АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

II.1. Методика проведения сеанса

Сеансу предшествует, как уже было сказано, комплексное обследование заикающихся. На основании его результатов психотерапевт составляет подробный начальный план проведения сеанса, своего рода сценарий, учитывающий речевые и личностные особенности заикающихся.

Всех участников сеанса можно разделить на четыре группы. Кроме заикающихся (8–13 человек), которые непосредственно участвуют в сеансе (первая группа), приглашаются также заикающиеся зрители (вторая группа), т.е. пациенты будущего сеанса. Третью группу составляют бывшие заикавшиеся, вылеченные по этой методике (с момента их выздоровления прошло не менее года). Четвертая группа – это собственно зрители, но не индифферентные, а глубоко заинтересованные в успехе лечения. Это родители, родственники больных, товарищи по классу или институту, учителя, студенты специальных вузов, психологи, психотерапевты, педагоги, актеры.

Сеанс проводится в большой аудитории, где для больных – главных участников – с полной очевидностью выступает факт публичного общения со зрителями.

До начала собственно сеанса, т.е. до момента непосредственного воздействия на больных, на сцену по очереди выходят бывшие заикавшиеся и рассказывают о себе, о своих победах, об общении с людьми, отвечают на вопросы из зала. Вылеченные выходят на сцену особо: они словно взлетают на нее, подходят к психотерапевту освобожденной, раскованной походкой. Их живая искренняя исповедь обрушивается на людей, сидящих в зале. Она особым образом воздействует не только на слушающих лицом к лицу, но и – рикошетом – на первую группу пациентов, стоящих за спиной психотерапевта. Отметим также, что звучащие слова – далеко не только благодарная исповедь. Здесь и радость выступления в большом зале в трудной ситуации, отсутствие страха перед самораскрытием, и желание быть умным и активным коммуникантом, стремление очно передать свои состояния слушающим, и поддержка, помощь психотерапевту, и огромное желание передать полученные знания, умения новичкам, словом – все то, что можно назвать мастерством общения.

Приведем отрывки из стенограмм многочисленных выступлений наших бывших пациентов:

«Я приехала из города Киева. Со мной муж. Мы поженились месяц тому назад. Мой муж даже не представляет меня другой, какой я была раньше. А вот видите, я могу говорить о моем прошлом горе. Раньше я была мнительна, недоверчива, обидчива. Обижена на весь мир, ведь меня, как мне тогда казалось, никто не понимал. Смотрели с жалостью. Можно, я что-нибудь скажу на украинском?..» (читает с выражением стихи, плача от радости)(Ж.Р.).

«Я – В., аспирант. Одновременная – сторож "чудо-домика". "Чудо-домиком" назвали больные дом, где проходят занятия. Помните, как у М. Цветаевой: "И как раз сегодня мы задержались до ночи..." И это "как раз" у Цветаевой продолжалось "всегда". Таки у Юлии Борисовны, я ведь сторож – все знаю, это "как раз" продолжается каждый день...» (С.В.).

«А я С. Это я назвал домик на улице Герцена [7] "чудо-домиком". Говорить вот так, как я с вами, – большое счастье! Юлия Борисовна вернула мне присущее всякому человеку право наречь, она не просто научила нас хорошо говорить, она убрала "шрамы" заикания – замкнутость, неуверенность в себе, постоянное ожидание неудач. Такой способ лечения – не только борьба с заиканием, а, прежде всего, полное творческое развитие личности, раскрытие ее. Мы обрели себя!» (С.А.).

«Расскажу вам о своей победе. Я из Чимкента, логопед. Выступала на выпускном вечере у своей дочери... Цветы, улыбки, приветственные слова. И вот – моя очередь. Беру микрофон – речь льется, звучит свободно. Жадная тишина, десятки раскрытых глаз и душ нисколько не смущают. Уверена, что понесу Вашу методику к своим больным» (Ж. С.).

«Как бы мне ни было трудно сейчас, стараюсь соблюдать все, что приобрел на занятиях. На днях было собрание, очень бурное. А когда я стал выступать, все замолчали... Мысль шла сама, за речью не следил, хотя пришлось горячо доказывать. Я говорил как обыкновенный человек и энергии затратил в три раза меньше, чем раньше» (С.И.).

Рассказы о себе бывших заикавшихся укрепляют веру у пациентов, непосредственно идущих лечиться, их внутреннее законченное решение победить страх речи и начать говорить по-новому. После выступления вылеченных пациентов психотерапевт вызывает на сцену пришедших на лечение – первую группу, больных – и обращается к ним с вопросами, показывая таким образом их речевые трудности. Демонстрация заикания всему залу имеет особый психологический смысл: общение с психотерапевтом в труднейшей ситуации (наличие аудитории) представляется заикающимся проблемным. Это заведомо сложное общение. Однако оно готовит своего рода внутреннее столкновение речевого дефекта с уже сложившейся «установкой на выздоровление».

Необходимо напомнить, что в результате пропедевтического этапа еще задолго до сеанса больные много раз представляют себя незаикающимися. Так их воображение ведет к формированию психологической установки, когда состояние «выжидательного внимания» (В.М. Бехтерев) сменяется «установкой на выздоровление, готовностью к определенной активности» (Д.Н. Узнадзе). Вот как пишут об этом сами пациенты:

«Нас вызывают на сцену. Давно я готовился к сеансу. Не один раз мысленно поднимался на эти подмостки. Сегодня все шло хорошо, как я и воображал» (Р.П.).

«В зале Театра на Таганке, стены которого помнят В. Высоцкого, я не мог не победить. Все для меня сегодня глубоко символично. И 13-е число, так любимое Дубровским, и Высоцкий – мой друг, наставник, учитель. Он и на этот раз помог мне. Когда я шел в зал, он спокойно взглянул на меня со стены и сказал: "Ведь это наши горы, они помогут нам!.."» (С.В.).

В данном случае на сеансе психотерапевт оказывается последним звеном в трансформации воображения больного во внушение (сравните – у А. Грина: «Если душа человека таит зерно пламенного растения – чуда, так сделай ему это чудо, если ты в состоянии»).

Непосредственно процедура сеанса состоит из трех частей. Сразу необходимо оговориться, что он проходит при полном молчании заикающихся, и только в конце процедуры осуществляется «ввод в речь».

В первой части сеанса психотерапевт указывает на его отличительные особенности: участие в процедуре группы больных, которая в будущем станет коллективом людей, стремящихся к единой цели –- Приобретению раскованной речи; публичность сеанса, то есть присутствие в зале зрителей, глубоко заинтересованных в успехе лечения. Психотерапевт также подчеркивает то, что у всех больных, находящихся на сцене, есть внутреннее законченное решение бороться за речь. Особо отмечает, что метод лечения направлен не только на устранение расстройства речи, но и на формирование новых личностных установок, результатом же собственно сеанса явятся особые саногенные, психические состояния пациентов.

В этой части сеанса раскрываются возможные причины возникновения заикания. Тактично, завуалированно анализируются постепенные изменения личности и межличностных отношений у заикающихся. При этом используется психотерапевтический прием нахождения общего в патогенезе заболевания у всех членов лечебной группы. Применяя прием коллективной психотерапии с учетом индивидуальных особенностей – «психотерапевтическое зеркало» (Либих, 1974), мы добиваемся «опрокидывания» памяти пациента в прошлое, прослеживаем цепь речевых отступлений и связанных с ними эмоциональных состояний, следя при этом, чтобы конкретный пациент не был узнан товарищами по группе.

Вторая, кульминационная часть сеанса представляет собой интенсивное воздействие на эмоциональную сферу группы пациентов. В основу этой части положена идея В.М. Бехтерева о самоутверждении (Бехтерев, 1927). Отрицательные эмоции больных, связанные с отсутствием готовности к речи, самовнушенные представления «не могу», «не получится» противопоставляются стеническим эмоциям новых оптимистических установок, стремлению к победе, борьбе за свою речь, преодолению возможных препятствий и чувству торжества победителя. И чем смелее поставлена задача, чем значительнее разрыв между достигнутым и первоначально имевшимся, тем ярче, эффективнее состояние больного, способствующее максимальной концентрации внимания при речевом воздействии на него. В этот момент вся манера поведения пациента насыщена эмоциями ожидания. Если на сеанс больной шел в состоянии готовности получить помощь, но с некоторым чувством страха, то в кульминационной части сеанса надежда перерастает в глубокое внутреннее стремление самому победить страх речи и наладить контакт с окружающими. Стремлению к победе, борьбе за свою речь способствуют гордые, вдохновляющие слова: «Мы можем!», «Я могу говорить!», – которые до сих пор со времени их произнесения К.М. Дубровским остаются неповторимыми по своей эмоциональной силе и выражению готовности" человека к дальнейшему совершенствованию. В структуре этих слов отражены идеи психотерапии, направленной на восстановление утраченного больным мироощущения, в высших своих формах – устремленности человека к идеалу, о чем писал известный ученый А.И. Яроцкий (1908).

В этой части сеанса широко используется психотерапевтический прием обсуждения речевых побед заикающихся. Мы убеждаем пациентов в наличии у них воли, в умении бороться и побеждать, вызываем желание и радость борьбы. Начинается обратная динамика заболевания, или, по выражению Н.В. Иванова, «переключение больных со свойственного им сосредоточения на болезни на констатацию у себя начальных признаков наступающего выздоровления» (Иванов, 1966, с. 60).

Третья часть сеанса представляет собой «ввод в речь», начало функциональной тренировки. Пациент начинает говорить по-новому, без заикания. Речь, рожденная в результате вызванной готовности к ней в трудных условиях коммуникации, имеет особую экспрессию. Для нее характерны такие качества как уверенность, отсутствие страха, ощущение радостной силы, способность убеждать, ориентация на аудиторию, громкость. Фиксируя на ней внимание пациентов, мы дали ей название «форма речи № 1»[8]. Такая речь, по словам Н.И. Жинкина, приводит к угасанию патологического речевого рефлекса на основе положительного подкрепления при слуховом приеме (Жинкин, 1958, с. 344–347). Эта речь усиливает положительный эмоциональный фон, который, в свою очередь, стимулирует человека на борьбу за ее укрепление, формирует новый условный рефлекс. «С первой удачно произнесенной фразой, – говорит профессор М. Зееман, – растет вера в выздоровление. Больной радуется, и эта радость является элементом, который недостаточно часто используется психотерапией. Кроме веры в выздоровление, я считаю радость одним из самых сильных факторов психотерапии» (Seeman, 1955).

Важно подчеркнуть, что ни один пациент не должен уйти после сеанса с плохой речью. Успешный «ввод в речь» во многом зависит от специально подобранного, посильного для каждого больного речевого материала и способов его применения. Заметим при этом, что и сам «ввод в речь», осуществляемый последовательно с каждым пациентом, организуется таким образом, чтобы, начиная с наиболее готового к речи участника, усилить состояние готовности остальных. После завершения «ввода в речь» психотерапевт, учитывая силу эмоционального возбуждения пациентов, для предотвращения возможных эмоциональных срывов смягчает характер воздействия, указывая на необходимость отдыха (режим молчания).

Во время двухдневного лечения молчанием, используя механизм эмоциональной памяти, «память сердца», психотерапевт предлагает пациентам описать в дневниках свои эмоциональные состояния, полученные на сеансе, и проинтерпретировать их. Приведем некоторые выдержки из дневниковых записей:

«Вчера был бой, бой за речь, бой за жизнь. И вся, вся наша группа победила!» (П. Н.).

«Радость была за всех, как за родных братьев и сестер» (У.Н.).

«На сеансе я видел глаза человека, которому предстоит прожить вторую жизнь, глаза, ошалелые от счастья» (Б.Ю.).

II. 2. Сеанс как средство формирования
и выявления психических состояний

Проблемы управления группой во время сеанса эмоционально-стрессовой психотерапии послужили поводом для анализа самой процедуры сеанса с привлечением понятия «психических состояний». Поясним сказанное. Несмотря на наличие плана проведения сеанса (аранжировки), сам процесс его, интенсивность и Продолжительность используемых приемов могут меняться. Основой для таких изменений является информация, получаемая психотерапевтом от участников сеанса, во время которого устанавливается тесная связь между ведущим и больным. При этом пациент является субъектом, эмоционально преобразующим это воздействие. Наблюдая в ходе сеанса за психическими состояниями участников, психотерапевт оценивает встречные действия больных, их готовность к преодолению своего недуга, степень внушаемости, силу эмоционального возбуждения и другие признаки специфических состояний и в зависимости от результатов такой оценки или переходит к следующему приему, или продолжает данный, усиливая его воздействие. Таким образом, путем непрерывной корректировки силы и продолжительности воздействия на участников психотерапевт добивается последовательного перехода их в состояние наибольшей мобилизационной готовности для «ввода в речь». Необходимо отметить значение психических состояний пациентов для планирования и проведения комплекса лечебных приемов воздействия в последующем.

Описанная текущая корректировка хода сеанса приводит к необходимости более четкого осмысления и выделения тех психических состояний, которые возникают у участников в ходе его проведения. При этом мы использовали объективные психофизические методы фиксации состояний пациентов (электроэнцефалограмма – ЭЭГ, кожно-гальваническая реакция – КГР, электромиограмма – ЭМГ, фонограмма – ФГ и дыхание), полиграфическую запись результатов до и после сеанса, сочетая их с методом наблюдений во время и по ходу сеанса и отслеживая непосредственно динамику психических состояний (Васильева, Воронин, Некрасова, 1967). В то же время исследовались результаты тестов, полученные не только от непосредственных участников сеанса, но и от заикающихся, присутствовавших в качестве зрителей. Такой комплексный подход к анализу поведения участников сеанса позволил выявить ряд значимых для нас психических состояний. Всего нами выделено 9 таких состояний, из которых первые семь относятся к непосредственным участникам сеанса, а последующие два – к заикающимся кандидатам в участники будущего лечения. Следует специально отметить, что первые шесть состояний являются «немыми», лишь в седьмом больной начинает говорить (Некрасова, 1984). Назовем их.

Состояние сосредоточенности при все возрастающей отрешенности от влияния окружающей обстановки. Это начальное состояние больных, характеризующее успешное прохождение подготовительного этапа. Оно включает в себя постепенное угасание повышенной ориентировочной реакции. Указанное состояние предотвращает возможность срыва хода сеанса под влиянием незначительных посторонних действий и позволяет перейти к приему «рикошетотерапии», при котором психотерапевт временно адресуется к зрителям и, говоря о пациентах в третьем лице, впервые становится к ним спиной, выражая тем самым убедительное доверие и как бы объединяя их с собой в единое целое.

Состояние мобилизационной готовности принять лечебную информацию. Это психическое состояние выражается в особой подтянутой позе группы, выстроенной по ранжиру. Усиленное выражение сосредоточенности в позе и мимике, собранность, напряженное ожидание «лечебной информации» характеризует больных в этот момент:

«Через несколько минут я уже не ощущал и не видел зала» (Р.И.).

Состояние мобилизационной готовности служит для психотерапевта сигналом к проведению беседы об особенностях сеанса, поведении больного во время него, о лечебном действии слова и т.д.

Состояние вызванного синдрома в связи с воспроизведением фрустрирующей ситуации в прошлом. Это состояние провоцирует резкую эмоциональную реакцию в настоящем, сопровождающуюся изменением осанки, иногда появлением слез.

П.В. Симонов писал о том, что путь воздействия речевых сигналов на эмоциональную сферу человека лежит через воспроизведение ситуации, для которой характерно данное эмоциональное состояние (Симонов, 1962а, с. 117). Такое состояние вызывается в результате проведения «безадресной беседы»[9], воспроизводящей наиболее сильные и типичные фрустрационные ситуации, в которые попадали больные в результате заикания. Эти ситуации сопровождались отрицательными психическими переживаниями. Воспоминания о ситуациях, имевших место в прошлом, вызывают резкую

эмоциональную реакцию в настоящем.

«Когда Ю.Б. привела выдержку из моего дневника, мне захотелось плакать, у меня появились слезы. А когда она говорила о моих переживаниях, связанных с заиканием, у меня было чувство огромной благодарности и любви к ней – что вот только я и она знаем про мои самые сокровенные переживания, и Ю.Б. говорит о них и поможет мне забыть о них» (С.Р.).

Мы рассматриваем это психическое состояние как воспроизведение синдрома по ситуации. Оно позволяет перейти к следующему психотерапевтическому воздействию – «безадресному, воспоминанию»[10] об имевшихся у больных речевых победах и через них – к самоутверждению в настоящем.

Состояние внутреннего проигрывания оптимистической модели будущего характеризуется возвращением внешней подтянутости, появляющейся уверенности в себе, улыбками. Это состояние психотерапевт вызывает приемом «безадресного воспоминания о частичных победах в прошлом», что помогает самоутверждению пациента в настоящем. Кроме того, большое значение для названного состояния имеют побуждающие мотивы эмоционально насыщенной перспективы новой жизни, так называемый рефлекс цели. Последнее ведет к формированию у пациентов поисковой активности, готовности действовать «здесь и теперь»:

«Мы действительно переходим с узеньких боковых дорожек на широкую дорогу жизни. Перед нами открыты разные пути, но еще предстоит много-много трудиться» (Т.Л.).

Заметим, что это состояние проявляется не у всех больных. У некоторых из них проигрывание «безадресного воспоминания побед» приводит к состоянию самоанализа, жалости к себе и погруженности в себя;

«Теперь я выполню то, чего не могла сделать раньше. И все равно невольно; сами по себе потекли из глаз слезы» (Т.К.).

Состояние резкой фокусировки группового внимания больных к внушающему слову выражается в повышенном внимании участников к ведущему. Глаза больных непрерывно следят за психотерапевтом. Участники сеанса не реагируют на зал, возможные шумы и покашливания и производят впечатление людей, полностью сосредоточенных на ведущем. Это состояние позволяет психотерапевту суггестировать заикающихся к нарастающей готовности говорить в сложных условиях коммуникации. Особое значение мы придаем при этом формуле внушения, подбору слов и фраз в ней. Формула внушения должна иметь определенную словесную значимость и императивность, быть патогенетически правильной и адекватной типу и складу нервной деятельности каждого больного. Не менее важна интонация произнесенной формулы. В данном контексте интонация – дополнительная паралингвистическая сторона общения.

Состояние коммуникативной готовности. Суммированность и завершенность вышеназванных психических состояний рождает новое стеническое состояние коммуникативной активности (критическое решение говорить по-новому), готовности преодолеть психологический барьер (пока еще неречевой), говорить в особых условиях. Визуально это выражается в стопроцентном поднятии рук в ответ на эмоционально сложный для испытуемых вопрос психотерапевта: «Кто хочет выступить первым в чрезвычайно ответственной для вас ситуации – в присутствии зрителей?» При этом психотерапевт обостряет условия будущей коммуникации: «Выступающий первым, – говорит он, – должен своей речью, голосом, поведением оправдать каждое действие врача. От вашей речи, манеры поведения зависит поддержание оптимистического эмоционального фона, созданного врачом».

Подавшийся вперед корпус, устремленные на психотерапевта глаза, решительно поднятые руки свидетельствуют о твердой установке каждого пациента – не просто говорить, а говорить первым.

«Когда уже стала подходить моя очередь говорить в большом зале при людях, я не просто хотел говорить, а рвался, чуть не расталкивая предыдущих локтями» (Б.В.).

Состояние интенсивного эмоционального подъема. Как кульминация сеанса эмоционально-стрессовой психотерапии звучит раскованная речь (см. фотографии на с. 84). Рожденная в результате вызванной готовности к ней в трудных условиях коммуникации, эта речь имеет особую экспрессию. Она характеризуется вдохновением, экзальтацией, порывом. Начиная говорить, каждый из участников сеанса не чувствует себя отчужденным, включаясь в бесконечное количество эффективных связей с психотерапевтом, товарищами своей группы, с залом и таким образом – с целым миром (см. фотографии на с. 86). Опасение враждебного или холодно-насмешливого отношения со стороны других людей сменяется у больных открытием для себя мира и благодарностью к людям за его возвращение. Для пациента характерны чувства восторга, радости от слышания собственной речи, а также широкая гамма психологических оттенков, связанных с принятием решения говорить, с наблюдением за другими больными из группы, уже начавшими говорить на этом сеансе. Проиллюстрируем сказанное:

«Когда я начал говорить, весь страх прошел. Появилась радость за то, что я услышал свой голос – громкий, свободный от напряжения. В душе моей все клокотало от радости: такое я почувствовал впервые за свои 29 лет» (А.И.).

«Появилось чувство раскрепощения, освобождение от гнетущего состояния собственной неполноценности, пришла уверенность в своих силах, а вместе с ней и чувство радости настолько сильное, что захотелось петь (хотя я не умею петь), смеяться и говорить без остановки» (П.К.).

Это состояние является индикатором для последующего смягчения стрессовых возбуждений и закрепления психологической установки на речь. Не менее интересны психические состояния заикающихся, присутствовавших во время сеанса в зале в качестве зрителей на правах кандидатов для лечения в будущем. Назовем эти состояния.

Состояние аффективной готовности к включению в цикл лечения характеризуется «выжидательным вниманием» (по В.М. Бехтереву) к ходу сеанса, суггестивной настроенностью к психотерапевтическому процессу. Это целенаправленное состояние проявляется в выражении сосредоточенности, заинтересованно-напряженного вслушивания и наблюдения, отрешенности от окружающего. Оно также связано с угасанием повышенного ориентировочного рефлекса, с созданием бодрствующего очага (доминанты) для восприятия происходящего на сцене. Приведем примеры высказываний больных:

«Я чувствовал, что сидящие в зале люди объединились, переживая все вместе за участников на сцене. Я стал частицей этого целого» (Т.В.).

«Тогда же, во время сеанса мне хотелось выйти на сцену и встать в один ряд с ребятами из группы» (В.И.).

«Я никогда бы не подумала раньше, что мне может стать радостно за целых 13 человек! Я вообще немного эгоистка. Ведь отвечала-то не я, – а тут такая огромная радость за всех 13!» (Л.М.).

Состояние последействия аффективной готовности к лечению. Это относительно длительное состояние зрителей-заикающихся характеризуется в отличие от предыдущего релаксацией, проявляющейся в форме снятия напряженности в позе и мимике, чувстве умиротворенности. Например:

«Во время опроса в конце сеанса я все время улыбалась – мне было радостно за всех вновь говорящих. Когда же мы с мамой шли на вокзал (я живу в другом городе), то я все время продолжала улыбаться. Мама даже спросила: "Что-то ты все время улыбаешься?", а я написала на листочке: "Не знаю"» (П.К..).

В ряде случаев это состояние приводит к заметному улучшению речи и повышению общего тонуса у заикающихся зрителей, что подтверждается следующими выписками из самоотчетов больных, составленных через некоторое время после просмотра сеанса:

«Все, что Вы говорили на сеансе, было обо мне, только в разные периоды жизни. На меня сильно подействовали Ваши слова, хотя они и не были обращены лично ко мне. У меня было такое состояние, что если бы Вы обратились ко мне, я бы заговорил даже со своего места. Придя в гостиницу, я разговаривал с соседом по комнате, незнакомым мне человеком. Перед этим я провел с ним два вечера, не сказав и десяти слов...» (Г.Н.).

«Сегодня, первый раз за последнее время, я стала перед зеркалом и сказала себе: "Ты прекрасна, и речь твоя прекрасна, ты все можешь!" Я шла на работу и все изменилось вокруг, пели птицы и даже люди мне улыбались. Я знаю, что силы воли мне хватит ненадолго, может на неделю, но даже за эту неделю я говорю Вам большое спасибо...» (А.Б.).

«После просмотра сеанса исчезло предчувствие заикания, мог говорить без внешних условий. Заикание осталось, но самая мучительная часть его была подавлена» (К.Н.).

Целью воплощения на сцене человеческих эмоций, тонких, непроизвольно выявляющихся деталей, которые обладают особой впечатляющей силой, всегда является встречное сопереживание зрителя. В подтверждение этому приведем наиболее яркий пример, касающийся изменения психического состояния заикающейся журналистки С.Т., присутствовавшей на сеансе в качестве зрителя. Благодаря сопереживанию пациентам, стоящим на сцене, она испытала эффект параллельной эмпатии лечащимся. Это позволило ей, миновав пропедевтический (подготовительный) этап лечения и присутствовав только зрителем на сеансе эмоционально-стрессовой психотерапии, включиться в дальнейший ход логопсихотерапевтического курса. Отрывок из дневника С.Т.:

«Пациент Т. стал мощно "проявляться" сразу на сеансе, откуда-то появились и лукавство, и добродушие, и чувство юмора. Он удивительно все сообразил, тут же все ухватил и тут же стал пользоваться приобретенным богатством. Какое сразу в нем появилось обаяние (Алеша Попович из былины).

Пациент П. – такое дитя природы, гармоничное и безыскусное, он сначала и не поверил, и не понял, что с ним произошло. Стоял в недоумении, как великан с уже порванными путами. И теперь он медленно от них освобождался, еще не веря, что освобождение уже произошло. Но какой же он хороший, этот мальчик. Сколько в нем силы затаенной, нетронутости и доброты. И как все это стало, наконец, видно с первыми нормально сказанными словами. Ю.Б. и представить себе не может, сколько она открывает в нас шлюзов, сколько высвобождает эмоций. И самое главное, эти выпущенные на свободу чувства очень хорошие».

Особого внимания требует анализ психических состояний присутствовавших в зале незаикающихся зрителей (родителей, родственников пациентов, студентов). С одной стороны, они претерпевают ту же эволюцию состояний, что и пациенты, находящиеся на сцене, но в более слабой форме. А с другой стороны, происходящее со зрителями можно охарактеризовать как эффект параллельной эмпатии зала – высшей степени доброжелательности и веры в выздоровление больных. Именно поэтому «выжидательное внимание» зрителей к предстоящему речевому акту пациентов отличается заведомо позитивным прогнозом лечения. Элемент настороженности большой аудитории сочетается с ее внутренней готовностью не только принять успех выступающих, но и активно поддержать его собственным эмоциональным подъемом, непосредственно ощутить происходящее и себя в происходящем. Вот как написали нам присутствовавшие на сеансе студенты Полтавского педагогического института:

«И вот тогда на сцене мне показалось, что Вы говорили каждому о его заветной мечте, говорили громко сидящим в зале (частице человеческого мира) о том, что они сами не смогла когда-то сказать. И мы, зал, получая такой бесценный дар и плакали, и радовались за тех, кто стоял в тот момент на сцене. И от всей души желали им быстрейшего выздоровления...» (Н.Н.)

«Ваш. сеанс – катарсис. Такое ощущение вырастает внутри тебя: нужно иметь право быть в зале. Я несказанно благодарна Вам за это ответственное правок.» (Л.Л.)

Стремление помочь человеку на сцене создает в зале праздничную приподнятую атмосферу соучастия в творческом акте. Это передается всем стоящим на сцене.

Особо отметим положительную связь психических состояний пациентов и психотерапевта. Довести до возможного предела эмоциональную напряженность каждого в группе возможно лишь тогда, когда и сам психотерапевт находится в соответствующей форме. Это и есть целебный замкнутый круг эмпатии врача и больных. По нашему мнению, такое взаимодействие отвечает одному из положений теории восприятия человека человеком А.А. Бодалёва: свертывание процессов и вхождение индивида (в нашем случае – врача. – Ю.Н.) в состояние другого человека осуществляется сразу «с места», в каждый момент общения с ним, когда слежение за состоянием партнера по общению происходит непроизвольно, приобретая постоянный характер (Бодалёв, 1982, с. 138).

«Главная сила врача, – пишет Ф.В. Бассин, – в характере его эмоционального отношения к больному, в его желании исцелять, в его умении заставить пациента ощутить ту же эмоциональную тональность...» (1981, с. 7).

Но одного только абстрактного понимания законов душевной жизни, сколь бы оно ни было глубоким, для воздействия на человека принципиально недостаточно. Необходимо, чтобы больной ощутил это сопереживание, чтобы между ним и врачом возникла многозначная связь, эмпатия, что означает эмоционально чувственный контакт, восстанавливающий нарушенную связь больного с миром, связь не формальную, а органическую, непосредственную, симбиотическую.

II. 3. Лечебные символы сеанса
эмоционально-стрессовой психотерапии

Лечебный символ в нашем определении – это образная, условная, свернутая формула выражения ощущения, переживания пациента, с помощью которой психотерапевт опосредованно может вызвать у пациента определенные психические состояния.

Психотерапевтический смысл лечебного символа на сеансе может дать больному определенные установки, настраивающие его на особую, нетрадиционную атмосферу работы, на особый стиль взаимоотношений – глубинно-личностный, понятный лишь узкому кругу участников (посвященных в общегрупповые «тайны»), на творческий, отчасти игровой, диалог, построенный на всевозможных ассоциативных связях, «знаках», при этом не теряющих своей серьезности и личной значимости.

Символы используются на протяжении всего сеанса, однако свое основное назначение они выполняют в его кульминационной части. Это ожидаемый больным символ-обращение, своеобразный диалог психотерапевта с пациентом, во время которого осуществляется индивидуальное, гетерогенное взаимодействие психотерапевта и пациента. Такое обращение – результат длительного, кропотливого постижения внутреннего мира заикающегося человека. Предназначение такого символа – быть своего рода «ключом», идеально соответствующим «замку» и мгновенно открывающим «дверь».

На сеансе пациент должен получить от психотерапевта иной, совершенно неожиданный для самого себя образ. Это объясняется тем, что «образ Я» заикающегося, как правило, всецело подчинен основной жизненной проблеме – речевому дефекту, где господствует «феномен Зеркала» со знаком «минус». Большинство наших пациентов никогда ранее не предполагали, что их можно увидеть иными. Заикающимся свойственно не знать своей истинной личностной ценности, не каждый видит в себе возможности собственного личностного роста. «Новый образ» заикающегося психотерапевт мог бы сконструировать на основе анализа «портрета неповторимости» больного, дав грамотно построенную исчерпывающую психологическую характеристику его. Но практика показывает, что простое словесное изложение такой характеристики больному – слишком лобовое, прямолинейное. Оно действует напролом и не вызывает психологического взрыва, катарсиса, ведущего к внутреннему перелому.

Суть индивидуального обращения-внушения на сеансе в том, что оно символично, а значит – сверхопосредованно. Благодаря этому символ позволяет донести необходимую для больного психотерапевтическую информацию о его внутреннем мире в максимально сжатом, эмоционально насыщенном, а главное – опосредованном виде. Причем чем более краткая, компактная форма обращения-внушения, тем больше ее «степень символической насыщенности», и тем сильнее эффект взаимодействия. Значит, при всей своей опосредованности, символичности обращение -внушение действует прямо по кратчайшему пути. Одновременно срабатывает один из важнейших принципов методики «метод удивления» (по К. Станиславскому). Неожиданно для себя пациент начинает догадываться, что его поняли, его знают, может быть, лучше, чем он сам.

Символ-обращение вступает в так называемый внутренний резонанс со звучащей психотравмой пациента. Он мгновенно изменяет восприятие и отношение больного к себе или подтверждает смутные догадки, ожидания, надежды и, таким образом, дает энергию и желание действовать. К.М. Дубровский называл такое психическое состояние пациента «реконструкцией личности», ее «психоперестройкой» (Дубровский, 1966а,б, с. 234). Именно поэтому символы сеанса эмоционально-стрессовой психотерапии должны отличаться своей выраженной эмоционально-личностной насыщенностью и окрашенностью.

На сеансе определенные эмоциональные состояния рождаются впервые. Поэтому необходимо предупредить, что новорожденность некоторых психических состояний ведет к тому, что пациент «эмоционально распахивается» (термин К. Роджерса) – настолько, что его чувствительность к смыслу символа возрастает. Тогда он «рикошетно» воспринимает как символы собственные, так и символы других пациентов, принимая от них положительную энергетику символов. Это явление можно назвать состоянием «глобального символизма». Присутствие таких эмоционально отзывчивых пациентов значительно облегчает работу психотерапевта.

Но существует и другая категория пациентов. У них ситуация сеанса может вызвать обострение психологической защиты и тогда символ, предназначенный им, должен быть «тонким, как лезвие бритвы», сугубо индивидуальным. И требуется его безошибочное попадание. Сеанс – первая «очная» встреча психотерапевта и пациента, когда больные еще не защищены опытом работы и привычкой. Поэтому важно, чтобы такой символ создал первый опыт саногенной психической защищенности.

Более подробно рассмотрим некоторые символы. Эмоционально-стрессовое назначение сеанса, манера поведения пациентов, насыщенные эмоциями ожидания, нуждаются в таких символах-обращениях, которые создают новые саногенные психические состояния.

Ярким примером такого обращения является символ «Сад прижился» из стихотворения А. Лесина «В Аутке»:

В Аутке, деревеньке старой,

В начале века, на заре,

Больной, всегда чуть-чуть усталый,

Сажал он сад на пустыре...

Сад прижился.

Это о Чехове. И все смыслы символа, которые содержат слова «сад прижился», может шифровать психотерапевт пациенту. Дана «канва» подтекста символа, «расшить» ее разными «нитками» может каждый говорящий и слушающий по-своему.

Рассмотрим смысловое наполнение этого символа. Например: «Сад прижился, несмотря ни на что!» – имеется в виду необходимость борьбы, упорства, веры в выздоровление для всех.

В нашем же конкретном случае символ «сад прижился» был предназначен для взрослого пациента, живущего в Крыму, неоднократно лечившегося, далеко не чеховского склада характера, с выраженной прагматической позицией, открыто заявившего о ней.

Прозвучали стихотворные строки... Фамилия писателя не названа, но оба (и слушающий, и говорящий) знают, о ком идет речь. В этот момент психотерапевт вступает с пациентом, который достаточно внушаем и сензитивен, в особый эмоциональный контакт. Для нашего пациента смысл символа звучит как прилюдное возвышение его терапевтом. Возникает такое психическое состояние, которое хочется продлить, а слова, по К. Роджерсу, – повторить, «сказать дважды». Слова «сад прижился», насыщенные аффективно-волевым и эмоциональным содержанием, вызывают массу ассоциаций врача и больного, параллельный поток эмоций. «Сад прижился» («ты заговоришь сейчас... здесь... на людях...») – и от этого у обоих чувство радости, гордости, желание полета.

Необходимо отметить, что символ воспринимается и всеми участниками группы. В данном случае срабатывает метод «рикошета». Символ также утверждает, поддерживает лично и самого психотерапевта, дает ему внутреннюю уверенность в своих силах, в методике: «сад прижился», т.е. зерно, брошенное на сеансе, должно прорасти в ходе дальнейшей работы группы.

Таким образом, центральным звеном сеанса является сочетание индивидуального и общего подхода к больным. С одной стороны, о каждом человеке говорится так, что он сразу понимает – «это обо мне». С другой стороны, группа – это объединение конкретных людей (в индивидуальном содержится общее), и необходимо особое искусство сказать так, чтобы все члены группы почувствовали свое единство и близость.

«Постепенно состояние всех ребят все больше "входило в резонанс", по-моему, происходило взаимное усиление эмоционального подъема – за счет общности состояния. Мы, как будто крепко взявшись за руки, стали подниматься на высокую гору и овладели ею» (из дневника Р.Н.).

Механизм воздействия психических состояний, рождаемых лечебными символами, может быть объяснен следующими словами П.В. Симонова: «Больше всего на свете дорожите мгновенным перевоплощением в здорового человека. Важно испытать это мимолетное ощущение полного здоровья. Потом ваш мозг независимо от вас будет искать пути к однажды пережитому состоянию свободы от симптомов заболевания» (Симонов, 19626, с. 117).

Завершая разговор о сеансе эмоционально-стрессовой психотерапии, отметим, что психотерапевтическое воздействие нуждается в постоянно обновляющемся эксперименте, в поиске инвариантных характеристик, опорных пунктов, параметров, значений, что является обратной стороной задачи нахождения утонченных индивидуальных оценок. Следует подчеркнуть, что встречные действия больных и их творческий вклад мы понимаем как реальное служение разработке поставленной проблемы.

Дата добавления: 2014-11-24 | Просмотры: 2125 | Нарушение авторских прав