АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава четырнадцатая 1 страница

ФЛИНКС НА РАСПУТЬЕ

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ФЛИНКСА

АЛАН ДИН ФОСТЕР

Флинкс на распутье

(роман)

Флинкс на планете Джунглей

(роман)

Посвящаю эту книгу всем читателям, которые с 1972 года следили за приключениями Флинкса и Пип и ждали их возвращения. И особенно — Бетти Баллантайн, которая первой увидела в них (и во мне) потенциал и помогла нам, всем троим, реализовать себя.

Флинкс на распутье

▼▼▼

Глава первая

Если бы не страстная, сопровождаемая бурной жестикуляцией речь пухлого розовощекого человека со щеткой волос на макушке, вы бы вряд ли обратили на него внимание, поскольку внешность его была заурядна. В иных обстоятельствах пятеро его приятелей, отличавшихся друг от друга только цветом кожи и возрастом, показались бы столь же невзрачными. Пожалуй, лишь одного из них можно было отнести к разряду физически сильных людей. Все они родились на разных планетах, и каждый прожил жизнь по-своему. Но в этом не было ничего удивительного, а тем более замечательного.

Зачем собрались они в этой тесной комнате? Ответ прост. Сюда их привело Дело, которому они служили с фанатизмом, — тем самым слепым фанатизмом, что подчас бывает тверже эпоксена или дюралесплава. Они свято верили в правоту своего Дела, были убеждены, что правда на их стороне, и ради него пожертвовали бы своей жизнью.

Вот и сейчас они в буквальном смысле слова преобразились, сбросив свои повседневные маски с такой же легкостью, с которой ящерица сбрасывает кожу. Они считали себя крестоносцами идеи и были исполнены воодушевления.

Каждый вносил в Дело свой особый вклад. Оратор давал деньги, сидящий напротив него — силу и ловкость, сидящий по левую руку — свою врожденную хитрость. И все шестеро дополняли друг друга, горя одной и той же безудержной страстью.

Это были лидеры растущей организации, избранные для того, чтобы определить ее цели и разработать план действий.

Оратора знали в организации под кличкой Паук, которая как нельзя лучше отражала свойства его ума, но не имела никакого отношения к внешности. Когда он говорил о Деле, от напускного добродушия не оставалось и следа: глаза вылезали из орбит, а рот кривился в злобной усмешке.

Никто из них не знал настоящих имен своих товарищей. Так было надежней. Они взяли себе клички: Флора, Ящерица, Ормега, позаимствовав их у мира животных и растений, которые брались защищать с маниакальным рвением. Экология стала символом их веры. Они молились ей, не зная колебаний и не задавая вопросов. Их система взаимоотношений, казавшаяся неестественной, была для того и создана — чтобы сохранить естественность отношений между видами, которую цивилизация Содружества вознамерилась уничтожить во чтобы то ни стало.

Таковы были их воззрения.

И в них не было ничего криминального, чего нельзя сказать о методах, где заговорщики явно переходили границу разумного. Всех, кто не разделял их веры в экологию, они записывали в еретики, которых следовало уничтожать любыми средствами.

Уже несколько лет они терпеливо дожидались своего часа, а тем временем набирались сил и иногда проверяли их, устраивая небольшие провокации и мелкий саботаж. То срывалось производство нежелательной продукции на химическом заводе, то замораживалось на неопределенный срок сооружение шаттлпорта. При принятии ответственных решений заговорщики умело манипулировали голосами, перетягивая их на нужную сторону. В ход пускались любые средства: деньги, убеждения, а иногда и шантаж.

Так поступали они во имя Дела. И при каждом успехе их уверенность в себе крепла, а в организацию вливались новые члены. Это уже не был кружок ненормальных, от которого можно запросто отмахнуться. И для властей они стали проблемой, пусть до поры не очень существенной, но все же приведшей к тому, что труднее стало привлекать в свои ряды прозелитов. Убеждать же старых членов в чем-либо не было никакой необходимости.

Что касается численности, то организация достигла своего предела. И теперь могла либо замкнуться в себе, загнивая и разрушаясь, либо совершить рывок вперед.

Настало время превратить Дело в широкое Движение. Чтобы это произошло, необходимо заявить о себе во весь голос, на все Содружество. Заявить так, чтобы это невозможно было проигнорировать и чтобы все увидели, сколь далеко намерены зайти заговорщики в отстаивании своих убеждений. Пришло время для последнего рывка, который заставит весь мир ахнуть и содрогнуться. Этот шаг даст всемирное признание, которого они до сих пор избегали, а теперь оно стало жизненно необходимым. Именно сейчас нужно продемонстрировать всю силу и несокрушимую мощь организации, чтобы число тех, кто готов встать под ее знамена, возросло вдвое, а то и втрое. Пришло время доказать, что с организацией придется считаться.

По этой причине и собрались эти шестеро, скрывающие под кличками свои имена. В тесной и душной комнате заговорщики намеревались окончательно решить: где, когда и как они заявят о своих намерениях. У них не было общепризнанного лидера, но Паук, наделенный немалым даром красноречия, говорил всегда первым и обычно дольше остальных.

Произнося пламенные речи о Деле, Паук становился неотразим. Внутри невзрачного, хилого тела обитала высокомерная и мрачная душа. Он не знал сомнений и никогда не раскаивался в содеянном. Его товарищи внимали ему с уважением, испытывая те же чувства, что и он, но не умея с такой же легкостью облекать их в слова.

С недавних пор стало опасно собираться в одном и том же месте. Властями приняты кое-какие меры, и организация понесла потери. Правда, пока обходилось без человеческих жертв. Но жандармы и мироблюстители не дремали, и поэтому каждый из шестерки добирался до места встречи окольными путями.

Они были уверены, что не вызвали по дороге никаких подозрений. Осторожность была их защитой, анонимность — залогом безопасности. Кроме того, власти не знали, на каких планетах организация раскинула свои сети. Правительства хотя и были настойчивы в борьбе с ней, но страдали доверчивостью и неповоротливостью.

Но скоро и это не будет играть никакой роли. Одним стремительным движением заговорщики по собственной воле сорвут с себя маску секретности, представ перед Содружеством во всем своем могуществе. И тогда каждый канал трехмерки, каждое агентство новостей объявят их имена. Этот очистительный акт произведет впечатление на их многочисленных последователей, ряды борцов пополнятся, и нечестивые промышленники будут повергнуты на колени. И наступит в этой части Галактики новая эра — эра уважения и любви.

Разумеется, это будет тщательно выверенный шаг, ведь заговорщики не только преданы Делу, но и осмотрительны. Они все продумают самым тщательным образом.

Сделать предстояло очень многое, а вот времени оставалось мало. Однако теперь, после столь долгих лет подпольной жизни, после великих трудов и лишений, они могут, наконец, действовать по-настоящему, без оглядки. Отныне правительства, крупные корпорации и потерявшие всякий стыд эксплуататоры всего живого будут иметь дело с ангелом возмездия, который предстанет перед ними в облике организации.

А если кому-нибудь из ее членов суждено погибнуть? Это их не очень пугало, они давно приучили себя к мысли, что отдать жизнь за правое дело — почетно. Да и что может значить жизнь одного человека или даже нескольких сот, когда на карту поставлена чистота и неприкосновенность десятков миров?

Завершая свою речь, Паук кратко обрисовал сложившуюся ситуацию, а затем кивнул Флоре, сидевшей справа от него. Она была выше всех находящихся здесь мужчин, за исключением Щепки, который сидел у противоположного конца стола. Глаза Флоры сияли голубизной, а волосы имели оттенок золотой пряжи. Тело источало жар, словно раскаленные пески пустыни. Когда мужчины видели Флору, у них возникали галлюцинации. Она могла бы стать звездой и блистать на всех межзвездных каналах трехмерки и пожинать богатство и славу, но подобная ерунда не привлекала ее. По профессии Флора была биологом. Ей был присущ тот же фанатизм, что и всем сидящим за столом — ни один мужчина и никакая вещь не интересовали ее так, как Дело.

Когда Флора говорила, ее фанатичность не так бросалась в глаза — сказывалось природное обаяние. Первоначально ее красота настораживала организацию, но преданность Флоры и военная подготовка, которую она когда-то прошла, помогли ей преодолеть барьер неприятия. Теперь на нее смотрели так же, как и на любого другого члена. К тому же у нее были серьезные заслуги — например, она сумела в одиночку убедить правительства двух планет принять по важным вопросам решения, выгодные организации. Один раз — уговорами, другой раз — шантажом.

И вот теперь она держала в руках кусок ткани толщиной сантиметров пять, а площадью с носовой платок.

— Как вы думаете, что это такое? — спросила она. — Это новый продукт, и пока он настолько дорогостоящий, что его можно считать предметом роскоши. Вы видите результат последнего и самого гнусного надругательства над природой ради выгоды.

Ее безупречно очерченный рот скривился в гримасе отвращения, отчего красота несколько померкла. Зато был достигнут желаемый эффект.

— Это часом не сплетение «вердидион»? — Ормега вытянула шею, чтобы получше разглядеть предмет.

Флора хмуро кивнула:

— Этот неприкосновенный в прошлом организм из девственного, первозданного мира подвергся насильственной мутации. Пока — ради создания невиданного ранее комфорта для кучки толстосумов. Правда, уже известно о планах снижения себестоимости путем увеличения объемов выпуска этой продукции.

В ее устах это звучало как площадная брань.

— Другими словами, негодяи не собираются ограничивать сбыт пределами той планеты, где этот продукт производят.

— И эта планета как нельзя лучше подходит для наших первых полномасштабных выступлений. — Паук сложил руки на животе. — В данном случае полностью отсутствуют смягчающие обстоятельства, ведь лабораторные крысы совсем не для того калечат творения природы… например злаки, чтобы накормить голодных. Налицо попытка манипулировать естественной средой исключительно в целях обогащения. И мы пойдем до конца, чтобы выкорчевать зло. Другие промышленные компании трижды подумают, прежде чем сделают нечто подобное на любой планете! Как вам известно, до сих пор наша деятельность ограничивалась попытками спасти какой-нибудь вид или форму жизни. На этот раз, друзья мои, нам выпал шанс обеспечить будущее целой экологической системы. Да, этот шаг таит в себе опасность и требует огромных расходов. Любой, кто не желает участвовать в акции, может выйти из игры. От этого уважение остальных к нему не уменьшится.

— Я, к сожалению, не так хорошо знакома с вердидионом и не знаю историю его происхождения, — перебила Паука Ормега, вторая женщина в совете шести.

Она была невысокого роста, темноволосая и намного старше Флоры. Однако их соединяли прочные духовные узы. Обе ревностно служили одной и той же вере. Ормега не завидовала молодости и красоте Флоры, а та, в свою очередь, уважала опыт и знания старшей подруги.

— Вердидион — сложный органический механизм. Как и большинство форм жизни, зарегистрированных на этой планете, он имеет высокую способность к адаптации, — пустилась в объяснения Флора, положив образец на стол. — По структуре это мох, только более высокоразвитый, чем его родственники на Земле, Ульдоме или любой другой планете с влажным климатом. Первоначально предполагалось, что его реакции имеют чисто пьезоэлектрическую природу, но оказалось, все гораздо сложнее. В течение некоторого времени нам удается перехватывать секретную информацию фирмы-производителя. Выяснилось, что в своем обычном состоянии мох абсолютно бесполезен. Но эти бездушные твари, именующие себя исследователями, все-таки нашли себе забаву — вмешательство в структуру его ДНК.

— И во что превратился мох после опытов? — спросил Ящерица.

— В ковер. — Флора выплюнула ответ, как кусок гнилого яблока. — В самый обыкновенный ковер.

— Ты хочешь сказать, что теперь по нему будут ходить? — в ужасе прошептала Ормега. — Это по живому-то существу!

— Он может выдержать значительный вес. Хождение, похоже, не причиняет ему особого вреда. Посмотрите.

С этими словами Флора положила на пол кусок живого ковра. Все привстали со стульев. Под напряженными взглядами единомышленников Флора поставила ногу на середину фрагмента. Зеленовато-рыжие волоски тотчас прилипли к ступням, создавая им дополнительную поддержку.

— Если вы двинетесь в ту или другую сторону, ковер тоже всколыхнется, подталкивая вас в нужном направлении.

Все тотчас увидели, как шелковистая поверхность ковра, точно колонна муравьев, слегка передвинула ногу Флоры влево. Женщина сошла с живой поверхности, и волоски снова замерли.

— Этот сложный организм можно выращивать до больших размеров, а можно как угодно компоновать его части, в зависимости от конфигурации помещения. Нужную ему влагу он поглощает из воздуха. Его жизнедеятельность основана не на фотосинтезе, поэтому ему не нужно постоянное освещение. Когда по нему ступаешь, такое чувство, будто ты паришь в воздухе. Кроме того, от него исходит слабый аромат цветущей мальвы. — Голос Флоры звенел, как натянутая струна, а голубые глаза горели огнем. — Но разве он создан природой для того, чтобы служить половиком для изнеженных толстосумов?!

— В своем естественном состоянии, — добавил Паук, — сплетение съеживается под давлением, но отнюдь не приобретает дополнительную упругость. Этот же мутант — отродье дьявола и не имеет права на существование.

Из нагрудного кармана комбинезона Флора достала пузырек из-под духов и вылила его содержимое на живой коврик. Паук бросил миниатюрную зажигательную капсулу. Мох-мутант вспыхнул и на глазах умолкнувшей шестерки превратился в горелую корку, но никому и в голову не пришло, что экспонат мог страдать от сожжения гораздо сильнее, чем от хождения по нему. Разве это главное? Он же не творение природы, а всего лишь плод извращенной фантазии экспериментаторов. Стоит ли задумываться о его страданиях? Впрочем, с неменьшей легкостью и тоже не задумываясь о чужих страданиях, заговорщики уничтожили бы и тех, кто породил мутанта. Сплетение, как и его создатели, не заслуживало ни сочувствия, ни снисхождения.

В комнате плавал едкий дым. Еще до того, как он рассеялся, человек, носивший кличку Ящерица, вскочил и заговорил.

Он был худ, но не костляв, а лицо его выглядело таким же изможденным, как у Щепки. По возрасту Ящерица был младше большинства своих товарищей. Внешность он имел довольно заурядную — среднего роста и такого же среднего телосложения. Однако эта заурядность делала его самым опасным в группе. Она позволяла незаметно растворяться в толпе, выведывать чужие секреты, не привлекая к себе никакого внимания, и казаться воплощением невинности и добродетели. Его профессия была не более примечательна, чем внешность. Даже жена не заподозрила бы в нем члена тайной организации. А если бы узнала о его подлинной роли, то наверняка испугалась бы, ведь она пребывала в убеждении, что компания мужа — не более чем невинное сообщество скучающих предпринимателей.

Когда речь заходила о вопросах, тревожащих каждого члена организации, Ящерица преображался на глазах. Его лицо становилось суровым, а под левым глазом играл нервный тик, усиливаясь или ослабевая в зависимости от того, сколько чувств этот человек вкладывал в свое выступление.

Однако сейчас Ящерица вполне сносно владел эмоциями. Раз уж организация решила заявить о себе развращенному человечеству, ей, как никогда, нужны трезвые головы.

Ящерица был создателем грандиозной картины, что сейчас мерцала во всю стену позади стула, на котором восседал Паук. Ни стол, ни стены, ни пол вроде бы не скрывали в себе голографического проектора. Здесь проявился еще один талант Ящерицы — умение маскировать приборы в любом интерьере.

Картина показывала небольшую часть Галактики. И как только шестерка заговорщиков обратила на нее внимание, она уменьшилась до таких размеров, что в поле зрения остались лишь звезды, составляющие Содружество. Затем перед взорами заговорщиков предстала одна-единственная звезда, ничем не приметная, вокруг которой обращалось пять планет.

После того, как кубик указателя вобрал в себя третью планету, закружилось, подобно балерине на сцене, изображение чужого мира.

Ящерица снова заговорил, щедро осыпая своих товарищей статистическими выкладками.

Все краем уха слушали рассказ о диаметре планеты и ее гравитации. Зато сведения об уникальной и почти нетронутой экологической системе вызвали настоящий восторг.

— Это Длинный Тоннель, — говорил Ящерица, указывая на изображение. — До сих пор исследована лишь крохотная часть планеты. Но и этого вполне достаточно, что-бы убедиться: этот мир таит настоящие природные чудеса. Атмосфера вполне пригодна для дыхания, но климат крайне суров и неприветлив. Здесь особо не разгуляешься.

— Слава богу, что существуют хотя бы такие утешительные мелочи, — прошептала Ормега.

— К сожалению, таких мелочей очень мало, — нахмурился Ящерица. — Вам известно, что из себя представляют наши общие враги. Если запахло барышами, их не остановит никакая погода.

Ящерица снова привлек внимание своих товарищей к голопроекции.

— Пока что там существует только одна колония, по численности небольшая. — Ящерица водил пальцем, и изображение, послушное его теплу, менялось. На стене проступил небольшой фрагмент поверхности планеты; сверху толстым слоем — клубящиеся облака. — Мы особенно обеспокоены деятельностью компании, которая не является филиалом ни одной из крупных торговых фирм. — В глазах докладчика блеснул огонь, а в голосе послышались язвительные нотки: — Однако, несмотря на свои скромные размеры, ей удалось нанести значительный ущерб природе планеты за очень недолгий срок. Доказательством тому служит прыть, которую продемонстрировали владельцы компании, выбросив на рынок этот гнусный «вердидион».

После этих слов все стали возмущенно перешептываться.

— Пока что сфера коммерческого применения этого изделия достаточно ограничена. Но, к сожалению, на рынке нет ничего, даже отдаленно напоминающего сплетение. Следовательно, по мере роста известности его потребительских качеств будет увеличиваться и спрос на него. Те, кто заказывает сплетение, либо не знают, что популярная новинка — плод чьих-то преступных действий, либо им это безразлично. Разве мы собрались бы здесь, если бы речь шла о естественном биологическом организме? Но «вердидион» — самый мерзкий продукт из всех известных нам, полученных в ходе незаконных генетических манипуляций. И фирма, создавшая его, только и занята попытками подчинить себе десятки других форм жизни. — Голос Ящерицы звучал все более страстно, а тик под левым глазом усиливался. — Сплетение «вердидион» — лишь очередное чудовищное надругательство над природой. Беззащитные формы жизни, населяющие планету, как нельзя лучше подходят для генетических опытов. Те же, для кого бессовестная эксплуатация невинных организмов стала привычкой, нашли здесь поистине золотую жилу!

Только сейчас Ящерица сообразил, что сорвался на крик, и поспешил снизить тон:

— Мне уже попадались на глаза заявки на новые биоинженерные продукты, которые они собираются получить путем генных манипуляций с местными формами жизни. Большинство этих продуктов — детища одного-единственного ума, блестящего, но глубоко порочного. Это глава биоинженерного отдела фирмы, винтик в ее механизме, которому хозяева, по-моему, вряд ли смогут найти замену. Мастерство в генной инженерии ценится дешево, зато интуиция — на вес золота.

— Этот человек несет ответственность за изготовление живого ковра? — спросил Щепка.

Ящерица кивнул.

— Тогда, мне кажется, всем ясен ход дальнейших действий, — произнесла Флора, на которую теперь нельзя было смотреть без содрогания. — Похитив этого конкретного инженера, мы одним ударом решим все проблемы, что и требуется для успешного завершения нашей операции на Длинном Тоннеле. А заодно поставим заслон на пути надругательства над природой.

— Таково было и мое намерение. — Паук откинулся на спинку стула и опять сложил на брюшке пухлые ручки. — Планета Длинный Тоннель словно самой природой создана для того, чтобы на ней состоялся наш маленький дебют. Преступления, совершающиеся там против естества, — самые гнусные из числа им подобных. Однако фирма, которая в них повинна, не столь велика и не располагает достаточными связями, чтобы противостоять нам. Кроме того, она нанесла пока что только одну рану планете, которая в остальном девственна. Эта рана безусловно заживет. А мы своей акцией заявим о себе, и пусть это послужит предупреждением нашим врагам. Мы удалим раковую опухоль, пока она не пустила метастазы. Все согласны?

В голосовании не было нужды. Добавить к сказанному тоже было нечего. Правда, некоторые все же одобрительно закивали.

Щепка повернулся к Ящерице. Эти двое были самостоятельными деталями одного механизма. И напоминали передние ножки насекомого, направляющие тело вперед, к выбранной цели.

— Я полагаю, ваши люди готовы действовать? — сухо спросил Щепка.

Ящерица быстро кивнул:

— Готовы и рвутся в бой. Они долго тренировались и теперь рады показать себя в деле.

— Такая возможность у них будет. — Паук обвел всех задумчивым взглядом. — Довольно скрываться в тени, ограничиваясь манифестами и подбрасыванием информации в каналы новостей. Хватит униженно вымаливать время в эфире у крупных межпланетных станций трех-мерки. После событий на Длинном Тоннеле наши имена будут у всех на устах. Содружество узнает, кто мы такие. Колеблющиеся примкнут к нам. И тогда мы сможем всерьез приступить к корректированию политики прогнившего насквозь правительства.

Они бы наверняка подняли тост за успех, но никто из них не употреблял спиртного и наркотиков. Как можно проповедовать чистоту естественной среды, если не содержишь в чистоте собственный организм? Им хватало экстаза от служения Делу и от предвкушения войны с насильниками природы.

Существовали и другие организации, исповедовавшие сходные идеи. Но шестерке было прекрасно известно, что они из себя представляли. Слабые и нерешительные, они мало что могли. Лишь те, кто сейчас сидел вокруг стола, были настоящей ударной бригадой экологического джихада.

Ящерица незаметно повел рукой, и голограмма исчезла, словно ее вовсе не было. Все поднялись с мест и пошли к выходу, негромко, но возбужденно переговариваясь между собой. Каждый знал свою роль в операции. В успехе не было сомнения.

Жуликоватые промышленные магнаты и их прислужники-франкенштейны слишком долго пользовались вседозволенностью и безнаказанностью. Пробил час возмездия.

Время научило заговорщиков терпению, а опыт требовал осторожности. Выйдя гуськом из невзрачного дома, они кто пешком, а кто на машинах направились к ближайшей стоянке шаттлов. Каждый уже обдумывал свой следующий шаг. И никто бы не смог заподозрить в них руководителей набирающей силу террористической организации.

Флинкс на распутье

▼▼▼

Глава вторая

Хотя на Аласпин прилетали многие, лишь некоторых из них можно было назвать истинными любителями странствий. Большинство все же составляли ученые, которых не отпугивал неприветливый климат планеты.

Надо сказать, что на просторах поросшей высокой травой саванны и в подступавших к ней вплотную джунглях погода отличалась редким однообразием. Здесь существовало лишь два сезона: более влажный и менее влажный.

Ученые интересовались бесчисленными развалинами храмов, оставшихся от высокоразвитой цивилизации, которая была настолько скромна, что нигде не сохранила своего названия. За неимением лучшего ее назвали Аласпинской. Ее обширное археологическое наследие свидетельствовало о выходе в космос давно исчезнувшей цивилизации, но практически ничего не говорило о ней самой. Ее создатели предпочитали жить и работать в примитивных постройках из камня и дерева. Хотя о причинах их исчезновения не было известно ничего, теория массового суицида имела изрядное число приверженцев. Может быть, представители этой загадочной цивилизации, устыдившись собственных достижений, просто-напросто растворились без следа среди других рас будущего Содружества? Как бы то ни было, они исчезли с планеты около 70 000 лет назад. Вероятно, покинули свой родной мир и переселились куда-то. Не решились же они, в самом деле, на повальное самоубийство! А если решились, то где же их останки? Впрочем, сторонники этой теории утверждали, что у туземцев, возможно, были слишком хрупкие тела, которые разложились без остатка. Или кто-то кремировал эти тела в джунглях.

Подобным теориям не было числа, и они лишь сбивали с толку отчаявшихся археологов. Ни одну из них доказать было нельзя, поскольку среди миллионов барельефов и пиктограмм, выгравированных с ювелирной тонкостью на каменных стенах, не нашлось ни одного изображения аласпинца. Были животные и растения, пейзажи и здания, но отсутствовали те, кто жил в этих постройках.

Аласпин был одним из тех миров, где транксы чувствовали себя более уверенно, чем их братья по Галактике — люди. Жаркий и влажный климат напоминал инсектоидам об их родной планете, похожей на огромную теплицу. Крупные стационарные исследовательские центры были постоянно укомплектованы транксами, в то время как человеческий персонал переживал вечную текучку. Урвав толику сведений, минимально необходимую для сносной диссертации, человек-ученый спешил перебраться туда, где посуше и попрохладней.

Планета славилась залежами ценных минералов, и в необжитых районах разведчики недр численно превосходили ученых. Однако многие из тех, кто называл себя старателями, избегали аллювиальных отложений саванны, предпочитая копаться в бесчисленных руинах. Почва здесь была куда легче, а залежи — богаче; попросту говоря, это были хранилища накопленных древними туземцами полезных ископаемых. Поскольку археологи и старатели никак не могли поделить между собой старинные развалины, между ними не прекращалась вражда.

Для серьезных любителей старины эти горе-кладоискатели были не более чем осквернителями могил, уничтожавшими бесценное наследие недоступной для понимания цивилизации. Наиболее дерзкие и легкомысленные авантюристы не колеблясь сровняли бы с землей любой храм ради находки, на которой можно хоть чуть-чуть нагреть руки. А до того, что вся территория станет непригодной для изучения, им не было никакого дела.

Беднейшие из старателей, лишенные финансовой поддержки крупных фирм и держащиеся на плаву только благодаря собственной находчивости, жаловались на все это властям; те же всегда принимали сторону крупных учреждений. Эти жалобщики-бедняки наоткрывали столько храмов и других руин, что на их изучение требуются тысячи лет. Старатели пытались доказать, что каждая новая находка в джунглях увеличивает сумму научных знаний, но их не всегда слушали.

Промежуточное положение между враждующими группами занимали «герои-одиночки»; будучи одновременно учеными и старателями, они колесили по всей планете. В их душах соседствовали, постоянно конфликтуя, жажда знаний и алчность.

Особняком держались те, кто прибыл на Аласпин, чтобы удовлетворять (разумеется, за деньги) потребности как ученых, так и рудокопов.

Далеко не каждый ученый пользовался поддержкой какого-либо общепризнанного исследовательского института. Далеко не каждый старатель гнул спину на крупную компанию или синдикат. Поэтому всегда находились те, кто, будучи стеснен в средствах, нуждались в дешевых магазинах и шумных, но недорогих развлечениях наподобие симиспина. Содержатели злачных заведений были единственными, кто по праву мог назвать себя гражданами Аласпина. Они прочно обосновались в этом мире, в отличие от ученых, мечтавших как можно скорее совершить великое открытие и почить на лаврах, или от старателей, даже во сне видевших историческую находку, которая ждет их прихода в каком-нибудь увитом плющом храме или на дне безымянного ручья.

И, наконец, здесь был Флинкс.

Его нельзя было причислить ни к одному слою населения Аласпина. Он прилетел не для того, чтобы разведывать недра или заниматься археологией, хотя и изучал досконально все, что попадалось ему на пути. Ученые принимали его за чудака-студента, собирающего материал для диплома; старатели — за собрата-одиночку. Ведь кто, как не старатель, мог обзавестись летающим змеем, или карликовым драконом, который постоянно восседал у Флинкса на плече? Кто еще стал бы избегать мимолетных знакомств и досужих разговоров? Нельзя сказать, что молодой человек старался отпугнуть навязчивых собеседников. Но зловещий облик его смертоносного питомца заставлял любопытных держаться на расстоянии.

С теми, кто, набравшись смелости, а может быть, по незнанию заводил с Флинксом разговор на улице или в вестибюле небольшой гостиницы, юноша был предельно вежлив. Нет, он не студент. И не геолог. Нет, он не из персонала какой-либо корпорации, обслуживающей планету. Хотите верьте, хотите нет, но он прилетел на Аласпин, чтобы обрести родину. Услышав такой ответ, любопытные оставляли его в покое, пребывая в еще большем недоумении, чем до того, как обратились с вопросом.

Что касается Флинкса, то ему были дороги все, кого он встречал: и те, кто донимал его вопросами, и те, кто, разглядев на спине дракончика по имени Пип яркие голубые и розовые ромбы, переходил на другую сторону улицы. Чем старше становился Флинкс, тем удивительней казался ему мир людей. До недавнего времени незрелость ума мешала ему по-настоящему постичь, каким необыкновенным организмом является человеческий род.

Дата добавления: 2016-03-26 | Просмотры: 696 | Нарушение авторских прав