АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Систематический самоанализ: предварительные сведения

Внешнее отличие систематического самоанализа от эпизодического анализа себя может проистекать из того простого факта, что систематический самоанализ предполагает более частую работу, он также берёт в качестве отправной точки какое-либо частное затруднение, которое человек хочет устранить, но в отличие от эпизодического самоанализа при систематическом самоанализе это затруднение снова и снова рассматривается в ходе всего процесса, а не удовлетворяется отдельным решением. Однако, хотя это описание и является формально корректным, оно упускает существенно важные отличия. Человек может периодически анализировать себя, но анализ все ещё будет оставаться эпизодическим, если не были выполнены определенные условия.

Более частая повторяемость является одним из отличительных факторов в систематическом самоанализе, но только одним. Более важное значение имеет признак непрерывности, доведение проблем до конца; отсутствие этого в примерах эпизодического самоанализа подчеркивалось в предыдущей главе. Это требует, однако, большего, чем всего лишь добросовестное подхватывание и тщательная проработка тех факторов, которые появляются в процессе анализа. В примерах, приведенных в предыдущей главе, люди были удовлетворены достигнутыми результатами самоанализа отнюдь не из-за своей поверхностности или безразличия. Продолжение анализа для раскрытия глубинных процессов неизбежно приведет к столкновению с «сопротивлениями», и к необходимости подвергнуться всевозможным болезненным сомнениям и переживаниям, и к необходимости вести трудную борьбу с противоборствующими силами. А это требует иного настроя, отличного от того, который годится для эпизодического самоанализа. Там побудительным мотивом является гнет некоторого явного расстройства и желание устранить этот гнет. Здесь, хотя работа начинается при наличии сходного гнета, основной побудительной силой выступает непреклонное желание человека вступить в борьбу с собой, желание развиваться и исследовать все, что может препятствовать такому развитию. Это дух безжалостной правдивости по отношению к самому себе, и человек может преуспеть в исследовании себя лишь в той мере, в которой возобладает такой настрой.

Конечно, имеется различие между желанием быть честным и способностью быть таковым. Сколько угодно раз человек будет неспособен соответствовать требованиям этого идеала. Некоторым утешением, однако, может служить тот факт, что никакого анализа не требовалось бы, если бы человек всегда был кристально ясен для себя. Далее, способность быть честным станет постепенно возрастать, если он будет довольно постоянно вести анализ. Каждое преодоленное препятствие означает завоевание дополнительной территории внутри себя самого и поэтому делает возможным движение к следующему препятствию с большей внутренней силой и уверенностью.

Чувствуя растерянность относительно пути достижения способности быть честным, человек, анализирующий себя, каким бы добросовестным он ни был, может приниматься за эту работу с некоторым «искусственным» жаром. Например, он может решить отныне анализировать все свои сновидения. А сновидения, по Фрейду, самый легкий путь к достижению бессознательного. Это, конечно, верно. Но, к сожалению, это такая дорога, которая очень легко теряется, если нет полного знания всей территории вокруг неё. Для каждого, кто пробует свои силы в толковании сновидений, не обладая некоторым пониманием факторов, действующих внутри него в это время, эта деятельность является блужданием наугад, игрой в прятки. И тогда толкование может очень легко выродиться в интеллектуальные догадки, даже если само сновидение весьма прозрачно.

Даже простое сновидение допускает различные истолкования. Например, если мужу снится смерть его жены, это сновидение может выражать глубокую бессознательную враждебность. С другой стороны, то же сновидение может означать, что муж хочет уйти от жены и так как чувствует себя неспособным сделать этот шаг, то её смерть представляется ему единственным возможным решением: в этом случае данное сновидение не обязательно является выражением ненависти. Или, наконец, оно может быть желанием смерти, вызванным мимолетным чувством гнева, который был вытеснен и нашел своё выражение в сновидении. Возникающие проблемы различны в этих трех толкованиях. В первом случае вопросом будет выяснение причин для ненависти и для её вытеснения. Во втором случае это будет вопрос о том, почему человек, который видит такое сновидение, не находит более адекватного решения. В третьем же случае толкование требует выяснения реальных обстоятельств, вызвавших чувство гнева.

Другим примером может служить сновидение Клары во время того периода, когда она пыталась разрешить проблему зависимости от своего друга Питера. Ей приснилось, что её обнял другой мужчина и сказал, что любит её. Он нравился ей, и она чувствовала себя вполне счастливой. Питер находился в комнате и смотрел в окно. Из содержания сновидения можно сразу предположить, что Клара собиралась уйти от Питера к другому мужчине, и сновидение было, таким образом, выражением её противоречивых чувств. Или же это сновидение могло выражать желание, чтобы Питер был менее сдержанным в выражении своих чувств, как этот мужчина в её сновидении. Или же оно могло символизировать веру в то, что переход к другой привязанности решит проблему её болезненной зависимости; в этом случае сновидение будет попыткой избежать действительного решения этой проблемы. Оно также могло выражать её желание иметь выбор: оставаться ли ей с Питером или нет, – выбор, которого у неё в действительности не было из-за связывающих её с ним уз.

Если достигнут некоторый прогресс на пути к пониманию себя самого, тогда сновидение может дать подтверждение некоторого предположения; или же сновидение может заполнить пробел в собственных знаниях; или же оно может открыть новое и неожиданное направление. Но если картина затуманена сопротивлением, то сновидение, скорее всего, не прояснит сути дела, Оно может прояснить суть дела, но само также может быть столь запутанным образом переплетено с не осознанными ещё человеком отношениями, что не поддастся истолкованию и только усилит путаницу.

Эти предупреждения, конечно, не должны никого удерживать от попыток анализировать свои сновидения. Например, сновидение Джона насчет клопов оказало определенную помощь ему в понимании его чувств. Ловушка, которой следует избегать, представляет собой лишь одностороннее сосредоточение на сновидениях, без учета других наблюдений, в равной степени ценных. Не менее важно предупредить и об обратном: часто мы непреодолимо заинтересованы не принимать сновидение всерьез, причем именно за счет своей гротескности или преувеличения само сновидение может способствовать тому, что заключенная в нём информация будет игнорироваться. Так, первое сновидение, которое будет представлено в следующей главе, в связи с самоанализом Клары, действительно достаточно отчетливо покажет запутанность её отношений с любимым, и все же мы увидим, что она отнесется к этому сновидению весьма поверхностно. И причиной этого было то, что у неё имелись довольно веские причины, чтобы не позволить себе вникнуть во внутренний смысл этого сновидения. И это не какая-то исключительная ситуация.

Таким образом, сновидения являются важным источником информации, но лишь одним из нескольких источников. Так как я не буду возвращаться к толкованию сновидений, за исключением примеров, я сделаю здесь небольшое отступление, упомянув о двух принципах, которые полезно иметь в виду. Первым является то, что сновидения дают не фотографическую статическую картину чувств или взглядов, мнений, но являются в первую очередь выражением тенденций. Верно, что сновидение может открыть нам более ясно, чем жизнь и состоянии бодрствования, каковы наши истинные чувства: любовь, ненависть, подозрение или печаль; вытесняемые наяву, они могут свободно проявляться в сновидениях, Но более важной характеристикой сновидений является, как это выразил Фрейд, то, что снами управляет логика желаний. Это не означает, что в снах обязательно представлены сознательные желания или же что они прямо олицетворяют что-то, что мы рассматриваем как желаемое. «Логика желаний» скорее заключена в подразумеваемом, а не видимом содержании сновидения. Другими словами, сновидения дают выражение нашим стремлениям, потребностям и часто представляют собой попытки решения конфликтов, волнующих нас в данное время. Они являются скорее игрой эмоциональных сил, чем простой констатацией фактов. Если два сильных противоречащих друг Другу стремления сталкиваются между собой, результатом может быть тревожное сновидение.

Так, если человек, к которому на уровне сознания мы относимся с любовью или уважением, снится нам в виде отвратительного или смешного создания, мы должны искать ту потребность, которая заставляет нас принижать этого человека, а не делать поспешное заключение, что данное сновидение обнаруживает наше скрытое мнение о нем. Если пациент видит себя в образе полуразвалившегося дома, который уже бесполезно чинить, то это сновидение, несомненно, может выражать его беспомощность, но главный вопрос будет заключаться в том, почему он заинтересован представлять себя именно таким образом. Не является ли это установкой на поражение, желательное для него как наименьшее зло? Или же это сновидение является выражением мстительного упрека в свой собственный адрес, упрека, в котором отразилось ощущение, что раньше нужно было что-то для себя делать, а теперь уже слишком поздно?

Второй принцип, который следует упомянуть здесь, заключается в том, что сновидение не будет понято до тех пор, пока мы не сможем связать его с тем, что его действительно спровоцировало. Недостаточно, например, опознать в сновидении унизительные тенденции или мстительные побуждения вообще. Всегда должен ставиться вопрос о том, что именно вызвало сновидение, в ответ на что оно появилось. Если эта связь может быть открыта, мы узнаем многое о том, какой конкретный тип случая или события символизирует для нас угрозу или оскорбление, и о тех бессознательных реакциях, которые оно вызвало.

Другой путь проведения самоанализа является менее искусственным, чем одностороннее сосредоточение на сновидениях, но в то же самое время является, как казалось, слишком самонадеянным. Побуждение человека честно смотреть на самого себя обычно проистекает из осознания того, что его счастью или работоспособности мешает некоторое выраженное расстройство, такое, как периодические депрессии, хроническая усталость, хронические запоры функционального характера, общая застенчивость, бессонница, продолжающийся всю жизнь внутренний запрет на сосредоточение на работе. И он, вероятно, попытается предпринять лобовую атаку на расстройство как таковое и предпримет нечто вроде «блицкрига». Другими словами, он может попытаться добраться до бессознательных факторов, служащих причиной его расстройства, почти ничего не зная о структуре своей личности. Результатом в лучшем случае будет то, что некоторые разумные вопросы придут ему в голову. Если его частное расстройство связано, например, с внутренним запретом на работу, он может спросить себя, а не является ли он слишком честолюбивым, действительно ли ему нравится работа, которую он выполняет, не считает ли он свою работу повинностью и не восстает ли скрытно против неё. Он очень скоро завязнет в этих вопросах и решит, что анализ абсолютно не помогает. Но здесь только его вина, и её нельзя перекладывать на психоанализ. «Блицкриг» никогда не являлся хорошим методом в психологических проблемах, а «блицкриг», который абсолютно не подготовлен, не пригоден ни для какой цели. Он будет похож на попытку атаковать территорию, не проведя предварительной разведки местности. Частично это происходит из-за невежества в психологических вопросах, которое ещё так велико и столь широко распространено, что практически любой мог бы попытаться предпринять этот тупиковый ход. Возьмем человека с бесконечно сложным переплетением противоречивых стремлений, страхов, защит, иллюзий; его неспособность сконцентрироваться на работе есть общий результат суммы этих факторов. А он думает, что может искоренить эту неспособность посредством прямого действия, так же просто, как он выключает электрическое освещение? До некоторой степени такое ожидание основано на логике желания: ему хотелось бы быстро устранить эту неспособность, мешающую ему и беспокоящую его; и ему хочется верить, что, кроме этого явно выраженного нарушения, все остальное в порядке. Он не хочет понять, что явно выраженное расстройство – это всего лишь показатель того, что в самой основе его отношения к себе самому и к другим что-то неблагополучно.

Конечно, ему важно устранить у себя явное нарушение, и, несомненно, ему не надо притворяться, что он не заинтересован в этом, искусственно исключая данное желание из своих мыслей. Но он должен хранить мысль об устранении этого расстройства где-то на периферии своего сознания, как зону, которая со временем будет исследована. Он должен уже очень хорошо познать себя, прежде чем хоть мельком сможет бросить взгляд на природу своего конкретного затруднения. По мере того как он будет продолжать накопление этих знаний, он постепенно соберет элементы, вовлеченные в расстройство, если он восприимчив к внутренним смыслам своих находок,

В известном смысле, однако, расстройства могут изучаться непосредственно, ибо можно узнать довольно много из простого наблюдения за колебаниями в их интенсивности. Ни одно из таких хронических расстройств не сохраняет постоянно одинаковую силу. Влияние, которое они оказывают, будет уменьшаться и усиливаться. Вначале человек будет в неведении относительно тех условий, которые отвечают за эти спады и подъемы. Он может даже быть убежден, что нет никаких скрытых причин, и может думать, что такие колебания лежат в самой «природе» данного расстройства. Но, как правило, это – заблуждение. Если человек будет наблюдать внимательно, он то тут, то там найдет факторы, которые способствуют ухудшению или улучшению его состояния. Когда же он хоть раз уловит намек на природу влияющих факторов, он сможет более чутко вести дальнейшие наблюдения и, таким образом, постепенно получит общую картину существенных условий.

Итогом этих соображений является та банальная истина, что, если вы хотите анализировать себя, вы не должны изучать только ярко освещенные места. Вы должны использовать каждую возможность поближе узнать того незнакомого или малознакомого человека, которым являетесь вы сами. Это, между прочим, не метафорическое выражение, ибо большинство людей очень мало знают о себе и лишь постепенно узнают, в какой степени неведения относительно себя они раньше жили. Если вы хотите узнать Нью-Йорк, вам не достаточно будет всего лишь взглянуть на него с высоты Эмпайр Стейт Билдинг. Вы пройдете по лежащему ниже Ист-Сайду; прогуляетесь вдоль Центрального парка; вы возьмете лодку, чтобы обогнуть Манхэттен; поедете автобусом по Пятой авеню и посмотрите ещё многое другое. Возможности познакомиться с самим собой представятся сами, и вы будете замечать их при условии, что и в самом деле хотите узнать этого странного человека, который живет вашей жизнью. Тогда вы будете крайне удивлены, увидев, что раздражаетесь без всякой видимой причины, что подчас не можете принять решения, что когда-то вели себя отвратительно, даже не желая того, что у вас по неведомой причине пропал аппетит или, наоборот, вас мучил зверский голод, что вы не могли заставить себя ответить на письмо и т.п. Все эти бесчисленные наблюдения представляют собой огромное число входов на неизведанную территорию вашего «Я». Вы начинаете изумляться самому себе – что также составляет начало всякой мудрости – и посредством свободных ассоциаций пытаетесь понять смысл этих эмоциональных расстройств.

Наблюдения, ассоциации и вопросы, которые они поднимают, являются сырым материалом. Но работа над ним требует времени, как его требует любой анализ. В профессиональном психоанализе для него выделяется ежедневно или через день определенный час. Такая организация практически целесообразна, но она также имеет и определенное внутреннее преимущество. Пациенты с легкими невротическими наклонностями могут без ущерба для себя видеть психоаналитика только тогда, когда испытывают определенные затруднения и хотят обсудить с ним свои проблемы. Но если бы пациенту, находящемуся в тисках тяжелого невроза, посоветовали приходить к психоаналитику только тогда, когда он действительно этого хочет, он бы, скорее всего, стал пропускать сеансы, особенно в тех случаях, когда имел бы сильные субъективные причины для этого, то есть всегда, когда у него возникало «сопротивление». Это означает, что он был бы вне контакта с аналитиком именно тогда, когда на самом деле максимально нуждался в помощи и когда могла бы быть проделана наиболее конструктивная работа. Другая причина для регулярных посещений пациентом психоаналитика связана с необходимостью до некоторой степени сохранять непрерывность, которая составляет суть любой систематической работы.

Оба довода в пользу регулярности – уловки сопротивлений и необходимость сохранения непрерывности – применимы, конечно, также и к самоанализу. Но здесь я сомневаюсь, будет ли соблюдение постоянного часа для самоанализа отвечать этим целям. Различия между профессиональным психоанализом и самоанализом не следует приуменьшать. Для любого человека гораздо легче приходить в назначенное время к психоаналитику, чем приступить к работе самостоятельно, потому что в нервом случае он сильнее заинтересован в соблюдении назначенного времени: он не хочет быть невежливым. получить упрек за то, что не пришел из-за «сопротивления», не хочет терять ту ценность, которую может иметь для него этот час, не хочет платить за время, выделенное для него, но не использованное им. Давление такого рода отсутствует в случае самоанализа. Любое количество дел. по видимости или действительно не терпящих отлагательства, будет мешать занятию анализом в специально отведенное для этого время.

Заранее определить постоянное время для самоанализа невозможно также и из-за причин, совершенно не связанных с проблемой сопротивлений. Человек может быть склонен анализировать себя в свободные полчаса перед обедом, но как помеху с раздражением отбросит такую возможность перед уходом на работу. Или же он может не найти времени для анализа днем, но у него возникнут наиболее ценные, проясняющие ситуацию ассоциации во время вечерней прогулки перед сном. С этой точки зрения даже регулярные условленные встречи с психоаналитиком имеют определенные недостатки. Пациент не может видеть психоаналитика всякий раз, когда имеет к тому особое побуждение или готовность поговорить с ним, но должен появиться в кабинете психоаналитика в назначенное время, даже если его пыл выразить себя угас. Это неудобство едва ли может быть устранено из-за ряда внешних обстоятельств, но нет никакой веской причины, по которой его следовало бы также перенести и на самоанализ, где эти обстоятельства не присутствуют.

Ещё одно возражение по поводу обязательной регулярности в самоанализе заключается в том, что этот процесс не должен превратиться в «обязанность». Присущий понятию «обязанность» смысл лишит самоанализ спонтанности, этого наиболее драгоценного и наиболее необходимого элемента. Нет особенно большого вреда в том, что человек заставляет себя выполнять свои ежедневные служебные обязанности, когда у него нет желания выполнять их, но в психоанализе безразличие, апатия сделают его непродуктивным. Такая опасность может также существовать и в профессиональном психоанализе, но там она может быть преодолена интересом психоаналитика к пациенту и самим фактом совместной работы. В самоанализе с безразличием, вызванным чрезмерным давлением регулярности, не так легко отравиться, и это безразличие вполне может быть причиной прекращения самоанализа.

Поэтому регулярность в самоанализе не самоцель, а скорее средство, которое служит двум целям – сохранению непрерывности и преодолению сопротивлений. Сопротивления пациента не устраняются тем, что он является в назначенное ему время в приемную психоаналитика; его приход просто дает возможность психоаналитику помочь пациенту понять действующие факторы. Строгая пунктуальность также не является гарантией того, что пациент не будет перескакивать с одной проблемы на другую, достигая лишь фрагментарного, отрывочного осознания себя; его пунктуальность гарантирует лишь непрерывность работы в целом. В самоанализе эти требования также являются существенно важными, и в следующей главе я буду говорить о том, как их можно выполнить разумно. Здесь же важно отметить лишь то, что они не требуют жесткого расписания работы с собой. Если некоторая нерегулярность в работе заставит человека уклониться от рассмотрения проблемы, она сама догонит его. Более мудро позволить самоанализу течь незаметно, даже если на это потребуется больше времени, до тех пор пока человек не ощутит, что он сам хочет к нему обратиться. Самоанализ должен оставаться другом, на которого можно положиться, а не классным наставником, заставляющим нас каждый день получать хорошие отметки. Излишне говорить, что это предупреждение против навязчивой регулярности не подразумевает отсутствия усердия в этом деле. Так же как дружбу нужно поддерживать, если мы хотим, чтобы она была значимым фактором в нашей жизни, так и аналитическая работа над собой может приносить свои плоды только тогда, когда мы относимся к ней серьезно.

Наконец, независимо от того, насколько подлинно человек воспринимает самоанализ как помощь в саморазвитии, а не быстро действующую панацею, нет никакой пользы от его решимости с неотступной последовательностью проводить эту работу вплоть до конца своих дней. У него будут периоды очень интенсивной работы над проблемой, подобной той, которая описана в следующей главе. Но у него будут и другие периоды, в которые аналитическая работа над собой отойдет на задний план. Он все ещё будет вести наблюдения за той или иной поразительной реакцией и пытаться понять её, продолжая таким образом процесс узнавания себя, но с заметно меньшей интенсивностью. Он может быть поглощен личной работой или коллективной деятельностью; он может заниматься борьбой с внешними трудностями; он может быть сосредоточен на налаживании тех или иных взаимоотношений: его просто могут меньше беспокоить его психологические проблемы. В такие периоды само течение жизни является более важным, чем анализ, и она делает собственный вклад в развитие человека.

Метод работы в самоанализе не отличается от метода работы с психоаналитиком в том отношении, что в их основе лежат свободные ассоциации. Эта процедура довольно полно обсуждалась в главе 4, а некоторые её аспекты, имеющие более конкретное отношение к самоанализу, будут добавлены в главе 9. Работая с психоаналитиком, пациент рассказывает всё, что бы ни пришло ему на ум; работая же в одиночку, он начинает анализ с того, что просто подмечает свои ассоциации. Фиксирует ли он свои ассоциации лишь мысленно или же записывает их – это вопрос индивидуального предпочтения. Некоторые могут лучше сосредоточиться, когда пишут, другие считают, что их внимание при письме рассеивается. В длинном примере, приводимом в главе 8, некоторые цепи ассоциаций были записаны, некоторые были просто подмечены, а зафиксированы на бумаге лишь спустя некоторое время.

Без сомнения, есть определенные преимущества в записи ассоциаций. Это способствует большей концентрации внимания. Например, делая коротенькие пометки – записывая ключевые слова каждой ассоциации, – человек выстраивает строгую цепочку, исключающую возможность пропустить мысль или чувство как несущественные. Но самым большим преимуществом записей является то, что они дают возможность вернуться к ним впоследствии. Часто человек пропускает важную связь с первого раза, но может заметить её позднее, когда более глубоко и подробно продумает содержание своих записей. Находки или вопросы, оставшиеся без ответа, которые не слишком осели в памяти, часто забываются, а возвращение к записям может оживить их. Или же, используя записи, человек может увидеть свои старые находки в новом свете. Он также может обнаружить, что не сделал заметного продвижения вперед и, в сущности, находится в той же самой точке, где был несколько месяцев назад. Эти две последние причины делают желательным кратко записывать находки и основные пути, ведущие к ним, хотя к этим находкам в принципе можно прийти, и не ведя записей. Главная трудность в ведении записей – это то, что мысли текут куда быстрее движения ручки по бумаге и это приводит к необходимости записывать лишь ключевые слова.

Если большая часть работы проделана в письменной форме, сравнение с дневником почти неизбежно, и уточнение этого сравнения может также помочь полнее осветить некоторые характерные черты психоаналитической работы. Сходство с дневником напрашивается само собой, особенно если последний является не просто отчётом о том, что происходило, но отражает эмоциональные переживания и мотивы. В то же время дневник в лучшем случае является честной записью сознательных мыслей, чувств и мотивов. То новое, что может открывать дневник, относится скорее к эмоциональным переживаниям, неизвестным для внешнего мира, а не к переживаниям, о которых не знает сам автор дневника. Когда Руссо в своей «Исповеди» хвастался честностью, разоблачая свои мазохистские переживания, он не открыл ничего, чего бы он сам не осознавал; он просто описал то, что обычно хранится в тайне. Далее, в дневнике, если в нем вообще имеет место какой-либо поиск мотивов, последний не идет дальше той или иной догадки общего типа, которая если и имеет какое-либо значение, то очень небольшое. Обычно в дневнике не делается никакой попытки проникнуть глубже уровня сознания. Калбертсон, например, в книге «Странные жизни одного человека» честно описал своё раздражение и угрюмое отношение к своей жене, но не дал ни малейшего намека на их возможные причины. Эти замечания не следует понимать как критику дневников или автобиографий. Они имеют свою ценность, но по самой своей сути они отличаются от исследования себя. Никто не может одновременно рассказывать о себе и в то же самое время погружаться в свободные ассоциации.

Нужно упомянуть ещё и то, что дневник часто как бы глядит одним глазом па возможного будущего читателя – будет ли таковым сам автор дневника или же более широкая аудитория. Однако любое такое оглядывание на последующие поколения неизбежно уменьшает возможность сообщения о себе чистой, непредвзятой правды. В таком случае умышленно или неумышленно, но писатель слегка ретуширует свой образ. Некоторые факторы он целиком опустит, сведет до минимума собственные недостатки или же обвинит в них других, охраняя при этом кого-то от возможного разоблачения. То же самое произойдет тогда, когда он записывает свои ассоциации, рассчитывая на успех у читателей. Тогда он совершит все те грехи, которые сведут на нет всю ценность свободных ассоциаций. Что бы он ни записывал на бумагу, всё должно служить только одной цели – познать себя.

Глава 8

Дата добавления: 2015-09-03 | Просмотры: 413 | Нарушение авторских прав