АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ОТЫГРЫВАНИЕ В АНАЛИТИЧЕСКОМ ОКРУЖЕНИИ

Самая простая форма отыгрывания реакций переноса имеет место, когда отыгрывание вовне направлено на что-то в аналитинеском окружении. Фрейд приводил пример пациента, который вел себя вызывающе и критически по отношению к своему аналитику и не мог вспомнить такого типа поведения в своем прошлом. Он не только чувствовал такие эмоции по отношению к аналитику, но и действовал, основываясь на них, отказываясь говорить, забывая свои сновидения и т.д. Он действовал на основании своих эмоций, вместо того чтобы рассказывать о них; он актуализировал часть прошлого, вместо того чтобы вспоминать ее (Freud, 1914, р. 150). Более того, пациент не только не осознает неуместность своих реакций, но обычно чувствует справедливость своего поведения. Отыгрывание вовне, как мы уже говорили, является Эго-синтоничным. Позвольте мне проиллюстрировать это следующим примером.

Сорокалетний музыкант пришел для прохождения анализа, потому что он страдал от хронической бессонницы, колита, заторможенности при работе. Когда я смог дать ему первый сеанс утром, в восемь часов, он исполнил замечательный спектакль, посвященный началу сеанса. Прежде всего, я смог услышать, как он входит в холл, потому что он возвестил о своем прибытии, громко сморкаясь, как труба, каждую ноздрю отдельно и неоднократно. Когда он вошел в комнату для лечения, он весело и музыкально пожелал доброго утра. Затем энергично и спокойно снял свой жакет и повесил его на стул. Он обошел кушетку, сел, и все еще спокойно жужжа, начал освобождать свои карманы. Сначала он вынул из задних карманов бумажник и носовой платок, которые были положены на стол сбоку; затем ключи и мелочь из других карманов и кольцо с пальца. Затем с громким вздохом он согнулся и сиял свои ботинки, аккуратно поставил их бок о бок. Затем расстегнул верхнюю пуговицу своей рубашки, ослабил узел галстука и с вздохом освобождения лег на кушетку, повернулся на бок, положив сложенные ладони между щекой и подушкой, закрыл глаза и замолчал. Затем через несколько мгновений начал очень тихо говорить. Сначала я смотрел на это представление молча; казалось невероятным, что мой пациент проделывает это всерьез. Затем, когда я осознал, что он не осознает неуместности своего поведения, я решил попытаться понять так точно, как только возможно, что это означает, прежде чем я конфронтирую его. Было очевидно, что это отыгрывание вовне было каким-то образом связано со сборами ко сну. Медленно я начал осознавать, что он вводит в силу сборы ко сну своих отца и матери, в которых я был одним из родителей, а он либо вторым родителем, либо сам собою, когда он был ребенком. Его прошлое полно воспоминаний об ужасных битвах между отцом и матерью в спальне, которые будили и ужасали его. Эти битвы происходили примерно через четыре часа после того, как он, будучи ребенком, ложился спать, и его теперешняя бессонница характеризовалась просыпанием через четыре часа после засыпания. Он отыгрывал со мной вовне а) как бы он хотел, чтобы его родители мирно спали вместе, и б) как он фантазировал, будучи ребенком, как бы он спал с кем-нибудь из родителей. Когда я попытался обрисовать ему отношение к столь странному способу начинать сеанс, он был возмущен. В этом нет ничего особенного или странного, или того, на что стоит обращать внимание. Он только попытался расслабиться и свободно ассоциировать; ведь я же говорил ему в начале анализа, что все, что ему следует делать, так это расслабиться и говорить все, что бы ни пришло ему в голову. Итак, теперь он расслаблен. Верно, что он чувствует что-то, похожее на сон, но только в отношении самой ранней части сеанса. Затем он неохотно признал, что когда я заговорил с ним, уже ближе к концу сеанса, он действительно почувствовал эту дисгармонию и даже вторжение. Он также осознает, что в силу какой-то странной причины ему нравится этот ранний сеанс. Он едва ли сможет вспомнить то, что говорил он, и то, что говорил я. Тогда я сказал ему, что все это связано с тем фактом, что он пришел на сеанс для того, чтобы продолжить спать со мной. Он разделся так, будто собирался лечь в постель, и лег на кушетку с закрытыми глазами и блаженным выражением, потому что чувствовал, что мы спим вместе, и это был тот самый мирный сон, которого он должен был желать для отца и матери или для него самого и кого-нибудь из родителей. До этого момента в анализе пациент мог вспомнить только свою ненависть по отношению к родителям за их постоянные баталии по ночам и за свою завистливую ревность и сексуальные желания заменить отца или мать на двуспальной кровати. Мои интерпретации о мирном сне были первым шагом в реконструкции преэдиповых желаний пациента по отношению к его отцу и матери (Lewin, 1955).

В процитированных случаях пациент имел чувства по отношению к аналитику, которые он не описывал и не рассказывал, но осуществлял в действиях. Одна тайком убирала кусочек бумаги, другой вел себя дерзко, третий засыпал. Во всех случаях кусок прошлого вводился в силу, но пациент не мог вспомнить его и неохотно анализировал свою деятельность. В конечном счете оказывалось, что эта деятельность является искажением прошлого события, действие всегда есть попытка исполнения желания. Пациент отыгрывал вовне с аналитиком то, что он желал бы сделать в прошлом. По моему клиническому опыту, отыгрывание вовне всегда является актуализацией прошлого желания, которое первоначально не могло быть выполнено. Тогда отыгрывание вовне является запоздалой попыткой исполнения желания. Отыгрывание вовне в рамках аналитического сеанса может не ограничиваться определенным эпизодом или единичным событием, но может проходить через длительные периоды анализа. Я наблюдал пациентов, в особенности, кандидатов, которые отыгрывали роль "хороших" пациентов и которые пытались дать мне роль "совершенного" аналитика. Это может продолжаться месяцами и даже годами, пока аналитик не осознает определенной бесплодности и ограниченности анализа. Тогда задача будет состоять в том, чтобы показать это поведение как сопротивление и защиту и раскрыть нижележащую враждебность. Я наблюдал аналогичную ситуацию у пациентов, которые поддерживали в себе уверенность, что они являются моими фаворитами.

Мой восьмичасовой спящий пациент относился к их числу. Он сознательно полагал, что был моим фаворитом, и когда я интерпретировал его желание в потребность, он отвечал, что знает, что согласно моей фрейдистской клятве, я обязан держать в секрете мои истинные чувства. Когда я делал интерпретацию, которую любой другой пациент воспринял бы болезненно, он, бывало, реагировал, восхищаясь моей проницательностью и наслаждаясь, за другого, моим предполагаемым триумфом. Он любил анализ и более всего ему нравилось быть анализируемым мною. Он чувствовал, что мы представляем собой превосходную комбинацию, он и я, я - с моим мозгом, и он -с его воображением. Даже хотя его симптомы не изменились и он не достиг большого инсайта, ему доставлял наслаждение анализ. Я энергично указывал ему, снова и снова, что он, как кажется, пришел не для того, чтобы пройти анализ, а для того, чтобы актуализировать доставляющее наслаждение чувство быть фаворитом. Медленно он начал вспоминать и рассказывать о том, как он был фаворитом матери и отца, а затем было обнаружено, что эти воспоминания были экраном против горького разочарования в обоих родителях.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 633 | Нарушение авторских прав