АкушерствоАнатомияАнестезиологияВакцинопрофилактикаВалеологияВетеринарияГигиенаЗаболеванияИммунологияКардиологияНеврологияНефрологияОнкологияОториноларингологияОфтальмологияПаразитологияПедиатрияПервая помощьПсихиатрияПульмонологияРеанимацияРевматологияСтоматологияТерапияТоксикологияТравматологияУрологияФармакологияФармацевтикаФизиотерапияФтизиатрияХирургияЭндокринологияЭпидемиология

Терапия творческим самовыражением как естественно-научная терапия духовной культурой

Терапия духовной культурой несет в себе как основной — креативный психотерапевтический механизм (креативность — «творческость»; creātio (лат.) — творение, созидание, порождение). Творчество есть выполнение любого доброго (не разрушительного) дела по-своему, сообразно своей неповторимой индивидуальности, личности. Из душевной сумятицы поднимаемся, благодаря этому «по-своему», благодаря оживлению индивидуальности в творчестве, поднимаемся к творческому вдохновению. Творческое вдохновение есть высшее (и в то же время целебное) светлое состояние духа, в котором мы, особенно ясно, как никогда, понимаем себя, свой смысл, многих других людей, свой мир, любим этот мир, любим близких нам людей, домашних животных, созвучное нам художественное и научное творчество, вообще чувствуем-понимаем себя вместе с природой и культурой, духовно очищаемся от всего наносного, знаем, что нам не близко, что чуждо, а что для нас есть главнейшее, — и, кажется, многое теперь можем. Это, конечно же, лишь общие черты вдохновения: вдохновение, как и мироощущение, у каждого свое, согласное с особенной природой души каждого из нас.

Творческому вдохновению сродни катарсис в его тоже разнообразном классическом понимании: религиозном, идеалистическом (Пифагор, Сократ, Платон) и одухотворенно-материалистическом (Аристотель). См. весьма содержательную, размышляюще-одухотворенную работу о катарсисе Валерия Борисовича Гурвича (2004б).

Даже одна дружелюбно-диагностическая клиническая беседа с дефензивным пациентом может помочь ему почувствовать себя собою, вдохновенным собою, поскольку, часто невольно, незаметно поясняет-подсказывает ему то особенное и важное в нем, о чем он не знал или не мог это выразить, то есть способствует творческому оживлению, вдохновению личности. В известном выражении «Счастье — это когда тебя понимают» счастье, в сущности, и есть творческое вдохновение, возникшее по причине того, что тебе, поняв тебя, помогли быть собою, помогли почувствовать себя. Вообще «быть собою» оказывается в тягостной дефензивности-тревожности весьма серьезным лекарством.

Основные психотерапевтические подходы, составляющие содержание терапии духовной культурой — это экзистенциально-гуманистическая психотерапия, психологическая (психологически-ориентированная) терапия искусством и творчеством (арт-терапия, психологически-ориентированные библиотерапия, музыкотерапия и т. д.), религиозная психотерапия и, наконец, клиническая, естественно-научная, терапия творчеством. Клиническая терапия творчеством отличается от перечисленных выше подходов своим клиниицизмом, то есть тем, что идет не от психологических концепций, не от духа, а от клинической картины, характера, от природы. ТТС, в сущности, и есть современная клиническая (в подлинном, гиппократовском, смысле), естественно-научная, терапия творчеством (о терапии духовной культурой см. — Бурно М.Е., 2000а, с. 643-650).

В каждом характере, в любой хронической клинической картине таится глубинная защитно-приспособительная готовность к преодолению различных душевных жизненных трудностей, готовность к целебным для твоей души занятиям. Психотерапевт (в том числе и с помощью ТТС) способствует этой готовности, пробуждая в душе пациента разнообразные творческие способности.

ТТС — одухотворенный клиницизм в психотерапии, целебная творческая жизнь дефензивных людей сообразно природе своей души. Прежде всего это дефензивы с природной предрасположенностью к естественно-научному мироощущению. У них и нет другой им помогающей терапии духовной культурой (в отличие от аутистов, идеалистов). Именно такая жизнь, жизнь неповторимо по-своему с более или менее ясным пониманием-осознанием (что значит это «по-своему»), оживляет, «распрямляет» «скомканную» в переживании своей неполноценности, напряженную аморфной неопределенностью индивидуальность-душу. Но для того, чтобы жить по своей природе, знать-осознавать природу своей души, характера, надобно эту природу изучать в сравнении с природой (характерами) других людей. Практически ТТС в своем полном виде и есть всегда более или менее подробное изучение людьми с переживанием своей неполноценности (дефензивностью)[71] своей природы. Своего природного характера, других характеров — для сравнения себя с другими людьми, для познания людей, человеческих отношений. Познание своих хронических душевных расстройств — навязчивостей, депрессии, деперсонализации и т. д., познание основ естествознания (животные, растения, минералы, экология), своей телесной природы (в том числе хронической соматической патологии), основ психотерапии[72]. Все это происходит в камерной обстановке, в разнообразном творческом самовыражении. Это поиск своих душевных особенностей в каких-то созданных тобою творческих произведениях, в общении по-своему с природой, искусством, литературой, наукой; это сравнение своего характера, картины своего душевного расстройства с подобными характерами, душевными расстройствами известных творцов. Постепенно приходим к ободряющей, просветляющей пациентов правде жизни, состоящей в том, что великие творческие произведения созданы людьми с более или менее страдающей душой, созданы не для развлечения, а чтобы существенно себе помочь. Не только великое творчество, но и всякое серьезное, глубокое творчество — всегда лечение в высоком смысле. А творчество — это быть собою (даже в тяжелом страдании). Вангоговским, мунковским, но собою. Приходим к тому, что мы разные природой своей и важно понимать не похожих на тебя людей и принимать их, если они не безнравственны. Важно видеть слабости и ценности друг друга, силу слабости дефензивного человека. Человек нужен людям какими-то своими ценностями, которые учимся искать. Для каждого свое по природе его. В этом смысле ТТС в некотором роде «теория относительности» в психотерапии. Для множества людей неимоверно трудно понять-прочувствовать это «для каждого свое», все так и хочется, чтобы другой человек относился ко всему на свете так, как ты сам относишься, чувствуя свою правду единственной.

В ТТС нет искусствоведческих оценок. Мы размышляем лишь о том, как характер, душевное (особенно хроническое) расстройство дают себя знать в творчестве.

Цель ТТС — в процессе этой психотерапевтической работы почувствовать и осознать себя неповторимым собою, обрести свое, сообразное своей природе творческое вдохновение, свою неповторимую вдохновенно-творческую жизненную дорогу, свой смысл жизни. Познание себя, подробное чувство-ощущение себя, своей неповторимой индивидуальности порождает оживление, свет (свечение) индивидуальности (творческое вдохновение). Этот свет отвечает на вопрос о смысле жизни, о том, зачем и как жить. Таким образом, постигая общее (известные характеры, известные душевные расстройства, типы телосложения и т. д.), пробираемся творчески, опираясь на эти общие ориентиры, дабы не заблудиться, к своей неповторимости, уникальности (полифонической, психастенической, шизоидной и т. д.), к своему, также неповторимому, творческому вдохновению, в котором живут Любовь и Смысл. Да, это мое, например, характерологически-астеническое, но неповторимо-астеническое, свое астеническое богатство. Тревожная грусть об уходящем, жалостливость к страдающим, несчастным людям, животным, растениям, любовь к близким, к природе и все остальное мое одухотворенно-астеническое живет в моем творчестве. Все это практически есть свое место (порою — ниша) в жизни, свое светлое мироощущение, своя общественная полезность, своя душевная жизненная опора — и в молодости, и в старости, и перед смертью.

Ванда (41^ж, 1ж) вот так пишет в своем очерке о том, как сложилось у нее все в душе в процессе ТТС.

«Мне представилась моя душа в виде сада, окруженного высокой стеной. Только форма этого сада непроста. Есть места, где стена проходит недалеко от центра — значит, какие-то способности невелики; есть места вытянутые, уходящие далеко от центра — это области, в которых я сильна. Даже высота стены везде разная: есть места в стене, где я могу общаться с внешним миром, и есть абсолютно закрытые, глухие и высокие, непробиваемые участки. Так есть ли смысл сражаться с собственными стенами? Я пришла к выводу, что нет. Тогда оставалось заботиться о том, как будет выглядеть сад внутри. Близкие мне писатели и художники поселились в этом саду. Они гуляют по нескошенной траве среди дикорастущих российских деревьев в одном уголке сада. Переходят по горбатому деревянному мостику и попадают в японскую хижину. Там стоят икебана и бонсай, висит фонарь из рисовой бумаги, а в углу у окна кто-то черной тушью пишет хокку и рисует свитки. В другом уголке сада — постоянная ночь, ясная и звездная. Звезд так много, что небо почти белое. В саду множество самых разных животных, и они не в клетках, большинство из них неприручено. В саду нет дома, но есть некоторая точка-центр, от нее, как лучи, расходятся тропинки.

Так устроена моя душа, барьеры мне не мешают, и если со стороны кажется, что я одинока, то внутри мне есть с кем общаться. И как приятно бывает найти и поселить в саду нового, недавно открытого для себя писателя или художника. Территория сада также еще не изучена до конца. Есть уголки, в которые я добралась недавно, а есть и такие, в которых еще не была, они скрыты туманом. Это не застывшая, забетонированная система. Это нечто очень живое, но, тем не менее, защищенное.

Построить такой сад, населить его и защитить я смогла только благодаря занятиям в группе ТТС. До этого я представляла из себя серое, аморфное и постоянно подавляемое существо. Я не стала борцом, но научилась сопротивляться (стены моего сада). У меня нет друзей, но я не страдаю от одиночества. У меня нет своей квартиры, но есть сад, которого нет ни у одного человека на Земле».

Итак, характер — есть общее, повторимое, посох, помогающий в пути, а светящаяся личность неповторима, уникальна. Характер схема, скелет, но по-настоящему понятен он только через живое, полнокровное, неповторимое в душе человека. Потому и описание характеров не может быть схематическим.

Для того чтобы яснее понять-прочувствовать свой характер (свое общее с людьми с таким же характером), мы предлагаем не только изучать хотя бы элементы характерологии, но и творить (писать, рисовать и т. д.) в том духе, как это делал, делает любимый, созвучный творец. В сущности, это есть подражание близкому тебе творцу, но через это благотворное подражание в поисках неповторимого себя проходят очень многие творцы — и не только в своей молодости. Нередко именно так (через подражание) преподаватели помогают учащимся обрести свою творческую силу — в тех учебных заведениях, где учат творчеству. Музыковед-психолог Геннадий Моисеевич Цыпин (1988) рассказывает о «подражании как методе творческой работы»следующее. «Учась, всегда копируют — больше или меньше, осознавая это или нет; тем более копируют, учась самостоятельно. Тут дают о себе знать рефлексы, самой природой заложенные в человеке, срабатывают психологические механизмы, всегда структурирующие процесс учебы по принципу подражания. Ребенок берет пример со старших; менее искусные в различных видах деятельности — с более искусных; адепт с Мастер. <...> Морис Равель, тонкий и мудрый мастер, советовал композиторской молодежи брать классические "модели" и копировать их. Если Вам нечего сказать, пояснял Равель, лучшего занятия все равно не придумать. Если же есть что сказать, Ваша индивидуальность так или иначе проявится в Вашей бессознательной неточности... Бессознательная неточность — в этом суть дела» (с. 163-164).

Сам до сих пор с наслаждением четкими буквами переписываю на плотные листы бумаги (готовясь к лекциям или в дневник и даже пиша эту книгу) созвучные моей душе места из научных и художественных произведений других авторов. При этом поначалу бывает чувство, будто сам думаю, чувствую и написал бы в точности то, что переписываю, но уже вскоре понимаю: нет, я бы почувствовал, подумал, написал все же по-другому — вот так...

Главное в ТТС — поиск. Но не поиск вообще. Вадим Семенович Ротенберг (1982) утверждает: «Творчество, с нашей точки зрения, одна из наиболее естественных форм реализации потребности в поиске». При этом творчество понимается как «оптимальная форма поисковой активности», как «созидание ради созидания» — независимо от того, помогает это или не помогает человеку, душе созидающего, творящего. Таким образом, поисковая активность у человека, в отличие от таковой у животных, «проявляется в своем "чистом" виде, подобно «прагматически неоправданному риску» (с. 56). Для меня же творчество — если и не лечение, то все равно какая-то помощь неспокойной душе. Главное в творчестве, в ТТС — это поиск себя, особенностей своей душевной природы, — для того чтобы целительно жить согласно своей природе, «по себе» (как говорят у нас). В соответствии с условиями работы, умственными особенностями тех, кому помогаем, возможно отталкиваться здесь, к примеру, даже от гиппократовских темпераментов (характеров), от характеров героев народных сказок (характер Волка, характер Лисы — не уходя в подробности характерологии). И т. п. Можно вообще не говорить о характерах (об этом скажу ниже), но должна чувствоваться в наших занятиях особенная природная основа особенной души. Наконец, в естественно-научной ТТС с существенной пользой для себя и других работают и люди с идеалистическим мироощущением (пациенты, «клиенты» и психотерапевты). Однако они, как правило, серьезно интересуются характерологическим разнообразием людей и чувствуют высокую важность телесных особенностей, их обоюдную связь с особенностями душевными. Впрочем, это последнее свойственно и православию — при том, что духовное (личностное) для любого христианина, конечно же, стоит непостижимо «над» душевным (характерологическим) и телесным (соматическим).

Таким образом, ТТС не есть терапия творчеством (Creative Therapy) в широком (в том числе психоаналитическом) смысле (Бурно М.Е., 1999а, с. 41-55)[73]. На Западе немало видел глин и красок, кистей и т. п. в психиатрических больницах, немало видел творческих произведений пациентов в больничном саду и палатах, в специальных художественных мастерских. Но это не было ТТС. Это было свободное творческое самовыражение, часто без совместных обсуждений (во всяком случае естественно-научных, клинических) с врачом или психологом, творчество для так называемой «проработки конфликтов» пациентами. Не так трудно предложить пациентам «отвлекаться» от своих переживаний или «увлекаться» рисованием, писанием рассказов и т. п. ТТС же помогает так психотерапевтически организовать творческие занятия, чтобы они помогли жить, исходя из своей природы, а не из концепций.

В творческом вдохновении (и только в это время) самый тяжелый больной, я убежден, совершенно здоров душевно, духовно. При том, что само творчество, творческий процесс для меня — проясняющее лечение тягостной болезненной неопределенности, душевной каши. Всякое подлинно творческое произведение (то есть творение-созидание) есть, по своей сути произведение, несущее в себе общественную полезность, добро — в противовес безнравственному, разрушительному самовыражению зла. И подлинно творческое произведение в этом смысле есть для меня также здоровье, своеобразие души, созидание, не патология. Будь то наполненная глубинно-теплым, синтонно-грустным, духовно-солнечным светом картина Рембрандта, будь то картина душевнобольного Врубеля, будь то стремящийся к добру технически беспомощный рисунок ребенка, ценный пока лишь для его родителей.

Так же, как в ТТС движемся от характера к личностной неповторимости, так, в сущности, и любой клиницист через общее (клиническая картина с ее симптомами, синдромами, почвой, на которой все это произрастает, в том числе с личностной почвой) движется к частному, неповторимому индивидуальному проявлению патологии. В ТТС наши пациенты невольно становятся (в посильной мере, конечно) психотерапевтами-клиницистами для себя и других (Бурно М.Е., 2000а, с. 243-254). Некоторым нашим пациентам для этого мы даже разрешали участвовать в наших клинико-психотерапевтических разборах других пациентов и изучали весьма благотворное психотерапевтическое влияние на них этого участия (см.: Капустин А.А. в «Практическом руководстве по Терапии творческим самовыражением», 2003, с. 356-360). (Подробности ТТС см. в книгах и статьях: Бурно М.Е., 1989-2008; в «Практически руководстве по Терапии творческим самовыражением» (2003).) Здесь же еще раз отмечу-подчеркну, что психологическая (в широком смысле) терапия творчеством, не проникнувшаяся клиницизмом, клиническим, естественно-научным мироощущением, идет своею дорогою. Не от природы, а от духа, от разнообразных изначально психологических теоретических ориентаций (как бы сотканных аутистически из чистого духа, ниспосылаемых свыше), мимо природы, не изучая природу душевных особенностей и расстройств, не сопрягая клинически с картиной душевного переживания свои психотерапевтические воздействия или сопрягая эти воздействия со своим чисто психологическим (не клиническим) пониманием страдания. Если психологическая психотерапия помогает многим здоровым людям с душевными «проблемами», трудностями, то клиническая (в т. ч. клиническая терапия творчеством) прежде всего насущна для истинных патологических страдальцев, стремящихся трезво, естественно-научно постичь свое душевное расстройство, стремящихся узнать, что случилось с «моей природой», узнать точный клинический диагноз и реальный путь к спасению, выздоровлению, облегчению. В тяжелой беде (душевной или телесной) все мы, особенно в тревожно-реалистической России, больше или меньше становимся трезвыми клиницистами.

Однако и методы психологически-идеалистической психотерапии способны порою серьезно помогать больному, глубоко страдающему человеку, если они отвечают его клинической природе. Страдальцы с идеалистической душой, такие как, например, Кьеркегор, вынуждены были творить из своей души прежде всего для себя самих целительные философско-психологические системы. Ими наполнена мировая психологическая личностная (нетехническая) психотерапия. Многие люди усиленно изучают идеалистическую философию, психологию в университетах, институтах или домашним образом, — потому что в широком смысле лечатся таким изучением, «образованием», предрасположенные к этому своей аутистически-идеалистической природой[74]. Поэтому они так легко и вдохновенно постигают глубинные сложности этих учений, концепций, что бывает весьма затруднительно для реалистов-материалистов с их «здравым смыслом».

Иногда психологи и в клинико-материалистических психотерапевтических подходах чувствуют-видят что-то идеалистически-психологически важное для себя, о чем не подозревали клиницисты, авторы этих подходов, методов. Так, Фрейд обнаружил в клиническом гипнотическом лечении свой психоаналитический смысл обоюдного влюбленного тяготения друг к другу гипнотизирующего и загипнотизированного без интимной близости в обычном ее понимании. Томский экзистенциальный психолог Олег Валерьевич Лукьянов в работе «Растерянность — экзистенциальный опыт в образовании» (2003), рассказывая о том, что «тело преображает идеи в вещи, ситуацию в экзистенциальное решение, экзистенциальное решение в ситуацию», одухотворенно сообщает, что ему «приходилось наблюдать и переживать такие превращения» в ТТС, участвуя в одной из моих групп в Сибири. Лукьянов пишет: «Терапевтическим событием для меня было переживание того, как идеи, возникающие при восприятии произведения искусства, предмета, текста, выражения, высказывающегося человека, преображали меня самого, делали меня реальным телесно, фактически, конституционально. При этом я погружался в сон произведения искусства, уникального человеческого восприятия и отношения, богатой действительности внутри телесности. Мы встречаем множество поводов практиковать такого рода превращения там, где "зона власти воли или сознания завершается", опираясь на "безличные функции — органы чувств, язык". Т. е. объективная действительность есть, даже если она воплощается в "частях субъекта" — в органах чувств, языке, образах, знаниях, но жизненность зависит от момента бытия между сферами, между сферой сна и сферой воли. Но между сферами лежит граница, а не отдельная сфера, значит, и бытие человека в этой сфере — это бытие на границе, то есть неопределенно» (с. 35-36). Это тонкое, глубинное переживание-размышление Олега Валерьевича в процессе ТТС для меня, конечно, и неожиданно, и дорого.

Независимо от меня, благодаря психологам и педагогам, особенно сибирским (Новокузнецк, Омск, Тюмень, Сургут) и украинским (Одесса), обнаружилось, что ТТС способна серьезно помогать и здоровым взрослым, детям, подросткам с переживанием своей неполноценности, способствовать их благотворному общественно полезному развитию в творческом самовыражении (занятия в институте, в школе, в детском саду). Новокузнецкий Институт повышения квалификации Министерства образования РФ (кафедра психологии) опубликовал «дополнительную профессиональную образовательную программу "Терапия творческим самовыражением"» (автор-составитель Е.С. Манюкова) — «для психологов, педагогов, социальных работников, логопедов и др. специалистов» (Манюкова Е.С, 2003). В Новокузнецке же прошла первая «Научно-практическая конференция: "Терапия творческим самовыражением и практическая психология" (15 мая 2003 г.)». Наконец, недавно Новокузнецкий институт повышения квалификации выпустил еще четыре программы по преподаванию ТТС психологам и преподавателям («Применение метода Терапии творческим самовыражением в работе психолога», 2006). ТТС для душевно здоровых людей с дефензивными свойствами является частью психопрофилактики, психогигиены или психологии, но не теоретической психологии, а естественнонаучной, «медицинской психологии» в кречмеровском классическом понимании (Кречмер Э., 1927; Лакосина Н.Д., Сергеев И.И., Панкова О.Ф., 2003).

В Одессе уже более десяти лет ТТС вообще используется в практике школьного воспитания, и в том числе как способ воспитания экологической культуры (Воробейчик Я.Н., Иващук Ю.Д., Иващук И.Ю., Конрад-Малов-Вологин О.Г., Метелкина Т.Ю., Поклитар Е.А., Терлецкий А.Р., Унанов Т.А., Бурчо Л.И. (2004), Гурло А.Ю., Иващук И.Ю., Лупол А.В., Пономарева И.Б., Унанов Т.А. (2003), Поклитар Е.А. (2003, 2004), Ян В.И., Воробейчик Я.Н., Конрад-Вологина Т.Е., Поклитар Е.А., Унанов Т.А., Ян-Веселовацкая Я.В. (2003). Говорят в Одессе даже о «гуманитарно-культурологическом уклоне» ТТС (Штеренгерц А.Е., Поклитар Е.А., Ян В.И., Бурчо Л.И., Иващук Ю.Д., Кофман Л.В., Носач А.А., Цвигуненко И.Е. (2002); «Избранные труды Одесской школы Терапии творческим самовыражением» (2007). То есть, по сути дела, речь идет о том, что ТТС способна существовать, развиваться в культуре как особое мироощущение-мировоззрение. Если это так, то важно отграничить ТТС, с одной стороны, от эстетики и, с другой, — от эвристики. Эстетика изучает наиболее общие закономерности творческого переживания человеком прекрасного в жизни (в том числе в природе, искусстве). Эвристика изучает наиболее общие закономерности творческого мышления. ТТС, в отличие от эстетики и эвристики, изучает (прежде всего с лечебной целью) особенности разнообразного творчества, обусловленные конкретными природными особенностями души. ТТС проникает в природные особенности творческого характерологического, патологического переживания (неповторимо синтонного, неповторимо аутистического, неповторимо полифонического и т. д.), отправляясь от них. Эти природные особенности души звучат и в письме родственнику, и в собственном творческом вдохновении, и в определенном, свойственном тебе, мироощущении, и в своей неповторимой общественнополезной жизненной дороге. ТТС в таком широком понимании возможно называть характерологической креатологией (Бурно М.Е., 2007б).

Здесь же уместно пояснить отличие ТТС (характерологической креатологии) от искусствознания. Искусствознание — это прежде всего теория искусств, история искусств и художественной критики. Искусствознание рассматривает художественную культуру, произведения искусства (в широком смысле, включая сюда и литературные произведения), исходя из определенной картины общественной жизни в данное историческое время, исходя из различных школ живописи и школ других искусств, вообще исходя из культурной жизни страны (обычаев, воспитания, образования и т. п. в этой конкретной стране). ТТС (характерологическая креатология) рассматривает произведения искусства, исходя из практически вековечных особенностей природы характера творцов, исходя из практически вековечных определенных душевных (чаще хронических) расстройств. Именно это позволяет нам переживать, понимать произведения искусства всех времен (в том числе искусство Древнего мира и первобытных пещер) без достаточно серьезного знакомства с искусствознанием. Таким образом, ТТС (характерологическая креатология) выводит на первый план именно то, как обнаруживают себя в произведении искусства природные душевные особенности его автора. И это также, думается, правомерный (не теоретический, но естественнонаучный) подход в исследовании культуры, то есть в исследовании всего того, что созидают люди, в отличие от природы (береза, синица — природа, а ложка, песня — культура). Наконец, ТТС не ограничивается опорой на искусство. Это и творческое изучение (тоже исходя из особенностей души автора) научных произведений, и создание творческих научных произведений, и творческое общение с природой, стариной, сегодняшними людьми и т. д. Своей характерологичностью, естественно-научностью отличается ТТС (характерологическая креатология), изучающая также этнические (присущие данному народу) особенности характера, быта, культуры, и от истинной теоретической этнографии (этнологии).

Философию характерологической креатологии, думается, точнее назвать все же естественно-научным материализмом Дарвина, Э. Кречмера, Ганнушкина, нежели диалектическим материализмом, поскольку в ней, в этой философии, нет оголтелой марксистской уверенности в своей единственной, абсолютной, правоте.

ТТС не техника, не массовая психотерапия (часть сегодняшней массовой культуры). Сибирские психологи (из Новокузнецка) Татьяна Юрьевна Шихова и Лариса Александровна Селиванова по этому поводу пишут мне следующее в письме (май, 2004 г.) о своем пока еще небольшом опыте работы с группой творческого самовыражения для психологов детских садов, школ, центров.

«Если раньше встречалось настороженное отношение к методу, так как было мало информации и метод воспринимался в большей степени как техника, то сейчас, по нашим наблюдениям, можно сказать, что у участниц группы (женская группа. — М. Б.) поменялись цели: от стремления к овладению методом как техникой, схематичному овладению характерологическими знаниями — к активному проживанию, самораскрытию, самопознанию, пониманию и принятию индивидуальности других людей, к поиску своего творческого пути. <...> Сначала нам казалось, что в группе в основном реалисты — говорили на занятиях про реалистическое мироощущение, о непонимании и непринятии идеалистов. Был случай, когда на занятии <...> при рассматривании картины Кандинского у одной девушки закружилась голова, как она сказала, "от непринятия". На первом этапе мы установили правило об эколо-гичности высказываний по отношению к разным характерам, так как сначала то, что казалось чуждым или непонятным, подвергалось обличению. Постепенно эмоции научились выражать помягче, но сначала... Торчаков (герой рассказа Чехова «Казак». — М. Б.) оказался для наших женщин "не орел", "кисель". Психастеничность определяли как "слабость, неспособность к действию, вызывающую жалость, уход от ответственности". Когда же через несколько занятий, включая занятие "Чехов и Бунин", участницы высказывали свое мнение о характера Дымова (из "Попрыгуньи" Чехова. — М. Б.), Вы не представляете, сколько симпатии он вызвал — говорили о его силе, глубине, ответственности. Потом показалось, что мы вообще не понимаем характерологию, возник страх, что наших знаний для ведения группы недостаточно. На занятиях о реалистах мы слышали созвучие и понимание этих характеров. В то же время на занятиях <...> "Вересковый мед" (Стивенсон. — М. Б.), "Одиночество" (Тютчев, Брюсов) некоторые участники, понимая аутистическую природу тем не менее считали единственно верным свое, реалистическое, начало. Особенно сильное сопротивление в этом смысле чувствовалось на занятии "Хокку": участницы резко говорили о своем несозвучии с аутистическим мироощущением. На удивление понимающей свою природу оказалась девушка с психастеническим характером: уже на втором занятии она почувствовала созвучие с дефензивным Торчаковым. Переломными были занятия "Воспоминания детства" (рассказ и рисунок). Раскрылось, что в группе собрались одухотворенные, сложные, интересные личности. У некоторых участниц проявилась реалистоподобная аутистичность и полифоничность в рассказах и рисунках. Удивительной была встреча с творчеством, похожим на творчество Ван Гога и Михаила Булгакова. <...> Радует то, что у участниц группы благотворно изменилось отношение к себе, к инаковости других, которая не принималась иногда очень резко. Участницы говорили, что занятия изменили взгляд на свое детство, что и не думали о переживаниях детей как о ценности, которая важна и во взрослом состоянии. Некоторые говорили об изменении отношения к своим детям, членам семьи. Последние занятия подвели к разговору о понимании единства силы и слабости характера».

ТТС в своем лечебном преломлении предназначена прежде всего для пациентов, как уже не раз подчеркивал, с более или менее тягостным переживанием своей неполноценности (дефензивностью). В психиатрии это в основном разнообразные эндогенно-процессуальные пациенты с хроническими тревожно-депрессивными расстройствами и тяжелые психопаты с дефензивностью (психастеники, астеники, дефензивные шизоиды, циклоиды и т. д.)

Уместно здесь будет сказать, напомнить и о том, что подробное познание характеров, личностной почвы (на которой вырастают разнообразные психопатологические расстройства) — есть дело прежде всего клиницистов (психиатров, клинических психотерапевтов), вообще людей естественнонаучного склада, чувствующих по-земному природу характеров во всем ее конституциональном разнообразии, в ее более или менее стойких особенностях телесных (особенностях типов телосложения), которым так или иначе соответствуют особенности душевные (особенности характеров). Клиницист-материалист обычно чувствует здесь именно телесную основу-изначальность, что сообщает характеру в представлении этого специалиста известную сложную стойкость. Специалистам же идеалистического склада, не чувствующим телесную изначальность, свойственно размышление о том, что характер в человеке постоянно движется, меняется по обстоятельствам жизни, а потому характеров как стойких образований вроде бы и нет (так утверждают многие психологи). То есть нет более или менее стойкого общего, а есть только абсолютно неповторимое частное[75]. П.Б. Ганнушкин (1964) писал по этому поводу в работе «Психиатрия, ее задачи, объем, преподавание» (1924), что «единственно имеющие научную базу трактаты о типах психики, о характерах принадлежат именно психиатрам». «Такие психиатры, — продолжает Ганнушкин, — как Крепелин, Юнг (Jung), Кречмер, у нас Лазурский, являются, конечно, лучшими знатоками человеческой души, подчеркиваю, не только больной, но и здоровой, чем любой психолог любого ранга и любой школы» (с. 42). Мне думается, что к этим психологам возможно отнести и психиатров, но с психологическим (идеалистическим) складом души. Они нередко способны весьма тонко, свободно и целебно для себя входить в дифференциально-диагностические остропсихотические психопатологические сложности, в психологические и философские, психоаналитические дебри-конструкции, недоступные специалистам с естественно-научным, материалистическим, складом ума, но не в живую естественно-научную характерологию[76], не в практическое, земное человековедение. Здесь они бывают довольно наивны, нередко попадают впросак. Это относится даже к таким великим врачам-идеалистам, как Ясперс и Фрейд. Эрих Фромм (2002) в классической работе о Фрейде как человеке весьма убедительно рассказывает о том, как Фрейд, в сущности, понимал только себя. Рассказывает, например, о том, что непонимание основоположником психоанализа женщин "не следует выводить из одних лишь теорий Фрейда". Однажды Фрейд «с поразительной откровенностью заметил в разговоре: "Величайший вопрос, на который нет ответа и на который сам я не в силах ответить, несмотря на 30 лет исследования женской души, таков: чего хочет баба? (Was will das Weib)"» (c.38).

Достаточно известен, например, и в нашей повседневной психотерапевтической жизни характерный тип семейного психотерапевта — аутистической дамы-психолога, незамужней, уже после нескольких браков.

ТТС в своих внелечебных формах возможна и в младших классах школы, и даже в детском саду (см. в «Практическом руководстве по Терапии творческим самовыражением» (2003): Журова Е.С., с. 561-565; Протасова Л.Д., с. 549-553; Романенко Е.В., с. 501-503). Дошкольники и младшие школьники, понятно, не изучают, не могут изучать классическую характерологию. Что же здесь отличает ТТС от терапии творчеством в широком смысле? Где начинается ТТС? Там, где мы, например, спрашиваем ребенка: как бы это нарисовал Медвежонок Винни-Пух и как бы нарисовал то же самое Ослик Иа-Иа? Как бы они каждый по-своему произнесли одну и ту же фразу? Как бы каждый по-своему повернулись? И т. д. То есть ТТС начинается там, где в творчестве видится природа характера, природно-особенное, какими бы названиями эта природа не обозначалась. «Да, — говорит мальчик своему товарищу, — ты нарисовал лягушку такой веселой, как нарисовал бы ее Медвежонок. Значит, и жить будешь веселее меня, как Винни-Пух, а я — буду жить, как грустный Ослик Иа-Иа».

Дети обычно не входят (не способны погружаться) в изучение подробностей, тонкостей характера, даже если и читают с интересом о характерах. Это здесь и не нужно, как и во многих дефензивных сложных субпсихотических случаях, случаях душевной болезни с личностным дефектом (шизофренического, эпилептического, органического генеза), в занятиях ТТС с пожилыми людьми, стариками. Довольно уловить в своем характере, в своей душе нечто тургеневское, лермонтовское, пушкинское и т. д. Важнее всего всегда сам поиск своих и иных душевных особенностей. Уже на дороге к правде характера крепче становится земля под ногами.

Старшие школьники нередко входят в ТТС, в характерологию уже с отважным современным (в том числе и научно-техническим) интересом (Грушко Н.В., 2003 а, б). Так, Валентин Гусев и Юрий Придорожный (11-й класс, Омск) в 2003 г. на школьной секции XLI Международной студенческой научной конференции в Новосибирске сообщили о созданном ими под научным руководством психологов (Пономарева М.М., Грушко Н.В., Сурков В.Н.) «варианте диагностических методик» для «психологического сопровождения эксперимента по апробации психокоррекционного варианта метода Терапии творческим самовыражением». В этой компьютерной программе «Диагностика типа мировоззрения» «пользователю предлагается несколько раз сделать выбор одной из двух предложенных картин, наиболее понравившихся. В результате выдается характеристика типа мировоззрения. Программы написаны в оболочке Delphi 6.0». Я бы поправил слово «понравившихся» на «созвучных». И извинил бы сегодняшнюю молодость за присущую ей техническую отвагу в изучении одухотворенности мировоззрения. Одновременно восхищаюсь этой отвагой.

Вработе с начинающими существенно умственно снижаться органическими пациентами (например, с больными церебральным атеросклерозом, с начальными явлениями мозгового атрофического процесса, когда еще более или менее сохранена тревожная критика к своему снижению, как это бывает при болезни Альцгеймера), в работе с тяжело ослабленными метастатическими пациентами в хосписе, в паллиативном онкологическом отделении, с эндогенно-процессуальными психотиками на выходе из психоза, видимо, довольно (для хотя бы крошечного улучшения, просветления, посильного возвращения к себе из душевной пустоты или отделения своего истинного «Я» от туманного-психотического) довольно и одного только поиска себя (даже слабого) во всем, окружающем тебя. Это происходит с сочувственной просьбой психотерапевта пациенту выбрать в сравнении что-то свое, что по душе, выбрать то, что созвучно душе в отличие от другого. Делается это, например, при рассматривании (хотя бы на картинках) в сравнении самых скромных растений, что растут рядом с нами, при рассматривании разных деревьев за окном, картин художников в альбомах, на открытках (см.: Бурно М.Е., 2000а, с. 273-274, 286-287), комнатных цветов в горшках, полевых цветов в букете, вышиваний, при прослушивании, тоже в сравнении, музыкальных произведений композиторов с разными характерами. И т. д. То, что мне созвучно, близко, есть немного я сам, то есть в этом созвучии чувствую себя более собою, потому что это уже есть какое-то свечение индивидуальности в процессе сравнивания (хотя бы вялого), какая-то кроха творческого вдохновения.

Онколог-психотерапевт Татьяна Витальевна Орлова, применяющая подобным образом элементы ТТС в помощи своим метастатическим ослабленным пациентам в паллиативном онкологическом отделении больницы (им и жить-то осталось несколько недель-месяцев), рассказывала мне следующее. Случалось, что женщины, вся жизнь которых была механической, напрягающей душу работой (в том числе домашней, хозяйственной) и тревожной заботой о детях, муже, говорили ей с просветленностью во взоре, что только теперь благодаря этим занятиям почувствовали настоящую душевную, духовную жизнь, только теперь и живут.

Оживление души в общении с созвучным ей происходит и с человеком, не знакомым с ТТС, или с человеком, который еще не вошел в ТТС в серьезное изучение характеров, своей душевной природы, а то и не имеет к этому охоты. Но и здесь этот человек стихийно помогает себе в духе ТТС, поскольку явно и непосредственно отправляется в творчестве прежде всего от природы своего характера, души, от своих природных особенностей, а не от каких-либо психологических, религиозных ориентаций, систем (изначально духовных в своей основе). Наконец, даже человек, опытный в ТТС, особенно синтонный, романтический, может в общении с природой и искусством как бы «забыть» характеры, вроде бы и не опираться на них. «Как бы» и «вроде бы» — говорят здесь о моем предположении, что представление о природных характерах (хотя бы в своих элементах) здесь все же, как правило, подспудно присутствует, способствует опыту-интуиции. Без этого, видимо, не было бы такой отчетливой самопомощи. Вот как описывает свой опыт подобной душевной работы Аталия Семеновна Беленькая (2005), педагог и писательница, подробно знакомая с ТТС, изучающая с интересом характеры, в очерке «Рисунок собственной души». Аталия Семеновна, кстати, считает себя благодарной ТТС за все, что есть в этом очерке.

«У меня часто бывает: если в жизни что-то идет не так, особенно если пришли большие печали, а иногда и просто по настроению — открою тот или иной художественный альбом, смотрю, изучаю, наслаждаюсь... И незаметно настроение выправляется <...>. Если это узнаешь, обретешь удивительное средство помощи себе, полноценнее ощутишь жизнь, человеческие отношения и многое другое. <...> Наверное, это похоже на то, как любое животное, зверь, птица инстинктивно отыскивает в безмерном природном богатстве конкретные травы и цветы, которые могут помочь ему в болезни. <...> Интуитивно ищем нечто подобное себе, потому понятное и помогающее жить, дающее, может быть, совершенно особое удовольствие и счастье понимания. Смотришь на близкие тебе картины, и возникает удивительное ощущение: ты будто пришел домой; тебя здесь любят и принимают; ты здесь абсолютно свой человек. Тебя не стараются изменить-перелицевать, заставить ощущать жизнь иначе, не свойственным тебе образом. <...>...в трудные минуты жизни душа особенно сильно цепляется за то, что ей ближе, органичнее; здесь видит свой берег, помощь себе. Созвучие поддерживает. Придает твоему состоянию, даже всей жизни особый смысл. Помогает оставаться и быть собой» (с. 55). Да, порою довольно и просто вот такого созвучия, чтобы осветилась душа.

Подробнее об опыте самопомощи творческим общением с искусством, литературой, природой — см. в книгах А.С. Беленькой (2003, 2004, 2008).

Таким образом с этого простого поиска созвучия можно начинать работу в ТТС, но в трудных случаях можно этим ограничиться.

Нередко бывало, что ТТС становилась для человека, продумавшего и прочувствовавшего ее, душевным, духовным опытом, особым мироощущением, во всяком случае на долгие годы (Балахнина Н.А., 2005; Бейлин С.И., 2005; Прокуда Е.А., 2005).

О том, при каких расстройствах применяется в наше время у нас и в других странах ТТС, как работают в ТТС психологи, педагоги и другие гуманитарии, возможно узнать из помещенного ниже неполного обновленного (до марта 2007 г. включительно) фрагмента справки о ТТС (в первом варианте справка была опубликована — Бурно М.Е., 2004а).

Дата добавления: 2016-06-05 | Просмотры: 585 | Нарушение авторских прав