|
АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология
|
Дедукция и индукция
Понятие дедукции было введено для обозначение познания, движущего-
ся от общего к частному, а индукции — от частного к общему. Так, есте-
ственные науки предполагают установление общих законов природы на
основании изучения фактов — это сфера индукции. Затем с помощью уста-
новленных законов предсказываются новые факты — это уже дедукция.
Возьмем какую-либо теорию когнитивной психологии, например, трех-
компонентную теорию памяти. Создание любой такой теории — это ин-
дуктивный процесс. В схематизированном виде этот процесс выглядит так.
Подбираются факты; для трехкомпонентной теории памяти это форма по-
зиционной кривой запоминания, амнезии, влияние интерференции или
отсроченного воспроизведения; затем предлагается модель, объясняющая
эти факты.
В первом приближении индукция может быть определена как вывод об-
шей закономерности из совокупности фактов*. Дедукция же позволяет из
этой закономерности вывести частный факт (все люди смертны, значит, и
Сократ умрет).
По поводу индукции необходимо сделать два важных замечания.
Первое. Индукция никогда не дает нам абсолютно точного знания, ко-
торое дает дедукция. Представим себе, что мы наблюдаем слонов и обна-
руживаем, что их вес не превышает пяти тонн. Отсюда мы делаем индук-
тивное умозаключение «Слоны весят не более пяти тонн». Можем ли мы
быть полностью уверенными в его истинности? Очевидно, нет, поскольку
в один прекрасный день мы можем обнаружить слона весом в пять с по-
ловиной тонн. Точно так же обстоит дело и с трехкомпонентной теорией
памяти. Построенная для объяснения фактов, она в конце концов натол-
кнулась на факты, которые ей противоречат.
На основании такого рода идей философ Карл Поппер предложил рас-
сматривать движение науки не как верификацию теорий, а как их фаль-
сификацию. Верификация научных теорий (т.е. знаний, полученных пу-
тем индукции) невозможна, поскольку обнаружение сколь угодно большо-
го количества фактов, соответствующих теории, не может исключить того,
что однажды обнаружится факт, теории не соответствующий. Поэтому,
считает Поппер, движение науки происходит через фальсификацию тео-
рии, нахождение для них опровергающих примеров. Хорошая теория, по
Попперу, должна быть фальсифицируемой, т.е. должна настолько четко
формулироваться, чтобы быть несовместимой с теми или иными фактами.
Тогда регистрация факта, возможность которого исключается теорией, яв-
ляется основанием для опровержения теории. Поппер писал по поводу
«критерия демаркации», т.е. признака, позволяющего отличить эмпириче-
скую, основанную на фактах теорию от метафизической системы: «С моей
' Мы не затрагиваем здесь более сложных проблем, связанных, например, с математической
индукцией.
Глава 8. Мышление
точки зрения, индукция вообще не существует. Поэтому выведение тео-
рий из единичных высказываний, «верифицированных опытом» (чтобы
это ни значило), логически недопустимо. Следовательно, теории никогда
эмпирически не верифицируемы...
Вместе с тем я, конечно, признаю некоторую систему эмпирической,
или научной, только в том случае, если имеется возможность опытной ее
проверки. Исходя из этих соображений, можно предположить, что не ее-
рифицируемость, а фалъсифицируемостъ системы следует рассматривать в
качестве критерия демаркации. Это означает, что мы не должны требовать
возможности выделить некоторую научную систему раз и навсегда в по-
ложительном смысле, но обязаны потребовать, чтобы она имела такую ло-
гическую форму, которая позволяла бы посредством эмпирических прове-
рок выделить ее в отрицательном смысле: логическая система должна до-
пускать опровержение путем опыта» [Поппер, 1983, с. 62—63].
Выше в разделе о теории умственных моделей говорилось, что Джонсон-
Лэрд доказывает свою теорию, измеряя время решения задач испытуемы-
ми и процент допускаемых ими ошибок. Сточки зрения Поппера, слово до-
казывает здесь неадекватно — эксперимент не может доказать теорию. Ре-
зультаты эксперимента могут соответствовать предсказаниям теории Джон-
сон-Лэрда и противоречить какой-либо другой теории, например, теории
умственной логики. Если противоречие эксперимента теории должно вес-
ти к ее отбрасыванию или по крайней мере к ее модификации, то соответ-
ствие между теорией и данными, по Попперу, не означает, что теория до-
казана; оно только говорит о том, что теория пока не опровергнута.
Второе. Еще одна проблема индукции заключается в том, что выявление
закономерностей в действительности предполагает наличие некоторого
предзаданного мнения об этой действительности. Вспомним наш пример
трехкомпонентной теории памяти. Возможно, всех эмпирических фактов
было бы недостаточно для ее создания, если бы не было аналогии с устрой-
ством компьютера, имеющего оперативную и постоянную память, или хотя
бы старой психологической традиции выделения поля сознания, где проис-
ходят основные события психической жизни, и долговременного хранили-
ща информации. Когнитивистские теории вряд ли являются только обоб-
щениями фактов, они обычно отвечают на вопрос «для чего?». Для выпол-
нения какой функции когнитивные процессы устроены таким образом?
Крупный американский логик и один из отцов прагматической фило-
софии Чарльз Пирс вводил эту вторую проблему индукции, предлагая во-
образить инопланетянина, изучающего результаты переписи населения в
Соединенных Штатах. Возможно, писал Пирс, этот инопланетянин начал
бы со сравнения отношения смертности к потреблению товаров в граф-
ствах, названия которых начинаются с одной буквы. Отношение это, по
всей видимости, не будет зависеть от первой буквы названия, и поиски го-
стя окончатся ничем. Он может проводить и дальнейшие исследования та-
кого рода, задавая вопросы, на которые любой землянин ответил бы, не
обращаясь к цифрам, а лишь зная, что одни явления не зависят от других.
Дедукция и индукция
Природа, продолжает Пирс, это несравненно более обширное и менее упо-
рядоченное собрание фактов, чем результаты переписи населения. Если бы
люди не приходили в мир со специальной способностью делать правиль-
ные догадки, то вряд ли за десять или двадцать тысяч лет существования
человечества какой-либо величайший ум узнал бы то, что сейчас известно
последнему из идиотов.
Действительно, количество различных свойств и переменных в мире,
которые можно в принципе коррелировать между собой, бесконечно ве-
лико. Следовательно, число возможных гипотез, даже в отношении дос-
таточно относительно простых явлений, также бесконечно. Для того что-
бы разобраться в этом многообразии, человек должен обладать исходной
селективностью, склонностью выдвигать одни гипотезы и не выдвигать
другие. Пирс, говоря о «специальной способности делать догадки», под-
разумевал, что селективность человека в отношении порождаемых гипо-
тез является врожденной. Хотя идея врожденности выглядит сомнитель-
ной, сама селективность является принципиальным фактом для того, кто
хочет разобраться в механизмах индуктивного мышления.
Селективность индуктивного мышления нетрудно зафиксировать в пси-
хологическом эксперименте. Можно просить испытуемых устанавливать
ковариации переменных. Например, им можно предъявлять карточки с
описанием людей, страдающих разными заболеваниями. На карточках пи-
шутся различные особенности этих людей (темперамент, характер, вне-
шность), симптомы их заболевания (температура, отек, боль и т.д.) и ди-
агноз. Испытуемые должны обнаружить, какие особенности характерны
для различных больных. Такого рода эксперименты показывают, что без
специальных оснований люди склонны не замечать связь событий, корре-
лирующих на уровне до 0,6. Однако если существуют специальные осно-
вания для выявления некоторой закономерности, то испытуемые склон-
ны заявлять о ее наличии даже тогда, когда ее нет.
В чем же заключаются эти специальные основания для выявления за-
кономерностей? Какие именно закономерности мы склонны замечать ско-
рее, чем другие? Для ответа на эти вопросы было выделено несколько эв-
ристик, которые заставляют нас предпочитать одни гипотезы другим. Опи-
шем эвристики репрезентативности и необычности.
Эвристика репрезентативности состоит в том, что мы склонны связывать
явления, похожие друг на друга. В этом смысле явление-сигнал мы легче
воспринимаем, если оно репрезентирует, представляет то явление, с ко-
торым связывается. Эвристику репрезентативности можно наблюдать на
материале народных примет. Чуть ли не самая известная из русских народ-
ных примет связана с черной кошкой, перебегающей дорогу, что предве-
щает неудачный путь. Другие звери, перебегая дорогу, тоже, согласно при-
метам, не сулят ничего хорошего. Можно вспомнить Пушкина, который
ехал без разрешения царя из Михайловского в столицу накануне восста-
ния декабристов, но вернулся, когда ему сначала перебежал дорогу заяц, а
затем встретился священник.
Зверь, перебежавший дорогу, перечеркивает линию движения, т.е. как
Глава 8. Мышление
бы отрицает ее. Перечеркивание пути, таким образом, похоже на обрыв,
отрицание предпринимаемого дела. Также неудачу, неуспех напоминает
возвращение домой с полпути, что отражено в другой известной примете.
Дополнительным атрибутом является черный цвет, который в нашей
культуре связан с трауром, нечистой силой и т.д. Кошка, в отличие, напри-
мер, от собаки, также традиционно выступает как символ темной силы, со-
провождая, например, Бабу Ягу. Таким образом, черная кошка, пересекаю-
щая дорогу, воплощает сразу несколько свойств, которые на основе эврис-
тики репрезентативности связывают это событие с грядущей неудачей.
Эвристика репрезентативности действует и во многих других случаях:
гром, молния, звуки, похожие на стон, воспринимаются по аналогии как
плохие приметы. Само слово «примета» — по этимологии от «примечать» —
говорит о том, что это нечто выведенное из опыта, из наблюдения реаль-
ных случаев. Однако, по-видимому, многие приметы основаны не на ре-
альной статистике, а на эвристике репрезентативности. Это относится, ве-
роятно, даже к приметам, игравшим большую роль в сельскохозяйствен-
ной практике и связанным с погодой и с урожаем. Некоторые из них вы-
глядят вполне рациональными, как, например, «май холодный — год хле-
бородный»: холодный май уничтожает многих вредителей посевов. Также
можно объяснить и разумность приметы о Самсоне водолее, предвещаю-
щем семь недель одинаковой погоды. Если на Самсона дождь, то семь не-
дель идти дождю. Если сухо — семь недель будет стоять хорошая погода.
Эта примета вполне понятна, так как в июле, когда отмечается Самсонов
день, может устанавливаться стабильная погода. Но есть и приметы, ко-
торые с рациональной точки зрения совершенно непонятны, зато очень
ясны с позиции эвристики репрезентативности. Например, одиннадцать
последовательных дней с 10 января считаются показателями погоды на ос-
тавшиеся одиннадцать месяцев года.
Другая эвристика — это эвристика необычности. Когда случается необыч-
ное явление, люди прочно запечатлевают его в памяти и бывают склонны
связывать с другими событиями. Если еще одно необычное событие слу-
чается через короткий промежуток времени, то люди часто связывают эти
события. Допустим, если зимой гремит гром, что, конечно, большая ред-
кость в средней полосе России, а затем следует политический кризис, то у
людей появляется тенденция связывать эти два события, несмотря на оче-
видную их отдаленность.
Подобная эвристика отмечается и у животных. Например, крыса, ко-
торая была подвергнута радиации через несколько часов после того, как
ела пишу необычного вкуса, будет всегда избегать этой пиши. Если же
пища была обычной, то такая связь не возникает.
Кроме эвристик, для выявления связей важную роль играет то, что соот-
ветствующие события уже были связаны с другими раньше. Биллман пред-
положила, что в сложной среде, где не могут быть учтены все аспекты ситу-
ации, субъекты склонны концентрироваться на тех аспектах, которые уже
играли какую-то роль при других правилах. Из этого следует, что связанные
между собой правила выявляются субъектом легче, чем изолированные.
Дедукция и индукция
Для проверки этой гипотезы Биллман разработала эксперимент, в процессе
которого испытуемые должны были выявить свойства некоторого «инопла-
нетного» языка, наблюдая за событиями (пространственными движениями
тел), описываемыми предъявлявшимися речевыми фразами. Биллман пока-
зала, что выявление правил происходило значительно проще, если «инопла-
нетный» язык был составлен таким образом, что различные изменения в
нем влияли друг на друга.
Эксперименты Биллман относятся к искусственной среде, однако в ре-
альной жизни склонность людей связывать между собой те или иные со-
бытия определяется их представлениями о мире, порожденными культу-
рой, образованием и предшествующим опытом. Люди склонны связывать
те явления, причинно-следственные отношения между которыми вписы-
ваются в их картину мира. Эта картина мира не одинакова у людей, живу-
щих в разные эпохи, принадлежащих к разным культурам и слоям обще-
ства. По-видимому, именно в сфере индуктивного связывания явлений в
наибольшей мере проявляются межкультурные различия мышления.
Выше мы анализировали народные приметы с точки зрения индуктив-
ных эвристик. Однако вера в эти приметы отнюдь не одинакова в различ-
ных слоях общества. У образованных людей вера в приметы считается су-
еверием. Например, связь между громом зимой и политическим кризисом,
скорее всего, будут находить те люди, которые из-за недостатка образова-
ния меньше приобщены к естественно-научной картине мира. Современ-
ные же образованные люди менее склонны верить в знамения, а полити-
ческий кризис стараются объяснить социально-экономическими процес-
сами, происходящими в обществе.
Важно подчеркнуть, что в компетенцию психолога не входит оценка ис-
тинности того или иного мышления. Психолог, как представитель своей
науки, не имеет оснований для того, чтобы утверждать, что приметы о чер-
ной кошке или мнения о летающих тарелках истинны или ложны. Хотя,
будучи представителем своего общества и своей культуры, он безусловно
разделяет общие установки и мнения. По мысли С.Л.Рубинштейна, дело
психолога, в отличие от логика, не в описании самих по себе мыслей и ус-
тановлении их истинности, а в описании процесса их порождения.
Еще более острый контраст, чем в случае различных слоев общества, на-
блюдается в индуктивных обобщениях разных культур. Вся средневековая
литература полна описаниями знамений, предвещающих торжество или
горе. Вспомним «Слово о полку Игореве», описание предзнаменований
поражения войска Игоря (в переводе А.Югова):
Другого дня,
раным-рано,
зори кровавые
свет предвещают,
тучи черные
с моря идут —
хотят поглотить
Глава 8. Мышление
четыре солнца,
в тучах трепещут
синие молнии.
Быть грому великому
идти дождю стрелами
с Дону Великого!
(цит. по: [Слово о полку Игореве, 1975, с. 92]).
Описание индуктивных обобщений, совершаемых в разные историчес-
кие эпохи в европейских странах, оставил нам французский философ и ис-
торик культуры Мишель Фуко в своих исследованиях из области «археоло-
гии знания». Еще большим контрастом с привычным для нас стилем пора-
жает так называемое первобытное мышление, классические исследования
которого провел французский этнограф и психолог Люсьен Леви-Брюль.
В наши дни люди склонны верить в другие причинно-следственные свя-
зи. Появление научно- и технически ориентированного мышления приво-
дят к новым ожиданиям. В частности, возникает интерпретация летающих
тарелок как межпланетных кораблей инопланетян.
Склонность людей видеть те связи, которые соответствуют их представ-
лению о мире, была продемонстрирована в остроумном эксперименте суп-
ругов Чепменов. Будучи клиническими психологами, Чепмепы заметили,
что их коллеги-клиницисты часто сообщают о таких результатах примене-
ния прожективных тестов, которые в последующем не подтверждаются.
Например, многие клиницисты сообщали, что гомосексуалисты в пятнах
Роршаха часто видят мужчин в женской одежде, лица как с женскими, так
и с мужскими характеристиками. Сообщалось также, что параноидные па-
циенты в рисунке человека подчеркивают глаза. Все эти сообщения, од-
нако, при ближайшем рассмотрении не подтвердились.
Чепмены провели эксперимент, в котором испытуемым (студентам-пси-
хологам) предъявлялись: 1) карточка из теста Роршаха; 2) слово, обозначаю-
щее, что клиент увидел на карточке; 3) характеристика клиента (гомосексуа-
лист, депрессивный и т.д.). В другом эксперименте Чепменов испытуемым
предъявлялся рисунок человека, выполненный клиентом, и характеристика
клиента. Оказалось, что испытуемые не только видят связь между характери-
стиками клиента и тем, что он сделал, там, где этой связи нет, но даже там,
где эта связь была отрицательной. Испытуемые «обнаруживали», что подозри-
тельные клиенты рисуют специфические глаза (подозрительность заставляет
пристально всматриваться), зависимые — толстые лица и т.п.
Фактически эксперименты Чепменов возвращают нас к хорошо извес-
тной социально-психологической истине: наши суждения в большой мере
зависят от стереотипов. Однако подход Чепменов позволяет рассматривать
эту проблему под новым углом зрения: стереотипы уже более не выглядят
неким пороком, омрачающим человеческую природу. Скорее, это неизбеж-
ная сторона нашего когнитивного функционирования, которая только и
позволяет нам как-то разобраться в окружающем нас разнообразии вещей.
Стереотип — это следствие необходимой селективности.
Исследовательское поведение
Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 663 | Нарушение авторских прав
|
