АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

ФАНТАЗИИ БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

Область бессознательных инфантильных фантазий стала подлинным объектом психоаналитического исследования, ибо эта область, по-видимому, таит в себе ключ к этиологии невроза. На основании всех вышеупомянутых

причин и в противоположность травматической теории, мы в данном случае склонны предположить, что психологический фундамент настоящего следует искать в семейной истории пациента.

315 Те системы фантазий, которые преподносятся нам после простого опроса пациентов, в большинстве случаев имеют характер композиций, романтически или драматически обработанных. Несмотря на их обработанность, они имеют относительно малую ценность для исследования бессознательного. Они сознательны и именно поэтому слишком подчиняются требованиям этикета и общественной морали. Тем самым они очищаются ото всех тягостных и некрасивых деталей. Они становятся общественно приемлемыми; но вместе с тем, они очень мало обнаруживают. Более ценные и, по-видимому, более значительные фантазии не осознаются в вышеопределенном смысле. Стало быть, их приходится выявлять путем психоаналитической техники.

316 Не желая останавливаться здесь на подробном изложении психоаналитической техники, я должен, однако, коснуться одного возражения, которое постоянно можно слышать. Это возражение заключается в том, что бессознательные фантазии лишь внушаются пациентам и, стало быть, существуют только в умах господ психоаналитиков. Это возражение принадлежит к категории абсолютно дешевых упреков, авторы которых приписывают нам грубые ученические ошибки. Мне думается, что делать такие упреки могут только люди, не имеющие ни малейшего психологического опыта и никакого психологического знания. Человек, имеющий хотя бы смутное понятие о мифологии, не может не поразиться параллелями между разгаданными психоаналитической школой бессознательными фантазиями и мифологическими представлениями. Возражение, будто мы внушаем больным наши мифологические познания, является совершенно бессмысленным, ибо психоаналитическая школа сначала открыла фантазии и лишь впоследствии ознакомилась с мифологией. Известно, что мифология — область бесконечно далекая от врачебной деятельности.

317 Так как эти фантазии бессознательны, то больной, конечно, понятия не имеет об их существовании, и было бы совершенно бессмысленно прямо расспрашивать его об этом. Однако, постоянно приходится слышать, как пациенты, и не только они, но и так называемые нормальные люди говорят: «Если бы у меня были такие фантазии, то я каким-нибудь образом знал бы об этом». Но ведь бессознательно именно то, чего мы не знаем. А наши оппоненты совершенно убеждены в том, что ничего подобного нет. Это априорное суждение схоластично и никакими основаниями поддержано быть не может. Мы не можем основываться на догмате, что только сознание есть психическое, ибо мы ежедневно убеждаемся в том, что наше сознание в действительности содержит в себе лишь одну часть психического функционирования. Уже содержания нашего сознания в высокой степени сложны; констелли-рование нашего мышления материалом памяти преимущественно бессознательно. Поэтому нам волей-неволей приходится предположить, что существует нечто психическое, что неосознано; оно — как кантовская «вещь в себе» — есть «только отрицательное предельное понятие». Но так как мы воспринимаем воздействия, источник которых сознанию недоступен, то нам приходится вкладывать в сферу неосознанного гипотетические содержания, иными словами, нам приходится предположить, что источники некоторых воздействий заложены в бессознательном, именно потому, что они не сознаются. Такое понимание бессознательного вряд ли можно упрекнуть в мистицизме. Мы отнюдь не воображаем, будто можно знать или утверждать нечто положительное о состоянии психики в бессознательном. Для этого мы и ввели символические понятия по аналогии с нашей формулировкой сознательных понятий, и на практике такая терминология оправдалась.

Понятие бессознательного

318 Кроме того, такого рода определение понятий является единственно возможным по принципу: «не следует умножать сущности без лишней на то надобности». Мы,

поэтому, говорим о воздействиях бессознательного не иначе, нежели говорили бы о феноменах сознания. Слова Фрейда о том, что бессознательное может только «желать», вызвали сильный протест; эти слова показались неслыханным метафизическим утверждением вроде предпосылок в «философии бессознательного» Гартмана. Возмущение вызвано только тем, что эти критики исходят из метафизического, ими самими очевидно не осознанного представления о бессознательном как об ens per se, и наивно проецируют в нас свое неочищенное в теоретико-познавательном смысле разумение понятий. Для нас бессознательное является не сущностью, а лишь термином; о метафизической сущности его мы не дерзаем иметь каких-либо представлений в противоположность «кабинетным психологам», которые не только очень точно осведомлены в области мозговых локализаций души и физиологических коррелятов духовного процесса, но также очень точно умеют объяснить, что помимо сознания нет ничего, кроме «физиологических кортикальных процессов».

319 Да не припишут нам такой наивности. Если, стало быть, Фрейд говорит: бессознательное может только желать, — то он описывает символическими терминами такие действия, источник которых не осознан, но сами эти действия, с точки зрения сознательного мышления, нельзя рассматривать иначе, как нечто аналогичное желанию. Впрочем, психоаналитическая школа вполне сознает, что всегда можно поспорить о том, подходящей ли аналогией является слово «желать». Мы приветствуем всех, кто предложит нам нечто лучшее. Вместо этого наши оппоненты, главным образом, ограничиваются отрицанием самого существования этих феноменов; если же они и признают некоторые феномены, то воздерживаются от теоретической формулировки их. Последняя точка зрения свойственна человеку, ибо на теоретическое мышление не всякий способен.

320 Человек, сумевший освободиться от догмата, по которому сознание и психика тождественны, допускающий поэтому возможность существования внесознательных психических процессов, не будет априори ни оспаривать,

ни утверждать какой-либо психической возможности в бессознательном. Психоаналитическую школу упрекают в том, что она утверждает некоторые вещи, не приводя достаточных доводов. Нам кажется, что имеющаяся в литературе обильная, почти слишком обильная, казуистика содержит достаточно, более чем достаточно, доводов. Нашим противникам они кажутся недостаточными. Очевидно есть фактическая разница в понятии того, что «достаточно», т. е. в требовании, которое предъявляют к силе доводов. Итак, постановка вопроса такова: почему психоаналитическая школа как будто требует гораздо меньше доводов для своих формулировок, чем оппозиция? 321 Причина очень проста. Инженер, построивший мост и вычисливший его грузоподъемность, не нуждается в дальнейшем его испытании. А скептический неспециалист, понятия не имеющий о том, как строятся мосты и какой прочностью обладает употребленный для постройки материал, потребует совершенно иных доказательств грузоподъемности моста, ибо он никак не может довериться данному положению. Если оппозиция ставит такие высокие требования, то это, во-первых, по причине ее глубокого незнания того, что мы делаем. Сюда присоединяются, во-вторых, те многочисленные, теоретические недоразумения, которых мы во всем их объеме не можем ни знать, ни разъяснить. Как наши пациенты обнаруживают новые, все более странные недоразумения в понимании путей и целей психоаналитического метода, так и наши критики неистощимы в измышлении недоразумений. Уже раньше, во время разбора понятия бессознательного, мы видели, какого рода ложные философские предположения могут помешать пониманию нашей терминологии. Понятно, что человек, невольно приписывающий бессознательному абсолютную сущность, должен ставить к нашим доводам совершенно иные, даже чрезмерные требования, что наши противники в действительности и делают: если бы пришлось доказывать бессмертие души, то потребовалось бы неизмеримо больше веских доводов, чем когда дело идет о констатировании наличия паразитных плазмодий у малярийного больного. Метафизическое

ожидание все еще слишком тормозит научное мышление и поэтому мешает достаточному пониманию психоаналитических проблем.

Но, чтобы быть справедливым и к нашим оппонентам, надо указать на то, что и сама психоаналитическая школа, хотя и ненамеренно, дала повод для недоразумений. Одним из главных источников является сбивчивость в теоретической области. У нас, к сожалению, нет достаточно веской и вразумительной теории, но вы это поймете, когда убедитесь на конкретном случае, с какими огромными затруднениями нам приходится бороться. В противоположность почти всеобщему мнению критиков, Фрейд всего менее теоретик. Он — эмпирик, с чем согласится каждый, кто до некоторой степени готов углубиться в труды Фрейда и постараться видеть его случаи такими, какими он сам видит их. Но этой готовности, к сожалению, вовсе нет у нашей оппозиции. Мы слышали уже неоднократно, что нашим критикам даже противно и отвратительно видеть вещи такими, какими их видит Фрейд. Но как же научиться методике Фрейда, если отвращение удерживает нас от изучения ее? Отказываются приноровиться к выставленным Фрейдом точкам зрения, как необходимой рабочей гипотезе и, вследствие этого приходят к нелепому предположению, что Фрейд — теоретик. Охотно предполагают, что «Лекции по теории сексуальности» являются теорией, выдуманной спекулирующим умом, который впоследствии все это внушает пациентам. Таким образом истина переворачивается вверх дном. Но критик легко справился со своей задачей, а это все, что ему нужно. Критики не обращают внимания на «несколько историй болезни», которые психоаналитик добросовестно кладет в основу своих теоретических рассуждений; их интересует только теория и теоретическая формулировка техники. Хотя слабые стороны психоанализа заключаются не в этом: психоанализ — наука чисто эмпирическая, но тут широкое и необработанное поле, на котором критику полное раздолье. В области теории много неуверенности и немало противоречий. Это мы сознавали задолго до того, как ученая критика начала обращать на нас внимание.

Сновидение

323 После этого отступления вернемся к занимающему нас вопросу о бессознательных фантазиях. Мы видели, что никто не правомочен непосредственно утверждать их существование и их свойства, разве тогда, когда в сознании наблюдаются такие действия, бессознательные источники которых можно символически описать терминами сознания. Вопрос только в том, можно ли действительно найти в сознании такие действия, которые отвечали бы этому ожиданию. Психоаналитическая школа думает, что открыла такие действия. В первую очередь назовем главный феномен, а именно сновидение.

324 О нем надо сказать, что оно возникает в сознании, как комплексная структура, составленная из элементов, связь которых друг с другом не осознается. Лишь путем последующего нанизывания ассоциаций к отдельным образам сновидения можно доказать, что источником образов являются некие воспоминания из близкого или далекого прошлого. Спрашиваешь себя, например, где я это видел или слышал? И обычным путем наитий или ассоциаций возникает воспоминание о том, что некоторые элементы сновидения были сознательно пережиты отчасти накануне, отчасти еще раньше. Со всем этим, вероятно, всякий согласится, ибо все это вещи давно известные. Таким образом, сновидение представляет собой некую, обычно непонятную композицию, состоящую из ряда неосознанных элементов, которые впоследствии, путем ассоциаций, осознаются*. Нельзя также сказать, чтобы известные части сновидений имели при всех обстоятельствах качество чего-то знакомого, из чего можно было бы вывести, например, их сознательный характер; напротив, часто, даже в большинстве случаев, их сначала нельзя узнать. Лишь впоследствии мы вспоминаем, что ту или другую часть

* Данное утверждение можно оспорить на основании того, что оно, мол, сделано априори. Однако я должен заметить, что такое воззрение отвечает единственной общепризнанной рабочей гипотезе психологического происхождения сновидений: производству сновидения из переживаний и мыслей недавнего прошлого. Мы находимся, стало быть, на знакомой почве.

сновидения мы сознательно переживали. Уже с одной этой точки зрения мы имеем право рассматривать сновидение, как действие, возникающее в области бессознательного.

Техникой толкования бессознательных начал является именно та, которую мы выше изложили и которой пользовались все исследователи сновидений еще задолго до Фрейда. Просто стараешься вспомнить: откуда произошли отдельные части сновидений? На этом в высшей степени простом принципе основана психоаналитическая техника разгадки сновидений. Действительно, некоторые части сновидений имеют свое начало в бодрствующей жизни, а именно в переживаниях, которые вследствие их незначительности были обречены на верное забвение, т. е. уже находились на пути в определенно бессознательное. Такие части сновидений именно и являются воздействиями «бессознательных идей или представлений». Возмущались и этим выражением. Само собой разумеется, что мы понимаем это далеко не так конкретно — чтобы не сказать тяжеловесно — как наши критики: это выражение, конечно, не что иное как термин, заимствованный из области сознания и употребляемый символически, в чем мы никогда не сомневались. Но это выражение является, безусловно, наглядным, его можно отлично применять в качестве знака, заменяющего неизвестную психическую данность. Как уже сказано выше, мы не имеем иной возможности понимать бессознательное, кроме как по аналогии с сознанием. Не стоит воображать, будто какая-нибудь вещь становится понятной от того, что мы придумаем для нее великолепное и, по возможности, непонятное название.

Метод анализа сновидений

Итак, в психоаналитической технике принцип истолкования чрезвычайно прост и, в сущности, давно известен. Дальнейшее поступательное движение продолжается в том же духе. Если продолжительнее остановить свое внимание на каком-либо сновидении — чего вне психоанализа, конечно, никогда не бывает — то находишь еще

целый ряд воспоминаний, относящихся к отдельным частям сновидения. Случается, правда, что к иным частям и не удается прицепить каких-либо воспоминаний. Эти части волей-неволей приходится пока оставить в стороне. Если я говорю здесь о воспоминаниях, то, конечно, подразумеваю под этим не только воспоминания о некоторых конкретных переживаниях, но и репродукции смысловых связей. Собранные воспоминания называются материалом сновидения. Дальше с этим материалом поступают по общепринятому научному методу: если вам предстоит обработать какой-либо экспериментальный материал, то вы сравниваете части его и распределяете их по сходству. Точно также следует поступать и с материалом сновидений: вы ищите в нем общие черты формального или материального свойства.

При этом следует, по возможности, избавиться от некоторых предрассудков. Я всегда видел, что начинающие ожидают найти ту или иную черту, на основании которой они стараются вылепить материал. Это обстоятельство особенно поражало меня в моих коллегах, которые, благодаря знакомым нам предрассудкам и недоразумениям, раньше были более или менее страстными противниками психоанализа. Если судьбе бывало угодно, то я анализировал их; это позволяло им, наконец, правильно понимать методику; но обыкновенно первая ошибка, которую они делали во время самостоятельной психоаналитической работы, заключалась в насилии над материалом в силу предвзятого мнения, иными словами, они вымещали на материале свою прежнюю установку, которую они тоже не сумели оценить объективно, а только сквозь призму своих субъективных фантазий.

Раз мы решаемся рассмотреть материалы какого-либо сновидения, никакие сравнения уже не должны нас пугать. Материалы эти почти всегда состоят из весьма несходных между собой представлений; вывести из них tertium comparationis подчас очень трудно. Я должен отказаться от подробных примеров, потому что совершенно невозможно изложить их в тесных рамках лекции. Я хотел бы обратить ваше внимание на работу Ранка в Психоаналитическом Ежегоднике: «Сон, который сам се-

бя истолковывает»*. Там вы увидите, сколь обширны материалы, которые могут быть приняты во внимание.

329 Итак, чтобы вскрыть бессознательное, следует применить способ, постоянно служащий для сравнительного изучения материалов, с целью вывести из них какое-либо заключение. Мы часто слышим возражение: но почему же сновидение должно вообще иметь какое-либо бессознательное содержание? По моему мнению, такое возражение совершенно ненаучно. Всякий психологический момент имеет свою историю. Каждая произносимая мной фраза, кроме сознательно намеченного мной смысла, имеет некое историческое значение, благодаря которому может представляться совершенной иной, нежели в значении сознательном. Я намеренно выражаюсь несколько парадоксально, ибо отнюдь не берусь разъяснять индивидуально-исторический смысл каждой фразы. Этого легче достигнуть, когда дело идет о более крупных и сложных образованиях. Каждый из нас, конечно, убежден в том, что помимо явного содержания, всякое стихотворение особенно характерно для своего автора по форме, содержанию и образу возникновения. В то время как поэт в своих произведениях красноречиво выражает мимолетное настроение, историк литературы видит в них и за ними такие вещи, которых поэт никогда не предполагал. Литературно-исторические анализы поэтических материалов по методу своему безусловно схожи с психоанализом, не исключая и вкрадывающихся ошибок.

330 Психоаналитический метод вообще можно сравнить с историческим анализом и синтезом. Предположим, например, что мы не понимаем значения обряда крещения, совершаемого в наших современных церквах. Священник говорит нам: крещение означает, что младенец принимается в христианскую общину. Но это нас не удовлетворяет; почему младенца обливают водой и т. д.? Чтобы понять этот обряд, нужно собрать сравнительные материалы из истории обрядов, т. е. из воспоминаний человечества, касающихся этого вопроса, притом с различных точек зрения:

* «Ein Traum, der sich selbst deutet» (1910).

BO

1. Крещение, очевидно, есть обряд посвящения; стало быть, надо собрать все вообще воспоминания об обрядах посвящения.

2. Крещение совершается посредством воды. Этот вид посвящения требует иного ряда воспоминаний, именно о тех обрядах, где употреблялась вода.

3. Крещаемый окропляется водою. Тут надо привлечь воспоминания об окроплении посвящаемого, о погружении крещаемого в воду и т. д.

4. Следует воскресить в памяти все, что в мифологии, в суеверных обычаях и т. д. так или иначе соответствует символике крещения.

Таким образом получается сравнительный религиозно-научный этюд, посвященный обряду крещения. Тем самым мы выявляем элементы, из которых возник этот обряд. Далее мы отыскиваем его первоначальное значение и, вместе с тем, нам открывается целый мир мифов, из которых возникает религия, благодаря чему мы в состоянии понять многообразные и глубокомысленные значения обряда крещения. Точно так же поступает аналитик со сновидением: он собирает исторические параллели, даже самые отдаленные и, притом, для каждой части сновидения отдельно, стараясь создать психологическую историю сна и лежащих в основе его значений. При такой монографической обработке сновидения, как и при анализе обряда крещения, мы глубоко вникаем в удивительно тонкое и замысловатое сплетение бессознательных детерминант, обретая при этом понимание их, сравнимое только с историческим пониманием действия, которое мы до сих пор привыкли рассматривать весьма односторонне и поверхностно.

Этот экскурс в область психоаналитического метода казался мне здесь необходимым. Вследствие столь распространенных недоразумений, посредством которых постоянно стремятся подорвать психоаналитический метод, я считаю своей обязанностью дать вам с самого начала общий отчет о нем и о положении, занимаемом им в научной методологии. Я не сомневаюсь в том, что эта методика применяется подчас поверхностно и неправильно. Однако вдумчивый критик никогда не поставит это в ви-

ну самому методу; точно так же, как плохой хирург не может умалить общего значения хирургии. Я допускаю и то, что психологические изложения сновидений, даваемые психоаналитиками не всегда свободны от недоразумений и ошибочных понятий. Но это большей частью происходит оттого, что врачу, вследствие его естественнонаучного воспитания, весьма затруднительно рационально усвоить тонкий психологический метод, хотя инстинктивно он владеет им правильно.

Изложенный в общих чертах метод и есть тот, представителем которого я являюсь; научную ответственность за него я беру на себя. Раскидывать умом по поводу сновидений и делать попытки простого перевода их я считаю способом безусловно негодным и научно недопустимым. Подобные приемы являются не методом, а произволом и караются бесплодностью результата, как и всякий ложный метод.

Я взял сновидение для объяснения вам принципов психоаналитического метода, потому что оно является одним из самых ясных примеров тех содержаний, состав которых недоступен прямому и непосредственному разумению. Если кто-либо вколачивает молотком гвоздь с целью что-нибудь на нем повесить, то каждый элемент этого действия нам понятен и непосредственно очевиден. Иначе обстоит дело с обрядом крещения: каждый фазис его проблематичен. Оттого мы называем такие действия, значимость и цель которых не ясны, символическими действиями или символами. На этом основании мы говорим, что сновидение символично, ибо оно — психологическое образование, происхождение, смысл и цель которого темны; вследствие чего оно и является одним из чистейших продуктов бессознательных констелляций. По меткому выражению Фрейда, сновидение есть via regia (королевская дорога), ведущая в бессознательное.

Ассоциативный эксперимент

Кроме сновидений имеется еще множество явных воздействий со стороны бессознательных констелляций. Ассоциативный опыт дает нам средство для точного уста-

новления влияний бессознательного. Мы наблюдаем эти влияния при тех нарушениях в данном опыте, которые я называю «комплексными индикаторами». Задача испытуемого в ассоциативном опыте до того проста и незамысловата, что даже ребенок без труда сможет с нею справиться. Поразительно, однако, что, несмотря на это, во время опыта приходится отмечать множество нарушений намеренных действий. Единственные причины таких нарушений, которые обыкновенно можно проследить, суть отчасти сознательные, отчасти несознательные констелляции благодаря комплексам. В большинстве подобных нарушений нетрудно установить отнесенность их к окрашенным чувством комплексам представлений. Однако, нам часто приходится прибегать к психоаналитическому методу для объяснений этой отнесенности, иными словами, мы вынуждены спросить испытуемого или больного об ассоциациях их к нарушенным реакциям.

336 Таким образом получаются исторические материалы данного нарушения, служащие основой суждения. На это глубокомысленно возражали, что в таком случае испытуемый может сказать все, что ему вздумается, включая откровенную бессмыслицу. Это возражение делается на основании предположения — надо надеяться бессознательного — что историк, собирающий материалы для монографии — идиот, не способный отличить истинные параллели от мнимых, и попадается на удочку грубой лжи. Но специалисты располагают средствами избегать с несомненностью грубейших ошибок, менее же явных — с некоторой долей вероятности. Недоверие наших противников в этом отношении очень забавно, ибо человек, знакомый с психоаналитической работой, прекрасно знает, что вовсе не трудно определить существование соотношений или их отсутствие. Наконец, нужно сказать, что ложные показания, во-первых, весьма характерны для испытуемого, а во-вторых, что их обыкновенно очень легко признать.

337 Однако, не следует забывать еще одного возражения, которое особенно заслуживает нашего внимания: можно спросить себя, были ли действительно дополнительно воспроизведенные воспоминания поводом к сновидению?

Если я вечером читаю интересное описание какой-либо битвы, ночью вижу во сне балканскую войну, а во время анализа по ассоциации вспоминаю некоторые подробности прочитанного описания, то даже строгий судья по справедливости признает, что это ретроспективное соотношение правильно, т. е. истинно. Как я уже упоминал, эта одна из наиболее расхожих гипотез о возникновении сновидений. И мы ничего иного не сделали, как только последовательно распространили эту рабочую гипотезу на все другие ассоциации, касающиеся остальных компонент сновидения. Этим самым мы, в конце концов, говорим только, что известная часть сновидения ассоциативно соответствует известному соотношению и что между тем и другим есть какое-то взаимоотношение, какая-то связь. Некий просвещенный критик сказал однажды, что на основании психоаналитических толкований можно дойти до установки отношения хотя бы между огурцом и слоном; но этой ассоциацией — «огурец-слон» — наш уважаемый оппонент именно и доказал, что в его уме оба эти понятия имеют нечто общее. Нужна изрядная доля беззастенчивости и самомнения для утверждения, будто ум человека устанавливает лишенные всякого смысла связи, также и в данном случае: краткого размышления достаточно для того, чтобы понять смысл этой ассоциации.

В ассоциативном опыте бывает возможно установить чрезвычайно интенсивные воздействия бессознательного, именно посредством так называемой интерференции комплексов. Эти промахи во время ассоциативного опыта являются прототипами подобных же промахов в повседневной жизни: в большинстве случаев в них то и следует видеть интерференции комплексов. Фрейд сопоставил все эти явления в своей книге «Психопатология обыденной жизни». Это включает так называемые симптоматические действия — которые, с другой точки зрения, можно было бы обозначить как «символические»,— а также и подлинные промахи, как-то: запамятования, описки, оговорки и т. д. Все они являются воздействиями бессознательных констелляций и, поэтому, тропами ведущими в царство бессознательного. Совокупность множества таких действий-промахов следует признать неврозом, который под

этим углом зрения является дисфункцией, следовательно воздействием бессознательных констелляций.

Итак, ассоциативный эксперимент есть нередко средство для того, чтобы непосредственно вскрыть бессознательное; однако в большинстве случаев это лишь технический прием: мы отмечаем, таким образом, изрядное число промахов, которые впоследствии психоанализ может использовать для проникновения в бессознательное. По крайней мере, такова современная область правильного применения ассоциативного опыта. Не я вправе сказать, что в этом опыте, быть может, заложены еще иные, особенно ценные данные, позволяющие иногда непосредственные усмотрения. Однако, я считаю, что эта проблема еще недостаточно созрела для того, чтобы иметь право о ней говорить.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 388 | Нарушение авторских прав