АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Дом с привидениями

Черная дыра, как Кевин помнил из десятистраничного доклада об устройстве вселенной, – это шарообразный сгусток темноты, засасывающий все, что окажется поблизости – даже свет.

Родители часто называли комнату сына черной дырой.

Точка сингулярности, как говорилось в том же докладе, – это та точка в самом сердце черной дыры, где прекращают действовать все законы пространства, времени и физики.

В день, когда очки вросли в своего носителя, это последнее понятие описывало его комнату куда точнее.

Было четыре часа. Еще высоко стояло солнце, но мальчик изо всех сил пытался заснуть, чтобы как можно плотнее отгородиться от мира. Он свернулся калачиком и так плотно завернулся в одеяло, что едва дышал. А еще он старался не думать. Вообще ни о чем.

– Я нашел кусачки, – объявил Джош, вбегая в комнату. Горе-волшебник рыгнул, треснутое стекло ярко вспыхнуло, и к ногам Тэри упала с потолка пицца пепперони.

– Если ты никак не можешь переварить свои горы пиццы, – возмутилась сестра, – это еще не повод сваливать это на нас!

– Отвяжись. – Кевин ворочался, пытаясь не думать о еде. Чтобы выгнать все из головы, он принялся прокручивать в голове песенку: – А-рам-зам-зам, а-рам-зам-зам. – Это была самая дурацкая, привязчивая мелодия изо всех возможных. Слова ничего не значили и не могли принять форму. – Гули-гули-гули-гули-гули, рам-зам-зам.

И все же одна мысль пробралась в его мозг. Очки вспыхнули, и в пустой стакан, стоявший на столе, потекла газировка.

«Хватит думать!» – приказал себе мальчик, но, увы, сознание нельзя было отключать, как лампочку.

Вернувшись домой после богатого событиями дня, ребята скоро поняли, что им на плечи свалилась еще более серьезная проблема.

Мало того, что треснутые очки вплавились Кевину в лицо, – трещина вызвала в них очень неприятные сбои.

Теперь очки начали искрить, как зажигание в маминой старой машине. Каждые несколько секунд треснутая линза ярко вспыхивала, и эта вспышка, нырнув в мозг мальчика, вытаскивала оттуда в реальный мир любые шальные мысли.

Необязательно было осознанно чего-то желать или даже хотеть. Достаточно было подумать. Следить за своими желаниями было непросто, но следить за мыслями – все равно что пытаться удержать рой шмелей рыболовной сетью. Горе-волшебнику удавалось только провести в мозгу границу и не думать о вещах вроде Годзиллы.

Очки снова сверкнули, и по стенам дома потекла какая-то невидимая жидкость. Наверно, опять газировка.

Тэри сдернула с брата одеяло, и Джош подошел поближе, держа кусачки, как хирургический инструмент.

– Давай, Кевин, – сказала девочка. – Сейчас или никогда.

– Нет!

Джош наклонился и попытался отвести руки друга от лица:

– Это будет совсем не больно.

Но Кевин прекрасно знал, что больно будет. Очки стали такой же частью его тела, как глаза и уши, и, как только кусачки коснулись левой дужки очков, острая боль пронзила череп. Это было хуже, чем выдирать зубы без наркоза!

Мальчик завопил, очки полыхнули, и кусачки превратились в розу. Ее шипы впились в пальцы Джоша. Тот с воплем отправил цветок в кучу, где уже лежали губка, пучок моркови и банан, некогда бывшие клещами, молотком и гаечным ключом:

– Если ты не прекратишь, у нас кончатся инструменты!

– Хватит меня пытать! – заорал Кевин. В углу со вспышкой появилась «железная дева» прямиком из инквизиции и с колокольным звоном обрушилась на пол. Горе-волшебник схватил одеяло и закутался в него с головой.

– Ты должен хорошо уметь выключать свой мозг, – предположил Джош. – Ты ведь столько этим занимался!

По воздуху пронесся сюрикэн – стальная четырехконечная звездочка едва не задела голову говорившего – и глубоко вонзился в стену. Чудом спасшегося мальчика передернуло:

– У тебя здорово получается избавляться от людей, которые тебе не нравятся. Бертрам, потом Хэл… Я следующий, да?

– Прости, – сказал горе-волшебник, – это вышло случайно. – В извинении не было никакого смысла. – Мы ведь все еще друзья, правда, Джош?

– Ну конечно, – ответил друг, не смотря Кевину в глаза.

– Может быть, я смогу разрядить очки, – прошептал их владелец, как будто боясь, что волшебный предмет его услышит. – Ну, батарейки же разряжаются.

– И как же? – в полный голос спросила Тэри.

Брат опустил глаза:

– Нужно, чтобы было холодно… и темно.

– Гараж! – осенило Джоша.

Горе-волшебник медленно вылез из-под одеяла. Это могло сработать! Пусть ненадолго, но у них появится передышка. В коридоре его взору предстала полная картина расстройства собственного мозга. Дело было не в «Моне Лизе», криво висящей на стене, не в жареной индейке на книжном шкафу и даже не в средневековых доспехах, в которых мог оказаться еще и рыцарь. Перемены, постигшие сам дом, были гораздо хуже. Углы перестали быть прямыми. Пол, казалось, пошел пузырями, оконные рамы искривились, да и стены стояли не очень-то ровно. Потолок стал как-то выше, а в удлинившемся коридоре возникли двери, которых раньше не было.

Такой дом мог появиться только в ночном кошмаре.

Тэри растерянно огляделась:

– Похоже, я схожу с ума, – призналась она. – Я не помню, что на своем месте, а чего быть не должно.

Никто, кроме Кевина, Джоша и Хэла Хорнбека, больше не мог видеть мир таким, каким он был. Если не говорить сестре, что что-то не так, она ничего и не заметит – как и родители, когда придут с работы. С мамы станется повесить на доспехи полотенца, а с папы – разделать индейку на ужин, как будто она и должна была появиться на шкафу. Поразительно, как всем вокруг может казаться нормальной любая дикость.

– Можешь мне поверить, – сказал горе-волшебник, – здесь все не на месте.

Они спустились по кривой лестнице, открыли скошенную дверь гаража и вошли внутрь.

Здешняя обстановка тоже походила на кошмарный сон. Потолок терялся где-то в темноте, сделанные из шлакоблоков стены стали влажными и покрылись плесенью. Воздух был затхлым, как в склепе, а радиатор в углу начал принимать форму морды огнедышащего дракона.

Очки вспыхнули, и в дальней стене возникла новая дверь.

– Что за ней? – спросил Джош.

– Диснейленд, – вздохнул владелец очков.

Проверять никому не хотелось.

– Выжми очки до дна, братишка, – попросила Тэри.

Одним усилием мысли Кевин выключил радиатор и заставил перегореть единственную лампочку. Из пола проклюнулись сорняки, заслонившие свет, пробивавшийся из-под двери. Ребята уселись в кружок посреди комнаты.

– Скоро мама придет домой, – заметила сестра волшебника.

– Тс-с, – шикнул Мидас-младший. – Думаю, мы успеем. – Комната уже охлаждалась. Очки все еще вспыхивали каждые несколько секунд, как замедленный стробоскоп, а предметы вокруг ломались, звенели и шуршали. Никто не шевелился. Никому не хотелось знать, какие страшные создания – животные, растения или камни – населяли дом.

– Кто-нибудь знает хорошие страшилки? – спросила Тэри.

– Даже не думай, – предупредил брат.

Через пятнадцать минут холод пробирал до костей. В темноте громко стучали три пары зубов, но идея, кажется, была верной. Теперь очки вспыхивали не больше пары раз в минуту.

Кевину казалось, что его конечности превратились в голые кости со слабым воспоминанием о мускулах. Суставы ныли, голова пульсировала болью. Мальчик спрашивал себя, не придется ли ему испытывать это всю жизнь, чтобы спасти мир от сумасшествия. Сколько он продержится? Горе-волшебник пытался представить себе, что с ним будет через много лет после того, как все это кончится, но не верил, что вообще доживет.

Вспышка озарила лицо Джоша. В этом неестественном свете его кожа казалась фиолетовой, и Кевин задумался, не перекрасил ли ненароком лица друга. Он был уверен, что не делал этого.

Джош подал голос, звучавший гулко, как будто ребята сидели в пещере, а не в гараже на две машины:

– Помнишь, как мы иногда сидели и болтали о путешествиях во времени, космических кораблях, вселенной и прочем?

Горе-волшебник хорошо помнил эти беседы. Время от времени, в подходящем настроении, они садились у него в комнате, закрывали шторы и пугали друг друга действительно глубокими мыслями, дикими, невозможными фантазиями, которым почти ничто не мешало оказаться правдой.

– То есть вы действительно говорите не только о девочках и бейсбольных карточках? – поинтересовалась Тэри.

– Иногда, – тонким и слабым голосом ответил брат.

Друг продолжил:

– Вроде того, что вселенная может оказаться одним-единственным атомом в чьем-нибудь ногте из другого, действительно огромного мира. Или что происходит с душой и прочим, когда ты добираешься до небесной канцелярии. Или что, умерев, ты проживаешь свою жизнь задом наперед.

– Глубокомысленно, – хмыкнула Тэри. – Мальчики, вы, кажется, отстаете в развитии.

– А помнишь, Кев, мы придумали, что вселенная может оказаться одной-единственной мыслью в голове у Бога?

– Да, и что?

– Я думаю, ты, наверно, украл эту мысль, и мы теперь в твоей голове.

Очки перестали вспыхивать. Силы Кевина истощились полностью.

– Я не Бог, – прохрипел мальчик.

– Нет, – согласился Джош. – Ты не он.

Очки так полностью и не разрядились. Возможно, они подпитывались от радиоволн, гамма-излучения и прочей неведомой энергии, струившейся в воздухе. Но они были слишком слабы, чтобы похищать мысли из мозга владельца.

На последнюю энергию, оставшуюся в очках, мальчик вообразил баржу в бескрайнем океане. Потом он перенес на баржу все, что создал. Под конец он сделал в судне пробоину и потопил его. Когда волны в его сознании поглотили последние осколки, волшебник понял, что дело сделано. Все предметы, которые он вообразил, исчезли из дома, но кое-что еще оставалось. Загадочные двери остались на месте. Кривые стены и идущие волнами потолки никуда не делись.

Добравшись до спальни, совершенно разбитый Кевин немедленно заполз под одеяло. Джош присоединился к нему.

– Знаешь, – прохрипел горе-волшебник, – что хуже всего? Мне-то за это ничего не будет. Меня могли бы посадить под домашний арест, исключить из школы… Но никто даже не знает, сколько я всего натворил.

– Я понимаю, – прошептал друг.

Внизу хлопнула дверь гаража: мама вернулась домой. Скоро придет и папа, но к тому времени их сын погрузится в глубокий сон, который, если повезет, унесет его на другой конец вселенной и позволит подольше там задержаться.

Тэри его прикроет, придумав какое-нибудь правдоподобное объяснение тому, что ее брат лег спать в пять часов дня. Родители поверят или сделают вид, что поверили – в любом случае, они не станут задавать вопросов. Мама пощупает ему лоб и будет беспокоиться об эпидемии гриппа. Папа пообещает поговорить с сыном о его странном режиме дня, но к утру, если Кевин еще чего-нибудь не учинит, все обо всем забудут.

Они не спрашивают, потому что боятся ответов.

Ледяные когти Морфея утащили мальчика в царство сна без сновидений.

***

Этой ночью Джош практически не спал. Он не был уверен, что проклятые очки снова не начнут искриться. В противном случае даже в собственной спальне ему не спастись от порождений друга. Правила изменились: теперь то, что могло произойти, ограничивалось исключительно пределами больного воображения Кевина Мидаса. Кто угодно мог пострадать.

До того, как они залезли на гору, мальчик всегда гордился тем, что ничего не боялся, но теперь, кажется, начинал шарахаться от собственной тени. Хуже всего было ужасное ощущение, что, даже просыпаясь, он продолжал спать или попадал в то, что мистер Киркпатрик назвал временем снов.

Ему снова захотелось ударить кулаком в стену, просто чтобы почувствовать нормальную, физическую боль в костяшках. Но теперь Джош боялся это делать: что, если он стукнет стену, а она окажется не гипсовой, а сырной? Пока Кевин не избавится от очков, возможно все, от влезшего в дымоход Санты Клауса до питающегося детьми монстра в шкафчике. Как тут заснешь? Как вообще можно закрыть глаза?

– Ты съезжаешь с катушек, дружище, – сказал себе мальчик. – Должно быть, так и становятся психами.

Джош не смыкал глаз до первых лучей восхода, а потом наконец позволил себе заснуть.

Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 492 | Нарушение авторских прав