АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

НЕВРОТИЧЕСКИЕ РАССТРОЙСТВА В ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ

Хотя основной упор в этой книге делается на интрапси-хические процессы, представляя их, мы не могли отделить их от межличностных. Мы не могли сделать это, потому что в действительности между ними существует постоян­ное взаимодействие. Даже вначале, вводя понятие поиска славы, мы видели в нем такие элементы, как потребность превосходить других или испытывать триумф над ними, которые прямо касаются межличностных отношений. Невротические претензии, хотя и вырастают из внутрен­них потребностей, главным образом направлены на дру­гих. Мы не могли обсуждать невротическую гордость без того воздействия, которое ее уязвимость оказывает на че­ловеческие взаимоотношения. Мы видели, что любой ин-трапсихический фактор может быть экстернализован, и как радикально этот процесс модифицирует наши установ­ки по отношению к другим. Наконец, мы обсудили наибо­лее специфические формы, которые принимают взаимоот­ношения людей в каждом из главных решений базальных конфликтов. В этой главе я хочу от специфического вер­нуться к общему и сделать краткий систематический об­зор того, как в принципе система гордости влияет на наше отношение к другим.

Прежде всего система гордости отделяет невротика от Других, делая его эгоцентричным. Во избежание непони­мания скажу, что под эгоцентричностью я не имею в виду эгоизм в смысле учета только собственной выгоды. Невро­тик может быть бессердечно эгоистичным или неэгоистич­ным — в этом нет ничего характерного для всех неврозов.

19*

Но он всегда эгоцентричен в том смысле, что погружен в себя. Это не обязательно лежит на поверхности: он может быть одиноким волком или жить для других и посред­ством других. Тем не менее в любом случае он живет сво­ей личной религией (своим идеализированным образом), выполняет собственные законы (свои долженствования), за оградой из колючей проволоки своей гордости, с соб­ственной охраной, защищающей его от опасностей изнут­ри и извне. В результате он не только все сильнее эмоци­онально изолируется, но ему все труднее становится ви­деть других людей как индивидов с их собственной, отлич­ной от его правотой. Они подчинены его главной заботе — самому себе.

К этому моменту представление о других затуманивает­ся, но еще не искажается. Однако в системе гордости дей­ствуют другие факторы, которые даже еще более ради­кально мешают ему видеть других такими, какие они есть, и вносят позитивные искажения в его видение людей. Мы не можем разделаться с этой проблемой, бойко сказав, что, конечно, наше представление о других туманно в той же степени, что и наше представление о себе. Хотя это в целом верно, тем не менее вводит в заблуждение, так как пред­полагает простую параллель между искаженным видени­ем других и себя. Мы можем получить более точную и всестороннюю картину искажений, если исследуем вызы­вающие их факторы в системе гордости.

Актуальные искажения происходят отчасти из-за того, что невротик видит других в свете потребностей, порож­даемых системой гордости. Эти потребности могут быть прямо направлены на других или косвенно влиять на ус­тановки по отношению к ним. Его потребность в восхище­нии превращает их в восхищающуюся публику. Его по­требность в магической помощи наделяет их таинственны­ми магическими способностями. Его потребность быть правым делает их виновными и подверженными ошибкам-Его потребность в триумфе делит их на последователей И

противников-интриганов. Его потребность безнаказанно задевать их делает их «невротиками». Его потребность преуменьшать себя превращает их в гигантов.

Наконец, он видит других в свете своих экстернализа­ций. Он не ощущает своей самоидеализации, вместо этого он идеализирует других. Он не испытывает своей тирании, но другие становятся тиранами. Самая релевантная эк-стернализация — это ненависть к себе. Если в этом преоб­ладает активная тенденция", он склонен видеть других презренными и заслуживающими порицания. Если что-то идет не так, это их вина. Они должны быть совершенны­ми. Им нельзя доверять. Их надо измененить и исправить. Так как они бедные заблуждающиеся смертные, он дол­жен принять за них богоподобную ответственность. В слу­чае, если преобладает пассивная экстернализация, в суде сидят другие, готовые обвинить и осудить его. Они подав­ляют его, жестоко относятся к нему, принуждают и запу­гивают его. Они его не любят, он им нежелателен. Он дол­жен умиротворять их и соответствовать их ожиданиям.

Среди всех факторов, искажающих видение невроти­ком других, экстернализация, вероятно, занимает первое место по своей эффективности. И это тот фактор, который ему в себе сложнее всего признать. Ибо, согласно его ожи­даниям, другие являются такими, какими он их видит в свете своих экстернализаций, а он просто реагирует на них таких, какие они есть. Он не чувствует, что реагирует на то, чем сам их наделяет.

Экстернализаций еще труднее распознать потому, что °ни часто смешаны с его реакциями на других на почве его потребностей или фрустрации этих потребностей. Было бы, например, несостоятельным обобщением говорить о том, что всегда в основании раздражения на других лежит экстернализация нашего гнева на себя. Только тщатель-ньщ анализ конкретной ситуации позволяет нам разли­чить, испытывает человек и в какой степени ярость по от­ношению к себе или действительно злится на других, ска­жем, за фрустрацию своих претензий. Наконец, конечно,

его раздражение может вырастать из обоих источников. Анализируя себя или других, мы всегда должны уделять беспристрастное внимание обеим возможностям, то есть мы не должны предпочитать одно или другое объяснения. Только тогда мы постоянно видим те пути, которыми они влияют на наше отношение к другим, и в какой степени.

Но даже если мы осознаем, что вносим в наши отноше­ния что-то им не принадлежащее, это не предотвращает экстернализации. Мы можем отказаться от них только в той мере, в какой мы «возвращаем их» себе и способны переживать конкретный процесс в себе.

Мы можем грубо выделить три пути, которыми экстер­нализации могут искажать видение других. Искажения могут быть результатом наделения других чертами, кото­рых у них нет или есть в минимальной степени. Невротик может видеть в них абсолютно идеальных людей, наделяя их богоподобным совершенством и силой. Он может видеть их презренными и виновными. Он может превращать их в гигантов и карликов.

Экстернализация может также делать человека слепым к существующим достоинствам и недостаткам других людей. Человек может переносить на них свои собствен­ные (неосознанные) табу на эксплуатацию и ложь и, таким образом, не видеть в них даже очевидных намерений эк­сплуатировать и обманывать. Или, подавив собственные положительные чувства, он может быть не в состоянии признать в других существующие дружелюбие и предан­ность. Он тогда будет склонен рассматривать их как лице­меров и держаться настороже, чтобы не быть вовлеченным в такие «маневры».

Наконец, его экстернализации могут делать его прони­цательным по отношению к определенным тенденциям, которые действительно есть у других людей. Так, один пациент, в своих представлениях обладающий всеми хри­стианскими добродетелями и слепой к выраженным хищ­ническим тенденциям в себе, быстро замечал лицемерные установки в других, особенно претензии на доброту и лю-

бовь. Другой пациент, с непризнаваемыми им склонностя­ми к неверности и предательству, был бдителен к таким тенденциям у других. Эти случаи кажутся противореча­щими моему утверждению об искажающей силе экстерна­лизации. Не будет ли правильнее сказать, что экстернали­зация может и то, и другое: делать человека особенно сле­пым или особенно проницательным? Я так не считаю. Ту проницательность, которой он может обладать в распозна­вании определенных качеств, сводит на нет их личная важность для него. Из-за этого они так разрастаются, что обладающий ими индивид почти исчезает как индивид и превращается в символ определенной экстернализованнои тенденции или тенденций. В результате.взгляд на всю личность настолько односторонен, что, бесспорно, иска­жен. Естественно, этот последний вид наиболее сложен для признания в качестве экстернализации, так как сам пациент всегда может найти убежище в том «факте», что в конечном счете все его наблюдения точны.

Все упомянутые факторы — потребности невротика, его реакции на других и его экстернализации — делают для других сложным иметь с ним дело, по крайней мере в лю­бых близких взаимоотношениях. Сам невротик видит это иначе. Так как в его глазах все его потребности и вытека­ющие из них претензии законны, если вообще осознают­ся, а его экстернализации — просто реакции на существу­ющие в других установки, он обычно не осознает таких сложностей, а чувствует, что с ним жить легко. Хотя и вполне понятная, но все-таки иллюзия.

Настолько, насколько им позволяют собственные про­блемы, другие люди часто стараются жить в мире с самым явно невротичным членом семьи. И здесь опять его экстер­нализации являются величайшей помехой для таких уси­лий. Так как экстернализации по самой своей природе не Имеют никакого или почти никакого отношения к дей­ствительному поведению других людей, те против них беспомощны. Например, они могут прийти к согласию с

воинствующе праведным человеком, не противореча ем и не критикуя, заботясь о его одежде и пище именно так как он того хочет, и т.д. Но сами их старания могут выз' вать у него самообвинения, и он может начать ненавидеть других, дабы защититься от собственного чувства вины (ср. мистер Хикс в «Комете Айсмана»).

В результате всех этих искажений значительно усили­вается испытываемое невротиком по отношению к другим чувство небезопасности. Хотя в собственных представле­ниях он может быть убежден в том, что проницательно наблюдает за другими, что знает их, что его оценки других людей всегда верны, — все это в лучшем случае может быть только отчасти истинным. Наблюдения и критичес­кий ум не заменяют той внутренней уверенности в от­ношении других, которой обладает человек, реалистично воспринимающий себя как себя, а других как других и не подверженный в своей оценке других возможным компуль-сивным потребностям. Даже при растущей неуверенно­сти по отношению к другим невротик может быть в состо­янии довольно точно описывать их поведение и даже не­которые невротические механизмы, если он обучен внима­тельному наблюдению за другими людьми. Но существу­ющая неуверенность обязательно проявится в его отноше­ниях с ними, если он подвержен чувству неуверенности, вызванной всеми этими искажениями. Тогда оказывается, что достигнутая им путем наблюдений и умозаключении картина и основанная на них оценка не обладают устойчи­востью. Существует слишком много субъективных факто­ров, вступающих в игру и способных быстро изменить е отношение. Он легко может ополчиться против кого-то, кому относился с большим уважением, или утрати нему интерес, а кто-то другой может так же внезапно

расти в его глазах.

Среди множества способов, которыми проявляете^ кая внутренняя неуверенность, два оказываются

ленными достаточно регулярно и довольно неза конкретных невротических структур. Индивид не

висимы от

знает,

_он находится по отношению к другому человеку и где

ходится тот по отношению к нему. Он может называть го дрУ^г0М> ^{но слово} утратило для него свой глубокий мысл. Любой спор, любой слух, любая неверная интер­претация чего-либо сказанного, сделанного или упущенно­го другом может вызвать не только временное сомнение, но потрясти самые основы взаимоотношений.

Вторым достаточно распространенным случаем являет­ся неуверенность относительно доверия или веры. Она про­является не только в слишком большом или слишком ма­лом доверии, но и в незнании в душе того, в каком отно­шении другой человек заслуживает доверия и где его гра­ницы. Если эта неуверенность становится интенсивнее, у него нет ощущения того, способен ли другой человек со­вершать порядочные или подлые поступки или совершен­но не способен, даже если он тесно связан с этим человеком годами.

В своей фундаментальной неуверенности в отношении других он, как правило, склонен ожидать худшего — со­знательно или неосознанно, — потому что система гордо­сти также усиливает его страх перед людьми. Его неуве­ренность тесно переплетена с его страхами, потому что, если даже другие действительно представляют для него большую угрозу, его страхи не вспыхивали бы так легко, если бы его картина других не была искажена. Наша бо­язнь других, вообще говоря, зависит от их власти повре­дить нам и от нашей беспомощности. Система гордости значительно усиливает оба этих фактора. Вне зависимос-

°т того, насколько бушует на поверхности самоуверен-°сть, внутри система гордости ослабляет человека. Преж-

всего она делает это через отчуждение его от себя само-' ^Но также и через его презрение к себе и вызываемые им

Утренние конфликты, которые разрывают его на части, чина — в его возросшей уязвимости. Он становится

вимым со многих сторон. Так мало надо, чтобы уязвить

гордость, или вызвать у него чувство вины, или презре-^к себе. Природа его претензий такова, что они обяза-

тельно будут фрустрированы. Его равновесие так неустой чиво, что оно легко может быть нарушено. Наконец экстернализации и собственная враждебность к другим вызванная ими и другими факторами, делают других бо' лее грозными, чем они есть на самом деле. Все эти страхи отвечают за его основную оборонительную установку по _От ношению к другим, принимает ли она более агрессивную или более умиротворяющую форму.

При рассмотрении всех упомянутых до сих пор факто­ров поражает их сходство с составляющими базальной тревожности, которая, повторим, есть чувство изолирован­ности и беспомощности перед потенциально враждебным миром. Таково в действительности влияние системы гор­дости на человеческие взаимоотношения: она усиливает базалъную тревожность. То, что во взрослом невротике мы осознаем как базальную тревожность, является не ба­зальной тревожностью в ее изначальной форме, а тревож­ностью, достаточно модифицированной добавками, приоб­ретенными за годы действия внутрипсихических процес­сов. Она стала сложной установкой по отношению к дру­гим, детерминированной более сложными факторами, чем участвовавшие первоначально. Точно так же, как ребенку вследствие его базальной тревожности приходится нахо­дить способы взаимодействия с другими людьми, взрос­лый, в свою очередь, тоже должен находить такие спосо­бы. И он находит их в описанных нами главных решени­ях. Хотя они имеют сходство с ранними решениями дви­жения к людям, от них или против них и отчасти из ни вытекают, в действительности эти новые решения У ^ тупчивость, экспансивность и уход — отличаются по с структуре от старых. Детерминируя формы человеческ взаимоотношений, они являются, главным образом, Р нием внутрипсихических конфликтов.

В завершение скажем, что, усиливая базальну вожность, система гордости одновременно наделяет др ^ людей сверхзначимостью через генерируемые ею

Поугие становятся для невротика сверхважными и просто необходимыми во многих отношениях. Он ждается в них для прямого подтверждения тех вымыш-нных ценностей, которые он без оснований приписал ебе (восхищения, одобрения, любви). Его невротические чувства вины и презрения к себе лежат в основе насущной потребности в оправдании себя. Но сама ненависть к себе, породившая эти потребности, делает почти невозможным самостоятельное нахождение такого оправдания в соб­ственных глазах. Он может найти его только у других. Он должен доказать им, что обладает какими-то особыми до­стоинствами, ставшими важными для него. Он должен показать им, какой он хороший, какой счастливый, какой умный, какой могущественный и что он может сделать для них или ради них.

К тому же, будь то ради его активного стремления к славе или ради его мстительности, он нуждается и дей­ствительно получает значительную часть своего побужде­ния к действию от других. Это наиболее резко выражено у уступчивого типа, который едва ли что-то может делать самостоятельно и ради собственной пользы. Но насколько активным и энергичным был бы более агрессивный тип, если бы не побуждение производить впечатление на дру­гих, бороться с ними и побеждать их? Даже бунтующий тип еще нуждается в других, в тех, против кого он восстает Ради высвобождения своей энергии.

И последнее, но не по значимости. Невротик нуждает­ся в других, чтобы защититься от собственной ненависти ^{к се}°е. Фактически получаемое им от других подтвержде­ние его идеализированного образа так же, как и возмож-°сти оправдать себя, тоже укрепляют его против ненави-^{Ти к} себе. Кроме того, во многих очевидных и неочевид-Ых отношениях он нуждается в том, чтобы другие умень-^{Или ег}о тревогу, вырастающую из ненависти или презре-^{я к} °ебе. И главное: если бы не другие, он не смог бы вос-^п°льзоваться

Ты.

своим самым могучим средством самозащи-

экстернализациями.

Таким образом, получается, что система гордости вно­сит фундаментальное рассогласование в его человеческие отношения: он ощущает себя отдаленным от других лю­дей, не чувствует определенности в отношении них, боится их, враждебен к ним и тем не менее испытывает жизнен­но важную нужду в них.

Все факторы, нарушающие человеческие взаимоотно­шения в целом, неизбежно действуют и в любовных взаи­моотношениях, как только те становятся чуть длительнее. Это утверждение с нашей точки зрения очевидно, но о нем необходимо сказать, так как многие люди ошибочно счи­тают, что хороши любые любовные взаимоотношения, ес­ли только партнеры получают сексуальное удовлетворе­ние. На самом деле сексуальные отношения могут помочь временно облегчить напряжение или даже укрепить вза­имоотношения, основанные преимущественно на невроти­ческой основе, но не делают их более здоровыми. Следова­тельно, обсуждение невротических сложностей, которые могут возникать в браке или партнерских взаимоотноше­ниях, ничего не добавило бы к уже описанным принци­пам. Но внутрипсихические процессы оказывают также определенное влияние на смысл и функции для невроти­ка любви и секса. И в заключение этой главы я хочу пред­ставить некоторый общий взгляд на природу этого влия­ния.

Значение и важность, которые имеет для невротика лю­бовь, слишком сильно меняются в зависимости от вида решения, чтобы можно было делать обобщения. Но регу­лярно присутствует один беспокоящий фактор — его глу­боко укоренившееся чувство, что он не может быть люби­мым. Я говорю здесь не о его ощущении, что его не любит тот или иной конкретный человек, а о его уверенности, которая может вырастать в бессознательное убеждение, что никто не любит и не может когда-либо полюбить его. Или он может верить, что другие любят его за его внеш­ность, голос, за помощь или сексуальное удовлетворение,

которое он им дает. Но они не любят его за него самого, потому что он просто недостоин любви. Если доказатель­ства противоречат этой вере, он склонен по разным осно­ваниям отбрасывать их. Может быть, этот конкретный че­ловек одинок, или ему нужно на кого-то опереться, или он склонен к снисходительности и т.д.

Но вместо того чтобы пытаться действительно преодо­леть эту проблему, если он ее осознает, он обращается с ней двумя неопределенными способами, не замечая, что они противоречат друг другу. С одной стороны, он склонен крепко придерживаться иллюзии, даже если его не особо заботит любовь, что когда-нибудь где-нибудь он встретит «правильного» человека, который его полюбит. С другой стороны, он принимает ту же установку, что и в отноше­нии уверенности в себе: он рассматривает достойность любви как качество, не зависящее от существующих дос­тойных любви качеств. И так как он отделяет это качество от своих личностных качеств, он не видит никакой воз­можности его изменения в будущем развитии. Он склонен, следовательно, принимать фаталистическую установку и рассматривать свою недостойность любви как мистичес­кий, но неизменный факт.

Уступчивый тип легче всего осознает свое неверие в лю­бовь и, как мы видим, упорно старается культивировать в себе достойные любви качества или, по крайней мере, их видимость. Но даже он, со своей всепоглощающей заинте­ресованностью в любви, не идет спонтанно к корням воп­роса: что именно дает ему убеждение в том, что он недо-стоен любви?

Оно возникает из трех основных источников. Один из них — нарушение способности самого невротика любить. Эта способность обязательно нарушается всеми фактора­ми, которые мы обсуждали в этой главе: его слишком боль­шой поглощенностью собой, слишком большой уязвимо­стью, слишком большой боязнью людей и т.д. Эта связь Между ощущением себя достойным любви и способностью любить самому, хотя довольно часто признается интеллек-

туально, очень для немногих из нас имеет жизненное зна чение. Однако на самом деле, если у нас хорошо развит способность любить, нас не беспокоит вопрос, достойны мь любви или нет. И не имеет решающего значения, действи тельно ли нас любят другие.

Второй источник ощущения невротиком себя недостой­ным любви — его ненависть к себе и ее экстернализации До тех пор пока он неприемлем для себя, достоин ненави­сти и презрения, он не может, вероятно, поверить, что кто-то другой может его любить.

Эти два источника, сильные и всеобъемлющие при не­врозах, ответственны за то, что в терапии нелегко устра­нить ощущение себя недостойным любви. Мы можем на­блюдать существование этого чувства у пациента и иссле­довать его следствия для любовной жизни. Но оно может уменьшиться только в той мере, в какой уменьшается сила этих источников.

Третий источник вносит свой вклад не так прямо, но его важно упомянуть по другим причинам. Он заключается в ожидании невротиком от любви большего, чем она может дать в самом лучшем случае («совершенной любви»), или ожидании чего-то иного, чем она может дать (например, она не может избавить его от ненависти к себе). И так как никакая любовь, которую он получает, не может соответ­ствовать его ожиданиям, он склонен чувствовать, что его «реально» не любят.

Конкретные виды ожиданий любви различны. Вообще говоря, они отвечают многим, часто противоречивым невро­тическим потребностям, а в случае уступчивого типа всем его невротическим потребностям. И эта реальность любви, будучи поставленной на службу невротическим по­требностям, делает ее не только желательной, но и краин необходимой. Таким образом, в любовной жизни мы нахо дим то же рассогласование, которое существует и в о ла ти человеческих взаимоотношений невротика в целом-росшая потребность и сниженная способность к ней.

Возможно, проведение слишком жестких границ меж-v любовью и сексом так же далеко от истины, как и слиш­ком тесное связывание их (Фрейд). Однако, поскольку при неврозах сексуальное возбуждение и желание чаще отде­лены от чувства любви, я хочу немного прокомментиро­вать роль, которую играет в них сексуальность. При не­врозах у сексуальности сохраняются ее естественные функции средства физического удовлетворения и интим­ного человеческого контакта. Хорошее сексуальное функ­ционирование многое добавляет к чувству уверенности в себе. Но при неврозах все эти функции разрастаются и приобретают иную окраску. Сексуальные действия начи­нают освобождать не только от сексуальноего напряже­ния, но и от разнообразных видов несексуального психи­ческого напряжения. Они могут служить орудием катали-зации презрения к себе (в мазохистических действиях) или средством отреагировать мучение себя путем сексуаль­ного унижения или подвергания мучениям других (сади­стская практика). Они образуют один из наиболее частых способов устранения тревоги. Сами люди часто не осозна­ют такой связи. Они могут даже не осознавать, что испы­тывают определенное напряжение или тревогу, а просто испытавать возрастающее сексуальное возбуждение или желание. Но в анализе мы можем точно наблюдать эту связь. Например, пациент может близко подойти к пере­живанию ненависти к себе, и внезапно появляются планы или фантазии переспать с какой-то девушкой. Или он может говорить о некоторой своей слабости, которую глу­боко презирает, и иметь садистские фантазии о подверга-^нию мучениям кого-то слабее себя.

Естественные сексуальные функции установления ин­тимного человеческого контакта также часто принимают ^пРеувеличенные размеры. Хорошо известен факт, что для Устраненных людей сексуальность может являться един-ценным мостиком к другим людям, но это не ограничи-^ается очевидным замещением человеческой близости. Это Р°является и в поспешности, с которой люди кидаются в

сексуальные связи, не давая себе возможности разобрать ся, есть ли у них что-нибудь общее, или развить любовь _и понимание. Конечно, возможно, что эмоциональное роя ство возникает позднее. Но чаще этого не происходит, по тому что обычно первоначальная спешка является призна ком того, что они слишком заторможены, чтобы развить хорошие человеческие взаимоотношения.

Наконец, нормальная связь между сексуальностью и уверенностью в себе заменяется связью между сексуально­стью и гордостью. Сексуальное функционирование, соб­ственная привлекательность или желанность, выбор парт­нера, количество или разнообразие сексуальных пережи­ваний — все это становится делом более гордости, чем желаний и удовольствия. Чем больше личный фактор в любовных отношениях отступает и возрастает чисто сек­суальный, тем больше бессознательная забота о том, дос­тоин ли он любви, подменяется сознательной заботой о привлекательности ¹.

Эти разросшиеся функции сексуальности при неврозах совсем не обязательно ведут к более экстенсивным, чем у сравнительно здорового человека, сексуальным действи­ям. Так может быть, но они могут вести и к большей затор­моженности. В любом случае трудно проводить сравнение со здоровым человеком из-за большого разнообразия, даже в диапазоне «нормы», сексуальной возбудимости, интен­сивности и частоты сексуальных желаний и форм сексу­альных проявлений. Однако есть одно важное отличие. Подобно тому, как мы обсуждали в отношении воображе­ния ², сексуальность становится на службу невротическим потребностям. По этой причине она часто обретает чрезмер ную значимость в том смысле, что эта значимость выр тает из несексуальных источников. К тому же по то причине сексуальные функции могут легко нарушать Здесь страхи, здесь множество запретов, сложные пр

гомосексуальности и перверсии. Наконец, из-за того, о сексуальные действия (включая мастурбацию и фан-зии) и их особые формы детерминированы, по крайней мере отчасти, невротическими потребностями и табу, они часто компульсивны по природе. Все эти факторы могут приводить к тому, что невротичный пациент вступает в сексуальные отношения не потому, что хочет, а потому, _ЧТо должен угождать своему партнеру; потому, что ему ну­жен знак того, что его хотят и любят; потому, что он дол­жен устранить некоторую тревогу; потому что он должен доказывать свои мастерство и силу и т.д. Другими слова­ми, сексуальные отношения детерминированы не столько его реальными желаниями и чувствами, сколько влечени­ем к удовлетворению некоторых компульсивных потреб­ностей. Даже в отсутствие какого-либо намерения унизить партнера, тот перестает быть индивидуумом и становится сексуальным «объектом» (Фрейд) ¹.

Детали того, как невротик обращается с этими пробле­мами, варьируют в таком широком диапазоне, что я не могу даже пытаться обрисовать здесь все возможности. Специфические сложности, существующие по отношению к любви и сексу, являются в конечном счете только од­ним из проявлений тотальных невротических наруше­ний. Кроме того, вариации столь разнообразны, потому что их природа зависит не только от структуры невротическо­го характера индивида, но и от конкретных партнеров, которые у него были или есть.

Это может казаться избыточным определением, так как ^аналитические знания говорят, что чаще, чем считалось прежде, выбор партнеров происходит бессознательно. Правомерность этой концепции может действительно де­монстрироваться вновь и вновь. Но мы двигались в направ-^ении другой крайности, предполагая, что каждый парт-

Анг-

¹ См. обсуждение презрения к себе в главе 5.

² См. главу 1.

¹ Подходя к предмету с точки зрения сексуальной морали, лийский философ Джон Макмюррей (Macmurray J., Reason ana Emotion. Faber and Faber Ltd., London, 1935) делает эмоциональ-^НУЮ искренность критерием ценности сексуальных отношении.

нер выбирается индивидуально, а такое обобщение невер­но. Его нужно уточнить в двух направлениях. Мы долж­ны сначала задать вопрос о том, кто делает «выбор». Соб­ственно говоря, слово «выбор» предполагает способность выбирать и способность знать партнера, который выбира­ется. У невротика обе способности ограничены. Он спосо­бен выбирать только в той степени, в какой его картина других не искажена обсуждаемыми нами многочисленны­ми факторами. В этом строгом смысле здесь нет или очень мало того, что заслуживало бы названия выбора. То, что имеется в виду под названием «выбор партнера», — это ощущение привлекательности человека, возникшее на основе его главных невротических потребностей: гордос­ти, потребности доминировать или эксплуатировать, по­требности сдаваться и т.д.

Но даже в этом определенном смысле у невротика не­много шансов «выбрать» партнера. Он может жениться, потому что это то, что надо делать, и он может быть на­столько отдален от себя и отстранен от других, что женит­ся на человеке, которого ему просто привелось узнать не­много лучше, чем других, или на том, кто хочет выйти за него. Его самооценка может быть такой низкой из-за пре­зрения к себе, что он просто не может подойти к тем лю­дям противоположного пола, которые — хотя бы только по невротическим причинам — были бы привлекательны для него. Добавив к этим психологическим ограничениям то, что фактически он часто знает очень немного доступных партнеров, мы осознаем, насколько это остается делом слу­чайных обстоятельств.

Вместо попытки отдать должное бесконечному разно­образию эротических и сексуальных переживаний, выте­кающих из этих многообразных факторов, я просто ука­жу определенные общие тенденции, действующие в уста­новках невротика по отношению к любви и сексу. Он мо­жет быть склонен исключить любовь из своей жизни. Он может преуменьшать или отрицать ее значение или даже существование. Тогда любовь не кажется ему же-

ланной, ее скорее избегают или презирают как самообман и слабость.

Такая тенденция исключить любовь проявляется спо­койно, но решительно у ушедшего в себя, отстраненного типа. Индивидуальные различия внутри этой группы глав­ным образом касаются его установки по отношению к сек­суальности. Он может отдалить актуальную возможность не только любви, но и секса от своей личной жизни, как если бы они вовсе не существовали или не имели для него смыс­ла. По отношению к сексуальным переживаниям других он не испытывает ни зависти, ни неодобрения, но может про­являть хорошее понимание их, если у них неприятности.

У других могло быть несколько сексуальных связей в более молодые годы. Но они не проникают через броню их отстраненности, не были слишком значимы и увяли, не оставив желания получения дальнейшего опыта.

Для другого отстраненного человека сексуальные пере­живания важны и приятны. Он может вступать в сексу­альные отношения по многим разным поводам, но всегда осознанно или неосознанно быть настороже, чтобы не сформировалась привязанность. Природа таких преходя­щих сексуальных контактов зависит от многих факторов. Среди других факторов релевантны распространенность экспансивных или уступчивых тенденций. Чем ниже его самооценка, тем сильнее эти контакты будут ограничены людьми более низкого, чем у него, социального или куль­турного уровня, например проститутками.

Некоторые могут вступать в брак, даже быть в состоя­нии поддерживать приличные, хотя не слишком тесные взаимоотношения, при условии, что партнер тоже отстра­ненный. Если такой человек вступает в брак с кем-нибудь, с кем у него не так много общего, он, как правило, может терпеть ситуацию и стараться выполнять обязанности му-Жа и отца. Только если партнер слишком агрессивен, же­сток, садистичен и не дает ему уходить в себя, отстранен­ный человек может либо попытаться разорвать отноше­ния, либо вдребезги разбиться в них.

Высокомерно-мстительный тип исключает любовь бо­лее воинственным и деструктивным способом. Его общая установка по отношению к любви обычно унижающая и развенчивающая. В отношении его сексуальной жизни открываются две принципиальные возможности. Либо его сексуальная жизнь поразительно бедна, он может просто вступать в случайные сексуальные связи ради главной цели — снятия психического напряжения. Либо сексуальные отношения могут быть важны для него при условии, что он может дать свободный выход своим са­дистским импульсам. В этом случае он может либо уча­ствовать в садистских сексуальных действиях (которые могут быть наиболее возбуждающи для него и приносить ему удовлетворение) или быть напыщенным и сверхкон-тролирующим в своих сексуальных отношениях, но отно­ситься к своему партнеру в присущей ему садистской ма­нере.

Другая общая тенденция в отношении любви и секса заключается в исключении любви — а иногда и секса — из актуальной жизни, но при отведении ей выдающегося мес­та в своем воображении. Тогда любовь становится чув­ством столь возвышенным и небесным, что любая реаль­ность любви оказывается по сравнению с этим чувством мелкой и презренной. Э.Т.А.Гофман, мастерски описав­ший этот аспект в «Сказках Гофмана», называет любовь «этим страстным желанием бесконечности, которое венча­ет нас с небесами». Это заблуждение, внедренное нам в душу «через хитрость врага человеческого... что через лю­бовь, через плотское удовольствие может быть достигнуто на земле то, что существует в наших сердцах только как обещанное на небесах». Следовательно, любовь может осу­ществляться только в фантазиях. В его интерпретации Дон Жуан деструктивен по отношению к женщинам, по­тому что «каждая измена любившей невесте, каждая ра­дость, уничтоженная жестоким ударом, поразившим лю­бящего... представляет собой возвышающий триумф над этим враждебным монстром, навсегда поднимающий со-

блазнителя над нашей ограниченной жизнью, над приро­дой, над Создателем».

Третья и последняя возможность, которую надо здесь упомянуть, — это чрезмерный акцент, ставящийся на любви и сексе в жизни. Любовь и секс тогда образуют глав­ную ценность жизни и, соответственно, прославляются. Мы можем здесь грубо провести различие между побежда­ющей и подчиняющейся любовью. Последняя логически развивается из уступчивого решения и была описана в этом контексте. Первая случается у нарциссического типа, если по особым причинам его влечение к господству сфо­кусировалось на любви. Тогда его гордость облекается в форму роли идеального и неотразимого любовника. Легко доступные женщины для него непривлекательны. Он дол­жен доказать свое господство завоеванием тех, кого по каким-то причинам трудно добиться. Завоевание может заключаться в совершении полового акта, или же человек может добиваться полного эмоционального подчинения. Когда эти цели достигнуты, его интерес пропадает.

Я не уверена, что это краткое описание, сконцентриро­ванное на нескольких страницах, передаст степень и ин­тенсивность влияния, оказываемого интрапсихическими процессами на человеческие взаимоотношения. Осознавая все их влияние, мы должны модифицировать определен­ные ожидания, обычно затаенные, относительно полезного воздействия, которое могут оказывать лучшие человечес­кие отношения на неврозы или, в более широком смысле, на развитие человека. Эти ожидания состоят из предвос­хищения того, что изменения в окружении человека — брак, сексуальные связи, участие в любой групповой дея­тельности (в общине, в религиозных, профессиональных группах и т.д.) — помогут человеку перерасти свои невро­тические сложности. В аналитической терапии эти ожида­ния выражаются убеждением, что основной целебный фактор содержится в возможности пациента устанавли­вать с аналитиком хорошие взаимоотношения, то есть те, в которых отсутствуют факторы, которые были в детстве

травматическими ¹. Это убеждение вытекает из разделяе­мой некоторыми аналитиками посылки, что неврозы прежде всего являются и продолжают оставаться наруше­ниями в человеческих взаимоотношениях и, следователь­но, могут быть исправлены переживанием хороших чело­веческих взаимоотношений. Другие упомянутые ожида­ния базируются не на столь четкой посылке, а, скорее, на самом по себе верном представлении о том, что человечес­кие взаимоотношения являются решающим фактором во всей нашей жизни.

Все эти ожидания оправданы по отношению к ребенку или подростку. Даже несмотря на то, что он может демон­стрировать определенные симптомы грандиозных пред­ставлений о себе, претензий на особые привилегии, ощу­щения себя легко уязвимым и т.д., он может быть доста­точно гибок в ответ на благоприятное человеческое окру­жение. Оно может сделать его менее опасливым, менее враждебным, более доверчивым, оно еще может повернуть развитие порочных кругов, все глубже вовлекающих его в невроз. Конечно, мы должны добавить словосочетание «более или менее», в зависимости от степени выраженно­сти нарушений у человека и от длительности, качества и интенсивности положительных влияний людей.

Такой благоприятный эффект на внутренний рост чело­века может иметь место и у взрослых при условии, что система гордости и ее следствия не слишком глубоко уко­ренились, или, выражая это позитивно, если идея саморе­ализации (в каких бы то ни было индивидуальных форму­лировках) все еще жизненна и имеет какой-то смысл.

⁴ Rioch J. M., The Transference Phenomenon in Psychoanalytic Therapy. Psychiatry, 1943.

«В этом процессе целебным является то, что пациент открыва­ет ту часть самого себя, которая была подавлена в период его дет­ских переживаний. Он может это сделать только в межличност­ных взаимоотношениях с аналитиком, которые подходят для та­кого повторного открытия... В личных взаимоотношениях между аналитиком и пациентом реальность постепенно становится "не­искаженной", Я переосмысливается».

Например, мы часто видели, как один супруг получает толчок в своем развитии, когда другой находится в процес­се анализа и меняется к лучшему. В таких случаях дей­ствует несколько факторов. Обычно подвергающийся ана­лизу партнер рассказывает об обретенном понимании, а другой может извлечь какую-то ценную информацию для себя. Видя собственными глазами, что изменение действи­тельно возможно, он будет поощряться к тому, чтобы сде­лать что-то себе на пользу. И, видя возможность лучших взаимоотношений, он будет испытывать побуждение пере­расти свои собственные неприятности. Аналогичные изме­нения могут происходить и без какого-либо участия ана­лиза, когда невротик вступает в тесный и длительный кон­такт с относительно здоровыми людьми. И здесь опять его развитие могут стимулировать множество факторов: пере­ориентация его системы ценностей, чувство принадлежно­сти и принятости, возможность ослабления экстернализа-ции и, таким образом, столкновения его с собственными проблемами, возможность принятия и извлечения пользы из серьезной и конструктивной критики и т.д.

Но эти возможности гораздо более ограничены, чем обычно полагают. Допуская, что опыт аналитика сужен тем, что он видит, в основном случаями, когда эта надежда не сбылась, я осмелюсь сказать на основе теории, что шан­сы слишком малы, чтобы в любом случае слепо на них полагаться. Мы видим вновь и вновь, что человек, застряв­ший на своем конкретном решении внутренних конфлик­тов, вступает во взаимоотношения с жестким набором пре­тензий и долженствований, чувством особой правоты и уязвленностью, с ненавистью к себе и экс/гернализациями, с потребностями в господстве, подчинении или свободе. Таким образом, взаимоотношения вместо того, чтобы быть теми условиями, в которых оба могут получать удоволь­ствие друг от друга и вместе расти, становятся средством Удовлетворения невротических потребностей. Такие отно­шения приносят невротику прежде всего эффект сниже­ния или увеличения внутреннего напряжения в соответ-

ствии с удовлетворением или фрустрацией его потребнос­тей. Например, экспансивный тип может лучше себя чув­ствовать и функционировать, когда он командует ситуаци­ей или окружен восхищенными учениками. Уступчивый тип может расцветать, когда он менее изолирован и чув­ствует себя нужным и желанным. Любой, кому знакомы невротические страдания, признает субъективную цен­ность таких улучшений. Но они отнюдь не обязательно являются признаком внутреннего роста человека. Чаще они просто указывают на то, что подходящее окружение может позволить человеку чувствовать себя сравнительно спокойно, даже если его невроз совсем не изменился.

Та же точка зрения приложима к ожиданиям более безличного вида, основанным на изменениях в институ­тах, экономических условиях, формах политических ре­жимов. Конечно, тоталитарный режим может успешно блокировать индивидуальный рост и по своей природе дол­жен быть нацелен на это. И, несомненно, только тот поли­тический режим заслуживает, чтобы к нему стремились, который дает как можно большему количеству людей сво­боду движения к самореализации. Но даже самые лучшие изменения во внешней ситуации сами по себе не вызовут индивидуального роста. Они могут только лишь обеспе­чить лучшую среду для этого.

Ошибка всех этих ожиданий лежит не в переоценке важности человеческих отношений, а в недооценке мощи внутрипсихических факторов. Хотя человеческие отноше­ния имеют выдающееся значение, они не обладают силой, чтобы вырвать с корнем систему гордости, крепко сидя­щую в человеке, который удерживает свое реальное Я вне коммуникации. В этом решающем аспекте система гордо­сти снова доказывает, что является врагом нашего роста. Самореализация не нацелена исключительно или даже главным образом на развитие особых талантов человека-В центре этого процесса — эволюция его возможностей как человеческого существа; следовательно, она включа­ет в себя — на центральном месте — развитие способнос­тей к хорошим человеческим отношениям.

Глава 13

НЕВРОТИЧЕСКИЕ НАРУШЕНИЯ В РАБОТЕ '

Нарушения в нашей рабочей жизни могут вырастать из многих источников. Они могут быть результатом внешних обстоятельств, например, экономического и политическо­го давления, нехватки покоя, уединения или времени, или же сложностей — возьмем такой более специфический случай нашего времени: писателя, который должен на­учиться выражать себя на новом языке. Сложности могут вытекать и из условий культуры, таких, как давление об­щественного мнения на человека, которое может побуж­дать его зарабатывать гораздо больше денег, чем ему дей­ствительно нужно, примером чего служат наши урбанизи­рованные бизнесмены. С другой стороны, для мексикан­ских индейцев такая установка не имеет смысла.

Однако в этой главе я собираюсь обсуждать не внешние трудности, а то, как невротические нарушения переносят­ся в работу. Ограничим тему еще больше: многие невроти­ческие нарушения работы связаны с нашими отношения­ми к другим людям — вышестоящим, подчиненным и рав­ным по положению. И хотя на самом деле мы не можем четко отделить их от проблем, касающихся самой работы, здесь мы по возможности опустим их и сосредоточим вни­мание на влиянии интрапсихических факторов на процесс работы и отношение индивида к нему. Наконец, невроти­ческие нарушения сравнительно незначимы в любой ру­тинной работе. Они возрастают в той степени, в которой

¹ Несколько параграфов этой главы взято из статьи Inhibitions in Work, American Journal of Psychoanalysis, 1948.

работа требует личной инициативы, точки зрения, ответ­ственности, уверенности в себе, изобретательности. Поэто­му я ограничусь в своих комментариях теми видами рабо­ты, для которых мы должны использовать свои личные ресурсы, творческой работой в самом широком смысле сло­ва. То, что говорится в примерах, взятых из художествен­ной или научной деятельности, приложимо также и к ра­боте учителя, домохозяйки и матери, бизнесмена, юриста, врача, профсоюзного деятеля.

Диапазон невротических нарушений в работе обширен, но, как мы сейчас увидим, не все эти нарушения пережи­ваются осознанно. Вместо этого многие отражаются на ка­честве выполняемой работы или ее продуктивности. Дру­гие выражаются в различных видах психического дистрес­са, связанного с работой, например необычном напряже­нии, усталости, истощении, страхах, панике, раздражи­тельности или осознанном страдании от запретов. В этом отношении существует только несколько главных доста­точно очевидных факторов, общих для всех видов невро­зов. Сложности, стоящие за присущими какой-то конкрет­ной работе факторами, никогда не исчезают, даже если они не очевидны.

Быть может, самая решающая предпосылка творческой работы — уверенность в себе — всегда стоит на шатком основании, независимо от того, насколько кажутся само­уверенными и реалистичными установки человека.

Редко адекватно оценивается то, что влечет за собой конкретная работа, — имеющиеся трудности скорее недо­оцениваются или переоцениваются. Как правило, нет и адекватной оценки ценности сделанной работы.

Условия, при которых работа может быть выполнена, в основном слишком ригидны. Они более своеобразны по виду и более ригидны по степени, чем обычно формирую­щиеся у людей рабочие навыки.

Из-за эгоцентричности невротика внутренняя связь с самой работой непрочна. Больше, чем сама работа, его

заботят вопросы о том, насколько он справлялся или как он должен ее выполнить.

Удовольствие и удовлетворение, которые обычно может приносить близкая по духу работе, обычно нарушены, так как работа чересчур принудительна, слишком обременена конфликтами и страхами или слишком субъективно обес­ценена.

Но как только мы оставляем такие обобщения и рас­сматриваем в деталях, как проявляются нарушения в ра­боте, мы бываем поражены различиями в разных видах неврозов гораздо больше, чем их сходством. Я уже упоми­нала различия в степени осознания имеющихся сложнос­тей и страдания от них. Но столь же разнообразны специ­фические условия, при которых работа может или не мо­жет быть выполнена. То же самое относится и к способно­сти осуществлять последовательные усилия, к риску, к планированию, к принятию помощи, к передаче работы другим и т.д. Эти различия в основном определяются глав­ными решениями внутрипсихических конфликтов, найден­ными личностью. Мы обсудим отдельно каждую группу.

Экспансивные типы безотносительно к своим специфи­ческим чертам склонны переоценивать свои способности и особые таланты. Они также склонны рассматривать выпол­няемую ими работу как единственно важную и переоцени­вать ее качество. Те, кто не разделяет их оценку этой дея­тельности, кажутся им либо не способными их понять (не мечи бисер перед свиньями), либо слишком завистливыми, чтобы воздать им должное. Любая критика, вне зависимо­сти от ее серьезности и добросовестности, в силу этого ощу­щается как враждебные нападки. И, вследствие необходи­мости подавлять любые сомнения в отношении себя, они склонны не проверять обоснованность критики, а сосредо­тачиваться на отражении ее тем или иным способом. По той же причине безгранична их потребность в любых формах признания их работы. Они склонны ощущать свое право на такое признание и негодовать, если его не предвидится.

В то же время их способность воздавать должное дру­гим, по крайней мере в своей области и в своей возрастной группе, крайне ограничена. Они могут открыто восхи­щаться Платоном или Бетховеном, но им сложно признать любого из современных философов или композиторов, и чем он современнее, тем большей угрозой оказывается это для их собственной уникальной значимости. Они могут быть сверхчувствительными к похвалам в чужой адрес в их присутствии.

Наконец, характерная для этой группы привлекатель­ность господства влечет за собой имплицитную убежден­ность в том, что просто не существует преград, которых они не могли бы преодолеть своей сильной волей или пре­восходящими способностями. Я думаю что, именно экс­пансивный тип первым придумал девиз, который можно найти в некоторых американских учреждениях: «Со слож­ностями мы разделываемся сразу, с невозможным — не­много позже». В любом случае, он принял бы это букваль­но. Потребность доказывать свое господство часто делает его находчивым и побуждает пытаться выполнять задачи, за которые другие берутся с осторожностью. Однако это влечет за собой недооценку существующих сложностей. Просто не существует таких сделок, которые он не смог бы быстро заключить, нет болезней, которые он не мог бы диагностировать с первого взгляда, нет докладов или лек­ций, которые он не мог бы прочитать сходу, нет неполадок в его машине, которые он не мог бы устранить лучше лю­бого механика.

Все эти факторы вместе: переоценка своих возможнос­тей и качества своей работы, недооценка других и суще­ствующих трудностей и его относительная непроницае­мость для критики объясняют, почему он часто не замеча­ет существующих неполадок по отношению к работе. Эти неполадки могут варьировать в зависимости от превалиро­вания нарциссических, перфекционистских или вы­сокомерно-мстительных тенденций.

Нарциссический тип, обычно находящийся во власти своего воображения, обнаруживает все вышеизложенные критерии в самом неприкрытом виде. Если исходить из примерно равной одаренности, он самый продуктивный из экспансивных типов. Но он может сталкиваться с разно­образными трудностями. Одна из них — разбросанность интересов и энергии. Это, например, женщина, которая должна быть совершенной хозяйкой, домохозяйкой, мате­рью, она также должна быть великолепно одета, активно участвовать в работе комитетов, заниматься политикой, и, кроме того, быть великой писательницей. Или же бизнес­мен, который, помимо участия во многих предприятиях, занимается обширной политической и общественной дея­тельностью. Когда в конце концов такой человек осозна­ет, что никогда не охватит всего, он обычно приписывает это множественности своих талантов. С плохо скрытым высокомерием он может выражать свою зависть тем менее удачливым парням, которые одарены только одним талан­том. Действительно, разнообразие способностей может быть вполне реальным, но не оно — источник его проблем. В их основе лежит упорный отказ признать существование пределов того, что он может совершить. Таким образом, временная решимость ограничить круг деятельности обычно непродолжительна. Вопреки всем свидетельствам он вскоре вновь возвращается к своему убеждению, что другие могут быть не в состоянии делать так много вещей, а он может, и в совершенстве. Ограничение активности имело бы для него привкус поражения и презираемой сла­бости. Перспектива уподобиться другим, с такими же огра­ничениями, для него унизительна и потому невыносима.

Другие нарцистические люди могут рассеивать свою энергию не путем слишком большого количества одновре­менных занятий, а путем последовательного начинания и забрасывания одного занятия за другим. У одаренных юношей это еще может выглядеть просто как потребность в периоде экспериментирования для того, чтобы найти, что именно их больше интересует. И только более при-

стальное исследование всей их личности в целом может показать, подходит ли такое простое объяснение. Они могут проявлять страстный интерес к театру, пробовать себя в качестве драматических актеров, иметь многообе­щающее начало — и вскоре бросить это. Затем они могут проходить такой же путь в написании стихов или в сель­ском хозяйстве. Затем они могут браться ухаживать за больными или изучать медицину с таким же крутым по­воротом от энтузиазма к потере интереса.

Но это же может происходить и у взрослых. Они могут очерчивать план большой книги, приводить в движение организацию, планировать громадные деловые проекты, работать над изобретением — но вновь и вновь их интерес угасает прежде, чем что-либо завершено. Их воображение нарисовало сияющую картину быстрого и привлекатель­ного достижения. Но их интерес ушел, как только они столкнулись с самой первой реальной трудностью. Одна­ко гордость не позволяет им признать, что они увиливают от проблемы. Таким образом, утрата интереса выступает средством сохранения своего лица.

В характерные для нарциссического типа лихорадоч­ные метания из стороны в сторону вносят свой вклад два фактора: его отвращение к тому, чтобы заниматься дета­лями в работе, и к последовательным усилиям. Первую установку можно заметить уже у невротичных школьни­ков. Они, например, могут быстро придумывать идеи со­чинения, но оказывают решительное бессознательное со­противление четкому и правильному письму. Такая же неряшливость может портить качество работы у взрослых. Они могут чувствовать, что в состоянии придумывать яр­кие идеи и проекты, а «детальную работу» должны выпол­нять обыкновенные люди. Следовательно, они не испыты­вают сложностей в передаче работы другим, если это воз­можно. И если у них есть работники или коллеги, которые могут реализовать их идеи, это может получиться хорошо. Если же они должны выполнять работу сами, такую, как написание статьи, создание одежды, составление юриди-

ческого документа, они могут ощущать работу завершен­ной к их собственному полному удовлетворению прежде, чем реальный труд по продумыванию идей, проверке, пе­репроверке и организации их хотя бы начнется. То же са­мое может происходить с пациентом в процессе анализа. И здесь мы, помимо общей грандиозности, видим другую детерминанту — страх увидеть себя в деталях.

Их неспособность осуществлять последовательные уси­лия вырастает из тех же корней. Особый сорт гордости относится к «превосходству без усилий». Их воображение пленяет слава драматичная, необычная, а скромные зада­чи повседневной жизни вызывают негодование как унизи­тельные. Напротив, они могут осуществлять спорадичес­кие усилия, быть энергичными и осмотрительными при непредвиденных обстоятельствах, растормошить любую компанию, с внезапной вспышкой энергии писать письма, которые скапливались месяцами и т.д. Такие спорадичес­кие усилия питают их гордость, а последовательные уси­лия оскорбляют ее. Любой Том, Дик и Гарри может чего-то добиться упорным трудом! Более того, пока никакие усилия не приложены, всегда существует отговорка, что они совершили бы нечто великое, если бы приложили настоящие усилия. Наиболее скрытое отвращение к пос­ледовательным усилиям связано с угрозой иллюзии нео­граниченного могущества. Предположим, кто-то намерен вырастить сад. Хочет он того или нет, он вскоре осознает, что сад не превращается в цветущий рай за одну ночь. Сад растет в той мере, в какой человек вкладывает в него свой труд. Такой же отрезвляющий опыт он получает при пос­ледовательной работе над статьей, при выполнении рек­ламной работы или преподавании. Существуют фактичес­кие пределы времени, энергии и того, что он может дос­тичь в этих пределах. Пока нарциссический тип держит­ся за свои иллюзии неограниченной энергии и безгранич­ных достижений, он неизбежно должен остерегаться стол­кновения с крахом своих иллюзий. Если же он не избежал этого, он должен испытывать раздражение от реальности

как от недостойного ярма. Такое негодование в свою оче­редь утомляет и изнуряет его.

Суммируя, можно сказать, что нарциссический тип, несмотря на хорошую квалификацию, часто разочаровы­вает качеством сделанной им работы, потому что, соглас­но своей невротической структуре, он просто не знает, как работать.

Сложности перфекционистского типа в некоторых от­ношениях противоположны. Он работает методично и ско­рее даже слишком тщательно занимается деталями. Но он так ограничен тем, что и как он должен сделать, что не остается места для оригинальности и спонтанности. Поэто­му он медлителен и непродуктивен. По причине своей взы­скательности к себе он легко перетруждается и истощается (что хорошо знакомо домохозяикам-перфекционисткам) и в результате заставляет страдать других. А поскольку он не менее требователен и к другим, его влияние на них час­то оказывается стесняющим, особенно если он находится в руководящей позиции.

У высокомерно-мстительного типа есть свои преиму­щества и обязательства. Среди всех невротиков он самый удовлетворительный работник. Не будь столь неуместно слово «страсть» по отношению к эмоционально холодному человеку, мы могли бы сказать, что у него страсть к рабо­те. Вследствие своих неумолимых амбиций и сравнитель­ной пустоты его жизни вне работы, каждый час, потрачен­ный не на работу, считается потерянным. Это не означает, что он получает от работы удовольствие (в сущности, он не способен получать удовольствие ни от чего), но работа и не утомляет его. Фактически он кажется неутомимым, как хорошо смазанная машина. Тем не менее, при всей его находчивости, эффективнности, а часто и остром крити­ческом уме, производимая им работа с большой вероятно­стью окажется бесполезной. Я здесь не имею в виду выро­дившихся представителей типа, которые заинтересованы лишь внешними результатами своей работы — успехом, престижем, триумфом — вне зависимости от того, произ-

водят ли они мыло, портреты или научные статьи. Но даже если его, кроме собственной славы, интересует и сама ра­бота, он часто будет оставаться на краю своей области, не двигаясь к сути дела. Например, будучи преподавателем или социальным работником, он больше будет интересо­ваться методами преподавания или социальной работы, чем детьми или клиентами. Он скорее может писать кри­тические обзоры, чем вносить что-то свое. Он может беспокоиться о том, чтобы полностью охватить все вопро­сы, которые могут возникать, так что за ним останется пос­леднее слово в данном вопросе, но не добавляет ничего сво­его. То есть оказывается, что ему важно скорее овладеть конкретным Предметом, чем обогатить его.

Из-за того, что высокомерие не позволяет ему воздавать должное другим, и из-за недостаточной продуктивности он с легкостью, не сознавая того, может присваивать идеи других людей. Но и они в его руках превращаются в нечто механическое и безжизненное.

В противоположность большинству невротиков он обла­дает способностью тщательно планировать и может совер­шенно ясно видеть дальнейшее развитие (по его собствен­ному мнению, его предсказания всегда точны). Таким об­разом, он может быть хорошим организатором. Однако несколько факторов умаляют эту способность. Он испыты­вает трудности в делегировании работы. Вследствие высо­комерного презрения к людям он убежден, что что-либо правильно делать может только он один. Кроме того, в организации он склонен работать диктаторскими метода­ми: запугивать и эксплуатировать, но не поощрять; гасить интерес и радость, но не возбуждать.

Благодаря долгосрочному планированию он сравни­тельно хорошо может противостоять временным помехам. Однако в ситуации серьезного испытания он может запа­никовать. Конечно, того, кто живет почти исключительно в категориях триумфа или поражения, возможное пораже­ние пугает. Но так как он должен быть выше страха, он начинает сильно злиться на себя за то, что боится. Кроме

'/2 20 Хорин К., т. 3

того, в подобных ситуациях (например экзамена) он начи­нает сильно злиться и на тех, кого считает участником суда над ним. Все эти эмоции обычно подавляются, а ре­зультатом внутреннего смещения могут быть такие психо­соматические симптомы, как головная боль, спазмы ки­шечника, сердцебиение и т.д.

Трудности уступчивого типа по отношению к работе почти зеркально противоположны трудностям экспансив­ных типов. Он имеет тенденцию ставить себе слишком низкие цели и недооценивает как свои способности, так и важность и ценность своей работы. Его мучают сомнения и самокритичность. Далекий от веры в то, что он может сделать невозможное, он склонен легко поддаваться ощу­щению «я не могу». Качество его работы не обязательно страдает, но он сам — всегда.

Уступчивые типы могут достаточно свободно себя чув­ствовать и хорошо работать, пока они работают на дру­гих: в качестве домохозяйки, экономки, секретаря, соци­ального работника, учителя, сиделки, ученика (для лю­бимого учителя). В этом случае на имеющиеся наруше­ния могут указывать одна или две часто наблюдаемые особенности. Во-первых, это могут быть заметные разли­чия между их работой в одиночку и с другими людьми. Например, работающий в поле антрополог может быть наиболее находчив при установлении контактов с тузем­цами, но совершенно теряться, когда дело доходит до формулирования его находок; социальный работник мо­жет проявлять компетентность в отношениях с клиента­ми или в качестве инспектора, но начинает паниковать при составлении отчета или акта с оценкой; ученик ху­дожника может совершенно замечательно рисовать в присутствии учителя, но в одиночку забывает все, чему научился. Во-вторых, люди этого типа могут в своей ра­боте оставаться на уровне, который на самом деле ниже их способностей. И им может никогда не прийти в голо­ву, что они зарыли талант в землю.

По разным причинам они могут что-нибудь начать де­лать сами. Они могут достичь положения, требующего написания чего-то или публичных выступлений; их соб­ственные (непризнанные) амбиции могут толкать их впе­ред к более независимым действиям, и самая здоровая и действенная причина — существующие у них таланты — могут в конце концов подтолкнуть их к адекватному само­выражению. И именно в тот момент, когда они пытаются выйти за узкие рамки, поставленные «процессом усыха-ния» в их структуре, начинаются реальные сложности.

С одной стороны, их требования совершенства столь же высоки, как и у экспансивного типа. Но в то время как последний с легкостью самодовольно наслаждается удов­летворением от достигнутого превосходства, уступчивый тип, со своей тенденцией непрерывно себя ругать, всегда беспокоится об изъянах в своей работе. Даже после удач­ного испытания (устройства вечеринки или прочтения лекции) они будут все-таки подчеркивать, что что-то забы­ли, нечетко акцентировали то, что хотели сказать, вели себя слишком мягко или же оскорбительно и т.д. Таким образом, они втягиваются в почти безнадежное сражение, в котором борются за совершенство, и в то же самое время наносят себе поражение. Вдобавок, требования превосход­ства подпитываются из особого источника. Присущие им табу на честолюбие и гордость заставляют их чувствовать себя «виноватыми», если они добиваются личных дости­жений, и искуплением этой вины служит только высшее достижение. («Если ты как музыкант не являешься совер­шенством, тебе лучше мыть полы».)

С другой стороны, если они нарушают эти самые табу или хотя бы чувствуют, что нарушают, они делаются само­деструктивными. Это тот же процесс, что я описала по отношению к конкурентным играм: как только этот тип осознает, что побеждает, он больше не может играть. Та­ким образом, он постоянно находится между дьяволом и морской бездной, между требованием достичь и необходи­мостью удержать себя внизу. '/г 20*

Наиболее заметна эта дилемма в том случае, когда кон­фликт между экспансивными и уступчивыми влечениями близок к поверхности. Возьмем, к примеру, художника, который, пораженный красотой какого-то предмета, пред­ставляет себе великолепную композицию. Он начинает писать. Первые наметки на холсте выглядят превосходно. Он в восторге. Но затем, было ли начало слишком хоро­шим (чего он не мог вынести), или же оно еще не достиг­ло совершенства первого образа, он ополчается против се­бя. Он пытается улучшить начатое. Оно становится хуже. Он впадает в неистовство. Он продолжает «улучшать», но палитра становится все тускнее и безжизненнее. И очень скоро картина погублена, он в отчаянии сдается. Через какое-то время он начинает новую картину только ради того, чтобы вновь пройти через тот же процесс агонии.

Точно так же писатель какое-то время может легко со­чинять, пока не осознает, что у него все очень здорово по­лучается. И здесь — конечно, без осознания того, что само удовлетворение тому виной — он начинает придираться к недостаткам. Возможно, он действительно столкнулся с трудностями в том, как должен действовать в какой-то ситуации его главный герой, однако, быть может, трудно­сти просто ярче проявились, ибо ему уже мешало деструк­тивное презрение к себе. В любом случае, он делается вя­лым, несколько дней не может заставить себя работать и в приступе гнева рвет в клочки последние страницы. В ночных кошмарах он может оказываться закрытым в ком­нате с маньяком, собирающимся его убить, — чистейшее и простейшее выражение убийственного гнева против са­мого себя ¹.

Дата добавления: 2015-09-03 | Просмотры: 608 | Нарушение авторских прав