АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Трансформация. Причина, по которой мы духовно соединены одновременно и с адом, и с раем, состоит в том, чтобы сохранить нас свободными.

Прочитайте:
  1. D) децидуальді трансформация
  2. БИОТРАНСФОРМАЦИЯ И ВЫВЕДЕНИЕ ЛЕКАРСТВЕННЫХ ВЕЩЕСТВ. ПОНЯТИЕ О ФАРМАКОГЕНЕТИКЕ
  3. Г) децидуалды трансформация
  4. Онкогенные ДНК- содержащие вирусы. Трансформация клеток и онкогенез.
  5. Онкогенные РНК-содержащие вирусы. Трансформация клеток и онкогенез.
  6. Онкогенные РНК-содержащие вирусы. Трансформация клеток и откогенез.
  7. Свойство нервных центров: одностороннее проведение возбуждения, суммация, трансформация ритма, последействие, утомляемость ,окклюзия, облегчение.
  8. Строение генетического материала у бактерий и вирусов. Трансформация, трансдукция, конъюгация.
  9. ТРАНСФОРМАЦИЯ
  10. Трансформация

 

Причина, по которой мы духовно соединены одновременно и с адом, и с раем, состоит в том, чтобы сохранить нас свободными.

— Эммануил Шведенборг

 

Для того чтобы травмированный человек мог придти к полной и свободной жизни, облегчения его симптомов недостаточно — ему нужна трансформация. Когда мы успешно преодолеваем травму, в нашем существовании происходит фундаментальное изменение. Трансформация — это процесс изменения чего-либо в направлении к его полной противоположности. При трансформации от травматического состояния к спокойному, происходят фундаментальные изменения в нашей нервной системе, чувствах и восприятии, которые переживаются посредством телесно ощущаемого чувствования. Нервная система колеблется между неподвижностью и подвижностью, эмоции пульсируют между страхом и отвагой, а восприятие перемещается между узостью, ограниченностью и восприимчивостью.

Через трансформацию нервная система вновь обретает свою способность к саморегуляции. Наши эмоции начинают скорее воодушевлять нас, а не приводить в уныние. Они стимулируют в нас восхитительную способность летать и парить, давая нам более полное видение нашего места в природе. Наше восприятие расширяется, чтобы вместить в себя восприимчивость и принять то, что есть, без оценки. Мы в состоянии учиться на своем жизненном опыте. Не пытаясь прощать, мы понимаем, что нет никакой вины. Часто, когда мы становимся более жизнерадостными и непосредственными, мы обретаем более верное ощущение самих себя. Эта новая уверенность в себе позволяет нам расслабиться, наслаждаться и жить более полной жизнью. Мы приходим в большую гармонию с восторженными и страстными сторонами жизни.

Это — сильная метаморфоза, изменение, которое влияет на большинство базовых уровней нашего существа. Мы уже не будем смотреть на мир глазами, полными страха. И хотя наша планета может быть опасным местом, мы уже не будем страдать от постоянного страха, который порождает сверхбдительность — чувство, что везде таится опасность и часто случается самое худшее. Мы начинаем смотреть на жизнь с возрастающим чувством отваги и доверия. Мир становится местом, где плохое может произойти, но его возможно преодолеть. Доверие, занявшее место тревоги, формирует поле, на котором происходят все переживания. Трансформация проникает во все уголки нашей жизни, подобно тому, как однажды это сделало разрушающее воздействие травмы. Тим Кахилл, искатель приключений и писатель, формулирует это следующим образом: «Я подверг риску собственную жизнь, чтобы спасти свою душу»[13]. При травме мы уже подвергли риску свою жизнь, но награда спасения у нас все еще впереди.

 

Два лица травмы

 

Куски горящего фюзеляжа устилают огромное кукурузное поле, изрезанное черной дорогой разрушения. В этой драматичной начальной сцене выдающегося фильма Питера Уэйра под названием «Бесстрашные» («Fearless»), Макс Клейн (роль которого исполняет Джеф Бриджес) только что пережил Крушение коммерческого самолета. Шатаясь, он идет среди гигантских стеблей кукурузы, с трудом держа младенца в одной руке, а другой — ведя за руку десятилетнего ребенка. Пока санитары и пожарники бегают вокруг, Макс ловит такси и просит отвезти их в мотель. В мрачном оцепенении он принимает душ. Стоя под струей воды, он ощупывает себя руками, чтобы удостовериться, что его тело все еще на месте. Он удивлен, когда обнаруживает глубокую рану у себя в боку. На следующее утро Макс, который страдал перед крушением фобией полетов, отказывается от предложения отправиться домой на поезде. Теперь этот экс-неврастеник самонадеянно решает лететь обратным рейсом в салоне первого класса.

Оказавшись дома, Макс теряет всякий интерес к земной реальности повседневной жизни. Он уходит из семьи и из мира материального, и вскоре с головой уходит в головокружительный роман со своей подругой, выжившей после катастрофы (ее играет Роузи Перес). Кардинально изменившись, он больше не боится смерти. Почитаемый героем теми, чьи жизни он спас, Макс — бесстрашный, вероятно, пережил трансформацию. Но так ли это?

В этом действительно сложном фильме представлены две стороны травмы. Жизнь Макса значительно изменилась под влиянием его героических действий перед лицом смерти. Однако он изменился одновременно в двух разных и противоречащих друг другу направлениях. С одной стороны, он, кажется, становится «трансцендентным» к обычному миру, и начинает вести «расширенное» (expanded) существование, полное восхитительной страсти. В то же время он становится «сжатым» (constricted) и больше уже не может примириться и жить своей нормальной жизнью. Его все сильнее затягивает спираль, которая постоянно сжимается и буквально закручивает его в штопор угрожающих жизни повторных проигрываний травмы. В дикой попытке исцелить свою новую возлюбленную, он чуть не убивает их обоих. В конце концов, благодаря ее любви и состраданию, Макс освобождается от своих «мессианских» иллюзий и противостоит своему ужасу и отчаянной нужде в спасении.

Каждая травма предоставляет возможность для подлинной трансформации. Травма усиливает и пробуждает расширение и сжатие духа, тела и души. То, как мы реагируем на травматическое событие, определяет, станет ли травма жестокой и карающей Медузой, которая обратит нас в камень, или она будет для нас духовным учителем, который поведет нас по множеству дорог, не отмеченных на карте. В греческом мифе кровь из мертвого тела Медузы была собрана в две бутылочки: в одной бутылочке была сила, способная убить, а в другой — была сила воскрешать. Травма может похитить нашу жизненную энергию и разрушить всю нашу жизнь, если мы позволим ей сделать это. Однако мы можем также использовать ее для мощного самообновления и трансформации. Травма, если она разрешена, является благословением высшей силы.

 

Рай, ад и исцеление: золотая середина

 

Великий путь не труден для того, у кого нет предпочтений; но стоит вам провести малейшее различие, и Рай и Ад станут бесконечно далеки друг от друга.

— Шин Шин Минг (Форрест Гамп третьего века)

 

В фильме «Бесстрашные» Макс колеблется между райским восторгом и адским кошмаром в постоянно сужающемся водовороте энергии. Эти колебания между крайними полярностями рая и ада порождает ритм, необходимый для трансформации травмы. В конце концов, уступая своей потребности в спасении, Макс доходит до самого порога смерти. И хотя ему повезло, и он смог трансформировать свою травму, не погибнув и не сойдя с ума, существуют менее жесткие, более надежные методы, пригодные для трансформации.

Соматическое переживание — v один из таких методов. Он позволяет нам постепенно выстроить мост над пропастью, которая разделяет «рай» и «ад», и объединить эти две полярности. С физиологической точки зрения рай — это расширение, а ад — это сжатие. При их постепенном слиянии травма мягко исцеляется.

Организмы развили в себе утонченные процессы исцеления от воздействий травмы. Эти приемы включают в себя способность объединять, интегрировать и трансформировать полярности расширения и сжатия. Если эти полярности интегрируются постепенным образом, тогда травма может быть благополучно исцелена. В случае физической травмы, работа врача состоит в том, чтобы помочь исцелению (промыть рану, защитить ее повязкой или гипсом и т. д.). Гипс не исцеляет сломанную кость; он лишь предоставляет физический механизм поддержки, который позволяет кости начать и завершить свои собственные разумные целительные процессы. Подобным же образом, при интегрировании психических полярностей расширения и сжатия, телесно ощущаемое чувствование поддерживает нас в совершении чуда трансформации.

 

Пусть поток течет — повторное преодоление

 

Все течет, то внутрь, то наружу; все имеет свои приливы и отливы; все поднимается и опускается; качание маятника явно во всем; как он качнулся направо, так он качнется и налево; ритм уравновешивает все.

— Кибалион

 

Наша жизнь подобна реке. Потоки наших переживаний текут во времени с периодичными циклами спокойствия, беспокойства и интеграции. Наши тела — это берега реки, которые сохраняют нашу жизненную энергию и удерживают ее, в то же время позволяя ей свободно течь между берегами. Именно этот защитный береговой барьер позволяет нам безопасно переживать свое ощущение внутреннего движения и изменения. Фрейд в 1914 году определил травму «… как прорыв в защитном барьере от внешних стимулов, ведущий к чувству подавляющей беспомощности»[14].

Если воспользоваться аналогией с рекой, то шоковая травма может быть изображена в виде внешней силы, которая прорывает защитный контейнер (берега) наших переживаний. Этот прорыв создает впоследствии турбулентный водоворот. Вместе с прорывом, происходит стремительный выброс жизненной энергии, который создает травматическую воронку. Эта воронка существует вне берегов жизненного течения наших нормальных переживаний (Рис. 2). Травмированные люди, как правило, или оказываются затянутыми в травматическую воронку, или полностью избегают прорыва в барьере, оставаясь дистанцированными от области, где произошел этот прорыв (травма).

 

Мы приводим в действие и оживляем наши травмы, когда нас затягивает травматическая воронка, тем самым, открывая возможность чрезмерного наплыва эмоций и повторной травматизации. Избегая воронки травмы, мы сжимаемся и становимся испуганными. Мы не позволяем себе в полной мере переживать то, каковы мы внутри, или того, что происходит снаружи. Эта отщепленная воронка всасывает в себя большое количество нашей жизненной энергии, уменьшая силу основного потока.

Слава Богу, природа реагирует на это тем, что немедленно создает противоположную воронку — исцеляющую воронку, — чтобы уравновесить силу травматической воронки. Эта уравновешивающая сила тотчас начинает вращаться в направлении, противоположном направлению воронки травмы. Эта новая воронка находится «между» берегов основного потока переживаний (Рис. 3).

 

С возникновением этой исцеляющей воронки наш выбор больше не ограничен оживлением наших травм или их избеганием.

Теперь возникает третья альтернатива — та, которую я называю «повторным преодолением». При преодолении травмы, мы начинаем исправлять поврежденный берег, двигаясь кругами по периферии исцеляющей и травматической воронок, постепенно приближаясь к их центрам. Сначала мы испытываем вибрацию (шаткие колебания), созданные этими двумя противоположными силами, ощущая турбулентность между ними. Затем, медленно и ритмично, мы продвигаемся вперед-назад, от одной воронки к другой, описывая фигуру в виде восьмерки. Начав свое движение с исцеляющей воронки, мы получаем поддержку и ресурсы, необходимые нам для того, чтобы успешно преодолеть травматическую воронку. Двигаясь между этими воронками, мы высвобождаем крепко связанную энергию, заключенную в их ядрах — так, как будто они были раскручены. Мы движемся по направлению к их центрам, и их энергии высвобождаются, воронки разрушаются, растворяются и снова интегрируются в основное течение. Это и есть повторное преодоление (Рис. 4).

 

Маргарет

 

Маргарет — это моя клиентка, которая от природы имеет достаточно тесную связь с телесно ощущаемым чувствованием, и поэтому она не подвергает цензуре и не прерывает процесс исцеления, если он начался. Она — врач средних лет; в течение многих лет она испытывает периодически повторяющиеся симптомы, такие, как боль в области шеи и спазмы внизу живота, причину которых найти не удалось, несмотря на обширные исследования и лечение, которое так и осталось безуспешным.

В начале нашего сеанса Маргарет говорит мне, что чувствует асимметричное напряжение в области шеи. Я побуждаю ее понаблюдать за этим ощущением. Когда она концентрируется на этом напряжении, ее голова начинает чуть заметно поворачиваться (реакция ориентировки) влево. Через несколько минут ее ноги начинают слегка дрожать (разрядка). Она чувствует удовольствие от этого облегчения, но вдруг вздрагивает, испугавшись возникшего перед ней образа мужского лица. После прохождения через серию неприятных телесных ощущений и волн эмоций, другие образы начинают разворачиваться перед ней: она «вспоминает», как (в возрасте пяти лет) мужчина привязал ее к дереву, сорвал с нее одежду, ударил ее и засунул ей палку во влагалище. Вновь Маргарет испытывает наплыв эмоций, но сохраняет связь со своими физическими ощущениями. В следующий момент она ощущает себя лежащей на куче листьев. Она чувствует себя возбужденной, но пока еще спокойной.

Внезапно она видит яркий и отчетливый образ мужского лица. Оно красное и перекошенное. Капли пота стекают у него со лба. Затем, безо всякого перерыва, Маргарет снова переходит к описанию осенней листвы, лежащей на земле. Листья окружают ее со всех сторон. Она рассказывает о том, как резвится среди листьев и ощущает, как они хрустят. Она в восторге. В своем следующем образе она снова привязана к дереву. Она видит мужчину, ширинка у него расстегнута, и его пенис свисает наружу. Ножом он распарывает у кролика брюхо и кричит ей, что убьет и ее, если она кому-нибудь расскажет об этом. Она испытывает ощущение, что «ее голова сходит сума изнутри». Затем она — уже в объятиях своей бабушки, рассказывает ей о том, что случилось. Слезы текут у Маргарет из глаз, когда она рассказывает, глубоко чувствуя успокоение. В следующей сцене она снова катается в куче листьев. Она смеется и перекатывается с боку на бок, обняв себя руками.

Напряжение, которое Маргарет чувствовала в своей шее, исчезло после этой сессии. Мы еще несколько раз поработали вместе, и она смогла устранить и симптомы в области живота. И важнее всего — то, что она описала, как новый, симптом в своей жизни — радость!

 

Что же произошло на самом деле?

 

В случае с Маргарет, независимые друг от друга сообщения о происшествии (включая медицинские свидетельства и материалы полиции) подтверждают основные данные этой истории. Однако поразительная истина состоит в том, что после того, как я помогал тысячам клиентов следовать своему телесно ощущаемому чувствованию, я могу без колебаний утверждать, что была ли история Маргарет полностью достоверной или «сфабрикованной» от начала до конца, не имеет ровным счетом никакого значения с точки зрения исцеления ее травматических симптомов.

Потому ли Маргарет прошла через свои травматические симптомы, что вернулась в прошлое и в буквальном смысле «оживила» те переживания, которые она испытала, будучи ребенком? Или она пережила это, как взрослый человек, и ее организм творческим образом вызвал в памяти фрагменты нескольких различных событий, абсолютно несопоставимых друг с другом точек времени и пространства, чтобы поддержать исцеляющий процесс? Для того чтобы первое объяснение было верным, мужчина должен был бы развязать ее, дать ей немного поиграть в осенней листве, а затем снова привязать ее к дереву — вторично. Это, конечно же, возможно. Но стала бы она на самом деле резвиться в подобной ситуации? Это мало вероятно. Вероятнее всего, что она играла в листве в какое-то другое время, и вызвала этот образ как ресурс, который должен был помочь усилить ее ис-целяющую воронку.

А как насчет образа мужчины со свисающим наружу пенисом, который последовал сразу после сцены, в которой он потрошит кролика и кричит на нее? Выглядит ли он, как точное изложение событий? Если так, то где этот мужчина взял кролика? Снова хочу сказать, что это описание может быть точным изложением того, что произошло. Однако, возможны и другие толкования.

Тот человек мог сказать ей, что выпотрошит ее, как кролика. Или, в какой-то другой момент, она могла быть напугана, увидев или даже прочитав о том, как потрошат кролика. Ее процесс чувствования ощущения мог предложить этот образ в качестве метафоры того, что она чувствовала. Этот образ, определенно, передает то чувство ужаса, которое мог переживать маленький ребенок в подобной ситуации.

В действительности произошло то, что Маргарет, будучи уже взрослой женщиной, смогла следовать творческим велениям своего организма. Ее сознание перемещалось между образами, которые пробудили в ней ужас, пережитый ею в детстве (травматическая воронка), и другими образам, которые позволили ей расшириться (expand) и исцелиться (исцеляющая воронка). Сохраняя связь с ощущениями, которые сопровождали эти образы, Маргарет дала своему организму возможность пережить ритмическую пульсацию между этими воронками, и это помогло ей синтезировать новую реальность во время разрядки и исцеления ее травматической реакции. С помощью направляющих языков телесно ощущаемого чувствования Маргарет смогла преодолеть тот ужас, который продолжал существовать в ее шее и животе даже десятки лет спустя после того ужасающего происшествия. Процесс исцеления управлялся трансформационными отношениями между исцеляющей и травматической воронками.

Прежде чем обучиться следовать путям телесно ощущаемого чувствования, большинство людей реагирует на появление исцеляющей воронки и тех положительных ощущений, которые приходят вместе с ней, давая им решительный отпор или игнорируя их — избегая их. Исцеляющие образы могут привести нас в замешательство, если мы фиксированы на образах, внушающих нам страх. В своем усердном стремлении восстановить как можно больше «воспоминаний» о том, что произошло, мы подавляем расширение, в котором так отчаянно нуждается наша нервная система, и с головой ныряем в травматическую воронку. Секрет исцеления Маргарет заключался в том, что она не стала этого делать. Когда пришел зрительный образ листвы, она целиком и полностью последовала за связанными с ним чувствами и ушла прочь от ужасных переживаний того, что ее привязали к дереву и терроризировали. Листья (ассоциированные с исцеляющей воронкой) позволили ей прямо взглянуть на самые глубинные области ее травмы и не стать при этом раздавленной и потрясенной. И в результате она трансформировала саму себя в более интегрированную и наполненную ресурсами личность.

 

Повторное преодоление и повторное проигрывание

 

Примерно за пять месяцев до прибытия на Юпитер, зонд Галилея должен отделиться от корабля-носителя. Этот маневр должен быть нацелен именно на зонд, так как у него нет ни навигационной, ни двигательной системы. Двигаясь к планете с быстротой, способной переместить его от Лос-Анджелеса до Вашингтона за 90 секунд, при неправильном вхождении он может быть унесен в открытый космос, минуя край атмосферы Юпитера, или сгореть дотла (если он войдет в атмосферу слишком прямо).

Научный раздел, International Herald Tribune, 12 октября 1989 г., автор — Кэти Сойер.

 

Трансформация травмы — это не механический ритуал, исполнив который, травмированные люди могут откинуться на спинку кресла и самодовольно ожидать результатов. Не существует никакой волшебной пилюли. Трансформация требует готовности бросить вызов вашим базовым убеждениям о том, кем вы являетесь. Мы должны обладать верой, чтобы доверять своим реакциям и ощущениям, которые мы не в состоянии понять до конца, и мы должны быть готовы чувствовать себя, двигаясь в гармонии с примитивными, естественными законами, которые примут на себя руководство и уравновесят наши, кажущиеся несовместимыми, восприятия. Травмированные люди должны отпустить все свои верования и предубеждения для того, чтобы совершить обратный путь к здоровью. Помните о том,' что это расставание никогда не происходит сразу.

Следующая диаграмма (Рис. 5) изображает вход человека в травматическое событие (катание на американских горках с вертикальной петлей). При повторном проигрывании мы входим в петлю, и когда начинаем переворачиваться вниз головой, мы удерживаемся, напрягая и сжимая все свое тело. Мы не знаем о том, что центробежный закон физики предотвратит наше падение, и мы не убьемся и не поранимся. При повторном проигрывании мы можем испытывать ужас и/или радостное волнение, что пережили это. Мы также можем стать зависимыми от этого чувства облегчения и восторга, которое приходит, когда мы противостоим самым глубоким своим страхам. Однако мы не сможем научиться истинному владению собой и смирению, которое приходит, когда наша травма трансформируется.

 

При повторном преодолении мы постепенно приходим к пониманию этих законов и сил, для того, чтобы мы могли научиться доверять им и уступать им. Мы можем испытывать возбуждение, и в то же время не быть напряженными или напуганными. Мы в состоянии обрести истинное чувство владения собой.

В соматическом переживании, повторное преодоление вращается вокруг обучения ощущать естественные восстановительные законы организма. Мариус (глава 9) и Маргарет (эта глава) переживали свои ощущения, проходя по петле травматической и исцеляющей воронок. Уступая естественным законам, они обрели мастерство. Силы, которыми они научились владеть, являются центробежными — как и те силы, которые возникают при движении между исцеляющей и травматической воронками. Проходя через вибрацию и входя в исцеляющую воронку, а затем ритмично продвигаясь вперед и назад между ними, эти травмированные личности постепенно обретают уверенность в том, что их не засосет в черную дыру, не сожжет дотла и не унесет в открытый космос. Проигрывая свои переживания, Мариус и Маргарет могли бы узнать о том, что они в состоянии выжить. Однако они бы не научились тем новым реакциям, которые позволили бы им овладеть могучими силами, приведенными в движение травматическими событиями. Если мы правильно поставим начальные условия и выровняем свое положение (как зонд Галилея), то мы сможем довериться естественным законам, которые будут направлять нас на пути нашего исцеления.

Одним из самых глубоких и концептуально сложных аспектов исцеления травмы является понимание той роли, которую играет память. Многие из нас придерживаются ложного и ограниченного представления о том, что для того, чтобы исцелить свою травму, мы должны раскапывать ужасные воспоминания прошлого. То, что мы знаем наверняка, так это то, что мы чувствуем себя поврежденными, разбитыми, страдающими, униженными, несчастными и так далее. В попытке почувствовать себя лучше, мы ищем причину (или причины) своего несчастья, в надежде, что после их обнаружения мы сможем облегчить свои страдания.

Даже в том случае, если мы будем в состоянии вызван, в памяти достаточно достоверные «воспоминания» о событии, они не исцелят нас. Наоборот, эти излишние старания могут заставить нас воспроизвести свое переживание и снова окапаться затянутыми в травматическую воронку. Углубление и воспоминания может породить еще больше боли и страданий, одновременно с дальнейшим укреплением нашей застывшей неподвижности. Затем этот порочный цикл разрастается, по мере того, как мы вынуждены искать другие события («воспоминания»), которые могли бы объяснить наши дополнительные страдания. Насколько важны эти воспоминания?

Существует два вида памяти, имеющих отношение к травме. Первая ее форма в какой-то степени похожа на видеокамеру, которая последовательно записывает происходящие события. Она называется «эксплицитной» (сознательной) памятью и хранит такую информацию, как, например, о том, что вы делали на вечеринке в прошлую пятницу. Другая форма — это то, как человеческий организм формирует опыт проживания значимых событий — например, последовательность действий (или процедура) того, как нужно ездить па велосипеде. Этот форма памяти называется «имплицитной» (процедурной) и является неосознанной. Она имеет дело С теми вещами, о которых мы не думаем — наши тела просто делают это.

Во многих отношениях те образы «воспоминаний» травмированного человека, которые кажутся точными и определенными, бывает труднее всего отпустить. Это особенно верно в тех случаях, когда человек ранее пытался пройти через травматическую реакцию, используя формы психотерапии, которые побуждают к катарсису и эмоциональному возобновлению травматического события в качестве панацеи для выздоровления. Катарсис усиливает память, рассматривая ее как абсолютную истину, и тем самым невольно усиливает травматическую воронку. Неправильное понимание того, что такое память — это одно из заблуждений, которое служит препятствием для трансформационного процесса.

 

Что такое память?

 

Функция мозга состоит в том, чтобы выбирать из прошлого, умалять и упрощать его, но не хранить.

Генри Бергсон, «The Creative Mind», 1911 г.

 

Бергсон на многие годы опередил свое время своим утверждением о том, что функция мозга состоит не в том, чтобы хранить прошлое. Многие теоретики высказывают нам идею о том, что утверждение «вы можете знать о том, что произошло, потому что вы помните это» является иллюзией, которая создана человеческой потребностью извлекать смысл из разнообразных элементов пережитого опыта. В книге «Изобретательность памяти» {«The invention of the memory») Израиль Розенфельд убедительно «прочесывает» поле сознательных переживаний и приходит к ряду потрясающих заключений — в частности, о том, что то представление о памяти, которое мы обычно имеем, не является адекватным и вводит нас в заблуждение. Он рассуждает о том, что «не существует фиксированных образов, на которые мы полагаемся, а есть образы воссозданные — воображаемые — прошлое, смоделированное соответствующим образом для настоящего». Джеральд Эдельман, который получил Нобелевскую премию за свои ранние работы в области иммунологии, уместно называет этот феномен — «Вспоминаемое настоящее». Эктер Эхсен в своей книге «Основные понятия эйдетической психотерапии» показывает, что креативность и статическая память являются полностью противоположными друг другу явлениями.

Вместо того чтобы записывать линейную последовательность событий, память, скорее, похожа на игру с «Мистером Картофельная Голова». В зависимости от того, как чувствует себя человек в данный момент времени, его разум выбирает те цвета, образы, звуки, запахи, интерпретации и реакции, которые обладают похожими оттенками возбуждения и чувства, и затем выдвигает их на первый план в различных сочетаниях, производя то, что мы называем памятью. В отношении выживания, память является особым видом восприятия; она является точным отпечатком события. В этом смысле память — процесс, посредством которого организм создает «гештальт» (функциональную единицу) опыта переживания. Этот гештальт может быть правдивым изображением реального события, или, с той же легкостью, он может быть выраженной совокупностью не связанных друг с другом данных из нескольких различных событий — другими словами, мозаикой. Именно поэтому свидетели часто дают удивительно различные описания одного и того же инцидента.

 

Мозг и память

 

В течение более чем ста лет ученые демонстрировали то, что мозг разделен на области, каждая из которых отвечает за разные чувства. В нем есть зрительные, слуховые, обонятельные, вкусовые, осязательные и другие центры. Превалирующая гипотеза состояла в том, что также в мозге должны быть специальные области, в которых записываются воспоминания в виде полных отпечатков событий, которые пережил человек. Давайте посмотрим на результаты пары экспериментов, которые подтверждают или опровергают достоверность этой теории.

Эксперименты Пенфилда над пациентами-эпилептиками. Большинство популярных мнений о том, что воспоминания оставляют фиксированный след у нас в мозгу возникли под сильным влиянием работы выдающегося канадского нейрохирурга Уилдера Пенфилда. В классических экспериментах, произведенных в 1930-х годах (описанных в книге «Тайны сознания») [15], Пенфилд использовал слабую точечную стимуляцию электрическим током для исследования мозга сотен взрослых людей, страдающих эпилепсией. Он хотел узнать, существуют ли области головного мозга, которые можно было бы удалить хирургическим путем (если они не были бы связаны с жизненно важными функциями), для того, чтобы устранить эпилептические припадки. Пенфилд сообщил, что «внезапно [его пациент]вспомнил все, что происходило в его сознании в течение более раннего периода времени. Это был поток прежнего сознания (память), который заструился снова… Иногда он сознавал все, что видел в тот момент… Все прекратилось, когда электрод был вынут…Это электрическое воспоминание под влиянием электрической стимуляции было совершенно беспорядочно… чаще всего событие не было ни важным, ни значительным». Пенфилд (и те, кто пошел по его следам) заключил, что он открыл существование постоянных воспоминаний, оставивших след в определенных областях мозга. До недавних времен ученые соглашались с этим заключением. Однако записки самого Пенфильда ясно дают понять, что большинство этих наплывов картин прошлого были больше похожи на сновидения, чем на воспоминания. Пациенты часто говорили такие слова: «Я продолжаю видеть сны… Я продолжаю видеть разные вещи… видеть сны о разных вещах». В добавление к этому, более чем из пятисот пациентов, которых изучал Пенфилд, только сорок (менее восьми процентов) рассказали о переживании каких-либо воспоминаний.

Эксперименты Лешли над крысами. Независимо от Пенфилда, примерно в то же время, когда он производил свои хирургические наблюдения, физиолог-экспериментатор Карл Лешли также попытался открыть области мозга, которые несли бы на себе отпечатки памяти. Лешли произвел большую серию довольно неприятных экспериментов, в ходе которых он обучал крыс находить дорогу сквозь лабиринт, а затем систематически отрезал части их мозга. Даже после того, как вся кора головного мозга была почти уничтожена, крысы все еще могли найти дорогу сквозь лабиринт. К величайшему удивлению Лешли, их память о лабиринте сохранялась до тех пор, пока у крыс не оставалось так мало мозга, что они не могли уже делать практически ничего. Лешли провел почти тридцать лет своей жизни, пытаясь отыскать то место в мозге, где размещается память. Но он так никогда и не нашел его.

Несмотря на затраты в сотни миллионов долларов и усилия самых ярких научных умов, так и не удалось найти какие-либо свидетельства о том, что целостная память, размещается в определенной области мозга. Это неожиданное открытие вызвало догадки и предположения относительно природы памяти. Новаторская работа под руководством Эдельмана, Розенфельда, Эхсена и других дала нам возможность иначе взглянуть на память. Идея о том, что память — это не точное записывающее устройство переворачивает наши привычные представления вверх ногами и задом наперед. Делая так, она дает передышку травмированным людям, которые попали в ловушку бесконечных однообразных усилий, пытаясь составить связный фильм о том, что с ними произошло.

 

Но это выглядит таким реальным!

 

Если воспоминания — это не буквальные записи событий, то почему же некоторые образы, созданные в периоды интенсивного возбуждения, выглядят такими реальными? Недавнее исследование предполагает, что реальность образа усиливается от интенсивности возбуждения, связанного с ним. Пьер Глур, хирург из Монреаля, работавший в том же городе, что и Пенфилд, только примерно через пятьдесят лет обнаружил, что те «воспоминания», о которых рассказывал Пенфилд, активизировались только тогда, когда электроды стимулировали одновременно и сенсорные области, и лим-бическую долю головного мозга. Лимбическая область мозга в значительной степени отвечает за чувства и эмоции. Глур и его коллеги заключили, что «некоторая аффективная (эмоциональная) или мотивационная значимость для восприятия может быть… предпосылкой для того, чтобы восприятие было сознательно пережито или воспроизведено в памяти, и может означать то, что все сознательно воспринятые события должны допускать некоторую степень эмоциональной насыщенности, какой бы незначительной она ни была». Другими словами, они заключили, что эмоции и чувства необходимы для того, чтобы переживать воспоминания.

В другом исследовании Вильям Грей обнаружил, что малолетние преступники (которых он пытался обучить новый способам поведения) производили реальные изменения только тогда, когда их восприятию сопутствовал эмоциональный оттенок. Иначе они «забывали» то, чему научились. Другие исследователи развили открытия Глура и Грея, и их выводы были в сущности такими же. Сопутствующая эмоция или чувство является необходимым предварительным условием для любого запомненного элемента переживания. Но что происходит, когда приходит крайнее возбуждение?

События, которые угрожают нашей жизни, стимулируют возбуждение. В ответ на это нервная система переходит в режим выживания и организму приходится принимать немедленное решение. Для того, чтобы справиться с этой задачей, он взвешивает детали сложившейся ситуации и переходит в режим исследования. Он сравнивает настоящее с прошлым в поиске той реакции, которая могла бы помочь разрешить создавшуюся дилемму. Записанные воспоминания оказались бы здесь бесполезны для нас, потому что нам не хватило бы времени просмотреть весь список. Нам нужно иметь полную картину немедленно.

Эти картины упорядочены по разным уровням возбуждения, активации, эмоции и реакции. Переживания нашего опыта категоризованы в соответствии с уровнем активации, на котором они происходили. Аналогией этого могла бы стать многоуровневая библиотека с несколькими рядами книжных полок. Нижние этажи содержали бы книги, относящиеся к низким уровням активации (возбуждения), а те, что на верхних этажах, относились бы к высшим уровням. Если мы представим, что эти книги содержат образы и реакции (связанные картины) соответствующего уровня или категории активации, то на каждом уровне находятся возможные, подходящие ресурсы и реакции, из которых мы можем выбирать. Когда нам нужна определенная реакция, мы не обыскиваем всю библиотеку; мы просматриваем те книги, которые находятся на соответствующем уровне активации.

Например, при идеальной адаптивной реакции на угрожающее жизни событие, нервная система ищет схожие по значимости образы и возможные реакции на соответствующем уровне активации и в соответственном контексте. Затем она делает выбор и действует в соответствии с ним. Она ищет, выбирает, а затем действует. Эта последовательность «угроза — возбуждение» должна включать в себя активную реакцию, иначе она станет оцепеневшей и не завершится.

Неадаптивная реакция на угрожающее жизни событие никогда не завершается сама собой. Примером этого является ситуация, когда нервная система беспрерывно и безуспешно ищет подходящие реакции. И когда ей не удается найти эту насущную информацию, эмоции гнева, ужаса и беспомощности усиливаются. Это усиление стимулирует дальнейшую активацию и вынуждает ее искать значимые образы. И так как найденные ею образы связаны с травматическими эмоциями, то сами образы могут вызвать дальнейшую активацию, не предоставив соответствующей реакции, чтобы завершить этот процесс. В свою очередь, еще более усилившееся возбуждение провоцирует еще более неистовые поиски любых значимых образов. В результате образуется непрерывная и постоянно возрастающая спираль поиска образов, сложенных на наших книжных полках. По мере того, как обостряются наши эмоции, мы все отчаяннее стремимся найти реакцию, соответствующую нашей ситуации, и начинаем неразборчиво выбирать любые образы или «воспоминания». Все выбранные нами образы относятся к похожим друг на друга эмоциональным состояниям высокого возбуждения, но они не обязательно полезны для нашего выживания в тот момент. Они служат топливом для «травматической воронки».

Любая эмоциональная активация, сцепленная с образом, создает переживание воспоминания. Когда человек в отчаянии выбирает образы, связанные со сходным эмоциональным оттенком, даже если они отличаются по своему содержанию, создается «воспоминание». Это воспоминание часто принимается за абсолютную правду о том, что произошло. Из-за высокого уровня эмоции, сопровождающей это переживание, травмированный человек верит, что это правда. А что если человек достигает этого высокого эмоционального уровня во время терапевтической сессии? Любое предложение или направляющий вопрос терапевта почти наверняка будет включен в эту усиливающуюся, сужающуюся версию переживания. Человек начнет принимать эту версию за абсолютную истину и крепко уцепится за эту эмоциональную правду. Воспоминания должны быть осмыслены и с относительной, и с абсолютной перспективы.

Если мы не вкладываемся в поиски буквальной истины, то мы остаемся свободными для того, чтобы пережить полное и благодатное исцеление, которое становится возмож-ным, благодаря ритмическому обмену между травматической и исцеляющей воронками, происходящему при повторном преодолении. Когда мы позволяем себе создать «воспоминание», которое не обязательно является буквальным, как сделали это Маргарет, Мариус и многие другие, мы даем себе разрешение на исцеление. Поскольку мы не имеем буквального, эмоционально ограниченного убеждения в «истине», мы обретаем благоприятную перспективу для своей собственной жизнеспособности, силы и изобретательности. Часто у нас появляется ощущение того, что могло произойти с нами в прошлом. Будет разумнее всего рассматривать эти «воспоминания» в перспективе, и не чувствовать себя вынужденными принимать их буквально, как правду. Мы можем воспринимать эти неясности своей истории, как сплав переживаний.

Помните, что большая часть памяти — это не последовательная и непрерывная запись чего-то, что в действительности произошло. Это — процесс сборки элементов нашего переживания в гармоничное и организованное целое. В добавление к этому, мы часто разделяем элементы травмирующего переживания на части, чтобы уменьшить интенсивность эмоций и ощущений. Вследствие этого, лишь отдельные части запомненного нами травматического события имеют вероятность быть полностью достоверными. В общем, полное «воспоминание» о травматическом переживании, вероятнее всего, будет объединением отдельных элементов множества переживаний. Элементы, которые попадают в эту «плавильную чашу», могут происходить из актуального переживания, испытанного людьми, и/или переживаний, которые они испытали, читая книги или газеты, слушая рассказы, видя сны, просматривая фильм, разговаривая с другом (или терапевтом) и так далее. Короче говоря, любые входные данные, сенсорные или информационные, которые имеют сходный эмоциональный или чувственный оттенок, могут быть призваны для создание «воспоминания». С точки зрения организма, все эти элементы переживания являются эквивалентными, если они несут в себе одинаковый тип возбуждения и эмоционального воздействия.

То, что пытается сообщить нам телесно ощущаемое чувствование, это — «Вот как я себя чувствую». Однако из-за того, что состояние возбуждения активирует интенсивную поисковую реакцию, человек, испытывающий возбуждение, предрасположен (правильно или неправильно) истолковывать любую подобную информацию как «причину» активации — другими словами, как подлинное воспоминание о событии. Из-за того, что эмоции, сопровождающие травму, настолько сильны, так называемые воспоминания могут показаться реальнее самой жизни. В добавление к этому, если присутствует давление со стороны членов группы или терапевтов, книг или других средств массовой информации, люди, переживающие эмоциональные страдания, ищут причину своих страданий и восприимчивы к выдуманным воспоминаниям такого рода. Именно так и могут возникать так называемые ложные воспоминания.

К сожалению, многие терапевты применяют техники интенсивного эмоционального высвобождения при работе с травматическими (или другими) симптомами. Это именно тот вид эмоционального давления, который может активировать состояния высокого возбуждения. Когда это происходит, мы видим появление коллажей, составленных из сильных переживаний, которые воспринимаются (по степени их интенсивности) как «настоящие» воспоминания. Не важно, являются ли эти воспоминания объективно точными. Первостепенную важность имеет то, обостряется или разрешается соответствующая им активация. Необходимо, чтобы неразряженная активация, блокированная в нервной системе, была разряжена. Эта трансформация не имеет никакого отношения к памяти. Она имеет дело с процессом завершения наших инстинктов выживания.

Некоторым людям трудно принять идею о том, что память не является непрерывной записью реальности. Эта мысль приводит их в замешательство. Наши воспоминания о том, где мы были и что сделали, вносят значительный вклад в наши сознательные и бессознательные представления о том, кем мы являемся. Многие люди рассматривают воспоминания как драгоценности, даже если они сознательно не признают их в качестве основы самой своей индивидуальности.

Когда мы воспринимаем память, как «неоднородную смесь» информации, образов и реакций, мы открываем дверь, ведущую к свободе. Фиксированное воспоминание буквально записанных событий часто ограничивает нас в определенных пределах. В известной степени, когда мы крепко цепляемся за какую-то конкретную версию памяти, то уже не можем делать то, что мы всегда делали в отношении нее. Проблема в том, что неразрешенная травма вынуждает нас повторять то, что мы делали раньше. Новые и творческие соединения возможностей не придут к нам легко. Ключ к трансформации травмы состоит в том, чтобы медленно продвигаться в направлении к гибкости и спонтанности.

Когда мы травмированы, возникает нарушение в том, как мы перерабатываем информацию. Организм становится неорганизованным и во многом теряет свою плавность и нормальную способность категоризировать информацию. Нормальная функция самоорганизации организма должна быть установлена заново. Если мы чувствуем в себе склонность к тому, чтобы сосредоточиться на воспоминаниях (даже если они по существу верные), нам важно понять, что этот выбор ослабит нашу способность выходить из наших травматических реакций. Трансформация требует изменений. Одной из вещей, которые должны измениться, являются наши взаимоотношения со своими «воспоминаниями».

 

Но я горжусь тем, что выжил

 

В прошлом нет будущего.

— Песня в стиле западного кантри

 

Мы, пострадавшие от травмы, ищем воспоминаний о насилии, чтобы объяснить свои ощущения преследования и беспомощности. Мы также нуждаемся в том, чтобы гордиться тем, что нам удалось выжить. Быть в состоянии воскресить в памяти тот ужасный сценарий и знать, что вы выжили после всего этого, является важным элементом в построении самооценки. Но каким бы важным ни был этот элемент, он бледнеет рядом со здоровым ощущением завершения, владения собой и притока новых сил, которое приходит вместе с истинным исцелением и трансформацией. «Гордость выжившего» — это признак того, что здоровое функционирование пытается заявить о себе. Знание о том, что вы выжили, приятно, потому что оно дает возможность самоощущению сжатия (травмированности) насладиться ощущением некоторой силы и экспансии. Оно может дать нам источник собственной идентичности. Оно дает намек на завершение и может стать хорошим началом путешествия к исцелению.

Отказ от идеи о том, что воспоминания — это конкретное и точное воспроизведение реальных событий прошлого, не означает отказа от переживания экспансии и утверждения жизни, которое приходит во время путешествия по дороге выживания. Один из моих клиентов, прорабатывая насилие, совершенное над ним в детстве членами «районной» банды, так сказал об этом: «Мне больше не нужно оправдывать свои переживания воспоминаниями».

Чувства удовольствия и экспансии свидетельствуют о том, что организм движется по исцеляющей воронке. Ключ к тому, чтобы позволить исцеляющему водовороту поддержать процесс трансформации, заключается в способности отпустить предвзятые идеи о том, как событие «должно» вспоминаться. Другими словами, вам нужно быть в состоянии дать чувствованию телесных ощущений полную свободу коммуникации, не подвергая цензуре то, что оно говорит. Парадоксально, но это не отрицает освобождающей значимости знания о том, «что произошло на самом деле». Эту истину можно пережить, плавно перемещаясь между исцеляющей и травматической воронками. Существует глубокое принятие эмоционального воздействия событий на нашу жизнь, одновременно со способностью пробуждаться от ночного кошмара. Человек пробуждается от этого сна с чувством радостного удивления.

 

Мужество чувствовать

 

Если вы хотите знать, происходило ли это событие «на самом деле», все, чем я могу вам помочь — это пожелать вам удачи и сказать вам то, что вы уже знаете. Возможно, вы беретесь за невыполнимую задачу. На мой взгляд, ни эта книга, ни что-либо другое не поможет вам узнать правду, которой вы ищете. Если же, с другой стороны, ваша первостепенная цель состоит в том, чтобы исцелиться, то здесь вы найдете много того, что поможет вам в этом.

Если исцеление — это то, чего вы хотите, то вашим первым шагом должна стать открытость перед возможностью того, что буквальная правда, — это не самый важный предмет для размышления. Убежденность в том, что это действительно произошло, страх перед тем, что это могло произойти, тщательные поиски доказательств того, что это произошло на самом деле — все это может встать на вашем пути, когда вы будете пытаться услышать, что телесно ощущаемое чувствование пытается сообщить вам о том, что ему нужно для исцеления.

Посвящая себя процессу исцеления, вы больше узнаете об истине, стоящей за вашими реакциями. Несмотря на фрагментацию, которая возникает при оживлении травмы, организм удерживает в памяти те ассоциации, которые связаны с событиями, вызвавшими его истощение. Телесно ощущаемое чувствования может раскрыть перед вами эти события, а может, и нет. Продолжайте напоминать себе, что это не имеет значения. Если вы хотите именно исцеления, то уже не важно, знаете ли вы точную истину.

 

Желание и исцеление

 

Процесс исцеления начинается изнутри. Еще до того, как наложат гипс на наши сломанные кости, наши кости начинают срастаться заново. И подобно тому, как существуют физические законы, которые влияют на исцеление наших тел, существуют также законы, которые влияют на исцеление нашей психики. Мы уже видели, как наш интеллект может преобладать над некоторыми мощными инстинктивными силами нашего организма.

Иногда травмированные люди делают некоторый вклад в то, чтобы быть больными, и у них может сформироваться своего рода привязанность к своим симптомам. Есть бесчисленное множество причин (как физиологических, так и психологических), объясняющих, отчего возникает подобная привязанность. Я не думаю, что необходимо углубляться в эту тему во всех подробностях. Важно иметь в виду то, что мы можем исцелиться лишь настолько, насколько мы сможем ослабить свою привязанность к этим симптомам. Это почти так же, как если бы они обретали свое реальное существование через ту силу, которую мы даем им. Мы должны выпустить их из своего разума и сердца, вместе с той энергией, которая связана в нашей нервной системе.

 

И немного помощи от наших друзей

 

Если скорбь разума будет покорена, она не сможет вернуться.

— Трангу Римпоче

 

Я должен признать, что те чудеса исцеления, которые я видел, образуют некую высшую форму мудрости и порядка, которую трудно отвергать. Пожалуй, лучше всего будет выразить это так: существует врожденная природная мудрость, чьи законы обеспечивают порядок вещей во вселенной. Это, безусловно, гораздо сильнее, чем личная история любого человека. Организм, подчиняющийся этим законам, прокладывает свой путь даже через самые ужасающие переживания, которые только можно себе представить. Как такое может происходить, если во вселенной нет никакого бога, никакой мудрости, никакого тигра?

Люди, которые проработали своими травматическими реакциями, часто рассказывают мне, что впоследствии в их жизни появляется оба измерения, как животное, так и духовное. Они становятся более спонтанными и менее заторможенными в выражении здоровых суждений и радости. Они с большей готовностью идентифицируют себя с ощущением того, что они являются животными. В то же время, они чувствуют, что в еще большей степени стали людьми. Когда травма трансформируется, один из даров исцеления — это детское благоговение и почтение по отношению к жизни.

Когда мы поражены травмой (а затем восстановлены), то мы начинаем благоговеть перед силой естественных законов. Теряя свою невинность, мы можем обрести мудрость, а в процессе приобретения мудрости, мы обретаем новую невинность. Инстинктивный организм не тратит время на суждения, он просто делает то, что делает. Все, что вам нужно сделать, это просто уйти у него с дороги.

Преодолевая травму посредством движения между травматической и исцеляющей воронками, мы приводим в действие универсальный закон полярности. Этот закон доступен для нас как инструмент, который помогает нам трансформировать наши травмы. В этом процессе мы также непосредственно переживаем ритмическую пульсацию жизни. Через использование универсальных законов, мы начинаем узнавать циклические узоры (паттерны), из которых соткана наша реальность. В конечном счете, это может привести к более высокому пониманию отношений между жизнью и смертью.

 

15. Час одиннадцатый:

 

«…несмотря на различия между нами, все мы похожи. Превыше всех наших идентичностей и желаний, существует общее ядро самости — сущность человечности, чья природа — мир, чье выражение — мысль и чье действие — безусловная любовь. Когда мы отождествляем себя с этим внутренним ядром, уважая и почитая его в других людях, так же, как и в себе, то мы переживаем исцеление во всех областях своей жизни».

Джоан Борисенко, «Minding the Body, Mending the Mind»

 

 

Трансформируя социальную травму.

 

Технология и стремительный рост населения приводят нас в мир, где время и расстояние не много могут сделать, чтобы разлучить нас. В то же время, мы сталкиваемся с серьезными угрозами по отношению к самим себе и к нашей планете. Мы живем среди войн и терроризма, под угрозой полного уничтожения при помощи «сверх — оружия», среди растущего раскола между бедными и богатыми и разрушения окружающей среды. Горожане, живущие в центральных городах, беспорядочно уничтожают собственность и жизнь в результате накопленного с годами стресса, травм, враждебности и вспышек экономического спада. Богатые поглощают компании друг друга в примитивном, ритуальном безумии поедания друг друга. Перспектива становится еще более мрачной, если подумать о пугающем потенциале насилия среди взрослеющего поколения детей, рожденных с наркотической зависимостью.

По мере то, как увеличивается численности мирового населения, и наши сообщества становятся все более взаимосвязанными, нам становится необходимо учиться тому, как жить и работать друг с другом в гармонии. Проблемы, с которыми мы сталкиваемся, уничтожат нас, если мы не сумеем эффективно работать вместе, чтобы разрешить их. Однако, вместо того, чтобы преодолевать экономические этнические и географические проблемы, люди и сообщества, казалось бы, стремятся уничтожить друг друга. Именно эти проблемы часто рассматриваются в качестве причин для войн. Но являются ли они коренными причинами? Наше выживание как вида и выживание этой планеты может зависеть от того, сможем ли мы ответить на этот вопрос.

Войны имеют глубокие корни. Любой по-настоящему честный человек признает то, что все мы способны и на жестокость, и на любовь. И то, и другое в равной степени является базовым аспектом человеческого существования. И еще более важно понимать, корни войны могут лежать в человеческой подверженности травматизации. Мы не должны забывать о том, что именно в тех пугающих симптомах, которые проявлялись у некоторых солдат, вернувшихся из сражения, были впервые опознаны воздействия травмы. Как мы уже говорили в предыдущей главе, травма создает непреодолимое побуждение к повторному проигрыванию, когда мы не осознаем ее воздействие на нас.

А что, если целые сообщества людей вовлекутся в массовые повторные проигрывания в результате того, что пережили, например, войну? Перед лицом такой безумной массовой навязчивости «Новый Мировой Порядок» превратился бы в бессмысленную полемику. Продолжительный мир среди воюющих народов не может быть достигнут, если прежде не будут исцелены травмы от предыдущего терроризма, насилия и ужаса в массовом масштабе. Не стимулирует ли побуждение к повторному проигрыванию те общества, которые в прошлом вели войны друг с другом, к все новым и новым столкновениям? Рассмотрите все факты, и сами ответьте на этот вопрос.

 

Агрессия у животных

 

Большинство животных в период кормления или спаривания проявляют агрессивное поведение. Благодаря Национальному Географическому Обществу и другим программам о дикой природе, это поведение нам хорошо знакомо. Животные регулярно убивают и едят представителей других видов. Но когда дело доходит до представителей их собственного вида, то похоже на то, что Природа провела черту, которую животные пересекают крайне редко. Существуют некоторые исключения, но, в общем и целом, представители одного и того же вида очень редко убивают или даже серьезно ранят друг друга. Не смотря на сильный эволюционный императив, который вызывает животную агрессию, большинство диких существ имеет табу на убийство себе подобных.

В пределах одного вида развились ритуализированные формы поведения, которые обычно предотвращают смертельные ранения. Животные одного вида проявляют такое поведение, как для выражения самого агрессивного действия, так и в качестве сигнала о том, что конфронтация завершена. Например, когда олени-самцы сталкиваются друг с другом, они используют свои рога, чтобы «сцепиться головами». Целью столкновения не является убийство другого оленя, а скорее, установление превосходства. Вызванная этим борьба больше похожа на соревнования по реслингу, чем на смертельный поединок. Когда один из оленей устанавливает свое превосходство, другие покидают территорию, и инцидент завершается. Если же, с другой стороны, на оленя напал представитель другого вида, например, пума, то он воспользуется своими рогами, чтобы пронзить нападающего.

Подобным же образом большинство собак и волков, когда они дерутся с представителями собственного вида, кусают для того, чтобы ранить, но не убить. У других видов демонстрация цвета, оперения, танца или угрожающего поведения определяет, кто из агрессоров станет победителем.

Даже те животные, у которых развились чрезвычайно смертельные средства самозащиты, как правило, не используют это преимущество против представителей своего собственного вида. Пираньи дерутся друг с другом, ударяя противника хвостом; гремучие змеи бодаются головами, пока одна из них не свалится на землю.

Ритуальные формы поведение также часто сигнализирует о приближении агрессивного столкновения между представителями одного вида. Конфронтация двух животных обычно завершается какой-либо покорной позой (например, когда более слабое животное перекатывается на спину и делает себя полностью уязвимым, открыв свой живот победителю). В пределах одного вида эти позы, так же, как и разнообразные формы ритуальных сражений, признаются и уважаются повсюду. Это имеет значимость в свете того факта, что представители одного и того же вида разделяют общие требования к пище, жилищу и спариванию. Тем не менее, существует ясная эволюционная выгода. Помогая определить упорядоченные социальные и репродуктивные иерархии, эти формы поведения способствует общему благосостоянию всей группы, а также увеличению окончательного, выживания вида.

 

Человеческая агрессия

 

Во времена охоты и собирательства, борьба была, очевидно, ограничена теми же видами запретного поведения, которые эффективно действуют для животных видов. Очевидно то, что это неверно в отношении современных «цивилизованных» людей. Будучи людьми, мы признаем эволюционный запрет на убийство представителей того же вида, так же, как делают это животные. В целом, существуют правила или законы, которые обязывают к определенному наказанию за убийство члена собственного сообщества, но эти законы не применимы к тем убийствам, которые происходят на войне.

Если мы внимательно взглянем на антропологию человеческих войн, то мы не обнаружим, что убийство врага и телесные повреждения является их универсальной целью. Как минимум, среди некоторых групп мы находим свидетельство о сдержанности в проявлении жестокости и зверства в крупном масштабе. Некоторые народы используют ритуальное поведение, сильно напоминающее то, как животные действуют в момент агрессии. Среди эскимосских культур, агрессия между племенами или соседними сообществами — неслыханная вещь. В пределах этих сообществ конфликт между двумя оппонентами может быть разрешен через борьбу, шлепок по ушам или бодание головами. Эскимосы также известны тем, что разрешают свои конфликты через поединки певцов, в которых песни сочиняются в соответствии со случаем и победитель определяется аудиторией. Некоторые из «примитивных» культур устраняют своих стрелков, идущих в цепи во время военного выступления, если один из членов племени оказывается раненым или убитым.

Это лишь несколько примеров ритуального поведения человека, целью которого является установление табу на убийство в пределах вида. На биологическом уровне мы обнаруживаем, что человеческие создания легче отличить от других животных скорее по уровню их интеллекта, а не по наличию зубов, яда, когтей или силы. Является ли интеллект тем атрибутом, который предназначен для того, чтобы служить для пыток, изнасилования, смерти и жестокости? Если вы послушаете новости, то у вас может создаться такое впечатление.

 

Почему люди убивают, калечат и пытают друг друга?

 

Даже состязаясь в борьбе за самые основные свои ресурсы — пищу и территорию — животные, как правило, не убивают представителей собственного вида. Почему же мы делаем это? Что произошло, что так распространились массовые убийства и насилие, когда людское население возросло по своей численности и сложности? Хотя существует много теорий о войне, есть одна коренная причина, которая, по-видимому, не получила достаточно широкого признания.

Травма стоит в ряду самых важных коренных причин той формы, которую приняли современные войны. Нескончаемость, увеличение масштабов и жестокость войны может быть отчасти отнесена за счет посттравматического стресса. Наши прошлые столкновения друг с другом породили наследие страха, разобщения, предрассудков и враждебности. Это наследие является наследием травмы, и в основе своей оно ничем не отличается от того, что переживают отдельные индивидуумы — кроме своих масштабов.

Травматическое повторное проигрывание — это одна из самых сильных и устойчивых реакций, которая возникает в самом начале травмы. Как только мы травмируемся, то почти наверняка мы будем продолжать повторять или воспроизводить части этого переживания, тем или иным образом. Мы снова и снова будем стремиться к ситуациям, которые будут напоминать нам о первоначальной травме. Когда люди травмируются из-за войны, то последствия этого потрясают.

Давайте еще раз рассмотрим, что мы знаем о травме. Когда люди травмируются, наши внутренние системы остаются в состоянии возбуждения. Мы становимся сверх бдительными, но не можем определить источник этой распространяющейся повсюду угрозы. Это ситуация вызывает эскалацию страха и реактивности, усиливая нашу потребность определить источник угрозы. И вот результат: мы становимся вероятными кандидатами на повторное проигрывание — в поисках своего врага.

Представьте теперь, что вся популяция людей имеет похожее посттравматическое прошлое. А теперь вообразите, что две таких популяции, расположены в одном и том же географическом регионе, возможно, с разными языками, цветами, религиями или этническими традициями. Последствия неизбежны. Тревожное возбуждение с его постоянным ощущением опасности теперь можно «объяснить». Угроза найдена: это они. Они — враги. Побуждение убивать, калечить и уродовать усиливается — эти двое «соседей», кажется, вынуждены безжалостно убивать друг друга. Они разрушают дома, надежды и мечты друг друга. Делая так, они убивают собственное будущее.

В то время как война настолько сложна и не может быть объяснена одной единственной — причиной, нации, живущие в тесном соседстве, действительно имеют разрушительную тенденцию воевать друг" с другом. Это — модель, которая разыгрывалась и переигрывалась бесчисленное количество раз в истории. Травма обладает пугающими потенциальными возможностями повторно проигрываться в форме насилия. Сербы, мусульмане и хорваты повторяли свое насилие, как непосредственные виртуальные проигрывания Первой и Второй Мировых войн, возможно, и давних войн Османской Империи. Нации Среднего Востока могут проследить истоки своих проигрываний до Библейских времен. В местах, где реальные войны не повторяются с такой свирепостью и безжалостностью, которая регулярно наблюдается по всему земному шару, преобладают другие формы насилия. Убийство, бедность, бездомность, насилие над детьми, расистская и религиозная ненависть и гонения — все это родственные войне вещи. Невозможно избежать травматических последствий войны; они проникают в каждый сегмент общества.

 

Круг травмы, круг благодати

 

Здоровые младенцы рождаются со сложной совокупностью форм поведения, чувств и восприятий. Эти элементы предназначены для того, чтобы содействовать исследованию окружающей среды и установлению социальных связей и, в конечном счете, здоровому социальному поведению. Когда младенцы рождаются в жизнь, полную стресса и травмы, эти поддерживающие жизнь формы поведения сталкиваются с препятствиями. Вместо исследования и установления связей, эти малыши заторможены и проявляют боязливое и избегающее поведение. Будучи детьми и позже, став взрослыми людьми, они будут менее коммуникабельны и более склонны к жестокости и насилию. Здоровое исследование и установление связей кажутся теми противовесами, которые сдерживают насилие и беспорядок.

 

Трансформируя культурную травму

 

Точно так же, как эффекты индивидуальной травмы могут быть трансформированы, последствия войны на социальном уровне тоже могут быть разрешены. Люди могут и должны объединиться — с готовностью делиться, а не сражаться, трансформировать травму, а не распространять ее. И начать следует с наших детей. Они могут создать тот мост, который даст всем нам возможность пережить близость и связь с теми, к кому они раньше относились с враждебностью.

Несколько лет тому назад доктор Джеймс Прескотт (позже вместе с Национальным институтом психического здоровья) представил важное антропологическое исследование о влиянии практики воспитания младенцев и детей на жестокое поведение в первобытных обществах[16]. Он доложил, что общества, в которых практикуется тесная физическая связь и использование стимулирующего ритмичного движения, имели низкий процент жестокости. Общества с минимизированным или наказывающим физическим контактом с детьми показали явные тенденции к жестокости и насилию в форме войны, изнасилования и пыток.

Работа доктора Прескотта (и других) указывает на нечто, мы все знаем интуитивно, что период рождения и младенчества является критическим периодом. Дети усваивают то, как их родители относятся друг к другу и к остальному миру, в очень маленьком возрасте. Если родители были травмированы, им трудно обучать своих детей чувству базового доверия. Без этого чувства доверия в качестве ресурса дети более подвержены травме. Одно разрешение вопроса о том, как прервать цикл травмы, состоит в том, чтобы вовлечь младенцев и их матерей в переживание, которое генерирует доверие и установление социальных связей, прежде чем ребенок полностью усвоит родительское недоверие к себе и окружающим.

В Норвегии сейчас проводится захватывающая работа в этой области. Я и мой коллега, Эльдборг Уэдаа, используем то, что мы знаем об этом критическом периоде младенчества. Этот подход позволяет целой группе людей начать трансформацию травматических следов предыдущих столкновений. Этот метод требует наличия комнаты, нескольких простых музыкальных инструментов и одеял, достаточно прочных для того, чтобы выдержать вес младенца.


Дата добавления: 2015-12-15 | Просмотры: 458 | Нарушение авторских прав







При использовании материала ссылка на сайт medlec.org обязательна! (0.037 сек.)