АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Глава 12. Карл Баннистер разбирал бумаги на столе доктора Пирсона, когда раздался стук в дверь и в патологоанатомическое отделение вошел доктор Коулмен

Карл Баннистер разбирал бумаги на столе доктора Пирсона, когда раздался стук в дверь и в патологоанатомическое отделение вошел доктор Коулмен.

– Доброе утро, – произнес он.

Старший лаборант с удивлением посмотрел на вошедшего – так рано сюда никто не заходит, всем известно, что Пирсон появляется не раньше десяти.

– Доброе утро, – не очень любезно ответил Баннистер. По утрам он был особенно раздражителен. – Вы к доктору Пирсону?

– Очевидно. Я доктор Коулмен. С сегодняшнего дня я здесь работаю.

Это было столь неожиданно, что Баннистер, бросив бумаги, выскочил из-за стола.

– Прошу прощения, доктор! Я не знал. Правда, я слышал, что вы должны приехать, но не думал, что это будет так скоро. Увы, доктор Пирсон будет часа через два, не раньше.

– Разве он не ждет меня? – осведомился Коулмен. На лице Баннистера появилось подобие улыбки, которая могла означать все, что угодно: и известное снисхождение к слабостям Пирсона, и намек на то, что Коулмен тоже, если захочет, может приходить позднее. Затем, вспомнив, что он еще не представился, торопливо произнес:

– Карл Баннистер, старший лаборант. – Коулмен пожал протянутую руку. – Если хотите, я могу показать вам лабораторию.

Коулмен колебался. Возможно, лучше подождать доктора Пирсона, но тогда придется потерять целых два часа.

– Ну что ж, если вы не очень заняты,. – согласился он.

– Работы, разумеется, у нас всегда хватает, доктор, но я почту за честь уделить вам время. – Голос Баннистера был откровенно подобострастным. – Прошу вас сюда. – И, открыв дверь в лабораторию серологии, он пропустил Коулмена вперед.

Джон Александер сидел за центрифугой, куда только что поставил пробирку с кровью.

– Это Джон Александер, лаборант, – представил его Баннистер, – он работает у нас недавно. Можно сказать, еще желторотый юнец в нашей профессии, не так ли, Джон? – Баннистера буквально распирало от чувства собственной значимости.

Коулмен подошел к лаборанту и протянул ему руку:

– Доктор Коулмен.

– Так вы и есть наш новый патологоанатом? – Александер с интересом посмотрел на Коулмена.

– Да. – Коулмен обвел взглядом лабораторию. Многое же здесь придется модернизировать. Он заметил это еще в прошлый раз, когда впервые побывал в больнице Трех Графств. – Чем вы сейчас занимаетесь?

– Исследование крови на сенсибилизацию. И по странной случайности это кровь моей жены.

– Вот как! – Молодой лаборант произвел на Коулмена куда более приятное впечатление, чем Баннистер. – Беременность? Большая?

– Пять месяцев, – сказал Александер, продолжая внимательно следить за центрифугой.

Коулмен обратил внимание на то, как быстро и четко он работает – ни одного лишнего движения.

– А вы женаты, доктор? – вдруг вежливо осведомился Александер.

Коулмен отрицательно покачал головой. Ему показалось, что Александер хотел еще что-то сказать, но передумал.

– Вы что-то хотели спросить?

Джон Александер ответил не сразу, словно раздумывая:

– Да, доктор.

Пусть это грозит ему неприятностями, но он должен высказать свои сомнения. После вчерашнего спора с Баннистером и той взбучки, которую задал ему Пирсон, он решил было оставить все как есть и не говорить больше о пробе по Кумбсу.

– Я хотел уточнить у вас кое-что относительно процедуры исследования крови, – сказал Александер.

Баннистер, до того молча стоявший в стороне, однако внимательно прислушивавшийся к разговору Коулмена с Александером, не выдержал.

– Послушай, если ты опять о том же, выбрось это из головы, – грубо прервал он Александера.

– А в чем дело? – сдержанно полюбопытствовал Коулмен. Но старший лаборант уже принялся отчитывать Александера:

– Не успел появиться новый доктор, как ты морочишь ему голову всякой ерундой. Хватит об этом, понял? – Затем, повернувшись к Коулмену, со снисходительной улыбкой пояснил:

– У него пунктик, доктор. А теперь, если хотите, мы пойдем в гистологию, – попытался он увести Коулмена.

– Одну минуту. – Коулмен обратился к Александеру:

– Если это касается работы, я готов вас выслушать.

– Мой вопрос непосредственно связан с тем исследованием крови, которое я сейчас провожу, – начал Александер. – Видите ли, у моей жены отрицательный резус-фактор, а у меня положительный.

– Это случается довольно часто, – улыбнулся Коулмен. – В чем же проблема? Результаты пробы, надеюсь, отрицательные?

– Все дело именно в пробе, доктор.

– То есть? – Коулмен никак не мог понять, что же так волнует лаборанта.

– Я считаю, что мы обязаны кроме обычных проб с физиологическим раствором и высокомолекулярным белком проверить также реакцию на сыворотку Кумбса, – взволнованно сказал Александер.

– Само собой разумеется, – продолжал недоумевать Коулмен.

– Что вы сказали, доктор? Будьте добры, повторите еще раз.

– Пожалуйста. – Коулмен по-прежнему не понимал причины волнения Александера и весь этот странный разговор. Лаборант просил его повторить элементарную истину, известную любому серологу. Зачем?

– Мы не делаем пробу по Кумбсу, – словно отвечая на его вопрос, сказал Александер и посмотрел на Баннистера. – Сыворотка Кумбса при исследованиях крови на сенсибилизацию у нас не применяется.

Коулмен подумал, что он ослышался. Александер ошибается, он работает здесь недавно и, по-видимому, что-то перепутал. Но в тоне Александера были неподдельное волнение и искренность.

– Это действительно так? – обратился Коулмен к Баннистеру.

– Исследованиями руководит доктор Пирсон. – Старший лаборант всем своим видом показывал, что он считает этот разговор беспредметным.

– Может быть, доктор Пирсон не знает, как вы делаете пробу на сенсибилизацию?

– Пирсон прекрасно все знает. – Баннистер уже не сдерживался. К нему вновь вернулись его обычная грубость и раздражительность. Вот так всегда с этими новичками. Не успеют явиться, как жди от них неприятностей. Он искренне старался быть любезным с этим новым доктором, и вот что из этого вышло. Ну, ничего, Пирсон быстро поставит его на место.

Коулмен словно не замечал вызывающего тона старшего лаборанта. Нравится он ему или нет, но какое-то время придется с ним работать. А теперь необходимо выяснить все до конца.

– Боюсь, я не совсем вас понял, – обратился он к Александеру. – Безусловно, антитела в крови беременных женщин не всегда можно обнаружить с помощью только физиологического раствора и высокомолекулярного белка. Вот почему необходима проба на сыворотку Кумбса.

– Именно это я и твержу.

– Разумеется, если нужно, я могу поговорить с доктором Пирсоном, – продолжал Коулмен. – Но я уверен, что это простое недоразумение. В дальнейшем эту пробу и другие делайте только так – все три исследования. И обязательно третье – с сывороткой Кумбса.

– У нас в лаборатории нет сыворотки Кумбса, доктор! – Теперь Александер был рад, что решился еще раз сказать об этом. Новый доктор ему положительно нравился. Может быть, наконец удастся изменить что-то в лаборатории.

– Если нет сыворотки, выпишите ее для нужд лаборатории. Чего-чего, а сыворотки Кумбса у нас хватает. Дайте мне бланк заказа, – обернулся он к Баннистеру. – Думаю, я имею право подписать его. Собственно говоря, это входит в мои непосредственные обязанности – я буду отвечать за работу лаборатории.

Поколебавшись, старший лаборант нехотя открыл ящик стола и, достав нужный бланк, протянул его Коулмену.

– Вообще-то доктор Пирсон сам делает все заказы, – недовольно проворчал он.

– Думаю, что моя работа в отделении будет связана с несколько большей ответственностью, чем счет на пятнадцать долларов, – не без иронии заметил Коулмен, начинавший понимать обстановку.

Телефонный звонок выручил Баннистера.

– Меня вызывают в клиническое отделение, – ворчливо сказал он, кладя трубку.

– Я вас не задерживаю, – холодно ответил Коулмен. Все, что произошло, возмутило его гораздо больше, чем он мог предполагать. Неправильная методика исследования – вопрос настолько серьезный, что его нельзя недооценивать. Навести здесь порядок будет не так просто, если такие, как Баннистер, станут мешать этому. Должно быть, патологоанатомическое отделение находится в еще более запущенном состоянии, чем он думал.

Коулмен снова, теперь уже внимательно, осмотрел помещение лаборатории. Горы использованной лабораторной посуды, кипы ненужных, пожелтевших от времени бумаг, на столах и стенах – слой пыли, кое-где даже плесень. Коулмен медленно обошел лабораторию, заглядывая во все углы.

Александер с беспокойством наблюдал за ним.

– Неужели лаборатория всегда в таком состоянии? – наконец не выдержал Коулмен.

– Да, здесь грязно, – согласился Александер, испытывая жгучее чувство стыда от того, что Коулмен увидел, как неприглядна лаборатория. Однако он счел излишним оправдываться и рассказывать новому доктору о том, как все его попытки навести хотя бы минимальный порядок были решительно отвергнуты старшим лаборантом. Баннистер категорически запретил к чему-либо прикасаться.

– Грязно? Я бы выразился определенней. – Коулмен провел пальцем по полке – на пальце остался толстый слой пыли. «Все здесь необходимо срочно менять, – подумал он. – Или пока еще повременить?» Коулмен знал, как необходимы такт и осторожность в отношениях с новыми сослуживцами. Опыт и благоразумие подсказывали ему, что торопиться не следует. И тем не менее он понимал, как трудно ему будет сдерживать свой нетерпеливый характер, видя эту грязь и запустение.

Александер тем временем пристально разглядывал доктора Коулмена. Как только тот вошел в лабораторию, Джону показалось, что он где-то его уже видел.

– Извините, доктор Коулмен, – решился наконец Александер, – но мне кажется, мы с вами встречались.

– Возможно, – подчеркнуто безразлично ответил Коулмен. Он вовсе не хотел, чтобы его поддержка Апександера в споре с Баннистером стала поводом к фамильярности в их отношениях. Но тут же понял, что был не слишком вежлив. – Я стажировался в Белвью, затем работал в клинике Уолтера Рида и Главной больнице штата Массачусетс.

– Нет, не там. Видимо, я встречал вас раньше. Скажите, вы бывали в Нью-Ричмонде, штат Индиана?

– Да! – воскликнул Коулмен, не скрывая удивления. – Я родился там.

– О, теперь я вспомнил. Мне знакомо ваше имя… Доктор Байрон Коулмен – ваш отец?

– Вы его знаете? – Уже много лет никто не вспоминал имени его отца.

– Я сам из Нью-Ричмонда, и моя жена тоже.

– Вот как! Мы встречались с вами? – заинтересовался Коулмен.

– Не думаю. Хотя я помню, что видел вас несколько раз. – Джон Александер стоял в социальном отношении на несколько ступенек ниже доктора Коулмена. – Мой отец был фермером, мы жили за городом. Но вы, вероятно, знаете мою жену, Элизабет Джонсон. У ее отца был магазин скобяных товаров. Коулмен задумался, что-то припоминая.

– Не было ли это связано с каким-то несчастным случаем? – наконец спросил он.

– Совершенно верно, – подтвердил Александер. – Отец Элизабет погиб, когда поезд разбил его машину на железнодорожном переезде. Элизабет тоже была с ним.

– Да, теперь я вспоминаю, что слышал об этом. – Воспоминания перенесли Коулмена на много лет назад, в кабинет отца, доктора Байрона Коулмена. – Правда, меня тогда не было в Нью-Ричмонде, но мне рассказывал отец.

– Элизабет была при смерти, но ей вовремя сделали переливание крови. Вот тогда я впервые побывал в больнице. Я почти безвыходно жил там в течение недели. – Александер умолк, раздумывая, а затем, словно обрадовавшись пришедшей ему в голову мысли, посмотрел на Коулмена. – Если у вас выдастся свободный вечер, мы с женой будем рады видеть вас у себя, доктор Коулмен. – И Александер снова умолк, словно поняв, что, хотя они оба из Нью-Ричмонда, между ними по-прежнему водораздел – сын фермера и сын врача.

Коулмен тоже понимал это. Но в нем говорил не столько снобизм, сколько осторожность. Всякое сближение с подчиненными вредило служебной дисциплине. Вслух же он сказал:

– Боюсь, что в ближайшее время я буду очень занят. – Коулмен почувствовал, как фальшиво и неубедительно прозвучали его слова. «Да, друг мой, – сказал он себе, – ты мало в чем изменился».

***

Порой Гарри Томаселли ловил себя на мысли, что был бы счастлив видеть старшую диетсестру миссис Строуган как можно реже. Но хорошая диетсестра – находка для больницы. А миссис Строуган была прекрасной диетсестрой, Томаселли это хорошо знал. Только почему Хилда Строуган никак не может воспринимать больницу Трех Графств как нечто единое? После каждой беседы с ней, а их было немало, Томаселли все больше убеждался, что для старшей диетсестры центром больницы являются кухня и все связанные с ней службы, а все остальное второстепенно. Будучи человеком справедливым, Томаселли понимал, что это объясняется чрезмерно серьезным отношением Строуган к своим обязанностям. Подобный недостаток следует прощать. Томаселли предпочитал иметь дело с такими беспокойными работниками, как старшая диетсестра, чем с людьми нерадивыми и равнодушными.

Вот и сейчас в кабинете Томаселли старшая диетсестра, заполнив собой все кресло, снова повела решительную атаку на администратора.

– Понимаете ли вы, как это важно, мистер Т.? – С теми, кого она давно знала, миссис Строуган имела обыкновение разговаривать без излишних формальностей и называла их просто по первой букве фамилии. Даже собственного мужа она называла «мистер С.».

– Думаю, что да, – согласился Томаселли.

– Посудомоечные аппараты вышли из строя еще лет пять назад. Я твержу вам об этом с тех пор, как работаю здесь. Вы мне обещаете, что в будущем году все изменится. Но история повторяется. Так дело не пойдет, мистер Т. Я вас спрашиваю: где наконец мои новые посудомоечные аппараты?

Говоря о своих кухонных владениях, миссис Строуган злоупотребляла притяжательными местоимениями «мой», «мои». Против этого Томаселли тоже не мог ничего возразить, но его раздражало нежелание старшей диетсестры считаться с общим положением дел в больнице. Превыше всего она ставила интересы «своей» кухни.

– Разумеется, миссис Строуган, посудомоечные машины следует заменить, и это со временем будет сделано. Требуются немалые деньги, как вы понимаете.

– Чем больше вы будете откладывать, тем дороже вам все обойдется, – отпарировала сестра Строуган.

– Я и сам понимаю. – Постоянно растущие цены на больничное оборудование и аппаратуру буквально не давали спать Гарри Томаселли. – Но, миссис Строуган, новое строительство и расширение больницы поглощают все наши средства. Кроме того, закупки совершенно необходимой лечебной аппаратуры…

– Многого стоит ваша аппаратура, если больных мы кормим из грязных тарелок, – не сдавалась диетсестра.

– Но, миссис Строуган, вы преувеличиваете.

– Ничуть. Мы проверяем посуду, конечно, но за всем не уследишь. Меня беспокоит опасность распространения инфекции через грязную посуду. Вы заметили, как участились случаи желудочных заболеваний среди персонала? И все, разумеется, сразу же винят мою кухню.

– Я не думаю, что все так уж серьезно. – Терпение Томаселли начало иссякать. Миссис Строуган пришла к нему в особенно тяжелое утро – неотложных дел по горло. – Когда делали лабораторные анализы всем, кто работает у посудомоечных аппаратов?

– Могу узнать, мне кажется, месяцев шесть тому назад, – ответила миссис Строуган.

– Надо бы повторить.

– Хорошо, мистер Т. – Миссис Строуган пришлось смириться с тем, что и сегодня она ничего не добилась. – Мне поговорить с доктором Пирсоном?

– Нет, я сделаю это сам, – ответил Томаселли, что-то пометив в своем блокноте.

«По крайней мере хотя бы Джо Пирсон будет избавлен от сомнительного удовольствия беседовать со столь энергичной особой», – подумал он.

***

Дэвид Коулмен после обеда в кафетерии возвращался в патологоанатомическое отделение, мысленно подводя итог первым часам совместной работы с доктором Пирсоном в больнице Трех Графств. Хорошего пока было мало.

Доктор Пирсон был с ним вежлив и любезен, если не в первые минуты, то по крайней мере потом.

Когда в тот первый день Пирсон увидел ожидавшего его Коулмена, он не преминул иронически заметить:

– Сказано – сделано. Вы действительно немедленно приступили к работе.

– Зачем откладывать? Я побывал уже в лабораториях. Надеюсь, вы ничего не имеете против? – поспешил добавить Коулмен.

– Ваше дело. – И словно поняв, что его слова прозвучали не очень любезно, Пирсон сказал:

– Ну что же, добро пожаловать, доктор Коулмен. – Они обменялись рукопожатиями.

– Но прежде всего, – заявил старый патологоанатом, – мне надо разобраться со всем этим. – И он указал на груду папок с предметными стеклами и историями болезни у себя на столе. – А потом мы поговорим о ваших обязанностях.

Коулмен сел и, взяв какой-то медицинский журнал, попробовал хоть чем-то заняться, пока Пирсон разбирался с делами.

Но затем Пирсона пригласили на разбор материалов вскрытия, и Коулмен последовал за ним и присутствовал при разборе в непривычной для себя роли молчаливого зрителя. Пирсон словно забыл о нем и, казалось, не торопился вовлекать своего нового заместителя в работу. Потом они вместе отправились обедать в больничный кафетерий, где Пирсон вынужден был представить его кое-кому из коллег и вскоре оставил его одного, сославшись на неотложные дела. И теперь, предаваясь грустным размышлениям, Коулмен возвращался в отделение.

Он и не собирался брать на себя многого и понимал, что первое время будет работать под руководством и контролем старшего коллеги. Он и сам на месте Пирсона сначала присмотрелся бы к новому человеку. Но то, что произошло в действительности, несколько озадачило его. Должно быть, несмотря на его письмо, никто и не подумал решить вопрос об обязанностях нового патологоанатома. Выходит, он только и будет делать, что выполнять отдельные задания Пирсона.

Коулмен отлично знал свои недостатки, но он отнюдь не собирался умалять своих достоинств. Ему не раз представлялась возможность убедиться в своих способностях. Его опыту и квалификации могли позавидовать многие из старших коллег. Коулмену трудно было смириться с тем, что старик Пирсон явно намерен обращаться с ним всего лишь как с неопытным юнцом.

Коулмен хотел служить медицине честно и бескомпромиссно. Он достаточно встречал таких, кто шел на компромиссы, различного рода политиканов, бездельников или людей, обуреваемых непомерным тщеславием. Они вызывали у него отвращение.

Он не был ни романтиком, ни человеком сентиментальным и стал изучать медицину отнюдь не из гипертрофированного человеколюбия. Медицина интересовала его как наука. Он совсем не был похож на своего отца, доброго, отзывчивого, мягкого человека и, возможно, заурядного врача. Коулмен был сдержан, холоден, даже несколько высокомерен. Но еще будучи врачом-стажером, до того, как он увлекся патанатомией, он как-то незаметно отнял у отца половину его пациентов, поверивших в молодого строгого врача.

Вернувшись к действительности, Коулмен подумал, что, очевидно, конфликта не миновать.

Когда он вошел в отделение, он застал Пирсона за микроскопом.

– Взгляните-ка сюда, коллега, – позвал тот его. – Хочу знать ваше мнение. – Пирсон подвинулся, давая Коулмену возможность посмотреть в микроскоп.

– История болезни? – спросил Коулмен, склоняясь над микроскопом.

– Пациентка доктора Люси Грэйнджер. Некая Вивьен Лоубартон девятнадцати лет. Кстати, учится в нашей школе медсестер. Опухоль ниже левого коленного сустава. Боли. Рентген показал изменения. Перед вами результаты биопсии.

Стекол было восемь. Коулмен по очереди просмотрел каждое. Случай сложный. И тем не менее он уверенно сказал:

– Мое мнение, опухоль доброкачественная.

– А по-моему, злокачественная, – тихо промолвил Пирсон. – Костная саркома.

Не ответив ему, Коулмен снова взял первое стекло, а затем внимательно просмотрел вновь все восемь стекол.

– Боюсь, что я с вами не согласен, – вежливо возразил он Пирсону. – Опухоль доброкачественная.

Пирсон молчал, словно обдумывая свои возражения. Через какое-то время он задумчиво произнес:

– Известные сомнения, разумеется, есть и у меня.

– Но если диагноз – саркома, нужна немедленная ампутация! – воскликнул Коулмен.

– Да. – Слово прозвучало резко, но в голосе патологоанатома не чувствовалось прежней враждебности. Пирсон был слишком честным врачом, чтобы не уважать мнение коллеги, высказанное прямо и откровенно, даже если коллега заблуждался. – Как я ненавижу случаи, когда ты должен немедленно принять решение, хотя тебя мучают сомнения!

– Таков удел патологоанатома, не так ли? – мягко сказал Коулмен.

– Но почему? – Старик сказал это так горячо и страстно, словно Коулмен коснулся самого больного вопроса. – Как мало люди знают о наших муках и сомнениях. Для них патологоанатом – это маг в белом халате. Посмотрел в микроскоп и изрек. Они не знают, как часто мы терзаемся, чувствуя собственное бессилие.

Коулмен сам не раз раздумывал над этим, но никогда не принимал так близко к сердцу несовершенства своей профессии.

– Но в большинстве случаев мы все же даем верные заключения, не так ли, доктор? – сказал он, чтобы успокоить старика.

– Да, конечно. – Все это время Пирсон нервно ходил по комнате, а теперь подошел к Коулмену вплотную. – Ну а что вы скажете о случаях, когда мы ошибаемся? Вот этот, например. Скажи я, что опухоль злокачественная, доктор Грэйнджер ампутирует ногу. Иного выхода нет. А если я ошибся? Молодая девушка из-за моей ошибки лишится ноги. Ну а если это все же злокачественная опухоль, а мы не сделаем операцию и она умрет… – Он помолчал несколько секунд, а потом сказал с горечью:

– Она может умереть и после ампутации. Ампутацией не всегда удается спасти жизнь больному.

Коулмен словно видел перед собой другого Пирсона. Как хорошо он понимал его! Изучая препарат, нанесенный на стекло, врач, разумеется, не должен забывать о человеке, судьбу которого решает. Коулмену знакомы были эти сомнения. И, стараясь помочь Пирсону, он предложил:

– Посмотрим материалы аналогичных случаев.

– Это невозможно. У нас нет картотеки. Все как-то руки не доходят, – тихо сказал Пирсон, словно предупреждая дальнейшие вопросы.

Коулмен едва смог скрыть свое удивление и растерянность. Что-что, но не иметь в отделении картотеки историй болезни! Для него это было аксиомой. Этому он всегда учил всех стажеров, работавших под его началом. Такая простая вещь – картотека, и вместе с тем как она необходима! Но, взяв себя в руки, он спокойно спросил:

– Что вы предлагаете, доктор Пирсон?

– Нам остается только одно, – промолвил Пирсон и, подойдя к столу, нажал кнопку селектора и попросил прислать к нему Баннистера. А Коулмену пояснил:

– В этой области есть два специалиста: Коллингем в Бостоне и Эрнхарт в Нью-Йорке.

– Да, я слышал об их работах, – заметил Коулмен. Когда вошел Баннистер, Пирсон громко распорядился:

– Эти срезы надо немедленно отправить авиапочтой вместе с сопроводительными письмами и копией истории болезни. Ответ мы попросим телеграфировать, и как можно скорее.

«По крайней мере хоть здесь старик проявил оперативность», – подумал Коулмен.

– Мы должны получить ответы не позднее чем через два-три дня, – продолжал Пирсон, обращаясь к Коулмену. – С Люси Грэйнджер я поговорю сам. Скажу, что у нас возникли сомнения. – Он посмотрел на Коулмена. – И мы решили проконсультироваться на стороне.

Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 650 | Нарушение авторских прав