Беспощадное уничтожение шоколада
Как только закончился камнепад, шторм принялся бушевать у Кевина в голове.
Пока все чесали языками о лавине[Olga 55], а учителя благодарили создателя за то, что никто не пострадал, мальчик сидел один-одинешенек на одном из упавших валунов, вперившись взглядом в гору. Сегодня она казалась лишенной цвета, и на закате оставаясь белой, как мел. А вот очки горели серебристо-оранжевым.
Мысли, бродившие в голове у (лишнее?) Мидаса, могли быть порождены его гиперактивным воображением или нехваткой сна и удобоваримой пищи, но Кевина не покидало ощущение, что здесь было замешано нечто гораздо большее. После событий дня ему становилось все сложнее и сложнее убедить себя, что очки оставил на горе какой-то сверхкрутой турист, захотевший застолбить территорию.
– Что бы ты ответил, Джош, если бы я сказал тебе, что эти очки – волшебные? – шепотом спросил мальчик, стоя с другом в длинной очереди на ужин.
– Я бы сказал, что ты читал слишком много комиксов.
Очередь медленно ползла по направлению к мистеру Киркпатрику, раздававшему какое-то варево, которое успели уже окрестить Безнадежной Бурдой.
– А если бы я сказал, что могу это доказать?
– Тогда я ответил бы, что лавина выбила у тебя из головы пару винтиков.
Кевин знал, что Джош ни во что не верил, пока не увидит этого своими глазами. Поэтому он схватил друга за руку и вытащил из очереди.
– Эй, чего ты хочешь? Я ничего не ел целый день! Я (лишнее?) умираю с голода!
– За мной! Всего на секунду. – Мальчик вел Джоша в сторону леса (так ведь они и без того были в лесу. Вар. «в глубь леса»), пока все звуки лагеря не затихли вдали: теперь их точно никто бы не услышал. – Что ж, вот доказательство. Во-первых, я сказал Бертраму, чтобы он прыгнул в озеро, и он прыгнул.
– Подумаешь!
– Во-вторых, я попросил его сделать это снова, и он снова это сделал!
– Большое дело!
– В-третьих, лавина. Я сказал, что она надвигается, и – вуаля (стоит ли употреблять французское слово? Не лучше ли «и вот тебе пожалуйста!»?)!
Джош прислонился к дереву, и раздражение начало проступать на его лице:
– Ты в курсе, что несешь полный бред?
Кевин снял очки. Теперь их дужки были темно-фиолетового цвета, как небо на западе.
– Они щиплются (я так и представила, что они защемляют кожу на лице. Мб, здесь лучше бы подошло «вибрируют»?).
– Кто?
– Очки. Они щипались. Сначала, когда я приказал Бертраму прыгнуть, и потом, когда я сказал: «Лавина». Они щипались[Olga 56]. И… это было… правильно.
Друг протянул руку:
– Дай-ка я (лишнее?) проверю.
– Нет! – Владелец очков оттолкнул руку Джоша. Тот нахмурился, но новых попыток не предпринимал.
– И чего ты тогда от меня хочешь?
Кевин прошептал:
– Попроси меня чего-то пожелать.
– Ты спятил!
– Попроси.
– Определенно (непонятно, что означает и к чему относится это слово. У автора сertifiable – подлежащий принудительному лечению в психушке. Может, понравится: «Ну точно свихнулся».).
– Чего ты боишься?
Это был хороший вопрос, и, вместо того чтобы признаться (вар. «и чтобы не признаваться»), что боится, Джош озвучил свое желание:
– Рожок мороженого.
– Какого сорта?
– «Беспощадное уничтожение шоколада»[Olga 57]. Два шарика.
– В вафле или в сахарной трубочке?
– Давай уже!
Кевин расставил ноги и вытянул вперед руку, изо всех сил сосредоточившись:
– О-кей. Для начала дайте мне двойное «Беспощадное уничтожение шоколада».
В очках потемнело, и некоторое время мальчик ничего не видел. Потом перед ним появилось пятно света, взорвавшееся яркими волнами. Дужки очков пощипывали и грели голову, когда сквозь них текла энергия, выходившая, (мп., чтобы избежать повтора: «завибрировали и нагрелись под потоком энергии, вытекающей, казалось... и т. д.») прямо из головы их владельца.
– Твои глаза, – дрожащим голосом сказал Джош. – По-моему, они светятся!
Кевин представил себе рожок, с которого стекало мороженое, и, когда краски перед глазами поблекли, он понял, что картинка вышла из воображения в реальный мир.
Холодное и липкое «Беспощадное уничтожение шоколада» стекало с его пальцев.
Первым завопил Джош, и Кевин присоединился к нему. Он выронил рожок, и друзья бросились бежать прочь, крича во всю мощь своих легких (вп. «вопя во всю мочь»), пока не выбежали на поляну, подальше от ужасного рожка.
– Это дико!
– Сам знаю!
– Нет, это действительно дико. Помнишь, как Ральфи Шерман заявил, что его отец оборотень, а потом одним прекрасным утром того нашли спящим в соседской собачьей будке? Это еще более дико!
Кевин посмотрел на свою руку, на которой еще осталось немного растаявшего мороженого, и слизнул его. Вкус был беспощадно настоящим.
– Что мы будем делать? – спросил Джош. – Что мы будем делать? (вп.: «Ну и что теперь делать? Что делать будем, говорю?») – И тут до него дошло: – Эй! Где мое (мк, «мое» нужно бы выделить курсивом. Или «А мое мороженое где же?». Так, мк, акцент яснее) мороженое?
***
Поскольку на ужин полагалась Безнадежная Бурда, друзьям очень быстро стало ясно, что они собирались (им нужно) делать. Если мироздание было достаточно гибким, чтобы позволить мороженому появиться из воздуха, оно было достаточно гибким для множества других вещей.
Через десять минут полянка заполнилась едой. По земле были разбросаны надкусанные сэндвичи из всех возможных забегаловок. Птицы клевали картофель фри, а воинственно настроенные муравьи полчищами атаковали несчастные бургеры.
И, конечно, картину довершала добрая бочка мороженого. Мальчики вгрызались в угощение, (чо-та мне кажется, что вряд ли мороженое было настолько окаменело-замерзшим, чтобы в него надо было вгрызаться. Вар.: «запихивались им, пока...») пока оно не отказалось проникать в них и (мк. это можно безболезненно удалить) не начало выплескиваться изо рта, когда они пытались проглотить его. Они лежали на земле, как два кита, еле шевелясь.
Очки, немного потеплевшие, когда Кевин измыслил весь этот кошмар (почему же кошмар? Это был праздник живота. Кошмаром для чревоугодника стало бы отсутствие еды) чревоугодника, остыли. Теперь, под лунным небом, краска как будто исчезла с линз, и они казались совершенно прозрачными.
– Это только начало. – Волшебник снял очки и протер их краем футболки. – Нет числа вещам, которые мы можем нажелать!
– Да, – сказал Джош. – А что, если это все не бесплатно?
– Как это?
– Что, если… что, если эти очки… не знаю… работают, как какая-нибудь межгалактическая кредитная карта? Что, если кто-то придет и предъявит счет?
– Они работают иначе.
– Откуда ты знаешь?
– Просто знаю. Когда носишь очки, начинаешь кое-что о них узнавать.
– Например?
Мальчик принялся баюкать очки в ладонях, нежно пробегая пальцами по черно-золотым дужкам:
– Например, что их нужно использовать. Что они предназначены для того, чтобы менять мир к лучшему. Что они ценнее, чем что-либо на свете.
Джош протянул руку и осторожно взял у Кевина очки, глядя на них так, как будто в его руках был самый огромный бриллиант в мире. Он почти боялся к ним прикасаться.
– Я бы тоже это почувствовал, если бы надел их?
– Возможно, – ответил волшебник, забирая очки и снова надевая их. – Но этого не потребуется, потому что у тебя есть я. Я дам тебе все, чего ты хочешь.
Друг, казалось, почувствовал облегчение, как будто он вовсе не хотел пробовать это на себе.
Кевин рыгнул и засмеялся пришедшей в его голову мысли:
– Похоже, я властелин вселенной…
– Эй, умерь свои аппетиты!
– Ни за что! – Воображение фантазера (я бы употребила просто местоимение «его»: «Его воображение». Не то, мк, получается, фактически, плеоназ) слишком долго сидело на цепи. Он встал, желая чего-нибудь помощнее фаст-фуда, вскарабкался на высокий валун и протянул руку к небесам.
Джош хмыкнул:
– И что ты собираешься сделать? Разделить воды Красного моря?
– Примерно.
Мальчик перестал смеяться и молча наблюдал за Кевином, уставившимся сквозь очки в бездонные глубины звездного неба.
– Облака, – прошептал он ночи. Дужки очков начали нагреваться, линзы потемнели и засеребрились. Прямо над головами друзей появилось серое пятно, похожее на дыру в небе, и оттуда начали выползать светящиеся облака – целые грозовые тучи, отражавшиеся в очках пестрым хороводом красок.
– Впечатляет, – сказал Джош. – А теперь останови это.
Тучи затянули небо и потемнели. Теперь вся гора была закрыта чернеющими облаками. Они наползли на луну, и в лесу стало темно, как на обратной стороне луны. Волшебник протянул руки к небу:
– Ветер! – сказал он. Гора вздохнула, порождая ветер, который пронесся по верхушкам деревьев и устремился вниз, поднимая с земли и унося прочь листья и сосновые иглы.
Джош принялся бороться со своим набитым животом, пытаясь подняться на ноги:
– Ты глухой? Я сказал, останови это! Хватит!
– Быстрее! – сказал Кевин. Ветер принялся завывать, а деревья начали гнуться.
В лагере все, должно быть, со страхом смотрели в небо. Волшебник представил себе, как ветер, его ветер, сдувает палатки.
– Видишь? Стоит мне что-то произнести, и оно сбывается! Даже если я только шепчу! – Высоко над их головами начались вспышки и грохот (вп. засверкало и загромыхало).
– Ты меня пугаешь! – прокричал Джош. – Прекрати это!
– Я не закончил! – Это было Рождество, помноженное на четвертое июля. Тучи начали клубиться, и электричество в них молило об освобождении.
Теперь улыбка сбежала с лица Кевина и, хотя стекла очков стали темнее ночи, сквозь них было невозможно ясно видно. (воспринимается несколько странно, да и звучит не очень хорошо чисто фонетически. И повторы есть. А если сократить? «Хотя стекла очков стали темнее ночи, мальчик предельно ясно видел искрящиеся цветами облака». Ведь из дальнейшего ясно, что очки сидели у него на носу, раз оправа жгла ему уши и брови.) Мальчик видел насквозь искрящиеся цветами облака. Очки жгли ему уши и брови. Они тускло горели красным. (воспринимается так, будто это уши и брови горели красным. К тому же не все очки горели красным, а только оправа — выше было сказано, что стекла очков стали темнее ночи. Вар.: «Оправа, тускло светящаяся красным, жгла ему уши и брови»).
– А сейчас – фейерверк! – Он взмахнул руками, как очень маленький дирижер очень большого оркестра. – Молния! – сказал он.
– Стой!
Вспышка молнии ослепила их.
Волшебник снова взмахнул руками и сдернул на землю молнию, еще ярче предыдущей. Настало время для заключительного аккорда. Он направил палец на дерево, стоящее в двух шагах от мальчиков:
– Сюда! – В ответ на его слова с неба слетел огромный светящийся шар, ударивший точно в дерево и с оглушительным рокотом расщепивший его пополам.
Вихрь красок перед его глазами улегся: очки ждали дальнейших приказов, но с Кевина пока было достаточно. Он дождался, пока цвета померкнут окончательно и линзы очков прояснятся, снял очки и принялся любоваться своим творением, бушевавшим над головой.
– И как тебе это? – Обернувшись, мальчик увидел, что Джош, сжавшись в комок и заткнув руками уши, мелко трясется, как будто ожидая конца света: (по-моему, здесь двоеточие не нужно)
– Пусть это прекратится! – простонал тот под рев усиливающейся бури. – Пожалуйста, останови это!
– Ой, не будь таким трусом! – Волшебник сдвинул очки на переносицу и воздел руки: – Довольно молний!
Через секунду ударила еще одна молния.
– Я сказал, прекрати это! – завопил Джош.
– Я пытаюсь! – Кевин воздел руки и воззвал к небесам во всю силу своих легких: – Пусть шторм утихнет!
Но ни очки, ни небо не послушались его. Ветер дул, молнии сверкали, а тучи становились все гуще и гуще.
– Что-то не так?
– Я не знаю! Я не знаю, оно не работает! – На них начали падать первые капли дождя, а мгновение спустя облака лопнули, как водяная бомба, выпуская наружу ливень, какого эта гора еще не видала.
– Пошли отсюда! (для динамики: «Бежим!») – прокричал Джош сквозь грохот грома. Как только они выбежали с поляны, в нее ударила молния. (вот тут тоже немного не хватает динамики, на мой вкус. Вар.: «Мальчики рванули в лес, и в ту же секунду в поляну ударил разряд.» В следующем абзаце тоже есть «ударила молния» - вот почему я предлагаю здесь заменить на разряд.)
***
Поездка была безнадежно испорчена. Когда ударила первая молния (блеснула первая молния), все бросились к автобусам[Olga 58]. Два друга забрались туда последними. Полчаса все сидели внутри, полные какого-то странного энтузиазма, и гадали, погибнут они от этого наводнения или нет. Ребята, несколько часов назад заклинавшие дождь, гордо заявляли, что происходящее – их рук дело.
Через час стало ясно, что пытаться переждать грозу было опаснее, чем пускаться в путь во время нее, и учителя поспешили наружу, чтобы забрать то, что осталось от палаток. Когда фургоны покинули стоянки, дождь все еще лил стеной.
Кевин оперся лбом на окно и протер его запотевшую поверхность. Чем дальше они отъезжали от Божьего Гномона, тем больше гром отставал от молнии. Мальчик не мог не улыбнуться. Подумать только, все это вызвал он сам!
– Ничего смешного здесь нет, – сказал (вар. заявил) Джош. Больше ему было нечего сказать. В очередной видеоигре (эта видеоигра появляется очень уж как-то неожиданно, словно выныривает из ничего. МК, нужно упомянуть, типа: «Он снова погрузился в видеоигры. Самолеты...» и т. д..) самолеты сбрасывали бомбы на Годзиллу. Глядя на счет, Кевин понял, что друг думает о чем-то другом (знаю, что не родственные это слова, но созвучие всё же остаётся. Может быть, заменить друга на приятеля?).
Только через пятнадцать минут езды гроза наконец осталась позади и фургон заполнился обычным, приятным уху гомоном. Волшебник (мк., не стоит так часто его называть так. Он все же на самом деле не волшебник, и в настоящий момент не колдует. А так постепенно возникает впечатление, что он и впрямь стал волшебником. Понимаешь, что я хочу сказать? ПМ, здесь можно и имя упомянуть — Кевин.) в нем не участвовал. Казалось, он далеко отсюда, холодный, как ливень, и гладкий, как поверхность очков.
– Я знаю, почему я не смог прекратить грозу, – сказал мальчик Джошу, когда Божий Гномон остался далеко позади.
– И почему?
– Я думаю, очки не могут отменить то, что я попросил их сделать, не могут уничтожить созданное ими.
– И что, там теперь всегда будет дождь?
Кевин пожал плечами:
– Пожалуй.
– Пожалуй? – переспросил Джош. – Ты превратил гору в джунгли и больше ничего не можешь сказать?
Волшебник не знал, что еще сказать другу, поэтому просто надвинул очки на переносицу и протянул вперед руку:
– Джош?
Тот обернулся, и мальчик коснулся пластыря на его щеке, за которым скрывался порез, заработанный во время неудачного спуска с горы:
– Заживи. – Кевин представил себе, что порез исчез, и медленно снял пластырь. От раны не осталось и шрама.
– Видишь? Очки способны и кое на что хорошее. Смотря как их использовать. – Джош все еще молчал. – Мы все еще друзья?
Тот в раздумии (устаревшая форма. «в раздумье») посмотрел на соседа. Потом протянул руку, снял с него очки, засунул их в карман его куртки и застегнул на молнию.
– Конечно, друзья.
Кевин почувствовал вес очков в кармане и на секунду захотел снова ощутить, как они давят на переносицу. Но голова начинала слегка побаливать, так что некоторое время очки могли и полежать (мк, наоборот «полежать и») в кармане.
За их спинами гроза все удалялась, пока не исчезла с глаз долой и из сердца вон. Две девочки на переднем сидении (если речь о части кресла или стула — то «сиденье». «Сидение» – это отглагольное существительное, обозначающее действие: «от долгого сидения затекли ноги». Здесь же — «на сиденье») пялились на волшебника (они не могли знать, что Кевин там чего-то наколдовал, так что здесь его неправомочно так называть) и смеялись над тем, что у него загорело все лицо и остались белые пятна вокруг глаз, но это было нормально. Уже не имело значения, что (наверно, надо бы поставить знак ударения «чтó») кто-то говорил или думал про него. Потому что Кевин наконец-то мог управлять своей жизнью.
Дата добавления: 2015-09-18 | Просмотры: 489 | Нарушение авторских прав
1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 |
|