АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

КОММЕНТАРИИ. ОБ ИСТОРИЧЕСКИХ ЖИЗНЕННЫХ ИДЕАЛАХ

^1* Знаменитый оратор и политический деятель Демосфен всю жизнь боролся за незави­симость родных Афин, против македонской гегемонии в Элладе, постоянно выступал против царя Филиппа и его сына, Александра Македонского, был вдохновителем ан­тимакедонских выступлений, в том числе вооруженных. После смерти Александра в Греции началось восстание, возглавленное Афинами, но в битве при Кранноне (322 г. до н. э.) антимакедонская коалиция была разбита, вожди ее казнены, а сам Демосфен покончил с собой.

^2* Намек на известное высказывание Энгельса: «Идеи, возникнув и овладев массами, становятся материальной силой, а затем претворяются в действительность».

^3* Шведский король Густав II Адольф, талантливый полководец, организатор и руково­дитель победоносных войн с Данией, Россией, Польшей, в 1630 г. вступил в Тридца­тилетнюю войну (1618— 1648) на стороне антигабсбургской коалиции и заслужил сре­ди своих единоверцев прозвище «Лев протестантизма». Тридцатилетняя война нача­лась как конфликт протестантских княжеств Германии и католиков, возглавляемых эрцгерцогами Австрии и императорами Священной Римской империи германской нации из дома Габсбургов; впоследствии эта война превратилась в общеевропейский конфликт, где некоторые немецкие протестантские князья поддерживали императо­ра, а против католиков Габсбургов в 1635 г. выступила католическая Франция, управляемая первым министром страны, кардиналом Римской Церкви Ришелье. Гус­тав II Адольф одержал целый ряд крупных побед и погиб в успешной для шведов битве при Лютцене в 1632 г. Благодаря его военной деятельности Швеция стала од­ной из мощных и влиятельных европейских держав. Внучатый племянник Густава II Адольфа Карл XII хотя и уделял определенное внимание реформам управления и развитию наук (дух Просвещения уже веял над Европой), но более всего стремился превзойти военную славу деда и большую часть жизни провел вне своего отечества, сражаясь в разных землях. Когда началась Северная война (1700—1721) между Швецией, с одной стороны, и Россией, Данией, Саксонией и Польшей — с другой, Карл XII, весьма способный военачальник, но более всего — блестящий авантюрист, одним ударом вывел из войны Данию, разбил Россию под Нарвой в 1700 г., в 1704 г. нанес поражение Польше и возвел там на трон своего ставленника, добился от им­ператора особых прав Швеции внутри Империи (со времен Тридцатилетней войны некоторые имперские земли, например, Восточная Померания, принадлежали Швеции). Он стремился добить последнего сопротивлявшегося врага — Россию, но в 1709 г. потерпел сокрушительное поражение под Полтавой. Однако и после этого Карл не сложил оружие, обосновался в Бендерах в принадлежавшей тогда Турции Бессарабии, пытался втянуть Оттоманскую империю в войну против России, поссо­рился с турками, которые вознамерились изгнать его из своих владений, с крохотной группой приближенных отбивался в Бендерах от десятитысячного турецкого войска, попал в плен, был выслан. В 1715 г. после пятнадцатилетнего отсутствия он вернулся на родину, но и там не успокоился, предприняв попытку отнять Норвегию у вла­девшей тогда этой страной Дании, и 30 ноября 1718 г. погиб при осаде норвежской крепости Фредрикстеен. Военная и политическая мощь Швеции была погублена на­всегда.

^4* Король Англии Карл I Стюарт в 1640 г. вступил в конфликт с Парламентом, и кон­фликт этот в 1642 г. вылился в гражданскую войну. В 1645 г. король был разбит пар­ламентской армией в битве при Несби, бежал, в 1647 г. оказался в плену и после ря­да перипетий предстал перед назначенным Парламентом судом, который признал Карла виновным как тирана, изменника и врага Отечества н приговорил его к смертной казни. На суде Карл держался с большим достоинством и отказался при­знать полномочия этого «самозваного», по его словам, судилища. В утро казни, 30 января 1649 г., он перед тем, как взойти на плаху, обратился к своему камердинеру: «Дайте мне вторую рубаху. На улице морозно, я могу задрожать от холода, а они по­думают — от страха». Последний предреволюционный король Франции Людо-

вик XVI, если верить воспоминаниям, написанным, правда, уже после завершения революции и восстановления монархии, еще задолго до революции (он взошел на престол в 1774 г., революция началась в 1789 г.) постоянно читал и перечитывал то место из Истории Англии британского историка Дэвида Юма, где говорилось о казни Карла I. Свергнутый с трона 10 августа 1792 г., низложенный король 11 января 1793 г. предстал перед судом Конвента (избранный после падения монархии Конвент должен был по закону разработать новую конституцию, но это учредительное собра­ние первым делом присвоило себе высшую власть в стране — в том числе и судеб­ную). 20 января король незначительным большинством был приговорен к немедлен­ной смертной казни как — та же лексика, что и в случае с Карлом I — «тиран и из­менник». Решение переголосовывалось трижды в разных формулировках и набирало большинство от 26 голосов до 1 (I) голоса. Людовик, вялый и нерешительный чело­век, спокойно выслушал приговор, крепко выспался, с аппетитом позавтракал, испо­ведался перед смертью (он был последним, кому революционные власти позволили это сделать) и 21 января 1793 г. спокойно лег на гильотину.

⁵* Славянофильство — течение русской общественной мысли с середины XIX в., от­стаивавшее идею о том, что славянские народы, в первую очередь русский, обладают особыми свойствами: общинным бытом, отсутствием внешних завоеваний, социаль­ной борьбы (во всяком случае, в начале своей истории), склонностью к самодержа­вию, православием; следовательно, они должны отличаться от народов Западной Ев­ропы также и своим историческим развитием, в котором нет места либерализму, парламентаризму и свободомыслию (тем более атеизму) западного типа. Славянофи­лы (греч. букв. «славянолюбы»), будучи в большинстве своем убежденными против­никами крепостного права, выступали против неограниченной частной собственно­сти крестьян на землю, видя в этом отступление от исконных общинных традиций русского народа. Впрочем, так полагали не только славянофилы; если оппоненты по­следних — так называемые западники — требовали абсолютного права для земле­дельца владеть и распоряжаться своим наделом, наподобие западного фермера, то многие российские политические мыслители и общественные деятели социалистиче­ской ориентации — народники и даже солидаризировавшийся с ними Маркс видели в общине русский путь к социализму. Правительство Александра Н, взявшись за ос­вобождение крестьян (3 января 1857 г. учрежден «Секретный комитет для обсужде­ния мер по устройству быта помещичьих крестьян» под председательством царя; 20 ноября и 5 декабря того же года изданы государевы рескрипты, в которых объявля­лось о грядущем освобождении и предлагались меры по подготовке и обсуждению соответствующих проектов, и т. д. вплоть до Манифеста об освобождении от 19 февраля 1861 г. — все даты даны по старому стилю), также поддерживало идею об­щинного землевладения, т. е. системы, при которой крестьянин является лишь поль­зователем земли, а верховным владельцем — община в целом. Крестьянская реформа пошла именно в этом направлении, но это объясняется никак не влиянием славяно­фильских идей: правительству легче было осуществлять административное и налого­вое воздействие не на отдельных крестьян, а на связанный круговой порукой кол­лектив.

^6* О Карле Смелом, его представлениях о чести, о наследственной мести французским королям см. Осень Средневековья (т. I настоящего издания), особенно с. 30 — 31, примеч. 45* к гл. I и др. Мать Карла Смелого Изабелла Португальская была по жен­ской линии внучкой Джона Гонта, герцога Ланкастерского, основателя Ланкастер­ской династии. Впрочем, во время войны Алой и Белой розы между Ланкастерами и Йорками Карл Смелый поддерживал не близких родственников, а их противников.

^7* Юга (санскр. «упряжка», «пара», «поколение») — в индуистской мифологии обозна­чение мирового периода. Древняя традиция насчитывает четыре юги: 1) критаюга (четверная юга), она же сатьяюга (благая юга), продолжающаяся 1.728.000 лет, когда люди наделены всевозможными достоинствами, царит всеобщее равенство, все по­клоняются одному божеству и существует лишь одна Веда (о ведах см. Homo ludeas, примеч. 14* к гл. I); 2) третаюга (тройная юга) — 1.296.000 лет, когда справедливость постепенно уменьшается, появляются пороки, но все строго соблюдают религиозные предписания, и именно тогда распространяются жертвоприношения; 3) двапараюга (двойная юга) — 864.000 лет, когда в мире начинают преобладать зло и пороки, лю­дей поражают недуги, одна Веда делится на четыре части, и уже не все люди способ­ны понять и исполнять ее; 4) калиюга (черная [т.е. дурная] юга), общей длительно­стью 432.000 лет, еще не завершенная (она началась в полночь с 17 на 18 февраля 3102 г. до н. э., и сейчас идет ее шестое тысячелетие), когда добродетель приходит в полный упадок, жизнь людей становится короткой, люди истребляют друг друга в войнах, правители грабят подданных, праведники бедствуют, преступники процвета­ют, женщины предаются распутству, всюду царят ложь, злоба и алчность, Веды на­ходятся в совершенном пренебрежении. По завершении цикла из четырех юг (одна махаюга, т. е. большая юга) все должно повториться сначала.

^8* Имеются в виду весьма популярные в фольклоре и низовой литературе позднего Средневековья рассказы о стране дураков Куканье (иные названия — фр. Cocagne, англ. Cocane, нем. Schlaraffenland), где все предаются абсолютной лени, изобилие достигается само собой, жареные гуси летают по небу и падают прямо в рот и т. д. и т. п.

^9* В дидактической поэме Труды и дни,принадлежащей согласно традиции основателю (наряду с Гомером) древнегреческой поэзии Гесиоду, жившему в конце VIII — начале VII в. до н. э., рассказывается миф о последовательно сменявшихся на земле веках, причем, как и в индийских югах (см. примеч. 7* к настоящей статье) от царства все­общего благоденствия мир идет к полному упадку. Однако нарисованная Гесиодом картина отлична от индийской, оценка земной истории не столь пессимистична: в череду сменяющих друг друга золотого, серебряного, медного и железного веков (это не просто метафора прогрессирующего ухудшения, но и как бы технологическое описание — потребные людям предметы в том или ином веке сделаны из соответст­вующего металла) вклинивается, между медным и железным, век героев, эпоха Ге­ракла, аргонавтов, Троянской войны, время тоже печально завершившееся — все ге­рои так или иначе погибли, — но давшее непревзойденные образцы мужества. В Ан­тичности довольно рано (по меньшей мере с V в. до н. э., а может быть и ранее) ми­фологические и эпические предания, в том числе легенды о золотом веке, вошли в историографию, понимались как сведения о реальных событиях, и это понимание разделяли и живший во II в. до н. э. в основном в Риме греческий историк Полибий и знаменитый римский историк конца I — начала II в. н. э. Публий Корнелий Тацит. Следует отметить, что в Античности предания о веках утвердились не только в Гесиодовом изложении: в I в. н. э. Овидий, пересказывая этот миф, не упоминает о ве­ке героев.

^10* Представления о царстве блаженных не были в античном мире четко и однозначно сформулированы и рассматривались в мифо-историческом, эсхатологическом и даже географическом аспектах. По Гесиоду, во времена золотого века царствовал мудрый и добродетельный Кронос (такому описанию совершенно не мешало то, что, соглас­но греческим мифам, Кронос, которому было предсказано, что его свергнет сын, пожирал собственных детей). В соответствии с возникшей не позднее VI в. до н. э. традиции Кронос, все же свергнутый своим сыном Зевсом и заключенный в подзем­ное царство — Тартар, примирился с сыном и воцарился на островах блаженных, расположенных на Западе, где вечное лето, земля родит сама, люди живут вечно или, во всяком случае, очень долго, не ведая болезней, и т. п. — словом, там, где продол­жается золотой век. Эти острова блаженных, о которых упоминает еще Гесиод, гре­ки помещали в Атлантическом океане, возможно, пользуясь весьма неточными све­дениями о Канарских островах, и, одновременно, считали их местом, куда после смерти попадут блаженные души. Вместе с тем пристанищем душ праведных считали Елисейские поля (Элисий, Элизиум), часть подземного царства мертвых — Аида (другая часть — упомянутый Тартар — предназначалась для мучений грешников). Прямых сведений о том, что Элизиумом правил Кронос, нет, но ученые второй по­ловины XIX — середины XX в. высказывали предположение (ныне большинством исследователей поставленное под сомнение), что царем мертвых был римский Са­турн, первоначально италийское божество с неясными функциями, в III в. до н. э. отождествленный с греческим Кроносом. Что же касается индийских преданий о Йаме (Яме), то сказанное Хёйзингой представляет собой результат исторической ре­конструкции. В древнеиндийских текстах Йама часто упоминается в перечнях богов, но сам он никогда не называется богом. Это первый смертный среди людей, и имен­но поэтому боги сделали его царем мертвых, владыкой и судьей подземного царства (не обители блаженных, ибо по индуистским верованиям люди после смерти возрож­даются в ином обличье и характер этого обличья — святого, царя или священной коровы либо раба, неприкасаемого или нечистого животного — как раз определяется Йамой, и лишь самые страшные грешники должны некоторое время до перерожде­ния мучиться в адских обителях). В древнеиранских мифах, зафиксированных пись­менно в начале I тыс. до н. э., упоминается Йима, первопредок человечества, созда­тель благ цивилизации, устроитель социальной организации общества, владыка мира в эпоху тысячелетнего золотого века. Безусловно, Йама и Йима — один и тот же персонаж, восходящий к эпохе индо-иранского единства не позднее III тыс. до н. э., однако, ученые спорят о том, какие черты Йамы и Йимы присутствовали в первона­чальном образе, а какие возникли позднее, после разделения протоарьев на индийцев и иранцев. Косвенные, но достаточно надежные археологические данные подтвер­ждают, что у иранцев Йима также был царем мертвых, но нет сведений о том, что индийский Йама правил во времена золотого века.

^11* См. Осень Средневековья (т. I настоящего издания), примеч. 5* к гл. XVI, и Homo ludens, примеч. 15* к гл. I.

¹²* Мотив мира, как мира внешнего, отсутствия войн между государствами, так и мира внутреннего, отсутствия распрей внутри государств, проходит через все творчество Данте. О мире для Флоренции, для всей Италии он грезит в Божественной Комедии. В латинском трактате Монархия, написанном в изгнании в Пизе около 1311 г., Данте рисует грандиозную, хотя и абсолютно утопическую картину всехристианской (в идеале - всемирной) монархии, представляющей собой, говоря современным язы­ком, федерацию существующих государств, возглавляемую мудрым и человеколюби­вым государем, перед которым все равны и в обязанности которого входит поддержание мира и справедливости.

^13* Мокша — одно из ключевых понятий индийской философии и этики. Человек в своем земном существовании, в нынешнем воплощении обязан пройти три этапа жизни, осуще­ствить три цели. Это: кама (наслаждение, включающее в себя физическую любовь), при­личествующая молодости; артха (польза, понимаемая как скрупулезное исполнение рели­гиозных, государственных и хозяйственных обязанностей, что приносит блага людям), по­лагающаяся человеку средних лет; дхарма (долг перед богами и всем Космосом, выполне­ние которого заключается в уходе из деятельной жизни, в аскетизме и отшельничестве). Если указанные три этапа пройдены надлежащим образом, что мало кому удается, если три цели — благо для себя, других и всего сущего — достигнуты, то достигнута и четвер­тая — мокша (освобождение, спасение), и человек вырывается из бесконечного процесса перерождений (сансара). Что же есть мокша в содержательном плане, разные мыслители понимали по-разному, то ли растворение индивидуального сознания в мировом, то ли ос­вобождение этого индивидуального сознания от материи, то ли выявление вечного «я» и многое другое.

¹⁴* Идеал евангельской бедности расцвел в XII-XIII вв. (историки связывают это с об­щим подъемом религиозности, с развитием городов, ремесел, вообще экономики, увеличением роли денег, богатства — и реакцией на это) и господствовал над умами до Реформации XVI в. и даже позднее. Христианский мыслитель, проповедник и дея­тель Церкви св. Бернард Клервоский истолковывал бедность скорее в индивидуаль­но-психологическом и церковно-литургическом духе: как глубокое безразличие к благам жизни (согласно его житию, он выработал в себе нечувствительность к вкусу принимаемой им пищи), как отказ от красоты и пышности богослужения, от види­мых проявлений богатства Церкви. Лионский купец Пьер Вальдо (Вальде, Вальд), на­против, воспринял этот идеал буквально, раздал свое имущество бедным и, со все увеличивавшимся числом последователей, называвших себя «лионскими бедняками» (а от противников получивших, по имени основателя, прозвище «вальденсы»), стран­ствовал по дорогам, не имея жилища, питаясь лишь подаянием, отказываясь от денег и имущества. Он резко нападал на алчную к мирским благам Церковь, утверждал, что следование его заветам есть единственный путь к спасению. Все это привело Вальдо и его последователей к тому, что их учение было объявлено ересью. Св. Франциск Ассизский, с одной стороны, придерживался идеалов бедности не менее скрупулезно, нежели Вальдо, но, с другой стороны, объявлял это состояние глубоко желательным, но никак не обязательным и никогда не отделял себя от Церкви.

^15* О Фоме Кемпийском см. Осень Средневековья (т. I настоящего издания), с. 226 — 227 и примеч. 3* к гл. X.

¹⁶* Beatus ille (лат. «Блажен тот») — начало 2-го эпода (Эподы, т. е. Припевы — стихо­творный сборник Горация): «Блажен лишь тот, кто суеты не ведая, / Как первобыт­ный род людской, / Наследье дедов пашет на волах своих, / Чуждаясь всякой алчно­сти...» (Пер. И. Гинцбурга).

^17* Буколический (от греч. βουκόλος — «пастух») жанр (он же — пастораль, от лат. pastor -«пастух» — ср. Homo ludens, примеч. 10* к гл. XI) — воспевание сельской жизни, в пер­вую очередь пастушеской, протекающей на лоне природы, вдали от соблазнов цивилиза­ции — имеет длительную историю. Греки считали основателем жанра мифического Даф­ниса, сицилийского пастуха, сына бога Гермеса и одной из нимф, научившегося пастуше­ским песням от своего единокровного брата бога Пана. Реальным зачинателем буколиче­ской поэзии был греческий поэт III в. до н. э., выходец из Сицилии, житель острова Кос близ берегов Малой Азии Феокрит (значительную часть жизни он провел, впрочем, в ог­ромном по тогдашним меркам городе — Александрии). Его буколические стихи представ­ляют собой как бы картинки из жизни сицилийских пастухов, песни, которыми они об­мениваются, и т. п. Именно в стихотворениях Феокрита впервые появляются имена пас­тухов и пастушек, которые затем будут переходить из одной пасторали в другую в том же наборе на протяжении более двух тысячелетий: Дафнис (этот герой мифа есть, вместе с тем, пастух, один из персонажей Феокрита), Коридон, Тирсис, Дамотас (Дамон) и др. Сти­хи Феокрита более двухсот лет были достоянием узкого круга ценителей, и знаменитым он, как и сам жанр, стал лишь благодаря Буколикам Вергилия, который перенес — и на­всегда — место действия пасторали в Аркадию, имеющую мало общего с реальной обла­стью в Греции (впрочем, и Сицилия Феокрита слабо напоминала действительный остров).

Позднее буколические мотивы переходят из стихов в развивающийся во II — Ш вв. н. э. греческий прозаический роман (греческая художественная проза возникла еще в III —IIвв. до н. э., но до нас дошли лишь незначительные отрывки из этой литературы), в частности, в самый известный — Дафнис и Хлоя Лонга, о любви пастуха (Дафнис здесь — никак не древний мифологический персонаж) и пастушки. См. также ниже.

¹⁸* Для деятелей Каролингского Возрождения (см. Homo ludens, примеч. 23* к гл. IX) пастораль была признаком высокочтимой Античности и уже поэтому — объектом подражания. Стих о кукушке Алкуина обращен к его ученику Додону и представляет собой увещевание к тому отвратиться от пьянства — и все это в подражание Верги­лию.

¹⁹* О пастурели см. Осень Средневековья (т. I настоящего издания), с. 137.

^20* Там же, гл. X.

²¹* О Санвадзаро и Гуарини см. Homo ludens, примеч. 10* к гл. XI. Великий итальянский поэт Позднего Возрождения Торквато Тассо, более всего прославившийся поэмой Освобожденный Иерусалим (опубликована в 1580 г.), до этого, в 1573 г., создал пас­торальную драму («трагикомедию») Аминта, объявленную (да и действительно быв­шую) вершиной этого жанра. Влияние поэмы Саннадзаро распространилось и за пределы Италии: перевод его Аркадии на испанский вышел в 1549 г., а в 1558 (или 1559) г, Хорхе Монтемайор опубликовал, в подражание, пасторальный роман Диана, Под явным влиянием Дианы создана Астрея — пасторальный роман Оноре д'Юрфе, выходивший в свет в 1607—1618 гг. Этот роман, действие которого происходит в весьма условном VII в. в весьма условной Южной Франции, принадлежит к так на­зываемой прециозной (от фр. précieux — «изысканный», «жеманный») литературе, для которой характерны идеализация и схематизм героев, вычурность и сложная метафорика языка. Роман этот был необыкновенно популярен, имя его главного ге­роя — Селадон — стало нарицательным для обозначения галантного и томного любовника. Характерная особенность Астреи,получившая широкое распростране­ние, — приложенная к книге «Карта нежных чувств»: аллегорическое изображение пути любви с такими топонимами, как Ручей Первого Взгляда, Храм Любовных За­писок и т. п.

^22* Имеется в виду пасторальная живопись XVIII в.: творчество французских художни­ков Антуана Ватто и Клода Буше (впрочем, их кисти принадлежат не только буколи­ческие сцены) и швейцарского пейзажиста Саломона Геснера.

^23* Поль и Виргиния (правильнее — Виржиния) — опубликованный в 1787 г. и получивший невероятную популярность роман Жака Анри Бернардена де Сен-Пьера о любви молодых людей, почти детей, чистых и потрясающе добродетельных (в финале романа Виргиния гибнет при кораблекрушении лишь потому, что отказывается снять — прилюдно! — длинное платье, мешающее ей плыть). Любовь эта разворачивается среди девственной природы на острове Иль-де-Франс (ныне Маврикий), тогда — колонии Франции. Сам Бернарден де Сен-Пьер в предисловии назвал роман этот «своего рода пасторалью».

^24* Хёйзинга, видимо, разделял господствовавшее в науке XIX — первой половины XX вв. мнение, отвергнутое современными исследователями, о том, что Евангелия написаны не там, где разворачивается их действие, а в грекоязычной еврейской диаспоре. На деле же указанные сюжеты, возможно, и получили популярность среди новообращенных греков и римлян благодаря пасторальным ассоциациям, но само их возникновение никак не связа­но с античной буколикой. Не забудем, что события земной жизни Христа происходят в слабо эллинизированной Иудее, области с весьма развитым овцеводством (отсюда вполне естественное появление пастухов близ Вифлеема — Лук. 2, 15— 18), что образы для своих речений Иисус брал из окружающей жизни, из привычного быта («Я есмь пастырь доб­рый» — Ин. 10, 11), что слова Иоанна Крестителя о Христе («вот Агнец Божий, Который берет на Себя грех мира» - Ин. 1, 29) понятны слушателям потому, что намекают на иу­дейский обряд искупительного жертвоприношения агнца (ср. Исх. 12, 3) и на пророчество Исайи (Ис. 53, 7), а никак не на Вергилия, которого Иоанн явно не читал и о котором вряд ли слышал.

^25* В эпоху Средневековья, по меньшей мере с XII в., считалось, что рыцарство как ка­тегория благородных воинов, обладающих определенной системой ценностей, в част­ности, собственным кодексом чести, существовало всегда. Образцовыми рыцарями полагались реальные воители настоящего (например, ряд участников Крестовых по­ходов), относительно недавнего прошлого (Карл Великий), античной древности (Александр Македонский, Цезарь), священной истории (Иисус Навин, царь Давид), а также легендарные фигуры античных или собственных давних времен, например, персонаж Илиады Гектор или герой возникших как раз в XII в. рыцарских романов король Артур (последний не имел ничего общего со своим историческим прототи­пом — Арториусом, вождем римлян и кельтов-бриттов, возглавлявшим в VI в. их со-

противление вторжению в Британию с континента германских племен англов, саксов и ютов).

^26* См. Осень Средневековья (т. I настоящего издания), с. 97 и примеч. 14* к гл. VI.

^27* См. там же, с. 63, 81, 110.

^28* Филологи XIX — начала XX в. настаивали на том, что идеальный персонаж южно­французской рыцарской поэзии трубадуров — Прекрасная Дама — представлял со­бой некую абстракцию, что воспевалась не конкретная женщина, а вымышленная фигура, наделенная мыслимыми и немыслимыми достоинствами, что любовь у труба­дуров — самодостаточное чувство, лишенное каких-либо эротических эмоций по от­ношению к объекту страсти. Более поздние исследования показали, что эта картина неполна, что у трубадуров наряду с исполненными платонического томления стихами есть и другие, достаточно откровенно живописующие радости плоти. В созданной в начале 90-х гг. XIII в. лирической автобиографии Vita nuova — Новая жизнь Данте повествует о своей юношеской любви к Беатриче Портинари (в замужестве Беатриче де Симоне деи Барди), притом любви абсолютно неразделенной, о смерти возлюб­ленной, о возникновении нового чувства к некой «сострадательной донне». Любовь описывается там как космическая сила, смерть Беатриче — как вселенская катаст­рофа, какое-либо конкретное описание Беатриче и «сострадательной донны» отсут­ствует, более того, в позднейших произведениях Данте утверждал, что его не поняли, что «сострадательная донна» есть метафора философии, которой он отдался, чтобы заглушить муки утраченной любви и утешиться мудростью; в Божественной Комедии Беатриче оказывается аллегорией богословия. Это дало основания филологам XIX в. выдвинуть отвергнутое ныне предположение о том, что никакой Дантовой Беатриче не существовало, реальная Беатриче Портинари (упоминания о ней имеются в доку­ментах) не имеет к этому никакого отношения, что все это — поэтический вымысел либо аллегория божественной любви. Ср. Осень Средневековья (т. I настоящего из­дания), примеч. 2* к гл. VIII.

^29* См. там же, с. 100. У слова и понятия «джентльмен» достаточно длинная история. Возникнув в XIII в., оно означало лицо благородного происхождения, но с конца XIV в. и особенно с конца XVII в, стало прилагаться к человеку, ведущему благородный образ жизни, не занимающемуся физическим трудом и — главное — следующему в жизни кодексу рыцарственной (не обязательно рыцарской в узком смысле) чести, притом уже независимо от сословной принадлежности. Как говорилось в одном сло­варе XVIII в., «слово Джентльмен следует относить не столько к Обстоятельствам Человека, сколько к поведению его в этих Обстоятельствах».

^30* См. Осень Средневековья (т. I настоящего издания), с. 76 и 107 и примеч. 5* к гл. IV. 31* См. там же, с. 95-96 и 98.

^32* Современные филологи отмечают, что на куртуазную рыцарскую поэзию на народ­ных языках (провансальском, французском, немецком) в немалой степени повлияла среднелатинская любовная поэзия, стихи вагантов — в большинстве школяров и безместных священников, людей образованных, но не нашедших места в жизни. Среднелатинская любовная поэзия, в свою очередь, одним из главных своих источ­ников имела Овидия. В XII в. происходит так называемое «овидианское возрожде­ние», этого поэта читают, цитируют, возникает обширнейшая псевдоовидиана, так что даже сегодняшние исследователи не всегда могут определить, подлинное ли перед ними произведение Овидия или умелая подделка XII в. Вергилий был весьма популя­рен на протяжении всего Средневековья и как языческий пророк, возвестивший о Христе (см. ниже, с. 332, а также Проблема Ренессанса, примеч. 49*), и как создатель образцового героического эпоса. Придворные поэты Карла Великого и его наследни­ков создавали панегирические поэмы в духе Вергилия, в IX в. появилась чрезвычайно своеобразная поэма Вальтарий, в которой стихом Энеиды изложено древнее германское сказание, примыкающее к циклу о Нибелунгах, и т. п.

^33* Речь идет о работе швейцарского историка и философа культуры Якоба Буркхардта Культура Италии в эпоху Ренессанса (1860). См. Осень Средневековья (т. I настояще­го издания), примеч. 2* к Предисловию и 31* к гл. I.

^34* См. там же, примеч. 4* к гл. V.

^35* Накануне Великой Французской революции и с еще большей силой во время ее (включая и наполеоновский период) происходил настоящий взрыв увлечения Антич­ностью, особенно римской, в самых разных сферах. Политики щеголяли цитатами из Плутарха и Тацита, высшие государственные органы назывались на римский лад (консулы и трибуны присутствовали в первой, еще формально республиканской кон­ституции генерала Бонапарта), знаменитый художник и — временно — политический деятель крайне левого толка Жан Луи Давид, прославленный картиной Клятва Горациев (1784), настаивал на том, что античное искусство есть непререкаемый образец для всех времен и народов, а особенно для революционных французов, не без его

влияния революционная символика творилась по образцу римской, мебель, женская одежда наподобие туники — все должно было иметь античный облик. Однако это было чем-то большим, нежели простая мода: революция искала образцы в прошлом (особенность не только Франции рубежа XVIII и XIX вв., революция в России на на­чальном этапе в немалой степени стилизовала себя под французскую) и находила их в бурном периоде социальных и политических потрясений и гражданских войн в Риме II —I вв. до н. э.

^36* Имеется в виду так называемая неоготика, она же псевдоготика, ложная готика — архитектурный стиль XIX в., подражание образцам средневековой готики. При нали­чии значительного элемента моды в неоготике присутствовали и вполне серьезные тенденции: она, как и романтизм вообще, пыталась разрушить представления об ан­тичной архитектуре как единственно достойном образце для подражания и утвердить ценность неклассических канонов.

^37* Важнейшим элементом романтизма начала XIX в. был культ «народной души», т. е. представления о том, что вся культура есть плод бессознательного творчества этой души (гении лишь воплощают ее). Романтизм также демонстрировал глубокий инте­рес к национальному прошлому, к местным особенностям в противовес связанному с Просвещением классицизму, для которого всегда и везде существовали одни и те же базирующиеся на разуме законы — красоты, вкуса, государственного устройства и т.п.; наиболее полным воплощением этих законов была Античность.

^38* Хёйзинга кратко высказывает здесь весьма важную для него мысль (он развил ее в других работах) о том, что нация обретает самосознание в результате некоего исто­рического события или комплекса событий, заставляющих общество осознать свою национальную идентичность в борьбе с внешними силами, и приводит примеры из родной ему истории. В процессе Нидерландской революции 1565—1610 гг. единые Нидерланды выступили против господства Испании, под властью которых Нидерлан­ды, никогда не являвшиеся отдельным государством, оказались в конце XV — начале XVI вв. в результате династических браков. В ходе этой революции северная, про­тестантская часть Нидерландов образовала в 1581 г. Республику Соединенных Про­винций (и тогда, и ныне, после множества перемен государственного строя и офици­ального названия, это государство именуется Голландией по крупнейшей из провин­ций), признанную Испанией фактически в 1609 г. и окончательно и официально в 1648 г. Основателем этого государства был руководитель борьбы за независимость, первый стадхаудер (правитель) Республики принц Вильгельм Оранский. Южная, ка­толическая часть Нидерландов осталась под испанским владычеством, а в 1714 г. отошла к Австрии. После поражения Французской революции и падения Наполеона в 1815 г. было создано Нидерландское королевство во главе с Оранской династией, образованное из обеих частей Нидерландов, но в результате революции 1830 г. юж­ная часть отпала, провозгласив королевство Бельгию. Однако, как можно понять, Хёйзинга образующим бельгийскую нацию событием считал не создание Бельгийско­го королевства, а первую мировую войну (напомним: эти строки писались в 1915 г., во время европейской войны, в которой Голландия хранила нейтралитет). 3 августа 1914 г. Германия напала на нейтральную Бельгию; общее число немецких войск со­ставляло 1600 тыс. человек, бельгийских — 117 тыс. Маленькая Бельгия защищалась отчаянно, но к 13 августа немцы вышли к французской границе. Часть страны еще оставалась не занятой германской армией, и бельгийцы героически оборонялись: Ан­тверпен пал 10 октября, Остенде на побережье — 18 октября, не занятой осталась лишь небольшая часть страны между французской границей и р. Изер. После паде­ния Остенде бельгийцы открыли плотины на Изере и затопили часть своей страны, чтобы не дать немцам продвигаться дальше. Клочок бельгийской земли оставался не-окуппированным на протяжении всей войны, и именно там все время находились люди, ставшие символом сопротивления Германии: король Альберт I, командовавший бельгийской армией (фактически, конечно, военными действиями руководили воена­чальники англо-французских войск), и королева Елизавета (кстати, баварская прин­цесса, т. е. этническая немка), всю войну проработавшая в прифронтовой полосе па­латной медсестрой в созданном ею госпитале.

^39* Свою знаменитую поэму Энеида Вергилий создавал по настоятельным просьбам Ав­густа, желавшего, в целях укрепления своего режима, представить его как завер­шающий результат и даже цель всей римской истории. Известно, что Вергилий с большим трудом работал над поэмой, так и не закончил ее и завещал сжечь, но по требованию Августа это не было выполнено, и Энеиду обнародовали. Причины тако­го отношения Вергилия к своему детищу не вполне ясны, наиболее основательной считается гипотеза о том, что, хотя Вергилий и был благодарен Августу за прекраще­ние гражданских войн и неприменение репрессий к самому поэту, но все же оста­вался республиканцем в душе и потому пребывал в молчаливой оппозиции к Импе­рии (ср. Homo ludens, примеч. 4* к гл. XI). При всем этом вряд ли можно назвать творение Вергилия вымученным, учитывая двухтысячелетнюю популярность Энеиды.

^40* Ирредентизм (от итал. irredento — «неосвобожденный») — в узком смысле движение в Италии конце XIX — начале XX в. за присоединение пограничных земель Австро-Венгрии с преимущественно итальянским населением — Триест, Трентино и др. (в настоящее время — в составе Италии). В широком смысле — стремление к воссо­единению в одном государстве всех территорий, населенных этносом, основным в данном государстве.

^41* В XVI в. почти весь Балканский полуостров оказался в составе турецкой Оттоман­ской (Османской) империи, что привело к значительным миграциям греков, турок, сербов, болгар, румын внутри империи и усилило пестроту ее национального соста­ва. В XIX в., во времена роста национальных идей и прогрессирующего упадка От­томанской империи на обломках ее образовались новые государства: Греция (автономия в составе Турции в 1829 г., независимое королевство с 1830 г., нынешние границы обрела в результате Балканских войн 1912—1913 гг., первой мировой войны и греко-турецкой войны 1919—1922 гг.), Болгария (с 1878 г. автономное княжество в составе Оттоманской империи, с 1908 г. — независимое царство, современные гра­ницы получила после второй мировой войны), Сербия (в 1830— 1832 гг. — автоном­ное княжество в составе Турции, с 1878 г. создано под гегемонией Сербии Королев­ство сербов, хорватов и словенцев, с 1929 г. — Королевство Югославия; после рас­пада Югославии в 90-х гг. XX в. границы входивших в ее территорию государств не установились доныне) и Румыния (с 1829 г. автономные в Оттоманской империи княжества Валахия и Молдова (название исторической области Румынии; в отличие от Молдавии — названия государства), с 1862 г. — единое княжество на тех же усло­виях, с 1878 г. — независимое княжество, с 1881 г. — королевство; сегодняшние гра­ницы образовались в результате двух мировых войн). Рост национального самосоз­нания сочетался с идеями ирредентизма и национального величия, причем опору для этого величия, основание для увеличения пределов своих государств искали в дале­ком прошлом. Греки отстаивали идею Великой Греции в границах чуть ли не Визан­тийской империи и уж во всяком случае с включением Ионии — древнегреческой области на западе Малой Азии; Румыния апеллировала ко временам древних даков, племени, никогда не имевшего государства и завоеванного Римом во II в. н. э.; Сер­бия претендовала на господство над всеми югославскими землями, аргументируя это тем, что царство Стефана Душана занимало в середине XIV в. не только Сербию, но и часть Болгарии, а также значительные территории в Греции, а сам он в 1345 г. вен­чался как «автократор (т. е. самодержец) Сербии и Романии (т. е. Византии)»; Болга­рия объявляла своей территорией все земли Румынии, Сербии и Греции, входившие в X в. в состав государства Симеона (в 908 г. этот болгарский князь объявил себя царем), который принял даже титул «император болгар и ромеев» (т. е. римлян — так именовали себя на греческий лад византийцы). Эти устремления были причиной упомянутых балканских и греко-турецкой войн, постоянных распрей между Грецией, Болгарией и Сербией (и ее наследницами — Югославией и нынешними постюгославскими государствами) из-за Македонии, и даже в нынешнем конфликте в бывшей Югославии идеи Великой Сербии играют немалую роль.

^42* Верцингеторикс (Верцингеториг) — вождь галльского племени арвернов, руководи­тель антиримского восстания в 52 — 51 гг. до н. э. (в 59 — 56 гг. до н. э. Цезарь покорил практически всю Галлию); разбит в бою, взят в плен и позднее казнен. Боадикка (Боудикка, Боадицея) — царица бриттского племени иценов; завоевание Британии римлянами начал еще Цезарь в 55 г. до н. э., но лишь в 43 г. н. э. мощная римская армия вторглась на остров и заняла к 47 г. юго-восточную его часть, а к 61 г. вышла к Ирландскому морю, однако около того же 61 г. Боадикка подняла восстание против римлян, их опорные пункты Лондиний (Лондон), Камулодунум (.Колчестер) и Веруламий (Сент-Олбанс) были разгромлены, около 70 тыс. римских солдат, чиновников, купцов и колонистов было убито, но в конце концов римляне победили, а сама ца­рица отравилась, чтобы не попасть в руки врагов. Арминий — вождь германского племени херусков, в 9 г. н. э. нанесший сокрушительное поражение римской армии (в 9 г. до н. э. римляне заняли земли между Рейном и Эльбой) в Тевтобургском лесу (на территории нынешней земли Нижняя Саксония в ФРГ). Не отрицая сказанного Хёйзингой о большем интересе к истории в национализме немецком в сравнении с французским или английским, следует отметить, что Арминий занимает в историче­ской памяти более значительное место, нежели Верцингеторикс или Боадикка, пото­му, что восстания их потерпели неудачу, тогда как после победы Арминия римляне уже никогда не владели землями к западу от Рейна.

^43* Упомянутые династии правили не столько во Франции в собственном смысле слова, сколько в так называемом Франкском государстве, созданном германским народом франков. К моменту падения Римской империи область племени салических франков под властью вождей (латинские тексты называли их словом rex — «король») из рода полулегендарного Меровея (V в.) — Меровингов — располагалась по среднему и нижнему течению Рейна и в Нидерландах. В 486 г. франки, объединившись вокруг

салической ветви своего народа, начали наступление на Галлию и к середине VI в. заняли ее всю; во Франкское государство входили также Швабия н - временами — Бавария. Сменившие Меровингов во Франкском государстве в 751 г. Каролинги (ее основателем считается фактический правитель королевства при последних бессиль­ных государях-Меровингах Карл Мартелл, а особо это название распространилось при внуке Карла Мартелла, знаменитом Карле Великом, ставшем в 800 г. не только королем, но и императором) также были германцами по этническим корням. Собст­венно Франция как отдельное государство образовалась в 843 г. после раздела импе­рии Карла Великого между его внуками. Надо сказать, что Меровинги не оставили по себе памяти в массовом сознании ни во Франции, ни в Германии, но зато Карл Великий стал героем цикла эпических сказаний в Средние века именно во Франции, но не в Германии; в этих сказаниях великий император властвует чуть ли не надо всем христианским миром, но более всего любит «милую Францию». Германские ко­роли, они же императоры Священной Римской империи, возводили свой титул к Карлу Великому, но особое распространение его образ получил в Германии уже в XIX в. в научных исследованиях, в художественной литературе, в школьном препо­давании. В наши дни Карл Великий является как бы символом Европейского Союза: от имени этого международного сообщества учреждена премия Карла Великого за заслуги в деле европейской интеграции.

^44*Le Roy Soleil (фр. «Король-Солнце») — прозвище короля Франции Людовика XIV. См. Осень Средневековья (т. I настоящего издания), примеч. 3* к гл. II.

^45* Это выражение, означающее верность идеалам, заложенным в принятой француз­ским Учредительным собранием 26 августа 1789 г. Декларации прав человека и граж­данина (гражданское и политическое равенство, правовое государство, гражданские и политические права и свободы, конституционное устройство), вошло в обиход в том же 1789 г. и было в ходу до середины XX в.

^46* Перечисленные персонажи символизируют разные стороны германской истории и культуры: Арминий (см. примеч. 42* к настоящей статье) — борьбу за независимость, император Фридрих I Барбаросса, стремившийся в XII в. утвердить себя над папст­вом в качестве светского главы всех христиан, но потерпевший в этом поражение, и прусский король Фридрих II Великий, неудержимый завоеватель и талантливый ад­министратор, покровитель Просвещения и солдафон одновременно, увеличивший в середине XVIII в. размеры Пруссии в 1,5 раза, а население в 2,5 раза, — государст­венную мощь, Мартин Лютер — Реформацию, его современник, великий художник Альбрехт Дюрер — искусство, прусский генерал-фельдмаршал Гебхарт Лебрехт Блюхер, князь Вальтштатт — военное мастерство (он командовал прусской армией в битве при Ватерлоо, и немцы убеждены, что именно его действия привели к победе над Наполеоном).

^47* В основу своей знаменитой оперной тетралогии Кольцо Нибелунга (1854—1874) Ри­хард Вагнер положил не Песнь о нибелунгах, немецкую героическую поэму, создан­ную около 1200 г. и лежащую на грани сказания о богатырях и рыцарской эпопеи, а древнескандинавскую Эму — записанный в XII в. (до нас дошла рукопись XIII в.) сборник песен о богах и героях, созданный в Исландии и отражающий значительно более архаический пласт древнегерманской мифологии. Ср. примеч. 49* к настоящей статье.

^48* Отто фон Шёнхаузен, князь Бисмарк, вошел в легенду еще при жизни потому, что этот прусский государственный деятель, министр-президент (т. е. премьер-министр) Пруссии с 1862 г., осуществил мечту всех немцев, и левых (которых Бисмарк терпеть не мог, считая умными, но вредными болтунами, лишь разрушающими государство), и правых (которых Бисмарк презирал, считая тупыми фанатиками, лишь мешающи­ми государству), — объединил Германию «железом и кровью», по его собственному выражению, в датско-прусской 1864 г., австро-прусской 1866 г. и франко-прусской 1870— 1871 гг. войнах (с конца XIII по начало XIX в. Германия представляла собой конгломерат государств, объединенных под весьма неопределенным верховенством императоров, с конца XV в. — из австрийского дома Габсбургов, а с 1806 г. даже и эта эфемерная власть перестала существовать, и Габсбурги стали императорами Ав­стрии). Бисмарк провозгласил в 1871 г. создание Германской империи во главе с прусским королем, стал ее первым рейхсканцлером (главой правительства) и весьма твердой рукой правил ею 19 лет, уйдя в отставку 75-летним старцем, за 8 лет до смерти.

^49* Высказывания Хёйзинги оказались пророческими, хотя основания для пророчеств он черпал из недавней истории и современности. Имперские, националистические и милитаристские тенденции в политике Пруссии и объединенной Германии постоянно поддерживались обращением к германской древности и мифам. Еще в начале первой мировой войны, в 1914 г., в оккупированной Северной Франции немцами были по­строены мощные укрепленные оборонительные линии, носившие названия «линия

Германа» (т. е. Арминия), «линия Зигфрида», «линия Брунгильды» (имеются в виду, видимо, персонажи не столько древних сказаний, сколько Вагнеровых опер). В наци­стском Третьем Рейхе увлечение германской древностью приобрело государственный характер: статуи древнегерманских богов и дев-воительниц валькирий устанавлива­лись на административных зданиях, древнегерманские письмена-руны украшали эсэ­совские мундиры, предпринимались — впрочем, не очень активные — попытки за­менить христианство искусственной, якобы древнегерманской, религией, музыка Вагнера стала официозной (впрочем, вторым по государственному значению му­зыкальным произведением после Кольца Нибелунга была Веселая вдова Франца Легара — любимая оперетта Гитлера).

^50* Древневосточное государство Ассирия трижды в своей истории пыталось установить господство над Ближним Востоком. Первая попытка относится к XX —XVIII вв. до н. э., когда известное с III тыс. до н. э. город-государство Ашшур в среднем течении Тигра попыталось расширить пределы своих владений, но в конце концов попало под власть врагов. С XV в. до н. э. началось новое возвышение Ассирии, в XIII в. до н. э. ее войска доходят до Черного и Средиземного морей, но все же это были скорее грабительские походы, нежели планомерное завоевание, и в XI в. до н. э. Ассирия под ударами кочевников приходит в упадок. Конец X — конец VII в. до н. э. — апогей мощи Ассирии, ее владения занимают всю Месопотамию, Сирию, да­же (с 671 г. до н. э.) Египет. Ассирия обладала сильнейшей (если верить летописям — 120 тыс. человек, невероятная по тем временам цифра), прекрасно вооруженной и дисциплинированной армией, вела войны с невероятной жестокостью (пытки побеж­денных, вроде сдирания кожи заживо, продевание канатов через пробитые губы и подбородки, не только практиковались, но поощрялись, воспевались, становились сюжетом для изобразительных искусств) и применяла массовые переселения поко­ренных народов, дабы ослабить их сопротивление. Все это, однако, не спасло Асси­рийскую державу, и в конце VII в. до н. э. она пала под ударами врагов и погибла навсегда.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 541 | Нарушение авторских прав