… Я помню как ты написал «Crystal Ship» («Хрустальный корабль»), накануне нашего самого первого выступления, ты в это время находился в стадии разрыва отношений со своей тогдашней подружкой. Это был твой способ объяснить ей причину расставания, перед тем как группа пошла на взлет?
Господи, как психоделики растягивают время! Секунды кажутся часами. Люди приходят и уходят, приходят и уходят. Я оглядываюсь на Дебби, и вижу ее внизу, она опустила руку в пруд с кои –японскими карпами - и смотрит, как ярко-оранжевый карп щиплет ее за палец.
Когда она успела туда спуститься?
Она кажется загипнотизированной. Каждый раз, когда карпы пощипывают ее, она смеется, тихо и застенчиво. Я влюбился в эту застенчивость. Впервые за многие годы я ощущаю душевную близость с женщиной.
- Джон, Джон! Спускайся сюда! – кричит она мне снизу.
Я улыбаюсь ей. Улыбка, вероятно, выходит странной. Пытаюсь встать, ноги не слушаются. Медленно – очень медленно – я спускаюсь по крутой деревянной арке моста. Она ждет меня, на ее лице написано любопытство.
- О чем ты так задумался там, наверху?
- «Doors» злые и их шкура зеленая, - невнятно отвечаю я.
- Что?
- Да вот, задумался о старых временах, понимаешь…
Она опять легко смеется и робко улыбается.
- Брось, Джон, давай лучше пойдем в чайный домик, окей? Надо взять чего-то попить, может, тогда нас хоть немного попустит?
- Хорошая идея, - отвечаю я и беру ее за руку.
- Это я процитировал одного парня, Ричарда Гольдстейна, он написал отчет о нашем первом концерте в Нью-Йорке. Он тогда еще прозвал тексты Джима «Джойсовким роком».
Я с веселым изумлением трясу головой, пока мы присаживаемся с чашками горячего чая посреди толпы туристов.
- Знаешь, весь день, что мы здесь, - поясняю я, - только и думаю, что про эту fuckin’ группу. Не идет из головы. Куда ни гляну – этот чудный парк, Хэйт-Эшбери, Норс Бич, Мост Золотых Ворот – мне все напоминает о том, что произошло после того, как мы записали наш первый альбом и прилетели сюда, чтобы попробовать приколоть Сан-Франциско на нашем сорте…
- Да, говори дальше… вашем сорте… чего?
- Уфф… нашей музыке, - произношу я с сомнением. – Я хотел сказать, на нашем сорте безумства. Ну, ты понимаешь: «Игра по имени безумие»!
Она смотрит на меня с недоумением.
- В общем, трудно объяснить. Я всегда переживал, не слишком ли мы мрачные. Я хотел, чтобы всем было приятно. Иногда это было похоже на фильм ужасов.
- Что было похоже на фильм ужасов?
- Наши концерты. «Cходи на «Doors», и они напугают тебя до усрачки!» - я отвечаю, не в силах сдержать сарказм. Меня снова охватывает давняя ярость, ярость на судьбу, хотя бы за то, что она вообще завела меня в эту группу.
- Джон, ты сбиваешь меня с толку. Я думала, тебе нравилось, когда ваша публика сидела на краешках стульев от волнения.
- Ну да, я горжусь тем, что мы сделали. Но тогда… о, Господи, как трудно все это выразить в словах. Я просто хотел нравиться. Я и понятия не имел, насколько глубоко музыка воздействовала на них. И на меня! Я до сих пор не понимаю, почему мы такие значимые. Окей, короче, никто не исследовал тьму так, как «Doors». Даже Джерри Гарсия это признает. Вот его слова: «Все говорят, что «Dead» такие темные. Хорошо, а как насчет «Doors»? Они были темной группой 60-х».
- Поначалу мы тут не вписывались. На самом деле, мы вообще нигде не вписывались. За исключением «Dead» и «Airplane», у всех групп в Сан-Франциско был такой сладенький саунд: «Украсьте волосы цветами» и весь этот shit. Господи, да мы были чернушниками по сравнению со всей этой flower-power тусовкой. Так почему же тогда мы остались? Вопль бабочки?
Я чувствую, как гнев во мне снова закипает.
- Так в этом – все дело, так вот почему мы остались? Благодаря Тьме? Потому что мы представляли темную сторону человеческой души? Ну, посмотри, что сталось с Джимом. Он мертв. Вот куда заводит тьма! Срань Господня, что я несу?
- Так почему же ты не бросил все, тогда?
- Потому что это был мой единственный шанс! Единственная карта, с которой я мог сыграть. Я забросил колледж. Плюс… я люблю музыку. Это для меня как позитивный наркотик. Я готов терпеть всякие несносные проявления характера у музыкантов ради возможности играть. Я уверен, меня самого порой трудно вытерпеть, но, может быть, самое главное, что есть в моей жизни – это короткие моменты, когда я на одной волне с другими музыкантами. Jammin’.
Я ловлю себя на том, что широко размахиваю руками, словно играю на барабанах. Я смотрю на нее.
- ЭТО КАК СЕКС!
Она мгновенно краснеет, ее глаза вспыхивают, она кивает головой.
Я тянусь за миндальным печеньем, в надежде хоть как-то поубавить действие пейота.
- Как ты себя чувствуешь? Может, еще немного покатаемся?
- Конечно, - мягко отвечает она.
- Поехали на Холм Цветов. Это еще одно место, где мы фотографировались. У тебя там глаза разбегутся.
Мы снимаем замки с велосипедов, которые взяли напрокат этим воскресным утром в магазине на Станьян Стрит и медленно катим по направлению к Консерватории Цветов.
- Классно на велике, скажи? Совсем не то, что в машине, - говорит Дебби.
- Смотри, деревья как будто кричат: какие мы зеленые! – восклицаю я.
- Какой ты смешной! А что такое «лав-ин»? Что это было? – неожиданно спрашивает она с любопытством.
- Это было, когда Джордж Харрисон повел толпу из нескольких тысяч хиппи по Хейт Стрит в этот парк. На «лав-ин», так это назвали. Просто большая тусовка пипл, все в разноцветных прикидах и фенечках. Обязательный реквизит для участия в маршах протеста. Мы понимали, что при таком количестве народа мы можем не просто прокайфовать от того, как много нас таких, мы можем что-то сделать. Нас объединяло много общих целей и чувств: отстоять свободу говорить, бойкот призыву в армию, стоп войне во Вьетнаме. У меня было такое чувство, что мы побеждаем, когда я присоединился к этому огромному шествию в защиту мира, которое проходило по этим улицам.
- А ты не боялся? Как по мне, это было похоже на бунт, на восстание.
- Когда ты вместе с людьми, которых ты любишь, с такими же, как и ты, ты чувствуешь себя в безопасности.
Проходит несколько минут, мы подъезжаем к консерватории, великолепному стеклянному Залу Цветов, точной копии Хрустального Дворца в Лондоне. Солнце ярко сверкает на окнах. Мы ставим велосипеды и заходим внутрь.
Тропический рай. Я усаживаюсь на скамейке напротив гигантской пальмы из Южных морей. Дебби отправляется побродить.