АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Б. Гражданское право и его аналогии (кроме уголовного права).

Гражданское право, вместе с государственным и общинным, имеет своим специальным назначением установление равновесия во взаимоотношениях людей. В его функции не входит наказание, в смысле искупления, и его не касается преступление, как таковое. Оно стремится установить социальную основу для регулирования взаимных договоров и обязательств, но оно соприкасается с уголовным правом в зависимости от представления о гражданском возмещении убытков и применении, в случае необходимости, административных принудительных мер. Это право в большей степени исходит из естественных соображений и имеет более тесное общение с потребностями и социальными условиями человека, — однако, и оно не свободно от влияния религиозной мистики и скверных обычаев, встречающихся в нем довольно часто. Мы, на этот раз, желаем разобраться, применительно к нашему вопросу, в том, что имеется налицо, и что является предметом желания. Впрочем, подробности законодательного свойства не будут здесь служить предметом наших рассуждений, ибо я не располагаю для этого достаточными сведениями специалиста, да и к тому же мы совершенно отвлеклись бы от нашей темы.

Брак и половые отношения, как таковые. Отсылаю к тому, что было уже приведено нами в главах VI, VIII, X, XI и XII, а также прошу считаться с изложенным в предыдущих главах. Совершение полового акта двумя индивидуумами, свободно на это решившимися и не причиняющими при этом никакого урона третьему лицу, должно рассматриваться в качестве частного дела, столь же обычного, как рукопожатие или поцелуй, и, во всяком случае, ничего общего не имеющего ни с гражданским, ни с уголовным правом. Этот принцип является непреложным, хотя в настоящее время он и подвергается всевозможным стеснениям. Ограничение индивидуальной свободы может быть тогда лишь предоставлено обществу, когда приведение в исполнение этой свободы сопряжено с нанесением ущерба кому‑либо из его членов. Но свободное совершение полового акта людьми взрослыми и вменяемыми, поскольку он не сопряжен с дальнейшими результатами, не приносит никакого вреда ни обществу, ни отдельным его членам.

Однако, в практике права встречалось упорное противодействие этому взгляду. У многих народов, преимущественно у германских, конкубинат, или совершение полового акта вне брака, наказывается. Если же его и терпят, то, во всяком случае, относясь к нему недоброжелательно, причем женщина и дети являются здесь жертвами искупления. Несмотря на то, что приведенные нами раньше предписания католической религии в изложении Лигори, касающиеся подробностей совершения полового акта, и являют собою не больше, как предписания церкви, но все же их влияние на отношение в католическом браке довольно велико.

Что касается гражданского права, то совершение полового акта признается им исключительно в форме брака. Но последовательное видоизменение брака от полигамии (полигинии в узком значении) через моногамию к полиандрии и от кратковременного брака до обязательного соединения на всю жизнь (у католиков) или вплоть до практиковавшегося в Индии обычая, когда жена следовала в могилу за мужем, — было уже изложено нами в главе VI. Религиозные предания (сами являющееся последствием варварских обычаев) занимают наиболее видное место в брачном праве, чем и объясняются те невероятные усилия, с которыми принцип гражданского брака обеспечил себе право на существование в большинстве культурных стран. И в настоящее время церковный брак является единственной формой, господствуя, в качестве главного обычая, рядом с гражданским браком. Этим подтверждается, в какой мере сильны в нас предания, согласно которым, между прочим, брак рассматривается, как божественное установление или данный богу и не подлежащий отмене обет. Мы касались уже подробностей религиозных брачных установлений в главах VI и XII. Вполне понятно, что современная гуманно‑социальная точка зрения допускает лишь возможность гражданского брака, причем формальности в браке, имеющие, отношение к религии, должны рассматриваться, как частное дело. Эти религиозные обычаи ничего общего с государством и обществом не имеют, и следует не жалеть ни энергия, ни сил для борьбы с ними, как государственными установлениями.

Вникнем же в сущность гражданского брака и ответим на вопрос, чем ему следует быть? В современном своем состоянии гражданский брак представляет собою как бы робкую пробу, сильно нуждаясь в усовершенствовании. Под этой формой следует разуметь договор между двумя представителями противоположного пола, преследующий цели совместного воспроизведения. Однако, и в этой форме закон берет на себя больше забот о взаимоотношениях супругов, чем об интересах грядущего потомства, которое, казалось бы, единственно и должно было бы привлечь к себе внимание законодателя. Кроме того, неизбежно чувствуется здесь еще и зависимость женщины, благодаря чему гражданский брак много теряет в своей принципиальности.

И действительно, в основу гражданского брака должно быть первым долгом положено как безусловно правовое равенство, так и такое же отделение имущества каждого из супругов. Совершенно ненормальным является такого рода порядок, согласно которому женщина за мгновенное любовное опьянение платится всем своим имуществом в пользу мужа. Впрочем следует надеяться, что это наследие диких времен совершенно исчезнет из нашего гражданского права. Однако, в тех случаях, где женщина располагает достаточными правами, она при наличности скверного характера, в свою очередь, будет вредить мужу, опираясь на общность имущества. Должно усвоить также и более правильный взгляд на функции женщины, как хозяйки в совместной жизни; причем ее работа не будет представлять собою чего‑либо обязательного, а рядом с работой мужа внесется в ее личный кредит. Общность имущества должна быть вычеркнута из обихода, как безусловно вредная и лишенная гражданского правового смысла. Пока супруги объединены могучим чувством любви, общность эта будет практически осуществляться и независимо от легализированных форм. Но если семья раскололась, то общность имущества должна считаться, в свою очередь, больше не существующей, в интересах честно трудящейся стороны и потомства. При таком взгляде на вещи сведено было бы на‑нет много отрицательного, вытекающего из брачных взаимоотношений, и даже при счастливом во всех прочих отношениях браке последний не мог бы страдать от расточительности кого‑либо из супругов, могущей вредно отразиться на семье.

Продолжительность брака тоже играет важную роль. В тех случаях, когда брачный договор обусловливает абсолютную половую верность, развод, конечно, лишен всякого смысла, но, вместе с тем, какой несообразностью является насильное приковывание друг к другу двух людей, которые не желают и не в состоянии влачить вместе дальнейшее существование. Развод, в виду этого, нужно считать гражданско‑правовой необходимостью, которая, разумеется, не представляет собою идеала, но является верным способом для прекращения разложения семьи.

Из причин, обусловливающих развод, на первом месте стоят венерические болезни, расстройство мозговых функций, неверность в браке и вообще порочный образ жизни, преступность, но, главным образом, постоянные раздоры и неуживчивость. Не редки случаи, когда развод бывает следствием бесплодия или импотентности, хотя, с другой стороны, полигамия или полиандрия, не принявшие слишком больших размеров, предпочтительнее развода. Мне вспоминается один случай, когда жена, вынужденная душевным расстройством своего мужа, получила развод и вышла снова замуж. Однако, она продолжала весьма аккуратно посещать его в психиатрической лечебнице и, когда его состояние несколько улучшилось, поместила его у себя вместе со вторым мужем, который, в свою очередь, считал это вполне правильным. При наличности детей развод значительно осложняется, о чем будет сказано ниже. Если закон допускает возможность превращения брака во временный договор, то очевидно, мы здесь недалеко ушли от свободных любовных взаимоотношений. Чтобы избежать нежелательных последствий, мы должны принять во внимание все те причины, которые, независимо от появления потомства способны обусловить гражданско‑правовое значение половых отношений. Гражданский закон может урегулировать правовые отношения и внебрачных детей, дав им права, одинаковые с родившимися в браке, что явилось бы лишь самым элементарным актом справедливости.

Тому же гражданскому праву необходимо запретить вступление в брак несовершеннолетних. Общество обязано вмешиваться в этом случае, так как незрелый ребенок сам еще нуждается в защите, и, во всяком случае, половые сношения являются для него преждевременными. Вообще же для девушек, моложе семнадцати лет и для мальчиков восемнадцати‑двадцати лет половые сношения ни в каком случае не могут быть допустимы, в интересах здоровой социальной и индивидуальной гигиены, а стало‑быть, и нормального гражданского права. Это же целиком применяется и к душевно‑больным. Правда, это очень серьезный вопрос. И в самом деле: нужно ли насильственно отделить друг от друга такую пару, когда одна сторона душевно заболела, в то время как другая этого не желает? В Германии такой брак объявляется недействительным. Мы об этом еще будем говорить, но пока укажу лишь на то, что вредные последствия в таких случаях происходят, главным образом, от появления потомства. Поэтому важно лишь, чтобы в таком браке больше не рождалось детей. Вообще же будущему предстоит полное решение этого вопроса.

Мотивом для развода могут служить также такие физические недостатки, которые остались необнаруженными до вступления в брак. Однако, закон здесь считается лишь с интересами потерпевшей стороны и, если это нужно, предупреждает рождение калек. Но не в его компетенции высказывать свое мнение о половых отношениях и об их прекращении.

Важным является вопрос о прелюбодеянии, который, однако, тоже нуждается во вмешательстве со стороны закона. В связи с обнаруженным прелюбодеянием, пострадавшая сторона раньше всего имеет право на развод, получая и некоторые преимущества. Но при таких случаях браконарушений, когда, с согласия обеих сторон, они выливаются в бигамию или биандрию, ни гражданскому, ни уголовному закону здесь нет места. Под таким случаем мы разумеем такой, когда, например, супруги, в силу каких‑нибудь личных соображений, желают продолжать сожительство, но в связи с обнаруженной импотентностью или же бесплодием у одной из сторон, другой предоставляется право на половые сношения вне брака. В таких случаях интересы третьего лица или общества остаются незатронутыми, и стало‑быть, правовое вмешательство является неуместным.

Сложным представляется разрешение вопроса, как быть в тех случаях, когда развода требует одна из сторон, но на нее не согласна другая, причем для развода мотивов не имеется. В этом случае почти ничего нельзя сделать в борьбе с капризами «бога любви». Закону при таком обороте дела следует считаться прежде всего и единственно с правом потомства от этого брака, причем на неверном супруге лежит и обязанность содержания семьи. Закону не подлежит охранять всякие гражданские права той стороны, которая не посягает на нарушение брачных отношений. Необходимость имущественного разделения сказывается здесь очень ярко. Но, с другой стороны, я не вижу смысла в поддержании брака, которого одна из сторон и знать не желает, так как практические результаты при этом сводятся к нулю. Здесь, во всяком случае, мы считаемся с моралью в тесном ее применении, но не с правом, и сердечная угнетенность продолжающей оставаться верною стороны будет вполне одинакова независимо от формы брака, законного ли или конкубината. И здесь закону делать нечего, если не считать попыток к примирению.

Здесь мы останавливаемся перед запутанными отношениями. Мы убедились уже в том, что необходимо во многих случаях ограничение права на удовлетворение полового стремления, как сопряженное с нарушением прав других лиц. Наибольшее осложнение заключается в том, что такое удовлетворение (не считая патологических случаев) нуждается в участии двух существ, из которых одно получает удовольствие, другое может считать его для себя оскорбительным или вредным. Этот случай входит уже в компетенцию уголовного права, при рассмотрении которого мы этого и коснемся. Но и гражданско‑правовые отношения требуют, чтобы свободное удовлетворение полового пробуждения обусловлено было лишь добровольным согласием на это обеих сторон. Здесь не могут быть допущены никакие отступления. Не только несовершеннолетние, но и совершеннолетние должны быть охранены от посягательства на телесное насилие, противное их воле. В установлении христианского брака имеется еще достаточно применительно к этому остатков варварства, причем закон заставляет женщину отдаваться своему властелину и повелителю в зависимости от его усмотрения. В этом заключается нечто противоположное мужской верности, лишь формальной в браке. Что касается женщины, то она даже при большой возбудимости в силу физиологических причин лишена возможности располагать таким же правом, и ее жалоба принимается лишь в соображение, когда может быть доказана абсолютная импотенция. Здесь мы видим, насколько неуместно со стороны закона вмешиваться в подробности половых отношений, и право неизбежно уступит место бесправию. Это предусматривается и в судебной практике и интерпретируется «супружескими обязанностями». Индивидуальное половое стремление чрезвычайно неустойчиво и насильное введение его в рамки моногамного законодательного установления не только бессмысленно, но и неосуществимо. Мы должны поэтому считать необоснованными мечтаниями взгляд на брачную жизнь Толстого, относясь однако с уважением к его этическим заключениям. Если мужчина, обладающий сильной чувственностью, сочетался в браке с холодною девушкою, для которой совершение полового акта является чем‑то весьма противным, то в одинаковой мере бессмысленно навязывать мужу воздержание, а жене согласие на совершение полового акта. Здесь облегчить положение вещей могут лишь развод, конкубинат или бигамия, если нет места для взаимных уступок. При современном взгляде на вещи разрешается только развод, который, в свою очередь, будет жестоким, если имеется уже налицо беременность, или любимый ребенок, или же любовь и уважение между супругами, без связи с их половыми побуждениями.

Однако, все эти крайности могут быть умерены доброю волей. Не считаясь здесь с вопросами морали, а базируясь лишь на правде, мы желаем урегулировать вопрос в том случае, когда одна сторона постоянно желает, а другая этого не желает. Особенно роковым является здесь то обстоятельство, что половая страсть сосредоточивается на одном индивидууме, причем может случиться, что любовь будет отвергнута безапелляционно, что мы и видим каждодневно. Мы поэтому и полагаем, что не в интересах нравственности навязывать помощью религиозной проповеди, или поэзии, или всяких иных форм, ненарушимость любви в смысле моногамии, т. е. такого положения, в силу которого «женщина (и даже мужчина!) может и обязана лишь единственный раз в жизни любить». Такой жестокий взгляд на вещи должен быть категорически опровергаем, ибо он не страшен в сентиментальных грезах поэта, но является несчастьем для людей, которые видят в нем догму. На почве такого взгляда рождаются мученики, никому ненужные, явившиеся следствием смерти любимой стороны, болезни ее, а также семейного разлада и даже непризнанной любви. Внушаемость играет здесь крупную роль.

И действительно, если может быть по справедливости допустимо право отвергнуть половое посягательство другого, то с точки зрения закона и морали желающий любить, но не встретивший взаимности, может остановиться на другом выборе, который отнесется к нему более благосклонно. Однако, в настоящее время под гнетом общественного мнения люди охотнее остаются терпящей стороною, и на законе лежит обязанность урегулировать такую ненормальность.

Закон признает, что мотивами для развода могут служить дурное обхождение, повреждения в половой сфере, прелюбодеяние, преступность и половая импотенция, но и здесь общественное мнение производит свое давление, а между тем при вышеуказанных условиях возможно еще и требование гражданского удовлетворения, а то уголовного наказания. Чем‑то невероятным является гражданский и особенно уголовный взаимный иск неразведенных супругов, у которых брак, само собою разумеется, должно считать фактически нарушенным, а дальнейшее его продолжение в меньшей мере скандальным.

Венерическое заражение является очень важным рассмотреть здесь с точки зрения гигиенически‑гуманитарной. Если зараженный венерической болезнью совершает половой акт с другой стороною, этой болезнью не страдающей, то здесь мы встречаемся с ярко выраженным преступлением, причем закон должен вознаградить потерпевшего на счет виновного, не освобождая последнего от наказания. В этом случае, очевидно, обмануто доверие, причем потерпевший имеет право жаловаться, но часто не делает этого из чувства стыда. Это и является на руку преступным элементам, тогда как наказание виновных служило бы вернейшим обеспечением против заражения венерическими болезнями и размножения обремененных наследственным сифилисом детей. Эти последние вообще не должны были бы появляться на свет, о чем и должны позаботиться сифилитически зараженные супруги, прибегая в этом случае, например, к кондому (см. главу XIV).

Мы коснулись уже тоже весьма замысловатого вопроса, имеющего в виду взаимоотношения гражданского права и проституции. Мы резко осудили какую бы то ни было попытку ее урегулирования и официального признания. Однако, каково отношение гражданского закона к свободной проституции, которая этически представляет собою колоссальное зло? Но пока сильно господство Мамоны, нечего и говорить об ее уничтожении, так как торговля телом обусловливается свойственной человеку продажностью, причем люди, привыкшие все получать за деньги, получат за соответствующее вознаграждение и согласие на совершение полового акта. Противодействие может быть только нравственное. Государству надлежит в связи с этим как можно скорее отвернуться от этой клоаки, перестав ее опекать и признавать, но направив всю свою энергию на уничтожение сводничества и каких бы то ни было общественных выступлений проституции, которая таким образом перейдет в сферу исключительно личных интимных взаимоотношений. И торговля собою можно надеяться, окончательно исчезнет с введением более справедливой организации трудовой деятельности, заработной платы, а также с прекращением употребления спиртных напитков.

Резюмируя вышеизложенное, мы заключаем, что последовательные реформы видоизменят гражданский брак в наиболее свободный договор, имеющей целью половое сожитие. Закон поэтому должен вычеркнуть из сферы своей деятельности никому не нужную и даже вредную работу на выяснение половых отношений, заменив ее приведением в должный порядок обязанностей родителей применительно к их потомству. Тогда будет сведено на‑нет различие между браком и ничем не связанными половыми отношениями, так как закон будет тогда заботиться не о сохранении полового установления, будто бы утвержденного богом, а об укреплении естественных отношений в семье, служащих к возвышению этических и социальных чувств. (См. главу X. Брак по расчету. Нельзя не улыбнуться, когда разрешают именовать утвержденным богом на всю жизнь установлением такие брачные союзы, как брак богатой девушки с купленным офицером или же собственницы публичного дома с сутенером. Впрочем, в прежние времена брак по покупке был обставлен еще хуже).

Предлагались всевозможные способы для наибольшего облагораживания существующих свободных половых отношений, причем указывалось на бессмысленное обыкновение присваивать замужней женщине другое титулование, чем незамужней, так как действительно можно было бы считать справедливым присваивать неженатому мужчине название «Herrlein», как и незамужней женщине «Fraulein» В зависимости от этого девушка, имеющая ребенка и во всяком случае не сделав этим ничего нехорошего, ибо она слушалась лишь велений природы, оставаясь при таком наименовании, носит на себе как бы клеймо позора. Одна женщина, которая имела от мужчины при свободной любви потомство из девяти человек и заболела душевным расстройством, на мое обращение к ней со словом «Fraulien» иронически ответила мне: «очень приличная „Fraulien“ с девятью детьми». Этот ответ может стоить доброго кодекса. Дети, на самом деле, представляют собою связывающий элемент в браке. При их отсутствии бессмысленным является вмешательство закона в эти брачные отношения, пока нет страдающей стороны, и ничто не могло бы препятствовать самой непритязательной организации гражданского брака. Мы коснемся в дальнейшем более существенной стороны этого вопроса. Уже в наши дни некоторые государства предоставляют право прибегать к законам о гражданском браке, устанавливают брачные договоры, обусловливающие разделение имущества и труда, а также определенные права и обязанности по отношению к потомству, и таким образом как бы вводится поправка в существенные пробелы законодательства.

Характерными являются стремления извращенных в половом смысле людей, особенно же гомосексуалистов (см. главу VIII, б), обручаться и вступать в брак с объектами их любви. Закон с такими «браками» во всяком случае считаться не может, но, поскольку они не отражаются на интересах общества или частных лиц, закон не должен обращать на них никакого внимания, тем более, что и потомства ожидать не приходится.

Правовые отношения детей. Матриархат. Дети, как мы видели, представляют собою действительный, филогенетически и психологически обусловленный, связывающий элемент в браке и семье. Это настолько обосновано, что, как это уже констатировано в главе VI, многие дикие народности тогда лишь юридически признают брак, когда он дал уже потомство; причем бесплодная женщина даже у культурных народов заслуживает пренебрежения. Тем более должно считать ненормальным в правовом смысле тот пункт Наполеоновского кодекса, в силу которого возбраняется разыскивание отцовства. Если считаться со всеми высокими социальными, обязанностями, возлагаемыми на людей воспроизведением, то каким ненормальным порядком должно признать законное освобождение одного из родителей, в данном случае мужчины, от несения ответственности только по той причине, что не были приняты в соображение некоторые религиозные и законные формальности до зачатия. Но, может быть, вина мужчины при рождении ребенка вне брака значительно меньше, чем вина женщины, если вообще здесь может быть речь о проступке? Столь же позорно, сколь и курьезно, что французский язык дает внебрачным детям обозначение «еnfants naturels» (между прочим, и в немецком «naturliche kinder»)! Но тогда, быть может, детей, рожденных в браке, мы будем именовать «surnaturels», или неестественными. Позорно для нашего законодательства ни в чем неповинных внебрачных детей клеймить тем, что им предоставляется лишь в виде исключения присваивать себе фамилию матери, вместо фамилии отца. Если говорить о естественном праве, то дети, независимо от их брачного и внебрачного происхождения, должны быть уравнены в правах своих в социальном отношении, нося имя своего отца или матери, причем последнее было бы даже логичнее. Матриархат, наблюдаемый у дикарей (см. главы VI и XIX), так именно и поступает, являясь значительно более приличным, чем патриархат. Но должно допустить, что, вместе с признанием за женщиной ее социальных прав, исчезнут и преимущества одного лица в брачном союзе. Тогда, между прочим, на основе равноправия обоих полов, материнское имя, в интересах ясности и простоты, сделается вместе с тем и фамильным именем, но очевидна большая близость матери к ребенку, чем отца. Значительно реже является не установленным или сомнительным материнство (дети найденные, подмененные или подкинутые), но оно значительно легче и чаще устанавливается, чем отцовство. Так при одновременных половых сношениях матери с двумя мужчинами, не всегда легко установить истинного отца. Если же исходить из тех попечений, трудностей и даже трат собственного организма, с которыми связано для матери рождение и воспитание ребенка, и которые совершенно чужды отцу, то присвоение ее имени потомству, в качестве фамильного имени, будет особенно справедливым. Наше законодательство с таким положением вещей, к сожалению, еще не считается, но мы должны их всячески подчеркивать, как способ для разрешения многих запутанных вопросов.

Природа так устроена, что при долгом беспомощном детстве ребенка кормление и воспитание его лежит на обязанности родителей. Мы не должны, поэтому, прибегая к неестественным социальным теориям, освобождать от этой обязанности человека, так как на этой почве возникли бы неизбежно промискуитет и связанное с ним социальное вырождение. И вообще социальные обычаи можно с большим успехом подвергать большим изменениям, если они только имеют своей базой неестественные, традиционные догмы моды, а также и привычки на почве религии. Но введение социальных установлений, идущих в разрез с самыми святыми натуральными, филогенетически свойственными человеческой природы, побуждениями, является глубокооскорбительным и вместе с тем чреватым плохими социальными результатами. Мы указывали уже в главах VI и VII, чго людям в их половых отношениях филогенетически свойственна семья на основах симпатии между супругами, родителями и детьми, и в связи с этим внутренно действительная моногамия являет собою наиболее естественные, высшие и лучшие сексуальные любовные взаимоотношения, даже независимо от интенсивности, в особенности у мужчины, эгоистических полигамных стремлений. Мы считаемся при этом с многочисленными и разнообразными исключениями. При испорченности нравов наблюдаются безобразные отношения родителей к потомству, эксплоатация его, толкание его на путь проституции и т. д., причем нередки случаи, когда почему‑либо неудобные дети незаметно, но верно замучиваются на смерть. Отсюда очевидна необходимость для законодательства поспешить с выработкой таких установлений, которые исключили бы возможность насилия или злоупотребления со стороны родителей. Было бы полезно обратить внимание на предположения, сделанные законодательству Австрии по почяну Лидии фон‑Вольфранг, преследующие защиту прав детей:

Lydia von Wolfring: Wie schutzt man die Kinder von Misshandlun und Verbiechen, 1899; Kindermisshandlungen, 1902; Absvkennung der Vaterlichen Cewalt, 1902; ее же: Beschrankung der Zivilrechte bei Gewohnheitstrinkern, 1903; Lindwirtsehaftlich‑gewerbliche Kinderkolonien, 1904; Die Ursacben der Verwalirlosung der Jugend; Die Kinderwisshandlungen, ihre Ursachen und die Mlttel zu ihrer Abhilfe aus den Schriften des I. Oesterreichischen Kinderschutzkongresses. 1907; Die Schutzbedurftige jugend und ihre Wohlfart 1908.

Государство обязано взять на себя воспитание детей, явившихся жертвою дурного людского обращения, причем, водворив их в благотворительных учреждениях, но оно ни в коем случае не снимает ответственности с родителей по содержанию этих детей. Автор предполагает, как наилучшую меру, отдавать таких детей на попечение бездетных добросовестных супругов, в среде которых они найдут семейную обстановку. Здесь в основу положены также соображения педагогического свойства.

Но все же единственно нормальным останется такое положение вещей, при котором забота о потомстве будет лежать одинаково на обоих родителях. Помощь государства выразится в этом случае в организации школ, действуя даже, когда это нужно, принудительно, ибо на обществе лежит обязанность поднимать своих членов на общественный культурный уровень, причем власть родителей в этом случае не может действовать отрицательно. В функции государства, как мы видим, входит обязательное бесплатное школьное обучение. Вообще же власть родителей должна быть известным образом ограничена, причем должно исключить такие ненормальности, как извлечение пользы родителями из детей, а также практикуемые наказания, иногда переходящие всякие границы. О необходимости совершенного отменения физического наказания в школах нечего и говорить.

Государство должно следить за тем, чтобы родители непременно прокормили своих детей. Освобождение от этой обязанности не может быть предоставлено ни одному отцу (и также ни одной матери), независимо от их материального положения и их брачных отношений. При современном положении вещей ничего нет проще, особенно для человека, не располагающего собственностью, улетучиться, оставив своих детей на шее матери или же в распоряжении воспитательного дома. Если это был собственник, то его необходимо заставить принять все меры для обеспечения рожденного им потомства. Если же это был человек без средств, то он может соответствующей роботой отслужить стоимость содержания. Это представит собою более верный способ для охранения супружеской верности и моногамии, более верный, во всяком случае, чем непосредственное вторжение закона в половые отношения. Стало‑быть, родители, так или иначе, обязаны воспитывать своих детей.

Мое столь категорически высказанное утверждение встретит, без сомнения, отпор со стороны лиц, которые возьмут на себя отстаивать интересы бедных людей, не способных прокормить самих себя. Но где речь идет об обязанности, там, разумеется, и право. Если мы навязываем родителям определенные обязанности, то им принадлежат и определенные права. С успехами социализма восторжествует справедливость и в этом смысле. Когда человек будет иметь в своем распоряжении весь продукт своей трудовой деятельности, то он будет в состоянии и в половом смысле вести приличное существование. Но вместе с тем взваливание воспитания потомства на одних только родителей не является справедливым, так как параллельно бездетные люди будут себе «устраивать удобства жизни и вволю бездельничать на том основании, что отказались от счастья иметь потомство». С этой целью государство применяет поощрительные меры для семейств, обремененных детьми, и даже привлекает к несению определенных налогов бездетных или же холостяков, как это имело место раньше в Англии (1695 — 1706). Впрочем, там носятся с мыслью о вторичном введении этого налога.

Такой же характер имеет и упомянутый нами обычай в Норвегии на льготных условиях перевозить на кораблях женщин и детей. Впоследствии, с наиболее полным развитием социальных реформ, человеку не представится больше надобности отлынивать от прокормления и воспитания потомства, так как будет обеспечено бесплатное школьное обучение, и государство будет заботиться об инвалидах, сиротах, больных и т. д. И мы снова обращаемся к Фемиде, освободившейся от своей повязки: «Прими же все меры, чтобы, благодаря естественно‑научными социальным знаниям, твои весы остались бы вечно в действительном и справедливом равновесии».

Я допускаю возражение, что не всегда можно быть уверенным в истинном отцовстве. В этом есть доля истины. Однако, при предоставлении соответствующих прав женщинам и том воспитании девушек, основы которого указаны в главе XVI, положение вещей примет другой оборот. Отцовство, пожалуй, и в настоящее время нетрудно установить. Пусть будут усовершенствованные пути сообщения, облегчающие бегство преступника. Но ведь то же обстоятельство действует и в смысле возможности его обнаружить. В связи с возрастающей культурой человечества и улучшением международных отношений преступным элементам не будет больше места на земном шаре, и бегство, в целях освобождения себя от исполнения определенных обязанностей, не даст уже никаких определенных обязанностей, не даст уже никаких результатов. Все говорит таким образом, в пользу ответственности родителей в деле прокормления и воспитания потомства. Но ответственность родителей состоит еще в том, чтобы не плодить духовных и физических калек. По этому поводу говорили о запрещении брака, но очень сомнительно. Мы об этом в дальнейшем будем еще говорить.

Забота о сиротах, душевно‑больных и т. д., приводимая уже и в настоящее время в исполнение, нуждается в усовершенствовании. Но одновременно наблюдается чрезвычайно вредное обыкновение, практикуемое многими общинами, сводящееся к тому, что бедные и брошенные дети отдаются на попечение и воспитание тому, кто требует за это меньшее вознаграждение. Отсюда и берут себе начало всевозможные злоупотребления (нищенство, покинутые дети и т. д.). Внебрачные дети падают жертвой, с одной стороны, жадности к деньгам, а с другой — полового лицемерия. По этим же причинам так часты детоубийства и вытравливание плода. Гражданскому праву, в связи с уголовным, надлежит принять все строгие меры к тому, чтобы подобного рода явления не могли больше иметь места.

С наступлением такой эры, когда эти предложения найдут себе осуществление в лице закона, брак и свободная любовь будут друг от друга отличаться лишь условно, причем лишь наличность или отсутствие брачного договора обусловят ту или иную форму. Моногамия в этом случае останется только в выигрыше, ибо исчезнет прежде всего позорная проституция, не будет больше места промискуитету, а явится свободная и крепкая условная моногамия, зиждущаяся на законах естества.

В настоящее время ведется упорная борьба между такими жупелами, как «принудительный брак на всю жизнь», и «свободной любовью». Это — преувеличение. Свободная любовь ни в каком случае не должна служить синонимом промискуитета или же освобождения от обязанностей относительно забеременевшей женщины и воспитания потомства. Мы же в данном случае исходим из естественнонаучных и социальных требований.

Формы и продолжительность брака. Во избежание повторения, отсылаю к главе VI. Этот пункт нами уже в достаточной мере освещен. Мы считаемся, конечно, с моногамией, как естественной формой брака, обусловленной продолжительным благополучием для всех членов семьи, но эта форма отнюдь не может считаться единственно благодетельной, исчерпывающей половые отношения, и думать так было бы равносильно приготовлению из нее правовой смирительной рубашки для всего человечества. Мы видим уже в истории и этнографии успешное развитие народов, живущих в полигамии, в то время как полиандрия дает весьма отрицательные результаты. Но и наша христианская моногамия далеко не чужда лживых основ и лицемерия, от которых не удалось спасти ее даже законодательным путем. При безусловном запрещении развода, как у католиков, он заменен был разделением стола, постели и дома, что, в свою очередь, усугубило лишь брачные раздоры. В то же время строгость моногамных законов дала выход людям к проституции, причем те же законы снизошли до регистрирования сводничества. Такие примеры непосредственно указывают на бессмысленность принудительной моногамии, направленной к удержанию в определенных границах естественных наших стремлений. Массы не могут реагировать столь же покорно, как отдельные личности.

Что касается полиандрии, то она возникла на почве бедности, обусловливая вымирание практикующих ее рас. К тому же нормальному мужчине в большей степени свойственна полигамия, чем полиандрия нормальной женщине. В некоторых случаях может быть оправдываема и полиандрия, так как немало есть женщин, которые, хотя бы и на патологической почве, будучи ненасытны в половом отношении, не в состоянии удовлетвориться одним нормальным мужчиной. И пусть тогда уделят ей свое внимание путем свободного соглашения любые дон‑жуаны, ибо в противном случае для таких женщин широко открыт путь в проституцию (мы уже знаем о существовании проституток‑нимфоманок), при этом же и дон‑жуаны будут отвлечены от нормальных девушек. Указывая на полигамию в главе VI, приводя различные формы ее, во многих из них не нашли столь унизительных элементов для женщины, какие можно было бы предположить из сравнения с мусульманской полигинией. Последняя теряет, главным образом, от варварского способа приобретения жен, как предметов торговли. Но при матриархате эти условия исчезают, и женщина, уравненная в правах с мужем, нечего не имеет против полигинии. Я беру себе право утверждать, что моногамный брак, в наиболее благородном его проявлении, будет в большей степени гарантирован установленной законом свободой, а также исполнением каждым из супругов своих обязанностей. При добровольной связи люди охотнее сойдутся и прочнее полюбят друг друга. Ничего не было бы страшного в том, если бы практиковались пробные браки в качестве кратковременных связей, заканчивающиеся разводом. И в настоящее время это сплошь и рядом имеет место, но лишь в более грубом проявлении, а между тем при таких браках закон первым долгом обеспечил бы вопрос относительно потомства. Можно возразить, что в интересах разнообразия легкомысленнме люди будут прибегать к такой форме брака, не рождая детей, но это не будет большим вредом, так как будет разумнее, если эта порода сама себя обречет на вымирание. Мы тогда противопоставим два естественных стремления, из них первое — стремление к деторождению и второе — к половому удовлетворению. При желании удовлетворить первое из них, необходимо придется урегулировать второе, при содействии, где это нужно будет, гражданского законодательства. Нет никакого разумного и этического основания, чтобы, в связи с упомянутыми оговорками, законом были бы воспрещены при уравнении полов полиандрия и полигиния в качестве предотвращающих мер.

Брак между родственниками. Отсылаю к сказанному в главе VI. Чтобы избегнуть вредных результатов весьма близкого скрещивания между людьми, необходимо, по‑моему, совершенно воспретить брак или иную половую связь, имеющую целью получение потомства, между прямыми родственниками (особенно же между родителями и детьми), а также между братом и сестрой. Заботы законов относительно всего, что стоит дальше этих родственных связей, являются бессмысленной бюрократической стряпней. Браки между свойственниками, женитьба на сестре умершей сестры, — все это напрасно запрещается законом, между тем как у других народов такие браки носили характер почти обязательный. Нет также мотива для запрещения брака между дядями и тетками, с одной стороны, племянниками и племянницами — с другой, а также между двоюродными, причем вреда для потомства в таких случаях не обнаруживалось. Необходимо только избегать накопления унаследованных недостатков, которые исчезают при браке с посторонними. Впрочем, не следует практиковать слишком часто повторения родственных браков в семье, так как они очень легко накопляют фамильные недостатки.

Ограничения личной свободы социально вредных или социально опасных субъектов по отношению к половой жизни. Люди не всегда способны отличить болезненное и принудительное от здорового и умеющего приспособляться, впрочем отношение их к этим двум различным проявлениям страдает неточностью, — в этом заключается весьма фатальный элемент в социальной области. От него страдают не только гражданское законодательство, но и постановления административные. Масса, будучи страстной, впечатлительной и не умеющей отдавать себе отчета, создает нередко положения, друг друга исключающие, вместе с тем обусловливающие и вопиющие несправедливости: она выражает свое негодование в ответ на проявления насилия, произвола, нарушение свободы и всякие иные ограничения, налагаемые компетентными людьми, которые сочли необходимым, в интересах общественной безопасности, поместить в лечебницу человека душевнобольного, являющегося опасным для окружающих и лишь непосвященному кажущегося нормальным. Но, вместе с тем, если этот человек, оставшийся на свободе, действуя в состоянии безумия, совершит грабеж, убийство или какую‑нибудь извращенную гадость, та же масса, вся обуреваемая чувством возмездия, будет настаивать на искуплении или наказании и даже не остановится перед тем, чтобы собственноручно разделаться с преступником. Положение психиатра, которого масса готова обвинить в желании засадить всех и вся в психиатрическую лечебницу, является в этом случае, довольно щекотливым, так как, во всяком случае, он не может расчитывать на спокойное к нему отношение. Его единственной заботой является проведение в жизнь общечеловеческих мероприятий, преследующих охранение психических больных от самих себя и от посягательства со стороны других лиц, но, вместе с тем, и предупреждение возможности для этих невменяемых приносить вред окружающим. Но общество этого еще не усвоило, и в его распоряжении имеется немало представителей юридиции старой формации, которые не прочь прежде всего запастись необходимыми мерами для защиты здоровых от врачей‑психиатров. Этот взгляд на вещи со стороны, общества довольно усердно поддерживается и распространяется страдающими манией преследования, людьми ненормальными или полунормальными и даже печатью.

В такой атмосфере, действующей отравляюще на психиатра, ему приходится работать, и неудивительно, что необходимые усовершенствования от этого только тормозятся. Удивительно, как публика и юристы, не имеющие представления о человеческой психологии, берут себе смелость думать, что они защищают личную свободу (речь идет, конечно, о добросовестных людях, но отнюдь не о не стесняющихся средствами ходатаях), а между тем, из их поля зрения ускользает то обстоятельство, что, благодаря их стараниям, немало душевно‑больных отсылается в карательные учреждения, в то время как другие, может быть, и более опасные, душевно‑больные пользуются полной свободой, совершают возмутительные преступления и систематически мучают окружающих, среди которых невинными жертвами большей частью являются члены семьи. Такая недальновидность толпы приводит в отчаяние психиатра, а между тем эта людская трусость делает то, что пощаженными остаются всего чаще насильники‑изуверы, и, благодаря такому обороту, всевозможные алкоголики, садисты и страдающие другими извращениями продолжают угнетать своих близких — во имя торжества пресловутой личной свободы. А, между тем, то же общество, поддаваясь внушению дерзких и крикливых, в свою очередь, переносить свой гнет на слабых и уступчивых, лишая их свободы.

Здесь большую роль играют половые преступления и извращения, обязанные своим происхождением пьянству. Я выскажу здесь следующие мои соображения.

Нельзя ожидать благоприятных результатов до тех пор, пока изучение психологии и психиатрии не будет вменено в обязанность юристам и законодателям, и пока не будет установлен принцип детальной психиатрической экспертизы каждого закоренелого преступника и вообще опасных людей. Необходимо совместное и согласованное действие юристов и психиатров, причем, одновременно с ознакомлением с психологией, юристы будут клиническим путем изучать осужденных преступников. И в самом деле, можно ли браться за решение судьбы ближнего, не будучи посвященным в душевные свойства этих пасынков общества. Пусть юристы, которым дороги судьбы человечества, идут вслед за ученым знатоком права Францем Лист, в интересах осуществления реформ.

(Привожу здесь следующие труды: Delbriick, Gerichtliche Psychopathotogie, 1897; его же: Die pathologische Luge und der psychisch‑abnorme Schwindler, 1891. Forel: Verbrechen und konstitutionelle Seelenabnormitaten, 1907, Kolle: Gerichtlich‑psychiatrisbhe Gutachten (клинические экспертизы Фореля, 1894). Liszt: Schutz der Gesellschaft gegen gemeingefahrliche Geisteskranke und vermindert Zurechmingsfahige. Forel: Die verminderte Zurechunngsfahigklit. 1899. Erich Wulffem: Die Psychologie des Verbre chers, 1908).

Очевидно, что необходимо принять все меры не только для борьбы с непосредственным вредом, причиняемым обществу подобными субъектами (например, садистами), всячески обезвреживать их, но и прилагать все усилия и средства к тому, чтобы предупредить развитие потомства таких лиц, зародышевая плазма которых в большинстве случаев бластофторически отравлена алкоголем. Оставляя первый вопрос в стороне, я позволю себе второму уделить несколько слов.

Очень ревностные и ни перед чем не останавливающиеся сторонники реформ рекомендовали кастрацию, как одну из радикальных мер (например, Рюдин в последнее время). Это предложение было, однако, встречено всеобщим криком возмущения. Наше сверхчувствительное культурное общество не может ужиться с этой мыслью, тогда как кастрация была совершенно обыденным явлением у некоторых народов древности, а у мусульман практикуется и ныне, доставляя весьма преданных и безопасных гаремных прислужников. Даже папа не брезгал кастратами, пользуясь ими, как дискантами в церковных концертах, устраиваемых в Риме. С этой целью мальчики подвергались кастрированию в детстве. И лишь теперь папа Пий X желает это уничтожить. Войны последних времен, изуверства европейцев в Африке, Китае и т. д. обнаружили, на какие гнусности способна природа человека, в любой момент готового на убийства. В наше время кастрация допускается лишь по предписанию врача, в случае соответствующего болезненного состояния. Я должен здесь сознаться, что такая операция над душевнобольным преступником была произведена с моего согласия в моей лечебнице, причем больной, ощущавший боли в семенном канатике, лично настаивал на кастрации. Впрочем, я смотрел на такую операцию, как на предупредительное средство против появления у этого субъекта потомства. Таким же образом была кастрирована и истеричная девушка 14 лет, родители которой были своднями и проститутками, и которая, в свою очередь, уже бросалась на шею каждому встречному, получая от этого удовольствие. Впрочем, кастрация в то время применялась при лечении истеричных, хотя я имел в виду при этом социальную цель. В интересах уменьшения размножения испорченных и несчастных существ было бы полезно если не кастрировать, то, по крайней мере, производить такие операции, как дислокация труб, дающие в результате бесплодие, но не отражающаяся ни на яичниках, ни на libido sexualis. Что касается таких извращенных, как садисты, то кастрация в отношении к ним может считаться даже необходимой. И вообще, если психопатологическое состояние данного субъекта таково, что ему трудно считаться с велениями рассудка, то операция будет ему служить лишь на пользу, так как в противном случае, в интересах обеспечения окружающих, его придется изолировать и стало‑быть, причинить ему еще большие неприятности.

Но применение такой экстраординарной меры рекомендуется в определенных, вполне выраженных, случаях, причем желательно, чтобы такого рода операции не возбранялись законом при наличности согласия больного. При настоящем же положении вещей, даже с согласия больного подвергнуться такой операции, врачу не всегда возможно идти ему навстречу, с точки зрения закона. Если такую операцию произвести в молодости, то общество будет освобождено от преступных по своей извращенности элементов. В тех же случаях, когда речь идет только о том, чтобы предупредить появление потомства, то дело может ограничиться применением известных предупредительных против забеременения средств, так как благодаря им достигается удовлетворение полового стремления, не сопряженное ни с какими последствиями. Поразительно, что во многих местах продажа средств для регулирования деторождения (кондомы и др.) воспрещена и даже преследуется, как нечто безнравственное. Об этом см. дальше, главу XIV.

Для нас здесь важно в принципе установить, что при современном положении вещей в браке создается благоприятная почва для рождения преступных и психопатических элементов и калек. Между тем как воспроизведение здорового потомства от нормальных физически и духовно людей, если не препятствуется, то, во всяком случае, затрудняется. Если человек безнадежно больной вступил в брак, то он может родить столько болезненных детей, сколько ему вздумается, между тем как здоровая и нормальная девушка, так называемый «перл», поступившая в услужение, встречает всякие препятствия к вступлению в брак, так как ее желают как можно больше эксплоатировать. Родивши же ребенка вне брака, девушка тотчас же лишается места и чести. Исходя из вышеизложенного, мы настаиваем на предоставлении наибольшей личной свободы людям нормальным и способным приспособляться и в то же время требуем наибольшего личного ограничения людей ненормальных. К этому и должны быть сведены функции гражданского права.

В прежние времена душевно‑больным запрещалось вступать в брак, или же брак, уже совершившийся, объявлялся недействительным. Конечно, такие меры не решают вопроса и объясняются господствовавшим мнением, что лишь брак обусловливает рождения и к таковым вынуждает. Однако, мы знаем, что это не обосновано. Что касается развода, то он допускается лишь в том случае, когда болезнь непосредственно констатирована. Между тем как весь ужас заключается в том, что в большинстве браков с ненормальной одной стороною, ненормальность эта, тяжело отражаясь на здоровой стороне, настолько незаметна, что остается не обнаруженной не только в глазах окружающих, но даже пред лицом суда.

(Немецкое гражданское право в следующих параграфах идет навстречу таким связям: § 1333 немецкого права гласит: «Брак может быть оспариваем супругом, если при совершении брака он ошибся в оценке достоинств противной стороны, своевременное знакомство с качествами которой, при уважении им к сущности брака удержало бы его от вступления в таковой». Там же, § 1353: «Супруги обязаны друг перед другом к совместному половому сожительству. Если при установлении совместного сожительства окажется, что одна из сторон злоупотребляет своим правом, — другая сторона не обязана подчиняться ее требованиям»).

Можно себе представить, сколько несчастий в таком браке, и сколько приходится переносить несчастной жертве его. Тем убедительнее приходится настаивать на вышеприведенном решении вопроса.

Швейцарским союзным судом, летом, 1905 года, вынесено весьма важное принципиальное решение. Слабоумный житель г. Базеля (30 лет) захотел вступить в брак, но мать ему этого не разрешила, с чем, между прочим, согласились как гражданский суд, так и следующая инстанция. Однако, сын апеллировал в союзный суд, который вынес специальную формулировку «слабоумия», которою сделано весьма важное ограничение права вступать в брак. Оказывается, с его точки зрения, что какая бы то ни было профессия или обнаруженные знания, ловкость в каких‑нибудь отраслях, вообще же нормальность в определенных сферах, — все это не обусловливает еще прав данной личности на вступление в брак. Чтобы запретить его, достаточно обнаружения у данного субъекта даже очень неполного идиотизма. Государство, в целях охранения семейной жизни, должно не разрешать брака душевно‑больным, равно как и было бы естественно вообще значительно сузить право жениться по соображениям физиологического свойства, чтобы не плодить обремененного болезненною наследственностью потомства. Такой взгляд на вещи в принципе своем может быть только приветствуем, так как начинает касаться самой сути.

Наследственное право. Связь этого права с половым вопросом лишь косвенная, но она имеет чрезвычайное влияние на рождение потомства. Бедный люд имеет всегда больше детей, чем обеспеченные классы, и это объясняется тем, что им, во‑первых, терять нечего, и половые сношения являются для них единственным удовлетворением, в то время как способы предупреждения беременности им недоступны. Но вместе с тем они предполагают использовать свое потомство. При наличности же некоторых средств, люди стараются воздерживаться от распложения большого количества детей, чтобы обеспечить имеющихся налицо от перспективы нужды. Поэтому и стремятся иметь лишь столько детей, сколько в состоянии будут воспитать и впоследствии снабдить «достаточным количеством средств». На этом и базируется, так называемая, французская «Zweikinder system». Печально в этом случае то, что дети, с точки зрения таких родителей, обязательно должны выйти на жизненный путь с известным количеством средств, причем личный труд их совершенно не принимается в соображение. Есть еще и такие взгляды у очень богатых лиц, которые опасаются плодить слишком много детей, не желая дробить своего огромного состояния и тем самым уменьшить значение семьи. Для ребенка, вполне естественно, сопряжено с вредными последствиями сознание, что его ждет всю жизнь обеспеченное существование, и труд, таким образом, не только не будет для него обязательным, но и услуги других людей, лишенных средств, всегда будут в его распоряжении. Однако, очень печально, когда будущность, наоборот, рисуется в весьма мрачных красках, когда воображение представляет длинный ряд годов упорного труда, дающего лишь средства к прозябанию. То же ощущает каждая личность, приходящая к заключению, что всякая упорная деятельность ее не даст обеспечения, как для нее, так и семьи, а вся предназначена для общества.

Интересы общества не в состоянии так воздействовать на человека, чтобы единственно обусловить бодрость и жизнерадостность работы последнего, ибо глубоко засело семейное чувство в сознании человеческом.

В связи с такими отношениями, наследственное право начинает проявляться более или менее значительно. Была попытка путем введения прогрессивного налога на наследства отчасти эксплоатировать скопление в единичных руках богатств. Мне лично это кажется недостаточным. Не претендуя на точно формулированное мнение, я спрашиваю, нельзя ли построить наследственное право на таких основаниях, чтобы потомство располагало лишь наследством вплоть до того возраста, когда оно будет уже в состоянии работать и зарабатывать, например, к 25 или 26 годам. Разумеется, к этому времени такие дети будут уже владеть и высшим образованием. Юноша не будет уже предаваться праздности, в надежде на унаследованные капиталы, а будет считаться с тем, что к определенному сроку продукты его труда будут служить единственным средством для его пропитания. Пусть меня не обвиняют в том, что я имею претензии на создание новой социалистической системы в связи с приведенной идеей, ибо такой взгляд на вещи неоднократно предлагался уже и раньше. Я преследую лишь уменьшение возможности извлекать пользу из чужого труда, причем на первом плане у меня обеспечение появления на свет дееспособного и здорового потомства. (На основании вышеизложенного разумеется совершенно новое этически‑социальное положение, на основе которого будет построено новое семейное право с разумным воспитанием, всеобщим школьным образованием и пр, и пр. Но даже и при таких условиях все же будет налицо забота о юбетвенных детях, в зависимости от высоты культурного уровня человечества. Надлежит всякому социальному установлению иметь в виду такого рода культурное побуждение).

Неоднократно ставилось на вид, и вполне справедливо, что некоторые отрасли культуры для своей разработки и изучения требуют чрезвычайной затраты средств и в то же время в материальном отношении почти или совершенно не окупаются. Вполне понятно, что на государстве лежит обязанность взять на себя возмещение всех расходов, связанных с движением науки вперед, так как оно от роста этой культуры лишь выигрывает. И в данном случае его деятельность будет напоминать собою поощрительные приемы владетельных особ и меценатов, которые в прежние времена (и в настоящее время) содействовали материально процветанию науки и искусств. Государство в этом случае пойдет еще дальше, так как оно обеспечивает возникновение рабочих средств и рабочих центров, не обязанных частному покровительству, не всегда свободному от беспристрастия.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 664 | Нарушение авторских прав