АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ДЕТСКАЯ ВОЙНА

В течение 266 дней (согласно норме МОЗ) - иными сло­вами, с момента оплодотворения яйцеклетки и до заверше­ния беременности - происходит одно из самых удивитель­ных явлений во Вселенной:

оплодотворенное человеческое яйцо, становясь зароды­шем, а затем плодом вновь проделывает всю эволюцию от протозоа до метазоа и от беспозвоночного до позвоночного, а затем проходит все стадии развития человека.

. И вот наступает момент родов: в этой ожесточенной битве невозможно предсказать ни одного удара, ни одного захвата, ни одной передышки. Плодо-материнские попытки и со-вле-чения разрушения-сохранения действуют заодно, сопрягая свой агрессивный динамизм. Будучи далеко непредсказуе­мым, исход этого сражения является идэически алеаторным, даже если в значительной мере он зависит от: а) реакций плода перед лицом сокращений матки; б) лредлежания плода в срав­нении с материнским тазом; в) от отношения между размера­ми плода и размерами таза матери.

Как только разорвется пузырь с околоплодными водами,. достаточно одного мгновения, чтобы произошло удивитель­нейшее явление:

при рождении, как при коротком замыкании, пролетают миллионы лет, что понадобились для совершения перехода от жизни в воде к жизни на земле.

Когда новорожденный делает первый вздох, он - на ост­рие ножа: его дыхательная система, как дерево расправляет свои ветви, его легкие, до тех пор будучи склеенными, напол­няются воздухом. И тогда он издает свой знаменитый первый крик, истинное выражение влеченческой амбивалентности: а) крик жизни, празднующий свою победу над множеством опас­ностей, таящихся в матке и над преградами узкого прохода через кости;

б) крик смерти, в котором находит свое выражение ужас перед неизвестным, в виду своей полной психобиологичес­кой уязвимости.

Однако, подобная амбивалентность не подтверждает те­ории невроза Ранка, которую ученый основывает на «трав-

ме рождения» относительно «состояния наслаждения, в ко­тором плод пребывает в материнском лоне».

С точки зрения микропсихоанализа, рождение представ­ляет собой скорее освобождение, чем травму.

И действительно:

а) мать и зародыш-плод находятся на ножах с момента зачатия до момента родов. Сами того не желая? Сами того не замечая? Возможно! И все-таки, на ножах. В подобном глу­боко враждебном контексте рождение представляет собой для плода единственную возможность выжить. Таким образом, становится понятным, почему так мало успеха получили не­которые акушерские приемы, направленные на то, чтобы смяг­чить переход плода из лона матери во внешний мир, и заклю­чающиеся в откладывании перерезания пуповины на некото­рое время и в создании обстановки, воспроизводящей среду матки (полумрак, тишина, физиологическая температура, тес­ный телесный контакт с матерью...);

б) созревший плод, запаздывающий появиться на свет, ставит под угрозу свою жизнь. Если период беременности превышает на пятнадцать дней установленные сроки, то эта излишняя продолжительность приводит, по причине недоста­точности в питании посредством плаценты, к синдрому бо­лезни плода: нарушается его рост (прежде всего, рост голов­ного мозга), а также сами роды значительно усложняются;

в) к огромному удивлению экспериментаторов электро-эн-целографические исследования показали совсем недавно, что почти все плоды находятся в состоянии сна во время родо­вых схваток и самих родов;

г) несмотря на то, что плод находится в состоянии полней­шей зависимости и умирает, если его бросить на произвол судьбы, внешний, окружающий его мир не является для него совершенно незнакомым. Он уже научился узнавать его и оценивать тысячи таящихся в нем опасностей, еще будучи в утробе своей матери (в частности, в течение стадии посвя­щения), поскольку воспринимал и регистрировал проникав­шие сквозь нее внешние стимулы.

Будучи все время начеку, ставший теперь грудным мла­денцем новорожденный, меряется силами с жизнью. Дела­ет свои первые попытки жить, которые - пока - в конце кон-

цов, сводятся к его матери, поскольку он еще не осознает себя вне матери. Плод сравнивает каждую свою клетку по отдельности и все вместе одновременно с тем, что я назы­ваю материнской географией, т.е. с телом матери, которую он теперь изучает снаружи. Согласно мнению социобиоло-гов Э. Уильсона и Р. Трайверса, это сравнение обусловлено и тщательно отрегулировано генетически. Агрессивный по­тенциал матери точно указывает грудному ребенку, насколько далеко он может продвинуться вперед в ходе своих непре­станных атак и когда он должен приостановить их.

Отношения между матерью и грудным ребенком настоль­ко сложны и многообразны, что вне долгих сеансов невозмож­но составить себе о них точное мнение. По этому поводу, как и по многим другим темам, главный козырь микропсихоана­лиза заключается в изучении фотографий (диапозитивов, фильмов и других аудиовизуальных документов). В то время как Шонди, как он сам объяснял мне в 1953 году использует в своем проекционном тесте стандартные фотографии для того, чтобы установить «формулу влечений» индивидуума и огра­ничить «семейное бессознательное», я пользуюсь личными фотографиями анализируемого, а также фотографиями его родственников и друзей. Анализируемый комментирует их, рассматривая каждую деталь - одну за другой - в электри­ческую лупу и через увеличивающий проектор. Без такой тех­ники мы сможем увидеть то, что изображено на фотографии так, как если бы мы рассматривали содержимое капли воды без микроскопа! С другой стороны, анализируемый очень ско­ро сам удостоверяется в этом: изучение фотографий всей его жизни - это один из необходимейших инструментов его мик­ропсихоанализа. Он понимает, что если, как говорят китайцы, изображение «переворачивает вверх дном бессознательное» (В. Бснжамин) лучше, чем тысяча слов, то один час времени «потраченного» на изучение фотографии, может дать резуль­тат, равный тому, что достигается в течение целого сеанса. И, именно под «воздействием невысказанного, которое хочет высказаться...» между анализируемым и фотографией, с ко­торой он как бы сдирает кожу, возникает своего рода пупови­на (Р. Барт). Итак, именно изучение собственных фотографий в младенчестве открывает анализируемому глаза на истин-

ный размах войны, которую вели между собой его мать и он сам. Прежде всего, он осознает, что это была неравная и ве­роломная со стороны матери борьба. Он оказывается перед лицом «ложного присутствия» матери, которому я дал следу­ющее определение: ложное присутствие это отсутствующее отношение матери, прежде всего, бессознательное, к своему грудному ребенку.

Мать наносит своему ребенку обиды с завидным постоян­ством и изощренным коварством, исподтишка, гораздо чаще, чем это можно было бы предположить. Эти обиды - выраже­ние глубоко эгоистической или пронизанной духом соперни­чества агрессивности матери, которая:

а) возобновляет утробную войну;

б) образует структурную пару месть-возмещение, услож­ненную неврозом тревоги-чувства вины;

в) в зависимости от почвы участвует в создании предпси-хотического или психотического расстройства;

С технической точки зрения ложное присутствие матери проявляется с особой четкостью при рассмотрении фотогра­фий, изображающих кормление младенца молоком из буты­лочки:

Анализируемый: «...Я же так хорошо знал эту фотогра­фию... я так любил ее... и вдруг - какое горестное чув­ство!., какое безутешное страдание... какая безграничная

тоска...

{рыдания, перемежающиеся бесконечно повторяющими­ся, подобными вышеприведенным, жалобами):

... Боже мой... как я надоел своей матери... как же я ей надоел... каким изнуряющим бременем был я для нее!., ка­кой тяжелой и лишней кажется эта бутылочка с молоком!., почему она отворачивается от меня?., она, наверное, смот­рит телевизор?., кажется, что она даже не замечает, что соска выскользнула у меня изо рта... какой же я несчаст­ный!,, я так безуспешно пытаюсь добраться до молока, а оно для меня недостижимо!..

(помолчав минуты две,продолжает):

... у меня мурашки бегут по спине от этого ее усталого безразличия... у меня кровь стынет в жилах от этой невыра­зимой усталости... я ясно вижу, что она хочет убить меня...

(помолчав минуты две, продолжает):

... мне чудом удалось спастись... какойужас!.. какая мер­зость!., как я ее ненавижу!..

... какое счастье, что я понял это здесь... если бы этого не произошло... еще сегодня... я не знаю, чтобы я сделал!,.».

Кроме изучение фотографий иногда свободные ассоциа­ции позволяют достичь того, что ложное присутствие прояв­ляется весьма четко. И это становится особенно очевидным в контексте материала перенесения:

Часто повторяющиеся фразы: «... Если мы проделаем только пять сеансов на следующей неделе, вы меня боль­ше не увидите!..» - «... я никогда не допущу, чтобы вы от­менили сеанс только потому, что он приходится на Новый год!..» - «... Если бы Вы отменили сеанс из-за моего пове­дения, я бы покончил с собой...» - «... с меня хватит, я не могу больше выпрашивать у вас христа-ради еще один се­анс...» - «... я вас до смерти ненавижу за то, что у другого Вашего анализируемого больше сеансов, чем у меня...».

Существует еще один агрессивный тип поведения матери со своим грудным ребенком. Это безумное присутствие, ко­торому я дал следующее определение: безумное присутствие - это в разной степени сознательное зверское отношение матери к своему грудному ребенку.

Оно особенно хорошо просматривается, даже если про­является очень кратковременно, во взгляде женщины, кор­мящей грудью своего ребенка. Далекий, остекленелый или блуждающий взгляд безумной женщины в сумасшедшем доме. Являясь нарцистической проекцией ИДЭ, он выражает звер­скую агрессивность самки по отношению к своему детенышу, которую ей с трудом удается сдерживать. Вот почему безум­ное присутствие:

а) приводит грудного младенца в непосредственное соприкосновение с пустотой;

б) увеличивает его близость с ней;

в) таким образом, вызывает в нем структурное образова­ние иконических экранов, т.е. создание системы отношений энергетической защиты от пустоты между тремя уровнями Образа (онтогенетическим, филогенетическим и₍идэическим).

Ставя грудного младенца в зависимость от вездесущей

пустоты, безумное присутствие сказывается, прежде всего, на физиологическом уровне. Конечно, безумное присутствие может предрасположить индивидуума к распаду невротичес­кого ядра и его психотизации в соответствии со своей интен­сивностью, моментом возникновения и почвой грудного мла­денца. В ходе долгих сеансов и только «сдирая кожу» со сво­их фотографий, изображающих его в момент кормления гру­дью, анализируемый открывает для себя (и без направляющих указаний микропсихоаналитика) безумное присутствие мате­ри. Это приводящее его в недоумение и часто пугающее от­крытие должно быть переработано в течение известного пе­риода времени, прежде чем анализируемый осознает, а за­тем признает пустоту:

Анализируемая: «... На этой фотографии мне нет и ме­сяца... моя мать кормит меня грудью... вся ее поза выра­жает удовольствие... гордость от того, что она кормит и ограждает от любых опасностей свое дитя... она не­жно смотрит на меня...

... однако... теперь я разглядываю эту же самую фото­графию в не очень сильную лупу... и я читаю в ее глазах какой-то странный блеск недоверия... будто она боится, что я нападу на нее... будто она боится, что я укушу ее... нет никакого сомнения - она настороже... и готова отве­тить на удар...

... возьмем более сильное увеличительное стекло... невероятно!., у нее совсем другой взгляд!., какой ужас!., у нее взгляд смертельно раненного зверя!., умирающего зве­ря!., у нее глаза уже не от мира сего... ах, вот это что!., у нее пустые глаза сумасшедшей... без любви и без ненавис­ти... потухшие глаза... до ужаса безразличные...

(помолчав минут пять, продолжает):

... в чем здесывопрос, в пустоте или в безразличии?., я больше не знаю...».

Рассматриваемая при помощи микропсихоаналитической техники иконография грудного младенца представляет собой неизмеримый научный интерес. Например, благодаря ей ста­новится возможным различить - как у матери, так и у ребенка - бессознательные признаки детоубийственной потребности, о которой говорит Д. Блок. С другой стороны, она должна по-

мочь углубить изучение многих педиатрических синдромов в специфическом контексте бессознательной агрессивности матери по отношению к своему ребенку вместо ласки и люб­ви к нему. Таким образом, некоторые расстройства, вызван­ные кормлением молоком из бутылочки (гастроэнтерит, брон­хит, менингит, астма, экзема... мгновенная-смерть), можно объяснить только ложным присутствием матери, которое уси­ливает химическую устойчивость искусственного молока и его иммунологические недостатки или плохое усвоение жиров, железа, кальция. Кроме того, некоторые «психотические рас­стройства» грудного младенца в этом свете оказываются объективными «соматическими эквивалентами депрессии» (Р. Спиц), вызванные безумным присутствием в сочетании с осо­бенной почвой.

Ложное и безумное присутствие доказывают, что грудно­му младенцу приходится завоевывать ценой больших усилий победу за победой над своей матерью, которая по-прежнему представляет для него наибольшую опасность. Почти до трех­летнего возраста он постоянно обнаруживает и оценивает эту опасность, развивая и оттачивая тем самым свои органы чувств. Вот почему в течение этого периода времени, когда ребенок не спит, он держит все свои чувства в состоянии бое­вой готовности или, если прибегнуть к термину экспе­риментальной психологии, находится в состоянии «вниматель­ного бодрствования». Можно было бы подумать, что он не закрывает глаз безо всякой причины или же пассивно наблю­дая за игрой света и тени, а на самом деле он бдительно сле­дит за внешними проявлениями самых благих и потому са­мым коварным образом замаскированных агрессивных наме­рений своей матери.

Точно так же, даже зная, что грудной младенец обладает очень сильно развитыми аудитивными способностями, здесь мы открываем, что он обладает особенной чувствительнос­тью к звукам низкой частоты. И в этом нет ничего удивитель­ного, поскольку, находясь в утробе своей матери, он разли­чал ее голос только на низких частотах. И нет ничего удиви­тельного в том, что утробная война обусловила у него немед­ленную ассоциацию звуков низкой частоты с агрессивностью. Вот почему в ходе микропсихоанализа тональность голоса

анализируемого понижается по мере того, как углубляется обработка его невротического ядра. И как только оно ликви­дируется, голос его" вновь устанавливается на средних час­тотах.

В своей работе я все время придавал огромное значение интонациям и модуляции голоса анализируемого. В ходе дол­гих сеансов, так же, как и свободные ассоциации, они явля­ются явными признаками бессознательного. Кроме того, пред­ставляют собой ценный критерий состояния невроза и его излечения. Этот критерий является еще более ценным и бе­зошибочным, поскольку, повторяю, находится в непосред­ственной связи с утробной войной:

Психоаналитик: «... Голос человека выдает его настрое­ние, его чувства, его усталость или напряжение... все это знают... но долгие сеансы... и, прежде всего, тщатель­ное прослушивание записей незаменимы при изучении го­лоса... по голосу микропсихоаналитик может проверять свое обратное перенесение, судить о целесообразности и эффективности предпринятых мер... что же касается анализируемого, интонация его голоса совершенно точно указывает на какой глубине сейчас ведется работа... и его модуляции являются чувствительным барометром вытеснения...

(помолчав минуты три, продолжает):... а кроме того, с некоторых пор я начинаю испыты­вать большее доверие к «ассоциациям голоса», чем к «ас­социациям идей»... как и взгляд, слова могут лгать... но только не голос... каждый голос - единственный в своем роде... и я все больше в этом убеждаюсь... голос - это сиг­нал Оно, который выражается через бессознательное».

Говоря о мире чувств и о вызываемых ими реакциях, мне хотелось бы сделать уточнение по поводу улыбки грудного младенца в микропсихоаналитическом ключе. Поскольку, даже если прошло уже тридцать лет с тех пор, как Р. Спиц описал Улыбку как спонтанный психомоторный вид деятельности, и Десять лет прошло с тех пор, как нейрофизиологи сновиде­ния (в частности, О, Петр-Каданс) доказали, что у новорож­денного наблюдается парадоксальный сон, многие психологи продолжают утверждать, что «настоящая улыбка у ребенка

появляется только через несколько недель после рождения» (С. Тревартен) и что она выражает состояние блаженства, вызванное материнской лаской. Теперь же, и опять-таки бла­годаря изучению собственных фотографий в младенчестве, анализируемый в ходе долгих сеансов открывает для себя, что улыбка:

а) уже присутствует в момент рождения; б) но очень час­то представляет собой при сильном оптическом увеличении ужасную гримасу, такое искажение черт лица, которое не предвещает ничего доброго. Создается впечатление, что улы­бающиеся грудные младенцы поджидают удобного случая для того, чтобы отомстить матери:

Врач: «... знаменитая ангельская улыбка младенца по­является у него совсем не для того, чтобы сделать при­ятное... мать, которая думает, что это так... а они ду­мают, что это так... могла бы с таким же успехом вооб­разить себе, что море синее ради ее прекрасных глаз...

... как пение птицы, улыбка - это сигнал тревоги... сиг­нал к мобилизации влечений разрушений-сохранения... ког­да грудной ребенок улыбается, он устанавливает тем са­мым границы своей территории...он дает знать, что он здесь... у себя дома... что теперь придется с ним счи­таться... и делить с ним жизненное пространство под угрозой лишиться его совсем... когда мать вступает в игру с ним... и тоже улыбается... она делает это не по­тому, что хочет сделать приятное своему ребенку... а затем, чтобы заявить ему о своих преимуществах и пре­рогативах...

... и я бы не колеблясь поддержал идею о том, что... улыбку порождает естественная взаимная агрессивность, существующая между матерью и ребенком...».

Поскольку детская война ставит ребенка в отношение противоборства не только с матерью, но и с окружающим его миром, он никогда не складывает оружия. Исходя из энергетической канвы ИДЭ и под влиянием влечения смер­ти-жизни младенец оттачивает свои агрессивные и сексу­альные совлечения, находясь в постоянном контакте с ок­ружающей средой. Тогда Оно уступает часть самого себя для того, чтобы образовать Я, и отсюда Сверх-Я:

а) Я образовывается как защитная «буферная» инстан­ция и пытается приспособить Оно к внешнему миру, т.е. под­чинить его принципу действительности. Его поверхностная часть, т.е. та, что может стать сознательной, представляет собой видимый фасад индивидуума, тот фасад, который он показывает самому себе и которым поворачивается к обще­ству, чтобы завоевать его симпатию. Поскольку Оно постоян­но его пришпоривает, Я беспрестанно придумывает все но­вые и новые уловки. Когда поражают бессознательную часть Я, его ответом является тревога, которая затем метаболизи-руется, причем, на это уходит большая часть энергии;

б) Сверх-Я образует запрещенную инстанцию и пытается создать мораль. Т.к. Оно подгоняет и Сверх-Я, Сверх-Я пыта­ется избежать его ловушек и перевоспитать Я. Оно и Я под­вергаются постоянному обвинению - сознательному и, преж­де всего, бессознательному - со стороны Сверх-Я, что выли­вается в чувство вины, которое затем метаболизируется на психосоматическом уровне, причем, это тоже стоит затрат энергии.

Воинственная ультраспециализация, которую представля­ют собой эти инстанции, - не роскошь, поскольку теперь ре­бенок будет иметь дело со всей семьей в полном составе. Дело в том, что с завидным упорством, которого никто и нич­то не может изменить, его коварные враги не упускают слу­чая устроить ему западню и нанести ему жестокий удар. Их стратегия -сознательная и бессознательная, произвольная и непроизвольная - разворачивается на двух фронтах:

а) на соматическом фронте. Не задерживаясь долго на микротравмах, которых родители и родственники беспрестанно наносят ребенку с неслыханным коварством, я хотел бы лишь подчеркнуть, что: 1) каждый год 100 тысяч детей бывает за­мучено до смерти своими родителями; 2) ежегодно 10 милли­онов детей бывает изуродовано на всю жизнь по вине своих родителей:

Психиатр: «... в 1974 году в Женеве состоялся междуна­родный симпозиум по изучению увечий, нанесенных роди­телями своим детям... доклады, сделанные педиатрами, психиатрами, психологами, социологами, юристами пока­зали, что синдром избиваемого родителями ребенка отнюдь не редкость в медицинской практике... что дети, забитые насмерть своими родителями, тоже далеко на редки... что зверство родителей очень часто прорыва­ется наружу безо всякого предлога... и что причина разру­шения существует сама по себе... короче, ребенка изби­вают ради того, чтобы его избить, ребенка убивают ради того, чтобы его убить... в соответствии с неизменным стереотипом... и с неумолимым бесчувствием... (помолчав минуты две, продолжает):... хотя и бесполезно приходить от этого в ужас... но многие проблемы до сих пор остаются неразрешенными... например, как объяснить, что 80% избиваемых родителя­ми детей нет и трех лет, что мальчиков избивают гораз­до более жестоко, чем девочек... что мать с особой жес­токостью избивает недоношенного ребенка, ребенка с врожденными физическими и умственными дефектами?..... как бы из злости от того, что ребенок был ею изуве­чен еще во время беременности...

...и, прежде всего, как объяснить, что эта агрессив­ность проявляется независимо от социального и культур­ного уровня?..

(помолчав минуты три, продолжает):... и тут мне в голову приходит мысль... ядро отноше­ний между матерью и ребенком должна составлять нена­висть... питаемая чем-то вроде нейтрального асексуаль­ного садизма...».

б) на уровне психическом. И здесь тоже цифры более, чем красноречивы: 1) ежегодно 10 миллионов детей продается своими родителями; 2) 100 миллионов детей бродяжничает и побирается по миру, потому что их покинули родители. И кроме микропсихоаналитика никто не может измерить истин­ный размах умственной жестокости нормальных родителей. Судя по материалу долгих сеансов, можно придти к выво­ду о том, что нормальные родители располагают двумя сред­ствами для того, чтобы нанести незаживающие раны психиз­му ребенка: 1) doubble bind или двойная связь, состоящая из противоречивых и несовместимых требований, одновремен­но предъявляемых ребенку; 2) взаимное непонимание и враж­да между собой, что противопоставляет их ребенку. Несмот-

ря на то, что dubble bind часто принимает невинные формы совершенного садизма, прежде всего, раздоры между ро­дителями лишают ребенка устойчивого ориентира, который раскалывается надвое, и, следовательно, ребенок ищет убе­жища в душевном расстройстве; это можно рассматривать как последнюю сознательную попытку сохранить свою лич­ную цельность и семейный союз:

Анализируемая: «... Я до сих пор чувствую незаживаю­щую рану, которую мне нанесли мои родители... их посто­янные ссоры между собой... у меня до сих пор звучат в ушах: «иди туда... иди туда... убей ее... разорви ее на кус­ки, съешь ее... уничтожить ее, пусть она сдохнет... сдох­нет... чтобы я могла жить...»

(помолчав минуты две, продолжает):

... эта месть... эта месть...

(помолчав минут пять, продолжает):

... до сих пор аборт приводил меня в ужас... казался мне преступлением... мне хотелось быть женщиной-самкой... мне хотелось окотиться как кошка...

... а сегодня... если выбирать между таким преступле­нием, как аборт, и таким, как жизнь в семье, я предпочи­таю первое... и теперь мне хотелось бы закричать об этом на все четыре стороны... закричать о том, что живущие вместе члены одной семьи - преступники... и меня удивляет, что так мало молодых людей убивает собственных родителей...».

Дата добавления: 2015-11-02 | Просмотры: 502 | Нарушение авторских прав