АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

IV. Продолжение. Б. Самая борьба и ее исход

_ 35. Переходя к самой борьбе в той форме, которую она получила вне ученой литературы, я должен прежде всего указать, что еще в конце первой половины XIX века в Германии никто и не помышлял об облигаторной защите изобретателей. Все юристы этой эпохи е х - или implicite признают, что патенты выдаются "по политическим соображениям", что изобретатель не имеет права требовать защиты и т. д. Так, J а g е r прямо утверждает: "Da nun aber der Erfmder keinen Rechtsanspruch auf diesen Schutz hat... *(219) " Точно так же M о h l *(220): "Самостоятельное право, имеющее своим обектом мысли, не может быть научным образом конструировано". Кrauss говорит: "Австрийский закон имеет своим основанием не правовой, а политичесюй принцип *(221) ". Лучшим формальным доказательством того тезиса, что в разбираемую эпоху в Германии зашита изобретателей конструировалась по факультативному принципу, может служить следующее на первый взгляд постороннее, обстоятельство: патентное право излагается в этот момент в курсах полицейского права, а не гражданского *(222). Переводя это явление на язык моей терминологии, я могу сказать: оно излагается в учебниках полицейского права, потому что юристы смотрят в этот момент на патенты как на меру полиции благосостояния; потому что в этих запретах они видят не охрану чьих-либо прав, а просто способ достижения известных общегосударственных интересов; потому что они считают, что промышленность можно развивать и "удалением юридических препятствий, т. е. цехов" (Андреевский, Курс, часть вторая, раздел второй, глава II, I, 1), и "устройством училищ и выставок" (Ibidem, II, I, 2), и "предоставлением льгот личных и материальных, т. е. субсидий" (Ibidem, II, I, 3), и, наконец, "содействием распространению изобретений и открытий" (Ibidem, II, I, 4). И вполне понятно, что промышленник столь же мало имеет право требовать, чтобы в данном городе устроили училище или выставку, как и право требовать, чтобы ему дали патент. Это - вопрос полицейского усмотрения *(223).

Отсутствием стремления к облигаторной защите изобретений объясняется и естественное следствие: в то время как авторское право служит объектом ожесточеннейших споров, в патентном праве продолжает барствовать полнейшее, мертвенное спокойствие *(224). "На Шипке все спокойно". На первый взгляд это могло бы показаться странным: каким образом все противники "монополии" только и нападают, что на а в т о р с к о е право, и проходят совершенно безразлично мимо монополий изобретательских, гораздо более похожих на монополии ancien rйgime'a уже потому, что они распространяются на вещественные продукты, приборы, машины?

Эта кажущаяся непоследовательность и близорукость объясняется глубокими историческими причинами. Весь вопрос сводится опять-таки к процессу рождения юридического института. Отчего с пеной у рта нападают на авторов? - оттого, что авторы требуют облигаторной защиты. Отчего оставляют в покое изобретателей? - оттого, что они довольствуются факультативными привилегиями, которые сегодня есть, а завтра - умрут и исчезнут. Против факультативных привилегий не стоит бороться: их дни сочтены. Против них, кроме того, и невозможно бороться: ибо тогда пришлось бы отрицать право короля благодетельствовать своим подданным и право заботиться, по крайнему своему разумению, о преуспевании родной промышленности.

Другое дело, если изобретатели также станут требовать облигаторной защиты *(225): тогда, и именно тогда необходимо обрушить всю лавину установившихся отношений и интересов. Вы требуете права на защиту, мы имеем право подражать: борьба будет происходить а armes egales. Объектом спора будет не королевская прерогатива быть милостивым, а ваше индивидуальное будто бы право.

Этими соображениями я объясняю, что Antipatentbewegung должна и могла появиться в Германии именно в 60-х гг., когда впервые заговорили об облигаторной защите изобретений.

_ 36. Я указал в _ _ 30-34, как подготовлялось внутри Германии провозглашение облигаторной защиты изобретений. Решительный же толчок дан был извне.

Я указал (_ 27), что облигаторное начало вылилось во Франции в несоответствующую форму проприетарной теории. Эта теория быстро сделалась любимым коньком всех тех, кто ратовал, в сущности, за облигаторность. В тридцатых гг. она перекидывается в Бельгию и здесь, благодаря случайному участию одного странного человека, быстро принимает колоссальные размеры чего-то непреложно истинного. Роль пропагатора сыграл в Бельгии Jobard, и шум, созданный этим субъектом по поводу теории propriйtй industrielle, нашел несколько позднее свой отклик и в Германии

Указанный Jobard заслуживал бы сам по себе целой главы. Коh1еr называет его "wenigstens eine Merkwilrdigkeit". Я же думаю, что Jobard был просто маньяк-графоман *(226), да еще вдобавок с подловатыми замашками. С 1829 по 1852 г. он опубликовал не менее сорока восьми сочинений *(227), трактующих с убийственным однообразием все об одном и том же. Некоторые из этих сочинений имеют до 500 страниц *(228). О замашках его может дать понятие заголовок одной из его брошюр, найденной мной в Национальной библиотеке: "Faites des propriйtaires, vous ferez des contribuables!! Faites des contribuables, vous ferez des conservateur s!!! Bruxelles, 1845". A в докладе министру внутренних дел он отрекомендовывал себя следующим образом *(229): "Моя система совершенно отличается от вульгарных утопий уже тем, что я отношусь с совершенным уважением к собственности и установленному начальством порядку".

Все брошюры Jobard'a трактуют об одном и том же. Нет больших зол, как свобода демократическая и не менее вредная свобода торговая. И та и другая ведут к неисчислимым бедствиям; они создают *(230): "sophistications, adultйrations, contre-faзons, falзifications, frelatages, fraudes, tromperies, maqui-gnonage etc.". Бороться против этих зол можно только посредством издания соответствующих законов. В законах Jobard вообще видит палладиум от всех зол *(231): "хорошие законы создают хороших людей; дурные - дурных; отсутствие законов - дикарей". Соответствующими же законами против свободы конкуренции будут такие, которые установят: 1) для обыкновенных промышленников - неизменное и обязательное товарное клеймо *(232); 2) для изобретателей - полную и вечную собственность на их идеи. Я прошу только одного закона, говорит Jobard *(233), и этот закон можно вотировать в 5 минут времени: "собственность на произведения ума (de gйnie) уравнивается с собственностью земельною","закон карает смертью контрафактора". Собственность эта облагается прогрессивной ежегодной пошлиной *(234); пошлина эта будет давать до 100 милл. франков в год в одной Бельгии. И все это скудоумие запечатлено поразительным послесловием *(235); "Avis de l'auteur. Les lecteurs qui ne seront pas d'accord avec nous aprиs une premiиre lecture, sont priйs de recommencer".

Насколько велик был шум, созданный неутомимым Jobard'ом вокруг его "идеи", можно судить уже из того, что в 1850 г. ему даже было предложено от бельгийского правительства выработать проект нового закона о патентах. Практически это привело только к напечатанию большой пустословной брошюры, но отзвуки теории "вечной промышленной собственности" долетели и до Германии, и под их влиянием всколыхнулось мирно до тех пор покоившееся море немецких интерессентов. Квазиофициальная поддержка, оказанная в Бельгии новому принципу, доказала необходимость начать с ним энергичную борьбу.

_ 37. Единичные голоса за облигаторные патенты раздаются в Германии еще в 40-х гг. *(236). Уже Ammermьller пишет (1846): "Чрезвычайно жаль, что в большинстве немецких государств столь важный институт, как патенты, находится в совершенной зависимости от изменчивого благоусмотрения министров". Но решительный шаг был сделан только в 1850 г., когда берлинское политехническое общество выработало и представило прусскому правительству проект нового закона о патентах. Первая статья этого проекта гласила: "Каждому изобретателю принадлежит право получить защиту в форме патента...", а мотивы прибавляли: "Ныне действующий закон не соответствует интересам промышленности, так как он изображает выдачу патентов в виде особого акта милости (Gnadenact), к тому же - на практике - очень нечасто случающегося".

В виде ответа на этот проект прусское министерство торговли разослало всем заинтересованным лицам и учреждениям длинную промеморию с просьбой о сообщении мотивированных заключений. Но для того, чтобы ввести изложение содержания этой промемории в общий ход моего исторического очерка, не нарушая единства употребляемой мною терминологии, мне опять придется "перелицевать" эту записку, выясняя не то, что в ней сказано, а то, что в ней надо читать. И для того, чтобы совершить такое "перелицевание", мне необходимо сделать небольшое отступление.

Промемория 8 июля 1853 г. *(237) трактует о совсем, по-видимому, постороннем и не относящемся к анализируемой мной контроверзе вопросе: о том, следует ли выдавать патенты по системе явочной (Anmelde- verfahren) или по системе предварительного рассмотрения (Vorprilfiings- verfahren). Произошло такое превращение контроверзы по вполне очевидной причине: политехническое общество требовало перехода от факультативных привилегий к облигаторным патентам; чиновникам прусского министерства такое требование показалось малопонятным юридическим ухищрением; со свойственной людям практики прозорливостью, они, очевидно, стали искать, к чему это тонкоумное нововведение приведет в жизни; и тогда они тотчас обнаружили, что ст. 2 того же проекта гласила: "Обсуждение новизны и своеобразности изобретения предоставляется самому изобретателю, который, однако, должен ответствовать по эвентуальным искам об уничтожении выданного патента". Сделав это открытие, прусские чиновники решили со свойственной людям практики прямолинейностью, что в параграфе 2 "liegt der Hund begraben", и что остальные ухищрения представляют только позолоту для горькой пилюли. Проект требовал: 1) чтобы всякий изобретатель имел право получить патент и 2) чтобы патенты выдавались министерством без всяких ограничений, сколько ни поступит о том просьб. Нужно было быть очень тонким юристом, чтобы понять, что, несмотря на эти два пункта, проект еще н е предрешал вопроса о легкости или трудности получения защиты и о большем или меньшем количестве патентов, которые будут давать (действительную) защиту *(238) "Я не считаю нужным вдаваться в подробное обяснение этой оговорки. Впрочем, я отсылаю тех, кому она покажется неясною, к кн II, главе 3.". Прусские чиновники не оказались тонкими юристами и заподозрили купцов просто в желании получать побольше патентов. Поэтому они соединили воедино вопрос об облигаторной конструкции с вопросом о системе предварительного рассмотрения; вернее: за вторым вопросом они не рассмотрели достаточно ясно первого; вопрос материальный у них совершенно растворился в формальном вопросе о порядке делопроизводства.

Ввиду всего изложенного я считаю себя вправе читать в польской промемории не то, что в ней написано. Теоретически вопрос о порядке делопроизводства, конечно, не имеет никакого отношения к вопросу о конструктивной основе: облигаторная конструкция вполне мыслима при явочном порядке выдачи патентов (напр., французский закон 1844 г.). Практически же следует признать, что прусские чиновники написали трактат о двух конструкциях в форме рассуждения о двух порядках делопроизводства. Ошибочно было бы выдавать привилегии, говорит промемория, всякому изобретателю. "За последнее время правительство было озабочено уничтожением - даже в ущерб доходам казны - промышленных монополий; поэтому было бы непоследовательным создавать такой новый закон, в котором выдача монополии на изобретения была бы облегчена путем уничтожения права правительства отказывать в выдаче патента в тех случаях, когда не имеется налицо особо важных соображений, подкрепляющих права изобретателя" *(239). Как бы неясна ни была форма промемории, но сущность ее очевидна. Необходимо-де ограничить число выдаваемых привилегий; а для достижения этой цели надо сохранить прежний закон, согласно которому правительство не обязано выдавать патент всякому, имеющему на то право, а факультативно может выдавать патент, если имеются особо важные соображения.

Промемория 1853 г. и была, таким образом, первым официальным актом, свидетельствовавшим о наличности борьбы двух направлений.

_ 38. В ответ на польскую промеморию поступило 47 мотивированных заявлений от торговых палат и различных заинтересованных ученых обществ. Из этих ответов свыше 75% высказались за полную отмену всяких патентов. Жребий был брошен: своим требованием облигаторных патентов сторонники защиты разбудили дремавшую бурю; все интерессенты, дотоле терпеливо сносившие королевские привилегии, воспользовались удобным случаем и, как один человек, поднялись против изобретателей, доказывая, что не только не нужно издавать общий облигаторный закон, но что вообще следует уничтожить и факультативные монополии. Жребий был брошен: обеим сторонам надлежало вступить в открытый бой и бороться за свои убеждения, интересы вплоть до полного уничтожения одного из противников.

Начата была частная агитация, которая скоро привела к целому ряду знаменательных манифестаций *(240). Сторонники патентов сгруппировались вокруг "Союза немецких инженеров"; противники имели главную опору в "Союзе немецких политико-экономов (Volkswirthe)". Между двумя союзами начинается любопытная борьба. В сентябре 1861 г. инженеры вотировали на своем общем съезде пожелание, чтобы "возможно скорее был издан хороший патентный закон", и назначили комиссию, которой поручено было выработать основные принципы. В следующем году, на съезде в Эйзенахе, докладчик Dr. Grashof подробно изложил о ходе работ комиссии *); предложения его были приняты, а патенты были единогласно признаны "полезными и необходимыми". Чтобы не ограничиваться платоническими пожеланиями, союз постановил на съезде 1863 г. (в Брауншвейге): откомандировать двух своих членов на конгресс политико-экономов с поручением вызвать генеральное сражение *(241). Такое произошло 14 сентября 1863 г. в Дрездене *(242) и окончилось полнейшим поражением защитников патентного права. Выслушав доклад Prince-Smith 'a *(243), члены конгресса квотировали значительным большинством голосов следующую резолюцию: "Принимая в соображение, что патенты не содействуют развитию изобретений, но, наоборот, затрудняют их появление на свет,- что они мешают быстрому распространению полезных изобретений,- что самим изобретателям они приносят больше вреда, чем пользы, представляя весьма обманчивую форму вознаграждения,- конгресс и т. д. постановляет: патенты на изобретения представляют вредный институт".

Я не буду излагать в подробностях все перипетии намеченной борьбы *(244), укажу только, что чем ближе мы подвигаемся к концу 60-х гг., тем все больше и больше начинают терять под ногами почву защитники патентов. В 1865 г. один из университетов считал уже возможным объявить конкурс на тему, изложенную в такого рода "внушительной" форме: "Необходимы ли доныне привилегии на изобретения (с юридической, технологической, политико-экономической и социальной точек зрения?)".

Не буду подробно излагать и те аргументы, которыми боролись стороны. Научного значения эти аргументы ныне иметь не могут. Совершенно безразлично, что думали Вцhmert, Prince-Smith и Miсhaeis о патентах и по каким соображениям они считали их вредными. Историка права интересует только причинная связь: вопрос - почему они так думали. А на этот вопрос, кажется, дан достаточный ответ в предшествовавшем изложении.

Отмечу, однако, сущность этих аргументов, поскольку изложение их может бросить лишний луч света на вопросы каузальности. Аргументы эти распадаются на три главные группы.

1-я группа. Патенты должны быть отменены как совершенно устарелое наследие средних веков. "Патенты - это сгнивший плод на дереве нашей культуры; их час пробил; они должны свалиться" *(245). Та же идея у Michaelis'a *(246): "Человеческие установления имеют свои сроки жизни; как и для людей для них, наконец, наступает старость, когда вместо розовых щек вырисовывается faciиs Hippocratica... В этот момент прежняя мудрость впадает в младенчество, и институты полезные становятся притеснительными и вредными" *(247). "Der Patentzwang muss, aпs anachronistisches Ueberbleibsel aus der Zunftzeit, gebrochen werden" *(248). Предшествующее изложение освобождает меня от необходимости разъяснять, что аргументы этой группы являлись совершенно не идущими к делу. Их авторы упускали из виду сущность той контроверзы, в которую они вмешивались: речь шла не об отжившем каком-то установлении, а, наоборот, о создании нового, не известного дотоле в Германии института облигаторных патентов.

2-я группа. Патенты противоречат началу свободы торговли. "Вся проблема есть не что иное, как часть манчестерской контроверзы, т. е. вопроса о том, должна ли быть предоставлена каждому человеку совершенно неограниченная возможность соперничества с конкурентами?" *(249). В 1856 г. профессор Akersdyck категорически высказал в докладе своем, представленном Ассоциации для развития социальных наук, ту мысль, что уничтожение патентов должно быть естественным и непременным следствием распространения фритредерских идей *(250). И я опять-таки не стану останавливаться на изложении тех аргументов, которыми защитники патентов боролись против этой второй группы соображений *(251). Предшествующее изложение дает достаточно материала для того, чтобы я мог - не боясь упрека в голословности - сказать: фритредерские аргументы не могли повлиять на исход спора, ибо он касался вопроса, лежащего гораздо глубже, чем проходящие тенденции экономической политики; предметом контроверзы был принципиальный вопрос о вознаграждении за труд ("должна ли быть гарантирована защита потрудившемуся изобретателю?"); а этот вопрос мог и должен был быть решен независимо от судеб манчестерцев, ибо он имел чисто юридическую подкладку.

3-я группа. Аргументы, прямо идущие к цели, т. е. доказывающие, что у изобретателя нет права на защиту, нет (по тогдашней терминологии) права собственности на его изобретение. Лучше всего скомбинированы этого рода аргументы в докладе Prince-Smith'a "Ueber die Patente ftir Erfmdungen" *(252). Я позволю себе не воспроизводить и не опровергать даже и этих аргументов. И сделаю я так по следующим соображениям. Контроверза сводилась, в наипростейшей своей форме, к следующему спору: считало ли тогдашнее немецкое правовоззрение несправедливым или нет лишение изобретателя прав на защиту? А такой вопрос никакой диалектикой разрешен быть не может *(253): для того чтобы ответить на него, надо вслушаться в биение общественного пульса и угадать, что думает народ. Prince-Smith утверждает: всякая собственность охраняется постольку, поскольку она является gemeinntttzig; собственность на изобретения не была бы gemeinndtzig; следовательно, ее не стоит защищать. И если всмотреться в эти его утверждения, то окажется, что вторая посылка не может быть доказана никакими экономо-статистическими данными. Дело не в том, поощрит ли охрана этой собственности развитие промышленности или не поощрит, увеличит ли число делаемых изобретений или нет. Дело заключается единственно и исключительно в том, будет или не будет отказом в защите оскорблен тот могучий и драгоценно-чуткий фактор общественной жизни, который называется: народное правосознание.

_ 39. В самом конце шестидесятых годов дело защитников патентного права казалось совершенно проигранным. Ученые аргументы политико-экономов оказали свое действие: правительственные сферы начали склоняться в пользу отмены всякой защиты изобретательского права, будь то факультативной или облигаторной.

10 декабря 1868 г. Бисмарк внес в союзный совет Северо- Германского союза предложение исполнить постановление ст. 4 _ 5 конституции ("патенты на изобретения регулируются союзным законодательством") посредством издания закона о полном упразднении всяких привилегий *(254). "Вместо того, чтобы сызнова начинать неуспешные попытки исправления законов о патентах, предпочтительнее было бы совсем отменить таковые на всей территории союза".

Шестью месяцами позднее, 15 июля 1869 г., голландское правительство издало закон, которым впредь отменялась выдача патентов *(255).

Триумф антипатентного движения, по-видимому, был полным... "Спор велся уже достаточно долгое время,- возглашал один из победителей *(256),все аргументы исчерпаны; всякое дальнейшее обсуждение было бы излишним, настало время действовать и решать; патенты должны быть повсеместно уничтожены".

Но если перевернуть еще одну страницу в книге истории патентного права, то окажется, что указанный триумф оказался совершенно эфемерным. В августе 1873 г. созван был в Вене международный конгресс, посвященный патентному праву, и на первом же заседании оказалось, что противники защиты принуждены были выставлять себя как редкостных "weisse Raben" *(257); а после 1873 г. все противники защиты и вовсе как-то испарились. Семьдесят четвертый, пятый и шестой годы представляют в Германии эпоху усердной работы над выработкой новых принципов; ни одного антипатентного голоса в эту эпоху больше не раздается, и заканчивается она совершенно спокойно изданием имперского Закона 1877 г.

Чем же объяснить такую радикально-внезапную переделку всей картины? Я думаю, что указанный перелом служит прекрасной иллюстрацией той бесплодности, которой отмечены все словопрения и аргументирования, оторванные от жизни. В то время как политико-экономы с ученым видом возвещали о противоречии между институтом патентов и правоверной "теорией", в то время как они старались измыслить, повлечет ли отмена патентов увеличение количества фабричных секретов и станут ли выселяться изобретатели в заграничные земли,- в это время, под шум доктринальных контроверз, зрела и распространялась в народе новая идея. И в тот момент, когда ученые мужи уже трубили о своей победе, вдруг встал перед ними, в спокойном величии, тот фактор, с которым они позабыли считаться: общественное мнение. И ученым доктринерам осталось одно: стушеваться *(258).

_ 40. С внешней стороны ход дальнейших событий может быть изображен следующим образом *(259).

В середине 1869 г. вышло в свет обширное сочинение R. Klostermann'a, Die Patentgesetzgebung aller Lвnder, Berlin; эта работа, основанная на подробном изучении иностранных законов, произвела несомненное влияние на общественное мнение, так как публика убедилась, что сторонники патентной системы требовали защиты, не имеющей ничего необычного и существующей в большинстве цивилизованных государств. Число петиций о необходимости издать новый и общий для всей Германии патентный закон стало увеличиваться (1869) *(260), Aelteste der Berliner Kaufinannschaft). В мае 1872 г. один из депутатов, купец Wappenhaus, внес в рейхстаг предложение, гласившее: "Рейхсканцлер приглашается выработать возможно скорее общегерманский патентный закон". Во время последовавших оживленных дебатов *(261) против патентов высказался один только депутат, Prince-Smith. Предложение Wappenhaus'a было принято, но Союзный совет признал вопрос еще недостаточно созревшим в общественном мнении и не подлежащим немедленному разрешению. Тогда сторонники патентной защиты принялись за энергичную агитацию. Союз инженеров уже ранее составил проект закона *(262) и назначил премию за лучшее сочинение о пользе патентного права. Шесть из представленных работ были признаны достойными напечатания; они были изданы в виде особого сборника *(263). В мае 1874 г. была создана особая могущественная организация, которая, под названием Patentschutzverein'a, должна была вести пропаганду; председателем ее был W. Siemens. Через год Патентный союз выработал подробный проект закона *(264). В 1876 г. проект этот был издан в переработанном виде.

Наконец, в августе 1876 г. и правительство решилось взяться серьезно за дело. Для выяснения вопроса была созвана комиссия из 26 специалистов (Wirth, Klostermann, Siemens и т. д.), которым предложено было дать мотивированные ответы на 21 вопрос по разным отделам патентного права *(265). Принципиальный тезис о желательности защиты был принят всеми голосами против одного. На основании материалов, доставленных этой комиссией, в ноябре того же года был выработан первый официальный проект, а 6 февраля 1877 г. - окончательный официальньй проект *(266). Первое обсуждение этого проекта в рейхстаге было 2 марта 1877 г., а окончательно принят он был 5 мая того же года *(267). Так закончилась почти двадцатилетняя борьба за издание общего закона, гарантирующего право изобретателя *(268). Закон 1877 г., несмотря на все трудности, с которыми было сопряжено его издание, оказался удачным; составителей его не смутили ни споры об экономическом значении патентов, ни невыясненность теоретической конструкции, ни отсутствие ясно сознанного в то время отграничения от смежных областей: руководствуясь прекрасными частными подготовительными работами, они создали стройный институт, до сих пор служащий образцом для иностранных законодателей. В первоначальном своем виде Закон 1877 г. действовал четырнадцать лет *(269).

Ввиду выяснившихся недостатков (главным образом редакционных) закона 1877 г. *(270)., в ноябре 1886 г. была произведена вторая анкета *(271), причем для дачи объяснений было приглашено 33 человека (Sffive, Siemens, Hoyer, Held и т. д.). На основании результатов этого совещания было составлено два последовательных проекта *(272), из которых второй был принят и сделался законом 7 апреля 1891 г. *(273). Отличия этой новеллы от основного закона будут мною в соответствующих местах специально указаны. Здесь ограничусь замечанием, что они касались главным образом постановлений о делопроизводстве, о 5-летнем преклюзивном сроке для исков об уничтожении патентов, о дополнительных патентах на усовершенствования и, наконец, о столетнем сроке для опубликования в печатных изданиях.

Закон 7 апреля 1891 г. действует в Германии и поныне.

Дата добавления: 2015-09-27 | Просмотры: 651 | Нарушение авторских прав