АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология
|
ОБЗОР ПЕРВОНАЧАЛЬНЫХ ГИПОТЕЗ
203 Нелегкой задачей представляется мне говорить в данный момент о психоанализе. Здесь я совершенно оставляю в стороне то обстоятельство, что эта область вообще — в чем я смею заверить читателя с полною убежденностью — принадлежит к самым трудным проблемам современной науки. Если мы даже примем во внимание это обстоятельство, то все-таки встретим достаточно серьезных трудностей, которые не могут не оказать значительного влияния на изложение всего материала данной дисциплины. Я не в состоянии дать вам учения, выработанного и закругленного как с практической, так и с теоретической стороны, потому что психоанализ и не является пока таковым, несмотря на всю направленную на это работу. Не стану также давать изложение данного учения, так как вы в вашей стране (США — В. 3.), всегда приветствующей успехи прогресса, обладаете отличными толкователями и учителями, которые уже передали более общие познания психоанализа ученой публике. Далее сам Фрейд, открыватель и основатель этого направления, прочел лекции в вашей стране, так что вы получили сведения из первых рук. И я также был обязан Америке высокой честью, когда получил возможность высказаться об экспериментальных основах психологии комплексов и о применении психоанализа к воспитанию.*
* Юнг имеет ввиду прочитанные им ранее лекции в Институте Кларка в США См: Association Method, CW 2, и «Психические конфликты у ребенка» в: К. Г. Юнг. Конфликты детской души. М., 1996.
204 Поэтому вы легко поймете, что я боюсь повторять уже сказанное и опубликованное в научных журналах. Дальнейшим затруднением, с которым я должен считаться, является то обстоятельство, что во многих местах водворились чрезвычайно неверные взгляды на природу психоанализа. Почти невозможно представить себе, до чего ошибочны бывают эти воззрения. Но они подчас таковы, что остается только удивляться, каким путем научно образованный человек мог вообще придти к столь чудным идеям. Говорить об этих курьезах не стоит; лучше отдать время и труд на то, чтобы разобраться в тех именно вопросах и проблемах психоанализа, которые по своей природе дали повод к недоразумениям.
Теория травмы
205 Несмотря на многократные указания и упоминания, многим остается еще неизвестным, например, то обстоятельство, что на протяжении ряда лет внутри самого психоаналитического учения происходили значительные изменения. Те, кто, например, прочли только первое произведение, а именно Этюды об истерии Брейера и Фрейда,* и по сей день держатся все еще того мнения, что в соответствии с психоанализом истерия и вообще неврозы обязаны своим происхождением так называемым травмам раннего детства. Они продолжают бороться против этой теории, не подозревая, что спустя пятнадцать лет она была оставлена и заменена другим воззрением. Так как это изменение имеет огромное значение для всего развития психоаналитической техники и теории, то мы вынуждены вникнуть в подробности этого преобразования. Чтобы не надоедать вам общеизвестной казуистикой, я удовольствуюсь указанием на случай, описанный в книге Брейера и Фрейда, знакомство с которой в английском переводе я смею предположить. Вы читали, например, там про случай Брейера, на который сослался и Фрейд в своих лекциях в университете Кларка,** и из прочитан ного вам ста-
* Данная работа впервые была опубликована в 1895 году — В. 3. ** 3. Фрейд, «Пять лекций по психоанализу».
ло ясно, что истерический симптом ведет свое происхождёние из неизвестных источников анатомической и физиологической природы, как это полагало прежнее научное воззрение, но из определенных психических переживаний, имеющих высокую аффективную ценность и называемых психическими ранами или травмами. Ныне каждый тщательный и внимательный наблюдатель истерии, конечно, сможет подтвердить богатым собственным опытом, что такие особенно мучительные и болезненные переживания 1йГсамомГдёлё; часто лежат в основании того "или иного заболевания. Эта истина была хорошо известна еще древним врачам.
206 Насколько я знаю, Шарко был первым, кто, вероятно под влиянием теории Паже о нервном шоке* использовал это наблюдение теоретически. Шарко знал, опять-таки под влиянием вновь возникшей тогда практики гипноза, что истерические симптомы могут быть вызваны и устранены суггестивным путем. Нечто подобное можно было, как полагал Шарко, наблюдать на примере участившихся тогда истерических припадков в результате несчастных случаев. Травматическим шоком был, до известной степени, и момент гипноза, причем эмоция вызывала мгновенное и полное расслабление воли, при котором представление о травме могло укорениться как самовнушение.
207 Подобное представление легло в основу теории о психогенном происхождении истерии; однако, лишь на долю дальнейших этиологических изысканий досталось проследить этот или подобный механизм в тех случаях истерии, которые не могут быть обозначены, как травматические. Этот пробел в знании этиологии истерических явлений был заполнен открытиями Брейера и Фрейда. Они доказали, что истерические случаи обыкновенного рода, которые незачем считать травматически обусловленными, заключали в себе, тем не менее, травматический элемент в его, по-видимому, этиологическом значении. Поэтому для Фрейда, как ученика Шарко, было естественно увидеть в этом открытии как бы подтверждение идей Шар-
* Имеется в виду Herbert W. Page, британский психиатр, известный своими публикациями на эту тему.
ко. Теория, выработанная преимущественно Фрейдом на основании тогдашнего опыта, носила оттого печать травматической этиологии. Поэтому вполне уместным для нее было название теория травмы.
208 Если оставить в стороне анализы симптомов, поистине образцовые по своей основательности, то новым в этой теории было устранение и замена понятия самовнушения, которое являлось первоначальной динамической величиной этой теории, подробно развитыми представлениями о психологических и психофизических последствиях, вызванных шоком. Шок или травма создает
некоторое раздражение, от которого при нормальных обстоятельствах освобождаются путем выражения или отводной реакции (абреакции), в случае же истерии травма переживается не во всей полноте, вследствие чего происходит «задержание раздражения» или «блокировка (вщемление) аффекта». Постоянно «потенциально» наготове находящаяся энергия раздражения поддерживает симптомы, причем они при посредстве механизма конверсии переводятся в физические симптомы. Терапия имела своей задачей, согласно этому воззрению, разрядить задержанное раздражение, т. е. в известной мере высвободить вытесненные и конвертированные суммы аффектов из симптомов. Поэтому эта терапия носила подходящее название «очистительной» или катартической, и ее целью было вызвать абреакцию блокированных аффектов. Соответственно этому, анализ на той ступени был более или менее тесно привязан к симптомам, — здесь анализировали симптомы, то есть исходили в психоаналитической работе от симптомов, в противоположность нынешней психоаналитической технике. Катарти-ческий метод и лежащая в основе его теория нашли, как вы знаете, признание и других специалистов (поскольку они вообще интересовались психоанализом) и свою положительную оценку в учебниках.
209 Несмотря на то, что фактические открытия Брейера и Фрейда вне всякого сомнения правильны, в чем можно легко убедиться по первому же истерическому случаю, против теории травмы существуют все-таки некоторые возражения. Хотя методика Брейера и Фрейда с изуми-
тельной ясностью указывает на соотношение актуального симптома и предшествовавшего ему травматического переживания, а также и на психологические последствия, наступающие, по-видимому, с неизбежностью и вытекающие из первоначального травматического состояния, но все-таки возникает сомнение в действительной этиологической значимости травмы. Во-первых, знатоку истерии должно показаться сомнительным, что невроз во всем своем явлении может быть отнесен на счет событий прошлого, т. е. предрасполагающего момента прежнего состояния здоровья. Впрочем, ныне в моде, скорее, принимать все душевно ненормальные состояния за результат наследственного вырождения, поскольку они не имеют внешней причины происхождения, чем обуславливать их, по существу, психологически и связывать с условиями данной среды. Это является воззрением крайним, которое не вполне согласуется с действительностью. Мы умеем, например, в этиологии туберкулеза очень хорошо провести верную среднюю линию: вне сомнения, бывают случаи туберкулеза, когда зародыш болезни разрастается с самой ранней юности на почве наследственно приготовленной и когда наилучшие условия не могут предотвратить роковой развязки. Но бывают также и случаи, когда нет налицо никакой дурной наследственности и никакой личной предрасположенности и когда, тем не менее, происходит фатальное заражение. Такие наблюдения дают о себе знать и в области невроза, поскольку как в общей патологии, так и здесь картина оказывается весьма схожей. Крайняя теория предрасположения будет столь же неверной, как и крайняя теория среды.
Понятие вытеснения
210 Хотя теория травмы является, несомненно, теорией предрасположения и хочет видеть conditio sine qua non невроза в травме давнопрошедшего, однако гениальная эмпирия Фрейда (в «Этюдах» Брейера и Фрейда) доискалась уже моментов, которые более отвечают теории среды, чем теории предрасположения; она описала эти моменты, но теоретически не использовала их тогда в
достаточной мере. Эти наблюдения были тем же Фрейдом схвачены в понятии, которое было призвано вывести далеко за пределы тогдашней теории травмы. Это понятие есть вытеснение. Как вы знаете, под ним понимают механизм перенесения некоего момента, содержащегося в сознании, в сферу внесознательного. Понятие вытеснения основывается на всех тех многочисленных наблюдениях, по которым невротики способны забывать важные, по-видимому, переживания или мысли и притом так основательно, что может показаться, что таковые никогда и не существовали. Подобные наблюдения делались весьма часто, и они хорошо известны каждому, кто становится в более близкое психологическое отношение к своим пациентам. 211 Уже работы Брейера и Фрейда показали необходимость особенных процедур, чтобы вновь вызвать в сознании совершенно забытые травматические переживания. Мимоходом замечу, что это обстоятельство тем более поразительно, что априори трудно склониться к мысли о возможности забвения подобных важных вещей. Поэтому критики неоднократно высказывали опасение, что вызванные наружу посредством известных гипнотических процедур воспоминания были именно только внушены и вовсе не отвечали действительности. Если даже это сомнение было вполне правомерно, то все-таки оно не дает права принципиально устранить понятие вытеснения. Бывают случаи — и таких было много — когда наличие вытесненных воспоминаний нашло себе объективное подтверждение. Независимо от обилия доказательств такого рода, мы обладаем возможностью экспериментально доказать данный феномен. Эту возможность дает нам эксперимент над ассоциациями. Здесь мы сталкиваемся с тем замечательным фактом, что ассоциации, которые принадлежат к комплексам, окрашенным аффектами, вспоминаются значительно хуже и забываются необыкновенно часто. Отвергли же это утверждение лишь потому, что не проверили моих экспериментов. Только в последнее время Вильгельм Петере, последователь школы Крепелина, первый подтвердил, по существу, мои прежние наблюдения именно относительно того, что
«болезненные переживания, реже всего воспроизводятся верно»*. 212 Как вы видите, эмпирические основы понятия вытеснения очень хорошо упрочены. Кроме самого факта необходимо упомянуть еще об одном моменте в этом понятии, а именно: возникает вопрос, следует ли признать, что вытеснение происходит, до известной степени, из сознательного решения индивида или оно представляет собой более пассивное исчезновение, никоим путем самим индивидом не осознаваемое. В работах Фрейда вы найдете ряд отличных доказательств в пользу сознательной тенденции вытеснять то, что тягостно. Каждый психоаналитик знает дюжину случаев, при которых в конце концов становится ясным, что в истории болезни был однажды момент, когда пациент более или менее ясно понимал, что он просто не хочет думать о том содержимом своего сознания, которое напрашивается на то, чтобы быть вытесненным. Одна пациентка выразилась очень характерно: «Я оставила это». В то же время необходимо признать, что бывает немало случаев, когда самый тонкий разбор не в состоянии проследить с достоверностью имело ли место сознательное отодвигание в сторону или вытеснение, когда этот процесс является перед нами скорее как пассивное исчезновение или даже своего рода «проглатывание» впечатлений. В первом случае индивиды кажутся вполне развитыми людьми, страдающими, по-видимому, только особенной трусостью в отношении к своим собственным чувствам. В случаях же второго рода мы, наоборот, получаем более тяжелое впечатление именно задержек в развитии, причем процесс вытеснения можно здесь с гораздо большим правом сравнивать с механизмом, действующим автоматически. Это различие можно было бы поставить в близкую связь с затронутым ранее вопросом относительной важности предрасположенности и окружающей среды. В упомянутом первом случае многое зависит от влияния окружающей обстановки и воспитания, в случаях же последнего ро-
* «Gefiihl und Erinnerung,» в: Kraepelin, Psychologische Arbeiten, VI, pt. 2, p. 237.
да, по всей видимости, доминирует фактор предрасположенности. Отсюда делается весьма понятным и то, какое лечение будет более эффективным.
213 Как я выше упомянул, понятие вытеснения заключает в себе элемент, который внутренне противоречит теории травмы. Мы видим, например, в случае мисс Люси R, проанализированном Фрейдом, что этиологически значимый момент состоит не в травматических сценах, а в недостаточной готовности индивида принять те инсайты, которые напрашиваются сами собой. Если вспомнить вдобавок позднейшую формулировку, которую вы найдете в «Schriften zur Neurosenlehre»*, где Фрейд был вынужден на основании своего опыта признать в некоторых травматических переживаниях самого раннего детства источник невроза, то мы не можем избавиться от впечатления, что отношение между понятием вытеснения и понятием травмы заключает некоторое недоразумение. Понятие вытеснения содержит элементы этиологической теории окружающей среды, тогда как понятие травмы ведет к теории предрасположенности.
214 Поначалу теория невроза развивалась, однако, всецело в направлении травматической доктрины. В несколько более поздних работах Фрейд дошел до признания, согласно которому позднейшим травматическим переживаниям можно приписывать лишь кажущееся воздействие, причем влияние их на жизнь мыслимо только на основе специфической предрасположенности. Здесь, очевидно, должна была быть разрешена некая загадка. Исследуя корни истерических симптомов, Фрейд обнаружил, что аналитическая работа вела назад к детству, причем одно переживание, начиная с настоящего, примыкало в обратном порядке к другому. Конец цепи грозил затеряться в туманной дымке самого раннего детства. Но именно там и всплывали воспоминания о сценах, в которых активно или пассивно проявлялась жизнь пола, о сценах, стоящих в несомненной связи с после-
* Два тома работ Фрейда под названием «Sammlungen kleiner Schriften zur Neurosenlehre» были опубликованы соответственно в 1906 и 1909 годах.
дующими событиями, приведшими к неврозу. О ближайшем характере этих сцен вы можете узнать из работ Фрейда, а также из многочисленных уже опубликованных аналитических случаев.
Теория сексуальной травмы в детстве
215 Отсюда возникла теория сексуальной детской травмы; она встретила ожесточенное противодействие и притом не только по тем теоретическим основаниям, которые были выдвинуты вообще против теории травмы; противодействие это было направлено против самого фактора сексуальности. Прежде всего критиков возмущала мысль о том, будто дети могут быть сексуально настроены, будто подобный сексуальный ход мысли может в них играть какую-нибудь роль. Затем отнесение истерии на сексуальную платформу явилось очень нежелательным, ибо только что специалисты успели расстаться с бесплодной точкой зрения, согласно которой истерия является либо маточным рефлексным неврозом, либо основывается на половой неудовлетворенности. Разумеется, фактический состав наблюдений Фрейда также оспаривался. Если бы ограничились только этими научными возражениями и не приводили других под флагом возмущенной нравственности, то были бы еще возможны спокойные прения. Но при таких обстоятельствах школе Фрейда, в частности, в Германии, вообще было отказано в кредите. Как только вопрос был перенесен в область пола, тотчас же проснулось всеобщее противодействие и гордое презрение. Между тем, по существу, все дело упирается лишь в один вопрос: правильны или неправильны наблюдения Фрейда? Допускаю, что для научно мыслящего читателя возможно признать эти наблюдения невероятными, но немыслимо допустить, чтобы они априори рассматривались как ошибочные. Проверка этих наблюдений всюду, где она была совершена с полной серьезностью и основательностью, привела к безусловному подтверждению психологической связи, но не к подтверждению первоначальной гипотезы Фрейда, согласно которой будто бы все дело всегда заключается в действительных травматических сценах.
216 Более богатый опыт вынудил и самого Фрейда отказаться от первоначальной формулировки своей сексуальной теории невроза. Сцены ярко выраженного сексуального характера, злоупотребление полом ребенка и преждевременные половые действия ребенка были, стало быть, в значительной своей части признаны нереальными. Отсюда, казалось бы, можно склониться к принятию предположения критики, будто бы данные аналитических исследований Фрейда покоятся на внушении. Это предположение можно было бы счесть более или менее правдоподобным, если бы не сам Фрейд, а какой либо шарлатан или неквалифицированный специалист высказывался в подобном тоне относительно данных утверждений. Кто же внимательно читал работы Фрейда того времени и сам пытался тем же путем вникнуть в психологию своих пациентов, тот знает, что было бы несправедливо приписывать Фрейду подобные грубые ученические промахи. С того времени исследовали больных со всевозможными предосторожностями, совершенно исключающими какое бы то ни было внушение и тем не менее, находились вновь и вновь описанные Фрейдом связи. Поэтому мы вынуждены пока признать, что если многие из тех травм раннего детства и были чистыми фантазиями, то действительность других травм была объективно подтверждена.
217 Этот вначале несколько смущающий результат разрушает этиологическое значение половой юношеской травмы, потому что в таком случае оказывается совершенно безразличным, была ли травма в действительности или ее не было. Опыт учит нас, что фантазии могут воздействовать так же травматически, как и действительные травмы. Однако любой врач, осведомленный в лечении истерии, может привести случаи, когда невроз был безусловно причинен действительно острыми, травматически действующими впечатлениями. Это наблюдение стоит, во всяком случае, лишь в кажущемся противоречии с нашим вышеупомянутым признанием недействительности детской травмы. Мы же ведь знаем, что много людей пережили — детьми или взрослыми — травмы без того, однако, чтобы из этих травм образовался невроз. Травма не имеет безус-
ловно этиологического значения и может пройти, не оставляя за собой сколь-нибудь длительного эффекта. Из этого простого соображения вытекает с ясностью, что индивид должен прийти навстречу травме будучи внутренне некоторым образом подготовленным, чтобы дать ей возможность воздействовать на себя. Эта внутренняя подготовленность не должна быть понимаема в смысле наследственной предрасположенности, суть которой совершенно темна для нас, но как психологическое развитие, которое именно в травматический момент и проявляется, и достигает своей высшей точки.
Предрасположенность к травме
218 Мне хочется прежде всего предоставить конкретному случаю обрисовать перед вами сущность травмы и психологическую подготовленность к ней. Одна молодая дама страдала тяжелой истерией как последствием внезапного испуга*. Однажды вечером она была в обществе, откуда около 12 часов ночи возвращалась домой в сопровождении некоторых знакомых; вдруг за спиной послышалось i быстрое приближение кареты; все бросились в сторону,
она же осталась, прикованная ужасом, посреди улицы, а потом побежала дальше перед лошадьми: она пробежала всю длинную улицу, которая вела к мосту. Там силы ее оставили и, чтобы не попасть под лошадь, она в полном отчаянии хотела броситься в реку, но была удержана от этого проходящими. Та же самая дама 9/22 января 1905 года случайно находилась на той улице (в Петербурге), которая была выстрелами «очищена» от революционной толпы! Направо и налево от нее падали люди мертвыми и ранеными, она же с полным спокойствием и ясностью духа отыскала дворовые ворота, через которые ей удалось спастись на другую улицу. Эти страшные мгновения не только не причинили ей дальнейших недугов, но наоборот, она чувствовала себя потом вполне здоровой и была даже лучше настроена, чем обыкновенно.
* Этот случай полностью изложен в: К. Г. Юнг. Психология бессознательного. М., 1995. С. 39 и далее.
219 По существу, подобный же образ действия наблюдается весьма часто. Отсюда с необходимостью следует, что интенсивность травм имеет, по-видимому, только небольшое болезнетворное значение, и все дело заключается в особенных обстоятельствах. Здесь найден ключ к раскрытию проблемы предрасположенности, по крайней мере, к раскрытию одного из ее внешних аспектов. Мы обязаны таким путем поставить себе вопрос: каковы были те особенные обстоятельства при сцене с каретой? Страх начался, когда дама услышала за собою несущихся лошадей; на мгновение ей почудилось в этом нечто грозно роковое, словно это означало ее смерть или еще что-то ужасное; тогда-то сознание и оставило ее окончательно.
220 Воздействующий момент, очевидно исходил от лошадей. Предрасположенность пациентки, по причине которой она реагировала на столь незначительное обстоятельство таким невменяемым образом, состояло в том, что лошади имели для нее какое-нибудь особенное значение. Можно было бы предположить, что она, например, пережила однажды какую-либо опасность от лошадей. Так оно и оказалось в действительности; семилетним ребенком во время одной прогулки испугавшиеся лошади бешено понесли ее с кучером в отвесному берегу реки. Кучер спрыгнул и кричал ей, чтобы она также спрыгнула, на что она, смертельно испуганная, никак не могла решиться. В последнюю минуту она, однако, также спрыгнула, лошади же и карета разбились, упав в реку. Того, что подобное происшествие должно было оставить о себе глубокую память, доказывать не приходится. Однако все это не объясняет, почему впоследствии должна была произойти столь нелепая реакция по совершенно безобидному поводу. Пока мы знаем только одно, что позднейший симптом имел свою прелюдию в детстве. Патологическое же во всем этом остается еще темным.
221 Это воспоминание (анамнез), с продолжением которого мы в дальнейшем еще познакомимся*, показывает очень ясно несоразмерное отношение между самой травмой и участием фантазии, которое в данном случае долж-
* См. параграфы 297 и далее и 355 и далее.
но было совершенно необычайно перевешивать, чтобы такое сильное воздействие по столь незначительному поводу могло иметь место. Прежде всего чувствуешь себя вынужденным привести для разъяснения этого случая ту раннюю травму из детских времен; однако, эта ссылка, как мне кажется, не обещает большого успеха, ибо остается непонятным, отчего эффект той травмы пребывал так долго в скрытом состоянии и обнаружился только при этой случайности, а не при тех бесчисленных случаях, когда пациентке приходилось сторониться проезжающего экипажа, по всей вероятности, многократно среди тех же внешних обстоятельств. Прежний момент смертельной опасности не способен был, по-видимому, оказывать воздействие, ибо действительная смертельная опасность, которой она подвергалась, несмотря на подготовленность вследствие раннего, оставившего после себя глубокий след, переживания не вызвала ни малейшего невротического последствия. Итак, в этой травматической сцене все должно еще быть объяснено, так как точка зрения травматической доктрины оставляет нас в совершенных потемках.
222 Надеюсь, вы извините меня, что я с таким упорством не отхожу от проблемы травмы. Я считаю это нелишним потому, что старая точка зрения сохраняется поныне даже теми, кто во многом близко стоит к психоанализу, поэтому противники, которые либо вовсе не читают наших работ, либо читают их очень поверхностно, не могут избавиться от впечатления, что в области психоанализа все вращается вокруг теории травмы.
223 Поднимается вопрос: в чем состоит то предрасположение, которое оказывает поддержку впечатлению, самому по себе незначительному, в причинении им патологического воздействия? Это вопрос принципиального значения, который, как это мы еще увидим, имеет величайшую важность вообще во всем учении о неврозе; ведь речь идет здесь о том, чтобы постичь, каким путем относительно безразличные переживания прошлого могут возыметь такое значение, что оказываются в состоянии нарушать реакции нашей действительной жизни столь демоническим и капризным образом.
Сексуальный элемент в травме
224 Первоначальное направление психоаналитического учения и позднейшие сторонники этого направления сделали все от них зависящее, чтобы вскрыть в особенном характере первичных травматических переживаний причины их позднейшего воздействия. Фрейд проник здесь глубже всех: он был первым и единственным, кто увидел, что некоторый элемент пола примешивался к травматическому событию и что именно этой примеси, которая обычно должна быть признана бессознательной, травматическое воздействие и обязано, главным образом, своим обнаружением. Сексуальная бессознательность в детстве бросила, по-видимому, свет на существо проблемы длительной констелляции, создаваемой первичным переживанием; казалось, что собственное эмоциональное значение этого переживания надолго остается для индивида тайной, так что эмоция не может быть «изношена» именно потому, что не была осознана вовсе. Такое длительное констеллятивное действие могло представляться, по-видимому, своего рода suggestion a echeance, которое также протекает бессознательно и обнаруживает свое суггестивное влияние лишь в обусловленные моменты.
225 Полагаю, что вы избавите меня от приведения подробных примеров, свидетельствующих о том, до какой степени подлинный характер половых действий детской эпохи остается непознанным. Врачу хорошо известно, что, например, откровенная мастурбация не принимается до более зрелого возраста за таковую, в особенности лицами женского пола. Это указывает на то, что ребенок еще менее осознает характер известных действий; поэтому истинное значение таких переживаний остается для сознания скрытым до взрослого возраста. Иногда забывают и о самих переживаниях или потому, что половое значение их остается вообще неизвестным индивиду, или потому, что их сексуальный характер вследствие сопровождающего их тягостного чувства вытеснен из сознания.
226 Как уже было упомянуто, наблюдение Фрейда, что примешавшаяся к травме сексуальная компонента является характерным спутником патологического воздейст-
вия, привело к теории половой детской травмы. Данное предположение означает, что это патогенное переживание является сексуальным.
Инфантильная сексуальная фантазия
227 Этому положению прежде всего стало поперек дороги общераспространенное мнение о том, что дети в раннем возрасте не обладают вовсе никакой сексуальностью, поэтому подобная этиология будто бы немыслима. Уже обсуждавшееся изменение в воззрении на травму, а именно, то, что травма является обычно вовсе не действительностью, а по существу своему лишь фантазией, нисколько не поправляет дела. Наоборот, после этого изменения первоначального взгляда мы вынуждены видеть в болезнетворном переживании еще тем более действительное проявление половой деятельности. Это не представляет уже собой случайного впечатления, резкого и пришедшего извне, а является настоящим активным проявлением сексуальности, осуществленным самим ребенком и большей частью не допускающим в своей отчетливости никакого недоразумения. Даже действительные травматические сцены с явным характером сексуальности вовсе не разыгрались совершенно независимо от самого ребенка, но нередко были последним как бы приготовлены и вызваны. В подтверждение этого были приведены ценные и весьма интересные доказательства Абрахамом; в связи со многими другими наблюдениями того же рода эти доказательства делают весьма вероятным предположение, что даже действительные травмы чаще всего вызываются и поддерживаются психологической установкой ребенка. Медицинская юриспруденция, совершенно независимая от психоанализа, знает о красноречивых параллелях к этому психоаналитическому воззрению.
228 Травматизирующая деятельность половой фантазии до наступления зрелости является, по прежнему воззрению, источником невроза. Поэтому за ребенком вынуждены были признать более развитую сексуальность, нежели это допускалось до сих пор. Правда, в литературе уже давно были известны случаи преждевременной сексуальности,
например, случай одной девочки двух лет, у которой уже были правильные менструации, или случаи мальчиков от трех до пяти лет с полной способностью к эрекции и совокуплению. Однако такие случаи относились к области курьезов. Ошеломляюще подействовало поэтому то, что Фрейд приписал ребенку не только обыкновенную, но также так называемую «полиморфно-перверсивную» сексуальность и притом доказал это изысканиями, которые отличались поистине необычайною основательностью. Слишком скоро готовы были люди к тому выводу, что все это внушено пациентам и представляет собою, таким образом, в высшей степени спорный искусственный продукт. 229 В этих обстоятельствах появление «Трех очерков сексуальности» («Drei Abhandungen Zur Sexualtheorie»*) Фрейда вызвало не только обыкновенную оппозицию, но и горячее негодование. Излишним будет указывать на то, что наука не создается при помощи негодования и что аргументы нравственного возмущения подходят моралисту, ибо это относится к предмету его занятий, а не человеку науки, для которого руководством является истина, а не морализаторство. Если дело обстоит в действительности так, как сказал Фрейд, то всякое негодование просто смешно. Если же оно обстоит иначе, тогда негодованием, опять-таки, ничему не поможешь. Решить, где истина, могут только наблюдения и исследования. Вследствие этого столь некстати проявленного негодования, оппозиция, за немногими достойными исключениями, являет собою несколько комическую картину заслуживающей сожаления отсталости. Психоаналитическая школа ничему не может научиться у оппозиционной критики, ибо критика эта, не вступая в область действительного наблюдения и не ведая о путях психоаналитического исследования, не дает никаких полезных намеков; несмотря на это, наша школа все же несет серьезную обязанность основательно разобраться в противоречиях первоначального взгляда. Стремлением нашим является не построение парадоксальной, всему прошлому напе-
* Впервые опубликовано в 1905 году.
рекор идущей теории, а включение в науку известной категории новых наблюдений. Мы видим поэтому наш долг в том, чтобы сделать все для водворения согласия. Конечно, мы должны отказаться от намерения прийти к соглашению со всеми теми, которые слепо утверждают противное. Это было бы потерянным трудом. Мы надеемся, однако, оказаться в состоянии заключить мир с наукой. Этому стремлению я полагаю содействовать тем, что я сделаю попытку изложить вам дальнейший ход мыслей в психоаналитических воззрениях вплоть до того момента, когда дело дойдет до сексуальной теории невроза*.
Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 437 | Нарушение авторских прав
|