания. Он обучился всему этому очень быстро и в этом ему помогло восхищение мануальными навыками Джо, точностью и изощренностью его движений.

Следующий шаг заключался в том, чтобы побудить Гарольда брать еженедельные уроки фортепиано, "чтобы ускорить обучение машинописи и игре на гитаре". Я послал его к пожилой учительнице музыки, муж которой был тяжело болен. Гарольд должен был выполнять всю мужскую работу по дому, а с ним расплачивались уроками музыки. Гарольд принял это предложение, не осознав, что теперь он находился в особых отношениях с женщиной, играя, с одной стороны, роль ученика, а с другой -- роль сильного мужчины. (Это обстоятельство возникло спонтанно, но потом оно было в полной степени использовано.)

Поскольку теперь затраты Гарольда на жизнь возросли, он купил магнитофон, гитару, пишущую машинку, он был вынужден поискать себе более высокооплачиваемую работу. Приятель научил его водить автомобиль, затем он устроился на автобазу грузчиком, а потом и шофером.

Следующий сеанс был посвящен анализу рабочей карьеры Гарольда, отмечались его несомненные достижения, но общий комментарий был таков:"И вот, проживая день за днем, вы выполняете все ту же самую рутинную работу, и не обнаруживаете ничего нового." И, наконец, я побудил Гарольда читать объявления о найме на работу. Совершенно случайно он наткнулся на объявление о свободном месте личного секретаря, пишущего под диктовку, и располагающего своим временем таким образом, чтобы работать в любое время дня или даже ночи и, кроме всего прочего, живущего в отдельном домике в горах. Кандидат на это место должен был уметь печатать на машинке и владеть стенографией. Гарольд побеседовал с работодателем и был принят с окладом 410 долларов в месяц. Его работодателем был богатый эксцентричный пожилой человек, который вел очень замкнутый образ жизни и имел хобби, которое заключалось в снятии копий со старых рукописей, последующем их анализе и аннотировании. Гарольд выполнял обязанности секретаря, а также обязанности повара, когда тот брал выходной. К этому он был вполне готов, т.к. процесс психотерапии включал в себя изучение поваренных книг, а также практику приготовления пищи в доме сестры.

Хозяин был очень доволен работой Гарольда, и он начал снабжать его сверх заработка новой одеждой на все случаи жизни. У Гарольда был теперь деловой костюм, для визитов в библиотеку и другая одежда, например, для того, чтобы выезжать в город за покупками.

Гарольд работал там 18 месяцев, время от времени приходя ко мне на двухчасовой сеанс. За это время его мышление стало ощутимо более зрелым, кругозор его невообразимо расширился, равно как расширился круг его интересов и углубилось понимание различных вопросов. Все это было результатом бесед с его образованным работодателем. Наконец, последний покинул Аризону, заплатив Гарольду вперед за три месяца.

За несколько дней Гарольд нашел себе другое место секретаря, настолько же хорошо оплачиваемое, но здесь ему были приданы еще и функции руководителя. Он очень колебался перед тем, как принять это предложение, т.к. считал, что справиться с работой ему помешает его умственная отсталость. Но, в конце концов, он согласился, ожидая, что очень скоро его выгонят за некомпетентность. Факт того, что его приняли, он объяснял так:"Они не смогли найти никого лучше."

Когда Гарольд пришел ко мне, я загипнотизировал его и попросил проанализировать глубоко и тщательно всю свою карьеру. Он должен был обратить особое внимание на то, чтобы противопоставить с "безжалостной объективностью" ранний период своей жизни и самый последний период, когда он работал в качестве секретаря. Это заставило его страдать, но он выполнил инструкцию. Я дал ему постгипнотическую инструкцию о том, что в следующий раз он придет ко мне и затронет самый важный вопрос в форме предварительного соображения, и отпустил его.

На следующем сеансе Гарольд сказал:"Все это время я чувствовал себя, как дурной зеленый юнец, и как будто что-то рвалось внутри меня, как будто я собирался что-то делать, но не знаю что. Но, может быть, я знаю часть ответа. Как-то глупо об этом говорить, но я чувствую, что я должен поступать в колледж, даже если меня оттуда выгонят." Он добавил, что он хочет исправить еще многие вещи и хочет испытать риск в жизни, и хочет наслаждаться заходом солнца. Затем он добавил:"О, да, ведь в жизни еще есть столько всего, но послушайте, я еще к этому не готов".

И я повелительно ответил ему:"Хорошо, вы пойдете в колледж, но на этот раз вы не ошибетесь, как это было с курсом алгебры, когда вы записались туда, чтобы определить, сможете ли вы с ним справиться, вместо того, чтобы убедиться в том, что вы с ним не справитесь. В сентябре вы поступите в колледж на полный курс, чтобы в середине семестра обнаружить, с какой частью курса вы не справитесь." Я добавил, что в этот период жизни он должен будет обращать особое внимание на те простые, маленькие и приятные пустяки, которые и составляют большую часть жизни.

В течение трех последующих месяцев мы встречались с Гарольдом один раз в неделю, причем характер наших встреч значительно изменился. Гарольд теперь спрашивал меня о том, как я смотрю на те или иные вещи. Он вел себя так, как ведет себя любопытный человек, желающий узнать, как другой человек, которого он уважал и любил, воспринимает разные вещи, поступает, отдыхает, думает и чувствует. В сентябре Гарольд записался на полный регулярный курс в колледже, что занимало у него 16 часов в неделю. Он не консультировался со мной о том, на какой курс записываться, или как это сделать, не имея диплома об окончании средней школы. Убеждение Гарольда в том, что он страдает умственной отсталостью, еще не рассеялось, так что мне пришлось напомнить ему о том, что стоит подождать середины семестра, чтобы узнать о своем провале. Будучи совершенно уверенным в своем провале, он мог записаться в колледж с чувством абсолютной уверенности. Он не должен был ожидать от себя ничего сверх своих способностей, даже испытания этих способностей, но, чтобы осуществить этот провал, он должен был все-таки записаться в колледж.

Проходили недели, но Гарольд не собирался обсуждать со мной свои занятия. После экзаменов в середине семестра он с удивлением рассказал мне, что ему поставили хорошие оценки по всем предметам, я ответил ему, что половина семестра это в действительности очень маленький срок для того, чтобы преподаватели могли адекватно оценить способности новых студентов. Я сказал ему подождать до конца семестра, когда его способности смогут быть адекватно оценены. Таким образом, отсутствие провала объяснялось ошибкой преподавателя. Кроме того, с помощью такого определения ситуации, я готовил Гарольда к тому, чтобы он принял свои будущие оценки за семестр как правильную оценку своих способностей.

Возможно, очень трудно поверить в то, что пациент так очевидно ошибался, оценивая свои успехи в учебе, но следует помнить, что здесь использовались гипноз, амнезия, отвлечение и переориентация внимания, и все это способствовало тому, что он смог успешно скрыть от себя все, что с ним происходило в конце первого семестра. Гарольд получил по всем предметам высшие оценки и явился ко мне гораздо раньше назначенного времени. Он совершенно потерял свое душевное равновесие и чувствовал, что с ним что-то капитально не в порядке. Я уверил его в том, что с ним все в порядке, просто он до сих пор во многом ошибался. Когда он находился в глубоком трансе, я дал ему следующую постгипнотическую инструкцию:" Как только вы проснетесь, вы будете знать свои оценки. Вы будете знать также, что этот вопрос закрыт. Для каждой дискуссии есть свое время, поскольку теперь это не острый спорный вопрос, а состоявшийся факт ".

Гарольд продолжал успешно учиться в колледже, где столкнулся с новой проблемой -- как взаимодействовать с женщинами в интимных отношениях, но прежде чем перейти к этой теме, мы хотим добавить еще некоторые комментарии.

Во-первых, следует резюмировать, что за 2-3 года разнорабочий, который считал себя глупым кретином, история его жизни подтверждала это, превратился в человека, способного жить, как обычный представитель среднего класса и учиться в колледже. Из периферической особи, живущей на грани выпадения из общества, он превратился в полноправного члена общества с довольно высоким статусом. Эта цель была достигнута без всякого исследования того материала, который лежал "за" этой проблемой в обычном психиатрическом смысле. Гарольд изменился без всякого инсайта относительно своего прошлого и без анализа отношений между прошлым и настоящим, производимого посредством трансферентных интерпретаций. Он не открыл для себя никаких детских травм, которые могли бы быть использованы для объяснений его трудностей. Его, по всей видимости, несчастное детство, не предлагалось ему в качестве объяснения его неудач или его низкой самооценки. В сущности, вместо того, чтобы осознавать прошлое, такая психотерапия интенсивно использует произвольную дозированную амнезию, чтобы не допускать некоторые мысли и переживания в сознание. Материал осознается по порциям, согласно плану, и осознанное касается не прошлого, а собственных способностей пациента, каким он обладает в настоящем.

Такой подход типичен исключительно для Эриксона и он включает множество приемов, характерных для процесса обучения. Однако, пациент узнает не о причинах того, почему он таков, а о способах, как стать другим и прийти к успеху. Возможно, самым замечательным способом является в приведенном случае то, что пациент не узнал о том, что он не слабоумный, и не соглашался по этому поводу с Эриксоном до тех пор, пока не начал успешно учиться в колледже.

Тут следует подчеркнуть еще одну особенность эриксоновского подхода. В течение всего курса психотерапии Эриксон использовал сложную комбинацию авторитарных вмешательств, касающихся одних пунктов и предоставления пациенту полной свободы относительно других пунктов. В большинстве своем, действие пациента предполагает его полную автономию и независимость от Эриксона. Во многих случаях Эриксон работал с пациентом, как с тем трактором, о котором шла речь несколько выше. Он заправляет его бензином и запускает мотор, а затем позволяет функционировать ему так, как он этого хочет.

СОЦИАЛИЗАЦИЯ И УХАЖИВАНИЯ

Продвигая Гарольда к социальной позиции, которая была бы достойна его, Эриксон параллельно развивал способность Гарольда ухаживать за женщинами. В начале терапии круг общения Гарольда ограничивался его сестрой и ее мужем. У него не было друзей-мужчин, а женщин он избегал в принципе. Он обедал в столовых самообслуживания, чтобы не встречаться с официантками, покупки делал, если это было только возможно, у продавцов-мужчин и предпочитал ходить пешком вместо того, чтобы ездить в автобусе, если там были пассажиры-женщины.

Более того, он с трудом выносил присутствие рядом с собой собственной сестры и терпел он это только потому, что она была его сестрой. Его сексуальная активность сводилась к нерегулярным контактам с мужчинами, с которыми он занимался пассивным, а иногда активным феллацио. Его сексуальные партнеры должны были удовлетворять следующим требованиям: они должны были быть моложе его, предпочтительно мексиканского происхождения, с длинными волосами, ростом не выше 160 см и весом от 55 до 60 кг. У них должно было быть круглое лицо, полные губы, узкие плечи, широкие бедра, пружинистая походка, они должны были употреблять души, масло для волос и иметь склонность к хихиканью по любому поводу. Гарольд знал несколько таких парней, которых он именовал "юнцами", и поддерживал с ними связь. Гарольд никогда не был связан с женщинами, и у него не было даже подружки и он настаивал на том, что от женщин ему совершенно ничего не нужно. С терапевтической точки зрения проблема вовлечения Гарольда в процесс нормального ухаживания была невыразимо сложной.

Эриксон начал действовать с типичной для него манере -- он начал предлагать пациенту жизненные инструкции, которые позволяли пациенту сделать для себя связь с женщиной более приемлемой, а также он предложил пациенту серию заданий, выполняя которые он вовлекался в процесс ухаживания. Важным и необходимым было также то, что Гарольд стал лучше одеваться, улучшил свои жизненные условия и, продвинувшись по социальной лестнице, стал более привлекательным для женщин.

На ранних стадиях терапии Эриксон дал Гарольду задание в течение недели познакомиться с совершенно чужим человеком. Гарольд согласился, внутренне сопротивляясь, и "при этом он сомневался, что от него в данном случае требуется -- успех или неудача" (возможно, потому, что Эриксон недавно поздравлял его по поводу провала по алгебре).

Давая ему это задание, я предложил, чтобы он прогулялся мимо любой стоянки трейлеров. Затем я повернул дело так, чтобы он выбрал определенную трейлерную стоянку, где жил еще один мой пациент, привычки которого я хорошо знал. Гарольд, естественно, дождался последнего дня той недели, которая была дана ему для выполнения задания, и, дрожа от страха, начал свою прогулку по трейлерной стоянке, и было это в шесть часов вечера. Когда он проходил мимо одного из трейлеров, его окликнул мужчина, который сидел вместе со своей женой в тени своего трейлера. По вечерам в это время они всегда сидели там, зазывая прохожих в гости. Дружба закрепилась, и много недель прошло до того, как они узнали, что оба являются моими пациентами. Сначала инициатива в этой дружбе исходила от супружеской пары, но впоследствии Гарольд стал гораздо менее пассивным и более вовлеченным.

Многие пациенты надеются на то, что одинокий пациент найдет себе друга, но Эриксон предпочитает организовать жизненную ситуацию пациента так, чтобы это обязательно произошло. Он может прямо познакомить пациента с кем-либо, или же может потребовать, чтобы пациент в определенное время находился в определенном месте, где, как он знает, с большой долей вероятности произойдет знакомство с определенным человеком. Пациент часто остается при убеждении, что это случилось спонтанно. Следующее задание для Гарольда было более эффективным. "После того, как дружба между Гарольдом и супружеской парой укрепилась, я дал Гарольду познакомиться еще с одним человеком, дал ему адрес, велел ему пойти туда и познакомиться с этим человеком, проанализировав все, что увидит, и ничего не пропустив. Посещать этого человека надо было часто." Именно так Гарольд повстречался с Джо, больным мастером на все руки. Эта дружба имела для Гарольда важнейшее значение. Она длилась два года, пока Джо внезапно не умер.

Организуя жизненную ситуацию пациента таким образом, Эриксон избегает развития таких отношений между терапевтом и пациентом, которые бы замещали собой нормальные отношения и поэтому не давали бы им развиваться. В данном случае сам терапевт создает иные отношения пациента с другими людьми.

Следующей ступенью в социализации Гарольда было обучение игре на фортепиано, за уроки он расплачивался со своей пожилой учительницей, делая всю мужскую работу по дому. Таким образом, его связь с этой женщиной характеризовалась, с одной стороны, тем, что он был ее учеником, а с другой стороны, он был при ней компетентным мужчиной, выполняющим всю ту работу по дому, которую ее муж выполнить не мог.

Затем, когда Гарольд сумел подружиться с супружеской парой, мужчиной и пожилой женщиной, Эриксон потребовал от него выполнения следующих задач. Он предложил Гарольду обучиться плавать, посещая бассейн христианской ассоциации молодежи, а также обучиться бальным танцам.

Оба моих предложения совершенно не пришлись Гарольду по вкусу, и он отреагировал на них крайне отрицательно. Он возбужденно объяснил, что один раз в неделю в этот бассейн допускаются женщины, а он не намерен погружать свое тело в такую грязную воду. Что же касалось танцев, то они предполагали добровольное прикосновение к женскому телу, но даже сама мысль об этом была для него непереносимой. Старательно и испуганно он снова и снова пытался объяснить, что он гомосексуалист, что женщины ему совершенно отвратительны, и что в этом мире, навязывающем ему женщин там и сям, у него с этим делом и так достаточно забот, и не хватало ему забот выполнять мое новое требование.

Здесь Эриксон предлагает сразу две инструкции, причем одна из них более сложна, чем другая. Это делается затем, чтобы пациент мог отвергнуть первую и принять вторую. В данном случае перспектива обучения бальным танцам оказалась для Гарольда более устрашающей, нежели перспектива обучения плаванию в бассейне христианского союза молодежи, который был, как никак, чисто мужской организацией. Однако, произошло так, что Гарольд с некоторой поддержкой Эриксона справился с обоими заданиями.

Когда Гарольд начал возражать против обучения плаванию и танцам, я

предложил ему аналогию. Допустим, он хотел бы нарвать овощей, которые

растут в обильно удобренном огороде, политом, кроме того, еще и

инсектицидами. В этом случае он знал бы, что может помыться сам,

помыть овощи и хорошо поесть. Точно так же, и я на этом настаивал, обстоит дело с плаванием и танцами. Все плохое, что может произойти в результате плавания и танцев, может быть исправлено с помощью воды, куска хорошего мыла и полотенца.

В сущности, мне удалось отклонить все его возражения. Затем я заметил, что танцам лучше всего обучаться в студии профессионалов, где все контакты должны быть исключительно безличными. Оправдание этим двум новым деятельностям находилось в том, что он, как хороший рабочий, должен овладеть двумя различными физическими навыками, основанными на ритме.

Гарольд быстро овладел как плаванием, так и бальными танцами, но он начал использовать лишь определенный сорт мыла, и его мытье после занятий приняло ритуалистический характер. Я заметил, что другой сорт мыла был бы настолько же хорош, но никак не лучше того, что он использует. В сущности, оба сорта были бы хороши.

Таким образом, Эриксон искусственно создал у пациента навязчивую реакцию умывания, что помогло ему овладеть двумя новыми моторными навыками. Затем Эриксон начал расшатывать эту навязчивость, как он обычно поступал в таких случаях, деритуализируя ее: будет хорош как один, так и другой сорт мыла, для мытья удобно как одно время, так и другое, мыться можно долго, а можно и быстро.

Когда Гарольд начал участвовать регулярно в ситуациях, где предполагалось, пусть и безличное, общение с женщинами, Эриксон начал посвящать терапевтические сеансы тому, чтобы изменить образ мысли пациента относительно многих аспектов его жизни.

Когда Гарольд стал более восприимчивым к сексуальным вопросам, мы начали обсуждать их на сеансах. Я заявил, что если я обладаю определенными знаниями и имею определенные интересы, то и он должен приобрести по меньшей мере общие знания о многих аспектах человеческой жизни, касающихся продолжения рода. Например, он определил меня как гетеросексуала, а себя как гомосексуала, но делал это слепо, в действительности не понимая значения каждого из этих терминов. Затем я прочитал ему лекцию о сексуальном развитии индивида, останавливаясь на индивидуальных и культуральных различиях в сексуальных ценностях и действиях. Таким образом, я предлагал ему возможность модифицировать свои взгляды спонтанным образом, а не в результате целенаправленного усилия.

Затем я прочитал Гарольду другую, довольно академическую лекцию, о физиологии пола и биологическом значении процессов размножения. Я рассказал ему о сексуальных циклах, о брачных танцах птиц, сезонах течки у животных, о сексуальном поведении человека в рамках различных культур, равно как о музыке, песнях, танцах и литературных произведениях, посвященных этому вопросу. Как я позднее обнаружил, это привело к тому, что Гарольд начал систематически изучать в библиотеке литературу по этому вопросу. Затем я предъявил Гарольду серию инструкций, которые он должен был исполнить через некоторое время. Эти загадочные, с виду непонятные, общие инструкции предъявлялись ему, когда он находился в состоянии транса. Вот эти инструкции: 1) обнаружить существование совершенно несчастных молодых людей, которые боятся делать то, что хотят делать; 2) пронаблюдать за этими людьми и подумать, почему они себя так ведут; 3) обнаружить, что многие молодые несчастные люди надеются, но, в сущности, не верят, что кто-то придет и поможет им; 4) оказать помощь ограниченному числу таких людей, действуя при этом безличным образом.

Когда я почувствовал, что Гарольд чувствует себя достаточно безопасно, чтобы выполнить эти инструкции, я дал ему задание походить на танцы в разных местах и внимательно понаблюдать за молодыми людьми, которые хотели бы танцевать, но были бы слишком робкими и трусливыми даже для того, чтобы научиться этому. Затем он должен был заметить девушек, которые подпирали стену, -- толстых девушек, тонких, уродливых, которые с надеждой высматривали себе партнера или танцевали друг с другом, жадно поглядывая на молодых людей, которые стояли у стены, шаркая ногами, слишком смущенные, чтобы танцевать.

Гарольд не отверг это задание, но бесконечно удивился тому, что такие ситуации могут существовать. Однако, когда он впервые попытался выполнить это задание, он почти полностью оцепенел, и только через три часа и после нескольких безуспешных попыток, он прибыл в танцзал. Там он заметил группу молодых людей, подталкивающих друг друга и обменивающихся репликами, вроде:"Ну, давай", "Если ты пойдешь, то и я пойду", "Нет, нет, я не умею танцевать", "Ну и что, может, кто-то из девушек тебя научит", "Ну, давай же", "Ну, кто хочет?".

Когда Гарольд понял смысл этой ситуации, как он впоследствии рассказывал, он углубился в зал и обнаружил там примерно полдюжины девушек, которые, по всей очевидности, оставались без партнеров. Они выглядели растерянными, но с надеждой смотрели на него, когда он нерешительно остановился вблизи них, а затем, разочаровавшись, снова стали смотреть на площадку, где другие девушки танцевали друг с другом. Гарольд рассказывал:"Огромным усилием воли я овладел собой, подошел к ним и пригласил на танец сначала одну девушку, затем другую, пока не перетанцевал со всеми. Затем я покинул это место, чтобы обдумать все случившееся."

Гарольд был в танцзалах три раза и пришел к следующему выводу:"Этот опыт со всей определенностью дал мне понять, что я и наполовину не так уж плох, как я думал. Я не боюсь делать теперь некоторые вещи." Я ответил со значением:"Но ты действительно и наполовину не так уж плох, как ты думаешь, так почему бы тебе не обратиться в комиссию по делам ветеранов и не попросить дать тебе серию тестов, чтобы проверить, насколько ты хорош?" После этого я немедленно отпустил его, пока он находился в состоянии изумления. Через несколько дней Гарольд вернулся, и передо мной был теперь совершенно другой человек. Он торжественно объявил, что тесты показали соответствие его интеллекта выпускнику средней школы. Ему порекомендовали поступить в колледж. Он сказал:"Неплохо ведь для умственно отсталого?" А я ответил:"Да, неплохо даже для парня, который всегда считал, что он умственно отсталый." После этого я резко закончил интервью. Затем я отменил несколько последующих встреч, обосновывая это тем, что у него есть о чем подумать.

Эта серия предписаний очень типична для эриксоновского подхода. Очень часто он давал пациенту серию общих и, скорее, расплывчатых инструкций, а затем организовывал ситуацию, когда эти инструкции должны были быть применены. У пациента же оставалось чувство, что он спонтанно принял решение. В данном случае Гарольду было сказано, что он должен был наблюдать и оказывать минимальную помощь некоторым молодым людям. Позднее Эриксон посылает его в танцзал. В зале Гарольд "спонтанно" решил пригласить некоторых девушек и при этом испытывал чувство, что совершил что-то важное. Вместе с тем, эти инструкции преследовали цель поставить его в ситуацию, где он начал бы нормально ухаживать за девушками, сопоставил бы себя с другими мужчинами и понял, что он способен на многое, на что другие мужчины не способны. Посещение танцев вызвало у Гарольда нормальное переживание, которого он был раньше лишен.

В интимные отношения с женщиной Гарольд вступил гораздо позднее,когда

он уже учился в колледже. Эриксон узнал об этом лишь впоследствии.

В этот период терапии Эриксон развивал у Гарольда способность к

искаженному восприятию времени. Суть методики состоит в использовании

гипноза для того, чтобы повлиять на чувство времени человека таким образом, чтобы переживания, длящиеся минуты, казались бы длящимися в течение многих часов. Это должно было, в частности, помочь Гарольду в учебе. Гарольду было дано задание молча сидеть и анализировать, кем он был и чем он был, кто и что он есть сейчас и кем бы он хотел быть, и что бы хотел делать. Кроме того, он должен был противопоставить свое прошлое своему будущему, подумать о себе как о актуальном биологическом существе обладающем как эмоциональными, так и физическими ресурсами, и о своем личностном потенциале, позволяющем ему с разумной степенью неадекватности функционировать в жизни, общаясь с другими и с собой. На этих сеансах Гарольд выглядел как человек, занятый разрешением проблем, приятных или неприятных, но крайне важных. К концу каждого из этих сеансов Гарольд очень уставал. После этих шести сеансов мы сделали двухнедельный перерыв, а затем Гарольд снова появился у Эриксона, чтобы рассказать "о новой проблеме".

Гарольд вел себя несколько скованно, и все его поведение изменилось, став менее бесцеремонным. Казалось, что он хотел что-то у меня узнать, стараясь при этом, чтобы я оставался в неведении относительно того, зачем ему это нужно. Поэтому я реагировал довольно пассивно, уклоняясь от позитивных реакций, но свободно высказывая негативные.

Он рассказал мне, что вот уже в течение некоторого времени, какого точно, он сказать не может, в соседнюю квартиру въехала женщина. Вскоре он заметил, что она входила в квартиру и выходила из нее в то же самое время, что и он. Он заметил это, испытывая очень неприятные чувства, когда она начала жизнерадостно здороваться с ним. Это раздражало его, но он не смог сделать ничего, кроме как ответить ей.

Затем женщина начала, едва завидев его, останавливаться и пытаться заговаривать с ним. Это поставило его в "ужасное положение", т.к. теперь он стал предметом обсуждения соседей. От соседей же он узнал, что она была на 15 лет старше его, и что она ушла от мужа-алкоголика, который избивал ее. Теперь она содержала себя сама и копила деньги на развод.

"Все это было бы еще ничего", но этот период кончился однажды вечером, когда "без всяких объяснений и извинений" она "вторглась" в его квартиру с полными сумками продуктов в руках и начала готовить ужин на двоих. Оправдывая свое "ужасное поведение", она заявила, что должен же мужчина хоть раз поесть ужин, приготовленный женщиной. Моя посуду, она попросила его поставить какую-либо пластинку с классической музыкой.

Он сделал это с огромным чувством облегчения, поскольку это исключало необходимость разговора, а затем "к счастью, убрав кухню", она покинула его квартиру. Остаток вечера и почти всю ночь он бродил по комнате, "стараясь думать, но в голову не приходило никаких мыслей".

Через несколько дней, когда он собирался готовить ужин, эта женщина "просто-напросто зашла" и сказала ему, что у нее ужин уже готов, и пригласила его к себе. "И я не мог сделать ничего иного, как почти за ней и, словно ребенок, сесть за стол. После ужина она собрала посуду и преложила пойти ко мне опять послушать музыку. Мы сделали это, и она ушла около 10 часов. Я снова не мог заснуть всю ночь. И снова я не мог ни о чем думать, я просто чувствовал, что я схожу с ума, что я должен что-то сделать, сделать что-то важное, но я не мог понять, что именно. В таком состоянии я находился примерно две недели. Понимаете, я начал избегать ее, но через пару недель я все понял. Я должен был приготовить для нее ужин, и это должно было ей понравиться. Я так и сделал, но это не принесло ожидаемого мной результата. Надо сказать, что это был очень хороший ужин. Мы снова слушали пластинки. Она действительно любила музыку и много знала о ней. Она была очень умной женщиной, но в некоторых отношениях все-таки очень глупой. Она собралась уходить в половине одиннадцатого, и, уже выйдя за дверь, она наклонилась и поцеловала меня. Я мог убить ее в тот момент. Я даже не смог сразу закрыть дверь. Я кинулся в ванную комнату, встал под душ и включил его. Даже не скинув одежды, я начал мыть лицо с мылом. Я потратил на это чертовски много времени. Я намыливал лицо, тер его, смывал мыло и снова намыливал и смывал. Эта ночь была действительно тяжелой. Несколько раз я одевался и выходил на улицу, чтобы позвонить вам из автомата, но каждый раз я говорил себе, что я не должен звонить вам так рано. Потом я возвращался в ванную комнату и снова мылся и скребся. Господи, я сходил с ума. Я знал, что сам должен справиться с этим, но что это было и что я должен был делать, я не знал. Наконец мне в голову пришла мысль, что ответ у меня уже есть. Я получил его на одном из этих шести сеансов, от которых я так уставал. Что-то внутри меня подсказывало мне:"Это и есть ответ," -- но тогда он не имел смысла, как не имеет смысла и сейчас. Но это может помочь мне перестать мыться и скрести себя щеткой."

"Я не знаю, почему я пришел к вам сегодня, но я должен был прийти. Я

не хочу, чтобы вы мне что-то говорили, но в то же время я хочу вас слушать. Но, проклятье, будьте внимательны к тому, что вы будете говорить. Извините, что я так разговаривая с вами, но я чувствую, что я должен быть уверен в том, что я услышу. Это моя проблема."

Весьма осторожно я начал общий расплывчатый разговор, специально не касаясь содержания сообщения Гарольда. Когда он расслабился, я заметил, что не следует обвинять или критиковать эту женщину за то, что она хочет развестись. И что брак должен предполагать нечто большее, нежели несчастье и физическое насилие, и что каждое человеческое существо имеет право как на личное, так и на физическое благополучие. Поскольку эта женщина хотела быть самодостаточной во всех отношениях, она определенно обладала качествами, внушающими уважение, восхищение и симпатию. Что касается ее дружелюбности и вторжения в его личную жизнь, то нужно отдавать себе отчет в том, что люди, в сущности своей, являются стадными существами, и следовало бы ожидать, что он, она, как и все остальные представители человеческой расы, будут стремиться к совместным переживаниям. Это могло бы не только объяснить, но и помочь принять ее поведение. Что касается еды, то с незапамятных времен двумя лучшими приправами к ней являются голод и приятное общество. Музыку, как правило, тоже лучше слушать с другими людьми. Что касается поцелуя, который привел его в такое отчаянное состояние, то о возможном значении этого простого физического действия можно только догадываться. Существует поцелуй любви, страсти, смерти, поцелуй матери или ребенка, родительский поцелуй, поцелуй бабушки или дедушки, поцелуй, означающий приветствие, прощание, выражающий желание, удовлетворение, и это лишь несколько из множества возможных вариантов. Прежде чем приписывать этому поцелую какое-то специфическое значение, ему бы следовало знать, какой именно поцелуй это был. Это можно узнать, только свободно и с готовностью размышляя об этом, без всякого страха и ужаса, но исключительно с желанием понять.

Следовало бы также быть готовым к осознанию того, какое значение хотел бы придать этому поцелую он сам. В сущности, сейчас ничего не известно о том, какие личные мотивы двигали ее поведением, поскольку ни один из них не дал своему поведению осознанного определения. Однако, можно сказать, что он не должен колебаться перед тем, как отвергнуть нечто, что ему определенно захочется отвергнуть.

После этого высказывания мы молчали примерно пять минут. Гарольд перешел в бодрствующее состояние, посмотрел на часы и заметил:"Ну, я действительно должен продвигаться вперед, что бы это ни означало" и ушел.

Здесь важно прокомментировать следующее. Эриксон никоим образом не старается помочь Гарольду "понять" в обычном психотерапевтическом смысле значение его переживаний. Он не делает никаких интерпретаций о том, что возраст женщины может провоцировать ассоциацию с матерью. Отсутствуют любые попытки символической интерпретации ситуации. Следовательно, отсутствуют любые негативные санкции в плане отношения с этой женщиной. Эта связь трактуется Эриксоном как реальное отношение с реальной женщиной.

На следующей неделе Гарольд пришел к Эриксону на беседу, которая длилась примерно час. Он сказал:"Я действительно не хочу ни о чем вас спрашивать, но что-то внутри меня хочет знать, что вы думаете о Джейн. Расскажите же мне о ней, но будьте внимательны, что бы это ни значило. Я знаю, это глупая просьба, вы знаете только те немногие вещи о ней, которые я вам рассказал, но все же я хочу знать, что вы думаете об этой женщине, но будьте внимательны, когда будете о ней говорить, что бы это ни значило." И Эриксон начал говорить, опираясь на известные ему объективные общие признаки.

Отвечая Гарольду, я ненавязчиво упомянул обо всем, что было особенно важно для него. Я описал Джейн, как биологическое существо, одаренное богатством различных черт, качеств, свойств и способностей, развитых в различной степени, и собрание всего этого делает ее уникальным человеческим существом. Другие представители человеческого рода будут реагировать на нее в зависимости от их собственных способностей и потребностей. Например, история ее брака могла говорить о том, что она являлась гетеросексуальной женщиной, привлекательной для гетеросексуального мужчины. Ее специальность говорила о том, что она может быть продуктивной, стремление к разводу указывало на то, что она желает счастья себе как личности, и то, что ему понравилось, как она готовит и общается, говорило о том, что она обладает способностью вызывать к себе личный интерес.

Я отметил также, что дальнейшее продвижение в терапии, к которому, возможно, он стремится, должно было включать развитие отношений с женщинами вообще, как с представительницами реальной жизни. Я заключил сеанс следующими словами, произнося их на языке Гарольда, которым он пользовался, когда впервые пришел ко мне:"Хотелось бы тебе, черт побери, узнать, какого сорта эта женщина. Да, ты не дашь ей подцепить тебя на крючок, да и напортить ей ты не захочешь, как не захочешь испортить и себе. И все, что тебе надо делать, это выкладывать ответы по очереди." Я говорил таким образом для того, чтобы заставить его осознать контраст между его изначальным и настоящим статусом. Он ушел, почти никак не отреагировав, только у двери он задержался, посмотрев на меня пристально, с любопытством о чем-то размышляя, как если бы он не знал, что сказать.

На этот раз Эриксон не назначал Гарольду встречи, но через несколько недель он явился сам и сказал:

"Я бы хотел рассказать вам это по-своему, но вы психиатр. Я обязан вам буквально всем, и поэтому я должен рассказать это по-вашему, и, возможно, это будет полезно кому-то еще.

Последнее, что вы сказали мне, это было выкладывать ответы по очереди, и я почти ответил вам, что я собирался делать именно это. Но я понял, что вы минимально заинтересованы в том, что я могу вам сказать. Вы просто хотели, чтобы я для себя определил, кто я есть, что есть и на что я способен. Помните, как я стоял у двери и смотрел на вас, примерно в течение минуты? Вот о чем я думал. Я знал, что ответы должны будут появляться по очереди, один за другим. Я шел домой, я знал это, но мне было смешно, поскольку я не знал, что это будут за ответы. Я просто знал, что я должен выкладывать их по очереди.

Прийдя домой примерно в половине шестого, я озадаченно обнаружил, что выглядываю в окно, как будто ожидаю что-то там увидеть. Пока не появилась Джейн и не поставила свою машину в гараж, я не понимал, что жду именно ее. Я вышел и пригласил ее на ужин. Утром я удивлялся себе, зачем это я покупал все это. Она приняла мое приглашение и начала готовить ужин, а я играл на гитаре и пел дуэтом вместе с магнитозаписью, которую сделал сам. После ужина мы потанцевали под магнитофон, пока не захотели присесть. Мы сели на диван, и я сказал ей, что я собираюсь поцеловать ее, но сначала я должен был подумать, насколько мне это понравится. А пока я это сделаю, сказал я ей, она может перестать сопротивляться. Она выглядела озадаченной, а затем начала смеяться. Я понял, что то, что я сказал, может звучать для нее очень странно, но я имел в виду именно то, что я сказал. Когда она перестала смеяться, я поцеловал ее сначала в одну щеку, затем в другую, а потом в губы. Мне это понравилось, но я был настолько поглощен этим, что она немного испугалась, поэтому я предложил еще потанцевать. Во время танца я снова начал целовать ее, и она мне ответила.

И тогда со мной начали происходить еще и другие вещи, но я знал, что к этому еще не готов. Поэтому я прекратил танцевать и стал играть для нее классическую музыку, затем спел несколько песен, и она присоединилась ко мне. У нее очень хороший голос. Затем я проводил ее домой и на прощание поцеловал. Этой ночью я спал, как младенец."

Таким образом Гарольд готовился вступить в нормальные сексуальные отношения, но следует учесть, какая тщательная и кропотливая работа была предпринята для создания условий, при которых такие отношения стали бы возможными. Гарольд мог теперь начать ухаживать за женщинами, потому что он теперь хорошо одевался, жил в приличной квартире, учился в колледже и имел хорошую работу. Теперь он мог также разделить с этой женщиной ее компетентный интерес к музыке и к приготовлению пищи. К этому моменту он обладал также опытом общения с разными людьми, умел танцевать, в том числе и с женщинами. И, наконец, его отношение к женщинам изменилось, у него появилось любопытство и желание проверить, на что он способен.

Гарольд продолжал:"Проснувшись на следующее утро, я обрадовался, что сегодня воскресенье. Я хотел иметь в своем распоряжении свободный день, чтобы просто наслаждаться жизнью. Примерно в три часа я зашел к Джейн, она была очень занята шитьем платья, и я сказал ей, чтобы она не прерывала свою работу и пригласил ее к себе на ужин примерно в шесть часов. После ужина мы слушали классическую музыку, а потом немного легкой музыки. Мы потанцевали, а когда устали, сели на диван.

Я целовал ее, она отвечала мне, и мы начали целовать друг друга. Я был очень осторожен, зная, что я всего лишь начинающий и, наверное, неловкий, но мы обнимались, целовались, и я узнал, что такое французский поцелуй. Потом мы снова танцевали, затем ласкали друг друга и опять танцевали. Каждый раз при ласках я отмечал у себя физиологическую реакцию, но я знал, что очередь для этого еще не пришла. Наконец, мы еще раз послушали классическую музыку, и я проводил ее домой, с чувством поцеловал ее и пошел спать. В эту ночь я тоже спал очень хорошо.

Затем я не встречался с ней три дня. Это были весьма специфические дни, поскольку я не могу вспомнить многое из того, что тогда происходило. В понедельник я проснулся, чувствуя себя прекрасно. Я вспоминал вчерашний вечер и испытывал приятные чувства. Затем я пошел на работу, а следующее, что я помню, как я оказался у себя в квартире после того, как рабочий день уже кончился. Что конкретно происходило в течение дня, я совершенно не помню, но испытывал хорошее и сильное чувство, что на работе сегодня все было отлично. Во вторник я отправился на работу, намереваясь выпытать у окружающих ненавязчиво, что же происходило вчера, но следующее, что я помню, это то, что я вхожу в свою квартиру. Сначала мне было смешно, потом стало тревожно, и я стал думать о том, что же может произойти в среду. Конечно, и вся среда испарилась из памяти, но к тому же я обнаружил себя входящим в квартиру с огромным количеством покупок. Что меня совсем поразило, так это чеки, оказывается, я купил все это в гастрономе, в котором ранее никогда не бывал. Напряженно стараясь припомнить, как же я сделал все эти покупки, я бессознательно прошел прямо к Джейн. Я был так удивлен, когда она поприветствовала меня, что сказал ей, чтобы она не трудилась одеваться -- она была одета просто в шорты и в кофточку. Я был готов, и она могла прямо пройти ко мне и сесть за ужин."

В эту ночь Гарольд впервые вступил в сексуальные отношения с женщиной, и он переживал это как интереснейшее исследование. Впоследствии он рассказывал:

"Утром мы позавтракали, Джейн пошла на работу, а я остался дома. Я провел дома целый день, чувствуя себя счастливым, по-настоящему счастливым, впервые в моей жизни. Мне просто трудно все это объяснить. Существуют вещи, о которых можно говорить, но выразить словами невозможно. Вот именно такие переживания испытывал я в четверг.

Мы договорились снова встретиться в субботу вечером, и в пятницу я пошел за покупками. В субботу я убрал в квартире, но более подробных воспоминаний об этих днях у меня не сохранилось. Помню только приятное ощущение того, что все идет хорошо. В субботу вечером я приготовил ужасно изысканный обед, и когда Джейн вошла, она была в очень красивом платье и выглядела очень женственно, когда я сказал ей об этом, она ответила, что ей нравится мой галстук. Тогда я впервые узнал о том, что я тоже изысканно одет. Это меня удивило. Мы ужинали, танцевали, ласкали друг друга. Примерно в десять часов мы зашли в спальню. Сегодня все было по-другому, я не старался изменить себя или испытать что-то новое. Просто мы были людьми, которые нравились друг другу и хотели долго заниматься любовью. Где-то после полуночи мы заснули. На следующее утро она приготовила завтрак и ушла, объяснив, что к ней на несколько дней приезжает подруга. В понедельник утром я встал очень рано и пошел на работу, не зная о том, почему я вышел так рано. Прошло совсем немного времени, и я это понял. Это произошло, когда я ехал по улице, навстречу мне по тротуару шла девушка, и я был так изумлен, что должен был затормозить, остановиться у тротуара и проводить ее взглядом до тех пор, пока она не скрылась из виду. Эта девушка была прекрасна, совершенно, абсолютно, невероятно прекрасна. Это была первая прекрасная девушка, которую мне удалось увидеть. Через два квартала повторилось то же самое, только на этот раз я увидел сразу двух абсолютно прекрасных девушек. Я все время испытывал желание останавливаться и смотреть на все. Ведь все так изменилось. Трава стала зеленой, деревья прекрасными, дома выглядели так, как будто их только что покрасили, машины казались новыми, мужчины выглядели так же, как и я, а улицы Финикса были переполнены хорошенькими девушками. И так было, начиная с понедельника.

В среду мне захотелось узнать, как поживают те юнцы, с которыми я когда-то общался, и я поехал посмотреть на них. Это было забавное переживание. Я должен был быть действительно ужасно больным, когда имел дело с этими бедными созданиями. Сейчас я просто пожалел их.

До субботнего вечера, пока подруга Джейн не уехала, ничего особенного не произошло. В субботу вечером мы ужинали, слушали пластинки, а затем, когда я выключил проигрыватель, мы оба почувствовали, что пришло время серьезно поговорить. Мы оба были благоразумны, обсуждая то, как мы могли бы наслаждаться друг другом, но продолжать это не имело смысла. Мы решили, что я должен был найти девушку моего возраста, а она должна подумать о мужчине своего возраста. Мы согласились в том, что мы должны остаться друзьями, нам это удалось.

Я хожу в церкви, молодежные клубы, меня интересуют достопримечательности. Знаете, теперь я живу и наслаждаюсь этим. И будущее у меня есть. Я закончу колледж, я знаю, карьеру какого типа мне хочется сделать, и я знаю точно, что я хочу иметь жену, дом и детей."

Гарольд закончил колледж и стал работать на весьма ответственном посту, что ему очень нравилось.

ГЛАВА 5

БРАК И ЕГО СЛЕДСТВИЯ

Проблемы, которые возникают как следствие брака, проявляются обычно в форме сексуальных нарушений или симптомов, которые делают нетрудоспособным одного из супругов и могут также приводить к кажущемуся непонятным разрыву брачных отношений вскоре после заключения брака. С точки зрения семейного цикла, цель лечения заключается в том, чтобы помочь молодой паре установить стабильные отношения между собой, а затем перейти на следующую стадию развития брака -- стадию рождения и воспитания детей.

Когда молодой человек, недавно вступивший в брак, обращается к психотерапевту с проблемой, то суть этой проблемы может восприниматься по-разному, в зависимости от того, с какой точки зрения на нее смотреть. Если рассматривать только индивидов, то проблема будет иной, чем тогда, когда мы возьмем во внимание супружескую пару. Точно так же, если мы будем рассматривать супружескую пару, то проблема будет выглядеть иначе, если мы возьмем во внимание распространенную семью. Вот пример. Ко мне на лечение была направлена молодая женщина, страдающая сильным тремором правой руки. В прошлом году она подверглась экстенсивному и соответственно дорогостоящему неврологическому обследованию, было дано заключение, что этот тремор является симптомом истерии. После 6 месяцев традиционной психотерапии рука у пациентки стала дрожать еще сильнее. В данный момент надо было срочно устранить симптом, иначе она могла потерять работу. Меня попросили провести краткосрочную терапию в надежде на то, что хотя бы ослабится интенсивность симптомов. Сначала я применил эриксоновский гипноз, и через несколько минут стало понятно, что тремор можно перемещать из руки в руку. Это позволяло поставить диагноз истерии, не прибегая к обширным исследованиям и большим затратам, или это было при неврологическом обследовании. Оставалась проблема "излечения".

Дата добавления: 2015-11-26 | Просмотры: 402 | Нарушение авторских прав