Глава тридцать шестая
Закрылась дверь, и стало тихо, как по волшебству. Закулисное пространство звукоизолированно, но сегодня дело было не только в этом. Как будто после этого я смогла думать — думать нормально. Я знала, что иногда мне мешает мыслить близкое присутствие Жан-Клода, обычно — прикосновение. Сегодня достаточно было быть в одном помещении.
— Что творится? — спросила я.
— У нас тут есть аптечка в гримуборной, — сказал Байрон и попытался вывести меня в дверь направо.
Я отобрала у него руку и посмотрела на Натэниела:
— Я правильно слышала, что Жан-Клод сказал тебе меня не трогать?
Он кивнул.
— Он не знает, чем это может обернуться.
Лицо его было очень мрачно, серьёзно. Он снова стал осторожен в моем присутствии, и я не знала, почему.
— Я что-то пропустила? — спросила я.
— У тебя капает кровь, — сказал Байрон, показывая на мою руку.
Струйка крови — кап-кап-кап — стекала на белый пол. Так здесь было все бело и пусто, что алое пятнышко казалось громким, будто цвет был звуком.
— Что-то здесь не так.
— Ты потеряла больше крови, чем думаешь, — объяснил Байрон.
— Анита! — позвал Натэниел, и я почему-то слишком медленно повернулась к нему. — Анита, пойдём в гримуборную. Там мы тобой займёмся.
Я кивнула и подняла руку на уровень плеч, чтобы унять кровь. Рукав жакета превратился в кровавую тряпку, а я только сейчас заметила. Что-то было жуть до чего неправильно, и я никак не могла понять, что. Я знала, что причиной могло быть создание нового триумвирата с Дамианом и Натэниелом, но это отвечало на вопрос «почему», а не «что». А «почему» для меня в этот момент не много значило; вот «что» — это действительно серьёзно.
Байрон взял меня за руку, чтобы провести в дверь, которую открыл для нас Натэниел. Когда я прошла мимо Натэниела, что-то открылось между нами, как дверь, и эта дверь хотела закрыться вокруг нас, прижать нас друг к другу.
Байрон в буквальном смысле встал между мной и Натэниелом, не давая мне его коснуться. Я зарычала на него, и Натэниел эхом отозвался у него из-за спины.
— Полегче, котята! Я только выполняю приказ Мастера Города. — У него чуть расширились глаза, и от него пахнуло… если не страхом, то чем-то очень похожим. — Ты помнишь, как ты ощутила там поцелуй Жан-Клода?
Он схватил меня за раненое запястье и ткнул в рану пальцами.
— Больно!
Я повернулась к нему, рассердившись — нет, готовая рассердиться.
— Зато теперь ты можешь думать. Верно?
Эти слова заставили меня шагнуть в глубь раздевалки. Байрон шёл за мной, держа за запястье, но теперь не сжимая — чтобы не сделать больно, скорее просто вёл за руку.
— Что с нами творится? — спросила я.
— Похоже, что вы все вышли на новый уровень силы, — сказал Байрон, ведя меня между столами, усыпанными гримом и деталями сценических костюмов.
— И что это значит? — спросила я.
Он остановился перед большим металлическим шкафом в дальнем конце комнаты.
— Это значит — ответь на мой вопрос. Ты помнишь, как ощутился тот поцелуй в зале?
Он открыл шкаф, набитый всякими приспособлениями для уборки и мелочами, которые всегда могут понадобиться. На верхней полке — ему пришлось встать на цыпочки — нашлась аптечка первой помощи, довольно увесистая.
— Он будто выпил мою душу… — При попытке высказаться столь поэтично я покраснела, осеклась и начала сначала. — Я раньше думала, что он утоляет ardeur во время секса со мной, но если этот поцелуй кормил ту же тварь, то Жан-Клод сдерживал себя.
Байрон, отчаявшись найти на столе свободное место, дал ящик Натэниелу, попросив подержать, а сам стал в нем рыться.
— Сдерживался, лапонька, уж можешь мне поверить.
— Откуда ты знаешь?
Он посмотрел на меня честными глазами.
— Жан-Клоду когда-то нравился Лондон, очень нравился, а мне нравилось, что ему нравится Лондон.
Что-то почти неприятное было в его интонации к концу фразы.
— Мне извиниться? — спросила я.
— Ты лучше руку выше держи, — сказал он. В руках у него была целая куча предметов, но он ещё что-то искал. — Извиняться не за что, зайка. Если не считать Ашера, Жан-Клод всегда предпочитает уговаривать. А, вот, нашёл.
Он поднял нераспечатанную пачку марлевых салфеток, улыбнулся мне совершенно безобидно, как-то даже не по ситуации.
— А теперь покажем дяде Байрону, какое у нас на ручке бо-бо.
Я тоже посмотрела на него не слишком дружелюбно:
— У меня потеря крови, а не повреждение мозга. Так что можешь не сюсюкать.
Он пожал плечами:
— Как скажешь, цыпочка.
Я было стала его поправлять, но передумала. Байрон свои ласкательные прозвища, почти всегда одни и те же, адресовал всем. Если принимать это близко к сердцу, разговора с ним не получится. А я уже устала сегодня, и потому промолчала.
— Почему он не хотел, чтобы я трогала Натэниела?
Байрон посмотрел на меня как на тупицу:
— Потому, рыбонька, что если поцелуй Жан-Клода оказался вдруг так силён, твой тоже мог бы оказаться. Слуга растёт в силе вместе с мастером. — Он оглядел все, что было у него в руках, помотал головой нетерпеливо и вывалил все это обратно в ящик. — Подавай мне, что попрошу, — сказал он Натэниелу.
Тот кивнул, но смотрел он на меня. И я таращилась в эти лавандовые глаза.
Байрон щёлкнул пальцами между нашими лицами. Мы оба вздрогнули.
— Так, вы двое, друг друга не трогайте, пожалуйста. Опасно потому что. А ты сними жакет, зайка.
Я послушалась, но рукав стянуть было больно. Однако ахнула я только тогда, когда посмотрела на рану. А Натэниел тихо сказал:
— Вот блин!
Обычно укус вампира — аккуратные дырочки, почти деликатные. Здесь было не так. Похоже было, что Примо, всадив в меня клыки, ещё и другие зубы вонзил в кожу, и это выглядело как звериный укус. Большой и злобный звериный укус. Кровь сочилась из самых глубоких ранок, оставленных клыками, текла приятной такой ровной струйкой. Как я её увидела, так сразу закружилась голова, и рана заболела адски. Почему всегда, когда видишь кровь, боль усиливается?
— Тебе повезло, что ты ещё стоишь, — сказал Байрон. Он босой ногой подцепил стул, пододвинул ко мне и велел: — Сядь.
Я села, потому что, честно говоря, что-то было со мной не так. Рана достаточно серьёзная, чтобы я её заметила раньше — заметила по-настоящему. На долю дюйма глубже или в сторону, и я бы истекла кровью почти до смерти, не успев понять причины.
— Почему я её раньше не заметила?
— Я видал, как зачарованные до смерти истекали кровью из крошечных ран, улыбаясь до самого конца, кисанька. — Он разорвал обёртку пачки, достал салфетки. — Приложи вот это и прижми как следует. Ты на эту ночь достаточно потеряла крови, давай попробуем сберечь, что осталось.
Когда доходило до серьёзных вещей, ласкательные прозвища пропадали. Он всего две недели в городе, а я уже знаю, что когда заиньки, птички и рыбоньки не слышны, ситуация оставляет желать лучшего.
— Чем я могу помочь? — спросил Натэниел.
— Найди ещё салфеток. Тут только одна пачка, а надо будет больше.
Натэниел поставил аптечку на стул, придвинул его к Байрону и пошёл к дверям. Очевидно, он знал, где искать другую аптечку.
— А у вас тут бывают серьёзные травмы? — спросила я.
— Обычно царапины, — ответил он, — хотя тебя бы удивило, сколько женщин пытаются кусаться.
Я подняла удивлённые глаза. Он осклабился:
— Ну, рыбонька, стал бы я врать?
Я смотрела на Байрона, ни о чем таком не думая. Запястье болело, и я гадала, почему же я не заметила раньше, как вдруг поймала себя на мысли, голый ли он под халатом, и хотелось, чтобы да.
Я закрыла глаза и попыталась поставить щит. Отгородиться от всего, что было у меня общего с Жан-Клодом, но его голос пробился сквозь защиту.
— Прости, ma petite, пожалуйста, прости меня, но Примо все ещё сопротивляется мне, а я недостаточно напитался. Я не могу одновременно питаться и держать его, но ты можешь напитаться за меня. Ты можешь дать мне то, что мне надо, ma petite. Прошу тебя, умоляю, не отказывай мне. Если я выпущу его из-под контроля, он растерзает этих женщин. Он считает, что они его унизили. Прошу тебя, ma petite, услышь меня и пойми, что я говорю только правду. Помоги!
Он резко оборвал контакт, и я мельком увидела ярость Примо, пронзающую похоть, которую внушал ему Жан-Клод. Примо был как пьяный, продолжающий драться, вырываться из держащих рук.
— Чтоб тебя, Жан-Клод! — шепнула я.
Байрон тронул меня за руку:
— Эй, не падай в обморок.
Я открыла глаза, и эти его серые были рядом со мной. Близко-близко. Не знаю, что было у меня в глазах, но он отскочил как обожжённый. Его глаза чуть расширились, и голос прозвучал с придыханием:
— Мне не нравится выражение твоих глаз. Оно тебе не свойственно.
Я потянулась к нему, и он отступил. Я двигалась вперёд, а он отступал, и потому я соскользнула со стула, а он на миг сел на пол, не сразу поднявшись. Я осталась на полу, но подол его халата удержала в руках. Ткань натянулась, отходя от его тела, и я увидела, что под халатом что-то надето, но не много. Это была похоть, но не просто, а голод похоти, будто секс — еда. Я-то думала, что в этом смысле ardeur самое худшее, но сейчас было… ещё хуже. С той только разницей, что ardeur с самого начала был мне слегка подвластен в том смысле, что кто-то мог мне не нравиться или даже помочь мне одолевать ardeur. А сейчас было не так. Все неважно. Голод такой первобытный, что все неважно.
— Анита, помоги! — вскрикнул Жан-Клод у меня в голове. Он назвал меня настоящим именем, и отчаяние его резануло как нож.
И отчасти это отчаяние проникло в мой голос.
— Прости, Байрон, но Жан-Клод вот-вот выпустит Примо из-под контроля. Ему нужна еда.
— И кому придётся быть этой едой? — спросил он с ноткой страха в голосе.
Мне пришлось закрыть глаза и сделать глубокий вдох:
— Времени нет.
— Я не дам тебе вырвать мне горло только потому, что мастер ухватил кусок не по зубам.
Я покачала головой, не открывая глаз.
— Не бойся, Байрон, пожалуйста, это разжигает зверя. Я предлагаю тебе ardeur. — Я открыла глаза и посмотрела на него. Он отступил от меня, насколько позволял натянувшийся халат. В голосе у меня начинали проскальзывать рычащие нотки, когда я сказала: — Но предложение ограничено по времени. Или иди сюда, или слово «еда» перестанет быть эвфемизмом.
Очень забавное у него сделалось лицо.
— Ты имеешь в виду секс? Настоящий? Без всяких эвфемизмов?
Будь у меня время, я бы позабавилась.
— Да.
— Рыбонька, что ж ты сразу не сказала?
Он направился ко мне, развязывая на ходу пояс и сбрасывая халат. На нем были только тончайшие стринги, а все остальное — очень бледное тело. Мускулы, которые он нарастил меньше чем за месяц, играли под кожей, когда он упал на колени передо мной.
— Кто сверху? — спросил он с улыбкой.
Я положила руки на обнажённые бледные плечи, и от этого прикосновения улыбка растаяла.
— Я сверху.
И я толкнула его на пол.
Дата добавления: 2014-12-11 | Просмотры: 659 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | 20 | 21 | 22 | 23 | 24 | 25 | 26 | 27 | 28 | 29 | 30 | 31 | 32 | 33 | 34 | 35 | 36 | 37 | 38 | 39 | 40 | 41 | 42 | 43 | 44 | 45 | 46 | 47 | 48 | 49 | 50 | 51 | 52 | 53 | 54 | 55 | 56 | 57 | 58 | 59 | 60 | 61 | 62 | 63 | 64 | 65 | 66 | 67 | 68 | 69 | 70 | 71 | 72 | 73 | 74 | 75 | 76 | 77 | 78 | 79 | 80 | 81 | 82 | 83 |
|