АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

А. Филогения половой жизни.

Мы указали уже в главе II на филогению, или историю происхождения, а в начале главы IV мы дали краткое изложение филогении полового стремления. Мы замечаем, что первоначальный зародыш полового стремления заключается в делении клетки и конъюнкции ядер зародышевых клеток одноклеточных животных, — эти явления представлены были нами в главе I. В интересах интенсивного размножения живых существ, должно произойти смешение или скрещивание зародышей, что в состоянии лишь осуществиться, благодаря взаимному влечению разнородных зародышей. У многоклеточного индивидуума более сложный организм заключает в себе зародышевые клетки только одного рода, — причем носитель зародыша проявляет активную деятельность, внедряясь, другой же — пассивную, воспринимая, и сила притяжения или инстинкт стремления передается тогда всему организму.

В растительном мире, — и еще яснее в животном, в котором носители зародыша делаются подвижными индивидуумами, — и образовалось на этой почве половое размножение и половое влечение. Этим же обусловливается различие в половом влечении мужчины и женщины, равно как и различие в половой любви и других отражениях полового инстинкта в жизни человека, что указывалось нами в IV и V главах.

В связи с психологией половой жизни и ее сложностью у человека, мы склонны презрительно относиться к миру животных, именуя низшие проявления нашего полового чувства животными элементами. Но причина здесь в том, что человеку представляется возможность, благодаря его устной и письменной речи, близко изучать психологию ближнего, создавая психологию вообще человечества. Животные же не в состоянии при помощи речи поделиться с нами своими внутренними чувствами, подробностями своей психологии. А аналогичные заключения являются здесь весьма рискованными. Судить можно лишь по поступкам животных. Конечно, необходимо считаться с тем, что мозг (а, стало‑быть, и душа) животного более низкой организации, чем мозг человека, и можно отсюда предположить, что и половая психология и любовь животного проще и ниже, тем больше отличаясь от человеческой психологии, чем проще организован мозг данного животного. Это на деле и подтверждается сравнительной анатомией и биологией животных.

Но мы знаем, что сложность человеческого мозга, отразившись, без сомнения, на психических отправлениях его полового инстинкта в смысле их усложнения, не подействовала, однако, на них облагораживающе, а служила причиной отрицательных уклонений от нормы. Я сошлюсь здесь на главу VI и на следующую главу VIII (Патология), где будут представлены многочисленные примеры измельчания и вырождения человеческого полового инстинкта. Но и в сравнительной биологии животных мы находим разнообразные и ярко выраженные крайности полового инстинкта применительно к любви. Не будучи в состоянии дать здесь исчерпывающее изложение сравнительной биологии половой жизни, я укажу лишь на некоторые примеры.

Рядом с таким случаем, когда самка паука убивает и пожирает своего самца, мы видели такую привязанность друг к другу у самцов и самок некоторых обезьян и попугаев, что смерть одного из них влечет за собой и смерть другой, и наоборот. Мы встречаемся с удивительными и необъяснимыми приспособлениями. Особи женского пола у пчел и муравьев выделяют из себя третий пол, почти нейтральный, не знающий совокупления и в лучшем случае откладывающий неоплодотворенные яйца, обязанные своим происхождением девственному зарождению. То же мы видим у термитов, у которых не только самки, но и самцы дают работников, у которых атрофированы половые органы, но сильно развита голова. Однако, этот третий пол, который называют рабочим, не только владеет более сильным мозгом, чем особи с половыми функциями, но и носит в себе социальное отражение полового побуждения, заботясь, например, о потомстве, которое не им рождено (отсюда не исключаются и рабочие‑термиты, происходящие от самцов). И вместе с тем, самцы у этих общественных животных (а у термитов и оба пола, если они основали колонии) являют собою почти идиотические крылатые половые органы, будучи неспособны к существованию после совокупления, причем или их убивают рабочие (пчелы) или же они умирают голодною смертью (термиты, муравьи). Но в то же время оплодотворенные самки представляют собою как бы машины для кладки яиц. У муравьев самка в начале жизни выделениями своего организма выкармливает несколько личинок до видоизменения их в рабочих, которые и будут уже в дальнейшем кормить самку и потомство.

Мы невольно приводим аналогию между половою и семейною любовью людей, с одной стороны, и верностью и привязанностью пары ласточек — с другой, когда мы видим обоюдные старания самца и самки, направленные на кормление и воспитание птенцов, причем ежегодно на старое гнездо прилетает одна и та же пара ласточек. Вместе с тем, у них же обнаруживается, хотя и в слабой степени, социальное общение, направленное по отношению к другим птицам и зверям, например, в случаях общего отражения нападающего хищника. Нам внушает, наоборот, хотя и без всякого основания, неприятное чувство отсутствие такой же привязанности к самке и потомству со стороны других животных, например, у собак и у кроликов, так как мы хотели бы и в них видеть проявление свойственных нам этических чувств. Из главы VI мы уже видели, что преимущественно половые сношения высших обезьян и примитивных людей имеют для нас филогенетическое значение, и я на эту главу и ссылаюсь. Мы интересуемся здесь раньше всего следующим вопросом: что именно и в каких размерах филогенетически внедрено в наши половые нравы и половые нравы наших предков, что здесь более ново и филогенетически менее обосновано и, наконец, что именно и в какой степени являет собою обыденные последствия нравов и привычки? Вникнув в этот вопрос, мы тотчас же убедимся в глубоко филогенетической обоснованности не только полового стремления, как такового, но и значительной части его коррелятивов и отражений. Мы обнаруживаем не только у примитивных людей, но и у обезьян и птиц как половую ревность, так и кокетство, материнскую любовь (особенно же неосмысленную), супружескую верность и любовь. Мы, таким образом, не унаследовали от наших животных предков одно только низменное в половом побуждении, а, благодаря им, обладаем некоторыми благородными чувствами, обусловленными половым стремлением и относящимися уже к высшей социальной этике. Говоря вообще, в сложном сплетении наших чувств и инстинктов, наиболее древним по времени филогенетическим должно считать то, что всего глубже внедрено в человеческую природу. В обилии этих глубоких инстинктивных импульсов половой жизни мы можем встретить этически и интеллектуально весьма разноценные данные, как, например, возбуждение эротизма, libido sexualis, обусловленное запахом женских половых органов или же созерцанием эротических изображений — и вместе с тем проявление высшей любви и самопожертвования со стороны одного из супругой в пользу другого или потомства. Проституция же, брак при посредстве покупки, религиозный брак, осуждение рождений вне брака, права в супружестве и семье, — все это берет свое начало даже не в новейшей филогении, но в усвоенных со стороны обычаях и привычках различных народов. Здесь мы видим порочные отростки эгоизма, жаждующего получить наслаждение, стремление владычествовать, мистицизма и тщеславия, а также и тех приемов, которые обусловлены были, за отсутствием лучших перспектив, все более и более усложняющейся жизнью. Исследования Вестермарка в этом случае очень поучительны (глава VI). Из среды всех бессмыслиц и противоречий, исторически и этнографически вызванных к жизни в браке, благодаря человеческим нравам и безнравственности, представляется возможным отобрать все то, что зиждется на моде и обычае, от всего глубоко и наследственно свойственного нашей природе, в качестве специально общечеловеческих свойств. Чтобы не повторяться, предоставляю читателю самому вникнуть, с точки зрения филогении, в факты, изложенные в главе VI.

Мы должны считаться еще с одной важной областью, являющейся промежуточною, а именно областью новейшей филогении или филогении разновидностей. Что касается глубоких инстинктов и потребностей вида, составляющих основные свойства всякого нормального человека, то они принадлежат давней филогении, и, как мы видели, основание их в животном царстве можно проследить чрезвычайно далеко. Имеется, однако, очень много особых весьма колеблющихся свойств, присущих в сильной степени одним людям, проявляющихся довольно слабо у других и совершенно отсутствующих у многих, — но, однако, не представляющих собою продукта обычаев или привычек, а глубоко внедренных в природу индивидуума. Эта средняя совокупность особенностей представляет собою результат новейшей филогении. Рядом с сильной склонностью к моногамии у одних мужчин, мы видим безусловно полигамные наклонности у других. Одним людям свойственен прирожденный эгоизм, другим — альтруизм, и в зависимости от этого находится и половая жизнь в смысле влияния на характер любви (но не полового стремления). И эгоистическому человеку присуща по отношению к супруге или супругу любовь, отличающаяся, однако, в значительной степени от любви альтруиста. Индивидуальные стремления и предрасположения создают массу нюансов. Наблюдаются случаи, когда любящий, щедрый и нежный отец семейства является в то же время лишенным совести общественным хищником, между тем, как наоборот, другой проявил себя с лучшей гуманной стороны в глазах общества, будучи одновременно тираном и бичом своей жены и детей. Такие парадоксальные последствия обусловливаются сочетанием различных индивидуальных задатков позднейшей филогении с воспитанием, нравами, известными привычками и пр. Эта же филогения имеет влияние на многие уже упомянутые душевные отражения полового стремления (глава V, а и б). Такие более или менее сильные проявления, как смелость, ревность, половое хвастовство, ханженство, ложный стыд, порнография, кокетство, мечтательность и проч. — зиждутся каждый раз на сочетании индивидуально‑половых задатков с такими же в иных сферах чувства, ума и воли. Благодаря высокому развитию человеческого мозга и его изменчивости, половая индивидуальность каждого отдельного человека может сложиться весьма разнообразно. Эти оттенки не поддаются изложению. Но, считаясь с раз установленным принципом, можно определить в каждом отдельном случае половую индивидуальность данного лица. За последние годы (1898 — 1908) я наблюдал колоссальное количество больных и здоровых людей и с точки зрения сексуально‑психологической. Но мне не приходилось наблюдать хотя бы двух вполне аналогичных случаев. Даже каждый гомосексуалист обладает своими особенностями, соответственно которым и должно с ним обходиться. Уже в детстве приходится считаться с наследственно усвоенными задатками (характера), причем всегда можно будет обнаружить их позднейшую филогенетическую основу у предков, если известно происхождение данного человека. И не только во внешних признаках, как очертаниях лица и проч., но в характере и половых задатках можно обнаружить влияние сильных скрещиваний или же родственного полового общения. Люди должны быть сами поставлены в известность относительно этого и ничего не скрывать друг перед другом до вступления в брачный союз.

У современного среднего человека можно констатировать свойственные ему филогенетически сильное половое стремление, рядом с менее сильной половою любовью (которые сильнее у высшей обезьяны, чем у дикаря) и уж совсем слабой любовью социальной, не имеющей отношения к половой жизни — Однако, и с последней необходимо считаться, как завоевывающей с каждым днем все новые и новые позиции и долженствующей развиваться в согласии с половою жизнью. Возьмем развитие ребенка. Если он с детства «хороший», то в этом возрасте уже обнаруживает индивидуальные чувства симпатии (напр., сострадание) и долга, объекты которых не социального свойства. При ограниченной сфере влияния этих чувств, мы, с другой стороны, видим, что муравей, например, уже при рождении носит в себе социальное чувство долга, в котором человека должно лишь воспитать. Но его усвоение почти немыслимо без наличности унаследованных чувств симпатии и долга. В противном случае человек усвоит лишь социальные фразы, не коснувшись социальных чувств.

Мы можем здесь принять во внимание еще отдельные пункты.

Моногамия, разумеется, представляет собою филогенетически первобытное и достаточно базированное явление, причем полигамия рассматривалась, как результат уклонения под давлением силы и богатства. Но филогенетическая моногамия не совпадает с современной религиозной моногамией. В силу первой из них, брак должен быть совершен сейчас же по наступлении половой зрелости. Культура же вбила клин между половой зрелостью и поздно допускаемым браком в лице неестественной грязи проституции, отражающейся и на браке. Филогенетическая моногамия основывается не на юридическом принуждении, а на свободном, естественном, инстинктивном и взаимном влечении, допуская в определенных случаях и перемену супругов. Исключением отсюда должны явиться известные обезьяны и попугаи, не переживающие супругов. Но не такова природа человека. Бездетная моногамия является лишь вспомогательным средством в интересах удовлетворения полового стремления. То же имеет место в случаях вступления в брак людей различного возраста, причем естественными коррективами на этот раз должна быть перемена супругов, развод или двоеженство.

Большинство извращений, которые будут рассмотрены в главе VIII, представляют собою печальное патологическое приобретение вида. Но у самцов высших млекопитающих мы встречаем иногда если не гомосексуальную любовь в ее чистом виде, то явления педерастии — при недоступности самки.

Считаясь с правильной основой естественного подбора, мы должны были бы видеть проявление нормального полового отвращения между различными видами животных, вследствие вредного действия крови и зародыша одного вида на кровь и зародыш другого. Мы при обсуждении содомии убедимся в том, что такое инстинктивное отвращение исчезает у людей в случаях патологических, при неудовлетворительном половом влечении или благодаря дурным привычкам. Филогенетически, вероятно, должно быть обосновано и инстинктивное отвращение к родственному скрещиванию, что, однако, как мы видели, трудно поддается доказательству.

На проявляемом женщинами некоторых стран половом домогательстве можно проследить, как иногда продукт внешних обстоятельств принимается за естественное филогенетическое явление (см. главу VI, 7) Половое домогательство мужчины в качестве носителя активных зародышей, вполне обосновано филогенетически и естественно, будучи свойственно, между прочим, всем диким племенам.

Дикарь, как мы видим, скорее рискует остаться без жены, чем дикарка без мужа, и этим обусловливаются, с одной стороны, распри и бешеные схватки мужчин из‑за женщины и пассивность женщины — с другой. Благодаря культуре, все это приняло совершенно иные формы, причем явилось возможным параллельное существование класса старых дев и класса проституток. Эти последние искусственно удовлетворяют низшее половое стремление мужчины. А между тем мужчине, вместо богатства, брак доставляет лишь заботы и хлопоты. И результатом такого положения вещей явилось то обстоятельство, что мужчина, прибегая к услугам полиандрических проституток, всегда располагает достаточным количеством женщин, между тем как женщине с трудом удается найти мужчину. На такой почве должны были прогрессировать ухаживание и кокетство девушки, что особенно и наблюдается, например, в Северной Америке. Здесь, конечно, мы имеем дело не с филогенетическим усовершенствованием высшей культуры, а с ненормальными последствиями половой неудовлетворенности женщин, рядом с половым пресыщением мужчин. Опасение засидеться в старых девах побуждает женщину взяться за ухаживание. Но при исчезновении этих ненормальных отношений ничего не останется и от вынужденного ухаживания женщины, которое, разумеется, не успело еще проникнуть в глубь ее половой филогении.

Мы не будем останавливаться здесь на различиях в филогении мужской и женской половой жизни, которые рассмотрены были нами в главах IV, V и VI. Нормальному и уживчивому человеку не трудно будет во всех проявлениях своей жизни, а в частности и половой, согласовать свои действия и чувства с установившимися нравами и обычаями, а также приспособиться в браке и к другой стороне. Но вместе с тем господствующие нравы легко смогут поработить такого среднего человека, который под их давлением не будет уже способным к восприятию новых идей. Такую нормальность и должно поэтому считать обладающей меньшей приспособляемостью или душевной пластичностью (свободой), чем это мы видим у высших, лишенных предрассудков людей.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 616 | Нарушение авторских прав